Текст книги "Война дезертиров. Мечи против пушек"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

* * *

Разведка, конечно, не слишком точное определение. Шесть (нет, уже семь) дней пути, и вдруг накатило. Катрин второй день мучило смутное ощущение, что ее ждут. Лес ждет. И удивляется, что не слышит, не идет туповатая гостья.

Скорее всего, глупости мистические в голову лезут…

Ночь выдалась светлой, прямо как по заказу. Россыпи звезд горели роскошными елочными гирляндами. Большая луна устроилась на верхушках деревьев. Бледно-желтая, непривычно большая, в двойном белом ореоле. Из-за него выглядывал серп Темной Сестры. Жужжали комары. С каждым днем насекомых становилось все больше. Отравят жизнь, сволочи мелкие…

Катрин не стала брать ни глефу, ни лук. Тоже глупость, но если уж переться непонятно куда и зачем, то нужно оставаться последовательной до конца. Впрочем, пара ножей при шпионке имелась.

Энгус ссутулился у костра. Остальные или спали, или притворялись. Нелепое решение молодой леди отправиться «погулять» ввергло подчиненных в шок. Не понимают. Может, стоило попробовать объяснить, не подрывать установившиеся дружеские отношения?

Катрин скривилась. Уж очень ты жаждешь с кем-то дружить. Одна ты. Так было, так и будет.

Девушка долго шла вдоль ручья. Слушала журчание и шорохи. Иногда на голову сыпались чешуйки коры, что-то недовольно каркало и курлыкало в ветвях. Но пока Катрин оставалась здесь самой большой и страшной. Шпионка без особой тревоги подумала о каком-нибудь страдающем бессонницей кабане-секаче. Вот обхрюкается от смеха при виде пары несчастных ножичков…

Ручей стал шире. Катрин постояла, задрав голому. Луна казалась еще огромнее, ух как раздобрела средь звездного сияния. Ветер стих. Вода ручья выглядела густой и тяжелой, как ртуть. Девушка туже перетянула платком лоб. Особо назойливый комар зудел и норовил забиться в ухо. Катрин вздохнула, прогулка выходила на диво бессмысленной. Еще немного вдоль ручья и пора будет поворачивать к лагерю…

Темная тень, неслышно взмахивая крыльями, промелькнула над головой. Великовата для совы. Катрин брела по едва заметному намеку на тропку. Кто по таким тропам гуляет, девушка догадаться и не пыталась. Уж явно не копытные. Четких следов ни днем, ни тем более ночью разглядеть не удалось. Даже и не нагадил никто. Значит, уж точно не люди здесь прогуливаются…

Ручей растворился в маленьком озерце. Донеслись всплески. Катрин насторожилась и присела за куст. Озерцо впереди пересекала ровная невысокая запруда. По ней деловито сновали приземистые шустрые существа. Кажется, таскали что-то. Один толстячок запнулся, с плеском плюхнулся в воду, тут же выкарабкался обратно, принялся раздраженно отряхиваться.

«Бобры. Помнится, они должны быть жирные и на вкус недурные. Особенно хвосты. Вернуться сюда утром с луком? Или не терять время?». Катрин напрягала зрение, но ничего, кроме напряженной суеты, разглядеть не смогла.

– Это не бобры.

Хватаясь за нож, Катрин развернулась к тихому голосу за спиной. Глаза никак не могли поймать и удержать в фокусе фигуру, появившуюся из ниоткуда. Лес пьяно качнулся. Девушка упала на одно колено…

…Все вернулось на место. Земля опять была твердой, лес стоял относительно ровно, звезды замерли, как и положено, в небе над головой.

Катрин выпрямилась. В общем, не очень опозорилась: нож остался в ножнах, вопль тоже удалось удержать.

Перед ней стояла женщина.

– Извини, не хотела пугать, – особого раскаяния в голосе незнакомки не слышалось, исключительно вежливость.

– Ничего страшного. Уж очень я рассеянная. Как-то упустила ваше появление.

Женщина улыбнулась:

– Меня часто не замечают.

Катрин, наконец, справилась с внезапными причудами собственного зрения и теперь видела собеседницу отчетливо, насколько позволяла темнота. Ничего особенного. Средненький рост и возраст. Темное платье. Приятное лицо. Никакими остроконечными ушами, глазами-блюдцами (как, по-видимому, и хвостом) незнакомка не обладала. Кого-то она неуловимо напоминала: то ли французскую актрису, то ли учительницу географии из пятого класса. Учительницу Катрин помнила хорошо, тетенька отличалась абсолютно неестественным для педагога адекватным поведением.

– Как мне вас называть, леди?

Женщина недовольно качнула головой:

– Только не «леди». Я никем не владею. Да и какая разница, как меня называть?

– С моей стороны будет неучтиво не знать имени и титула хозяйки этих мест.

Женщина опять улыбнулась. Взгляд ее оставался прям и безмятежен. Давно на Катрин так не смотрели.

– Ты вежлива. Но в лесу не придают значения словам. Их трудно понять, ими так легко лгать. К тому же не все владеют речью.

– Увы, мне доступны только слова.

– Любому мыслящему доступно больше, чем он желает.

Заумных намеков Катрин не воспринимала с детства.

– Что-то мне нынче и самой смысл многих слов недоступен, – покаянно призналась шпионка.

– Похоже, запасы твоего смирения и вежливости не безграничны, – смех лесной женщины был тих. – Ценишь иные добродетели?

– Я бы сказала – «Каждому свое», [22]22
  «Jedem das Seine» – «Каждому свое» – надпись над воротами концлагеря Бухенвальд.


[Закрыть]но эта мысль была написана над одними гадкими воротами, – пробормотала Катрин.

– А что еще пишут над воротами в ваших далеких землях?

* * *

Они сидели на берегу ручья. Земля здесь была суха, комары куда-то исчезли. Луна неспешно катилась по темным зубцам над озером.

– Все будет плохо. Возможно, очень плохо, – мрачно повторила Катрин.

– Бывает ли все хорошо? – вздохнула лесная женщина.

Они беседовали долго. Иногда Катрин казалось, что в глубине глаз собеседницы плывет и мерцает живое серебро, совсем как в ручье, но не обманчивый ли это отсвет луны, девушка так и не узнала.

– Будущее легко узнать. Тебе сказать? – хозяйка леса смотрела на ручей.

– Нет, – Катрин передернула плечами. – Я, собственно, и сама в некотором роде прорицать норовлю.

– Ты говоришь об угрозе, но образ ее нам неясен. Говоришь о странных и нелепых, бесполезных, вещах. Так ли ты уверена, что их появление убьет наш мир?

– Я ни в чем не уверена. Не умею читать будущее как в книге. Могу просто сравнивать…

Катрин вновь рассказывала о болезнях и обманчивом благоденствии, о слабых людях, ненавидящих все вокруг, о корректной глупости, возведенной в главную добродетель, о войнах, где люди гибнут густо и бессмысленно…

…Вокруг по-прежнему текла, колыхалась ночь. Пахло молодой окрепшей листвой, лес шуршал и шептался, занятый собственной, совершенно не нуждающейся в чьем-то надзоре, жизнью.

Катрин почувствовала отвращение к себе и своим труднообъяснимым опасениям, к родному тошнотворному миру, оставшемуся так далеко за радугой. Умолкла, чувствуя, что говорить нечего.

– Оставь здесь печаль, – лесная женщина легко тронула ее за плечо. – С нами трудно справиться. Мы будем жить, как хотим. Всегда. Наш мир совсем иной.

Катрин подумала о перьях, томагавках, последнем пути на север…

Собеседница тихонько засмеялась:

– Мы не дикари. Мы – другие. Дарки. Глупое слово, но лучше и не скажешь.

– Вы можете стать совсем… другими.

– Людям с нами не справиться. Да и нет смысла. Все уже поделено и бессмысленно мешать друг другу. Ты способна представить день без прихода ночи?

– На вашем месте я бы никого не пускала в свой дом. Ни днем, ни ночью.

– Кто может решить, пускать гостей или нет? Вы приходите уже сотни лет. Не только люди. Дарки тоже приходят. Наш мир принимает всех, и потомки гостей верят, что здесь их истинный дом. Мы разные. У дарков нет королей, нет лордов. У людей иначе. Разве это повод убивать? Мы слишком разные. И места хватит всем.

– Это ваша земля. Она… здоровая. Жаль, если этот мир начнет умирать.

– Не хочешь остаться на этой земле?

– Не знаю, – вздохнула Катрин. – Я мало видела. И мало что поняла.

– Зачем понимать? Ты и так все чувствуешь. Ты свободная…

Собеседница, чье имя шпионка так и не узнала, проводила Катрин вдоль ручья. Идти рядом с лесной женщиной было легко и спокойно.

– Почему люди так боятся вас? – прошептала Катрин.

– Им трудно понять. Действительно, как можно жить в воде и в ледяных пещерах, не знать одежды и питаться кровью или ненавистью? Непонимание рождает страх. Но и нас многие человеческие привычки удивляют. Зачем покорно отдавать пищу, когда голоден сам, или убивать всех, кого встретишь на своем пути?

– Не знаю. Мне бы не хотелось, чтобы моей кровью кто-то питался. Я буду сильно возражать. Хотя не вижу особой разницы – высосут из меня жизнь или просто перережут горло, и моя кровь станет прахом. Такой конец, пожалуй, даже бессмысленней. Да, если выбирать, я бы призадумалась.

– Без сомнения, тебе когда-нибудь придется задуматься. Ты смертна, как и большинство живых. Но… Но ведь никто никому не обязан ничего объяснять. Мы разговариваем лишь потому, что ты похожа на дарков, а я почти не отличаюсь от людей. Мир был бы интереснее, если бы таких, как мы, было больше. Хотя ничего не изменишь. Нам не понять людей. Ладно, ты все-таки очень юна. Хотела бы я на тебя посмотреть, когда ты повзрослеешь. Удачи, девочка. Не хочешь взять вот это? – лесная женщина сорвала широкий лист папоротника.

– Спасибо. А зачем?

– Потри хорошенько между ладонями и смажь лицо и шею. Ой, какие у тебя мысли забавные. Нет, летать ты не научишься, и ветвистые рога у тебя не вырастут. Но комаров отгонит…

Глава 7

Дни пути… Еще семь или восемь… Дневка, после того как Ингерн стерла ноги, взбучка заснувшему на посту Даллапу, и снова сотни тысяч шагов в ритме неутомимой Белесой. Лес не кончается, и это перестало пугать. Не мешает лес…

…Брод преодолели, встали лагерем. Пора бы и привести себя в порядок Удобное местечко отыскалось только шагов через триста. Тем лучше, иметь зрителей не хотелось. Катрин воткнула глефу в песок и принялась раздеваться. Лучи солнца ласково легли на оголенные плечи. Уф, как хорошо. Шпионка сдернула с головы платок, запустила в спутанные пыльные волосы пальцы. Шампунь бы какой-нибудь. Катрин, держа в руке ремень с ножнами, подошла к воде. Положила оружие так, чтобы можно было сразу дотянуться.

Река здесь была шире, на той стороне ветви черемухи густым пологом нависали над водой. Девушка присела у воды и положила ладони на прохладную поверхность. Река плеснула, словно на пробу лизнула кожу. Катрин беззвучно прошептала:

– Я не несу ничего дурного. Простите, если нарушу ваш покой, не держите зла.

Вот так, типа «мы люди не местные». Катрин вошла в воду по пояс и осторожно поплыла. Вода была просто чудесна. Девушка доплыла до середины, немного полежала на спине. Течение медленно потянуло дальше, понесло между зеленых и непроницаемых стен леса. Катрин без особой охоты поплыла обратно, туда, где остроконечной вешкой торчала глефа. Выходить не хотелось, но смущало непроходящее ощущение, что за ней подсматривают.

Стоя в воде, Катрин, как могла, вымыла голову и вышла на берег. Оставалось заняться еще кое-какими мелкими, но неотложными интимными мелочами…

…Катрин окунулась еще разок, умыла лицо и встретилась взглядом с бледно-васильковыми глазами. Голова навы торчала из воды под теми черемуховыми кустами, где только что плавала Катрин. Водяная дева смотрела с пристальным интересом. Катрин несколько смутилась.

– Извини, я тут вот… пачкаю…

Нава качнула головой. Ее вполне правильное лицо казалась диковатым из-за чешуйчатых узоров у висков и лба. Волосы цвета мореного дуба гладко облегали изящную голову и струились по воде.

Жест водной девы можно было истолковать и как снисходительное одобрение, и как легкое сожаление.

На всякий случай Катрин тоже приветливо кивнула и попятилась из воды. Поворачиваться голой попой было невежливо. Накинув широкую рубашку, девушка почувствовала себя спокойнее. Села на скомканные брюки. Нава смотрела с середины реки. По-видимому, речной деве было просто любопытно. Катрин не сомневалась, что люди купаются здесь редко. Значит, и сманить на дно симпатичного парня у обитательницы реки шансов немного. Далеко, должно быть, бедняжке приходится плавать за развлечениями. Катрин осторожно улыбнулась:

– Скучно здесь, да?

Нава сделала движение плечами, которое легко было истолковать в смысле «А как ты думаешь?», и улыбнулась. Улыбка у нее была совершенно человеческая. Зубы крепкие, ровные, не испорченные сахаром. Ну, немножко острые.

Катрин вернулась к воде и присела на корточки. Нава тоже подплыла ближе. Двигалась она изящно, без всплесков и брызг, настоящая рыба. Остановилась в шаге от девушки – здесь было слишком мелко. Катрин смотрела в прозрачные красивые глаза. Из-за таких очей действительно легко нырнуть на дно. Неизвестно как там ниже, но верхняя часть тела навы выглядела привлекательно. Пара крепких с маленькими сосками грудей, округлые плечи. Не портила наву и зеленоватая кожа. Узоры на лице и предплечьях казались вполне уместными. Фотомодели из мира Катрин прибегали к куда более эпатажному макияжу.

– Ты красивая, – сказала Катрин.

Ей захотелось что-нибудь подарить наве, но с собой, кроме оружия и «браслета возвращения», ничего не было.

Водная дева, словно поняв, подняла из воды руку. Ладошка у нее была маленькая, как у подростка. Только вот форму белых длинных ногтей и самые продвинутые стилисты сочли бы излишне хищной.

– Извини, в другой раз что-нибудь подарю, – сказала Катрин и, несмотря на холодок, пробежавший по спине, накрыла пальцами ладонь навы.

Белые когти не впились, не потащили в воду. Но мгновенное прикосновение дало прочувствовать, насколько водная дева действительно Иная, и не только потому, что живет в воде.

Какое странное ощущение.

Катрин медленно поднялась на ноги. Правая ладонь сохраняла легкое онемение. Нава, глядя с сожалением, отплыла от берега.

Пока Катрин одевалась и собирала оружие, темная голова виднелась под пологом черемуховых ветвей. Когда Катрин прощально приподняла руку, голова навы исчезла…

Пообедали, свернули лагерь. Прежде чем дать команду к выступлению Катрин нашла на телеге свой плащ, отстегнула один аграф. Когда положила украшение на песок у брода, комментариев от личного состава не последовало. Вот и ладненько, лес и воду мы понимать начинаем…

* * *

…Дорога стала сложнее. Дважды отряд утыкался в завалы. Приходилось надолго задерживаться, растаскивая сцепившиеся стволы. Стук топора звонко раздавался среди угрюмых деревьев. Катрин чувствовала себя сидящей на бочке с порохом. Громче заявить о своем присутствии удалось бы разве что с помощью громкоговорителей. Нехорошие здесь места. Оставалось идти вперед, не выпуская из рук оружие. В арьергарде Энгус вел под уздцы неутомимое мосластое чудище. Двужильности кобылы теперь завидовали все.

…Начался уклон вниз, потом вверх. Стволы деревьев облепляли серые лишайники. Из-подо мха торчали горбы валунов. Дорога пересекала остатки каменистой гряды.

Катрин чувствовала себя все неуютнее и неуютнее. Нервничая, то и дело обтирала ладони о рубашку. Тяжесть глефы перестала приносить прежнюю уверенность. И горло пересохло. Вновь чудилось чье-то присутствие за толстыми стволами елей и сосен. Кажется, и лошади вели себя нервно.

– Стоп. Надеваем кольчуги.

На нее с изумлением уставились девчонка и Энгус. Ветеран вопросов задавать не стал, сразу полез за доспехом.

Кольчугу девушка уже не раз примеряла. Плетенная из мелких колец рубаха весила килограммов десять. Длиной до середины бедер, короткие рукава прикрывали руки до локтей. Вместе с толстой подстежкой доспех здорово стеснял движения. Вероятно, к этому можно было привыкнуть, но тренироваться у Катрин не было ни времени, ни особого желания.

Тем глупее было сейчас напяливать на себя лишнюю тяжесть.

Уже облачившийся в свою кольчугу Даллап помог девушке поправить ворот.

– Это на всякий случай, – сказала Катрин. – Ингерн сидит в седле, бережет стертые пятки и наблюдает. Ты замыкаешь. Все молчат. Если ничего не видят.

Командирша с трудом застегнула пояс поверх кольчуги. Чувствовать себя если не черепахой, то каким-то полуметаллическим хомяком было неприятно.

Ничего не происходило. Маленький караван по-прежнему медленно продвигался вперед. Солнечные лучи начали меркнуть. Близился вечер. Несмотря на сумрак, быстро сгущающийся под сенью деревьев, Катрин было жарко. Пот тек между лопаток, нижняя рубаха уже промокла насквозь.

Валуны вокруг тропы становились все крупнее. Колеса телеги с трудом переваливали бесчисленные неровности. Даллапу и Энгусу приходилось то и дело толкать телегу. Сумерки сгущались на глазах, но ни ручья, ни просто удобной для ночлега поляны не попадалось…

…Прыжок монстра Катрин не уловила. Истошно заржал сшибленный с ног жеребец. Удар когтистой лапы мгновенно разодрал шею гнедого. Далеко брызнула ярко-алая кровь. Раненое животное билось на земле, где-то под ним оказалась Ингерн…

…Тварь, не задержавшись над поверженной добычей, вспрыгнула на валун, издала короткий торжествующий рев. Двигался хищник чертовски быстро, только в это мгновение Катрин смогла рассмотреть врага. Серо-коричневая короткая шерсть монстра сливалась с окружающим фоном. Немудрено, что зверя не заметили с нескольких шагов. Хищник едва ли превышал ростом человека, но был гораздо шире в плечах. Мускулистая и широкая грудная клетка в сочетании с поджарой нижней частью туловища и свисающими почти до земли передними лапами, создавала впечатление невероятной силы. Судя по скорости движения и жуткому удару, свалившему бедного жеребца, так оно и было.

Вег-дич, вспомнила Катрин.

Зверь посмотрел на нее. Вытянутая собачья морда… Из-под нижней губы торчат острые загнутые клыки… Больше всего вег-дич походил на гигантского бабуина-культуриста, затянутого в шерстистое гимнастическое трико.

Тварь отчетливо ухмыльнулась. В пасти, кроме клыков, оказалась уйма острейших треугольных зубов. Но сейчас ни зубы, ни ножеподобные когти вег-дича не могли напугать шпионку. Гнедого было чертовски жалко, и Катрин сама вызывающе зарычала…

Белесая кобыла всхрапнула и сообразительно рванула вперед. Застучали колеса…

Из-за спины Катрин свистнуло копье. Бросок был достаточно точен, но вег-дич лишь чуть шевельнулся, изменив положение своего тела. Наконечник по касательной чиркнул по твердому, как железо, плечу твари, и копье бессильно застучало-покатилось по вросшим в мох камням…

В следующий миг вег-дич прыгнул на девушку. Прыжок был чудовищно легок и упруг, вот только Катрин прыгнула вперед чуть раньше. Ее попытка резануть глефой приоткрытый левый бок зверя оказалась слишком прямолинейной. Противники столкнулись в прыжке. Катрин показалось, что она угодила под летящий на полной скорости мотоцикл. По кольчуге проскрежетали когти. Враг был быстрей девушки. И тяжелее…

…Катрин грохнулась на камни. Дыхание потеряла, в глазах потемнело, но шпионка, как учили, перекатилась по жесткой поверхности. Лязгнули рядом со щекой когти. Катрин отмахнулась глефой. Кажется, по чему-то попала… Некогда смотреть. Перекатилась еще раз, обдирая костяшки пальцев, успела подняться на колени…

…Вег-дич на миг замер на камне, озабоченно разглядывая свое колено. На мох падали густые капли крови. Похоже, зверя больше беспокоила полученная рана, чем присутствие противника. Он без усилия уклонился от брошенного в него топора и двинулся к девушке…

…Вздохнуть полностью Катрин не могла. Подняться на ноги и принять боевую стойку тоже как-то не получалось. Только голова работала правильно…

…Тварь, прихрамывая, приближалась. Вег-дичу было больно. В раскрытой пасти клокотала слюна, торчали клыки. Кабан прямоходящий…

Хорошо. На том и порешим…

Катрин смотрела на вег-дича. Платок сполз на брови. Не поправлять. Не двигаться. Замереть. Волновала глефа. Все-таки оружие поизящней рогатины, может не выдержать. Пока глефа бессильно опущена на камни. А если он не прыгнет, а ударит лапой?

Рожденный прыгать не прыгать не может…

…В последний момент тварь неловко скакнула, намереваясь передними лапами содрать с хилого существа лицо заодно со скальпом…

…Шпионка с непонятно откуда взявшимся хладнокровием вскинула глефу и успела упереть древко в выступ между камнями…

Со злорадством почувствовала, как тяжелеет, рвется из пальцев оружие – тварь в полном соответствии с повадками дикого секача насаживала себя на лезвие глефы. Катрин откинулась, удерживая древко, вжалась спиной между камнями…

…Вег-дич почувствовал неладное, рванулся, пытаясь достать когтями…

…Боль обожгла плечо. Катрин заорала, чувствуя, как жалобно скрипит древко в руках…

…Зверь застонал. Стальное лезвие длиной с локоть уже погрузилось в его живот. Теперь вег-дич пытался отстраниться…

…Катрин чувствовала, как течет кровь по ее рукам. Потом их задели когтистые лапы. Зверь, должно быть, мог с легкостью оборвать кисти рук противницы, но он лишь пытался ухватиться за скользкое древко, выдернуть из своего тела режущую сталь…

…Широкое лезвие, чуть повернувшись, зацепилось за ребра, намертво засело во чреве чудовища.

Началась агония…

«Лучше бы я сдохла», – подумала Катрин. Кровь и еще что-то омерзительно скользкое, лилось и вываливалось ей на руки и грудь. Зверь бился в конвульсиях, рыча и скуля. Под конец он начал стонать совершенно по-человечьи…

…Животное рубили по затылку, добивая, но восторга победы Катрин отчего-то не испытывала – тонула в кровавом месиве и совершенно чудовищной вони…

…Тушу зверя отвалили. Катрин размазала по лицу слизь и увидела бледные лица мужчин. Подавать ей руку, чтобы помочь встать, никто не торопился, и шпионка догадывалась почему. Самостоятельно поднялась на четвереньки и переползла через еще слабо подергивающиеся задние лапы вег-дича.

– Вы живы, леди? – с ужасом спросил Даллап.

Катрин хотелось послать их нахер. Но боялась ненароком глотнуть облепляющую лицо гадость. Единственное, что могли сейчас сделать для нее мужчины, это убраться подальше и дать командирше вволю проблеваться. Катрин ухватилась за торчащую в трупе глефу и выпрямилась. Протерла второй глаз, стряхнула дерьмо на землю. Тошнота подкатила к горлу с новой силой…

С диким ржанием на дорогу вылетела несчастная кобыла. Ее обычно подслеповатые глаза были дико выпучены. Следом волочился обломок оглобли…

– К бою! – прохрипела Катрин, безуспешно дергая намертво засевшую глефу…

Даллап соображал быстрей. Резво перескочил через камни, с готовым к бою мечом встал посреди дороги. Энгус, подхватив топор, кинулся следом…

…Вылетевший на дорогу серый смерч не испытывал иллюзий по поводу слабости добычи. Удар длинной лапы – не успевший пустить в ход меч Даллап отлетел в сторону. Энгуса просто смели с дороги как нечто несущественное.

Чудовище остановилось над трупом гнедого, издало короткий лай-вопрос. Это была самка, и она явно желала узнать, что случилось с ее спутником жизни…

…Проклятая глефа, наконец, поддалась. Вытереть древко времени не было, поскольку в этот момент самка обнаружила покойного супруга и существо, стоящее над ним. Признать в Катрин человека было делом непростым, и мгновенной заминки твари хватило, чтобы девушка выскочила на дорогу. Шансов перепрыгать вег-дича среди камней у шпионки не было ни малейших…

Тварь издала тихий рык ненависти и кинулась в атаку…

Катрин не стала встречать ее ударом. Сразу отскочила как можно дальше в сторону. Маневр удался. Глефа была все же подлиннее страшной лапы – удалось достать монстра концом лезвия.

Самка взвизгнула.

Катрин стояла пригнувшись посреди дороги. Чудовище припало к земле шагах в шести от нее. Лизнуло окровавленную лапу. В узких с огромными зрачками глазах сияла холодная ненависть. Повторять свои ошибки самка не собиралась…

«Сейчас умру. Ну, не в первый раз. Правда, сожрать меня еще никто не хотел».

Тварь медленно двинулась вперед и вправо. Катрин немедленно попятилась. На короткой дистанции среагировать не успеть…

– Эй, скотина, куда пошла? – Даллап с трудом держался на ногах, но скалился вызывающе. Вот только короткий тесак в его руках выглядел совершенно неубедительно.

Самка глянула на старого воина с презрением.

– Меня не забудь, стерва, – пискляво напомнил Энгус. Он тоже успел подняться, но, судя по поджатой ноге, жить ему оставалось еще меньше, чем ветерану.

Монстр повел вытянутой мордой, выбирая, с кого начать. Возможно, самка опасалась Катрин с ее длинным и непонятным оружием…

Не повезло Энгусу. Самка короткими осторожными прыжками двинулась к нему…

Парень побледнел, как мел, и вяло вскинул топор:

– Не слишком я тебя испугался!

Чудовище подобралось для прыжка. И жалобно взвизгнуло…

…Сейчас цель развернулась удобно, и Катрин метнула нож. Попасть в сердце не надеялась, да и липкие руки подвели – нож воткнулся слишком близко к хребту твари…

Самка с визгом вертелась на месте, не понимая, что так остро ужалило ее в спину…

…Клинок ножа вошел едва ли на треть. Расстраиваться было некогда. Катрин взмахнула глефой…

Бам… Тварь исключительно ловко парировала удар, подставив лапу ниже лезвия…

…Катрин едва удержала оружие. Ощущение – будто со всего маху врезала по чугунному столбу…

…Тварь снова взвизгнула. Удар топора был не слишком удачен, но смог разодрать спину лесному существу. Самка обернулась и тут же получила режущий удар в бок. Пусть тесак Даллапа был короток, но полосовал ребра не хуже глефы…

На этот раз тварь прыгнула молча. Отброшенный Даллап, не успев вскрикнуть, врезался спиной в покатый бок большого валуна…

…Клацнули острые зубы, заскрипели кольца кольчуги…

Кажется, Даллап зажмурился. Катрин не успела хорошо рассмотреть. Глефа со свистом описала полукруг и подсекла задние лапы вег-дича…

Ага! Это уже серьезно. Тварь отшатнулась от поверженного воина, и со стоном обернулась к девушке. Узкие струи крови из задних ног-лап широко окропляли песок…

Даллап, закусив губу, вскинул руку и ткнул тварь клинком между ног. Самка с истошным визгом повалилась на песок…

«Что-то мы сегодня не очень честно деремся», – решила Катрин, высоко вскидывая глефу…

Отсечь голову напрочь не удалось, но связь массивной башки с мускулистым телом лезвие пресекло основательно…

Сначала поставили на ноги Даллапа. Стоять он мог, двигаться не очень. Как, впрочем, и вновь охромевший Энгус. Сама Катрин сохраняла вертикальное положение уверенно, но при каждом глубоком вздохе жутко болел левый бок.

Командирша закрутила головой, ища Ингерн.

– Кажется, она под лошадью, – прохрипел Даллап.

Обе ноги Ингерн были придавлены тушей погибшего жеребца. Служанка обвела глазами подошедших и поинтересовалась:

– Вы меня вытащите или как?

Губы ее вздрагивали.

Пока общими усилиями двигали тяжелую тушу, совсем стемнело. Катрин с трудом нашла крошечную поляну в стороне от дороги. Потом вместе с Даллапом отыскала полуразбитую телегу, застрявшую на дороге далеко впереди. Перетащили продукты к разожженному костру. Откуда-то из ельника появилась кобыла. Вид у старушки был пристыженный.

Катрин к своему запаху слегка притерпелась. Другие тоже старались не отворачиваться, но шпионка знала, что воняет ужасно. Воды в бочонке осталось ничтожно мало. Переодеваться в единственное платье значило испортить и его. Катрин разделась в кустах. Ингерн сливала микроскопическими порциями воду. Командирша кое-как размазала засыхающую корку на лице и руках. Завоняло с новой силой. Пришлось пустить в дело листья и траву. Ползая в голом виде под низкими ветками и на ощупь собирая листья помягче, Катрин почувствовала, что сейчас начнет истерически хохотать. Вот он, удел охотника, исследователя и конкистадора. Вот они, дивные ароматы сказочного Эльдорадо…

Ингерн посчастливилось найти какую-то пахучую траву. Скоро кожа леди начала гореть, а запах вег-дича притупился. Кое-как забинтовали глубокие царапины на руках…

Потрепанные воители сидели у костра. Разогретая оленина и некоторое количество джина слегка примирили с реальностью. Катрин наконец избавилась от тошноты. Сидела, придерживая на плечах пустой мешок, жалась к костру. Пачкать плащ не хотелось.

– Даже не верится, – сказал Энгус. Он устроился, неловко вытянув пострадавшую ногу. Колено было плотно обмотано тряпками. Парню явно не везло с нижними конечностями.

– Я много раз слышал, что вег-дича можно удержать сомкнутым строем. Интересно, какой глубины должен быть строй, чтобы удержать прямую атаку двух тварей? – Даллап говорил сипло. Джин его заметно приободрил, но ветеран все равно сидел криво, оберегая ушибленную правую часть тела.

Катрин хмыкнула. Действительно, большое счастье, что вег-дичи ведут моногамный образ жизни. И большим количеством детей семью не обременяют.

Ингерн пошевелила босыми ступнями. Ее платье испачкалось в лошадиной крови, но по сравнению с уроном, нанесенным одежде леди-командирши, это было сущей ерундой. Глядя в огонь, служанка задумчиво изрекла:

– Вы уж меня извините, леди, но я едва не опозорилась, когда чудище надо мной торчало. В жизни не забуду. По-моему, вы тут совершили настоящий подвиг.

– Подвиг будет, если мы выйдем из леса живыми, – заметил Даллап.

Катрин кивнула:

– Или хотя бы отстираемся.

– Да, это важней, – деликатно заметил Даллап.