Текст книги "Гроза на Шпрее"

Автор книги: Юрий Дольд-Михайлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

На сцене появляются трое

– Синьор Матини уже вернулся?

Стефания оголенной по локоть рукой вытерла пот со лба, кряхтя, разогнулась и бросила выбивалку на кучу половиков. Прежде чем ответить, она цепким взглядом окинула фигуру молодой женщины, как бы взвешивая: ответить той просто «нет» или рассказать более подробно, куда и зачем поехал доктор, и как бог вознаградил его за все лишения, вежливость и доброе сердце.

Скромный наряд и отсутствие косметики говорили в пользу незнакомки, но сухой блеск глаз, прерывистое дыхание, нетерпеливая страстность, с какой она ждала ответа, вызывали подозрение:

«Второй раз приходит, и так горюет, что не застала. Гляди-ка, прямо глазами ест! А уж если женщина начинает бегать за мужчиной… если начинает преследовать его… известно, чем тогда кончается. Десятью дорогами станет обходить ее, так она опостылеет, какой бы красавицей ни была…»

Засидевшись в девушках, Стефания, однако, считала себя знатоком мужских сердец, созданных по особому образцу и подобию и совершенно отличных от женских! Сейчас Стефания, отстаивая интересы Матини, которого она вынянчила, тем не менее не могла побороть чувство жалости к незнакомке.

– Уехал, и ни слуху, ни духу. Все они одним миром мазаны.

Растерянность, почти отчаяние промелькнуло на лице женщины. Минуты две она стояла, словно колеблясь, сказать или не сказать, потом молча кивнула и быстро пошла к воротам.

На улице силы, казалось, совсем покинули Агнессу. Прижавшись плечом к ограде, женщина бессмысленно глядела вперед, не решаясь двинуться с места, не зная, куда идти. Ведь она не могла вернуться домой ни с чем.

Волнения, связанные с путешествием, и усталость после дороги окончательно свалили Иренэ. Она лежала неподвижно, словно куколка, не подавая голоса. Только из куколки в свое время выпорхнет красивая бабочка, а Иренэ… сможет ли она когда-нибудь хотя бы встать на ножки?

Вначале все как будто шло хорошо. В небольшой гостинице на Кола ди Риенцо Агнесса сняла неплохой номер: солнечный, с большим окном и балконом. Иренэ очень радовалась, что они живут недалеко от Ватикана. Сам воздух здесь казался ей целебным. Но уже на следующий день девочка стала слабеть, а после тревожной ночи не смогла сесть. Вместе с этим пришло полное равнодушие ко всему и ко всем.

Оставив девочку на служанку, которую ей порекомендовала хозяйка гостиницы, Агнесса бросилась разыскивать Матини, успокаивая себя тем, что через полчаса придет знающий врач, и не просто врач, а еще друг Фреда, а уж он-то не оставит их без помощи. На поиски нужного номера по улице Двадцатого Сентября ушла масса времени. Таксист нарочно плутал по городу, а когда наконец Агнесса нашла дом, в котором жил Матини, выяснилось, что доктор в отъезде. За вознаграждение в тысячу лир шофер обещал помочь беде.

– Доктор, пхе… я привезу вам профессора, первейшее светило Рима. Мертвых поднимает с постели! Четверть часа, и будет у вас.

Но «светило», наверно, давно угасло, а скорее всего существовало только в воображении шофера. И уже только вечером хозяйка гостиницы привела в номер болезненного вида старика, который плохо видел, плохо слышал и, очевидно, давно оставил практику. Осмотрев больную, он долго сидел, задумавшись, над рецептурным бланком.

– Не знаю, синьора, правильно ли вы меня поймете. Все вы уж слишком верите в исцеляющую силу лекарств. Но эликсира жизни, синьора, нет. Что же, я выпишу вам одну микстуру. Надеюсь, она облегчит нынешнее состояние девочки… учтите, я говорю только о нынешнем состоянии. А больной необходимо специальное систематическое лечение, и мой вам совет – не теряйте времени.

«Не теряйте времени… не теряйте времени…» Словно маленькие молоточки, эти слова непрерывно, днем и ночью стучат в висках. Как надеялась Агнесса, что хоть сегодня застанет Матини, и он ей что-то посоветует! А выяснилось – снова надо ждать, ждать неизвестно сколько, надеяться неведомо на что.

С улицы Двадцатого Сентября Агнесса вышла на дель Квиринале, машинально миновала перекресток, где ей надо было свернуть на площадь дель Пополо. Брать такси не хотелось. Агнесса, запертая в четырех стенах гостиничного номера, чувствовала себя физически скованной. Даже у себя дома, в большой вилле, окруженной садом, властная потребность двигаться швыряла женщину на спину коня, и она мчалась наугад, без цели, только бы видеть перед собой простор, слышать, как свистит в ушах ветер, жадно глотать пьянящий, ароматный воздух. Теперь, в этом большом городе, весь мир ограничен для Агнессы маленькой точечкой. Такой крошечной, что даже пресвятая мадонна ее не увидит. Ведь за каждым окном, за каждой стеной к ней простирают руки, умоляя отвести беду. Где уж мадонне услышать голос Агнессы, которая даже на этой улице затерялась, словно песчинка на укатанной дороге. А если взять весь город, весь мир… Сколько их, таких матерей, как она, обращает свои мольбы к небу? Нет, не надо думать об этом, а то становится так страшно. Так страшно, что хоть головой в Тибр.

Большая зеркальная витрина кондитерской на дель Корсо искушала прохожих тысячами соблазнов. Сегодня ее оформили по-новому. Маленькие гномики в ярких одеждах катили крохотные тачечки, наполненные мелкими разноцветными леденцами. Гномики сновали взад и вперед среди возвышений из конфет и пирожных, огромных тортов и шоколадных пирамид. Маленькие человечки двигались так весело и быстро, совершали такие головокружительные виражи, что витрина привлекала внимание не только детворы, но и взрослых. Невольно остановилась и Агнесса.

«Может, Иренэ тоже посмеялась бы», – подумала она с тоской и сразу вспомнила о подарке для девочки.

Реклама сделала свое – в кондитерской было людно, как никогда. Продавцы едва успевали взвешивать, заворачивать пакеты, приветливо улыбаться, извиняясь за то, что посетителям приходится ждать.

– Так проходит день, – пожаловалась молодая женщина, которая стояла у прилавка рядом с Агнессой. Нетерпеливо покусывая губу, она прибавила: – Если времени у тебя в обрез, обязательно что-то тебя задержит. Вы не замечали?

– Я не тороплюсь, синьора, а вы, я вижу, спешите, – Агнесса чуточку посторонилась.

– О, вы не так меня поняли! Уверяю вас, я совсем не имела в виду… Хотя… если несколько лишних минут не имеют для вас значения… – Женщина подняла на Агнессу красивые зеленоватые глаза и благодарно улыбнулась. – Мне для больного, – обратилась она уже к продавщице, – что-нибудь вкусное, но не обременительное для желудка. Как вы думаете, вон те пирожные-безе…

– Именно это я и хотела вам предложить.

Когда женщине с зеленоватыми глазами вручили покупку, она снова повернулась к Агнессе:

– Еще раз спасибо, синьора!

– И вам тоже. Вы подсказали мне, что купить для больной…

Присмотрись Лидия повнимательней к красивой, грустной женщине, может, она бы и догадалась, что рядом с ней стоит та, которую ей поручено разыскать. Но Лидия спешила, Агнесса тоже.

…Придя на дель Корсо, чтобы купить самое лучшее и свежее, Лидия потеряла массу времени. Даже автобусом в район Трастеверэ отсюда не скоро доберешься. А от остановки до дома Чезаре идти да идти…

Прошлый раз Лидия была у Чезаре вместе с Куртом. Тогда они хорошо провели вечер – слушали пластинки, танцевали, вместе готовили ужин. И разговор за бутылкой вина был непринужденным, душевным. Вначале Лидия немного побаивалась Чезаре. Все-таки известный журналист. Но после того вечера, когда даже неразговорчивый Курт…

Ох, как ни убегаешь от этих мыслей, как ни заставляешь себя думать о другом, а неизбежно возвращаешься к тому, что болит. После отъезда Курта к матери в Германию Лидия совершенно потеряла покой. Она знает, чувствует – не может он разделить свое сердце пополам. И дело не в матери, та бы с радостью переехала к ним, дело в другом: Курт сам не может жить на чужбине.

– Не поеду! Ни за что на свете! – категорически заявила Лидия, когда он в первый раз заговорил о переезде. – Почему я должна уступить, а не ты?

– Потому, что я, как немец, больше виноват перед миром! И долг всех честных немцев создать такую Германию, которая оправдала бы их перед человечеством.

– Можно подумать, что ты вслух читаешь газету… Человечество! Какие пышные слова! За счастье людей можно бороться и тут, в Италии. В любом уголке земного шара. Ты же и здесь не сидишь сложа руки.

– Надо быть там, где может вспыхнуть пожар. Когда откуда-нибудь доносится запах гари, люди бросаются туда.

Они неоднократно возвращались к этому разговору, и всякий раз в душе Лидии нарастало смятение. Она понимала Курта, видела, что ей не уйти от окончательного решения. Но Лидия все время уклонялась от ответа, потому что тоже не могла разделить свое сердце пополам. Здесь земля ее предков, здесь родные сердцу могилки, здесь она вместе с партизанами боролась против фашизма.

В автобусе было жарко, голова кружилась от мыслей и духоты. Лидия стала пробираться к двери и все же чуть не проехала свою остановку. Пришлось спрыгнуть на ходу.

– И все им некогда, все им некогда, – ворчала дородная, пожилая женщина, оказавшаяся рядом. Потом более мягко спросила: – Болит?

Лидия пошевелила ногой – ни капельки.

– Ну, твое счастье, девушка!

Нога действительно не болела, но ремешок на босоножке вот-вот оборвется. Лидия шла, ступая очень осторожно. Но как ни старалась она перенести центр тяжести на левую ногу, беда все-таки произошла. Правда, во дворе дома, где жил Чезаре.

Присев у лестницы на какой-то ящик, молодая женщина вытащила из прически металлическую шпильку и, орудуя ею, пыталась закрепить проклятый ремешок. Но тугая проволока не сгибалась, несмотря на все старания Лидии.

«Ну и черт с ним!» – Лидия тряхнула головой и рассмеялась, представив себе, как она выглядит… На одной ноге босоножка, на другой только носок, в руках нарядные перевязанные ленточками свертки, а рядом на пальце болтается злополучная босоножка. Женщина прислушалась, не спускается ли кто-нибудь по лестнице, и вдруг отпрянула назад. Наверху хлопнула дверь, послышались тяжелые мужские шаги.

Как часто людям может сослужить службу случай, или какая-нибудь мелочь! Не спрыгни Лидия с автобуса, не порвись ремешок, и она не увидела бы того, кто спускался по ступенькам. А возможно, и столкнулась бы с ним лицом к лицу. Этого-то Лидии хотелось меньше всего.

Джузеппе!

Откуда он шел? Почему оказался именно на этой лестнице? Случайно он сюда попал, или с определенной целью?

Встревоженный вид Лидии обеспокоил Чезаре.

– Что, плохие новости?

– Нет. Просто захромала на одну ногу. Видите? – Лидия рассказала о своем неудачном прыжке и даже рассмешила больного. Улыбка, коснувшись губ, отразилась в глазах, осветив бледное, измученное лицо.

Пока тетка Чезаре готовила чай, Лидия разложила по тарелочкам пирожные, бананы, ананас и пошла в кухню мыть виноград. Тетка стояла у плиты, кончиком платка вытирая глаза.

– Вы видели, что они с ним сделали? – женщина повернула к гостье заплаканное лицо.

– А что говорит врач?

– Обострение процесса в легких. Из-за травм. Эти изверги топтали его ногами.

– В газетах было, что они арестованы.

Старушка безнадежно махнула рукой:

– Ну и что! Разве это прибавит Чезаре здоровья?

На глаза Лидии тоже набежали слезы, но она поспешила вытереть. Нельзя, чтобы бедняжка видел ее волнение, и вообще нечего сокрушаться прежде времени. Может быть, все не так страшно, как кажется.

Когда Лидия вернулась в комнату, больной лежал, закрыв глаза. Страх закрался в сердце молодой женщины. Как он исхудал! Только что его лицо озарял горячий, живой взгляд, теперь же оно казалось вылепленным из воска, окаменевшим.

Лидия тихонько, на цыпочках, прошла вглубь комнаты, села на низенькую скамеечку, прижалась спиной к прохладной стене. Хотелось закрыть глаза, так легче думается, ничто тебя не отвлекает.

А мыслей в голове столько, что никак не соберешь их воедино. Как это произошло? Ведь воевали же они с фашистами, чужими и своими, и не какая-то горсточка людей, а огромная армия, можно сказать, весь народ. Сколько пролилось крови… Казалось, вымели из своего дома весь этот мусор. А оказалось, не весь. Мели размашисто, да не очень тщательно. Курт, ты не прав, бить в набат надо не только в твоем доме, а и в моем! Если бы я была более опытной, если бы я знала…

– Лидия, почему у вас такой грозный взгляд? – Чезаре, опершись на локоть, старался подтянуться повыше, но закашлялся и упал на подушки.

– Дайте, я помогу вам! Вот так… ну, теперь удобно?

– Прекрасно… Так почему же вы, синьора, хмурились?

– Думала о тех мерзавцах, которые чуть не убили вас… Хорошо, что на месте оказались свидетели. Иначе этих бандитов не арестовали бы. Надо, чтобы в суде…

– Вы наивная женщина, Лидия. Суд если и будет, то скорый и не справедливый…

– Надо не ждать, пока они набросятся, а стрелять самим.

– Вы хороши в гневе, похожи на амазонку.

– Вот и буду воевать. Уверяю вас, я обязательно поеду в суд!

– И Рамони узнает, кто вы?

Если раньше Чезаре говорил полушутя, то теперь глаза его сердито поблескивали.

Лидия в замешательстве некоторое время молчала.

– Тогда надо отправить в суд других, – заговорила она, не сдаваясь. – Целую делегацию. Чему вы так иронически улыбаетесь?

– Чего они стоят, эти три головореза! Целиться надо в другую мишень. И целиться не из ружья, а… – он схватил со столика, придвинутого к кровати, стопку густо исписанных листочков, – а из этой дальнобойной пушки.

– Они пулями, кастетами, а мы их пером? Вы говорите, три негодяя, покушавшиеся на вас, ничего не весят? А если они убьют и изувечат одного, второго, третьего?

Заметив, что спор утомил Чезаре, Лидия заговорила о другом, о различных жизненных мелочах…

Ей очень хотелось рассказать о своей встрече с Джузеппе, но она боялась волновать больного.

A тем временем троица, над которой Лидия только что учинила суд, чувствовала себя превосходно. И находились они вовсе не в тюрьме, как следовало ожидать, а за много кварталов от дома Чезаре, в квартире Джованны, любовницы одного из арестованных – Паоло.

Джованна собиралась уходить и, сидя у туалетного столика, прихорашивалась, укладывая волосы то так, то этак.

– Слишком уж долго ты вертишься перед зеркалом, – буркнул Паоло. Его злило, что он не может побыть один на один с девушкой, что она уходит, что намерена заняться делом, которое ему не по душе.

– На одно место собирается поступать чуть ли не десять человек. И учти, отбирать будут не только по голосу. А тебе хочется, чтобы я выглядела неряхой.

– Ты знаешь, чего я хочу: порядочной девушке не место в баре.

– Хватит. Говорено-переговорено! Мне все равно, где петь, хоть в аду. Только бы выбиться в люди. Осточертело выколупывать грязь из-под чужих ногтей.

– A там ты сама с руками и ногами увязнешь в грязи.

– Ну знаешь, не тебе читать мне мораль… Я еще в тюрьме не сидела.

– Попридержи язык. А то я так разукрашу тебя… – Паоло, сжимая кулаки, вскочил с места.

– Только посмей! Я приютила их, а он…

– Паоло! Джованна! Вы что, взбесились? Хорошее прощание перед разлукой. – Пьетро встал между девушкой и приятелем. – Эрнесто, налей им вина, пусть пьют мировую!

– Она выпила десяток сырых яиц, а ты – вино, – насмешливо хмыкнул Эрнесто, показывая на тарелку, полную яичной скорлупы, стоящую на подоконнике.

– И представьте, мальчики, ни одной сигареты сегодня. Так сосет, сосет… Перед тем как идти, одну все же выкурю. У тебя какие, Пьетро?

– С виа дель Гамберо, от дядюшки Сэма, «Кемел». Устраивает?

– Еще бы!

Присев к столу, Джованна ждала, пока ей дадут прикурить. Паоло неохотно вытащил из кармана зажигалку, вспыхнул желтый огонек.

– Уже не сердишься? – прикуривая, Джованна подняла на Паоло черные глаза, удлиненные косметическим карандашом. В них было все: страх и неуверенность, вызов судьбе и покорная готовность примириться с поражением. – Я нервничаю, я так нервничаю, – призналась она.

«У тебя для этого есть все основания», – подумал Паоло, но ничего не сказал, только успокаивающе погладил девушку по руке.

Когда Джованна ушла, все почувствовали облегчение. Озабоченная своими делами, она не очень-то расспрашивала, куда они едут, ее удовлетворил короткий ответ: «На север». Но в любую минуту в ней могло проснуться женское любопытство и пришлось бы изворачиваться, а они толком даже не договорились, что отвечать. Их самих ошеломил внезапный ход событий, неожиданное освобождение из тюрьмы. А еще больше – задание, которое они получили. Теперь, без посторонних свидетелей, можно было со всех сторон обсудить то, что сказал им Батисто.

– Ну так что, ребята? – брови Эрнесто высоко поднялись и, словно два вопросительных знака, замерли на изборожденном морщинами лбу.

– A то, что нас не спросили, куда отправить, и не станут спрашивать в дальнейшем. Приказано – выполняй! – Пьетро зевнул, потянулся до хруста в суставах и улегся на диван, перебросив через валик длинные ноги. – Впрочем, я даже не возражаю! Место курортное, обязанности не столь уж сложные…

– «Приказано – выполняй!» – передразнил Эрнесто. – Дурак! Что, если нам самим пошарить на вилле Петаччи? Не может быть, чтобы Кларетта вместе со своим братцем Марчелло не припрятали что-нибудь понадежней. Они ведь гребли деньги лопатами. А драгоценности? Не так уж Кларетта была глупа, чтобы надеяться на вечную любовь дуче. Вот и надо…

– Так, так, продолжай, что же ты замолчал? – Глаза Паоло сузились, в глубине вспыхнули злые искорки. – Ну?

– Какая муха тебя укусила? Я же еще ничего не сказал, а только высказал предположение… В конце концов, я забочусь не только о себе!

– Ты позаботься именно о собственной персоне! А то может так случиться, что и костей не соберешь… Думаешь, один ты умный, а все остальные дураки? Да на этой вилле каждый камушек ощупан и обнюхан.

– На кой черт тогда ее охранять?

– Ты с рождения дурак, или только притворяешься? Батисто полчаса болтал всякий вздор, словно кол забивал нам в голову, а ты, выходит, только глазами хлопал… Пьетро, объясни ему, я ведь нетерпелив и, как только начинаю вдалбливать науку, у меня сразу же чешутся кулаки…

– Миленький мой, послушай и запомни: Кларетта до конца была с дуче. Их вместе расстреляли, вместе выставили для глумления на миланской площади. Какая она была в жизни, нас не касается. Смерть возвеличила ее. Она навеки и всенародно поставила ее рядом с дуче.

– Пусть так, но при чем тут вилла? Какого черта ее надо охранять.

– Ты не догадываешься?

– Представь себе, нет! Для меня это слишком мудрено.

– Значит, память дуче для тебя ничто? Пусть ноги туристов топчут землю, по которой он ступал, пусть каждый, кому не лень, грязными башмаками лезет в его интимную жизнь, пусть по камешку растаскивают уютный уголок, где он так любил отдыхать… Тебе это безразлично?

– Демагогия. Громкие слова. Виллу охраняют не для этого. Батисто заморочил вам голову сказочкой для младенцев. Здесь кроется другое. Помяните мое слово, и дураки мы будем…

– Прикуси язык, пока тебе его не укоротили, – вскипел Пьетро. – Нам дано определенное задание и это задание мы обязаны выполнить. А всякие домыслы не нашего ума дело.

– Не знай я этого Батисто, как облупленного…

– Батисто, Батисто… неужели ты думаешь, что он что-то решает? – вмешался Паоло. – Такая же пешка, как мы, только рангом повыше. За ним стоят другие. Тебе же впредь советую: прекрати эти разговоры.

– Ого! Командир нашелся! – огрызнулся Эрнесто, но увидев, как наливается кровью лицо Паоло, сразу же стушевался. – Я же с вами по-дружески, а ты…

– Хватит, ребята! Сцепились, словно петухи. – Пьетро встал с дивана. – Давайте лучше допьем, что осталось, и сразимся в карты.

Все уселись за стол. У них были разные характеры и внешности, но выражение лиц было схожим: высокомерие и настороженность, жестокость и трусость.

Еще с утра наэлектризованные неожиданной перспективой освобождения из камеры предварительного заключения, они представляли себе свой выход на свободу совсем иначе. Каждый мечтал как можно скорее окунуться в обычный мир личных интересов и привычек. Поэтому заявление Батисто о том, что они должны покинуть Рим, неприятно всех поразило. И весь день друзья злились, придирались друг к другу, нервничали.

Приход посланца от Батисто положил конец очередной ссоре, а присланные деньги окончательно утихомирили страсти. Паоло, Эрнесто и Пьетро, поглубже нахлобучив шляпы, стали осторожно спускаться по лестнице, оставив на столе пустые бутылки, огрызки сыра, пепельницы, полные окурков. Во дворе было прохладно и пусто. Все с облегчением вздохнули. Никто не обратил внимания на женщину, с которой они столкнулись у двери. Возможно, потому, что она смущенно посторонилась. Знакомая покорность забитого жизнью существа при виде представителей могущественного сословия, молодости и силы. Не им же уступать ей дорогу!

Не оглянувшись, они вышли на улицу и уселись в машину. Та сразу тронулась.

– Ну вот, все хорошо получилось! – весело воскликнул Паоло. – Теперь гони!

Он не сказал бы так, если бы поглядел в заднее стекло: женщина, мимо которой они так беззаботно прошли, не поднялась к себе в квартиру, а вышла на улицу и внимательно глядела вслед машине.

Одного из пассажиров она узнала, хоть и не верила своим глазам.

«Это не может быть… Он же арестован… Я обозналась…» – убеждала себя Лидия, глядя на опустевшую мостовую. А перед глазами во всех подробностях возникала отвратительная сцена, свидетелями которой они с Куртом стали вскоре после переезда в этот дом: пьяный Паоло, который ошибся этажом, стал звонить к ним в квартиру. Напрасные старания Курта выдворить его за дверь, слезы и вопли Джованны, прибежавшей за своим дружком, головы соседей, торчавшие над пролетом лестницы…

Нет, ошибиться она не могла – это был Паоло, а двое, которые шли следом за ним…

При мысли о том, кто были эти двое, у Лидии перехватило дыхание.