Текст книги "Любовь Орлова. 100 былей и небылиц"

Автор книги: Юрий Сааков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

73

Большой вопрос – встреча Л. Орловой с так называемым психиатром. О котором, когда он после долгих извинений заглянул в поезде в их купе с Александровым, она якобы слышала, даже видела его труды. А потом вдруг, после того как поговорили о кино и актриса рассказала ему о «Волге-Волге», в которой собирается сниматься, психиатр неожиданно спросил:

– Кстати, эта Орлова еще снимается?

– Орлова – это я! – напомнила ему актриса.

– Да? – старичок недоверчиво насупил брови. – А где та, настоящая Орлова?

– Какая настоящая? Я и есть…

В этот момент Александров, чтобы не расхохотаться, выскочил из купе.

– Нет, – продолжал свое психиатр, – та Орлова, которая в кино играла. Я, помню, еще мальчишкой бегал…

– Позвольте, когда ж это было?

– Ну, я не помню точно… Лет шестьдесят – семьдесят назад…

– Вы явно что-то путаете, – до последнего вразумляла актриса «психиатра». – Кино тогда вообще не было.

– Да? – недоверчиво встал знаменитый гость. – Ну что же, извините. Но было очень приятно…

И, явно оставшись при своем мнении, старик покинул купе.

– Вот вам и психиатр! – смеясь, якобы рассказывала Орлова эту историю.

Еще больше смеялся, пересказывая такой «сюр» Александров. И явно ввертывал в него не очень правдоподобный нюанс. Будто в разгар выяснения отношений между супругой и странным гостем он, чтобы не расхохотаться, покинул купе. Как?! Оставил любимую жену один на один с явно ненормальным субъектом? Да может, он маньяк какой-нибудь с навязчивой идеей обнаружить «настоящую» Орлову, а всех, кто себя за нее выдает (а в данном случае актриса выступала именно в такой «роли»), истребить. Этакий охотник за «лже-Орловыми»… Так что история хоть и занятная, даже парадоксальная, но…

74

«Мы пронеслись по вечерней столице, как Любовь Орлова в роли простой девушки на длинном открытом автомобиле с крыльями», – читаем у И. Полянской в «Читающей воде».

Насчет длины автомобиля не спорим, но, судя по его отечественной марке, она была нормальной. А вот насчет «крыльев», так это от недостатка фантазии: раз автомобиль летающий, то он должен быть еще и крылатый. Нет, в отличие от Полянской, у Александрова хватило воображения поднять автомобиль в небеса без крыльев.

Но ладно Полянская, романистка… А вот в четырехтомной «Истории советского кино» александровский автомобиль называют не иначе, как «линкольн», который действительно бывает длинным. В то время как автомобиль, уносящий героиню в небеса, был самым что ни на есть отечественным, последней марки. Писавшие тогда о фильме сходились на непременном ЗИСе (завод имени Сталина). Но никак не могли угадать цифровые обозначения автомобильной марки. Одним казалось, что это ЗИС-102, другим ЗИС-103, а третьи делали летающий ЗИС даже четырехзначным: ЗИС-1140.

Но лучше всех, не определяя никаких «марок», сказал о летающей Орловой В. Шкловский: «В наше аэроплановое время это не сказочно, но неверно».

75

А эту небыль, вернее, быль, оставшуюся за кадром, можно назвать: «Как Орлова сама себя награждала».

«Вот Таня получает орден, – писали восторженные рецензенты о „Светлом пути“. – Это кульминационный момент фильма, и каждый кадр здесь своего рода шедевр. Мы не видим, кто вручает орден. Но слегка вздрогнувшее плечо Тани красноречиво иллюстрирует всю взволнованную радость рукопожатия. Мы не видим ордена, но несколько солнечных бликов, промелькнувших по лицу Татьяны, говорят, как дорога для нее награда. Это блестит не золото ордена – это блеск счастья, озаривший ее существо».

«И Калинин самолично орден Золушке вручил…» пели в «Светлом пути».

Автору этих строк и всем остальным непосвященным казалось, что отсутствие на экране награждающего – это лихо придуманный Александровым и талантливо обыгранный Орловой условный прием.

Однако эта небылица объяснялась гораздо прозаичнее. Ни Александров, ни Орлова и в мыслях не имели изображать сцену награждения столь условно. Так знакомая им по многим собственным награждениям в Кремле эта процедура была расписана в режиссерском сценарии с необходимой в таких случаях тщательностью:

«М. И. Калинин идет, держа в правой руке орден, а в левой – коробочку с документами. В кадр входит Таня. Калинин кладет правой рукой орден в левую руку Тани, а затем жмет ей правую руку, после чего дает коробочку».

Все это в точности, не перепутав ни своих рук, ни рук партнерши, повторил на экране тщательно загримированный под Калинина артист В. Белов. Недаром потом в фильме пели: «И Калинин самолично орден Золушке вручил».

Оказалось – не «самолично»… Ибо, увидев на экране загримированного под Калинина актера, начальство возмутилось: негоже «всесоюзному старосте» наклеивать бороду и усы! И Александрова поставили перед выбором: или целиком убрать сцену награждения или обойтись без актера Калинина.

Александров, конечно, предпочел второе. Хитрец-режиссер убил сразу двух зайцев: освободился от Калинина в кадре и сделал такую «самонаграду» героини интригующей. Теперь зритель в качестве награждающего мог предполагать кого угодно – того же Калинина (ему положено по статусу), или В. Молотова (ободрившего рекордистку Морозову приветственной телеграммой), или – страшно подумать! – Самого!

Так что небылицу о такой «самонаграде» сложили те, кто писал об этом как о режиссерском и актерском достижении в изображении условного.

76

И Д. Щеглов и М. Кушниров пишут о «миньере», попросту светобоязни, которой всю жизнь страдала Орлова. Актриса не выносила даже желто-оранжевых занавесок в столь частых в ее гастрольной жизни гостиничных номерах и просила сменить их или сам номер. Что, конечно, осуществлялось, но принималось за каприз «звезды».

И если Кушниров только упоминает об этом недуге, то аналитик Щеглов даже из него делает далеко идущие выводы:

«Препарировать чужую жизнь на основе одних лишь недугов и странностей – дело столь неблаговидное, сколь и неблагодарное, – признает он. – И все же есть глубокий иронический смысл в том, что актриса всю жизнь враждовала именно с той стихией, с которой ассоциировалась или должна была ассоциироваться для большинства. Искусственное солнце заливало искусственную жизнь ее персонажей, до которых, в сущности, ей не было никакого дела».

Но тут чуткий, как правило, щегловский анализ явно дает сбой. Как же «не было дела», если даже образ своей первой, самой простенькой из всех ее героинь Орлова пыталась всячески осмыслить. И не только «про себя» – на страницах печати:

«Роль домработницы Анюты, чрезвычайно эффектная внешне, но сложная и трудная по содержанию, выпала на мою долю. Анюта по своему положению среди других действующих лиц напоминает мне сказочную Золушку, незаметную, презираемую замухрышку в начале фильма и неожиданно расцветающую, вырастающую в его конце.

Работая над ролью, я старалась создать образ простой обыкновенной советской девушки (непременно «советской». – Ю. С.) и играть так, чтобы зритель увидел в Анюте живого, понятного всем человека, а не напыщенную куклу, каких мы часто видим на экране. Оказалось, что искренность и простота игры на экране различны с театральной игрой. Понять и оценить эти различия мне помогли режиссер Александров и Чарли Чаплин теми отрывками картин, которые мне удалось видеть.

В создании образа Анюты я пользовалась системой Художественного театра, которую и изучила за свою семилетнюю работу в театре Немировича-Данченко. Той же системой, которой я пользовалась в работе над образом Периколы и Серполетты в «Корневильских колоколах».

Поэтому я стремилась спеть Анютины песни не как вставные музыкальные номера, а передавать их как волнение чувств, переживание в мелодии:

 
И хочешь знать,
Что ждет впереди,
И хочется счастья добиться!
 

Энергичны слова припева Анютиной песни. Бодры и жизнерадостны ее поступки. Непреодолима ее любовь к новой счастливой жизни».

Это только про Анюту, которую потом актриса даже не видела, как помним, в списке своих безусловных экранных побед. Анюту, в работе над которой участвовали и система Художественного театра, и Чарли Чаплин, и, конечно, Александров, внушавший актрисе, как «непреодолима любовь ее домработницы „к новой (читай – советской. – Ю. С.) счастливой жизни“.

Можно представить, как занимали мысли и чувства актрисы (во всяком случае, на бумаге) образы остальных, гораздо более полнокровных ее героинь! «Конечно, – скажет тот же Д. Щеглов, – бумага все стерпит».

Но с ним нужно или согласиться… или остаться при своем мнении.

77

Прессе, освещавшей суперэкстравагантную, посвященную Орловой фотовыставку Владика Мамышева, принадлежит еще одна небылица про актрису, почти виртуальная.

«Кажется, еще никто не обращал внимания, – делала она как бы открытие, на двусмысленное сочетание имени и фамилии советской звезды: Любовь Орлова. Ведь если правильно расставить акценты, окажется, что секс-символ 30-х имеет свое альтер эго – Орлова. Некоего воздыхателя, готового плодить ее изображения в самых немыслимых ситуациях (даже в постели с моряком!)".

И не просто с «моряком», а с революционным с крейсера «Аврора» представил в постели Орлову выдающийся питерский фотоавангардист.

Но насчет альтер эго пресса ошибается, и на двусмысленное сочетание имени и фамилии Любовь Орлова еще за 40 лет до «Владика» обратил внимание тот же Оня Прут, драматург и друг детства актрисы. И на один из ее дней рождения преподнес Орловой в качестве подарка сценарий «Любовь Орлова».

– В картине о самой себе я сниматься не буду! – испугалась она.

И напрасно! «Любовь Орлова» оказалась… любовью Григория Орлова, знаменитого, как теперь говорят, пра-пра-пра-пра-прадядюшки актрисы, к Екатерине II. Собственно, сценария никакого не было – одно шутка-название.

Так что пересмешник И. Прут «расставил акценты» задолго до нынешнего питерского авангардиста и тех, кто о нем пишет.

78

Г. Скороходов, автор известной передачи «В поисках утраченного», одна из которых посвящена Л. Орловой, о своих встречах с ней пишет в одноименной книге. И если встречи описаны более-менее убедительно, то когда Скороходов остается один, его тоже тянет на небывальщину.

«В Гаграх, – пишет он, – мы поднялись по длинной лестнице, по которой взбиралось стадо в „Веселых ребятах“, и зашли в тот сверкающий зал, где, готовясь к приему гостей, пела и танцевала Анюта». Лестница на шикарной бывшей даче профессора Федорова в Гаграх есть, и стадо по ней действительно взбиралось. Но сверкающего зала, где бы пела и танцевала Анюта, хозяин дачи не строил – все это снималось в павильоне «Мосфильма»…

Да и о каких съемках внутри дачи могла идти речь, если первая же съемка на ее территории привела к таким катастрофическим, описанным драматургом фильма Н. Эрдманом в письме матери, последствиям:

"… Но вот раздался сигнал, под дикие крики абхазцев к главному входу врывается обезумевшее стадо коров. Сметая все на своем пути, бодаясь, мыча, выворачивая ступени, вырывая с корнем банановые деревья, животные устремляются вверх. Несчастный итальянец (управляющий дачей. – Ю. С.) видит, как одна за другой трескаются и падают на дорогу чудесные гипсовые вазы, как вытаптываются розовые кусты и крошатся перила. Он хватается за голову и на звучном языке Петрарки и Кроче начинает кричать какие-то убедительные слова, на которые никто не обращает внимания… Четыре часа продолжалась съемка, четыре часа кричал несчастный итальянец, и четыре часа, будто в павильоне на Потылихе, невозмутимо улыбался Александров».

Вскоре, не без впечатления, произведенного на него киношным разгромом, профессор медицины Федоров вообще покинул пределы СССР…

79

Даже не знаем, можно ли это отнести к разряду небылиц об актрисе, ибо сие уже из области потустороннего. К чему пришел в 1995 году специализировавшийся по этой части журнал «Оракул». И опять же не просто «пришел», а в связи с исполнявшимся тогда 100-летием кинематографа.

«На квартире известного московского спирита, – сообщает корреспондент „Оракула“, – мы долго спорили, чей дух мог точнее рассказать нам историю российского кинематографа, которому исполняется 100 лет. (Не российскому, конечно, а мировому, а российскому тогда было только 87. Но ничего, простим это „известному московскому спириту“ и его „оракульскому“ соавтору А. Федосееву. – Ю. С.). Медиум предложил вызвать двух замечательных супругов Любовь Орлову и Григория Александрова, которые работали как раз в середине этого цикла. Духи явились, и на этот раз у нас получился не диалог, а целая беседа за круглым столом».

"…С Пырьевым налаживали в Екатеринбурге художественную самодеятельность в клубе чекистов», – напоминают для начала духу Александрова его довольно, надо сказать, рисковую цитату (за нее «зацепился» и Д. Щеглов: «В таком интересном месте, как клуб ЧК») из книги «Эпоха и кино».

«Получается, что у ЧК, кроме массовых арестов и расстрелов, хватало времени на то, чтобы изображать на сцене что-нибудь „красивое“? Но не так-то легко Александрова, даже „духа“, поймать на слове:

– А вам нужно обязательно очернить историю? Среди чекистов было много молодых, достойных и талантливых людей. Ведь зачастую туда набирали людей не от сохи, а тех, кто выделялся интеллектом.

Поняв, что на этом александровский «дух» не поймать, спириты срочно меняют тему:

– При просмотре ваших комедий невольно ловишь себя на том, что они явно похожи на американские мюзик-холлы (почему-то не мюзиклы. – Ю. С.). Григорий Васильевич, признайтесь, не повлияла ли на вас длительная поездка в США?

– Возможно, – не отпирается на этот раз «дух» комедиографа. – Но я никогда не отрицал чужой опыт.

В разговор вмешивается молчавший до сих пор «дух» Любови Петровны:

– Скажите, а какие песни распевают сейчас в стране после выхода очередного фильма?

«Пришел черед оправдываться и нам:

– После «Воров в законе» и «Маленькой Веры» нам остается мурлыкатъ только блатную «Мурку».

(Сеанс проходил 6 лет назад, но что с тех пор изменилось? – Ю. С.).

– Вы слышите, Григорий Васильевич! А они упрекают нас в американизме.

– Что делать, Люба! Вы ведь знаете, что у них весь прокат завален американскими фильмами, да еще самого низкого пошиба…»

Слово, как говорится, за слово, и дело доходит до известной высокой оценки Ч. Чаплином «Веселых ребят», которую в один голос, необычайно гордясь этим, цитируют «духи».

– Но ведь Чаплин не знал всей правды о том, что творилось в нашей стране в лихие тридцатые?

– А вы полагаете, – возражает «дух» Орловой, – что всю правду знали мы? Мы только что-то ощущали и жили сообразно обстоятельствам, как большинство людей. А если жили, то хотели быть веселыми, жизнерадостными.

– Поэтому мы с Любовью Петровной, – поддерживает «дух» супруга, – стали искать и открывать то, что веселит и радует души людей, утверждать улыбкой новое и вызывать у людей вдохновение.

– Постойте! – не сдаются «оракульские» спириты. – Но не произошло ли так, что в стране, которая испытала столько страданий, вы проповедовали сладкие иллюзорные сказки? Вы не жалеете об этом?

– Нисколько! Мы ведь звали людей не в ад, а приглашали их к счастью. А что сегодня? Сегодня хлесткой правдой о бандитах и проститутках, жуликах и сутенерах ваше новое так называемое кино чем-нибудь помогает людям? Что сеет оно в душах людей? Ненависть? А что делать без любви?

Позволим себе прервать «спиритический сеанс» шестилетней давности: уж очень совпадает то, что перечислили тогда «духи» Орловой и Александрова, с ответами на анкету газеты «СК-НОВОСТИ» (Орган Союза кинематографистов) осенью 2001-го.

«Определите круг персонажей теперешнего кинематографа», – просит анкета и получает от зрителей такие ответы: «новые русские», «воры и сыщики», «проститутки», «бандюки», «то, что и в авторском (речь идет о массовом кино. – Ю. С.) дебилы, над которыми можно посмеяться», «пьющие ментосы», «честные киллеры», «менты-гангстеры», «бабочки», «менты и лица с аномальной психикой», «киллеры, менты, путаны, братки, бизнесмены» и «прочее неинтересное».

«Но откуда, – разводят руками авторы анкеты, – по какой причине у нашего экрана образуется столь сдвинутый „менталитет“, да и можно ли тотальной „ментализацией“ всего репертуара проложить дорогу к зрительскому сердцу?»

…Вместе с авторами анкеты – 2001 разводят руками и спириты – 1995:

– Увы, мы только задаем вопросы. Поэтому, оставив грустные мысли, просим вас, Григорий Васильевич и вас, Любовь Петровна, назвать лучшую актрису русского кино за эти сто лет.

– Однозначно: Любовь Петровна Орлова.

– Любовь Петровна, а кто по-вашему, лучший режиссер за эти же 100 лет?

– Григорий Васильевич Александров, – так же убежденно отвечает «дух» Орловой, и на этом спиритический сеанс, записанный «Оракулом», который так и назывался «Духи» Орловой и Александрова: «Нам песня жить и любить помогает», заканчивается.

Здесь комментарии не только излишни, но и вредны. Потому что любые из них сделают этот «оракульский» сеанс еще более диким, чем он представляется с первой читки.

И над духами не могли не посмеяться!

80

«Ты» и «вы». Эта проблема, связанная с Александровым и Орловой, всегда не давала и не дает покоя. Почему они, одни практически в киношном мире, обращались друг к другу так высокопарно: только на «вы»?

«Что скрывалось за этим „вы“? – задается вопросом Н. Ртищева.Отсутствие сексуальной близости или шик высшего света?»

Другие, более трезвые, объясняли это «вы» чисто производственной необходимостью: а как еще обращаться режиссеру с актрисой-женой на съемках, в присутствии массы других людей, которым он всем, начиная с народного артиста и кончая осветителем, говорит «вы»? Не «тыкать» же ее единственную! Хотя И. Пырьев, например, не находил в этом ничего зазорного и в большинстве случаев, особенно когда был недоволен ею как актрисой, разговаривал с М. Ладыниной принципиально на «ты»…

В лучшем положении оказался, как он считал, С. Образцов, старый, по музыкальному театру, друг Орловой.

– У меня по сравнению с Александровым огромное преимущество, – шутил он. – Орлова хоть и принадлежит ему, но я, в отличие от Александрова, могу говорить с Любочкой исключительно на «ты»…

Шутки шутками, а «вы» между Орловой и Александровым смутило даже тех, кто вышел с ними на спиритический сеанс в «Оракуле»:

Александров, который со временем оценил мужество, преданность и героизм Любови Петровны, боготворил ее.

– Ничего странного, – объяснили духи. – Мы всю жизнь были на «вы» и здесь (то есть на том свете! – Ю. С.) обращаемся друг к другу только так.

…Удивительно просто, чисто по-женски объяснила эту проблему племянница режиссера Г. Карякина:

– В том, что они были на «вы», нет ничего странного. Я сама первые семь лет была с мужем на «вы». После того как у нас наступила первая близость, он спросил уходя: «Когда тебе завтра позвонить?» Я на него посмотрела спокойно и сказала: «Почему „ты“? Он исправился: „Простите, вы“, – и семь лет были на „вы“, хотя у нас уже росла дочь. В отношениях между мужчиной и женщиной нельзя переступать некоторые границы. Чем дальше – тем ближе…»

Так что, может, это «вы» у Александрова наследственное, передающееся из поколения в поколение? Интересно, замечали окружающие, что за глаза, в отсутствие Орловой, Александров мог сказать: «Сегодня Любочка была в ударе!» (после спектакля – Ю. С.). То есть как бы на «ты». Но в ее присутствии только:

– Вы сегодня, Любовь Петровна, опять были не в том парике.

– Ошибаетесь, Григорий Васильевич: сегодня я играла в «своих» волосах…

Так и осталось былью-небылью это орлово-александровское «вы». Если, конечно, не видеть производственной необходимости в такой отстраненности. Но в это наиболее разумное объяснение многие почему-то не хотят верить: уж слишком оно на их взгляд просто. И упорно доискиваются более загадочных мотивов этого «вы».

81

Казалось, как бы ни хорошо изучил режиссер И. Дыховичный женский вопрос в СССР – он сделал о нем даже перемонтажный, из советских художественных и документальных картин, в том числе с участием Орловой, фильм, – в отношении нашей героини он ошибался, хотя и не в главном:

«Орлова была звезда, что во времена пролетарской диктатуры невероятно трудно, это требовало жертвы. В этом плане она абсолютно трагический персонаж эпохи. Она ни в одной картине ни с кем не целуется».

Между тем Орлова целовалась, и даже дважды, – на пароме с А. Тутышкиным в «Волге-Волге». Но первый поцелуй попросил убрать Сталин – хватит и одного…

– Этих поправок товарища Сталина, – не побоялся съязвить Александров на совещании у А. Жданова, – оказалось достаточно, чтобы Дукельский (тогдашний министр кино. – Ю. С.) решил, что поцелуй – вообще вредная штука. Как только на экране появляется поцелуй, его нужно вырезать. Так что вы (Жданову. – Ю. С.) больше поцелуев вообще не увидите!

Судя по стенограмме, все рассмеялись, и эта «боязнь поцелуев» сошла С. Дукельскому с рук…

А уж когда Сталина не стало, Александров решил, что 57-летнюю Орлову в «Русском сувенире» влюбленный в нее и тоже немолодой американец (П. Кадочников) может просто зацеловать. Особенно на прощание, неизвестно насколько расставаясь со своей русской любовью.

Но и тут (в 1960 году!) режиссера урезонили, причем свои же коллеги.

– Согласен по поводу поцелуев Вари и Гомера, – говорил на обсуждении фильма писатель Е. Воробьев, автор текста к предыдущему фильму Александрова «Человек человеку». – Вы этим поцелуем сами снимаете поставленную вами проблему. (А в фильме то и дело звучало обращение от автора: «Господа президенты и премьер-министры! Поскорее договоритесь о мире! Влюбленные ждут!» – Ю. С.) Ведь если ваши герои уже нацеловались, то президенты и премьер-министры могут, выходит, не торопиться.

Такая вот «поцелуйная» логика!