Текст книги "Любовь Орлова. 100 былей и небылиц"

Автор книги: Юрий Сааков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

82

В. Лебедев-Кумач не только писал тексты песен к фильмам Александрова, но и был их всяческим популяризатором. Мало того что написанное им в стихах обращение к зрителям Александров прочел и даже пропел на премьере «Веселых ребят» в кинотеатре «Художественный», мало того что поэт сочинил потом кучу рекламных стихов для фильма типа:

 
Я вам пишу, чего же боле,
Что я могу еще сказать?
Теперь я знаю, в вашей воле
«Ребят веселых» показать,
 

так он еще написал и издал отдельной брошюрой «либретто» фильма. Где нехитрыми, доступными каждому словами пересказал, перевел, так сказать, с русского на русский все, что насочинили Эрдман, Масс и Александров. В том числе и по поводу героини Орловой:

«Никчемная барышня (это сначала о ее хозяйке. – Ю. С.), она влюблена во все заграничное и мечтает поймать себе на курорте мужа, непременно иностранца. Семейство Елены приехало на курорт со всеми удобствами, даже с домашней работницей – худенькой и быстрой деревенской девушкой Анютой».

Почему вдруг «худенькой»? Орлова никогда ею не была, даже в первом своем фильме. Это уж потом, доведенная, как она неудачно пыталась шутить со Сталиным, Александровым, актриса, на взгляд вождя, непозволительно исхудала…

И почему обязательно «деревенской»? Домработница могла быть и «городской». Хотя сам этот вопрос – о домработнице – в фильме Александрова очень смущал, например, поэта, Н. Коржавина, написавшего за океаном, где он одно время обосновался, целое эссе о «Веселых ребятах»: «И вообще откуда домработница в пролетарском государстве?»

Он, конечно, объясняет, откуда: после голода в провинции и в деревне. Но мы не будем в это вникать и поспешим к следующей орловской небылице…

Нет, дадим все-таки ненадолго слово Н. Коржавину:

«Ранние песни Л. Утесова известны, происхождение Орловой и связанные с этим мытарства – тоже. А тут – дали! Дали, наконец, возможность проявить себя, свое мастерство и свою силу. Вот и обрадовались тому, что их уравняли в правах с остальными».

Чему должны были обрадоваться Утесов и Орлова, творившие – он на эстраде, она на сцене – практически все, что хотели, и ни в чем, особенно она, не ущемленные творчески – не очень понятно…

83

Эту историю рассказывал Александров со слов Орловой.

…Будто поехала она в середине 50-х в составе делегации советских кинематографистов, – а вся делегация, как и в 47-ом, в Венеции, состояла из двух народных СССР – ее и С. Бондарчука – в Польскую Народную Республику.

И будто во время передачи на Варшавском телевидении актрису спросили:

– Пани Орлова, вам нравится польская водка?

– Нравится, – ответила она.

– А какая? – не отступали поляки.

И она назвала единственную, марку которой случайно запомнила «Выборова», то есть «избранная», «лучшая».

С тех пор эта «Выборова» так к ней и прилипла: «Орлова-Выборова». Куда, мол, ни явится – только и слышит: «Орлова-Выборова!» Вскоре это заменило уже «здравствуйте!» и «до свиданья!». При встрече жали артистке руки и с интонацией «Добрый день!» говорили: «Орлова-Выборова!» При прощании – то же «Орлова-Выборова» с интонацией «всего хорошего!». В гостинице дают ключ от номера и – в смысле «пожалуйста!» «Орлова-Выборова!». Официант в ресторане вместо «что будем пить?» «Орлова-Выборова?» Скоро уже и коллега по делегации С. Бондарчук стал обращаться к ней не иначе как «Орлова-Выборова».

– Самое смешное, – смеялся сам Александров, – что Любовь Петровна так вошла в эту «выборовскую» роль, что когда таксист спрашивал ее: «Орлова-Выборова?», отвечала – туда-то. А в магазине на вопрос продавщицы «Орлова-Выборова»? – показывала на нужную ей вещь…

«Почему же и это небылица?» – спросит читатель. Да потому что наверняка, помимо того, что поляки один, два, ну пять, десять раз пошутили с «Орловой-Выборовой», все остальное, где такое словосочетание заменяло якобы им (а потом и ей!) общение с советской «звездой», нафонтанировано Александровым.

84

И еще – со слов режиссера-мистификатора.

"…Был как-то концерт Орловой в клубе НКВД в Москве. И дирижер огромного духового оркестра, – будто бы рассказывала актриса, – который поначалу шумно меня приветствовал, потом, после каждой спетой мною вещи, одновременно с аплодисментами зала играл… тот же приветственный «туш». Ну ладно бы, после того как романс или песня из фильма спеты. А то пою А. Даргомыжского, а дирижер-чекист, приняв предпоследний текст за последний, взмахивает палочкой – и «туш» звучит раньше времени. Я и публика смеемся, оркестр по команде чересчур ретивого дирижера перестает играть, и я допеваю романс Даргомыжского».

Потом, на съемках «Композитора Глинки», Орлова рассказала, это игравшему Даргомыжского Ю. Любимову. Он сам, «служивший» в Ансамбле песни и пляски НКВД, припомнил свои курьезы в этом славном коллективе, и оба смеялись так, что испортили Александрову пару дублей…

85

Александров умилялся письмом, полученным Орловой от горьковских текстильщиц незадолго до ее кончины:

«Только что по телевидению смотрели „Светлый путь“. (Тогда, в „лапинские“ времена, на телевидении показ „Светлого пути“ был таким же бесперебойным, как сейчас „Кавказская пленница“ или „Бриллиантовая рука“.Ю. С.) Нас было 17 человек: ткачихи, прядильщицы, мастера, инженеры, секретарь комитета ВЛКСМ, бывший парторг.

Товарищ Любовь Орлова! Этот фильм и вы, наша народная артистка, – это наша жизнь.

…Мы наших дочерей назвали Вашим именем. У нас на фабрике Люба самое многочисленное и уважаемое имя».

И т. д. и т. п.

Это письмо Александров опубликовал в книге. А о другом он только рассказывал. В котором такие же ткачихи, памятуя о блестящих навыках, которые приобрела в ткацком деле актриса, писали ей:

«Ты настолько хорошо владеешь нашей профессией, что если у тебя не будет что-нибудь получаться в кино (не дай бог, конечно!), то милости просим к нам на фабрику. Для тебя всегда готово рабочее место. А если что и подзабыла за столько лет, обо всем напомним».

Ты настолько хорошо владеешь нашей профессией, что если у тебя не будет что-нибудь получаться в кино, то милости просим к нам на фабрику…

И будто Орлова, всегда по-доброму смеявшаяся над этим предложением, после провала «Русского сувенира», в отчаянии от того, что у нее действительно «не получилось в кино», вспомнила о нем всерьез: не сменить ли ей с горя профессию?

Тем более что, снимаясь в «Светлом пути», она признавалась в прессе:

«Если бы моя работа оставляла возможности для других занятий, я из всех выбрала бы работу ткачихи».

А теперь, мол, речь шла уже не о совмещении профессий, а о смене одной на другую.

– Еле отговорил… – вздыхал будто бы режиссер, расстроенный провалом «Русского сувенира» не меньше актрисы…

86

Пишут о том, что сразу два Рождества – и католическое, 25 декабря 1934 года, и христианское, в январе 35-го, оказались самыми счастливыми в жизни актрисы. 25 декабря 34-го действительно состоялась оглушительная премьера «Веселых ребят» в кинотеатре «Художественный», и на следующее утро Орлова проснулась знаменитой.

А 7-го, мол, января, в день православного Рождества, на юбилейном вечере в Большом театре, посвященном стукнувшему в 34-м (считая с ленинского декрета о национализации кино в 19-м) 15-летию советского кино, был зачитан указ о присвоении Орловой за один только (как Б. Бабочкину за «Чапаева»!) фильм звания заслуженной артистки республики.

Легенда об одинаково счастливом «двойном» Рождестве, конечно, красивая. Но, во-первых, не уверены, что торжество в Большом театре состоялось именно 7-го, а не 5-го или 6-го января 35-го года. А во-вторых, что для Орловой, явно не католички, Рождество, которое соответственная часть верующих отмечает 25 декабря? Обо всем что угодно думала она в тот вечер в кинотеатре «Художественный», стены которого, как писали, сотрясались от беспрерывного хохота, только не о пришедшемся на этот незабываемый вечер католическом Рождестве. Говорят, актриса предпочитала старый календарный стиль…

87

Владик Мамышев-Монро, устроивший в 2000 году в галерее М. Гельмана упомянутую уже нами выставку «Любовь Орлова», где он, питерский авангардист № 1, представил с помощью грима и костюмов во всевозможных обличьях актрису, предварял выставку обращением к ее посетителям:

Она была неутомима, но слишком много улыбалась, отчего в уголках прославленного рта появились морщины.

«Множество перевоплощений в исторические и мифологические образы человечества обоих полов (в этом-то и сила „Владика“! – Ю. С.) неумолимо вела меня в творчестве (!) к некой идеальной маске, гармонизировавшей в себе проблемы сексуальной идентификации времени (юность – старость), психологические (мать – сын), социальные (царица – служанка), эстетические (красавица – чудовище) и т. д. Перепробовав более десяти культовых образов от Гитлера до Мэрилин Монро (отсюда и приставка к фамилии авангардиста. – Ю. С.), до Христа и Будды, я внезапно обнаружил такую идеальную маску на исторических просторах своей любимой Родины…

Любовь Орлова, начавшая карьеру советской кинозвезды № 1 в 42 года…»

На самом деле Орлова начала эту карьеру в 32 года. Тоже, конечно, не рано, но все-таки на 10 лет раньше, чем считает воплотивший актрису Владик. А вместе с ним и пресса, освещавшая выставку и повторявшая за ним: «В 42 года…»

Далее – опять Владик: «Я попытался представить себе, как выглядела бы Орлова сейчас, не умри она в 74-ом…»

И здесь «профессор» Петербургской академии современного искусства путается. На этот раз даже обиднее для актрисы, лишая ее целого года (во всяком случае, календарного) и без того не очень долгой жизни (она умерла в январе 1975-го, ровно в 73). Эту ошибку героя пресса не подтверждает, но и не опровергает. И в свою очередь, будто извиняясь и за себя и за Владика, за его «начало карьеры в 42 года», наоборот, сбрасывает актрисе тот же десяток, когда пишет: «В 60 лет она последний раз попробовала сыграть девушку…»

Но Орлова оказалась куда белее смелой и рискнула сыграть «девушку» аж в 70 лет – в «Скворце и Лире». Так что актриса не должна быть в особой обиде ни на Владика, ни на пишущих о нем: там накинули 10 лет – здесь скостили…

В обиде за Орлову мы, не успевшие, к сожалению, насладиться выставкой Владика, но читавшие о ней такое:

«Владик Монро – питерская звезда андеграунда – представил новую реинкарнацию в стиле сталинской эпохи. Л. Орлова у него питает патологическую любовь к симпатичным революционным матросам с „Авроры“, профессионально строит глазки на приватном party у М. Горького и ненавидит актрису Веру Марецкую. Набор достаточно целомудренный, если припомнить арсенал, задействованный Владиком в предыдущих проектах.

Несмотря на наличие в экспозиции таких минорных работ, как торжественное фото «Вера Марецкая спокойно и сосредоточенно стоит у гроба Любови Петровны» (явно вдохновленный книгой Д. Щеглова, тут Владик воспроизводит ее буквально: «Подошла Марецкая, очень долго стояла, внимательно и спокойно глядя на восковое лицо, на гроб, поверх гроба, куда-то в сторону, где оказалась спустя три года, в 78-ом. – Ю. С.), выставка носит характер в целом жизнеутверждающий. Об этом свидетельствует хотя бы длинное название соседнего снимка:

«Известный журналист В. Кацуба (тот значится в длинном списке коллег Владика, которым он выражает благодарность за участие в „состоявшемся проекте“. – Ю. С.) интересуется творческими планами Любови Петровны на ближайшее тысячелетие». Дело происходит в питерском кафе «Декаданс», а обрамляющие снимок мужские опять-таки (!) гениталии необъяснимым образом дают понять, что планы самые радужные».

Порочное дитя конца века (Владик». – Ю. С.) разбудило спящую красавицу Золушку нетрадиционно крепким поцелуем. Золушка, как и положено, молода и красива».

88

Уж на что знает М. Кушниров свою героиню, но и он пишет:

«В 1934 году Орлова поехала выступать перед бойцами южных армий: от Краснодара до Махачкалы. Поезд останавливался на каждой станции, где заранее были сооружены эстрадные подмостки. Орлова выходила и выступала».

Но, во-первых, в 34-м Орлову еще никто, тем более «от Краснодара до Махачкалы», не знал. Вместе с Александровым она пребывала в полной безвестности об участи запрещенных поначалу начальством «Веселых» ребят». И хотя к осени судьба фильма была решена в его пользу, до выхода фильма на экран – после чего на каждой станции можно было бы сколачивать подмостки для ставшей «звездой» артистки – было еще далеко. И впервые в статусе «звезды» Орлова посетила Ярославль лишь в марте 1935 года, когда ее концерты, еще без особого, пришедшего потом восторга, отрецензировал некто под псевдонимом «Миф».

Но, может, эта дата – 34-й год – опечатка, и на самом деле это было в 36-м, после «Цирка»…

А во-вторых, подмостки вдоль дороги явно путаются с концертом на перроне, который действительно пришлось дать актрисе в той же Махачкале, но гораздо позже, в годы войны.

…Когда в очередной раз актриса возвращалась с гастролей в Баку, ей телеграфировали об очень желательном концерте по дороге, в Махачкале. Времени для этого у Орловой не было, да и устала она порядочно. И тогда Махачкала сама якобы – не Магомет к горе, так гора к Магомету! – пришла на концерт к Орловой.

На перрон выкатили лучший, из филармонии, рояль. Виртуоз-машинист остановил вагон с актрисой точно против выставленного на перроне инструмента. И ей с аккомпаниатором ничего не оставалось делать, как выйти и тут же, на платформе, дать концерт для изобретательных махачкалинцев.

А вместе с ними зрителями уникального представления стали пассажиры поезда, не подозревавшие, что несколько дней путешествовали со знаменитой артисткой, и не возражающие, естественно, против столь неожиданной задержки. Зато потом у Орловой рука устала писать автографы, за которыми к ней в вагон потянулись из всех остальных.

89

«Народная газета» вспоминает еще об одной военной легенде с Орловой. Будто во время ее пребывания с концертами в каком-то партизанском соединении оно было окружено превосходящими силами противника и обречено на уничтожение, если бы… Если бы Центр вовремя не послал на спасение народной любимицы целую эскадрилью самолетов.

Опять бред! Орлова действительно бывала с концертами в частях и на кораблях. Но чтобы сбрасывать (и каким образом – на парашюте, что ли?!) любимую артистку тов. Сталина в тыл врага! Да если бы с ней что-то случилось, то что стало бы с тем, кому это пришло в голову! Учитывая, что самого Александрова, хоть и в «шютку», вождь обещал расстрелять, «если с головы этой женщины упадет хоть один волос»…

Зато достоверно известно, что в знаменитом партизанском соединении Сидора Ковпака единственным и безошибочным паролем для новых, вступавших в него бойцов было… знание песни «Широка страна моя родная». И пароль-песня ни разу не подвел ковпаковцев.

90

…Но наверняка подвел бы, если бы к ним попал, вернее попытался проникнуть в их партизанские ряды, один немецкий чудак-офицер. О нем рассказали те же партизаны в Москве на встрече с деятелями искусств столицы в Центральном доме работников искусств в 42-м году, когда там работал директором мой отец, С. Сааков, от которого я это и слышал…

Будто партизаны устроили засаду на немецкую легковую машину с конвоем мотоциклистов. И, расстреляв последний, пленили ехавшего в машине офицера.

Когда его обыскали, в одном из нагрудных карманов «фрица» неожиданно обнаружили… довоенную фотооткрытку с портретом Орловой. На обложке открытки была надпись по-русски: «Любимой сестре Наде от Маруси».

Офицер поначалу вроде бы равнодушный к своей судьбе, высказал вдруг беспокойство по поводу фотографии советской звезды и попросил не отбирать ее.

– Спроси, зачем ему Орлова? – сказал переводчику командир.

– О, Орлёва! – восторг «фрица» казался неподделен.

– Спроси – откуда?

Немец возбужденно, почти скороговоркой что-то объяснил.

– Говорит: единственный его трофей за всю войну. Отобрал у девушки в первой же русской деревне, в которую попал. Другие тащили вещи, продукты, а он – нигде, ничего.

– Ну да, так мы ему и поверим!

Немец, чувствуя партизанское недоверие, добавил что-то.

– Уверяет, что страшный поклонник Орловой и на днях разругался со своим полковником в споре, кто лучше: она или Марика Рёкк.

– Кто это?

Немец кривится и нехотя объясняет.

– Актриса ихняя, но так себе… не сравнить с Орловой. Говорит, из-за ссоры и выехал в свою роту, не желая оставаться в штабе с дураком-полковником.

Кадр из «Скворца и Лиры».

– Выходит, из-за Орловой и «пострадал»! – смеется командир. – Вообще-то за то, что отобрал фото у Насти, надо бы ему всыпать. Но раз такой поклонник Орловой… Как, товарищи?

Партизаны хохочут.

– А открытку я все-таки отберу.

Это страшно расстраивает пленного.

– Ничего, переживешь! – прячет командир фото. – Надо бы как-то передать самой Орловой… Переведи.

Немцу сообщение о том, что реквизированное им у Насти фото вернется к актрисе, неожиданно успокаивает.

– Отправьте его в штаб! – распоряжается командир. – Там разберутся.

Дальнейшая судьба немецкого поклонника Орловой неизвестна…

Во время этой встречи в ЦДРИ Орловой и Александрова не было в Москве они работали в Баку. А когда в 44-м вернулись и стали посещать ЦДРИ, отец уже не работал там. Спустя 12 лет, узнав о моем знакомстве с режиссером и актрисой, он, не очень-то веривший в «пленного немца» (партизаны в ЦДРИ говорили о нем с чьих-то слов) предложил рассказать им эту историю.

Когда я поведал ее Александрову, он тоже сделал вид, что не поверил: как мог немец видеть фильмы с Орловой в фашистской Германии, где они, как и все советские, не демонстрировались?

Но я почувствовал, что на самом деле эта «партизанская» история показалась режиссеру очень даже занятной…

91

Вспоминая Л. Орлову, Р. Зеленая писала:

«Однажды Любовь Петровна – мы сидели у нее дома – вспоминала о своих съемках в „Веселых ребятах“. Она утверждала, что не было бы такой актрисы „Любовь Орлова“, не сделай ее „своими руками“ режиссер Григорий Александров. Естественно, я с этим согласилась: всегда режиссеры „делают актрис“. „Нет, – сказала она, – вы не поверите, но у меня не было лица. Понимаете, меня нельзя было снимать“. И она рассказала, что все операторы отказались ее снимать, настолько она была нефотогеничной. Ее словам трудно было поверить: она всегда великолепно, безошибочно получается на экране. Любовь Петровна вскочила и сказала: „Я вам сейчас докажу, если вы не верите. Смотрите на мои щеки!“ – „Ну, смотрю. Очень хорошие щеки“. – „Да вы что?! Их нет, на экране они провалились совсем. Вместо них были тени и ямы (и остались, кстати, в одной, вечерней сцене „Веселых ребят“, когда Анюта поет у дуба после ухода Кости. – Ю. С.). Да что говорить! Сейчас я вам покажу снимки, которые никогда никому не показывала. Вот, полюбуйтесь!“

В книге Н. Зоркой перепутаны фамилии героинь Л. Орловой такое тоже бывало…

Александров аж затопал ногами:

Орловой поклоняется вся страна, ее любит как актрису товарищ Сталин!

И она протянула мне пачку фотографий. Я была поражена. Лицо на них – и ее и не ее. Она еще и еще раз показывала эти первые свои фотопробы у Александрова – одна хуже другой. И, довольная моей растерянностью, изумлением, стала объяснять, сколько мучений претерпели операторы, пока Григорий Васильевич не разъяснил им, в чем дело и как надо ставить свет, чтобы не искажать лицо и сделать его выразительным. (Недаром 20 лет спустя прибегал на документальную съемку В. Катаняна и чуть ли не сам «ставил» свет на Орлову в роли Лиззи Мак-Кей. – Ю. С.). Она, как девчонка, размахивала фотографиями перед моим носом и хохотала: «Ну что? Теперь поверили?».

А между тем разве операторы «Веселых ребят» (В. Нильсен прежде всего) впервые столкнулись в 33-м с неудобствами орловской физиономии? Ведь до этого она снялась уже и в «Любви Алены» и в «Петербургской ночи». Не знаем, кто был оператором «Алены», но рошалевскую «Ночь» снимал Д. Фельдман, и все там с лицом Орловой было в порядке.

Так что отчего там страдал оператор Нильсен и чему его учил режиссер Александров, понять трудно. Другое дело, что Нильсен впервые снимал картину самостоятельно, да еще художественную, с массой актеров. А до этого он был вторым оператором у Э. Тиссэ на документальных, практически без актеров, а лишь с типажами, фильмах С. Эйзенштейна и Александрова. И последнему, видимо, действительно пришлось кое-чему его «научить». Но вовсе не потому, что физиономия Орловой не выдерживала критики. И если Р. Зеленая ничего не напутала, Орлова явно кокетничала перед ней своим умением казаться на экране не тем, что она представляет собою в действительности.