Текст книги "Евангелие от Чаквапи"

Автор книги: Юрий Стукалин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 23

Ромео сидел за столом, перелистывая пожелтевшие, истертые временем страницы книги. Когда-то она была затянута в кожаный переплет с красивым тиснением. Так говорил его дед… Старый крестьянин с узловатыми, мозолистыми пальцами, с раннего утра до позднего вечера проводивший в поле, возвращаясь домой, он ужинал, после чего усаживал обоих маленьких братьев Карраско возле себя и рассказывал им историю за историей. А они, открыв рты слушали его бесконечные, перетекающие из одного в другое повествования, пока мать не забирала их, чтобы уложить спать. Древние сказания, индейские легенды… Ромео было лет десять, когда дед принес эту книгу, аккуратно положил ее перед ними, провел поверху ее широкой мозолистой ладонью и заговорщицки проговорил горделивым шепотом:

– Ее написал наш предок. Это было в те давние времена, когда испанцы еще только появились на нашей земле. В ней заключена тайна, раскрыв которую, вы получите несметные богатства…

– Опять ты за свое, – мать стояла у них за спиной, скрестив руки на груди, скептически глядя на старика сверху. – Хватит морочить голову себе и другим.

Дед нахмурился, сдвинув кустистые брови к переносице и тяжело вздохнул, устало качая головой. В тот момент он стал похож на обиженного ребенка, и Ромео прижался к нему, обнимая. Мать в сердцах махнула рукой, развернулась и пошла мыть посуду, а дед продолжил рассказ о книге и ее создателе… Дед умер спустя месяц, и Ромео долгое время после похорон не мог прийти в себя. Будто что-то оборвалось внутри него, обрушило холодом сердце. Ему казалось, что душа его обледенела в тот день, когда не стало деда – единственного человека во всем окружающем его мире, которого он любил с глубочайшей нежностью. Единственного человека во всем окружающем его мире, который был ему настоящим другом…

Ромео нравилось листать книгу, держать ее в руках, ощущая некую скрытую от других, не посвященных в семейные тайны связь времен. Ромео никогда не был романтиком, но каждый раз, глядя на пожелтевшие, исписанные красивым, витиеватым почерком страницы, он испытывал гордость оттого, что предок его был одним из первых смельчаков, высадившихся на этой забытой Богом земле. И предок этот был не менее отчаянным парнем, чем сам Ромео, если решился ограбить королевскую казну Испании. Этим молодой мексиканец гордился больше всего. В их жилах текла одна кровь.

После смерти деда Ромео ожесточился. Его воспоминания разделились на два периода – когда дед был рядом с ним и когда его не стало. С тех пор его воспоминания не были связаны с детскими играми или ребяческим весельем. С тех пор он всегда дрался, вымещая на других копившуюся внутри злость на окружающий его несправедливый мир. Дрался отчаянно, жестоко, смело кидаясь на любого противника, как бы силен тот ни был. Если противник явно превосходил его в силе, Ромео хватал с земли первый попавшийся под руку тяжелый предмет и бросался вперед, стараясь размозжить голову ненавистного врага, переломать ему кости.

Вскоре он понял, что с каждой новой победой сила победителя растет, впитывая в себя силу поверженного противника. Молва о его безрассудной ярости пугала многих из тех, кто раньше готов был встать на его пути, и они, в стыде понурив головы, отходили в сторону. В отличие от других ребят, юный Ромео был готов убивать. «Без тормозов», – говорили о нем, и через несколько лет постоянных дворовых драк он нажил себе стольких врагов, скольких многие не наживают за долгую жизнь. Но нашлись и такие, кто был рад пойти за ним, хвалиться дружбой с ним и казаться таким же отчаянным и опасным, как сам Ромео. И они сбились в стаю. По крайней мере, так называли их окружающие. «Волки», – хмуро бросали им в спину те, кто не входил в стаю. Но сказать ему так в лицо не осмеливался никто. Ромео льстили эти слова, но он смеялся над ними, говоря: «Волки по сравнению с нами – слепые котята». Стая крепла, обрастала связями в мире подобных ей, бралась за все более серьезные дела, пока весь Чиапас не заговорил о ее молодом и очень жестоком вожаке. А потом появились два русских ублюдка, и все полетело к чертям. Удача отвернулась от него, и выстраиваемая по крупицам, замешанная на его крови и поте империя рухнула в один момент. Для Ромео стало делом чести достать этих русских тварей, втоптать в грязь, уничтожить. А теперь, после того как они убили в Колумбии его единственного брата да еще влезли в то, что всегда являлось семейной тайной, он готов был все поставить на кон, лишь бы найти их.

Ромео мотнул головой, отгоняя гнетущие мысли, наугад открыл страницу и взглянул на рисунок. Человек изобразил себя стоящим на коленях возле пещеры, в мольбе протягивающим руки к явившемуся ему божеству. Белая, ниспадающая до щиколоток сутана, с большим красным крестом, вытканным на ткани во всю грудь, венок из странных крохотных цветков, надетый поверх темных волос, гневные глаза. Ниже рисунка следовало подробное описание чудесного явления Христа, но Ромео не стал читать, давно уже зная текст наизусть. Книга, написанная Карденасом для своих последователей, повествовала о явившемся ему чуде и о праведной жизни его, которую проводил он в бесконечных проповедях и молитвах…

Дверь резко отворилась, и в комнату быстро вошел молодой парень. Ромео прикрыл книгу лежавшей на столе газетой и исподлобья хмуро взглянул на вошедшего:

– Извини, что врываюсь, – парень замялся в нерешительности, переступая с ноги на ногу. – Они в Эль-Пайсаносе. Это в тридцати километрах отсюда.

* * *

Никита первым бросился в распахнутую дверцу джипа и ловко перескочил через пассажирское сидение на водительское. Едва я оказался рядом, машина сорвалась с места, принуждая четверых молодчиков, возникших на нашем пути, кинуться в разные стороны.

– Коррида, с‑суки! – в ярости заорал взбешенный Ник, резко выкручивая руль.

Джип вильнул влево, и тело одного из нападавших изломанной куклой взлетело вверх, а затем с грохотом завалилось на капот. Бандит упал лицом в лобовое стекло как раз напротив меня, и я увидел перед собой его сплющенный нос, разинутый в немом крике рот с поломанными зубами и выпученные от боли глаза. Картина была настолько жуткой, что я машинально зажмурился, вжавшись в сидение. Когда я через мгновение открыл глаза, тело уже слетело с капота, оставив на треснувшем лобовом стекле широкие мазки крови. Я обернулся. Двое бандитов подхватили под руки безвольное тело жертвы наезда и тащили его к своей легковушке, а третий бежал за нами, на ходу стреляя из пистолета. В реве джипа я не слышал звуков выстрелов, но яркие вспышки, изрыгаемые из ствола пистолета, были хорошо видны в сумраке слабо освещенной стоянки.

– Он стреляет! – крикнул я, сползая по сидению вниз, словно его тонкая спинка могла защитить меня от пуль.

– Вижу я, вижу! – завопил в ответ Ник, пригибая голову почти вплотную к рулю.

Бандит либо сильно волновался, либо был плохим стрелком – ни одна из выпущенных им пуль в машину не попала. Никита с силой вдавил педаль газа, и джип выскочил с больничной автостоянки на дорогу, пошел юзом, но Нику удалось сразу же выровнять его. Стрелка на спидометре быстро зашкалила за сто километров, и проносящиеся мимо фонарные столбы замелькали один за другим так, что зарябило в глазах.

– Вон, вон из этого мерзкого города, – пробубнил Ник и разразился грубой бранью. – Надо же так влипнуть, да? – он повернул ко мне голову, ища поддержки своим словам, и джип слегка вильнул.

– На дорогу смотри! – гаркнул я, и он послушно перевел взгляд на шоссе.

Дорога была пустынной, и лишь изредка на нашем пути попадались громадные медлительные фуры. Никита обгонял их, не снижая скорости. Мы не знали куда едем и что будем делать дальше, но в данный момент нас это не интересовало. Главное, что мы вырвались из негостеприимного городишки. Минут через десять сумасшедшей гонки Ник наконец снизил скорость до восьмидесяти, и я вздохнул спокойней. Мчаться на бешеной скорости по темной незнакомой дороге, едва успевая вписываться в неожиданно возникающие впереди повороты, представлялось мне не менее опасным, чем общаться с мексиканскими отморозками.

– Что будем делать? – Никита был взъерошен, губы его дрожали, а щека странно подергивалась.

– Хрен его знает, – отмахнулся я. – Может, доберемся до первого полицейского поста и расскажем все?

– Я бы не стал доверять местным полицейским, – Ник бросил взгляд в зеркало заднего вида. – Наверняка все они тут повязаны с Койотами. К тому же мы больше на двух убийц-маньяков похожи, чем на невинно пострадавших.

– Да уж, – согласился я, оглядывая свои перепачканные кровью колумбийца брюки. – С Камилой надо связаться. Она полицейская, вот пусть и привлекает независимых, так сказать, служителей закона. А пока не плохо было бы где-нибудь спрятаться. Судя по словам Лаваро, Койоты нас не только в Эль-Пайсаносе ждали.

– Знаешь, – Никита тихонько надавил на газ, прибавляя скорость, и снова бросил взгляд в зеркало заднего вида. – Не нравится мне та машина. Очень уж быстро приближается… Нет, их там даже две.

Я обернулся. Две легковушки быстро нагоняли нас. Теперь они неслись вровень друг с другом по обеим полосам шоссе, ослепляя нас фарами дальнего света.

– С‑суки надоедливые! – Никита до отказа вдавил педаль газа, и джип, взревев, рванул вперед, но легковушки не отставали.

Минуты потянулись бесконечными часами. Ник выжимал из джипа все возможное, но преследователи неотступно мчались за нами, постепенно сокращая расстояние. Ветер задувал в разбитые пулями боковые окна так, что перехватывало дыхание и приходилось пригибаться ближе к лобовому стеклу, чтобы не задохнуться. Впереди показалась новая фура. Мы быстро сближались. Ник попытался сходу обогнать ее, но вовремя заметил двигающийся по встречной полосе автобус и притормозил. Едва автобус проехал мимо, Ник пошел на обгон. Преследователям хватило этих нескольких секунд, чтобы оказаться у нас на хвосте. Теперь они гнались за нами вплотную, и джипу не хватало мощности для отрыва. Положение становилось критическим. Достаточно нескольких выстрелов по колесам – и о нашем возвращении на далекую родину можно забыть. Но пока по нам не стреляли – судя по всему, мы нужны были им в целости и сохранности. Или, по крайней мере, в частичной целости.

Скорость машин была предельной, и можно было бы восхититься мастерством всех трех водителей, если бы действие происходило на экране телевизора, а не в жизни. Так мы мчались еще несколько минут, после чего одна из преследующих нас легковушек выехала на встречную полосу и вскоре поравнялась с нами. Бояться тарана с их стороны не приходилось – джип был гораздо тяжелее, но от стрельбы уберечь нас не могло ничто. Из окна поравнявшейся с нами машины высунулась перекошенная рожа что-то кричащего человека, но слов разобрать было невозможно. Поняв это, мексиканец погрозил нам пистолетом, а затем направил его на Ника, требуя остановиться.

– Блин! – сквозь зубы проскрежетал Ник и начал сбрасывать скорость. Сто двадцать… сто… семьдесят… Неожиданно Ник резко вывернул руль влево, и бампер джипа врезался в правый бампер легковушки. Я увидел, как ухмыляющаяся рожа угрожавшего нам мексиканца мотнулась вперед, ударяясь о боковину дверцы, а пистолет вылетел из разжавшихся пальцев на асфальт. Легковушка унеслась в кювет, скрывшись из виду в высокой траве. Джип занесло, но Никита быстро справился с управлением и снова вдавил педаль газа.

Мы отделались от одной легковушки, но другая не отставала, и вскоре раздался первый выстрел. Пуля пробила заднее стекло и, просвистев между нашими головами, оставила в лобовом стекле аккуратную маленькую дырочку, от вида которой нас обоих бросило в холодный пот. Мы были абсолютно беззащитны перед вооруженными преследователями на этой ночной дороге, с обеих сторон обрамленной заросшими высокой травой полями.

– Сворачивай на хер! – закричал я, и Ник, хорошо разбиравшийся во всех тонкостях русского языка, мгновенно крутанул руль вправо. Джип подбросило на попавшейся под колеса небольшой насыпи, и он влетел в заросли высокой травы. Легковушка проскочила мимо, оглашая округу душераздирающим визгом тормозов.

Джип забуксовал на мгновение, но затем ринулся вперед, сминая траву широкими колесами. Скорость его уже была не той, но легковушка преследователей, через пару минут съехавшая в поле, остановилась, увязнув в мягкой земле. Дверцы ее распахнулись и несколько молодчиков выскочили наружу. В свете фар застрявшей машины я видел, как они побежали за нами по замятой траве, спотыкаясь и падая. Понимая, что мы ускользаем, бандиты начали стрелять на ходу, но Никита свернул в сторону, и высокая трава скрыла нас от их бессильной ярости.

Глава 24

Машина неслась в сторону Эль-Пайсаноса. Ромео сидел на пассажирском сидении, размышляя. Уже несколько дней он пребывал в небольшой мексиканской деревушке, расположенной неподалеку от границы с США. Когда полицейские штурмом взяли особняк, ставший ему убежищем после бегства из заключения, он скрылся в США и думал отсидеться там, пока не утихнут страсти вокруг его персоны, но русские не только убили его брата, но и захватили карту Карденаса, которую он так долго и упорно разыскивал. Теперь она в руках этих свиней, и они идут по следу сокровищ, которые принадлежат ему по праву… И эта американская сучка, знающая больше, чем ей следовало бы. Она тоже ищет сокровища. Девке нельзя отказать в смышлености – ей довольно легко удалось найти человека, знавшего о местонахождении скалы-маяка. Мальчишка-индеец, готовый рассказать ей о скале, даже не подозревал, сколько может стоить подобная информация… Ромео от злости сжал кулаки… Мальчишка оказался упертым и не пожелал говорить, несмотря на обещания и угрозы… Он ничего не рассказал Ромео, но ничего не сможет рассказать и этой сучке… И Харрингтон… Ублюдок, которому он так хорошо платил за поиски любой информации о секте Рыцарей Второго Пришествия, внезапно исчез, получив от этой сучки какие-то бумаги. Ромео не сомневался, что прилизанный урод, любитель мальчиков, тоже решил отправиться на поиски сокровищ… Сокровищ, которые были последней надеждой Ромео снова обрести богатство и силу… Но из всех них только русские точно знали, где же искать сокровища Карденаса. Ромео был уверен, что они обязательно появятся в этих краях, на границе США с Мексикой, и принял необходимые меры. И он не ошибся…

На площадке перед госпиталем стояла полицейская машина, но Ромео это нисколько не смутило. Он был готов к такому повороту дела. Водитель бросил на него быстрый взгляд, но Ромео, не отрывая хищных глаз от стеклянных дверей приемного покоя, лишь слегка кивнул ободряюще. Он уже знал, что русским удалось улизнуть из города, но их преследуют Койоты, уйти от которых им едва ли удастся. Его же сейчас больше интересовал таинственный незнакомец, неожиданно вступившийся за них около кафе. Судя по тому, как описывали его действия, он профессионал высокого уровня, и необходимо было выяснить, кто и зачем прикрывает русских.

– Жди, – жестко приказал Ромео водителю, вылезая из машины так, чтобы не запачкать свой светлый костюм.

Он решительно вошел в стеклянные двери больницы и остановился на мгновение, щурясь от яркого, слепящего света.

– Они стрелять начали, я упала… – бойко рассказывала двум полицейским дородная женщина в белом халате, эмоционально жестикулируя. Те внимательно слушали, иногда прерывая ее вопросами.

Когда Ромео зашел внутрь приемного покоя, женщина замолчала, и полицейские, стоявшие к нему спиной, обернулись.

– Добрый вечер, – голос Ромео был подчеркнуто холоден и спокоен. – Мое имя Гомес Гамарра. – Он подошел ближе, держа в вытянутой на уровне глаз руке удостоверение. – Меня интересует человек с огнестрельным ранением, которого вам привезли полчаса назад. Дело переходит под наш контроль.

Один из полицейских внимательно взглянул на удостоверение:

– Какой интерес у спецслужб к обыкновенной бандитской разборке?

– Этот вопрос не в вашей компетенции, – Ромео вежливо улыбнулся, но взгляд его стал холодным. – Буду весьма признателен, если вы снимите показания и составите подробный рапорт, но только немного позже. – Он повернулся к женщине. – Где пострадавший?

– В реанимационном отделении.

– В каком он состоянии?

– Сквозное ранение легкого. Не смертельно, но кровопотеря большая. Хирурга уже вызвали, а пока его готовят к операции.

– Мне надо взглянуть на него, – проговорил Ромео скучающе. – Как туда пройти?

– Я провожу, – женщина жестом пригласила его следовать за ней.

– Не стоит беспокоиться, – остановил ее Ромео. – Лучше подробно ответьте сержанту на все вопросы.

– Прямо по коридору. Там справа увидите.

Ромео поблагодарил ее и решительно направился по коридору. Реанимационную палату он нашел быстро. Дверь в нее была приоткрыта и, толкнув ее плечом, он вошел внутрь. Раненый лежал под капельницей в хитросплетении трубок и проводов с датчиками. Он был обнажен, грудь закрыта окровавленными салфетками, а нижняя губа заклеена пластырем. Рядом суетилась медсестра.

– Оставьте нас, – Ромео снова протянул удостоверение, и сестра молча вышла, тихо прикрыв за собой дверь.

Ромео быстро выложил на металлический столик два наполненных шприца, снял с иглы одного из них колпачок, и ввел в вену на руке раненного дозу морфина. Веки колумбийца шелохнулись, затем слегка приоткрылись.

– Кто ты? – жестко спросил Ромео. Раненый с трудом скосил на него глаза, бледные губы его едва заметно сжались. – Ничего, сейчас мы тебя разговорим. – Ромео взял в руку второй шприц. – Скажешь даже о том, о чем промолчишь на исповеди…

Дверь приоткрылась, в палату заглянула медсестра:

– Простите… – она запнулась, глядя на держащего в левой руке шприц Ромео. – Прибыл хирург.

– Закройте дверь и не мешайте. Хирурга я приглашу сам, когда посчитаю нужным, – тон Ромео был таков, что медсестра не рискнула перечить, зная, сколькими неприятностями может грозить пререкание с представителем спецслужб. Она спешно закрыла за собой дверь палаты, и Ромео сделал раненому второй укол.

– Кто ты? – задал он вопрос через некоторое время, посчитав, что препарат уже начал действовать.

– Военная… – раненый говорил шепотом, каждое слово давалось ему с трудом, – разведка Колумбии.

– Неплохо, – Ромео не смог скрыть удивления. – Твоя цель?

– Ты, – лицо колумбийца покрылось испариной.

– Почему я?

– Перекрыть… поставки для… ФАРК.

– Надеялся, что русские выведут на меня?

Раненый в знак согласия прикрыл глаза, веки его дрожали.

– Как ты узнавал об их передвижениях?

– Микрочипы… – Ромео видел, что обессиленный колумбиец безрезультатно пытается бороться с действием развязывающего язык препарата. – В одежде… ботинках.

– Где устройство слежения?

– Карман кур…тки.

– Где карта? – Ромео глазами нашел окровавленную одежду Лаваро, в беспорядке брошенную в корзину, вытащил оттуда куртку и начал рыться в карманах, пачкая кровью рукава своего светлого костюма.

– Она у них.

– Откуда знаешь о ней?

– От… Энрике… Мартинеса.

– Что случилось с Мартинесом? – Ромео был в курсе, что командир отряда ФАРК убит, но не знал – сделал это посланный им человек или кто-то другой.

– Я… – Лаваро оторвал взгляд от потолка и перевел его на Ромео. – Убил его.

– Кто еще из ваших знает о карте?

– Никто, – веки снова задергались, обескровленные губы сжались.

– Хорошо, – Ромео улыбнулся. – На сегодня достаточно.

Он склонился над раненым, правой рукой повернул его голову в сторону, вдавливая ее в подушку, и резким коротким ударом вонзил острую иглу ему в висок. Глаза Лаваро на мгновение расширились, а затем медленно закрылись. Он был мертв. Не желая оставлять на месте преступления отпечатков пальцев, Ромео обломил торчащую из головы колумбийца иглу и сунул в карман пиджака шприцы и колпачки от них. Подойдя к приоткрытому окну, он слегка ткнул его кулаком, распахивая настежь, легко вскочил на подоконник и никем не замеченный спрыгнул вниз.

* * *

Джип сминал высокую траву, то вгрызаясь в попадавшиеся на пути спутанные заросли кустов, и буксуя в мягкой почве, то легко проскакивая сквозь густую поросль. Преследователи отстали – их легковушка оказалась неспособна проехать даже по оставленной нами колее. Мы не представляли куда едем, но понимали, что, в отличие от нас, бандиты наверняка хорошо знают здешние места и могут поджидать нас на другом краю этого, казалось, нескончаемого поля. Никита сбросил скорость, выключил фары, чтобы наши передвижения не могли засечь по их яркому свету, и поехал медленнее, внимательно всматриваясь вперед. Вскоре трава стала ниже, и ехать стало гораздо легче. В тусклом свете луны создавалось впечатление, что машина, нарушая ночную тишину тихим урчанием, неспешно плывет по ровной водной глади. Минут через двадцать Никита снова прибавил скорость, и джип сильно затрясло на невидимых глазу кочках.

– Надо бы Камиле позвонить, – нарушил он затянувшееся молчание, тыльной стороной руки смахнув со лба капли пота. – Пусть вытаскивает нас отсюда.

Я не ответил. И так было понятно, что в сложившейся ситуации, когда по всей границе нас ищут Койоты, без помощи Камилы не обойтись. Кроме того, не стоило забывать, что после наделанного в Эль-Пайсаносе шума не меньший интерес к нашим персонам теперь проявит и местная полиция, чьи связи с Койотами ни для кого не являлись секретом.

Мы ехали довольно долго, так ни разу и не встретив каких-либо признаков жизни – ни поселков, ни дорог, ни даже мерцаний огоньков вдали. Но пока нас это нисколько не беспокоило. Напротив, нашим единственным желанием было свалить от Эль-Пайсаноса как можно дальше. Причем свалить незаметно, чтобы никто не смог указать преследователям направление нашего движения.

Светало и, судя по спидометру, от неприветливого городка нас теперь отделяло километров шестьдесят. Пейзаж сменился – каменистая равнина простиралась вокруг насколько хватало глаз, и колеса джипа больше не вязли в поросшей травой мягкой земле. Теперь под колесами скрипел мелкий гравий, и лишь в некоторых местах путь преграждали заросли колючих кактусов.

Когда в предутренних сумерках вдали смутно замаячила узкая полоска горной гряды, Ник притормозил в нерешительности:

– Куда ехать? – он уперся лбом в руль и прикрыл глаза.

– Не знаю, – я пожал плечами с усталым безразличием.

– Там, – Ник приподнял голову и указал вперед в сторону гряды, – может быть сплошная стена скал. Упремся.

– Давай налево, – посоветовал я.

– Почему налево?

– Можем и направо. Не вижу разницы.

Никита еще секунду вопрошающе взирал на меня, после чего отвернулся и заглушил мотор:

– Давай отдохнем немного.

Я кивнул, соглашаясь. Мы были измотаны до предела. Сказывалось нервное перенапряжение, голод и отсутствие сна. Следовало восстановить силы, насколько это было возможно сделать в сложившейся ситуации.

Мы выбрались из машины. Было прохладно. Открыв багажник, я достал из сумки запасную рубашку и натянул на себя. Пока я одевался, Никита вытащил из багажника пакет с тремя пластиковыми бутылками минералки и несколько пачек печенья, загодя купленными нами перед отъездом из Санта-Аны. Когда он повернулся, держа в руках литровую бутыль и печенье, я молча уставился на него, оглядывая с ног до головы – все его лицо, руки и одежда покрывали бурые пятна засохшей крови. Никита проследил за моим взглядом и буркнул:

– Ты не лучше… только рубашка чистая, – он тяжело вздохнул, уселся на землю, прислонившись спиной к джипу, открутил пробку, сделал пару глотков и, поставив бутыль между вытянутых ног, принялся открывать печенье.

– Присоединяйся, – предложил он, разрывая зубами обертку.

Я кивнул, осматривая простиравшуюся вокруг безбрежную равнину. Светало быстро, и теперь хорошо было видно эту безжизненную, каменистую пустошь, кое-где скрашиваемую торчащими вверх кактусами. Равнина просматривалась на многие километры, и появись кто – мы заметили бы нежелательных гостей сразу. Правда, и нас было видно издалека, но выбора особого у нас не было. Можно было доехать до горной гряды и попытаться укрыться там, но от нее нас отделяло не меньше двадцати километров, и сил на это у нас уже не оставалось.

Но отдохнуть не удалось. Едва я опустился напротив жадно жующего Ника, как вдруг он вытаращил глаза, глядя куда-то поверх моей головы, судорожно сглотнул и вскочил на ноги, тыча пальцем мне за спину и мыча нечто нечленораздельное. Я резко обернулся. С той стороны, откуда мы только что приехали, на нас стремительно надвигалась темная стена. Она поднималась от линии горизонта и уходила в небо, нависая сверху тяжелыми клубами. Цвет ее постоянно менялся, становясь то бурым, то серея до пепельного. Оцепенев, мы завороженно смотрели на нее, пока не услышали гул. Сперва тихий, едва слышный, он нарастал с каждой секундой, становясь все громче и громче…

– Песчаная буря! – заорал я, но Ник не двинулся с места. Он стоял, вобрав голову в плечи, отрешенно взирая исподлобья на надвигавшуюся на нас стену. – В скалы! – мой голос потонул в грохоте взбесившейся природы, но Ник очнулся. Он заскочил в распахнутую дверцу джипа и мгновенно завел мотор. Едва я оказался на сидении рядом, машина сорвалась с места и понеслась в сторону горной гряды.

Стрелка спидометра перевалила за семьдесят, джип трясло и подбрасывало так, что, казалось, он в любую секунду развалится на части, но Никита не сбрасывал скорость. Он крепко держал руль, приникнув как можно ближе к потрескавшемуся лобовому стеклу, стараясь вовремя заметить и объехать попадавшиеся на пути препятствия. Я вжался в сидение, упираясь одеревеневшими руками в переднюю панель, но это не помогало – меня мотало из стороны в сторону, мышцы рук и ног ныли от напряжения, рубашка взмокла от пота.

Медленно, но неотвратимо буря настигала нас, намереваясь поглотить в свое жуткое серо-бурое чрево. Сильный ветер завывал вокруг, врываясь в разбитые окна, салон машины заполонили клубы пыли, забивающей нос, глаза, уши. Воздуха не хватало, я начал задыхаться, натянул ворот рубашки на лицо, но вездесущие песчинки легко пробивались сквозь ткань, а мелкие камешки, словно рой разъяренных ос, больно жалили открытые участки кожи. Никита забился кашлем, отпустил от руля одну руку, прикрывая ею раскрытый рот, и джип занесло, резко бросило вправо. Я ударился о дверцу, осколки выбитого стекла впились в плечо. Вокруг потемнело настолько, что я уже едва различал сидевшего рядом Ника. Он что-то кричал, но в шуме я не мог разобрать что именно. Вести машину в таких условиях было немыслимо. Джип остановился, и мы сползли вниз под сидения, натягивая рубашки на головы. Машину беспрестанно трясло, а когда порывы ветра усиливались – вело юзом, проворачивая на месте, словно она и не весила нескольких тонн. Ветер оглушительно ревел вокруг в каком-то диком надрыве, как бесноватый зверь, безуспешно пытающийся добраться до своей жертвы. Металл скрежетал так, словно его рвали на части. Лобовое стекло не выдержало, лопнуло, распадаясь мелкими осколками, посыпалось вниз на нас, раня закрывавшие головы руки…

Буря закончилась так же внезапно, как началась. Жуткое завывание ветра стихло, песчаная пыль рассеялась, и дышать стало легче. Ошарашенные, потерянные, мы вылезли наружу, кашляя и отплевываясь. Песок скрипел на зубах, во рту пересохло. Забитые песчинками глаза зудели. Я попытался протереть их кулаками, но стало только хуже. Некоторое время мы стояли молча, испуганно осматриваясь по сторонам – не вернется ли этот ужас, и какой еще сюрприз может преподнести нам природа? Все вокруг было серым – и джип, и еще недавно каменистая равнина, и мы с головы до ног – все покрывал толстый слой мелкого серого песка. Только наши воспаленные, покрасневшие белки глаз да тоненькие струйки сочащейся из мелких порезов на руках крови несколько разнообразили всеобщую серость.

Ник подошел к багажнику, открыл его, выгреб из-под горы песка пакет и выудил из него бутылку с минеральной водой. Быстро открутив крышку, он запрокинул бутылку, набрал в рот воды, прополоскал его и сплюнул. Напившись вдоволь, он протянул бутылку мне, и я последовал его примеру. Затем мы поливали друг другу на руки воду – понемногу, чтобы зря не растрачивать ее – промывали глаза, вытряхивали песок из-за пазухи, из брюк, ботинок, и даже трусов и носков. Потом мы вычищали забитый доверху песком салон машины, после чего драили мотор. С тех самых пор, как закончилась эта проклятущая буря, никто из нас не произнес ни единого слова. Мы были обессилены, подавлены и испуганы. Колеса джипа утопали в песке сантиметров на тридцать, и мы молча разгребли его, уселись в машину и поехали дальше – в сторону горной гряды. Там можно было спрятаться на некоторое время, отдохнуть и выспаться.