Текст книги "Братья и сестры по оружию. Связные из будущего (сборник)"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 20 страниц]

– Катя, ты нас за свиней считаешь? – громко спросил Любимов.

– Нет. Вы советские воины. Понимаете целесообразность и необходимость такого решения.

– Не выдумывай, – проворчал пограничник.

– Заткнись. Некогда спорить! – нетерпеливо рявкнула Катрин. – Любимов, ты откомандирован в мое распоряжение. Приказ комполка не отменял. У меня задание. Не мешай выполнять. Понял?

Немецкая цепь осторожно приближалась.

– Убирайтесь немедленно. Автомат только оставь, – Катрин сама перекатилась к лейтенанту.

Пограничник заворчал.

– Приказ, лейтенант, – прохрипел Любимов. – Идем к воде…

Первым в дыру протиснулся водитель, за ним, матерясь сквозь зубы, выполз пограничник.

– Спасибо, – прошептала Катрин, выдирая из рук лейтенанта автомат.

– Катя…

– Молчи, лейтенант, – Катрин выхватила из кармана его галифе запасные магазины. – У меня действительно задание. Только попробуйте не прорваться. Вам еще до мая 45-го воевать, – девушка без шуток подтолкнула ногой Любимова к дыре. – Быстрее!

Лейтенант исчез в проломе. Катрин подождала несколько секунд. Дольше тянуть нельзя, – сквозь многочисленные щели она уже видела движение перед сараем.

«МП-38» забился в руках. Катрин стреляла сквозь стену, практически не целясь. Длинная очередь заглушила все. Девушка видела только появляющиеся в досках новые дыры. Опустевший автомат умолк.

Нырнув за труп, Катрин вставила новый магазин. Палили со всех сторон. Над головой свистели пули, щепки… Не поднимаясь, она положила ствол на мертвеца и в два приема опустошила обойму. Тело немца дергалось от попадающих в него пуль.

«От снаряда мертвяк меня не спасет», – тоскливо подумала Катрин. Руки машинально вставили в пистолет-пулемет следующий магазин.

У дверей одна за другой взорвались две гранаты. Дверь рухнула. Кашляя, девушка высадила в дверной проем весь магазин. Экономить патроны было глупо.

За дверью орали, кто-то стонал. Катрин мимолетно удивилась собственной меткости.

– Rückwörts! Vorsichtiger! [39]39
  Назад! Осторожнее! ( нем.).


[Закрыть]

Смысл Катрин уловила. Приподняв голову, увидела отползающих немцев. Девушка живо перекатилась ближе к стене, больно поцарапав руку. Над ухом свистнула пуля, но стреляли так, наугад. Зато теперь в щель было видно все. Компанию убитому Любимовым фрицу составили еще двое. Немцы действительно отходили, зато от дороги тащили пулемет. Ну уж нет. Не обращая внимания на постукивающие в доски пули, девушка ухватила за ноги унтера, оттащила к дальней стене сарая. Попутно углядела за ремнем трупа гранаты. Но сейчас было некогда, девушка перекатилась к щели справа от двери. Пулеметчики укрепили треногу «МГ». Катрин прицелилась из «СВТ». Два быстрых выстрела – немцы повалились. Катрин метнулась в другой угол сарая, торопливо выпустила в дверной проем автоматную очередь…

Она вела бой еще минут пятнадцать. Стреляла, пряталась в «мясной» окоп, снова кидалась к щелям и проломам. Тело действовало быстрее мыслей. Действовало правильно, раз Катрин все еще могла стрелять. Непонятно откуда взявшаяся кровь упорно заливала левый глаз. В краткой паузе между бросками через доски Катрин обнаружила на своей голове немецкую каску. Когда сняла ее с превратившегося в отбивную унтер-офицера, вспомнить не могла. Подсознательно прислушивалась к звукам боя у моста. Саперы и застрявший «Т-28» еще держались. Это помогало. Только патроны кончались. Сарай в два приема завалился окончательно. Но под балками и досками оставалось достаточно места, чтобы двигаться и стрелять. На коленях и локтях комбинезон превратился в клочья, но девушка неутомимо ныряла и ползала в завале. Глохла от непрерывных выстрелов. Неподвижный неисправный «PZ-II» со своей позиции мог бить только по одной стороне развалин. Туда, в крошево разлетающихся обломков, Катрин не совалась. В танке зажигательных снарядов не оказалось, поэтому доски лишь неохотно дымились. Несколько раз немцы подползали так близко, что девушке приходилось выбираться из деревянных катакомб к самой воде. Рвались гранаты. Катрин в ответ швыряла свои. У «благодетеля»-унтера их нашлось пять штук. Немцы отходили. Девушка снова заползала в лабиринт обломков, находила в дровяном хаосе щели, стреляла, стреляла. Каким чудом ее саму не находили пули, понять было невозможно. Катрин пребывала в полном безумии. В том самом, в которое впал весь мир вокруг.

Сгорбившись за балкой, Катрин ошеломленно опустила винтовку на колени. Затвор открыт. Подсумки пусты. Где-то под завалом похоронен немецкий «маузер», но его уже не найти. Все. Ударила пулеметная очередь, девушка даже не пригнулась. Все. Бой окончен. Осталась граната. Катрин машинально отвинтила колпачок, с силой дернула шарик. Досчитала до трех и изо всех сил отправила гранату в сторону немцев. Все. Все.

Катрин скинула со вспотевшей головы тяжелую каску. У моста бил и бил пулемет обреченного танка. А твоя война окончена. Расстегивая ремень с опустевшими подсумками и уже ненужным штыком, девушка взглянула наверх. Голубое небо густо заволокло дымом. Все. С тобой все. Дышать было трудно. Дым смешивался с запахом раздавленной крапивы. Обломанные ногти нащупали «перчинку» под кожей…

* * *

Северо-западнее Львова 2-я Ударная группа майора Васько соединилась с частями 4-го мехкорпуса. Танковый полк, почти в полном составе 81-я Калужская моторизованная дивизия, два отдельных зенитно-артиллерийских дивизиона, истребительно-противотанковый дивизион, – подполковник Тарасов собрал все, что смог и счел нужным. Со стороны города наступление поддерживали огнем два артиллерийских полка. Во второй половине дня объединенная Ударная группа сбила заслоны 68-й пехотной дивизии немцев. Уничтожила на марше застигнутую врасплох колонну 1-й горнострелковой дивизии и стремительно развила наступление вдоль шоссе. Истребители «И-16» из остатков корпусной авиации гибли в воздухе, но не подпускали к советским колоннам немецкие бомбардировщики. К 22 часам ударная группа вышла к государственной границе на стыке Рава-Русского и Перемышльского УРов [40]40
  УР – укрепленный район.


[Закрыть], где в долговременных укреплениях еще держались упрямые стрелковые советские дивизии. При поддержке 152-миллиметровых орудий 209-го артиллерийского полка, расходующих последние снаряды боекомплекта, Ударная группа с ходу прорвала оборону не успевших опомниться немцев и вышла в тыл 17-й немецкой армии.

7

Фокстерьер Флокс деятельно обнюхал куст, поставил личную метку. Пора домой. Хозяйка всегда поворачивала к дому, чуть-чуть не доходя до пешеходного моста через реку. Туда с собаками было нельзя. Флокс понятия не имел, почему нельзя и почему мост носит странное название «Новоандреевский», впрочем, это юного фокстерьера и не интересовало. Он и так знал, что жить собакам на Фрунзенской набережной сложно и опасно. Хорошо, что рядом с их домом есть вот этот сквер, хоть и загаженный бензоколонкой. Ничего, в пятницу можно будет поехать на дачу. Флокс задумался о том, как хорошо на даче, и чуть не пропустил очередной нужный кустик.

В следующий миг бедный фокстерьер взвизгнул, его хозяйка пискнула, – прямо перед ними неизвестно откуда возникла темная оборванная фигура. На миг блеснула короткая, уходящая в крону липы радуга. И дико выглядящая в городских сумерках радуга, и производящая еще более дикое впечатление фигура бомжа перепугали Флокса и впечатлительную женщину. Одинаково возмущенно поскуливая, они устремились прочь, к родному подъезду…

Пошатываясь, Катрин прошла по недавно подстриженной траве, села на бордюр. Мимо, раздраженно сверкнув фарами, промчался «БМВ». Больше ни прохожих, ни машин не было. Дальше по набережной блистал огнями плавучий ресторан. С другой стороны, на скамейках под рахитичными липами, смеялись юные любители «Клинского». Мигнул светофор, по набережной с торжествующим ревом промчалось полдюжины мотоциклистов.

Через сорок минут рыдающую девушку подобрал подруливший на своей «девятке» Александр Александрович.

* * *

Пить Катрин не могла. Совершенно. Не только кристалловскую «Праздничную», но и кофе. «Аква-минерале» тоже показалась на удивление противной. Девушка налила из-под крана в кружку отдающей хлоркой воды. Гадость, но сейчас в самый раз. Двигалась девушка с трудом – едва ли не большую часть тела залепил лейкопластырь. Все остальное покрывал слой «антисинячного» геля. Левую бровь пришлось зашивать.

Трое мужчин приняли еще по чуть-чуть горькой, и Александр Александрович продолжил свой рассказ. Компьютерный Шура намазал девушке еще один бутерброд.

…Киев немцы взяли только в первых числах декабря. Под Ельней фронт устоял, с него в феврале 42-го началось советское наступление, не принесшее, впрочем, ощутимых успехов. На севере фронт стабилизировался по линии Кингисепп – Луга – Старая Русса. Только на юге «калька» не дала видимых результатов. Летом 42-го немцы взяли Харьков, но смогли удержать лишь до конца ноября. Однако южнее все шло своим чередом: прорыв к Сталинграду и на Кавказ, разгром в Крыму…

Цифры, слова, слова.

…Катрин тупо слушала сравнение военных и гражданских потерь, о сохраненных миллионах жизней, о заводах, активах и пассивах.

Подполковник Тарасов погиб 30 июня 41-го года. Его бронемашина была уничтожена прямым попаданием 25-кг авиабомбы.

Майор Васько был убит 18 сентября 41-го года. Его танки вместе с десантниками 3-й воздушно-десантной бригады и остатками зенитных дивизионов до конца удерживали Люблинский аэродром. Кроме чудом эвакуированных в конце августа раненых, из Особой ударной группы выжили лишь несколько человек польских ополченцев.

Из двенадцати офицеров отдела «К» домой вернулись двое. Майор Ветров умер от множественных ранений в живот. А голубоглазый капитан Вдовенко пил водку, баюкал простреленную руку и молчал. Его «По-2» был сбит и сгорел на рассвете 27 июня.

* * *

– На восьмое билет заказан. Бухгалтерия подтвердила. Оклад получили? – Александр Александрович с интересом раскрыл толстый журнал с рекламой бытовой электроники. На койке Катрин лежал добрый десяток подобных изданий.

– Оклад? – Девушка хмыкнула. – А как же. Как раз хватит вам бутылку приличного джина поставить.

– Да ну его. Елками пахнет. Лучше водочки. Отдел все равно расформировывают. «В связи с потерей более пятидесяти процентов личного состава».

– Александр Александрович, вы не зря все это устроили? – в лоб спросила Катрин.

– По разным оценкам, наши действия сохранили от 800 тысяч до 1,5 миллионов жизней. Математика, Катя, – страшная сила. Хотя по-настоящему просчитать, насколько пересеклись «кальки», у нас нет возможности. Но, если хотите, могу дать прочитать воспоминания участника люблинского «повстання». Правда, на польском языке.

– Спасибо, не надо. Дайте лучше справочку. О судьбе Любимова Евгения, на 22.06.41 лейтенант 2-го батальона 68-го танкового полка.

– Катя, уверены, что вам нужно знать? Считайте, три эпохи с тех времен прошло.

– Вы что, мою трепетную девичью душу от потрясений ограждаете? Нескромно напомню, что я на этой неделе носом землю рыла под минометным обстрелом.

– Не так все просто, Катя. Узнавать о судьбе товарищей, когда ты моложе них на 60–70 лет, – занятие тяжкое. Я, знаете ли, совершил такую же ошибку. Да ладно, знаю я, какая вы, Екатерина Григорьевна, упрямая. «Пробьем» вашего Любимова.

Листочек с полосатой (картридж принтера кончался) распечаткой. Любимов Евгений Михайлович. 1921 года рождения. Харьковское танковое училище… 68-й танковый полк, орден Красной Звезды за Житомир. Ранение. Ельня, ранение. 109-я танковая бригада, Воронеж, орден Отечественной войны I степени. Капитан. Харьков, ранение, 238-я стрелковая дивизия, Курско-Белгородский выступ, орден Александра Невского, Сумы, тернопольский прорыв, Львов. Ранение, второй орден Красной Звезды. Майор, 68-я отдельная танковая гвардейская бригада, штурм Кенигсберга, третий орден Красной Звезды. Подполковник. Зееловские высоты, Берлин, ранение, орден Отечественной войны II степени. В 1947 году уволен в запас по состоянию здоровья. С 1948 года и по настоящее время – НИИ № 1274. Заместитель директора по технической части. Адрес…

– Насколько понимаю, это в нашей «кальке»? – спросила Катрин.

– Совпадение, – пожал плечами Александр Александрович, – но встречаться лично настоятельно не советую.

– И не собираюсь. Пару бойцов из комендантской роты организуйте и машину. Желательно военную. Технику одну доставить…

Александр Александрович глянул на фотографию, изумился.

– Куда ему такую громадину?! 50 дюймов? Половину комнаты загромоздит.

– Захочет, на балкон выставит. Не завидуйте.

– Что мне завидовать? Я, Катя, перевожусь. Так сказать, к смежникам. В отдел «2К». Мне телевизор смотреть некогда будет. Но все равно, «ящик» слишком большой.

– Я обещала еще больше, – болезненно улыбнулась Катрин. – У богатых свои причуды.

* * *

Ночью «богатой» девушке снова снился визг мин, толчки приклада в плечо, танковые гусеницы, колонны машин. Сентябрьское дождливое небо незнакомого Люблина, замерший без горючего и снарядов «КВ», зенитки, бьющие прямой наводкой… Разрушенный, выгоревший за три месяца дочерна город. Знакомые и незнакомые лица последних бойцов Особой ударной группы. Снилась «калька»…

Часть вторая
Два дня крымского лета

1. Курорт

– Первый сектор. Зона ответственности: монастырь – Гора – Черная речка. Основной удар немцы наносят севернее. Главное направление – Федюхины высоты, – Сан Саныч показал куда-то в сторону дальних шиферных и металлочерепичных дачных крыш.

– Помню, – Катя слизнула с губ сладкий сок. Ранние крымские персики, невзирая на скромные размеры, были чудо как вкусны. – Оборону с нашей стороны прорвали между левым флангом 386-й сд [41]41
  З86-я стрелковая дивизия.


[Закрыть]и 8-й бригадой морпехов. Около шести часов утра это приключилось. Направление – высота 111,0 и хутор Дергачи. Кстати, во что этот замечательный хутор сейчас превратился? Это за теми дачами или за следующими?

– Катерина, – угрожающе напомнил майор, – тебе эти дурацкие Дергачи совершенно ни к чему. Вон, – Юхарина балка, вот берег. Все. Дальше ты не сунешься. Ни в монастырь, ни в балку Бермана, ни, упаси тебя бог, к Горе. Хватаешь объект, тащишь его к городу. К вокзалу не сворачивать – там жарко и тесно будет. Ты меня слышишь или нет?

– А как же, товарищ майор. У вокзала мне делать нечего. В монастырь я бы, конечно, заглянула, но он вроде тогда неработающим был. Какой интерес? – Катерина покосилась на едва видимые кресты Георгиевского монастыря. – Ты не беспокойся, Сан Саныч. Район наших действий микроскопический. Я все усвоила. Жаль, до города не удалось напрямую прогуляться, но я так понимаю, в 42-м здесь частных владений с заборами поменьше было.

– Зато минных полей хватало. И немецкие самолеты по головам ходили. Это тебе не просторы Львовщины. Здесь все сразу и много. Ты в курсе. Лучше вам к утру уже в городе быть. Отсидитесь где-нибудь. В холодке.

– Посидим, – Катя запустила персиковой косточкой в плещущее далекое внизу море. Майор и наконец оторвавшийся от окуляров бинокля старший лейтенант суперкомпьютерных войск Шура глубокомысленно проследили за полетом.

Откомандированная из столицы группа ГРУ в полном составе проводила оперативное совещание, устроившись на вершине одного из самых живописных мест Крыма. Высокий мыс именовался Феленк-Бурун, он же мыс Георгиевский. Было у местечка и еще три-четыре, может быть, и более известных названия, но в данном случае топонимика не имела значения. Товарищей офицеров и товарища сержанта интересовал район западнее Феленк-Буруна. От позиций «БС-18/1» [42]42
  «БС-18/1» – береговая батарея. Буква «С» обозначает – «старой постройки». Спроектирована и строилась в 1900–1912 годах. До Первой мировой войны сооружена не была. Во время Великой Отечественной на батарее были установлены четыре 152-мм орудия.


[Закрыть], хоть и перестроенных в 1944 году, мало что осталось, тем не менее объект считался военным и символически охранялся колючей проволокой. Лезть туда не имело смысла. Зато рекогносцировочная группа побывала на бывшем выносном посту гидрографической службы. Здесь сохранились две оплывшие лунки блиндажей, вполне угадывался ход сообщения и ровик НП. Любознательный Шура выковырял из цепкой травы какую-то железяку непонятного предназначения. Ну, железа в 42-м будет предостаточно, а то, что пост Манипуляторного отряда № 1 оказался в относительной неприкосновенности, было просто замечательно. Кате впервые удалось заранее побывать непосредственно на точке назначения Прыжка.

Итак: сроки операции. Начало – в 23 ч. 30 мин. 28 июня 1942 г. Завершение – в 22 ч. 10 мин. 29 июня 1942 г. Резервное время – до 4 ч. 30 мин. 30 июня – тогда сработает таймер автоматики. Задача – эвакуация на Кавказское побережье краснофлотца Чоботко Леонида Львовича, 1923 года рождения. Родился в городе Мариуполь, до войны успел окончить первый курс Киевского университета. Маршрут эвакуации – пост гидрографической службы Феленк-Бурун – Юхарина балка – Камышовая бухта. Средство эвакуации морем – КАТЩ [43]43
  КАТЩ – катер-тральщик.


[Закрыть]-155 «Чкаловец».

«Чкаловец» уйдет в 22 ч. Один из последних кораблей, покинувших осажденный город, и один из немногих, добравшихся до Новороссийска без особых происшествий.

Приказы не обсуждаются. Катя принципы единоначалия сомнениям не подвергала. Нужно, чтобы этот краснофлотец-вычислитель исчез из обреченного города, – значит, нужно. Вы, Екатерина Григорьевна, изволите служить по контракту, и свои собственные соображения, не относящиеся непосредственно к выполнению задания, можете засунуть куда подальше. Соблаговолили вам объяснить, почему этого тов. Чоботко Л.Л. нельзя выдернуть из пекла пораньше, и будьте довольны. Ну, не смогли в отделе вычислить, где искомый краснофлотец находился до конца июня. ПОР [44]44
  ПОР – приморский оборонительный район.


[Закрыть]большой, частей и подразделений уйма, документы по перемещению личного состава сохранились, мягко говоря, не полностью. Понятно, по довоенным документам никакого Чоботко в Манипуляторном отряде № 1 не числилось. Где и когда студент был мобилизован в армию, выяснить опять же не удалось. Имелись сведения о его безоблачном мариупольском детстве и о поступлении на механико-математический факультет. Изъять юного студента прямо из киевской аудитории почему-то было признано преждевременным. Требовалось, чтобы он войны нюхнул, что ли?

Катя лишних вопросов не задавала. Поучаствовав, хотя и не на первых ролях, в дюжине разработок отдела «К», товарищ сержант усвоила, что планирование подобных операций сродни гаданию на кофейной гуще. Ничто и никогда не происходило так, как рассчитывалось группой планирования операций. Собственно, по этой причине большинство прожектов отдела отклонялось еще на стадии теоретической разработки. Но сейчас и время точное, и место – лучших условий не придумаешь. Прыгнем туда-сюда, мигом вернемся.

Дурные предчувствия. Как всегда перед Прыжком. И Сан Саныч это отлично понимает, сам ходил.

Катя смотрела, как юркий катер выволок в бухту за мысом надувной «банан» с отдыхающими. Желтый поплавок-аттракцион лихо скакал по легкой ряби. Доносился едва слышный визг седоков.

– Слышь, Шурик, гони сюда бинокль, – пробормотала Катя. – Тебе оптику дали не для того, чтобы на полуголых телок пялиться.

– Так куда еще смотреть? – меланхолично заметил старлей и покосился на высоко открытые летним платьем загорелые бедра тов. сержанта. – Ты же со мной на пляж не прогуляешься?

– Вот еще! Ты фото горячо любимой жены вынь и хоть в оптический прицел на него любуйся. Ишь, курортное настроение проявилось. Вот закинешь меня своей шарманкой непонятно куда, тебя премии лишат, тогда тебе Ольга живо зрение подкорректирует.

– Ты нелепому женскому толкованию точную науку не подвергай, – обиделся Шура. – Станцию я лично проверил. Понадежнее, чем стационар, сработает. А бинокль вы мне сами всучили, что ж мне теперь, «Юнкерсы» высматривать? Здесь-то их точно не уловишь.

– Давай оптику сюда, – сказал Сан Саныч. – И пойди прогуляйся, осмотрись еще раз на предмет помех. А то будет как в тот раз, когда дежурный «очень вовремя» СВЧ-печку включил.

– Какие здесь печки? – пробурчал Шура, но бинокль начальству отдал и побрел по тропинке, с тоской поглядывая на голубой простор моря. В отличие от остальных членов опергруппы, компьютерщик окунуться в воды самого Черного моря еще не успел.

Майор сунул бинокль Катерине. Девушка откусила половину персика и принялась разглядывать монастырь. Рабочие во дворе вяло возились у циркулярки, возрождалась старинная обитель не слишком быстрыми темпами, хотя туристы среди досок и куч гравия исправно шлялись.

– Ну? – прервал молчание майор.

– Как-то невразумительно получается. Ксивы вроде имеются, маршрут как на ладони. Вот и думаю: что такое нелепое приключится? Может, этот тральщик не из Камышовой бухты уходит? Или наш Чоботко с гранатами и полундрой героически в контратаку кинется? Мне ему тогда что, руки крутить?

– Вряд ли, Катя. Если и выйдет нелепость, то иного характера. Насчет тральщика все точно – восемь свидетельств, все достоверные. Да и штурман их до победы дожил, в шестидесятых две тетради пространных воспоминаний написал. Насчет полундры, сама понимаешь. Клиент наш не из самых геройских.

– Ну, мало ли как бывает.

Майор промолчал.

Катерина разглядывала скалу, одиноко торчащую в бухте. Действительно – Монах. Правильно прозвали. Экий мрачно согбенный столб. И солнце июньское этого прибрежного Монаха не согревает.

– Товарищ майор, вы мне ничего не надумали сказать? А то вид у вас больно мнущийся.

– Прекрати. Что я тебе еще забыл сказать? Что скотство самонадеянную девицу в пекло совать? Это мы уже обсуждали.

– Ну вот, какая же я девица? Я вдова. Пожилая, можно сказать, тертая жизнью особа. Совершеннолетняя. Хватит тебе, как стыдливому сутенеру, морщиться. Не в первый раз.

– Все-таки идиотка ты, Григорьевна. И язык у тебя вечно в вонючем кураре перемазан. Я бы тебя куда-нибудь в трудармию определил этак на месячишко. Или к станку, детали точить. Для перевоспитания.

– К станку меня нельзя. Я в согнутой позе немедленно анархией заражаюсь. А вообще-то, я бы куда-нибудь на лесоповал сгоняла. Нет таких задумок? Я чащу люблю, там птички-грибочки, чудный запах свежих опилок. Правда, Сан Саныч, почему мы непременно в самую горечь суемся? Нельзя ли в 45-й, а? Я бы прошлась по Унтер-ден-Линден. На рейхстаг бы взглянула. Сквозь рамку фаустпатрона.

– Не смеши. Там наши своевременно на совесть пошуршали, подчистили. Нет пока заказов на 45-й. А про горечь ты забудь. Не твое дело. У тебя конкретная задача.

– Угу. Слушай, а не было мыслишки чуточку события подправить? Допустим, эту злосчастную 386-ю стрелковую оттянуть, а ее участок закрыть 25-й Чапаевской? За Гору уцепиться, от Балаклавы части заранее отвести, оседлать Ялтинское шоссе…

– Сержант!

Катя заткнулась.

Майор сделал вдох-другой и абсолютно спокойным тоном произнес:

– Я говорил – не твое дело? Говорил или нет? Ты у меня в кабинете папку видела? Нет у нас сил и возможности корректировать-переигрывать. Там все нужно менять, начиная от Турецкого вала и Ишуньских позиций. Если про непосредственно здешние обстоятельства говорить… Не дрогнет 386-я, фрицы прорвутся через 388-ю. В IV секторе чем закрываться? У Килен-площадки и электростанции чем десант в Северную бухту сбрасывать? Как без артиллерии работать? В конце июня сюда боеприпасов меньше 100 тонн в сутки доставляли. А требовалось 600. Всю схему действий флота нужно менять. А в воздухе? Ну, что фельдмаршал посоветует? Откровения свыше снизошли?

– Я молчу, – пробормотала Катя.

– Вот и молчи. Здесь не твоя удачливость нужна, а логистики и стратеги гениальные. Не нам чета. Не можем мы все просчитать даже серьезными машинами. Понимаешь?

– Понимаю, – покорно проронила сержант и принялась протирать линзы бинокля.

– Хорошо, если понимаешь. Я тебя знаю. Будешь материться, норовить в морду всем подряд заехать, но по заданию сработаешь. Если тебя хорошенько поскрести, внутри ты вполне военный человек. Даже рассудительный, прости меня господи. Иначе я бы тебя не отправлял. И наплевать мне было бы на твой контракт безумный.

– Э, контракт-то здесь при чем?

– При том, – майор посмотрел на часы. – Вот, рабочий день уже двадцать минут назад закончился. Говорю тебе, как один отдыхающий другому, ты там поразумнее действуй. Никому не нужно, чтобы ты пулю или осколок словила. Подчеркиваю, никому. Понятно?

– Ну, в общих чертах.

Сан Саныч вздохнул:

– Тебе бы, Катя, научиться улавливать нюансы. Действительно, не девочка уже. Я тут был на одном юбилейном мероприятии. В соседнем родственном отделе. Естественно, и про тебя вспомнили. Ты личность на Фрунзенской известная. Особенно, уж прости, твои длинные ножки в управлении славятся. В общем, очередной раз обсудили твои несомненные достоинства. И один старый знакомый в очень узком кругу сболтнул про твой контракт. Кое-какие детали, о которых я раньше не знал.

Катя удивилась.

– Что ты загадочность разводишь? О чем это ты таком не знал? Если мне не изменяет память, мы лично с вами, товарищ майор, условия моего второго контракта и оговаривали.

– Так точно. Только мы беседовали о ликвидации той нехорошей организации, которая твоего мужа убила. А о первопричинах охоты за тобой я, естественно, – ни ухом ни рылом. Не по моей части такие подробности. И о твоих личных мотивах я не знал. Думал, просто расквитаться хочешь.

Катя подбросила на ладони персик.

– А если не только расплатиться? Что, тогда условия контракта подлежат изменению?

– Тьфу! Я же не об этом говорю, Катерина. У нас сейчас так, курортная беседа. Непосредственно к службе отношения не имеющая. Я, честное слово, замучился – спрашивать или нет? Личный у меня интерес, внеслужебный. Ты уж прости, что ногами в душу лезу.

– Так уж лезь быстрее. Что ты вокруг топчешься?

Майор вздохнул.

– Ты меня не смущай. Философский вопрос у меня. Я вполне понимаю – за близкого человека отомстить. Деньги, хоть какие-никакие, – тоже понимаю. Хотя ты, выходит, куда состоятельнее, чем мне представлялось. Ну, авантюризм – знакомое дело. Но так с ума сходить, так пропадать из-за влюбленности трехгодичной давности?

– Я, Сан Саныч, не пропадаю. Вовсе наоборот. Я сначала сама не осознавала. Действительно, мало ли романтических приключений в жизни случается? Но я этого человека люблю. Как только осознала, сразу в жизни смысл появился. Цель заимела. И как-то сразу на все наплевать стало. Даже погоны ваши дурацкие нацепила. Вон, на службу вовремя являюсь.

– Это да. Потрясающей дисциплинированности ты военнослужащая. – Майор машинально подправил журнал, подложенный на камень, дабы не испачкать светлые джинсы. – Хорошо, странность твоего выбора объекта воздыхания я принципиально опущу. Я вроде тебя два года знаю, а как об этом узнал – в полном шоке. Ладно, мне все равно не понять. Но, Кать, то, что время идет, что тот человек вряд ли тебя дожидается, тебя не смущает?

– Не-а. Я же влюбленная. По самые уши. Время мне – по фигу. Вот отыщу, в глаза взгляну, тогда опомнюсь. Я перед собой очень честная.

– Хм.

– Ты про мужа? Он знал. Еще до свадьбы нашей смешной-полоумной. Классный он мужик был. Жаль, познакомиться вам не довелось. Я с ним крепко дружила.

– Это с мужем-то? Катерина, ты – идеологическая бомба. Если бы у нас в отделе хоть какой-нибудь замполит водился, выперли бы тебя в две минуты. А я бы на Сахалине вечным майором пенсии дожидался.

– Сахалин – тоже русская земля, – девушка улыбнулась. – Сан Саныч, ты не завидуй. И ты когда-нибудь сумасшедшим чувством по башке схлопочешь.

– Нет уж, я уже старенький. К тому же я еще и развод не оформил. Я уж лучше каким-нибудь спокойным делом займусь. Вроде шахмат и кактусоводства.

– Конечно. Ты старенький. Это у меня мамаша молодая, опять замуж выскочила. И опять по большой и искренней плотской любви. Четвертый брак – он лучший самый. Берите пример, товарищ начальник отдела.

– Обязательно. То-то ты с маман своей отношения не поддерживаешь.

Катя поморщилась.

– Что мне молодоженов смущать? Позвонила я им как-то. Далека я от простого бабского счастья. Иные интересы. Ты, Сан Саныч, излишне на негативе концентрируешься. У нас ведь вся жизнь впереди. Имеются у меня подозрения, что через пару лет с несовместимостью металлов и Прыжков научатся справляться. Возглавишь задание лично, сразу на мир другими глазами взглянешь. Жизнерадостно.

Майор, заимевший после единственного Прыжка десяток штифтов в обе ноги, глянул печально. Не верил, хотя и знал, что подчиненная интуитивно чувствует Переходы куда тоньше академика Белостоцкого со всеми его вековыми теоретическими исследованиями.

Катя сунула начальнику мятый персик:

– Пошли, на пляж заскочим. Окунем Шурика и еще раз снизу на берег взглянем.

– Поехали. – Майор встал, отряхнул джинсы, – в штатском начальник отдела ходить не привык. Подобрав журнал, Александр Александрович глянул на пеструю страницу: – Смотри-ка, опять насчет Керченского пролива бодаться начали. Сто тридцать третий раунд переговоров. Тоже не хотят господа хохлы нюансы улавливать.

Офицер и девушка вместе взглянули на желто-голубой флажок, развевающийся над тентом летнего кафе у автостоянки.

– Думаешь, будет и третья оборона? – с сомнением спросила Катя.

– Вот уж не знаю. Мы с тобой исключительно прошлым занимаемся и «кальку» слегка подправляем. Я тебе всего лишь о нюансах напоминаю.

– Так я вся внимание.

– Пойдешь, с этим Чоботко будь попроще. Удастся усадить на «Чкаловца», замечательно. Не удастся, выпрыгивай с багажом. Заодно новый таймер испытаешь. Только рогом не упирайся. Сочтешь, что багаж неадекватен, пусть на месте остается. Расслабленным.

– Даже так? – удивилась Катя.

– Что-то вроде того. Я тебе ничего не говорил, ты и так девушка догадливая. По «классике» с Чоботко не должно пройти. Любой иной результат будет считаться положительным.

Они спустились к белой «четверке». Водитель-прапорщик, позаимствованный в городской комендатуре, закончил курить и, застегивая яркую гавайку, неохотно двинулся к раскаленной машине.

– Сан Саныч, – сказала Катя в спину начальнику, – я нюансы начала улавливать, но еще не все подряд. До конца не врубилась, если честно.

– Нечего тут врубаться, – майор не обернулся. – Паренек там талантливый. На кого он начнет работать? Догадываешься? Польза от талантов неоценимая, а вред еще заметнее. Пусть или на нашу советскую Родину трудится, или отдыхает. Как геройски павший в борьбе с фашистами.

Катя кивнула. В любом случае судьба краснофлотца изменится на два дня раньше даты, отведенной ему историей «классики».

Проблема в том, что единственным документом за военный период, упоминающим Чоботко Л.Л., был список пленных, взятых 28-й легкопехотной дивизией немцев. Датировался скорбный список 3 июля все того же черного 1942 года.

* * *

Ах, крымское лето! Россыпи дачных огней на ближних и дальних склонах, на просторе долины. Звезды тщились отразить подобную пестроту в небе, но получалось тускло. От Лермонтовского санатория доносилось задорное подвывание Галки Гайдучки: