Текст книги "Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

– Ну, не только за деньги. Ладно, потом это как-нибудь обсудим. Вы, главное, в момент Перехода ни о чем конкретном не думайте. Считайте медленно и сосредоточенно. Только не баранов, а просто цифры. Интегралы какие-нибудь посчитайте. А то помехи иной раз приключаются.

– Понимаю. Только интегралы не считают, а исчисляют.

– Да, пожалуйста, хоть вычленяйте. Только о дурном не думайте. И о своем домике не думайте.

– Вот, зря я все-таки дверь в подвал запирал. Соседка придет, а меня нет…

– Тьфу! Оставьте вы эти муки совести. Нечего мелочиться. Я у вашей соседки вместе с фрицами ни в чем не повинную курицу ухлопала. Потом в Гринпис зайду, повинюсь.

– Зря вы так, Екатерина Григорьевна. Вот, к примеру, когда у нас на Екатерининской строилось Морское собрание, возникла любопытная дилемма. Я тогда имел честь состоять инженером при городском совете. И что вы думаете, решили мы соединить здание с Морской библиотекой…

Тьму за бухтой озаряли вспышки – немцы вели беспокоящий огонь по Рудольфовой слободе.

З.40. Задачи, поставленные командующим 11-й немецкой армией на утро 30 июня: З0-й армейский корпус – наступать в направлении хутор Максимовича – Французское кладбище, далее продвигаться на запад, с целью не допустить отхода советских войск на Херсонесский полуостров. 170-я пехотная дивизия – наступать в направлении Херсонесский маяк – береговая батарея № 35. 72-я пехотная дивизия – высоты Карагач – ветряк ЦАГИ. 18-я румынская пехотная дивизия – направление Английское кладбище – Зеленая горка. 132-я и 50-я пехотные дивизии – Лабораторное шоссе – редут Виктория. 24-я и 22-я пехотные дивизии – Северная бухта. 1-я румынская горнострелковая дивизия – сосредоточиться во втором эшелоне. 4-я горнострелковая румынская дивизия – в резерве.

– Вставай, братишка. Двигать пора, – Катя тронула за плечо сапера. Тот дернулся, застонал, принялся трогать кончиками пальцев корку под челюстью. Глянул на пустой ровик. – В санитарную машину их отправили, – объяснила Катя. – Пусть Окуню еще укольчик ширанут. Дед там, на подхвате остался. Может, и ты к медикам? Какой из тебя вояка?

Сапер жестом показал, что вояка из него очень даже нормальный, и, издавая неясные звуки, принялся натягивать сапоги. Короткая ночь принесла относительную прохладу.

– Ладно, поплелись, – сказала Катя. – Э, ты это брось, стволы я потащу. Все-таки я здоровая, хоть материться могу. На позициях вручу. В торжественной обстановке.

8.00–12.00. Противник, при поддержке танков, прорвал оборону 9-й бригады морской пехоты в районе высоты 101,6.

14.30. Противник вышел на рубеж хутор Максимовича – Николаевка – юго-западные скаты Хомутовой балки.

16.00. Противник вышел на рубеж Юхарина балка – хутор Отрадный. Силами до дивизии, при поддержке танков, наступает в направлении железнодорожного вокзала.

Катя выколупывала патроны из пулеметной ленты. Бывший хозяин ленты лежал, уткнувшись щекой в белый крымский камень. Фляжку с парня Катя сняла в первую очередь. Воды – глотка на два. Траншея тянулась в обе стороны, народу, уже равнодушного к жажде, в нем хватало, но фляжек не наблюдалось. Ладно, хоть патронами запаслись. Сержант Мезина переступила через убитого и принялась набивать запасные обоймы. «СВТ» пока не подводила, только делать зарубки на прикладе было некогда. Впереди, метрах в пятидесяти от траншеи, чадил подбитый «штуг». Подожгли самоходку каким-то чудом. Бутылок с «горючкой» не было уже с утра. Вообще ничего не было, кроме дыма и жажды. Нет – вот патроны были. А артиллерии своей не было. Понятно, что снарядов мало, но хоть как-то подбодрили бы. Символически.

По траншее прошел старшина, морячок с мятым ведром, одарил выуженной из ведра «РГД».

– Держись, зенитчица. Макушку не высовывай. Сейчас полезут.

Катя сунула гранату в нишу к двум ее подружкам.

– Ты бы лучше воды приволок. Я уж матюгаться не могу.

– Ничего. Стемнеет, в контратаку смотаемся. На хуторе напьешься.

С чего они взяли про контратаку? В траншее десяток человек, гребень, может, и удержим, но в атаку идти… Смешно. Кто такой слух пустил?

Пальцы дрожали. Странно, когда стреляешь, не дрожат, а так в рамку патрон едва вдавливаешь. Сейчас пойдут. Это даже хорошо. Значит, обстрела не будет, и «штуки» стороной пройдут. А валить серые фигурки – одно удовольствие.

Сапера убило еще до полудня. Осколок в лоб – не везло ему с головой. И имени не узнала, видимо, документы с Мотей уплыли. Даже сколько ему лет, не узнала. Только и запомнилось – маска пыльная, запекшаяся, да жесты доходчивые. Ладно, может, в архиве? Поищем. Если день этот кончится.

22.30–24.00. К исходу дня противник на рубеже: Южная бухта – железнодорожный вокзал – восточная оконечность Юхариной балки – хутор Бермана – высота 205,2, восточнее бывшего Георгиевского монастыря. Силами 109-й сд и 142-й бригады, усиленными батальонами резерва и сборными подразделениями, выдвинутыми от бухт Казачья и Камышовая, нанесен контрудар в направлении Золотая балка – совхоз «Благодать». Правый фланг – 1-я румынская горно-стрелковая бригада и левый фланг – 28-я легкопехотная дивизия немцев оттеснены к совхозу «Благодать». Авиация ПОРа произвела 48 вылетов и совершила бомбометание по позициям противника севернее Балаклавы. Авиация ЧФ, базировавшаяся на Кавказе, произвела 56 самолето-вылетов и нанесла бомбовый удар по боевым порядкам противника.

Катя стреляла по вспышкам. За развалины зацепились, впереди простиралась Золотая балка. Туда, понятно, не доскачешь, но и так неплохо. «МГ», за которым лежал старшина, лупил длинными очередями. Патронов и ствола жалеть нечего – все с собой не унесешь. Отступать придется, немцы прочухаются, накроют минометами. Но пока можно, «СВТ» заставила угаснуть еще одну вспышку. Немцы отползали. Короткого внезапного удара здесь не ждали. Теперь за развалинами хутора пылали тупорылые машины, кто-то корчился в лужах горящего бензина. Своих там нет. Это еще кто отползает? Лежать! В свете огня видно, как дернулся, замер. Слева помогал неизвестно откуда взявшийся «максим», резал немцев с фланга. Но настоящая заваруха справа, там, вдоль берега невидимого моря, идет бой. Трассеры и вспышки взрывов видны даже отсюда. Туда, под Балаклаву, бьет последними снарядами 122-миллиметровая батарея от Юхариной балки, туда выпускает остатки боекомплекта почти родная сержанту Мезиной «БС-18/1». Туда с урчанием высоко в небе проходят тяжелые снаряды 35-й береговой батареи.

109-я стрелковая пробилась за Балаклаву и штурмует последние траншеи немцев.

* * *

Через много лет (через двенадцать или шестьдесят шесть, – отсчитывать можно по-разному) на пляже, куда спускались восемьсот знаменитых ступенек от сияющего новыми крышами монастыря, лежали трое человечков. Вернее, человечков было двое, загорелые мальчик и девочка, оболтусы лет десяти, в одинаковых шортах цвета хаки. Впрочем, и без шорт было видно, что это близнецы, даже волосы после купания у обоих были встрепаны одинаково. С ними лежала молодая женщина. Немногочисленные отдыхающие мужского пола поглядывали на нее с интересом. Что и говорить, эффектная дамочка. Мамаша или сестра?

На взгляды любопытствующих троица внимания не обращала. Близнецы определенно знали, что их мама самая красивая. Да к тому же разговор шел куда как серьезный.

– Почему так получилось? – спросил мальчик. – Что скорректировало «классику»?

– Понятия не имею, – женщина оперлась подбородком о запястье, унизанное серебряными браслетами. – Уж точно не мое скромное присутствие. Я, как вы поняли, туда-сюда без особого толку металась. Даже вмешательством на тактическом уровне это не назовешь. «Калька» – штука мудреная и малопредсказуемая. В общем-то, изменения потом и не пересчитывали.

– Они же не все погибли? – прошептала девочка, отчаянно смаргивая.

– Не все, – подтвердила мама. – Часть все-таки эвакуировалась. Кто-то пережил плен. И в горы бойцы прорвались.

– Многие прорвались, – упрямо уточнил мальчик. – Я читал. В горы ушли взводами и даже ротами. Потом вместе с партизанами воевали долго. В горах даже аэродром постоянный построили.

– Угу. Но сколько в горы пробилось бойцов из ПОРа, никто так и не знает, – пробормотала мама. – Война шла, не до подсчетов было.

– Все равно, – девчонка была еще поупрямей братца. – Главное, они прошли. Так лучше.

– В «кальке» не бывает лучше. Бывает только так, как было. Я вам уже объясняла сто раз. Ничего нельзя исправить и улучшить. Другой поток. Хотя потоки, конечно, иногда сливаются. Но, все равно, слово «лучше» здесь неуместно. Что лучше? То, что на Херсонесе до 12-го числа организованно отбивались? То, что командиров никто не отзывал? То, что командующий с войсками до конца остался и погиб? Или то, что 28-ю легкопехотную полностью размазали о балаклавские предгорья? А укрепрайон? Могли бы его удержать? Там ведь такие мощные укрепления были. Сейчас крохи от них остались, уже не разглядишь. Ведь в 44-м все пришлось брать обратно с боем.

Мальчик кивнул.

– Да, мы понимаем. Но ведь катера и подлодки еще приходили. Людей забирали. И на берегу дрались до конца.

– Эх, чуть-чуть бы еще! – Девчонка стукнула кулаком по гальке. – Зацепились бы мы. Хреновы фрицы!

Мама глянула укоризненно. Зеленоглазые отпрыски, несмотря на едва уловимый акцент, по-русски говорили замечательно. Даже чересчур. Имелись подозрения, что уж девица нежная вовсю ненормативной лексикой балуется. Но подловить не удавалось. В общем-то, детишки выросли не здесь. От рождения два языка были для них родными. Но та война осталась для них своей. В далеких лесах валунам-«танкам» от каменных «гранат» крепко доставалось, да и в коридорах замка немало «эсэсовских диверсантов» было уничтожено.

Гостила женщина с детьми на теплой крымской земле. По делу гостила.

– Мам, ты так и не узнала, как его звали? – Девочка перевернулась на спину, крепко зажмурившись, подставила лицо солнцу.

– Нет, – мама пристроила панамку на глаза наследницы. – Пробивали мы по архивам не раз. Саперов в укрепрайоне хватало. Но я его и так помню. Да и вы помнить будете. Как и всех других.

– Чего тут говорить, – мальчик принялся подбрасывать на ладони камешки. – Мам, в полной дивизии более десяти тысяч человек. А здесь столько дивизий полегло. Я умом понимаю, а представить не могу. У нас в битве при Кэкстоне с обеих сторон две тысячи погибло. И до сих пор с ужасом о том кровавом дне народ рассказывает.

– Знаешь, когда лично тебя убивают, подсчетов арифметических не ведешь, – заметила мама. – У нас дома все чуть по-другому. Там настоящая победа – без крови все решить.

– Мам, ну а что с этим, как его… Ленчиком-Вончиком? Не посадили его в лагерь?

– Нет, не посадили. И не нужно его обзывать. Нормальный гражданин. Прожил долгую, небесполезную для страны жизнь. Десятки рацпредложений и изобретений имеет. Какие-то хитроумные фломастеры изобрел. То ли чтобы сами стирались на фаянсе, то ли, наоборот, нестирающиеся.

– А дедушка?

– Ну, Константин Сергеевич – иное дело. Жаль, что только до восьмидесяти четырех дотянул. Идей он напророчил уйму, до сих пор в них разбираются. Насчет микро-суперумных роботов я ничего не понимаю, но этот подарок частично от него, – светловолосая женщина постучала ногтем по узенькому мобильному телефону. – Обещают скоро такие аккумуляторы в продажу запустить. Хорошая вещь, даже вы аппарат пока не замучили…

– А ты когда ушла?

– Да еще сутки проползала. Потом уж совсем… прищучили. Но это так, подробности. Сомнительное занятие все эти коррекции. Прыгаешь не в свое время, а когда уходишь, то приходится именно своих бросать. Нужно или всех вытаскивать, или… В общем, спорный это момент. Хорошо, что ваша мама сейчас иными делами занимается. Ладно, хватит об этом. Вы минералку будете или я допью, пока холодная?

– О, Анька со своим папой идет, – девочка вскочила и попыталась пнуть брата. – Пошли!

Братец пинок хладнокровно и уверенно парировал, поднялся, подтягивая шорты.

– Мам, мы купаться.

Дети с завываниями влетели в воду, восьмилетняя девчонка в резвости близнецам почти не уступала.

Светлоглазый молодой человек сел рядом с женщиной и стянул тельняшку:

– Уф, ну и печет сегодня.

– Нам, людям северным, нравится, – женщина смотрела на звездчатый шрам на плече парня. – Честное слово, набил бы ты себе рисунок какой. У меня на руке дырка совсем и не заметна.

– Нет уж, – сухощавый мужчина улыбнулся. – Разорюсь я такими крутыми шедеврами себя украшать. Да и не нужна мне слава. Вон, на тебя половина пляжа глазеет. Я скромный. Жене, между прочим, я и такой нравлюсь.

– Эх, всегда ты подкаблучником был. Ладно, выкладывай, товарищ прапорщик, что там слышно? Звонил Сан Саныч? Все действительно так серьезно?

* * *

Но это будет потом. Пока у сержанта Мезиной была одна проблема – ногу не подвернуть и две пары коробок с лентами «МГ» не уронить. Бежали-отступали бойцы от заваленных немецкими трупами развалин. В желудке плескались добрых три литра замечательной, отбитой у врага крымской воды, тяжелая фляжка колотила по заднице, и это было здорово. Жаль, ни одного румына так под руку и не подвернулось. Взлетали трассеры к перепуганным угасшим звездам. Старшина заорал:

– Держись, зенитчица. Немножко осталось.

За Балаклавой гремел бой, а за спиной начали рваться мины.

Часть третья
Еще немного о Прыжках на время

I

Дышать было трудно. Со стороны бухты медленно плыли клубы черного дыма, там горели взорванные склады. Утро первого июля выдалось безветренным, и покинутый город тонул в горькой вони взрывчатки и сгоревших бумаг, сладковатом смраде разложения, гари многочисленных пожаров. На высотах вокруг города еще трещали пулеметные очереди, перестукивали винтовочные выстрелы. Но операция «Лов осетра» подходила к концу. И некий генерал готовился отметить свое производство в чин генерал-фельдмаршала.

Сквозь проломленную крышу дома заглядывало жаркое крымское солнце, временами заволакиваемое густыми клубами дыма. Хотелось пить. Девушка в продранном на бедре и коленях танковом комбинезоне встряхнула флягу, еще почти половина воды осталась.

Со двора пахло жутко. Труп убитой осколком бомбы пожилой женщины пролежал за соседним забором, должно быть, дня два. В последние дни в городе стало не до соблюдения санитарных норм. Казалось, развалины некогда белого города полностью вымерли.

В небе проплыла шестерка «Ю-87», – на Херсонес. Отбомбятся, не торопясь, на уцелевших зенитных орудиях ни единого снаряда.

Девушка снова потрясла флягу. Нечего экономить. Напиться вволю и сваливать. Все, что могла, сделала.

Девушку звали Екатерина Мезина. Правда, куда чаще высокая девятнадцатилетняя блондинка привыкла отзываться на европеизированное имя Катрин. Так ее называли немногочисленные друзья, да и начальство. Впрочем, сейчас Екатерина-Катя-Катрин оставалась немыслимо далеко и от друзей, и тем более от командования. Хотя о командовании и стоило бы вспомнить, – тов. Мезина имела звание сержанта и уже сутки назад была обязана завершить операцию и доложить об успешном возвращении.

Действительно, пора возвращаться.

Вот так всегда. «Вход – полушка, выход – рубль». Уйти трудно. Никак не привыкнешь. Каждый раз мнится, что ты опять дезертир трусливый. Приказ приказом, а все равно. И служишь ты не в РККА, а в МО РФ, и торчать здесь глупо, – ничем ты сданному городу-крепости не поможешь. Приказ выполнен, раненый «объект-субъект» благополучно загружен на борт тральщика. Тральщик дойдет до Новороссийска обязательно, так и по «первому» варианту получалось, так и по «кальке» просчитали. Возникшие в ходе операции форс-мажорные обстоятельства подчищены. Все? Или нет? Каковы отдаленные результаты вмешательства, фиг его знает. Сержанты-контрактники – они не историки, не прорицатели, не астрологи, им платят, они людей из-под бомб вытаскивают. Сомнительная, конечно, и малодостойная, но работа.

Катя посмотрела на винтовку. «СВТ-40» с аккуратно прикрытым тряпочкой затвором лежала на рухнувшей балке. К самозарядке Токарева девушка питала слабость еще по давешним временам. Хорошее оружие, хотя многие бойцы его нецензурно поминают. Ну, им, конечно, виднее – они местные. А для мимолетной гостьи из будущего сопредельного мира «ствол» в самый раз. И искать не пришлось, самозарядка сама под руку подвернулась. Хотя, если в отделе узнают, шуму не оберешься. Приказ был строгий: «Обойтись без «ура», «полундры» и штыковых атак». Справедливо, если к остаткам гарнизона ПОРа прибавить еще один «штык», вряд ли такое пополнение сыграет заметную роль в боевых действиях. Гордыней страдаете, тов. сержант. И глупостью. С другой стороны…

С другой стороны, кое-что удалось сделать для личного успокоения.

Винтовка лежала тяжелая, надежная, готовая загавкать, куда прикажут. На темном прикладе четыре ровные старательные зарубки, это от прежнего хозяина осталось. «Своих» фрицев Катя не считала. Хотя не зря подсумки пояс двое суток оттягивали. Вчера девушка поработала. Скорее всего, фрицы из 70-й пехотной подвернулись. Ну, с тем, как немцам под Балаклавой наши во время прорыва вломили, не сравнить, но все-таки…

Теперь все. Кто из 142-й дивизии и сводных батальонов прорвался, тому еще воевать и воевать. На Херсонесе еще держатся, и, видимо, крепко держаться будут. Остальным или вечная слава, или…

Утром Катя видела первую колонну пленных, провели их немцы по Ялтинскому шоссе. Каждому своя судьба. Это уж как повернется. Бывает, случай судьбу решает, бывает, человек случаю шанса не дает. Сержант Мезина осуждать и оправдывать не бралась. Сама два раза в плену прокуковала. Пусть это и до службы случилось, и война там была своя, личная. Вспоминалось о тех случаях с отвращением, но спокойно. Понятно, хорошенькой девушке мгновенного расстрела не видать. Поразвлеклись. Ну, да хвастать они уже не будут. Кровь, она любое унижение смывает. Правда, забыть о таких вещах трудновато.

Впрочем, воспоминаниям Катя предаваться не любила. Дело прошлое. Сейчас всей 11-й немецкой армии глотки перерезать не удастся. Сержант вполне удовлетворилась бы и горлом новоиспеченного генерал-фельдмаршала. Можно даже не резать, а просто башку ему прострелить. Но поди до этого «фона» дотянись.

Пока дотягивались немцы. На рассвете группа, уходящая от Юхариной балки к городу, наткнулась на них. Выползший на склон откуда ни возьмись «Ханомаг» [59]59
  «Ханомаг» – немецкий средний бронетранспортер «Sd.Kfz 251».


[Закрыть]из двух пулеметов врезал так, что пришлось удирать без оглядки. Старшину убило наповал, сигнальщик Леша и контуженый пулеметчик нырнули обратно в траншею, а Кате пришлось скатиться в воронку. Чертов БТР не успокаивался, все норовил достать, двигаясь по склону и наматывая на гусеницы обрывки колючей проволоки. Пришлось перебегать в траншею. Кое-как отсиделась в полуразрушенной «лисьей норе». Соваться ближе немцы все-таки не решились.

До окраины Катя добралась в одиночестве. Развалины пустовали, немцы в эту часть города еще не проникли. Мертвый город. Ни души, только птицы потихоньку оживали, переговаривались в иссеченных осколками кронах тополей.

Утром, передохнув в развалинах, Катя познакомилась с любознательным обер-лейтенантом. Вздумал разглядывать завоеванный город прямо с машины. Ну, стрельнула в «туриста». Интересно, фрицы бинокль отмоют или побрезгуют? У обера почему-то половина мозгов из каски прямо на оптику вылетела. В общем, глупый обер-лейтенант Кате не понравился. А фрицы огорчились. На тот домик, что сержант спешно покинула, боеприпасов извели с полвагона. Если в денежном исчислении, то еще на одного обер-недоумка потянет.

За полдень уже перевалило.

Осталось четыре обоймы. В принципе, можно и еще патронов найти. Только незачем. Кончено дело. Нет обороны. Лишь на Херсонесе отбиваются. Что там творится, лучше не думать. Пора вам, тов. сержант. Вас оплачиваемые войны в других веках ждут.

Недалеко, за зданием пожарной части, захлопали винтовочные выстрелы, с опозданием им ответил треск автоматных очередей, принялся спешить-захлебываться «МГ». Ну вот, дождалась. Подхватив оружие, девушка скользнула под уцелевшие стропила. Рядом со слуховым окном зияла дыра, и вид отсюда, со второго этажа, открывался отличный. Переулок рядом с пожарной частью как на ладони. Стояла брошенная полуторка, вокруг белели пачки рассыпанных типографских бланков. Посреди мостовой одиноко валялся помятый молочный бидон.

Из-за пожарной части выбежали трое бойцов. Вернее, бежали двое, а третьего волокли под руки. Раненый пытался ковылять, неловко поджимая забинтованную ногу, но больше мешал, чем помогал товарищам. Из-за угла выскочили еще двое красноармейцев и лейтенант с двумя пухлыми полевыми сумками через плечо. Один из бойцов, отбежав, пригнулся у забора, обернулся и вскинул автомат. Стоило из-за угла показаться немцам, короткая очередь «ППШ» заставила преследователей попрятаться обратно. Красноармеец дожидаться не стал и бегом рванул догонять товарищей. Из-за угла вылетели сразу две гранаты, – постукивая длинными ручками, покатились по мостовой. Красноармеец с «ППШ» оглянулся, пробежал еще с десяток шагов, лишь потом упал, постарался надежнее уткнуться под выступ бордюра и прикрыл рыжую ушастую голову руками.

«Грамотный», – с одобрением подумала Катя, на всякий случай пригибаясь. На улице сдвоенно хлопнуло, взвизгнули по булыжной мостовой осколки.

После разрыва гранат из-за угла, словно чертики из бутылки, высыпали немцы. Сразу же залегли и принялись палить вдоль улицы. «Вот суки, тоже грамотные», – уже безо всякого одобрения подумала Катя. Долговязый фриц утвердил на сошках пулемет, и стало совсем весело. «МГ» тарахтел, как припадочная швейная машинка. Автоматчика, прикрывавшего отход товарищей, мигом прижало к мостовой. Красноармеец, пытаясь вжаться в горячие камни, еще огрызался короткими очередями, но дело было – швах. Неожиданно стукнули выстрелы и с другой стороны. С чердака Кате не было видно, но девушка сообразила: отошедшие бойцы засели за обгоревшей палаткой «Соки. Воды» и пытались отвлечь на себя проклятый пулемет. Самое время вмешаться, – долговязый пулеметчик был уже на прицеле. Катя привычно потянула спуск. Выстрел «СВТ» в тарахтении очередей затерялся, зато пулеметчик вскинулся, с роковым опозданием догадавшись, что здесь он оказался совершенно зря. Прошившая каску 7,62-мм пуля заставила немца обмякнуть на мостовой. Лязгнул, упав, пулемет, тяжелая лента змеей извернулась на камнях. К пулемету тут же потянулся унтер-фельдфебель с погонами связиста. Катя всадила унтеру пулю в грудь и начала расстреливать остальных немцев. Позиция была удачной, ухоженная «СВТ» работала, как часы. Снайпера, конечно, заметили. От стропил полетели первые щепки, но к тому времени, когда обойма «СВТ» кончилась, уцелевшие немцы уже поспешно отползли за угол.

Катя скатилась по прохладной, пахнущей кошками и гарью лестнице. В четырехквартирном подъезде, должно быть, никто не жил еще со времен первого штурма города. Очень хорошо, сейчас немцы дадут прикурить.

Приготовив на всякий случай «эфку», девушка метнулась в темноту квартиры первого этажа. Тьфу, здесь не только кошки гадили. Катя выпрыгнула в заранее присмотренное окно и чуть не столкнулась с укрывшимся за углом дома красноармейцем-автоматчиком. Тот вскинул толстый кожух «ППШ».

– Я те пальну, – обиделась девушка.

– Ты, что ли, с крыши садила? – прохрипел боец, тыча стволом вверх.

– Нет, бля, там ударная коммунистическая бригада в засаде застоялась. Чо встал? Рвем отсюда, – пробормотала Катя, запихивая в карман комбинезона гранату. – Живее, рыжий…

Остальных бойцов они догнали через минуту. Все пятеро, включая лейтенанта, дышали, как загнанные лошади. Раненый висел мешком, из последних сил цепляясь за плечи товарищей.

– Что там, Паша? – прохрипел лейтенант, вталкивая в карабин новую обойму.

– Сейчас полезут, – ответил автоматчик и мотнул подбородком в сторону Кати, – вот девушка помогла. Снайпер она. Как начала щелкать…

– Да мы видели, – высокий боец в разодранной гимнастерке, из-под которой виднелась грязная тельняшка, глянул на девушку. – Вы, мадмуазель, откуда будете?

– Оттуда. Вы что, как трамваи, по улицам носитесь? Заблудились?

– Нам к Херсонесу, – с трудом выговорил лейтенант. – Покажешь?

– Бля, вы же в другую сторону чешете. Да если так по улице и дальше ковылять, то недалеко уйдете, фрицы посвежее будут, – девушка ткнула пальцем за спину, где уже затарахтели два пулемета, обстреливая оставленную «снайперскую» позицию. – Сейчас гансы сообразят, что зря боезапас жгут, и по следу вжучат.

– Нам к Херсонесу нужно, – упрямо повторил лейтенант. – А ночи ждать… ночи здесь нам ждать нельзя.

Катрин кивнула:

– Я понимаю. Только сейчас туда не проскочить. Поворачивать придется, да где там, вы немцев взбаламутили. Нужно дух перевести. Не возражаете, товарищ лейтенант? Мы же сейчас на улице как племенной хрен на ровном месте. Полчаса роли ведь не сыграют?

– Если б мы знали, девушка, про те полчаса, раньше бы отходить начали, – лейтенант стиснул челюсти. – Куда ни сунься, везде фрицы. Ладно, где здесь перекурить можно? Мы эту часть города совсем не знаем.

Рыжий сторожил у ворот. Остальные обессиленно привалились к стене и наблюдали, как девушка занимается окном. Высокий матрос сунулся было помочь, но Катя кратко и исчерпывающе его послала. В кармане комбинезона нашлись рабочие рукавицы, и с треснутым стеклом она справилась бесшумно. Под точным ударом приклада лопнула петля решетки.

– Да ты, видать, девица из деловых, – подал голос раненый. Он сидел, прислонившись спиной к стене из ракушечника, и все пытался отереть запекшиеся губы.

– Война учит, – Катя напряглась и отогнула решетку. – Давайте, сюда немцы в последнюю очередь сунутся.

– Зато захапать нас здесь – все равно что за той бульбой до погреба смотаться, – заметил высокий матрос.

– Не болтай, – оборвал лейтенант. – Полезли. Раненого поднимайте.

Овощной магазин закрылся еще в 41-м, но неистребимый запах подгнившей картошки, землистой моркови и прочей сельскохозяйственной продукции все еще стоял в подсобном помещении. От бочек в углу так шибало тухлой капустой, что слезы наворачивались.

– Ну и форшмак, – проронил чернявый матрос. – Мамой клянусь, здесь химическое оружие прятали. Надо было эти бочки на немцев скатить.

– Отдохни, Гриша, – устало приказал лейтенант. – Сюда не сунутся. Курите, сейчас дальше двинемся.

Закурили только двое: нескладный солдат, с на диво обшарпанной винтовкой, и крепыш, подпоясанный немецким ремнем с пустыми подсумками от «МР-40». Раненый лежал, закрыв глаза. Катя лазила по углам, подсвечивая себе электрическим фонариком.

– Девушка, да вы присядьте, – попросил лейтенант. – Как пройти к Херсонесу, объясните? Или вы к нам присоединитесь? Я от Рудольфовой слободы дорогу представляю, а отсюда… Нам бы проводник из местных не помешал.

– Сейчас, – Катя выбралась из-за груды пустых ящиков, поставила на стол две трехлитровые банки с соком. – Вроде персиковый. Может, не испортился?

– От то дело, – оживился Гриша, – без понтов и в самое яблочко. – Морячок вытянул из ножен немецкий штык.

Катя своим ножом поддела ржавую крышку второй банки.

Сок больше походил на разведенное варенье, – сладкий и густой, но бойцы пили с наслаждением.

– Мне оставьте, – попросил рыжий автоматчик Паша, сидевший у заколоченной витрины и наблюдавший за улицей сквозь щели в досках.

– Тебе в первую очередь, – заверил моряк. – Ты со своей тарахтелкой здорово помог. Ну и барышне, конечно, отдельный поклон. Правильно я говорю, товарищ лейтенант?

– Правильно, – сказал лейтенант и исподлобья посмотрел на девушку.

«Стесняется, – поняла Катя. – Он же не старше меня. Наверное, из последнего пополнения. Ремни еще новенькие, кобура даже блестит. Вляпался парнишка. Все они вляпались. А раненый… ох, ну и дерьмо эта война».

– Товарищ лейтенант, вы не из 142-й бригады будете?

– Возможно, – осторожно ответил лейтенант. – Мы встречались или просто так интересуетесь?

– Просто так спросила. Вы, товарищ лейтенант, не беспокойтесь, – я ничего выпытывать не собираюсь. У вас военная тайна, а я по другому ведомству прохожу.

– Это по какому же? – живо заинтересовался Гриша-морячок. – На сансестричку не похожа. Честно, из снайперов будешь? Среди связисток я таких красавиц не встречал. Без трепа, запомнил бы влет.

– Ты из Одессы, что ли? – без особого интереса спросила Катя.

– А то не заметно, – обиделся моряк. – Я, шоб вы знали, коренной одессит, с Дачи Ковалевского. Известный район, санаторный. Георгий Половец меня именуют. Не слыхали? – Боец повел плечом, демонстрируя чудом уцелевшую на разодранной гимнастерке медаль «За отвагу».

– Ты, Половец, что с Дачи, пока сок пей, – Катя повернулась к лейтенанту. – Меня Екатериной зовут. Работаю по комсомольской линии. Полагаю, лишних вопросов задавать друг другу не следует. Мне скоро идти будет нужно. Вам карту оставлю, – девушка задрала штанину комбинезона, вытащила из-за голенища сапога сложенную карту и включила фонарик.

Лейтенант придвинулся так поспешно, что фуражка на нос съехала.

Катя вздохнула. Еще надеется парень. Если он из 142-й бригады, то на войне меньше недели. Нашивок за ранения нет, медалей нет, точно, прямо из училища сюда загремел. Не спецназ, не разведка, на петлицах пушечки, как ему отсюда уйти? Эх, парни, парни…

– Вот Камышовая бухта. Вот мыс Херсонес. Обозначений нет, но вот здесь 35-я батарея. Вот мыс Фиолент. Ты мне, товарищ лейтенант, ничего не говори, я человек без документов, личность случайная. Но куда был приказ отходить, я знаю. Мы с вами сейчас вот здесь отдыхаем. Немцы уже вот сюда вышли.

– Но наши закрепились, – пробормотал лейтенант, жадно вглядываясь в карту. – Батарея держится, и аэродром за нами. Удар отвлекающий на Балаклаву произвели. Растянули немцев. Все согласно приказу. Силы есть. Боец Гершкин, смените Пашу. Пусть на карту глянет…

Рыжий автоматчик склонился над картой.

– В Камышовую я два раза ездил. На машине, но и пехом разберемся. Можно просочиться, пока немцы не осмотрелись. Нам только бы из города выбраться. А там, подальше от дороги, проскочим…

– Через поселок идти тоже нельзя, – вставил Половец. – Немцы высоту наверняка оседлали. Эту, как ее, Рудольфову слободу обойдем.

Катрин отодвинулась. Ничем не поможешь. Последние катера ушли ночью. Этой ночью придут на рейд, но к берегу подойти не смогут. На Херсонесском полуострове около тридцати тысяч человек. Доплыть и быть подобранными на рейде катерами шансов почти ноль. Может, сейчас и чуть лучше обстановка, но…

– Перевязать? – Катя присела у раненого.

– Что уж там, – глаза бойца лихорадочно блестели, – если б в медсанбат… Не стоит последний пакет тратить. А за вашу заботу спасибо, комсомолка.