Текст книги "Хрущев. Смутьян в Кремле"

Автор книги: Юрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Тем временем 27 октября Имре Надь ввел в состав правительства Золтана Тильди и Белу Ковача, руководителей еще недавно запрещенных партий. Вечером 28 октября Имре Надь заявил о переоценке характера восстания. Теперь восстание было объявлено не контрреволюционным, а народным. Он заявил, что правительственные войска прекращают огонь против повстанцев, а правительство начинает вести переговоры с СССР о выводе советских войск. Нападения на коммунистов и сотрудников АВО учащались. В этот день в Президиуме ЦК Хрущев признал: «Положение осложняется. Настроение Кадара – повести переговоры с очагами сопротивления». Молотов: «Дело идет к капитуляции. Микоян успокаивает». Каганович: «Активизируется контрреволюция». Ворошилов: «Американская агентура действует активнее, чем тт. Суслов и Микоян». Хрущев: «Говорить с Кадаром и Надем… Огонь прекращаем».

В этой обстановке было решено принять декларацию правительства СССР «Об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими государствами». В декларации провозглашалось намерение правительства СССР строить свои отношения с другими социалистическими странами Европы на основе соблюдения принципа национального суверенитета, взаимной выгоды и равноправия в экономических отношениях. Одновременно в декларации давалась оценка событий в Венгрии. С одной стороны, указывалось, что «трудящиеся Венгрии… справедливо ставят вопрос о необходимости устранения серьезных недостатков в области экономического строительства, о дальнейшем повышении материального благосостояния населения, о борьбе с бюрократическими извращениями в государственном аппарате». С другой стороны, говорилось: «Однако к этому справедливому и прогрессивному движению трудящихся вскоре примкнули силы черной реакции и контрреволюции, которые пытаются использовать недовольство части трудящихся для того, чтобы подорвать основы народно-демократического строя в Венгрии и восстановить в ней старые помещичье-капиталистические порядки».

Противоречивой была и оценка участия советских войск в этих событиях. С одной стороны, в декларации говорилось, что «по просьбе Венгерского народного правительства Советское правительство дало согласие на ввод в Будапешт советских вооруженных частей, чтобы помочь Венгерской народной армии и венгерским органам власти навести порядок в городе». С другой стороны, выражалось сожаление по поводу того, что «развитие событий в Венгрии привело к кровопролитию… Имея в виду, что дальнейшее нахождение советских воинских частей в Венгрии может служить поводом для еще большего обострения обстановки, Советское правительство дало своему военному командованию указание вывести советские воинские части из города Будапешта, как только это будет признано необходимым Венгерским правительством».

30 октября декларация была опубликована в советской печати. В этот день Жуков сообщал членам Президиума ЦК, что в районе Вены сосредоточены военно-транспортные самолеты, готовые лететь в Будапешт. «Надь ведет двойную игру», – говорил маршал. На заседании выступил Лю Шаоци, призвавший СССР не выводить войска из Будапешта и Венгрии. Хрущев говорил: «Два пути. Военный – путь оккупации. Мирный – вывод войск». Путь оккупации представлялся невозможным, а поэтому было решено выводить войска из Будапешта.

Решение о выводе советских войск лишь вдохновило повстанцев и контрреволюционную эмиграцию. 30 октября через границу с Австрией в Венгрию стали переходить бывшие офицеры хортистской армии, члены фашистской партии «Скрещенные стрелы». 30 октября начались погромы партийных комитетов. В листовках, расклеенных на стенах домов, содержались призывы помечать квартиры коммунистов и работников АВО особыми знаками. Многочисленные очевидцы, в том числе американские корреспонденты, сообщали о том, как схваченных людей забивали насмерть или вешали на деревьях на улицах Будапешта и других венгерских городов. Венгерские власти утратили контроль за положением в стране, погружавшейся в хаос и анархию. 31 октября Имре Надь объявил, что Венгрия должна стать нейтральным государством.

В ночь с 30 на 31 октября Хрущев вместе с Маленковым и Молотовым встретился с Гомулкой в районе Бреста. Стремясь избежать советского вмешательства в дела Польши, польский руководитель постарался продемонстрировать свою лояльность и пообещал поддержать действия СССР в Венгрии, в том числе самые жесткие. Видимо, под влиянием общения с Гомулкой, Молотовым и Маленковым на заседании Президиума ЦК 31 октября Хрущев решил пересмотреть вчерашнее решение: «Проявить инициативу в наведении порядка в Венгрии. Если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев, англичан и французов. Они поймут нашу слабость и будут наступать… Нас не поймет наша партия. Выбора у нас другого нет. Если находит эта точка зрения поддержку, тогда продумать, как действовать». Поддержав это предложение, Молотов заметил: «Вчера было половинчатое решение». За ввод войск выступили также Жуков, Булганин, Каганович, Ворошилов, Сабуров. Было решено создать «Временное революционное правительство». Руководителем правительства было решено поставить Ф. Мюнниха. «Если Надь согласится, делать его замом. Мюнних обращается к нам с просьбой о помощи, мы оказываем помощь и наводим порядок. Переговоры с Тито. Проинформировать китайских товарищей, чехов, румын, болгар. Большой войны не будет… Направить в Югославию Хрущева и Маленкова».

31 октября Хрущев и Маленков вылетели в Бухарест, чтобы проинформировать руководителей Румынии и прибывших туда руководителей Чехословакии, а затем в Софию для встречи с руководством Болгарии.

1 ноября состоялось заседание Президиума ЦК без участия Хрущева и Маленкова. На нем присутствовали Микоян и Суслов, прибывшие из Венгрии. Микоян заявлял: «Требование вывода войск стало всеобщим. В нынешних условиях лучше теперь поддерживать существующее правительство. Силой сейчас ничего не поможет. Вступить в переговоры. Подождать 10—15 дней». Суслов сокрушался, что «только с помощью оккупации можно иметь правительство, поддерживающее нас». Им возражал Жуков: «Нет оснований, чтобы пересматривать решение от 31 октября. Не согласен с Микояном, что надо поддерживать нынешнее правительство». Его поддержал Шепилов: «Если не вступить на решительный путь, тогда распадется дело и в Чехословакии. Восстановить порядок силой».

2 ноября в заседаниях Президиума ЦК приняли участие руководители венгерских коммунистов Кадар, Мюнних, Бата. Кадар был против ввода советских войск: «Военными силами держать Венгрию… Но тогда будут стычки. Военной силой разгромить, пролить кровь… Моральное положение будет сведено к нулю. Социалистические страны понесут урон». Лишь Бата заявлял решительно: «Надо военной диктатурой навести порядок». На другой день, 3 ноября, Кадар опять был полон сомнений: «Отдать социалистическую страну контрреволюционным силам невозможно. Но… весь народ участвует в движении». Кадар явно не собирался возглавлять правительство, готовое позвать советские войска. О полной неразберихе в эти дни вспоминал на июньском (1957 г.) пленуме ЦК КПСС А.И. Микоян: «Завтра, 4 ноября, наши войска должны начать выступление по всей Венгрии, а сегодня вечером еще неизвестно, кто будет во главе нового правительства Венгрии, по призыву и в поддержку которого наши войска вступают».

Тем временем Хрущев и Маленков прибыли в Югославию, хотя она и не входила в Варшавский договор. Это лишний раз свидетельствовало о преувеличенном внимании Хрущева к мнению Тито. Хрущев и Маленков прибыли в резиденцию Тито на острове Бриони инкогнито. Встреча с Тито происходила в ночь с 19.00 2 ноября до 5 часов утра 3 ноября. Выразив озабоченность ходом событий, Тито высказался за то, чтобы «провести политическую подготовку, попытаться спасти то, что можно спасти, сформировать или провозгласить что-то вроде революционного правительства, состоящего из венгров, которое обратилось бы к народу со своей программой». Судя по всему Хрущев был явно растерян. По свидетельству Мичуновича, он говорил: «Люди будут говорить, что, пока был Сталин, все слушались, не было никаких потрясений, а сейчас, после того, как «они» пришли к власти, Россия потерпела поражение и потеряла Венгрию». По словам Мичуновича, «Н.С. Хрущев условился с И. Тито, что югославская сторона попытается выяснить, можно ли что-либо сделать через И. Надя, чтобы уменьшить жертвы и предотвратить кровопролитие». Хрущев не уведомил Тито о том, что советские войска уже были готовы к новому штурму Будапешта.

В это же время, 2 и 3 ноября, в Венгрию из Австрии прибыло свыше 100 самолетов с боеприпасами для восставших. Позже сообщали, что в Венгрию проникло около 60 тысяч сторонников хортистского режима. Западногерманская газета «Ди Вельт» сообщала: «На горе Геллерт были захвачены сотрудники службы безопасности. Сотни их были убиты в других районах города. Их топили десятками в подземных галереях, где они пытались спрятаться. В другом месте сорок сотрудников АВО были заживо замурованы в таких галереях». В своем интервью газете «Джорнале д'Италиа» Имре Надь заявил, что Венгрия ведет переговоры о выходе из Варшавского договора и скоро «будет управляться как страна западной демократии».

Однако ситуация резко изменилась через несколько часов. Утром 4 ноября 1956 года в Будапешт и другие крупные города Венгрии вступили советские войска. По радио передавали обращение только что сформированного Венгерского Революционного Рабоче-Крестьянского Правительства во главе с Яношем Кадаром. В нем говорилось, что «социалистические силы народной Венгрии вместе с частями Советской Армии, которую призвало на помощь Революционное Рабоче-Крестьянское Правительство Венгрии, самоотверженно выполнили свою задачу».

Подавление венгерского восстания советскими войсками вызвало немедленные ответные действия стран Запада. По их настоянию 4 ноября 1956 года была созвана чрезвычайная сессия Генеральной Ассамблеи ООН для обсуждения «венгерского вопроса». В тот же день президент США Д. Эйзенхауэр направил Н.А. Булганину послание, в котором выражал надежду, что представитель СССР «будет в состоянии объявить сегодня на этой сессии, что Советский Союз готовится вывести свои войска из этой страны и позволит венгерскому народу воспользоваться правом иметь правительство по своему выбору». Фактически президент США предъявлял нашей стране ультиматум, требуя вывода советских войск из Венгрии в ближайшие часы. Не известно, как бы пошли события, если бы США в это время не были заняты президентскими выборами. Америка не была готова воевать из-за Венгрии, так как вовлечение США в вооруженный конфликт в центре Европы могло бы уменьшить число голосов, поданных за Эйзенхауэра. В то же время вскоре после подавления венгерского восстания советскими войсками многие в США стали обвинять правительство Эйзенхауэра в нерешительности и в том, что оно бросило «борцов за свободу» на произвол судьбы.

О размахе антисоветских настроений в эти дни свидетельствовали демонстрации перед посольствами СССР в различных столицах мира, сопровождавшиеся нападениями на посольские здания. Действия СССР были безоговорочно одобрены лишь странами Варшавского договора, а также Китаем и другими социалистическими странами Азии. Однако Югославия, мнение которой так ценил Хрущев, не поддержала полностью действий СССР. Хотя в своем выступлении 11 ноября в городе Пула Тито заявил, что «советское вмешательство было необходимо», поскольку стало ясно, что «с социализмом может быть покончено и дело может обернуться мировой войной», он тут же оговорился: «Мы никогда не советовали им (советскому правительству) прибегать к помощи армии». Более того, Тито выражал восхищение венгерскими «борцами за свободу»: «Вот, посмотрите, как народ с голыми руками, плохо вооруженный, оказывает сильнейшее сопротивление, если перед ним одна цель – освободиться и быть независимым».

Последствия событий в Венгрии стали долгими и тяжелыми для СССР. «Венгерский вопрос» в течение многих лет ставился в повестку дня в ООН и в других международных организациях. В ходе таких обсуждений Советский Союз осуждали за вмешательство во внутренние дела Венгрии и требовали вывода советских войск из этой страны.

Возможно, что реакция Запада на действия СССР в Венгрии была бы более резкой, если бы в эти же дни не происходил другой международный кризис, который привлек внимание мирового общественного мнения. 29 октября 1956 года войска Израиля пересекли границу с Египтом, а 31 октября их поддержали Великобритания и Франция военно-воздушными и военно-морскими силами, которые захватили зону Суэцкого канала. 5 ноября на заседании Президиума ЦК Хрущев предложил: «Ультиматум поставить. Объявить агрессором. Призвать страны оказать помощь Египту». В тот же день советское правительство заявило о готовности применить силу для отражения агрессии трех стран против Египта. Казалось, что мир неожиданно оказался на грани мировой войны.

Словно в ответ на демонстрации перед советскими посольствами в знак протеста против действий СССР в Венгрии, советские власти по решению Президиума ЦК от 4 ноября разрешили впервые за многие годы проведение студенческих демонстраций перед посольствами Израиля, Великобритания и Франции. К этому времени студенчество еще не пришло в себя после доклада Хрущева, а теперь было до крайней степени возбуждено противоречивыми сообщениями о событиях в Польше и Венгрии. Эмоциям, накопившимся в ходе бурных и противоречивых событий 1956 года, был дан выход. Я помню, с каким рвением мы, московские студенты, смастерив самодельные плакаты, кричали перед посольствами трех стран и грозили кулаками зарубежным корреспондентам, которые нас снимали на пленку.

Однако агрессия против Египта длилась недолго. Действия Великобритании, Франции и Израиля не были согласованы с США, которые не были заинтересованы в разжигании войны на Ближнем Востоке. 7 ноября три страны прекратили военные действия в Египте. Генеральная Ассамблея ООН в трех резолюциях осудила агрессию трех стран и потребовала вывода их войск.

Правда, войска трех стран не спешили уходить из Египта, продолжая удерживать в своих руках Синайский полуостров и Суэцкий канал. 11 ноября ТАСС сообщило, что «руководящие круги Советского Союза считают, что соответствующие советские органы не будут препятствовать выезду советских граждан-добровольцев, пожелавших принять участие в борьбе египетского народа за независимость, если Англия, Франция и Израиль не прекратят агрессию, и, вопреки решениям ООН, не выведут свои войска из Египта». Создавалось впечатление, что СССР может втянуться в войну на Ближнем Востоке.

На деле СССР не был готов к таким действиям, но агрессия трех стран позволила советскому правительству несколько отвлечь внимание от событий в Венгрии. Во всяком случае Хрущев попытался на сопоставлении этих двух международных кризисов 1956 года говорить о двойных стандартах Запада. В своем выступлении 18 ноября на приеме по случаю прибытия польской партийно-правительственной делегации во главе с Циранкевичем и Гомулкой (которого он месяц назад именовал «предателем»), Хрущев заявил: «Когда представители буржуазного мира говорят о венгерских событиях, они употребляют различные страшные слова о "советской агрессии", о "вмешательстве во внутренние дела других стран" и тому подобное. Но когда речь заходит об агрессии колонизаторов против Египта, то это, по их утверждению, оказывается не война, а всего лишь невинные "полицейские мероприятия" с целью наведения порядка в этой стране… Но теперь уже не те времена, когда колонизаторы могли навязывать свою волю народам». Дав волю своим эмоциям, Хрущев кричал на послов Великобритании и Франции, присутствовавших на этом приеме: «Вы попали в дурацкое положение!» Тут Хрущев вспомнил пророчество Карла Маркса и Фридриха Энгельса о том, что пролетариат будет могильщиком капитализма и бросил в зал свою знаменитую фразу: «Да, мы вас похороним!», что прозвучало в английском переводе как «Well bury you!», то есть «Мы вас закопаем!»

Такая бравада позволяла Хрущеву изображать себя победителем венгерской контрреволюции и англо-франко-израильских агрессоров. По словам Мичуновича, 7 ноября Хрущев на приеме по случаю 39-й годовщины Октябрьской революции излучал бодрость. Однако через пять дней в ходе продолжительной беседы с Мичуновичем Хрущев признался: «Есть среди нас люди, которые считают, что решения XX съезда вызвали все то, что сейчас произошло». Эта встреча с послом Югославии состоялась после выступления Тито в городе Пула, в котором он фактически осудил действия СССР в Венгрии. После этого выступления наступило новое охлаждение в советско-югославских отношениях. Попытки Хрущева вернуть Югославию в советский блок пошли насмарку.

К концу 1956 года усилия СССР по разрядке международной напряженности, предпринимавшиеся с начала 1955 года, зашли в тупик. Положения, выдвинутые Хрущевым на XX съезде об отсутствии фатальной неизбежности войны, казались опровергнутыми после того, как осенью 1956 года мир оказался на грани мировой войны. От «духа Женевы» не осталось и следа. Расчеты Хрущева на то, что его отречение от сталинского периода в советской истории усилит доверие к нему и его политике, не оправдались. Престиж СССР сильно упал во многих странах мира, за исключением, пожалуй, арабских.

Для значительной части общественного мнения Запада действия СССР в Венгрии, заявления Хрущева в адрес Великобритании, Франции и Израиля свидетельствовали о том, что Советский Союз представляет собой угрозу безопасности и свободе народов мира. Для советских людей и друзей СССР во всем мире сумбурные, противоречивые действия Хрущева свидетельствовали о его ненадежности как государственного деятеля. Для многих людей становилось ясно, что гибель венгров и советских людей в Венгрии – это прямое следствие доклада Хрущева и его взбалмошных, непродуманных действий.

Следствием же волнений в Венгрии и Польше стали усилия СССР по оказанию срочной экономической помощи этим странам.

По оценке советолога Э. Крэнкшоу, на эти цели было выделено не менее миллиарда долларов. При этом на такую же сумму была сокращена советская помощь Китаю, что не могло не вызвать раздражения правительства этой страны. В середине 1957 года руководители Китая объявили о необходимости «полагаться на собственные силы», не рассчитывая на помощь иностранных держав. И в этом также проявлялись последствия доклада Хрущева.

Попытки Хрущева использовать антисталинский доклад для укрепления своих позиций в руководстве страны также провалились. Демонстрируя собственную беспомощность в трудные дни кризисов в Польше и Венгрии, Хрущев обратился за поддержкой к своим главным оппонентам – Молотову, Маленкову и Кагановичу. Во время торжественного собрания в Большом театре, посвященного 39-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, Молотов и Маленков стояли в центре президиума вместе с Хрущевым и Булганиным. 20 ноября Молотов был назначен министром государственного контроля СССР.

Вскоре Хрущев начал фактически отрекаться от положений антисталинского доклада. Во время приема в китайском посольстве в честь Чжоу Эньлая 17 января 1957 года Хрущев заявил: «В последнее время на Западе нас обвиняют в том, что мы «сталинисты». В ответ на это мы уже не раз заявляли, что в нашем понимании «сталинист», как и сам Сталин, неотделимы от великого звания коммуниста. Мы критиковали Сталина не за то, что он был плохим коммунистом. Мы критиковали за некоторые отклонения, отрицательные качества и ошибки Сталина… Но, даже совершая ошибки, нарушения законности, Сталин был глубоко убежден в том, что он делает это в интересах защиты завоеваний революции, дела социализма. В этом состояла трагедия Сталина. В основном же, в главном, – а основное и главное для марксистов-ленинцев это защита интересов рабочего класса, дела социализма, борьба с врагами марксизма-ленинизма, – в этом основном и главном, как говорится, дай Бог, чтобы каждый коммунист умел так бороться, как боролся Сталин. (Бурные аплодисменты.)»

«Противники коммунизма нарочито изобрели слово «сталинист» и пытаются сделать его ругательным. Для всех нас, марксистов-ленинцев, посвятивших свою жизнь революционной борьбе за интересы рабочего класса и его боевого авангарда – ленинской партии, имя Сталина неотделимо от марксизма-ленинизма. Поэтому каждый из нас, членов Коммунистической партии Советского Союза, хочет быть верным делу марксизма-ленинизма, делу борьбы за интересы рабочего класса, так как был верен этому делу Сталин. (Аплодисменты.)»

«Враги коммунизма пытались ухватиться за нашу критику недостатков и ошибок Сталина, использовать эту критику в своих целях. Они хотели направить критику культа личности Сталина против основ нашего строя, против основ марксизма-ленинизма, но из этого ничего не вышло и не выйдет, господа! Вам не удастся сделать этого, как не удастся увидеть без зеркала ваших ушей! (Аплодисменты.)» Таким образом, Хрущев с опозданием «уравновесил» свою критику Сталина признанием его заслуг, как того и требовали Молотов, Каганович и Ворошилов до зачтения им антисталинского доклада.

О том, что это заявление Хрущева не было лишь данью вежливости Чжоу Эньлая, недовольного кампанией против Сталина, свидетельствовало выступление Хрущева в болгарском посольстве в Москве 18 февраля 1957 года. Опять сказав немного об «ошибках и извращениях, которые связаны с культом личности Сталина», Хрущев заявил: «Сталин, с которым мы работали, был выдающимся революционером. Идя по ленинскому пути, партия разгромила врагов социализма, сплотила весь наш народ и создала могучее социалистическое государство. Советский народ в тяжелой борьбе разгромил гитлеровский фашизм и спас народы от угрозы фашистского порабощения. Эта великая победа была достигнута под руководством нашей партии и ее Центрального Комитета, во главе которого стоял товарищ Сталин. (Аплодисменты.) Сталин преданно служил интересам рабочего класса, делу марксизма-ленинизма, и мы Сталина врагам не отдадим. (Аплодисменты.)»

Через год после своего доклада, в котором Хрущев доказывал, какой вред нанес Сталин стране, он напоминал о выдающейся роли Сталина в советской и мировой истории и ставил его деятельность в пример коммунистам. Создавалось впечатление, что Хрущев был не рад последствиям своего доклада. В своих мемуарах Хрущев писал: «Решаясь на приход оттепели и идя на нее сознательно, руководство СССР, в их числе и я, одновременно побаивались ее: как бы из-за нее не наступило половодье, которое захлестнет нас и с которым нам будет трудно справиться… Мы боялись лишиться прежних возможностей управления страной, сдерживая рост настроений, неугодных с точки зрения руководства. Не то пошел бы такой вал, который бы все снес на своем пути». Видимо, эти настроения были особенно характерны для Хрущева в конце 1956 года и начале 1957 года.

К этому времени банкротство Хрущева как политика было очевидным, и в стране снова поползли слухи о том, что скоро его назначат министром сельского хозяйства, а пост Первого секретаря будет занят другим человеком или вообще ликвидирован.