Текст книги "Первый Долг Родине"

Автор книги: Юрий Трофимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– С какого хрена я возьму всё на себя? Нафиг мне это надо? Ничего подобного я делать не буду.

– Да погоди ты. Я тебе заплачу 10000 тысяч, а если откажешься, тебе писец.

– Сколько говоришь, 10000 тысяч? Гм. Я согласен.

– Вот и хорошо. Теперь ставь на место всё, что я накрутил, а утром скажешь, что это ты вскрыл кунг, чтобы погреться. Понял?

– Хорошо. Договорились.

Заручившись получением куша, счастливчик стал прикручивать комплектующие релейки обратно. Но к несчастью дежурный по автопарку, обеспокоенный отсутствием доклада дневальных, отправился на их поиски. Ну и, конечно застал одного из них копошившегося в кунге "релейки". А тот, поняв, что любые его "сказки" о том, что замёрз и решил согреться, увенчаются провалом, так как поставить на место всё оборудование он не успел. Поэтому единственное, что пришло в голову – это сказать полуправду. А утром на разводе до личного состава полка довели информацию о произошедшем чрезвычайном происшествии.

– Сегодня ночью в суточном наряде по автопарку рядовой ... совершил кражу комплектующих релейной радиостанции. Свой поступок он объяснил тем, что хотел украсть оборудование и продать, но передумал. В связи с этим все увольнительные в город на выходных отменяются. Вместо этого назначаются дополнительные тренажи по строевой подготовке, бег в ОЗК и так далее и тому подобное.

Все были в недоумении и злобно собрались наказать "залётчика". Мои же сомнения были рассеяны, когда "залётчик" рассказал мне и только мне о ночном происшествии. Из-за этого случая на демобилизацию он пошёл самый последний, но зато при деньгах.

...Тем временем, подскакивая на кочках и ухабах, Урал вёз нас на встречу новой беде. Сквозь небольшое окно кунга виднелись деревянные постройки, меняясь периодически на кирпичные пятиэтажки. Названия населённых пунктов давали представления о местности.

Маленькая девочка папе:

– Пап, а пап, покажи, как слоники бегают

– Да ну отстань!

– Ну, пап.

– Говорю же, отстань!

– Ну, пап.

– Ладно. Рота, газы!

ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ

Прибытие.

Урал остановился у кафе-бара "Капкан". В этом небольшом помещении обычно отдыхали, заливаясь пивом и водкой, некоторые офицеры нашей части. Сюда за сигаретами бегали озадаченные "слоны" и "духи". А то и сами старослужащие не спеша, заходили отовариться. Пиво, правда, срочникам не продавали. За этим драгоценным напитком приходилось топать за пределы военного городка.

Приехали. Прозвучала команда строиться. Над дорогой состоящей из железобетонных плит заплывших слоем грязи нависали деревья. Через пятьдесят метров один за другим стояли несколько одноэтажных, серых построек похожих на фермы. Это и были казармы полка связи, полка ВВС, штабы полков и узел связи. По другую сторону дороги находились вещевой склад и санчасть, вокруг которой летом произрастала дикорастущая конопля. Минуя бойлерную, по узкой асфальтированной дорожке мы проследовали к одному из этих зданий, обогнув его с правой стороны. Вдоль прилегающих строений и окружающих их дорожек расположились вековые деревья и вечно зелёные карликовые пихточки. Вход в казарму с двух сторон под углом 45 градусов закрывали мешки с песком, а справа на стене виднелась табличка красного цвета с названием и номером полка. На весёлую трель звонка вышел дневальный и, увидев "старлея" и "прапора" отдал воинское приветствие и подал команду: "Дежурный по роте на выход". Выстроившись напротив дежурной части, мы ждали своей участи. По команде дневального появился старшина кавказской национальности, а вслед за ним вышли старослужащие, злорадствуя нашему прибытию. Нарушителей вывели из строя и куда-то увели. Это были первые залётчики побывавшие на ближайшей "губе" (гауптвахте). Остальные после некоторой суеты и проверки количества прибывшего личного состава отбились, так как команда "отбой" прозвучала до нашего приезда.

Казарма несколько отличалась от Ковровской. Следуя по тёмным помещениям, взгляд с любопытством и тревогой скользил повсюду, сравнивая обстановку с предыдущим казённым помещением. При входе так же стоял дневальный, но без телефонов на тумбочке, как это было в учебке. Напротив него, располагалась дежурная часть полка и проход во внутрь казармы. Да, да весь этот отдельный полк связи умещался в одном одноэтажном здании. С права от него находился туалет, сушилка и комната для хранения и чистки обуви. Вот оно новшество. Здесь военнослужащие, приходя в казарму, обязаны были снимать сапоги и надевать тапочки, которые вечно пропадали или рвались. На тапочки белой краской наносили номера кроватей. Бывало так, что после отбоя старшина в хмельном угаре поднимал весь полк срочников (офицеры, прапорщики и контрактники размещались в военном городке) и сверял номера на тапочках. У кого не совпадали с номером кровати, проводил кулаком удар в грудь, а то и несколько и записывал в книгу залётчиков. Потом на них сваливались наказания в виде, каких либо тяжёлых работ, нарядов, выкапывание ямы либо кросс в ОЗК (общий защитный комплект, состоящий из резины) в противогазе. После такой пробежки пот течёт ручьём в буквальном смысле этого слова. Хорошее средство для похудания. Получше всяких там "Герболайфов"!

Дальше по взлётке слева находился кабинет командира батальона, напротив него комната досуга, где стоял телевизор, аудио магнитофон, столы, стулья стеллаж для книг, журналов и газет. Далее находились два спальных пролёта со спортивным уголком с левой стороны в первом из них. И в конце казармы разместились каптёрка, бытовая комната, два кабинета командиров роты и не работающий учебный класс связистов, находившийся в запущенном состоянии. На одном из трёх столбов спального пролёта слева и права были закреплены керосинные лампы, а на остальных искусственные цветы. Пол казармы выполнен из линолеума. По мимо климатических условий, этим обусловливается необходимость применения тапочек. Ведь от сапогов на линолеуме появляется множество чёрных черкашей, которые дневальные, матерясь, отскребают лезвиями. Не все естественно следуют установленному правилу и ходят по взлётке в сапогах, непременно пачкая её подошвой.

На следующий день всех Федуловских танкистов отправили дальше, оставив в полку связистов и автобатовских водителей. Уже в тот же вечер из отведённых нам прикроватных тумбочек пропали некоторые личные вещи: гуталин, туалетная вода, а после и фотоальбомы, зубные пасты, зубные щётки, мыло, конверты и другое. Сразу же чувствовалось давление со стороны старослужащих срочников, офицеров и прапорщиков полка. Все перечисленные не любили москвичей, а так же нагружали "слонов", то есть нас, по полной программе. Тех, кто прослужил пол года, с самого начала службы в этой части так не грузили. Им отводилось почётная роль объяснять нам скрытую специфику службы. Считалось, что те, кто учился в учебке, службы не видели, а наоборот расслаблялись и филонили. Теперь в обязанности "слонов" входило убирать за старослужащих мусор, мыть полы и выполнять за них установленные руководством полка задачи. То есть должны делать все виды работ и расстилать и заправлять кровати "дедам" и "дембелям", которых в казарме было большинство. Кроме этого за каждым "дембелем" закрепляли несколько "слонов", которые должны были исполнять любые его прихоти: найти деньги, приносить подписанную сигарету во время "стодневки" (сто дней до приказа), забирать в столовой масло со словами: "разрешите доложить, сколько дедушке служить", кому-то даже подшивали ночью подворотничок. После отбоя "слоны" рассказывали на ночь "дедам" сказку:

Сказка.

Спи дедок. Спокойной ночи.

Дембель стал на день короче

Пусть присниться тебе сон

Баба с пышною...

Море водки, пиво таз

Вовки Путина приказ

Об увольнении в запас....

В конце сказки необходимо точно сказать, сколько осталось дней до приказа и до увольнения в запас.

Так же у нас отбирали, а кто не отдавал, – воровали шапки, латунные бляхи, портянки, сапоги, обложки военных билетов и прочее. К нашим с Лёхой персонам уделялось больше негативного внимания, чем к остальным, так как большинство питало заочную ненависть к москвичам, а тут ещё и упёртость ощутили в ответ на неуставные задачи. Мне постоянно попадало, когда я не желал расправлять кровать прикреплённому к нашей группе "дембелю" дагестанцу в то время, когда все остальные находились в нарядах. Ночью "слонов" поднимали и заставляли убирать казарму, мыть туалет, кого-то били, от меня требовали играть на гитаре, что меня в принципе часто выручало. Наличие синяков объяснялось личной невнимательностью и неуклюжестью, например: "словил дверной косяк, упал". Правда, стукачи сделали своё дело, и поэтому наказывался весь полк, а пострадавшие заступали в наряды на вторые сутки. Замполиты роты и полка ежедневно уверяли, что дедовщины в нашем подразделении нет, пытались проводить профилактические мероприятия, направленные на недопущение неуставных правил взаимоотношений между военнослужащими и контролем появления у личного состава синяков и ссадин. Для этого на каждого военнослужащего заводилась карточка-вкладыш представляющая собой следующее:

Карточка – вкладыш

Учёта телесных осмотров

Воинское звание _________________________________

Ф. _____________________________________________

И. _____________________________________________

О. _____________________________________________

Подразделение __________________________________

________________________________________________

подпись в графе 3 карточки – вкладыша ставит медицинский работник, проводивший осмотр.

Дата Результат Подпись

Осмотра Осмотра

1

2

3

Но все усилия были тщетны. Можно бить, не оставляя синяков. Это никому не секрет. В полку собралось настоящее отребье, некоторые, с помощью службы в ВС РФ, избегали тюрьмы, у кого-то родители алкоголики, для кого-то просто было развлечение. В столовой успевали поесть только старослужащие. "Слоны" же только успевали присесть за стол, как сержанты подавали команду: "радиоцентр, закончить приём пищи". Приходилось заканчивать и недоеденные остатки пищи нести на мойку. На вечерних прогулках старослужащие заставляли "духов" и "слонов", которые были в небольшом количестве, петь строевую песню и маршировать строевым шагом за весь полк. Это была ежедневная процедура. Пока таким образом мы топтали плац, оглашая окрестности надрывающими голосами, старослужащие покуривали, забрасывая плац окурками, которые на следующее утро перед разводом нам же приходилось убирать. Тех, кто плохо маршировал или пел не достаточно громко песню, заставляли отжиматься или били, по возможности не оставляя синяков. То же самое и на зарядке, которую делали опять же "слоны" и "духи". Вся остальная служба заключалась в уборке мусора на территории полка, военного городка и гражданской части города, который солдаты окрестили как "Зерногрязь" за круглогодичное обилие грязи вокруг. Поэтому перед казармой стояла ёмкость с водой для отмывания сапог. Они то должны быть всегда чистыми. Но это невозможно!

Элитой полка являлся взвод МТО (материально-технического обеспечения) выделяющийся из всего этого гадюшника своей условной независимостью. Командир взвода поставил службу так, что все его военнослужащие были при деле. Они постоянно ремонтировали военную технику в связи, с чем жили своей жизнью, редко отвлекаясь на неразумные задачи, поставленные перед полком. Чем не элитное подразделение? Сколько не боролся командир батальона с этой "независимостью", взвод МТО благодаря своему командиру оставался самим собой. Именно поэтому срочники давно уволенные в запас не забывают их и ежегодно радуют телефонными поздравлениями, а то и лично посещают места былой службы.

С новым гадом!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Празднование нового года.

Так в постоянно нависающей меланхолии своим чередом продолжалась военная служба. Зиму то и дело лихорадило, не успевали выпасть снег, а морозы скрыть грязь, как снова всё таяло, обрушивая на окрестности, уйму грязи, слякоти и воды. Отвратительные серые пейзажи заполняли и без того унылую службу. Но время шло, приближался новогодний праздник, сменяя старый 1998 год на новый 1999 который не предвещает ничего хорошего. Грязь так и не замёрзла, снова потеплело, и эта серо-чёрная мерзость поглотила собой все дороги. В результате ставшие за восемь месяцев дряблыми, сапоги, часто приходилось мыть, от чего те становились ещё хуже. Замполит пытался создать праздничное настроение военнослужащим, но это было ему не под силу. Надо отдать должное старому майору благодаря нему я хоть как-то оживал, играя на праздниках на гитаре. Но это ещё было впереди. На новый год я не попал в наряд о чем, конечно же, жалел. Там бы хоть уединился, не видя эти враждебные лица, спокойно наблюдая звёздное небо, если бы конечно кто-нибудь из старослужащих не озадачил бы поиском подарка к празднику среди ночи. Настроение было паршивое, я замкнулся в себе и не хотел мириться со всем происходящим. Даже Лёха пытаясь подбодрить, не мог расшевелить меня. Да и он был не в восторге от всего происходящего. Зато по телефону, под присмотром дежурного по полку мы вяло успокаивали родных, каким то чудом звонивших в расположение полка. Мол, всё нормально, беспокоиться не о чем, здесь курорт посреди зимы. При общении с Алексеем я пытался скривить улыбку, но она получалось неестественной. В отличие от меня Лёха держался немного увереннее. Он относился к этому всему попроще. Я же принимал всё близко к сердцу. Глядя на эти лица, я приходил в бешенство, и от безысходности становилось ещё хуже. Этот праздник мне напоминал бал у сатаны. Благо замполит контролировал ситуацию, пожертвовав семьёй, следил за порядком в подразделении, неся празднично-суточный наряд. Именно поэтому старослужащие не напились самогонки.

Вечером 31 декабря 1998 года в казарме был банкет. Варёная сгущёнка, печенье, чай украшали накрытый армейский общий стол. Праздничный концерт поп музыки по телевизору и отбой позже на час. Ужас, переводя взгляд с телевизора на сослуживцев и обратно, я проклинал старый новый год, а вместе с ним и новый год. В казарме стоял гул от играющей музыки общающихся между собой солдат и шныряющих взад вперёд "слонов" озадаченных старослужащими на подарки. Они же восседая возле телевизора на лучших местах, раскинувшись на стульях как в кресле, использовали молодёжь вместо пульта для переключения программ, пиная их ногами и обзывая тормозами в моменты отсутствия замполита. Я же молча сидел на своём месте и с ненавистью наблюдал за радостно улыбающимися сослуживцами, фотографирующимися на дряхлую "мыльницу". Фотовспышка временно слепила им глаза, а я молил о божьей каре, что бы та снизошла на них с небес. Но он почему-то медлил. Так есть же бог на белом свете, о котором так много написано и построено столько церквей и храмов? Хорошо, что меня в тот вечер особо никто не доставал, это было праздничным подарком. Дождавшись с нетерпением вечерней поверки не живым голосом отозвавшись на свою фамилию моё тело, поспешило к кровати с одним лишь желанием – проснуться дома. Праздник закончился, а сны понесли истерзанную душу по своим сказочным просторам прямо домой к свободной беззаботной жизни, красивым девушкам и музыке.

Пусть потешаются враги, смеются

И радуются мнимой им победе.

Пока им лучшее всё достаётся,

Но грянет гром, рождённый в гневе...

ГЛАВА ТРЕНАДЦАТАЯ

На гране срыва.

Зима вне дома то же была другая. Каждый день полк преодолевал несколько километров от казармы до автопарка, где проводился развод. В лица постоянно дул ледяной, сырой нескончаемый ветер. Промёрзшие ноги скользили солдатскими сапогами на всём протяжении пути. Сержант, возмущаясь и оскорбляя младший призыв, командовал идти в ногу, что было практически невозможно. Сапоги скользили по льду, причиняя боль мышцам от резких движений. На старослужащих срочников данная команда не распространялась. Сквозь узкие щели глаз проникал красный свет восходящего солнца, освещая военный аэродром, расположившийся в степи. Ветер продувал бушлаты неприятно пробираясь за шиворот вместе со снегом поднятым с промёрзшей, почти голой земли. После развода до обеда согреться было невозможно. Младший призыв трудился на улице. Боевыми задачами были: мытьё военной техники снаружи, уборка территории от мусора. Из старшего призыва срочники так же посылались на такого рода задания, но естественно никто из них не работал. Изменить данный порядок не возможно.

Ночью в нарядах, для того чтобы согреться, я падал на промёрзшую землю и отжимался, после чего прыгал и снова отжимался. Каждый наряд по автопарку старослужащие посылали "слонов" на пекарню за хлебом. Она находилась километрах в трёх за пределами автопарка, за железной дорогой. За двадцать минут необходимо было незаметно вернуться назад с хлебом и доложить дежурному об обстановке. При этом так же незаметно передать старослужащим хлеб отдыхающим в той же бытовке, где находиться дежурный по автопарку. Хорошо хоть согреешься и утолишь ненадолго голод, заныкав батон хлеба.

Однажды ночью, дождавшись пока дневальный домоет взлётку, я встал с твёрдым намереньем убить хотя бы одного из старослужащих. Так они меня достали вместе с шакалами обиженными, не то ли на свою судьбу, не то ли на что ещё, но считавшие своим долгом задолбать москвичей, что моя психика была на пределе. Для этого не гнушались ничем, закрывая глаза на издевательства старослужащих. В свете красного дежурного света, преодолев незамечено взлетку, подошёл к спортивному уголку. Что же мне взять для того, что бы наверняка завалить хотя бы одного из этих ублюдков? Ага, вот подходящая гантелька весом пять килограмм. Ей то точно голову проломлю с одного удара, а там глядишь, ещё кого-нибудь успею. Глаза горели, лицо скривила страшная гримаса. Ещё один шаг и моя душа провалилась бы в пропасть лет на двадцать, а может быть и навсегда. Но в тот момент, когда казалось, ничто не удержит меня от опрометчивого поступка, я вдруг остановился. Перед глазами пролетела юность, всё хорошее, что связывало с домом и неизбежная мысль об удалении этого всего на неопределённый срок. И как заключение последствия ответственности за содеянное. Ведь эти ублюдки сразу окажутся невинными жертвами в руках злодея, подонка, то есть меня. Это ли достойный выход? Кому от этого станет лучше? Я вспомнил тёплые слова земляка Алексея, который в тот момент находился в наряде, Глобуса, курсантов Осипова, Калинникова, Трофимова – моего однофамильца, но фактически всё равно, что брата:

– Забей на этих уродов. Мы ещё попляшем на могилах недругов своих. Держись братан. Дембель неизбежен!

Так же вспомнил своего двоюродного брата, который мне роднее родного. Не ужели из-за этих гадов я его не увижу неизвестно сколько времени?

Я положил гантель на место и, оскалившись злой улыбкой, лёг обратно в кровать. Земля круглая, ещё поквитаемся! На душе немного полегчало. И снова солдатская бытность скорее уборщиков мусора, чем военнослужащих, продолжила свой ход. Но ничего всё это когда-нибудь кончиться. Утром в столовой повстречались с Алексеем. И когда, здороваясь, обнялись, обменявшись стандартными фразами:

– Ну, ты как, ночью в казарме кипиша не было?

– Да нормально Лёха, всё путём. Чуть не сделал непоправимого, но вроде остыл.

– да забей на них, скоро легче будет. Вот дембеля уволятся в запас, и у нас уже год будет за плечами. Черпаки, плотный! Скоро уже. Молодых пришлют, чуток расслабимся, даже "грейдер" (комбат) не сможет ничего поделать.

От его слов стало намного лучше.

Нас тяготят учения и взгляды

Копившиеся много лет

Они все рушатся пред нами

И в пропасть падают, теряя след...

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Учения.

Пришло время зимних учебных выездов. Это конечно громко сказано. Но всё по плану. Вечная нищета Российской армии отложила свой отпечаток. Все передвижения техники производились внутри автопарка и в 30-50 метрах от него, так, что без связи можно было перекрикиваться друг с другом. Часть станции выстроились в ряд на территории автопарка, а другая часть неподалёку за забором. Все запитались от внешних источников и начали свою работу. Своё умение работать на радиостанциях показывали старослужащие. Нам отводилась роль караульных, мёрзнувших круглосуточно снаружи вне аппаратных, и как всегда озадаченных на неуставные задачи. Поскольку караульный ни в коем случае не мог покинуть свой пост, смена караула происходила в поле на холоде. Сапоги меняли на валенки и тулуп прямо на посту, мотая портянки на ледяном, сквозящем ветру. Ну да ладно, пережили. Это лучше, чем уборка мусора и прислуживание шакалам (офицерам) да старослужащим. Стоишь себе на морозе и отжимаешься в снегу продуваемый всеми ветрами, вспоминая родимый дом и мечтая о грудастой дивчине, пиве и рок-н-ролле. А по небосклону на фоне звёзд плывёт луна. И время как будто замирает или замерзает, но упорно не торопиться бежать как на гражданке. Даже стихи посещают продутую голову. Романтика блин! Самое главное, в этот момент, выполняя боевую задачу, предоставлен сам себе и это время всё твоё. Нет ненавистных рож, они где-то там, в аппаратных, сидят в тепле и в тихую бухают.

Учения кончились, всё вернулось на круги своя. Приближалась весна, дембеля готовились покидать полк. В конце февраля навестила матушка, дав мне возможность надвое суток расслабиться и окунуться в гражданскую бытность города Новошахтинск у родственников. По этому поводу бабуля из-под полы достала самогон. Ел всё подряд и сладкое и солёное (сгущёнку, пиво, сметану, солёные огурцы). Это было супер! Хорошо по возвращении в полк никто не запалил перегара.

Пришла весна! Вот и весенние учебные выезды. В отличие от зимних, пришлось увязнуть в грязи оправдывая поговорку: "Кто е... в дождь и грязь? это доблестная связь!". За мной закрепили КШМ, назначили на должность начальника Р-142Н (КШМ). Поэтому я работал на своей радиостанции: развёртывал, свёртывал и качал связь с другими частями и ДКБР (дорожно-комендантскими бригадами) СКВО. Но нормально работать не давали старослужащие, пытаясь на что-нибудь озадачить. Мы Алексеем стали уже понаглее и отказывались выполнять неуставные требования. Мы же сержанты, младший командный состав! "Пошли они на х...", – поддерживал меня дружбан. Если чего, зови меня, дадим отпор ублюдкам! А "ублюдков" это сильно напрягало. Не хотели они мирится, с тем, что младший призыв будет командовать. Тем не менее, подходя к полевой кухне, вновь наблюдали, как старослужащие заставляют молодых мыть за них котелки. Благодаря этому в моей голове рождались новые стихотворения. Ознакомившись с моими произведениями, сослуживцы стали просить меня написать стихотворения на заказ по той или иной теме. Даже попросил один из нормальных офицеров (капитан Симонов), не обращавший негативного внимания на место моего рождения. В результате получилось стихотворение "капкан". Это не совсем то, что он просил, но я не машина. Ведь отразил же одну из граней военной службы как мог. Из тех стихотворений о любви в тот период были уже посвящённые тем, кого я никогда не видел, но представлял по рассказам сослуживцев. Они поясняли то, что чувствуют, а я уже переносил это на бумагу в стихотворной форме.

Вскоре старослужащие стали разъезжаться по домам, и мы стали средним звеном среди срочников – "черпаками". А тут и звание подоспело – младший сержант! Характер нарядов поменялся. Теперь я был дежурным по роте, управляющим службой дневальных, помощником дежурного по полку и по автопарку. Завёл сержантскую книжку, в которой отражались: список и личные данные подчинённых, права и обязанности командира отделения, порядок проведения утреннего осмотра, норма N 1 общевойскового пайка, обязанности дежурного по роте (ПУС), помощника по полку, по автопарку, а так же список и расход личного состава роты.

Стало легче, но и ответственности больше. Поди, проследи за всеми. А необходимо было знать место нахождения каждого срочника роты. Теперь либо при отсутствии сержантов, либо при наличии таковых я водил роту на приём пищи, в автопарк и другие места.

Незаметно как кончилась весна, и начались очередные учения. Это были лучшие учения за всё время службы, поскольку впервые я занимался делом почти без напрягов с чьей либо стороны. Даже замполит полка, наблюдая моё ожившее лицо, делал фотоснимки для стенгазеты. Тогда мы ещё не догадывались об августовском сюрпризе. А страсти по войне в Югославии поутихли. Наши братья славяне остались жертвой политической подоплёки, без помощи вооружения России. Зато США и НАТО погрели там руки, не желая видеть Российских миротворцев и МЧС рядом со своими войсками. Уж туда-то нашему полку не грозило попасть, хотя первая бомбёжка вызвала некоторое напряжение по боевой готовности командой, – "Рота подъём, боевая тревога!" – когда среди ночи нас подняли, выдали оружие и отправили в автопарк по машинам. Ну и что делать? задавали мы друг другу вопрос. Ведь половина техники не в рабочем состоянии. Бежав в полной амуниции по знакомому маршруту вдыхая холодный воздух мы елееле бежали, наблюдая спокойное, звёздное небо на фоне которого не верилось, что где-то идёт война и рвутся снаряды и бомбы. А ещё чувствовали огромное сомнение в том, что сможем чем-то помочь Югославии. Самое удивительное, что после этого ничего не изменилось. Место того чтобы приводить неисправную технику в боевую готовность, снова звучали нелепые приказы: собрать бумажки по всей территории, вырвать всю траву на территории полка, так же нами велось строительство складов. Вообщем не связь, а какой то Стройбат. Аукнулось это в августе 1999 года при начале второй чеченской компании, когда полк не в состоянии был поддерживать в полной боевой готовности минимум две КШМ. Ну, об этом читайте ниже. А пока служба продолжалась. Меня место занятия с КШМ поставили на выращивание овощей в автопарке. В очередной раз поглумились офицеры над москвичом. Земля была мёртвая, – сухая и глинистая. Что там может вырасти? Но ведь приказы не обсуждаются. Очередной тупизм! Ничего удивительного для армии.

Здравствуй зубик дорогой

Ты болел, и бог с тобой...

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Стоматолог.

Однажды летом в полку появилась странная автомашина с красным крестом на кунге. Казалось бы с чего это ей здесь взяться? По запаху, источающемуся из неё кроме как стоматологического кабинета, в голову ничего не приходило. На утреннем разводе командир полка довёл до офицеров, а те в свою очередь довели до нас, что в полк прибыл военный врач-стоматолог (майор) практиковаться по лечению и протезированию зубов. Посещение врача было запланировано по списку. И так, ничего не подозревающие военнослужащие, которые не были задействованы, где-либо, выстроились утром с тапочками у автомашины, переоборудованной под стоматологический кабинет. День был прекрасный, солнечный. Лишь несколько белокурых облаков распласталось по синему небу. Внезапно устоявшуюся тишину нарушил дикий вопль. А-а-а-а-а... доносилось из стоматологии. В отведенный рукав выпал окровавленный стоматологический инструмент, вата и что-то ещё. Стоявшие рядом срочники ждавшие свою очередь опешили. Ёкарный бабай, что это? Переглянувшись между собой, менее чем за 45 секунд они покинули своё местонахождение и растворились в автопарке, спрятавшись под бытовками, за складами и военной техникой. На месте остался лишь младший сержант – помощник военного врача стоматолога, прибывший вместе с ним. Закончив с первенцем, майор удивлённо посмотрел наружу. Куда же делись пациенты? После обеда прошаренные срочники записались в наряды, поменяв сослуживцев, а остальные в две руки вызывались на любые работы, дабы не попасть в цепкие лапы врача-садиста.

Слух о происшествии разлетелся по полку с неимоверной силой, захватив весь гарнизон. Некоторые офицеры желавшие подлечить зубы у новоиспечённого специалиста моментально отказались от этой идеи. А как же быть срочникам? У нас посещение врача-стоматолога добровольно-принудительное.

Спустя несколько дней, отчаявшись заполучить пациентов, майор заманил на адский стул своего помощника. Кончилось это плачевно. Врач "специалист" так подлечил солдатику зубы, что тот попал в реанимацию. Разведя руками, майор направился к командиру батальона и выпросил у него нового помощника. Ничего не подозревая я выстроил роту на разводе и ждал его окончания в предвкушении заняться обслуживанием закреплённой за мной Р-142Н. Но не тут то было. Этот "грейдер" (командир батальона), дагестанец, за мой нрав всегда меня недолюбливал, а тут такой подходящий случай. Вот и отправил меня к врачу-стоматологу в помощники. Прибыв на место, я доложил:

– Товарищ майор разрешите обратиться. Младший сержант Трофимов.

– Разрешаю.

– По приказанию командира батальона направлен в ваше распоряжение.

– А, отлично! Ты в списке, какой по счёту?

– Точно не могу сказать.

– Хорошо я сей час сам посмотрю. Такс, такс, такс. А, вот, почти последний в списке. Но ничего я тебя без очереди полечу, пока никого нет.

– Вот блин, удружил гад, – подумал я. Так у меня же ни тапочек, ни полотенца нет с собой.

– Ну ладно, принеси ведро воды и иди за всем необходимым, после чего возвращайся назад.

– Есть товарищ майор!

Ага, тут то меня и видели. Больше я туда не возвращался, а наоборот обходил это адское место стороной, спрятавшись в подчинённой КШМ. Во все последующие дни бросился с неописуемым рвением служить родине, пропадая в суточных нарядах совершенно, добровольно.

Подождав ещё какое-то время, расстроенный майор-практикант убрался восвояси. Так и не насладившись сполна своей, видимо вновь приобретённой профессией.

ЧАСТЬ 2

Это было на Кавказе

Забивала страна сыновей

В страшный час

умирали солдаты...

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Начало второй чеченской компании

Второе августа 1999 года обрушило на Россию очередное страшное известие. Находившиеся в казарме военнослужащие собрались возле телевизора и, не веря своим ушам, слушали обращение тогда ещё неизвестно откуда взявшегося В.В. Путина. Будущий президент России сообщил о нападении, чеченских террористов называемых себя Ваххабитами, на Дагестан. Война! Нависла прямая угроза над жизнями мирных Россиян. Террористы стали выползать из мятежной Чечни как тараканы, объявив джихад православному миру. Вот он шанс проявить себя настоящим военнослужащим, а не уборщиком мусора! Наконец появилась возможность покинуть эту часть, этот крысятник, который я ненавидел всей душой. Первые части ВС РФ отправились в Дагестан наводить конституционный порядок. В.В. Путин уверял, что на этот раз бороться с бандами террористов будет намного проще, так как опыт в этом уже имеется, а ошибки допущенные командованием больше не повторяться. Уничтожение боевиков будет вестись планомерно без лишней суеты и спешки.