Текст книги "Вэкэт и Агнес"

Автор книги: Юрий Рытхэу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

18

Вэкэт проснулся среди ночи от смутного беспокойства. Лежа в спальном мешке, он мучительно припоминал, что же его разбудило, пока не догадался – чайник! Чайник, наполненный разведенным сгущенным молоком! Ведь жидкость могла замерзнуть, превратиться в лед. Вэкэт нашарил в темноте чайник и бережно положил его себе под бок. Металл излучал холод, но Вэкэт не заснул до тех пор, пока не почувствовал, что чайник отогрелся и при легком движении слышится бульканье оттаявшей жидкости.

Засыпая, он подумал: видела бы Агнес, как он тут мучается, каким беспомощным чувствует себя тот, кого она называла хозяином ледовых просторов.

…В назначенный час Вэкэт подошел к универмагу.

– А вот и я! – Агнес появилась неожиданно. Она была одета не так, как вчера, и издали Вэкэт не сразу узнал ее. С непонятной грустью он подумал: "А в тундре она была одета всегда одинаково, и ее можно было узнать, когда она появлялась из-за дальнего холма".

– Идем со мной, – Агнес потянула парня за руку. – Понимаешь, я буду делать доклад впервые в жизни. Я показывала материалы профессору, и он говорит, что это даже не курсовая работа, а дипломная. Я очень волнуюсь. Но ты мне поможешь, правда?

– Как же я могу помочь? – недоуменно спросил Вэкэт.

– Я буду на тебя смотреть, – сказала Агнес.

Во вместительной аудитории, похожей на большую классную комнату, сидели люди Агнес подвела Вэкэта к отцу и усадила рядом.

Возле кафедры – длинный стол, за которым вперемежку сидят седовласые мужчины и совсем юные парни и девушки. Позади них висела большая карта Дальнего Востока, а чуть сбоку – белый экран.

Один из солидных мужчин встал, что-то сказал по-эстонски и тут же перевел на русский язык.

– Сегодня мы слушаем сообщение студентки географического факультета Тартуского университета Агнес Рамметаа "Год в чукотском стойбище". Доклад будет прочитан на русском языке по желанию докладчика.

Побледневшая от волнения Агнес вышла к кафедре. В руках она держала толстую кожаную папку. Медленно разложив на кафедре бумаги, она оглядела зал, нашла Вэкэта, и ее ресницы, длинные и густые, слегка вздрогнули.

Голос у Агнес звучал сухо, она старательно выговаривала слова.

– Волнуется, – шепнул Георг Юханович.

Вэкэт молча кивнул.

Прошло несколько минут, и голос Агнес потеплел. Она уже перешла к рассказу о том, как познакомилась с одним молодым чукотским пастухом.

– Наши представления об оленеводах как о людях, сохранивших в себе первобытные черты, как об отсталых скотоводах давно надо отбросить, – говорила Агнес. – Во-первых, в том оленеводческом стойбище, в котором я бывала, нет ни одного неграмотного человека. Многие закончили семилетку, а один пастух пришел в тундру прямо после окончания средней школы. Причем это не какой-то неуспевающий неудачник, а почти отличник. Но вот он пожелал поработать в родной тундре, не расставаться со своим родным краем и вернулся в родное стойбище…

Агнес мельком взглянула на Вэкэта, и он почему-то покраснел и осторожно глянул по сторонам: не заметил ли кто-нибудь, не догадался ли, что речь идет о нем.

С большим знанием дела и очень подробно Агнес рассказала о годовом производственном цикле оленеводческой бригады. Перечислила и даже показала растения, которые служат оленьим кормом.

Вэкэт уже слушал с интересом и только дивился; когда это она все успела – и собрать гербарий, и начертить точную схему кочевого каравана и даже яранги. Одну за другой Агнес вешала на карту начерченные таблицы, а когда дело дошло до яранги, Вэкэт узнал родное жилище.

Агнес говорила увлеченно, и публике, по всему видать, тоже было интересно, потому что она слушала очень внимательно.

Закончив доклад, Агнес тут же объявила, что покажет несколько диапозитивов.

Озеро Иони. Низкие лохматые тучи нависли над водой. Птицы, собирающиеся отлетать в теплые края. Диапозитивы были цветные и очень хорошо сделаны. "Так вот какая ты, Агнес!" – уважительно подумал Вэкэт, вглядываясь в знакомый пейзаж. Сменилась картина, и показалось оленье стадо. И вдруг Вэкэт увидел себя. Он стоял чуть в сторонке, перекинув через плечо аркан. Это было так неожиданно, что он чуть не вскрикнул.

– А это вы, я знаю, – шепнул Георг Юханович. Агнес обернулась и подмигнула Вэкэту.

Оленьему стаду была посвящена добрая половина диапозитивов. Вэкэт увидел всю свою бригаду. Вот Ачитагин накидывает аркан на бегущего оленя, валит его и вонзает нож. А вот и мама. Она свежует оленя, а Вэкэт держит под струей крови таз.

Общий вид стойбища. Сзади садится солнце. Вэкэт отлично помнит день, когда был сделан этот снимок. Они стояли с Агнес на высоком холме, на древнем ритуальном кладбище павших ездовых оленей. А вот и само кладбище – целый курган побелевших от времени ветвистых оленьих рогов.

Все диапозитивы Агнес сопровождала обстоятельными объяснениями. Иногда она произносила какое-нибудь слово, явно рассчитанное на Вэкэта, как бы напоминая: "Я помню, что ты здесь, что слушаешь меня".

Почти во всех диапозитивах в том или ином виде присутствовал Вэкэт.

Вот отцова яранга. Вэкэт запрягает ездовых оленей. Вэкэт тащит на себе тушу оленя. Вот он выхаживает больного теленка, собирает сухой кустарник для костра, потом разжигает костер и вешает над ним котелок.

Вездеход возле яранг. Вертолет санитарной авиации. Доктор делает укол Ачиргину… Вот бы показать ему!

Мама Туар кроит пыжик, сучит нитки из оленьих жил, шьет. И вот уже готова кухлянка. Это кухлянка Агнес… Красная палатка. Оленеводы получили газеты и журналы. Читают…

Показ диапозитивов длился примерно час.

Вэкэт сам себе примелькался. Но смотреть было интересно, и картинки эти волновали его. Он в душе гордился, что весь этот битком набитый класс высшего учебного заведения с таким интересом смотрит на жизнь, которая казалась ему обыкновенной, ничем не примечательной.

Диапозитивы кончились, в аудитории зажгли полный свет. Раздались аплодисменты, но Агнес, повернувшись к слушателям, подняла руку и попросила тишины. Она вставила еще один диапозитив. Вэкэт в полном пастушеском облачении – в легкой кухлянке, в коротких торбасах с орнаментом по голенищу, в малахае. В одной руке – аркан, в другой – карабин.

– Вы, наверно, запомнили этого молодого человека. Он часто попадался на экране, – торжественно произнесла Агнес. – Это пастух оленеводческого совхоза, мой хороший знакомый, – Агнес сделала паузу, – и друг… Так вот я хочу сказать, что он находится в нашей аудитории…

Что тут началось! Все повскакали с мест и стали оглядываться во все стороны. Наконец кто-то увидел Вэкэта и закричал:

– Вот он!

Через минуту Вэкэт был взят в плотное кольцо. Его почему-то и с чем-то поздравляли, спрашивали, как ему понравился Таллин, задавали еще какие-то вопросы. Растерянный и оглушенный, Вэкэт не знал, куда деться. Но тут на помощь явилась Агнес и строго сказала:

– Если есть вопросы – пожалуйста, задавайте. Мы с Романом Вэкэтом постараемся на них ответить.

Аудитория ощетинилась лесом поднятых рук. Были очень серьезные вопросы о производстве, о том, почему чукотские колхозы преобразованы в совхозы, не сокращается ли морской зверобойный промысел, как мирятся родители с тем, что их дети чуть ли не с самого рождения находятся на попечении государства и с ними можно общаться лить несколько раз в году. Но задавали и вопросы, которые заставляли Вэкэта краснеть за спрашивающих, а Агнес смущаться и извиняться перед Вэкэтом. Так, один высокий даже среди рослых эстонцев парень с длинными светлыми волосами и большими белыми ресницами что-то спросил по-эстонски. Агнес тут же бойко перевела его:

– Правда ли, существует у чукчей такой обычай: приезжает гость – и муж уступает ему свою жену на ночь? Спрашивающий говорит, что он читал об этом в книгах, переведенных на эстонский язык и посвященных Чукотке.

По мере того как Агнес переводила, лицо ее покрывалось краской. Она тут же ответила сама, энергично произнеся слова. Но парень не садился. Он вежливо выслушал Агнес и уставился белесыми глазами на Вэкэта.

– Я отвечу, – сказал Вэкэт растерявшейся Агнес. Ему показалось, что на него здесь смотрят как на оживший музейный экспонат, и некоторые вопросы, обращенные к нему, задавались не столько с целью получить информацию, сколько для того, чтобы убедиться, что этот экспонат умеет говорить и имеет, как ни странно, даже человеческие черты. – Я хочу ответить на этот вопрос, – медленно продолжал Вэкэт. – У каждого народа в прошлом был этот обычай. Был он и у предков эстонцев. Это называется пережиток первобытно-общинного строя. Я читал это у Энгельса.

Профессор зааплодировал, к нему присоединились и остальные. Парень сконфуженно потоптался и уселся на место, однако продолжал возвышаться над всей остальной публикой.

Над Таллином опустилась темная теплая ночь. Тянуло запахом цветов, смешанным с влажным морским ветром.

Вэкэт был грустен и растерян. И, хотя простоял всю вторую половину вечера рядом с Агнес, отвечая вместе с ней на вопросы, он чувствовал себя как никогда далеко. Здесь Агнес была совсем другая. Да, она сохранила чувство к Вэкэту, но сам Вэкэт не мог бы сказать, что все осталось так, как в тундре. Здесь Агнес была сама собой, такой, какой она будет всю жизнь. В тундре она ходила в полумужской одежде, в ее речи часто упоминались места и вещи, о которых Вэкэт не имел понятия. Вэкэт любил ту Агнес, тосковал по ней, а эта… К этой надо еще привыкнуть… Ну почему он такой? Вэкэт злился на себя, но не мог ничего поделать. Он вспоминал, как ребята ему завидовали в тундре. Даже в геологической партии откровенно признавались ему: "Повезло тебе, парень, на такую дивчину. За ней можно хоть на край света". И вот Вэкэт почти на другом краю страны. Рядом Агнес. Машина мчится между деревьев по улице, которая называется Пильвику. Девушка сидит, прижавшись к нему, а Вэкэт видит тундру. Перед его глазами тот самый диапозитив, где они стоят на высоком холме. Снимал пастух Ачиргин. Агнес его долго инструктировала, а солнце садилось. Наконец Ачиргин понял, что к чему, какую нажимать кнопку. Конечно, парень притворялся, потому что Ачиргин сообразителен и схватывает все на лету. Ему просто хотелось немного подразнить и Агнес, и Вэкэта. А фотография получилась отличная.

– Устал? – заботливо спросила Агнес.

"Черт возьми, – подумал про себя Вэкэт. – Почему устал? Что я, бегал, собирая отбившихся оленей, или брел по колено в снегу с теленком на плечах? Странные понятия об усталости у этих людей…"

– Нет, – ответил Вэкэт.

– А я устала, – вздохнула Агнес.

И тут Вэкэт почувствовал, что ему надо немедленно уезжать. Надо уезжать, пока не померк и не потускнел тот образ, который остался в тундре. Надо уехать к той, которая присутствовала в каждой кочке, в каждом большом и малом тундровом озере, где тень ее он видел при закатах и рассветах, днюя и ночуя в оленьем стаде.

Георг Юханович предложил выпить за удачный доклад Агнес.

Откупорили бутылку шампанского. Агнес наклонилась к Вэкэту:

– Я устала, но счастлива.

Втроем уговаривали Вэкэта остаться ночевать, но он был непреклонен. Тогда Георг Юханович вызвал по телефону такси. По темной узкой тропинке Агнес и Вэкэт шли к машине.

– Я, наверное, скоро улечу, – осторожно произнес Вэкэт. – Может быть, завтра, может, послезавтра. Как только достану билет…

От неожиданности Агнес даже отстранилась.

– Что случилось?

– Ничего, – ответил Вэкэт. – Просто мне пора лететь. Я еще не был в Армении. Никогда. А всю жизнь мечтал. Государство Урарту. Древнейшее в нашей стране.

– Ты что-то не то говоришь, Рома, – сказала Агнес – Я хотела показать тебе Таллин, мой Таллин, а не экскурсионный… Ты ведь знаешь, как я ждала тебя, как я счастлива, что ты приехал. Я вижу, что ты никак не можешь найти себя здесь, но я молчу.

– Да, мы ведь договорились: об этом ни слова, – заметил Вэкэт.

– Но зачем говорить о том, что и так ясно? – сказала Агнес.

– А мне все время хотелось поговорить. Потому что такого у меня никогда не было. Очень хотелось сказать тебе: я люблю тебя и боюсь этой любви, потому что ты очень далека от меня. Но мы преодолели эти расстояния, как видишь, даже физически. А ты вдруг отдалилась от меня.

– О, милый мой, я же говорила – лучше молчать! – со слезами в голосе произнесла Агнес. – Я надеюсь – все будет хорошо. Хочешь – поезжай в Армению, а потом возвращайся. Ты знаешь, что я тебя люблю и всегда буду ждать. Всегда буду ждать…

Из-за деревьев, окаймляющих шоссе, послышался нетерпеливый гудок. Агнес молча, рывком притянула Вэкэта и поцеловала его.

Через день Вэкэт улетел в Москву.

Провожала его Агнес. Ее длинные глаза были полны слез. Сердце Вэкэта разрывалось от любви и жалости к ней, но он был уверен, что поступает правильно.

В Москве Вэкэт раздумал лететь в Армению и взял билет в Анадырь. Из Москвы он написал Агнес. Письмо было короткое и кончалось так: "Я еще многого и многого не знаю о себе. Я должен разобраться. Не сердись на меня. Я крепко, на всю жизнь запомнил тундру с тобой…"

Вэкэт еще раз сходил на набережную, к английскому посольству, и долго стоял, любуясь Кремлем.

Денег оставалось порядочно. На них можно было проделать еще раз такое же путешествие, одеть несколько человек с ног до головы, но удовольствие от сознания, что он мог купить все, давно улетучилось, и Вэкэт обнаружил, что стал очень скромно жить. Его уже больше не тянуло в шумные рестораны, и вечером он искал какое-нибудь кафе, чтобы остаться наедине со своими мыслями и просто посидеть в тишине, отдыхая от городского шума.

Самолет уходил с Внуковского аэродрома.

Испещренная желтыми пятнами зелень простиралась по обе стороны шоссе.

В самолете Вэкэт познакомился с Иваном Яковлевичем Окуловым, начальником полярной станции острова В. Они подружились, вместе ходили в буфеты на пути от Москвы до Анадыря и спали на соседних раскладушках в аэропорту Амдерма, пережидая непогоду.

Летели три дня. Все эти дни Иван Яковлевич уговаривал Вэкэта перейти к нему на работу.

– Ты можешь сделать это с чистой совестью. Отправим телеграмму директору совхоза. Время у тебя есть – отпуск твой кончится только через месяц, а по правилам ты должен за две недели подавать заявление об уходе. В следующий отпуск сдашь вступительные экзамены в Высшее арктическое училище в Ленинграде на отделение навигации. Я не понимаю, зачем тебе от этого отказываться. Ведь ты не бежишь куда-то на юг, а даже будешь работать севернее, чем раньше.

Вэкэт думал. Туар и Мрэн ждут его с Агнес. Многие решили, что он поехал за ней. А почему, действительно, не принять предложение Ивана Яковлевича? Оно ему нравится, и учиться можно. Дальше видно будет. А пока он не может вернуться в родное стойбище…

Когда самолет приземлился в Анадыре, Вэкэт дал согласие.

Здесь же в аэропорту вместе с Иваном Яковлевичем они сочинили телеграмму директору совхоза. Две другие телеграммы – родителям и Агнес – Вэкэт послал уже без помощи своего нового знакомого. Агнес он написал коротко: "Мой новый адрес: полярная станция, остров В., бухта Недоразумения".

19

Вэкэт почти не спал. Едва дремота переходила в глубокое забытье, как его будила мысль о том, что он ненароком может опрокинуть чайник и пролить драгоценное содержимое. И еще одно не давало ему уснуть: до того как он нашел банку сгущенки, он страдал от голода скорее психически, чем физически. Мысль о том, что организм питается за счет самого себя, и ощущение растущей слабости, сознание своего бессилия – вот, пожалуй, что больше всего его мучило. А желудок через три дня голода затих.

Но вот стоило попить разведенного сгущенного молока, как желудок взбунтовался. Он требовал еды! Болезненные спазмы сжимали живот, рот наполнялся слюной. Губы сами тянулись к носику чайника, и только мучительным усилием воли Вэкэт отводил лицо в сторону и крепко держал под боком драгоценный сосуд.

Он засыпал и просыпался, а услужливая мысль работала в нужном направлении. Конечно, надо растянуть подольше разведенное сгущенное молоко. Это не прибавит сил, а лишь позволит оставаться живым еще какое-то время. Но если решиться и тронуться в путь – ведь, кажется, ветер переменился, – тогда надо влить в себя весь остаток и этим хоть как-то приободрить себя.

Вэкэт выпростал из спального мешка чайник и задумался: можно, конечно, вскипятить на примусе. Но не испортится ли жидкость от того? С другой стороны, пить холодное не так полезно, тем более что собираешься пускаться в дорогу. Вэкэт решил, что кипятить смесь не следует, но надо подогреть.

Рискуя сжечь рукава кухлянки, Вэкэт держал обе ладони на чайнике, пока тот стоял на огне. "Еще чуть-чуть, – удерживал он себя. – Пусть еще немного подогреется…" Наконец, когда жидкость достаточно разогрелась, Вэкэт с наслаждением приложился к носику. Он старался пить мелкими глотками, чтобы продлить удовольствие. Но против его воли глотка сокращалась так, что он и не заметил, как покончил с чайником. В горло уже шел один чистый воздух, а Вэкэт все делал глотательные движения.

Отдышавшись, Вэкэт выбрался из спального мешка. Сил не прибавилось, но воспоминание о том, что он пил молоко, бодрило. Выйдя из палатки, Вэкэт не упал под порывом ветра: либо ветер действительно приутих, либо прибавилось сил. Летящий снег продолжал бить по лицу. Вэкэт побрел к полузанесенной нарте.

Оловянной тарелкой, которой он пользовался вместо лопаты, Вэкэт принялся откапывать нарту. Очень скоро почувствовал, что устал и задыхается. Вэкэт присел рядом с нартой, откинул голову и увидел звезды… Это было так неожиданно, что Вэкэт помотал головой. Но звезды не пропали.

Вэкэт огляделся: ветер гнал снег понизу. Пурга шла на убыль.

Это его так обрадовало, что он крикнул:

– Э-гей! Пурга кончается!

И с ожесточением принялся откапывать нарту. Жаль, что отрезал ремни: нарта будет плохо идти, зарываться. Обиднее всего, что так и не пришлось поесть ременного варева. Полный котелок стоит в палатке.

Вэкэт откопал нарту, Полозья катились легко, хоть передняя часть и опустилась, словно голова у крепко выпившего человека.

Потом Вэкэт пошел к собакам. Первый снежный бугорок он попытался раскопать ногой, но снег так затвердел, что без помощи оловянной тарелки не обойтись. Вот показалась припорошенная снегом шерсть, и тарелка звякнула об окаменевшее тело.

Вэкэт отпрянул и бросился к другой ямке. Он торопился и, сделав отверстие в снежном бугре, сунул туда руку и снова, как и в первый раз, наткнулся на окоченевший труп.

Пока Вэкэт откапывал собачьи трупы, посветлело. Снег летел полосами, и видимость была настолько хорошей, что порой можно было разглядеть плато.

Из двенадцати собак лишь пять оказались живы, Четырех собак Вэкэту удалось поднять и вывести из снежных ямок. Он притащил их в палатку и разделил между ними вываренные куски лахтачьего ремня.

Вэкэт торопился. Может быть, это лишь временное затишье, которое может снова смениться пургой.

Вэкэт запряг собак и оглядел лагерь. Вернулся в палатку и вытащил спальный мешок. Погрузил и примус с остатками бензина, чайник. Из снега торчала обложка книги Стефансона. Книга была библиотечная. Вэкэт выдернул ее из-под снега и сунул в спальный мешок. Он решил не брать палатку. Лагерь разбивать больше не придется: или он дойдет, или…

Кое-как перевязав груз, Вэкэт тронул за баран [Баран – дуга посреди нарты. ] нарту и крикнул на собак. Он не надеялся, что они пойдут. Но собаки пошли.

Ветер дул в спину. Он гнал легкие, словно из одной шкуры, тела собак, а те, в свою очередь, тянули облегченную нарту, за которую держался каюр.

Медленно двигалась укороченная упряжка в глубь тундры Академии, направляясь на плато, откуда уже недалеко до полярной станции.

В низкой поземке быстро скрылись палатка и темные пятна раскопанных Вэкэтом собачьих могил.

С каждым шагом наливались усталостью ноги, но Вэкэт знал, что, если он остановится, он уже не сможет больше двинуться.

Ветер помогал путнику. Если бы не ветер, Вэкэт давно остановился и упал бы в снег.

Он боялся смотреть вперед: плато не приближалось. Единственным свидетельством продвижения было то, что палатка исчезала из глаз.

Наступал день. За низкой пургой, скрывшей горизонт, угадывался восход солнца. Вокруг посветлело, и уходящий назад нартовый след был хорошо виден. Его заметало снегом на глазах, и это тоже было свидетельством того, что он медленно движется: ведь пурга уже не так сильна, и ветер несет совсем немного снегу.

Вэкэт несколько раз падал. Но упорно поднимался, хватался за баран и шел дальше, с трудом передвигая ноги.

Собаки тоже порой ложились в снег, но Вэкэт поднимал их, встряхивая за шиворот, и даже пинал ногами. Собаки жалобно скулили, но вставали и шли дальше.

Силы быстро убывали, словно в теле Вэкэта открылось какое-то невидимое отверстие, через которое ветер выдувал тепло и остаток сил.

Вэкэт снова упал. На этот раз, как ни старался, он не смог подняться на ноги. Собрав последние силы, Вэкэт вполз на нарту и улегся ничком на спальный мешок. Горячее дыхание растопило снег у его рта, и он лизнул влажный матерчатый верх.

Собаки улеглись, свернувшись клубком. Они мелко дрожали от холода и голода.

Только не закрывать глаза… Это будет конец. Надо отдышаться, спокойно набрать силы и идти. Только не закрывать глаза! Надо смотреть на собак, на поникший передок нарты, на горизонт, угадывающийся за летящим снегом. На снег смотреть трудно и неинтересно – сплошное белое поле, никакого разнообразия… Но что это? Сердце у Вэкэта забилось сильнее. Что-то необычное, странное на однообразном снежном поле. А вдруг что-нибудь съестное? Ведь послала же судьба банку сгущенного молока, когда уже не оставалось никаких надежд… Вэкэт сначала сел на нарту, потом встал на подгибающиеся ноги и направился к странному предмету, торчащему из снега. Предмет оказался всего лишь в двух шагах от нарты. Это был чудом залетевший обрывок газеты. Кто-то за тысячи километров прочитал газету и выбросил. Газетный лист преодолел снежные заносы, торосы, разводья, горные хребты и оказался на арктическом острове… Вэкэт протянул руку и взял бумажный лоскуток. На нем был только заголовок – "Пожар в английском посольстве".

Вэкэт побрел к нарте, улегся на спальный мешок и снова прочитал, произнося вслух: "Пожар в английском посольстве". Не надо закрывать глаза! Но искушение слишком велико. Вэкэт смежил веки и тотчас увидел этот старинный особняк в глубине парка, две милицейские будки, пустой флагшток. И тут же повернулся спиной к английскому посольству. Пусть оно горит. Ведь он пришел на эту набережную, чтобы стать на то место, где стояла Агнес и смотрела на Кремль. На красную стену и сияющие золотые купола соборов… Какая красота! А сзади шумит и трещит в огне английское посольство. Олений топот на набережной… Откуда стадо в центре Москвы?.. Горит английское посольство…

Вездеход остановился у нарты.

Люди кинулись к неподвижно лежащему человеку. Один из них обрадованно крикнул:

– Жив!

Вэкэт поднял веки и увидел низко над собой глаза Ивана Яковлевича. Значит, он тоже пришел на набережную. Вэкэт, как ему показалось, крикнул: "Пожар! Горит особняк посольства!"

– Что ты говоришь, Рома? – Иван Яковлевич почти приложил ухо ко рту Вэкэта. – Говори громче.

Но треск был так силен, что перекричать его было невозможно. Тогда Вэкэт поднял руку и подал Ивану Яковлевичу клочок газеты. Окулов взял и прочитал: "Пожар в английском посольстве".

– Гони на станцию! – крикнул Иван Яковлевич водителю. – Выжми из этого драндулета все возможное!

Водитель сел за рычаги.

Плато заметно приближалось. Через час вездеход вскарабкался на плоскую возвышенность. Здесь пурги уже не было. Далеко впереди, на южном берегу острова, из утонувших в снегу домиков тянулись столбики дыма.

Юрий Сергеевич РЫТХЭУ

ИЗБРАННОЕ В ДВУХ ТОМАХ

Том второй

ПОВЕСТИ. РАССКАЗЫ. ОЧЕРКИ

Оформление художника А.Шилова

Издательство «Художественная литература» Ленинградское отделение

Ленинград, 1981

* * *

ББК 84.3 Чук 7

Р95

Рытхэу Ю.С. Избранное: В 2-х т. /Предисл. Д.Кугультинова; Оформ. худож. А.Шилова. – Л.: Худож. лит., 1981. – Т. 2. Самые красивые корабли; Вэкэт и Агнес; След росомахи: Повести. Рассказы. Очерки.– 536 с.

Во второй том избранных произведений Ю.С.Рытхэу вошли широкоизвестные повести и рассказы писателя, а также очерки, объединенные названием «Под сенью волшебной горы», – книга путешествий и размышлений писателя о судьбе народа Севера, об истории развития его культуры, о связях прошлого и настоящего в жизни Советской Чукотки.

* * *