355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юрий Емельянов » Хрущев. Смутьян в Кремле » Текст книги (страница 1)
Хрущев. Смутьян в Кремле
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 19:20

Текст книги "Хрущев. Смутьян в Кремле"


Автор книги: Юрий Емельянов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Юрий Емельянов
Хрущев. Смутьян в кремле

Часть 1
ЗАЩИЩАЯ ОБРЕТЕННУЮ ВЛАСТЬ

Глава 1
XX СЪЕЗД И ЕГО ЗАКУЛИСНАЯ СТОРОНА

Вскоре после своего завершения XX съезд вошел в историю как яростное осуждение «культа личности Сталина и его последствий», в ходе которого Хрущев обвинил Сталина в развязывании жестоких репрессий. Между тем во время подготовки съезда, в ходе него и почти до самого его конца о «культе личности Сталина» открыто было сказано очень мало. Этот вопрос не стоял ни в повестке дня съезда, ни в материалах, которые публиковались в печати по мере приближения съезда. Казалось, что съезд ограничится отчетами о деятельности ЦК КПСС и Центральной ревизионной комиссии за почти четырехлетний период их деятельности с октября 1952 года, одобрит основные направления развития советской экономики на шестую пятилетку (1956—1960 годы) и изберет новый состав ЦК и другие центральные органы партии.

Хотя обычные при жизни Сталина ежедневные здравицы в его честь прекратились с весны 1953 года, в дни годовщин смерти Сталина и его рождения в центральных газетах страны публиковались статьи, посвященные ему, в которых неизменно давалась высокая оценка покойному. Правда, значительная часть этих статей была посвящена восхвалению текущей деятельности советского руководства и содержала больше цитат из Ленина, чем из Сталина. Хрущев лично одергивал тех, кто успел опубликовать свои мемуары о встречах со Сталиным. Так, от Н.С. Хрущева попало авиаконструктору А.С. Яковлеву, автору известных воспоминаний о Сталине, опубликованных в очерке «О великом и простом человеке». Обратившись к нему во время знакомства с самолетами «Як», Хрущев сказал: «Вы кто, конструктор или писатель, зачем книжки пишете?» «На такой странный вопрос, – вспоминал Яковлев, – я решил не отвечать и подождал, что будет дальше». «Вы конструктор и занимайтесь конструкциями, – продолжал Хрущев. – Для книг есть писатели, пусть они и пишут. А ваше дело конструкции…»

Впрочем, писателям о Сталине тоже не разрешалось писать. Об этом свидетельствовала реакция руководства страны на публикацию поэмы Александра Твардовского «За далью даль» на страницах возглавлявшегося им журнала «Новый мир» в марте 1954 года (к первой годовщине смерти Сталина). Ряд строф в поэме, посвященных Сталину («Мы были сердцем с ним в Кремле…»; «Ему, кто вел нас в бой и ведал, какими быть грядущим дням, мы все обязаны победой, как ею он обязан нам»; «Да, мир не знал подобной власти отца, любимого в семье. Да, это было наше счастье, что с нами жил он на земле».), вызвали резкое осуждение в партийном руководстве. Как писал Кожинов, «вскоре же, с начала июня 1954-го, была развернута громкая критическая кампания против Твардовского, и в августе он был снят с поста главного редактора "Нового мира" и заменен… Симоновым, который после наказания за «сталинскую» статью более о вожде не заикался».

И все же ничто не свидетельствовало о том, что уважение к Сталину ослабело в советской стране. В интерьерах государственных учреждений по-прежнему находились портреты Сталина и его скульптурные изображения. В дни праздников портретами Сталина украшали фасады зданий и их несли демонстранты. Как и до 1953 года, в высших учебных заведениях изучали отредактированный Сталиным «Краткий курс истории ВКП(б)», «Экономические проблемы социализма», «Вопросы ленинизма» и другие работы Сталина. Наконец, ничто не свидетельствовало о том, что сам Хрущев собирался критиковать Сталина.

Так, в ходе своего пребывания в Югославии он настолько решительно защищал Сталина от нападок югославских руководителей, что это чуть не помешало успешному завершению этого визита.

Поэтому разногласия, возникшие среди членов Президиума ЦК на заседании 5 ноября 1955 года по вопросу о том, как отмечать очередной день рождения И.В. Сталина, были неожиданными. Кто-то (возможно, Хрущев) внес предложение: «Дату отмечать только в печати; собрания не проводить». Каганович возражал и предлагал провести собрания по заводам. Его поддержал Ворошилов. Против них выступили Булганин и Микоян. При этом последний заметил: «Сталинские премии есть, а ленинских нет». Тогда Каганович сказал: «Расхождений с тобой, т. Хрущев, не имею. Сталин меня критиковал… Я не мыслю, что Сталин выше Ленина. Я предлагаю отметить день рождения Сталина». В ответ Хрущев возражал Кагановичу. Запись гласит: «Т. Хрущев. Кадры перебили. Военные». В ответ Ворошилов заметил: «Все что говорили– правда… Есть еще сторона: меня выгнали, но я и это прощал». Однако Ворошилов настаивал на решении: «О Ленине – так-то, о Сталине – в печати, по радио». В итоге было принято решение: «В день рождения Сталина И.В. – 21 декабря осветить его жизнь и деятельность опубликованием статей в печати и в передачах по радио. Приурочить к 21 декабря присуждение Международных Сталинских премий».

Стремление Хрущева ослабить прославление Сталина было вызвано предшествовавшими событиями 1955 года. Хотя Молотов потерпел поражение на июльском пленуме, победа Хрущева над ним не была полной. Молотов сохранил все свои правительственные посты, а главное – авторитет опытного партийного руководителя. Молотов воспринимался как живой ученик и продолжатель дела Ленина – Сталина, под начальством которых он работал в Секретариате ЦК, а затем в Политбюро с начала 1920-х годов. Несмотря на острую критику Сталина в его адрес на октябрьском (1952 г.) пленуме ЦК, Молотов в течение трех десятилетий был вторым человеком в стране после Сталина. Молотов вместе с Кагановичем и Ворошиловым являлись наиболее близкими людьми к Сталину в 1930-е годы, в разгар острой внутрипартийной борьбы. Авторитет Молотова позволял ему давать наиболее весомые идейно-политические оценки. С такой же жесткостью, с которой Молотов обвинял Маленкова в «теоретически ошибочных и политически вредных взглядах» и критиковал политику в отношении Югославии за «отступление от ленинизма», Молотов мог обрушиться на всю политику Хрущева. Поскольку неурожай на целине осенью 1955 года подтвердил опасения Молотова, Хрущев боялся, что кремлевский ветеран станет обвинять его в «авантюризме» или в чем-нибудь похлеще.

О том, что Хрущев опасался Молотова, как наиболее сильного конкурента, свидетельствуют его воспоминания, в которых он уверял, что вместо него докладчиком на XX съезде мог стать Молотов. Хрущев писал: «Итак, мы подошли вплотную к очередному съезду партии. Я отказывался от отчетного доклада и считал, что раз мы провозгласили коллективное руководство, то отчетный доклад должен делать не обязательно секретарь ЦК. Поэтому на очередном заседании Президиума ЦК я предложил решить, кто будет делать отчетный доклад. Все, в том числе Молотов (а он как старейший среди нас имел более всего оснований претендовать на роль докладчика), единогласно высказались за то, чтобы доклад сделал я. Видимо, тут сыграло роль то обстоятельство, что по формальным соображениям именно Первый секретарь Центрального Комитета партии обязан выступить с отчетом. Если же обратиться к другому докладчику, то могло оказаться много претендентов, что вызовет сложности. После смерти Сталина среди нас не было человека, который считался бы признанным руководителем. Поэтому и поручили сделать доклад мне».

Комментируя это замечание Хрущева, Эдвард Крэнкшоу писал: «Хрущев никогда бы не позволил кому бы то ни было выступать с отчетным докладом. Это было бы равносильно признанию им своего поражения». В то же время упоминание Хрущевым того, что Молотов «имел более всего оснований претендовать на роль докладчика», могло свидетельствовать о том, что о таком варианте говорили некоторые члены Президиума.

Хрущев вряд ли мог спокойно воспринять выдвижение кандидатуры Молотова в качестве основного докладчика на съезде. Однако вряд ли в последние дни перед съездом партии подвергалось пересмотру решение, о котором было объявлено в повестке дня съезда задолго до его начала. Скорее всего, Хрущев, как обычно, излагал события весьма неточно и речь шла о другом.

Во-первых, речь могла идти о предложении Молотова выступить с докладом о программе партии. Как известно, на XIX съезде была создана комиссия, которая должна была доложить следующему съезду о проделанной работе. Каганович вспоминал, что еще во время отпуска Хрущев позвонил ему и сказал: "Молотов предлагает включить в повестку дня XX съезда вопрос о программе партии. Видимо, он, Молотов, имеет в виду, что докладчиком по этому вопросу будет он. Но если уже включать в повестку дня съезда вопрос о программе, то докладчиком надо назначать тебя, потому что ты этим вопросом занимался еще к XIX съезду. Но вообще, – сказал он, – мы не готовы к этому вопросу". Я ему ответил, что я тоже считаю, что мы не успеем подготовить этот вопрос, поэтому включать его в повестку дня XX съезда нельзя».

Во-вторых, Хрущев мог спутать вопрос о первом докладчике с вопросом о первом председательствующем на съезде. Дело в том, что уже в течение четверти века съезды партии открывал В.М. Молотов. Поэтому накануне XX съезда, вероятно, обсуждался протокольный вопрос, кто будет открывать его, и некоторые члены Президиума ЦК решили следовать сложившейся традиции. Хотя выступление в связи с открытием съезда было обычно кратким, оно могло содержать ряд принципиальных оценок периоду, прошедшему после XIX съезда. Согласиться на то, что его главный оппонент станет открывать съезд, Хрущев не желал. Сам факт обсуждения кандидатуры Молотова в качестве лица, которое могло открыть съезд партии, вероятно, вызвал опасения Хрущева.

Он мог заподозрить, что если накануне съезда его основному сопернику предлагают открыть съезд партии, то еще большие сюрпризы могут ожидать Хрущева в ходе съезда и после него, когда встанет вопрос о перевыборах руководства. Где гарантия того, что в ходе съезда или на пленуме ЦК сразу после съезда Хрущев не будет смещен с поста Первого секретаря, а его место займет Молотов? Отстранение Хрущева могло произойти без отряда вооруженных генералов, а в строгих рамках выборных процедур, предусмотренных уставом КПСС. Обвинение же Молотовым Хрущева в «не ленинской» политике могло привести к его политическому крушению и гибели. Поэтому он добился того, что ему было поручено открыть XX съезд партии. И все же Хрущев не был достаточно уверен в прочности своего положения.

Для того чтобы одержать верх над Молотовым, Хрущеву надо было сокрушить его авторитет. А для этого надо было ударить по исторической основе авторитета Молотова, как второго человека в стране после Сталина. Чтобы доказать негодность Молотова как партийного руководителя, надо было опровергнуть правильность действий самого Сталина. Первую попытку такого рода Хрущев предпринял уже на июльском пленуме ЦК, когда обвинил Молотова и Сталина в самовольном принятии решений о разрыве с Югославией в 1948 году. Видимо, после этого Хрущев решил пойти по тому же пути дискредитации Сталина, по которому уже шел Берия в марте – июне 1953 года. При этом, как и Берия, Хрущев решил, что, возложив на Сталина главную ответственность в нарушении закона, он таким образом снимет вину с работников государственной безопасности. Ведь из заявлений Хрущева на июльском (1953 г.) пленуме ЦК КПСС получалось, что сама система государственной безопасности такова, что она может плодить лишь «липовые дела». Хрущеву было невыгодно ссориться со столь влиятельной силовой структурой, во главе которой он поставил своего соратника со времен пребывания на Украине – Серова. Поэтому в докладе на XX съезде партии Н.С. Хрущев заметил, что «у некоторых товарищей стало проявляться известное недоверие к работникам органов государственной безопасности». «Это, конечно, неправильно и очень вредно, – сказал Хрущев.

Но главным для Хрущева было не допустить обвинений в свой адрес за нарушения законности в 1937—1938 годах и последующие годы. Свержение Маленкова под аккомпанемент обвинений в близости к Берии, заявления о «моральной ответственности» Маленкова за ряд сфабрикованных дел показали, что такие же обвинения могли быть выдвинуты и против Хрущева. Поэтому Хрущев был заинтересован в том, чтобы изобразить таких людей, как Берия, Маленков и он сам, лишь невольными исполнителями воли Сталина, возложив на Сталина главную ответственность за злоупотребления властью.

Для этого Хрущев постарался взять под свой контроль документы, которые могли бы его компрометировать, и использовать их так, чтобы дискредитировать Сталина. Как свидетельствовал В.М. Молотов, сразу же после смерти И.В. Сталина была создана комиссия по сталинскому архиву, во главе которой встал Н.С. Хрущев. Хотя комиссия ни разу не собиралась, ее председатель получил возможность разбирать архивные документы Сталина. После отставки Д.Н.Суханова Н.С. Хрущев взял под свой контроль Общий отдел ЦК. (Суханов же был арестован по надуманному обвинению.) В книге Р. Баландина и С. Миронова «Заговоры и борьба за власть» приведено высказывание историка В.П. Наумова: «В 1955 году по распоряжению Хрущева были уничтожены бумаги Берии, документы о Сталине и о других руководителях партии. Всего было уничтожено 11 бумажных мешков. Чем более надежно скрывались документы, тем более эмоционально осуждал Хрущев преступления, в которых сам принимал участие». Хрущев решил также взять в свои руки начавшуюся еще в первые месяцы после смерти Сталина реабилитацию политических заключенных. В октябре 1955 года Хрущев предложил представить делегатам съезда информацию о нарушениях законности в ходе репрессий 1930-х – начала 1950-х годов.

В отличие от репрессированных «кулаков» и членов других социальных групп, подвергнувшихся массовым репрессиям в годы советской власти, жертвы политических репрессий 1930-х – начала 1950-х годов имели значительно больший вес в обществе. Занимая до своих арестов крупные посты в советском руководстве, они и после возвращения из лагерей сохранили знакомства с теми, кто в середине 1950-х годов играл значительную роль в советском обществе. Некоторые из них были близки к видным руководителям страны или имели родственные связи с ними. Эти обстоятельства не могли способствовать объективности при рассмотрении дел о реабилитации. В результате глубокий анализ причин, вызвавший внутриполитический кризис в середине 1930-х годов, подменялся рассказом о несправедливых обвинениях, выдвинутых против осужденных. При этом скрывалось, что многие из осужденных сами были активными инициаторами массовых репрессий, начиная с 1918 года.

Совершенно справедливо отметая надуманные обвинения в шпионаже в пользу различных иностранных держав или подготовке террористических актов, организаторы реабилитации не стремились обратить внимание на те действия ряда осужденных, которые были направлены против руководства страны и могли привести к государственному перевороту и ослаблению советского государства перед войной. Последующие исследования историков показали, что некоторые обвинения в организации заговоров, выдвинутые в отношении ряда участников процессов 1930-х годов, не были беспочвенными. Вне внимания организаторов реабилитации оставались также исторические и социальные причины, порождавшие как острую внутрипартийную борьбу, так и жестокие репрессии. Руководство партии явно не желало углубляться в такой анализ, результатом которого могли бы быть выводы, свидетельствующие о том, что советский общественный строй далеко не идеален, как это утверждала официальная пропаганда. Об уязвимости советского строя в случае отрыва партии от народа не раз говорил Сталин, но об этом, видимо, старались не думать его наследники. По своему теоретическому уровню они не были способны к углубленному научному анализу общественных процессов.

Несмотря на то что на июльском (1953 г.) пленуме ЦК КПСС Л.П. Берию осудили за попытки использовать реабилитацию осужденных в политиканских целях, жертвы репрессий продолжали служить удобными фигурами в соперничестве руководителей страны. Воспользовавшись опытом Берии, Хрущев и его сторонники стали изыскивать среди показаний реабилитированных свидетельства против Сталина. На заседании 31 декабря 1955 года имя Сталина было вновь упомянуто, и на этот раз в связи с обсуждением вопроса о реабилитации. В ходе дискуссии А.И. Микоян внес на рассмотрение переданное ему письмо от знакомой ему по бакинскому подполью О. Шатуновской, которая долго пробыла в заключении, а в середине 1950-х годов проходила лечение от тяжелого нервного расстройства. В своем письме Шатуновская, ссылаясь на факты вопиющего попустительства органов НКВД действиям убийцы Л. Николаева и гибели важных свидетелей этого убийства, утверждала, что Сталин организовал убийство Кирова. Комментируя это письмо, Хрущев заявил: «Если проследить, пахнет нехорошим. Товарищам вызвать врача, шофера, Куприянова» (то есть оставшихся в живых свидетелей). (Известно, что многочисленные правительственные комиссии, созданные в 1955—1989 годах для проверки версии Шатуновской, не смогли ее подтвердить.)

31 декабря 1955 года Президиум ЦК принял решение о создании комиссии по реабилитации, которую возглавил секретарь ЦК КПСС П.Н. Поспелов. В его состав вошли А.Б. Аристов, Н.М. Шверник, П.Т. Комаров, Р.А. Руденко, И.А. Серов. Очевидно, что в течение следующего месяца члены Президиума ЦК получили от комиссии Поспелова немало материалов, в которых вина за беззакония возлагалась исключительно на Сталина и самых ближайших к нему руководителей. Это видно из того, что 1 февраля 1956 года на заседании Президиума ЦК Хрущев бросил реплику в адрес Молотова: «Расскажите в отношении тт. Постышева, Косиора, как вы их объявляли врагами. Полууголовные элементы привлекались к ведению таких дел». Однако, видимо не решаясь прямо обвинить Молотова, Хрущев заключал: «Виноват Сталин… Ежов, наверное, не виноват, честный человек». Стремление выгородить Ежова было объяснимо: Хрущев и Ежов были соавторами многих сфабрикованных дел.

Хрущеву возражал Молотов: «Но Сталина как великого руководителя надо признать. Нельзя в докладе не сказать, что Сталин – великий продолжатель дела Ленина». Его поддерживал Каганович: «Нельзя в такой обстановке решать вопрос. Много пересмотреть можно, но 30 лет Сталин стоял во главе». Ворошилов заявлял: «Страну вели мы по пути Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина». Молотов вновь выступил: «Присоединяюсь к Ворошилову. Правду восстановить. Правда и то, что под руководством Сталина победил социализм. И неправильности соразмерить. И позорные дела – тоже факт». Однако в поддержку Хрущева выступало большинство членов Президиума. Среди активно поддержавших Хрущева был и Маленков. Он также был заинтересован в том, чтобы вина с его соратников, Берии и Ежова, была перенесена на Сталина.

В заключение дискуссии Хрущев заявил: «Ягода, наверное, чистый человек. Ежов – наверное, чистый человек. Сталин – преданный делу социализма, но все варварскими способами. Он партию уничтожил. Не марксист он. Все своим капризам подчинял. На съезде не говорить о терроре. Надо наметить линию – отвести Сталину свое место (почистить плакаты, литературу). Усилить обстрел культа личности».

9 февраля Президиум рассмотрел итоги работы комиссии П.Н. Поспелова. К этому времени Хрущев уже был готов низвергнуть авторитет Сталина. Он заявлял: «Несостоятельность Сталина как вождя раскрывается. Что за вождь, если всех уничтожает. Надо проявить мужество, сказать правду… Может быть, т. Поспелову составить доклад и рассказать. Причины: культ личности, концентрация власти в одних руках. Нечистых руках. Где сказать: на заключительном заседании съезда. Завещание (так Хрущев называл «Письмо к съезду» Ленина. – Прим. авт.) напечатать и раздать делегатам. Письмо по национальному вопросу (опять же Ленина. – Прим. авт.) печатать и раздать делегатам съезда».

Молотов возражал: «На съезде надо сказать. Но при этом сказать не только это. Но по национальному вопросу Сталин – продолжатель дела Ленина. Но 30 лет мы жили под руководством Сталина – индустриализацию провели. После Сталина вышли великой партией. Культ личности, но мы о Ленине говорим, о Марксе говорим». Каганович поддержал Молотова, считая, что «редакцию доклада преподнести политически, чтобы 30-летний период не смазать, хладнокровно подойти». «Осторожность нужна», – призывал Ворошилов. Однако большинство членов, кандидатов в члены Президиума и секретарей поддерживали Хрущева без всяких оговорок. Более того, Аристов осудил Молотова, Кагановича и Ворошилова за их выступления. Очевидно, что многие руководители, такие, как Аристов, рассуждали так: свалив вину за репрессии исключительно на Сталина, можно будет избежать анализа внутрипартийной борьбы и дискредитации многих партийных деятелей.

Суммируя дискуссию, Хрущев утверждал: «Нет расхождений, что съезду надо сказать… Не бояться. Не быть обывателями, не смаковать. Развенчать до конца роль личности. Кто будет делать доклад – обдумать».

Каганович в своих мемуарах писал, что после обсуждения материалов комиссии Поспелова на Президиуме было принято решение заслушать ее доклад на пленуме после съезда партии. Однако в черновых протокольных записях заседания Президиума ЦК от 13 февраля говорилось: «На закрытом заседании съезда сделать доклад о культе личности». Вероятно, твердого решения о том, когда огласить доклад Поспелова, не было. К тому же Молотов, Каганович и Ворошилов, требовавшие от Хрущева уравновешенной оценки Сталина, успокоились, поскольку в тексте отчетного доклада был включен абзац: «Вскоре после XIX съезда партии смерть вырвала из наших рядов великого продолжателя дела Ленина – И.В. Сталина, под руководством которого партия на протяжении трех десятилетий осуществляла ленинские заветы».

Открыв XX съезд партии 14 февраля 1956 года в 10 часов утра, Хрущев заявил, что за период между съездами «мы потеряли виднейших деятелей коммунистического движения: Иосифа Виссарионовича Сталина, Клемента Готвальда и Кюици Токуда. Прошу почтить их память вставанием». То обстоятельство, что Хрущев не выделил особо Сталина и поставил его в один ряд с руководителями компартий Чехословакии и Японии, свидетельствовало о том, что Хрущев явно постарался снизить статус Сталина. Об этом же свидетельствовало и все содержание доклада Хрущева.

Правда, в разделе доклада, названном «Партия», было сказано: «Вскоре после XIX съезда партии смерть вырвала из наших рядов Иосифа Виссарионовича Сталина». Однако вторичное упоминание о смерти Сталина служило лишь для того, чтобы сказать о том, что «враги социализма рассчитывали на возможность растерянности в рядах партии», но их «расчеты провалились». Слова, содержавшиеся в утвержденном проекте отчетного доклада, о том, что Сталин был «великим продолжателем дела Ленина» и что «под его руководством партия осуществляла ленинские заветы», исчезли. В докладе не приводилось ни одной цитаты из Сталина, которыми обычно пестрели речи ораторов на предыдущих съездах, в том числе и речи Хрущева.

В то же время в докладе говорилось, что культ личности противоречит идеологии коммунизма: «Борясь за всемерное развитие творческой активности коммунистов и всех трудящихся, Центральный Комитет принял меры к широкому разъяснению марксистско-ленинского понимания роли личности в истории. ЦК решительно выступил против чуждого духу марксизма-ленинизма культа личности, который превращает того или иного деятеля в героя-чудотворца и одновременно умаляет роль партии и народных масс, ведет к снижению их творческой активности. Распространение культа личности принижало роль коллективного руководства в партии и приводило иногда к серьезным упущениям в нашей работе». Этими общими фразами и туманными намеками ограничилось упоминание о культе личности в докладе. На «культ личности» была возложена ответственность не за беззакония в ходе репрессий, а лишь на отдельные, хотя и «серьезные упущения» в работе партии.

Подавляющая же часть стостраничного доклада была посвящена обычным для такого жанра темам – международное положение, внутреннее положение страны, внутрипартийная жизнь. Впоследствии в советской пропаганде подчеркивалось, что новым вкладом в теорию марксизма-ленинизма явились положения доклада о возможности победы социалистической революции мирным путем и об отсутствии фатальной неизбежности новой войны. Однако новизна первого положения была сомнительна. Еще в 1950 году не без ведома Сталина и советского руководства в газете Информационного бюро коммунистических партий «За прочный мир, за народную демократию!» была опубликована программа британской компартии «Путь Британии к социализму», где впервые была высказана до сих пор необычная для коммунистов мысль о возможности их прихода к власти мирным путем.

Заявление Хрущева было предназначено для того, чтобы показать, что советские коммунисты не стремятся к вооруженным захватам власти и, таким образом, содействовать победе своих единомышленников в других странах мира. Однако в последующей истории имелись лишь отдельные и не слишком убедительные примеры того, как коммунисты в союзе с другими левыми силами могут взять власть в результате парламентских выборов (например, в крохотной республике Сан-Марино). Наиболее убедительным примером такого рода стала победа социалистов и коммунистов в Чили. Однако пришедшее мирным путем к власти в конце 1970 года правительство Альенде было свергнуто в результате военного переворота в сентябре 1973 года. Даже в крохотном Сан-Марино правительство из коммунистов и социалистов, пришедшее к власти путем парламентских выборов, было насильственно свергнуто в октябре 1957 года. Таким образом, высказанное с большой претензией заявление Хрущева о начале новой эры мирного осуществления социалистической революции не оправдалось. В подавляющем же большинстве случаев приход к власти правительств, провозгласивших в 1960-е – 1970-е годы целью строительство социализма, совершался вооруженным путем (например, революции на Кубе, в Никарагуа, Эфиопии, Анголе, Мозамбике, Лаосе и другие).

Большей новизной отличалось положение об отсутствии фатальной неизбежности войны. Хрущев утверждал: «Пока на земном шаре остается капитализм, реакционные силы, представляющие интересы капиталистических монополий, будут и впредь стремиться к военным авантюрам и агрессии, могут попытаться развязать войну. Но фатальной неизбежности войн нет. Теперь имеются мощные общественные и политические силы, которые располагают серьезными средствами для того, чтобы не допустить развязывания войны империалистами, а если они попытаются их начать – дать сокрушительный отпор агрессорам, сорвать их авантюристические планы… Чем активнее народы будут защищать мир, тем больше гарантий, что новой войне не бывать».

Это положение доклада порождало надежду на возможность того, что «силы мира» остановят «силы войны». Однако история показала, что недолгий период мира после окончания корейской войны в 1953 году и войны в Индокитае в 1954 году сменился новыми войнами. Уже осенью 1956 году была развязана война Великобритании, Франции и Израиля против Египта. Эта и другие войны на Ближнем Востоке, индо-пакистанские войны, американская агрессия против народов Индокитая 1961—1973 годов, интервенции США в страны Латинской Америки, англо-аргентинская война из-за Фолклендских островов, война в Афганистане и другие военные конфликты свидетельствовали о том, что надежды на прекращение войн в XX веке, рожденные положением доклада Хрущева, не реализовались. Кстати, сам Хрущев, провозгласивший тезис об отсутствии фатальной неизбежности войны, в дальнейшем внес немалый вклад в обострение международной обстановки и доведение ситуации до возможности новой мировой войны. Однако высокий авторитет советского руководства, накопленный за годы успешного развития страны и укрепления ее международного положения, позволял советским людям доверять прогнозам Хрущева относительно перспектив международных отношений и внутриполитических процессов в капиталистических странах. Такое же доверие вызывали и пятилетние планы развития народного хозяйства.

Хотя доклад на эту тему делал Председатель Совета Министров СССР Н.А. Булганин, Н.С. Хрущев в своем докладе обозначил основные задания шестого пятилетнего плана. Он объявил о том, что за пятилетку уровень промышленного производства возрастет на 65%. Хотя тяжелая промышленность будет развиваться опережающими темпами, легкая промышленность возрастет на 60%. При этом, сообщал Хрущев, производство предметов народного потребления возрастет в 1960 году в 3 раза по сравнению с 1950 годом.

Особое внимание Хрущев уделил в своем докладе вопросам развития сельского хозяйства. Он превозносил достижения в освоении целинных и залежных земель и всячески рекламировал выращивание кукурузы. Он сурово критиковал тех местных руководителей в областях и республиках, где были собраны низкие урожаи кукурузы. Хрущев считал, что причина низких урожаев одна – «беззаботное отношение к ее возделыванию руководителей этих районов. Речь идет о значительной части районов Белоруссии, Латвии, Литвы, Эстонии, Костромской, Ярославской, Тульской и некоторых других областей. Спрашивается, может быть, Центральный Комитет КПСС допустил ошибку, рекомендовав эту освоенную на Юге культуру для всего Советского Союза? Нет, товарищи, это не было ошибкой… Факты убедительно доказывают, что во всех зонах страны кукуруза может давать высокие урожаи, что кукуруза не имеет себе равной культуры по урожайности и количеству кормовых единиц, получаемых с гектара посева, по лучшей оплате труда, затраченного на ее возделывание».

Успехи в развитии народного хозяйства СССР должны были позволить добиться и значительного улучшения в социальном положении советских людей. Хрущев объявил о намерении ввести 7-часовой рабочий день с 1957 года, принять новый закон о пенсионном обеспечении, увеличить зарплату низкооплачиваемым рабочим и служащим, значительно расширить жилищное строительство и ввести ряд других социальных благ. Выполнение этих широких социальных программ зависело от успешного выполнения шестого пятилетнего плана. В своем докладе Хрущев наметил радужные перспективы развития советского общества в мире, который будет все более безопасным и в котором коммунистическое движение будет мирно завоевывать одну страну за другой.

Екатерина Фурцева, выступившая первой в прениях, заявила: «В отчетном докладе Центрального комитета КПСС тов. Н.С. Хрущев с предельной ясностью и исключительной глубиной раскрыл неодолимую силу великих идей марксизма-ленинизма в борьбе за построение коммунистического общества в нашей стране». В своем выступлении Фурцева упомянула Хрущева три раза. Никакой другой фамилии, кроме Ленина, в ее речи не было упомянуто.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю