Текст книги "Глагол времен"
Автор книги: Юрий Самсонов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Юрий Самсонов
Глагол времен
(научно-фантастическая гипотеза)
ВОЛШЕБНАЯ ЛАМПА
Из Эдема выходила река для орошения рая я потом разделялась на четыре реки. Имя одной Фисон; она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото; и золото той реки хорошее; там бдолах и камень оникс. Имя второй реки Тихон; она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель; она протекает пред Ассириею. Четвертая река Евфрат.
Книга Бытия
– О сынок, вот он твой светильник, но только разве ты продашь его таким грязным? Если я тебе его ототру и начищу…
– О владыка лампы! Если тебе угодно, чтобы я разрушил город или построил дворец…
Тысяча и одна
Мировая пресса обошла молчанием факт его прибытия в Багдад, население встретило прохладно: ни почетного караула, ни халифа с визирями, ни рабов с паланкином – только ишачок, запряженный в арбу, ждал гостя. В допотопном скрежещущем экипаже (проектным образцом коему, вероятно, служил скелет кита), восседая на зыблющейся пирамиде из собственных чемоданов, Вильгельм Кениг проследовал в караван-сарай, где клопы, скорпионы и иная экзотическая живность уже затачивала жала в предвкушении голубой крови. Ибо «кениг» означает «король».
А велико ли удовольствие эдак именоваться, тем пуще во времена, когда солоно достается и природным-то венценосцам! Да вдобавок Вильгельмом! Твой свергнутый с престола тезка – император германский и король прусский, "кайзер унд кениг", нюхает себе в Утрехте самолично выращенные тюльпаны, ты же в Хильдесхайме отдуваешься за двоих, это тебя то и дело хлопают по плечу; "Виват, Вилли! Как погодка в Голландии? Ваше величество к нам нелегально? Ха-ха, давайте устроим процесс хоть над ним!" Обрадуешься и скорпиону за то, что он не шутит по-немецки.
Однако повторю мудрые чьи-то слова: для того, кто умеет видеть, совпадения носят светящиеся одежды.
Вильгельм Кениг не вовсе безвестен. Например, в книге Л. Повеля и Ж. Бержье "Утро магов" сказано, что это был немецкий инженер, приехавший в Багдад для строительства канализационной сети. Другие говорят другое, но давайте покамест держаться этой забавной версии, которая, возможно, правдивее прочих.
Кениг, как и все, изучал Багдад в детстве по сказкам Шахеризады; готовясь к поездке, проштудировал много томов, выяснил, что со дней Гаруна город успел хватить лиха: до него доскакали монголы, его дважды штурмовал и разрушал Тамерлан, следом явились турки, за турками персы, затем снова турки– и почти на три века былая столица сделалась захудалым провинциальным поселением на окраине Оттоманской империи.
Он знал, что не смог бы встретить в Багдаде халифа ни при каких обстоятельствах: халифами числились турецкие султаны, но их империя рухнула, грозный Абдул-Гамид окончил дни свои в стамбульской каталажке, а спустя два года после этого, т. е. в позапрошлом 1924 году, турки вообще упразднили халифат, оставив место монархам, сералям и визирям только на оперной сцене.
Багдад опять был столицей, желал выглядеть по столичному, вот Кениг и приехал, чтобы познакомить туземцев с унитазом и другими достижениями цивилизованной Европы.
От славного прошлого город сохранил, можно считать, одно название. Не мудрено – после стольких бедствий! Однако, вглядываясь во тьму веков трезвым взором специалиста, Кениг, наверное, усмехался детской своей доверчивости: ведь этот древний, этот сказочный, этот блистательный Багдад на деле-то не мог быть ничем иным, как антисанитарным скопищем людей, верблюдов, насекомых. Азия! Дикость!
Но Багдад есть Багдад, и в свободное время солидный иностранец рыскал по глинобитным улочкам, делал стойку перед развалинами, копался в кучах медной рухляди на базарах, и руки у него вздрагивали, и сердце стучало: Багдад есть Багдад.
Конечно, не исключено, что этот сантехник так трудился лишь затем, чтобы выслать немецкой невесте добросовестный отчет о заграничных впечатлениях, а в чудеса ни в какие не верил, поскольку ему разъяснили, что их не бывает.
Да и вряд ли он пробормотал "сезам, откройся!", очутившись перед дверью, за которой обнаружил волшебный клад. Дверь была самая обыкновенная, хотя и вела в музей, за кладом не надо было спускаться в заколдованную пещеру: клад стоял на музейной полке, никем не потревоженный, хотя сотни посетителей ежедневно проходили мимо, но если кто его замечал, те даже фыркали сердито: нет порядка в музее! Теснота, а выставляют что под руку попало, чему место от силы в запаснике, т. с. в чулане: не амфора, не ваза, не горшок, не кувшин, что-то вроде школьного пенала для карандашей, только пенальчик глиняный, пузатенький, высотой сантиметров в тридцать, изрядно подзапылившийся, поскольку им и служители пренебрегают, несмотря на табличку "Предмет культа"! Но какого ж, извините, культа, почему не указано? Предметы культа имеют обыкновенно вид достойный, они сработаны и отделаны тщательно, в сравнении с ними этот сосудик, изготовленный явно для бытового употребления, можно счесть производственным браком, что и впрямь диво в стране гончаров!..
О глина Месопотамии!
Кениг мог судить о мощи ее пластов по стенкам своих траншей и колодцев, обнажающих следы библейского потопа. Это из здешней глины вылепил бог Адама п поселил его с Евой в раю – тут, неподалеку… Спустя несколько десятков лет местные жители покажут Туру Хейердалу участок земли, обнесенный слабенькой загородкой, чтобы скот не пролез в бывший рай. Аборигены, думаю, заблуждаются – и, думаю, не без выгоды, но и не вполне без оснований…
Багдад возник на Хиддекеле – нынешнем Тигре. Одним из его соседей на реке-сестре Евфрате был Вавилон со знаменитой башней– тоже, кстати, глиняной: "И сказали друг другу – наделаем кирпичей и обожжем огнем. И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести. И сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес…"
И даже здешние книги были глиняными: найдены целые библиотеки клинописных табличек.
При эдаких-то навыках, при эдакой универсальности применения гончарное ремесло не могло знать упадка. Значит, сосудец, который Кениг увидал на музейной полке, должен быть очень уж древним – восходить ко дням юности даже и самого-то гончарного круга, чтобы оправдалась одновременно грубость его формы и культовая ценность. Либо его нашли при раскопках какого-то храма, где он когда-то очутился случайно? В здешней почве– Кениг успел убедиться – за тысячелетия чуть ли не спрессовались предметы разнообразнейших культов, поди разберись!.. Словом, трудновато догадаться, почему сей скромный экспонат получил столь решительное – и столь неопределенное обозначение: предмет культа.
Не ручаюсь, что таков был ход мысли Вильгельма Кенига.
Может быть, дело тут в другом: археологов готовят на исторических факультетах, там они получают уйму полезных сведений про Навуходоносора, про Ассурбанипала, но не про все же на свете!
Кениг же знал про Ассурбанипала не слишком много, зато не успел позабыть курса физики. И заинтересовал его не сам кувшин-пенал, а его пробка и начинка.
Свернутый а трубку лист меди… Сквозь пробку пропущен проржавевший железный стержень… Не утерпев, Кениг колупнул пробку лезвием перочинного ножа. Царапина заблестела угольно-черным глянцем. Битум! Отличнейший изоляционный материал. Видно, все же не зря "кениг" означает "король": на древней земле, начиненной обломками царств, останками царей, он сделал открытие истинно царское: понял, что перед ним стоит древняя гальваническая батарея.
Батарейка!..
В магазине – 30 коп.
Стоило ль ехать в Багдад!
Похоже, что это и есть господствующая точка зрения.
Но продолжим нашу историю.
Тем, кто услыхал про открытие Вильгельма Кенига, первым делом пришло в голову: нет ли тут какой мистификации?
Оказалось, нету.
Оказалось, что у древних обитателей Междуречья это дело было поставлено, считай, на промышленную основу: при очередных раскопках нашли заготовки: пробки отдельно, трубки отдельно, стержни отдельно. Специализация! Поточное производство. Правда, не чрезмерных масштабов.
С той поры чуть ли не ежегодно мелькают в прессе сообщения о новых находках – и тон всякий раз до крайности изумленный. Всякий раз как впервые.
Между тем, когда на Стенках нескольких из найденных сосудов обнаружились следы масла, возникло новое предположение: может быть, это не батарея, а конденсатор – "лейденская банка"? Хорошенько натерев посудину – шерстью, кожей, руками, как "машину Гс-рике", – можно получить внушительную электрическую искру, ну а с ней и другие эффекты: светильники, например, во храме возжечь таким способом, чтобы произвести' впечатление на публику, – говорят сторонники банки.
И они, думаю, правы, точнее – тоже правы. В их пользу имеется солидный аргумент: сказка об Аладдине и его волшебной лампе.
"И мать Ала ад-Дина взяла в руки немного песку, но не успела она разок потереть кувшин, как вдруг появился перед ней джинн огромного роста, грозный и страшный видом" В другой сказке – о рыбаке – примерно такая же сцена выглядит реалистичнее:
"Из кувшина пошел дым, который поднялся до облаков небесных и пополз по лицу земли, и когда дым вышел целиком, то собрался, и сжался, и затрепетал, и сделался Ифритом с головой в облаках и ногами на земле*…
По-видимому, будучи лампой-конденсатором, кувшин работал электрической зажигалкой, служил для добывания огня, но, может быть, и не только: древность знала страшные горючие составы, знаменитый "греческий огонь", каким византийцы, например, спалили флот князя Игоря, говорят, по составу и действию близок нынешнему напалму. И когда коварный колдун-магрибинец велит Аладдину: "…возьми светильник, погаси его и вылей масло, которое в нем есть", не исключено, что он излагает правило техники безопасности. Мало ли что может произойти, когда расплавится асфальтовая пробка!
Древний электроприборчик мог иметь достаточно разнообразное применение, в том числе и военное.
Ифрит, выпущенный рыбаком, заметим, грозит убить своего освободителя. Но эта сказка записана в начале IX века нашей эры, когда наука, по крайней мере, официальная, еще не знала – и уже не знала ничего ни о конденсаторах, ни о гальванических батареях.
Предки же, как видно, имели представление и о том, и о другом.
Задолго до открытия Кенига археологов сильно смущала тонкость золотого покрытия на вавилонских украшениях. Технические специалисты уверенно говорили, что подобное качество достижимо лишь при помощи электролиза. От этого отмахивались: где же халдеи могли раздобыть электричество?
Что ж, когда точную копию багдадского сосуда наполнили уксусом, батарея дала ток силой до пяти милиамперов и напряжением до полувольта: для ювелирных целей достаточно.
Итак?
Однако прежде, чем перейти к выводам из всей этой истории, давайте распрощаемся с Вильгельмом Кенигом.
Упоминания о нем попадались мне на глаза три или четыре раза, обычно краткие.
Только Л. Повель и Ж. Бержье называют его инженером-сантехником, другие считают его археологом, который сделал свою находку при раскопках в 1936 году.
Конечно, в музее он нашел или в траншее – это дело десятое, но 1936 год меня, правду сказать, несколько смутил: не окажется ли он каким-нибудь, извините, фашистским прихвостнем?
Но дата оказалась ошибочной.
Кто же все-таки он, Вильгельм Кениг?
Не грешно допустить, что правы все, предположить такую биографию: приехал в Багдад для прокладки канализации, тут не миновать было встретиться с археологией, увлекся, поменял специальность, сделался умеренно известным археологом, поэтом археологии, описания которого охотно цитируются.
Позаимствуем и мы цитату, приведенную Э. Цереном в книге "Библейские холмы", – рассуждение Вильгельма Кенига у развалин Вавилонской башни:
"Обычные строительные кирпичи могут расплавиться только в очень сильном огне. Но как это могло случиться на открытом воздухе? Что послужило причиной? Где был источник энергии, которая расплавила кирпич? Даже если поступить совершенно безрассудно: обложить весь зиккурат легковоспламеняющимся материалом и потом поджечь его, то как же все-таки могла бы расплавиться внутренняя часть этой массивной кирпичной постройки? И все-таки случилось именно так. Свидетельства этого еще и сегодня, через тысячелетия, открыто лежат на земле… Я невольно подумал о мощных, обычных для этой страны разрядах молний – и спутанные предположения постепенно принимали определенную форму: да, это был как раз тот самый источник энергии, которая смогла бы расплавить массивный зиккурат до основания, что соответствует нашим сведениям из области естественных наук. Разряды электричества в результате скопления водяных паров или облаков пыли характерны для Ирака в определенное время года. Воздух бывает наэлектризован настолько, что, например, у лошадей, которые имеют естественные изоляторы – копыта из рогового вещества, – во время грозы длинные хвосты стоят подобно щеткам, для мытья бутылок… Огромная молния ударила в башню, где высокая степень влажности создала подходящие условия для проявления всей силы разряда, возникновения такой температуры, что внутренняя часть башни расплавилась, скопления влаги взорвались, кладка обрушилась с высокой террасы".
Кажется, эта гипотеза обеспечила Кенигу его репутацию в среде археологов, но кому принадлежит его рассуждение – археологу или все-таки инженеру?
Что еще о Кениге известно?
Он – временный сотрудник немецкой экспедиции в Варка (Уруке), принимавший участие в раскопках 1927–1928 годов. Логично предположить поэтому, что батарею он. нашел в 1926 году, работая еще по основной специальности.
Судя по тому, что хранится его находка в немецком городе Хильдесхейме (Нижняя Саксония), он тамошний уроженец. Или нет?
Все приведенные сведения взяты из общедоступных источников – книг и журналов. Но сведений маловато, иные гадательны. Наверное, можно, приложив усилия, раздобыть их побольше, пошарив в специальной литературе, да хоть через АПН или ТАСС – их корреспонденты не откажутся заглянуть в, этот Хильдесхейм… Однако не обидно ли этим заниматься?
Сотни книг, тысячи статей, специальных исследований, миллионы упоминаний о Генрихе Шлимане! Его имя знает каждый школьник во всем мире!
Имени Вильгельма Кенига не найдешь в наших энциклопедических словарях, в школьном учебнике не прочитаешь. Я не знаю главнейших дат его жизни. Приблизительно – ровесник века, может, быть, даже теперь еще жив! Может быть, не поздно еще задать все вопросы ему самому? Кто знает?..
Зато каждый вознегодует: кого и с кем сравниваю?
Шлиман ведь Трою нашел, не считая всего прочего! А Кениг только батарейку…
Да: Троя, Микены, Итака, Тиринф – список ошеломляющих триумфов Генриха Шлимана. Одной находки клада Приама довольно было бы для незакатной славы, а ведь Шлиман открыл существование догомеровской эгейской культуры, – целой эпохи в истории Греции! Краткой эпохи в истории небольшой страны. Но не открыл ли Вильгельм Кениг существование известной Истории Человечества?
Яркой молнии, которую видят все, предшествует?то, что видит только "глаз" специальных приборов: так называемый лидер, лидер молнии.
Вероятно, это высокоэнергичная космическая, частика, пронзающая грозовую атмосферу, дробящая молекулы и атомы, творящая ионизированные каналы, в которые хлынет затем молниевый электропоток.
Лидер – проект молнии, лидер – ее строитель, он же – главнейшая часть молнии, молния – его хвост. Однако лидер остается незамеченным.
ОТ ФАРАДЕЯ – ДО ФАРАДЕЯ
Я вижу перед собой воду, прекрасную, голубую сверкающую воду. Но только на короткое время, потом она появляется где-то в другом месте, исчезает, опять приближается ко мне, издеваясь над умирающим… Нарушается способность определения и восприятия расстояний, глаза больше не видят. Нежные спокойные очертания холмов расплываются в тумане мелкого несущегося песка пустыни, увеличиваются, грозят исчезнуть – проходив совсем немного времени, и этот таинственный мираж пропадает, все вновь принимает свой прежний вид. Фантастический великан растворяется в воздухе, превращается в маленький камень; козы, овцы оказываются кучками засохшей глины.
Вильгельм Кениг
Мы простимся с ним на этой цитате, содержащей ценное предостережение: не увлекаться миражами, беречь ясность ума, но не до такой, впрочем, степени, чтобы самое действительность принимать за мираж, коли это удобно или выгодно,
Никто не оспаривает того, что багдадская находка – аовсс не мираж.
Следовательно, когда-то на берегах Хиддекеля обитал свой царь физики – древний Майкл Фарадей, знавший об электричестве ровно столько же; практически это и есть наш современный уровень знания, не так ли?
Ну уж, конечно же не так!
Но как же?
Тут на автора начинают уже обижаться:
– Заладил: Фарадей, Фарадей! Обыкновенное случайное изобретение, о котором потом позабыли. Радио и телефон – и то изобретали не по разу. " А сколько изобретений погибло вместе с тем же, например, Архимедом – сызнова пришлось изобретать!
Гм… Значит, так: вавилонский ювелир закручинился, грубо, подумал, работаю, заказчики жалобы пишут, сяду-ка изобрету гальванотехнику! Изобрел, применил, вавилонянки в очередь стоят золотить свои брошки, но тут на грех являются касситские, ассирийские, эламитские или персидские солдаты, грабят и убивают, начиная, конечно, с этого ювелира… Через некоторое время кто-то другой призадумался: чего же я цепочку-то вручную золочу?! И приходит Александр Македонский с греко-македонской солдатней, опять кто-нибудь садись – изобретай…
Вот какой умный народ жил в этом Вавилоне. Не то, что в Европе, которой на один-единственный случай изобретения электролиза понадобилось почти две с половиной тысячи лет – от Фалеса Милетского до Фарадея.
А вся история Вавилонского царства – на тысячу лет короче.
Первые полтора тысячелетия знакомства с янтарем и магнитом ушли у европейцев на игры и забавы и на размышления о природе этих любопытных вещиц. '"Припоминают, что Фалес предположил, что душа есть нечто движущееся, если он действительно говорит, что камень имеет душу, потому что он двигает железо, – свидетельствует Аристотель. Через 800 лет после Фалеса и через 300 – после Аристотеля автор поэмы "О природе вещей" Тит Лукреций Кар скажет примерно так: магнит и янтарь действуют на окружающую среду, как насос, создавая невидимое течение, которое и подносит к ним притягиваемые предметы.
К IX веку нашей эры изобрели или импортировали из Китая компас.
Наука в средние века или молчала, или действовала подпольно, принимая иногда причудливые обличья. Ее проявления способны поставить нас перед вопросами, на которые отвечать нелегко. Вот пример:
8 августа 1269 года произошло событие в истории европейской физики, одинаково и крупное, и таинственное. Случай для любителей детективов!..
Внешне ничего примечательного: Пьер Перегрин де Марикур пишет письмо приятелю насчет того, как, используя магниты, построить вечный двигатель. Письмо благополучно дошло до адресата, сохранилось и три века спустя прославило имя автора.
Насчет вечного двигателя Перегрин, конечно, промахнулся. Но откуда он взял такую уйму сведений о свойствах магнита, как мог сделать столько блистательных наблюдений, поставить столько остроумных опытов?
Что известно нам о Перегрине де Марикуре?
Французский дворянин. Письмо, которое позднее сделалось известным под названием "Трактат о магнитах", написано в военном лагере Карла Анжуйского, осаждавшего город Лючеру.
Это все, что мы знаем. Но кое о чем можем еще догадаться.
Перегрин – не имя. Перегрин – это прозвище, знакомое нам в варианте пилигрим. Паломник. Странник. Путешественник по святым местам.
В ту эпоху крестовых походов было пруд пруди этих странников. Вооруженные армии шли на Ближний Восток освобождать гроб господень, и каждый крестоносец тоже был пилигрим, как любой штатский.
Чтобы это сделалось даже прозвищем, требовалось, наверное, быть пилигримом выдающимся. Чем именно де Марикур отличался от многотысячной массы, не знаем. По времени он мог быть участником VII крестового похода. И странствовал, наверное, очень часто – или очень подолгу. Когда ж, в таком случае, он ставил опыты, производил наблюдения? А ведь "Трактат о магнитах" составлял колоссальную ценность и дал мощный толчок дальнейшему развитию науки, которое пошло на его базе.
Коли это даже совмещалось со странствиями, трудновато все-таки поверить, что Перегрин до всего дошел своим умом в одиночку. Тогда на это должны были оказаться способны еще древние греки, умы которых были тоже заняты магнитом, а жизнь была менее хлопотной.
Ясно, что Перегрину кто-то предшествовал, что-то предшествовало, но кто и что?
Ключ к ответу, может быть, скрыт тоже в его прозвище, означающем пилигрим.
Об истории тамплиеров очень много почему-то в последние годы было написано и напечатано; пусть она от этого не сделалась понятнее, нам хоть нет надобности вдаваться в детали, обойдемся главнейшими штрихами. Осенью 1307 года король Франции Филипп Красивый распорядился арестовать всех руководителей и рыцарей ордена тамплиеров, находившихся на территория страны! Против них был начат инквизиционный процесс по обвинению в кощунственной ереси, занятиях магией и колдовством; длился он примерно три года, после чего осужденные были сожжены, а имущество ордена перешло в королевскую казну.
Этим последним – корыстью – чаще всего объясняют причину затеи Филиппа Красивого. Что до самих обвинений, заметна разноголосица – от полного признания их истинности до безоговорочного отрицания.
Такие споры для нас особого значения уже не имеют. Но трудновато все-таки отрицать, что тамплиеры, как никто, вольготно чувствовали себя в лоне церкви, располагали собственной обрядностью, иногда и рискованной. Пожалуй, они составляли что-то вроде обособленной секты внутри католицизма, чему способствовала строгая централизация ордена и его огромное могущество.
Внутри этой секты, похоже, существовали скрытые противоборствующие течения, ее идеология не успела окончательно сформироваться – помешали папа и король.
Кто же такие были эти тамплиеры, какова могла быть истинная их история? Тамплиеры, иначе храмовники, – рыцарский орден, возникший примерно в 1118 году в завоеванном участниками I крестового похода Иерусалиме. Резиденция его учредителей находилась возле церкви, построенной на месте разрушенного римлянами Иерусалимского храма, отсюда название ордена. (Храм по-французски – temple.) От других орденов тамплиеры отличались своей специальной задачей защиты христианских паломников – пилигримов! – охраны путей сообщения и вообще порядка в государствах, которые создали крестоносцы в Сирии и Палестине. По существу, это были полицейские оккупационные войска. Что означало их постоянное, а не временное пребывание в завоеванных землях.' Но, значит, не миновать было и тесного контакта европейских варваров с арабами – просвещенными наследниками греков, вавилонян и египтян, с еврейскими мистиками-кабалистами, с потомками Асфеназа и Даниила, носителями разнообразных культов и представителями мощных древних культур. Легко представить, в 'какое смятение приходили немытые дремучие головы. Но головы-то все же были разные!
Для одних становились доступны учения гностиков, неоплатоников. Другие жадно охотились за "чудесами" 'и готовы были впрямь заложить душу дьяволу, молиться Сатане. Одни заслужили доверие, их учили всерьез, других попросту морочили, измываясь над оккупантами с их наивностью, не исключено, что именно так явился на свет вроде бы нигде, кроме как у тамплиеров, не существовавший культ Бафомеда – дьявола с козлиной головой и женским телом, а также сатанинская "черная месса".
Какая-то часть тамплиеров, конечно, незначительная, могла получить и получила доступ к реальным и серьезным секретным знаниям.
Она могла поделиться – и, наверное, поделилась ими с "пилигримом" де Марикуром, – отсюда "Трактат о магнитах": неспроста Перегрин пилигримствовал!
Мы не знаем, числился ли он в ордене. Но его частые паломничества тоже, как видно, затевались неспроста. Может быть, он служил ревизором, курьером, инспектором пли инструктором, через него осуществлялись руководство и связь между отдаленными разбросанными общинами, очагами тайного знания, тайной науки?
Знакомство с тайными пауками 'в' письме-трактате замечается. Современники Перегрина думали, что стрелка компаса указывает острием на гигантские залежи магнитного камня на севере. Перегрин говорит: это небо влияет на Землю, каждая точка неба имеет аналогичную точку на земной сфере – подобии неба, вынуждая магнитную стрелку вести себя соответственно… Тут есть и внешняя наивность, и какая-то, может быть, еще непонятная глубина. А полностью понятно одно: эти слова сказаны человеком, сведущим в алхимии и астрологии! Ничего себе пилигрим!
Среди алхимиков было немало гениев – Парацельс, Роджер Бекон… Их знания тоже крепко связаны с Востоком. И алхимики отличались редкостным трудолюбием, могли много тысяч раз продистиллировать воду из одной и той же колбы. Легко представить, как въедливо изучались повадки магнита, старинного предмета и инструмента магии. Открытия держались обычно в секрете, потому-то мы и не знаем, кто изобрел такую важную вещь, как компас.
Подпольная наука даже в этой сомнительной форме продолжала трудиться, и нельзя на основании формы отбросить и обесславить тяжелейшую работу, которая подготовила открытия Вильяма Гильберта!
Вильям Гильберт – врач английских королей.
В конце XVI века ему в руки попал "Трактат о магнитах".
В 1600 году в Лондоне вышла его собственная книга "О магните, магнитных телах и большом магните – Земле". В ней содержится описание шестисот опытов с магнитом, в том числе того, который особенно поразил современников: Гильберт изготовил магнит в форме шара и с помощью компаса доказал, что его свойства совпадают с магнитными свойствами Земного шара.
Впервые после Фалеса Гильберт отделил электричество от магнетизма, доказав, что притяжение магнита и янтаря имеет разную природу и что притягивать мелкие предметы способен не только янтарь, но также – если их потереть – алмазы, сапфиры, горный хрусталь, стекло, сера, соль и т. д.
И однако, едва дошло до объяснения этих свойств, Гильберт написал, что не считает совершенно абсурдным мнение Фалеса, приписывавшего магниту душу, Таков был теоретический "прогресс", достигнутый за 2147 лет от Фалеса!
Опыты Гильберта привели в восторг самого Галилея, выводы вызвали критику. Противники и сторонники ставили новые опыты, добывали новые данные.
Одним из самых талантливых физиков XVII века был бургомистр немецкого города Магдебурга Отто фон Герике. Это ему принадлежит знаменитый опыт с магдебургскими полушариями, что изображен на картинке в учебнике физики. Это он изобрел прибор, который применяется в ядерной физике под именем камеры Вильсона. Он придумал и первую электрическую машину – машину Герике.
Название внушительное, а па деле это был всего лишь отлитый из серы шар с продетым сквозь него железным стержнем. Натирая шар ладонями, можно было продемонстрировать несколько электростатических эффектов. Позднее шар из серы был заменен стеклянным шаром, затем диском, который вращался с помощью педального механизма и натирался кожаными подушечками – искры от этой "машины" уже были способны воспламенить эфир.
В 1745 году была изобретена лейденская банка – первый конденсатор. Электричество оказалось способно сгущаться, копиться! Физик Жан Нолле устраивал целые представления– заставил, например, взяться за руки семьсот монахов-картезианцев и пропустил сквозь них ток, вызвав вопли и судороги. Веселенькое зрелище!..
Искра теперь достигала нескольких сантиметров в длину, сделалась похожа на маленькую молнию. Да не молния ли это в самом деле? А молния – не электрическая ли искра?
Первым до этого додумался американец Бенджамин Франклин. Он предложил идею опыта поставленного затем во Франции тремя парижскими физиками: при помощи металлического стержня, установленного на горе, они добыли из облака искру-молнию. Затея, как известно, завершилась изобретением громоотвода.
Работы Джона Уолша, Генри Кавендиша, Луиджи Гальвани и Алессандро Вольта привели к изобретению источника постоянного электрического тока. Прибор, появившийся в 1800 году, имеет двойное название – вольтов столб, или гальванический элемент.
Столбом-то, собственно, называли по привычке – по одному из первых вариантов: Вольта складывал столбиком монеты из разных металлов, помещая между ними смоченные матерчатые прокладки – вот и все устройство для добывания тока! Затем возник чашечный вариант: соединенные проводником пластинки из цинка и серебра помещались в две разные чашечки с водой, по бокам ставились другие такие же чашечки – любом количестве. Тогда-то и было замечено, что цинковая пластинка окисляется! Что вода разлагается на водород и кислород! Что серебро электрода устремляется на платину и золото и "прекрасно серебрит их"!
Несколько лет спустя удалось впервые – и довольно сложным способом позолотить серебро – вплотную подступиться к тому, что умели древние вавилоняне. Но до этого оставалось сделать еще не один трудный шаг.
Этим занимались все лаборатории мира. Только проблема была в самом деле необычайно трудна: ведь изучались-то невидимые силы! Сделать невидимое видимым– вот как становятся видны силовые линии магнита на листе, посыпанном железными опилками, – и то непростая задача. А уж заставить невидимое работать – порождать другое невидимое – и обратно, изучать взаимоотношения невидимого с невидимым!..
Посреди этой ученой армии был рядовой, которого спустя несколько лет начали титуловать царем физики. Но в 1820 году его и рядовым-то назвать означало много чести.
Этот сын кузнеца окончил только начальную школу, учился на переплетчика. Тут хоть ему повезло; можно было читать, читать и читать! Ученик переплетчика пристрастился к науке, посещал публичные лекции– в особенности те, которые читал блистательный Деви. И, наконец, не утерпел: явился к Деви и попросил давать ему работу – любую, только бы в лаборатории. Шел 1813 год…
У Деви были аристократические замашки. Он не считал зазорным использовать лаборанта в качестве еще и личного лакея, но тут нарвался на решительный отпор. Потенциальный царь физики отличался глубочайшим чувством собственного достоинства, Восемь лет спустя тридцатилетний лаборант заставил вращаться проводник с током в магнитном поле! Кусок проволоки, магнит да стаканчик со ртутью – таков был этот первый в мире электромотор!
В течение последующих десяти лет он был одержим идеей превратить магнетизм в электричество. И в 1831 году явился на свет еще более простой приборчик – попросту кусок проволоки, закрученный в спираль. Концы присоединялись к гальванометру: стоило ввести внутрь спирали магнит, как стрелка приходила в движсние: по проволоке шел электрический ток. Остальное было делом техники, медный диск, врашаемый между полюсами магнита, сделался первым небатарейным источником тока, родителем всей нынешней электротехники.