Текст книги "Корректировщик истории. Три бестселлера одним томом"

Автор книги: Юрий Валин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Чего это? Я ничего такого…

– Что жив – молодец. Лезь давай. Озадачился, чудик…

Внутри было сыро и темно как в погребе. Кто-то из бойцов выглянул в коридор:

– Завалы. Сам черт ногу сломит. Может, в парк будем пробиваться?

– Скоро наши отбивать площадь пойдут, – громко прошептала Катрин. – Сейчас сунемся – как раз попадем. Здесь стены, да и помочь с фланга сможем. План такой – поднимаемся повыше, занимаем позиции. Часок как раз перекурим, отдышимся.

– А если наши дальше отойдут?

– С чего это? Ну, если вдруг отойдут, так и мы следом двинем…

Госпром – пирамиды древние. Дыры и проломы, смерзшийся кирпич – все на свете здесь вымерзло. Где-то слышались неразборчивые голоса, раскатисто начинал стучать пулемет, и эхо летело из всех коридоров и лестниц. На третий этаж едва поднялись – пролом в ступеньках топорщился капканами арматуры. Прямо за стеной стукнула винтовка, но прохода здесь не было, разглядеть стрелка было невозможно. Может, такой же боец, отрезанный от своих. Похоже, в лабиринте этажей огромного комплекса и батальон мог бы проскользнуть, не наткнувшись на немцев.

Пятый или шестой этаж – Женька уже сбился. Прошли туннель-переход в соседний корпус. Впереди двигалась Катерина с телефонистом – оказалось, ушлый боец в Госпроме уже бывал по служебной надобности. В этом корпусе или другом, он не помнил, но уверял, что все одинаковое.

Наверху кто-то возился, глухо стучало – работали ломами или кирками. Катрин махнула в сторону двери – предпочитала не рисковать. Прошли бесконечным коридором до соседней лестницы – снизу отчетливо донеслась немецкая ругань. Какой-то фриц поминал «обкаканного зайца» и «очочную змею».

– Фрицы кругом, – прошептал один из пулеметчиков. – Влезли мы в улей.

– Пасть закрой! – немедленно зашипела Мезина. – Это они влезли. Скоро так врежем…

Удивляться наглости начальницы Женька уже давно перестал. С чего она взяла, что контратака из парка точно в срок начнется? Мало ли что в боевых донесениях пишут. Тем более вектор «кальки» вовсю выгибается. С другой стороны, иных вариантов не видно…

Ушли в конец коридора. Здесь во многих кабинетах сохранились двери. Группа устроилась в двух комнатах по разные стороны от прохода. Во внешней стене зиял пролом, из которого зверски дуло. Высоко забрались.

– Площадь, зоосад, Спуск Пассионарии, – Катрин определялась, вертясь посреди комнаты.

Спуск Пассионарии Женька помнил – потрясное название для улочки. Сейчас спуск выглядел темным оврагом, изредка на противоположном его гребне вспыхивали искры выстрелов. Дальше тянулся мертвый город: месиво домов и развалин, купола церквушки, мутные пятна пожаров. Ад нетопленый.

Катрин совещалась с сержантом и двумя бойцами потолковее. Остальные сидели под стеной. Горячка боя уходила, становилось страшно. Действительно, немцы вокруг, бой угас. Какая уж тут контратака? Саму площадь танки и самоходки «Лейбштандарта» контролируют уверенно. Чем их «энкавэдэшники» выбивать будут? Бутылками с «коктейлями» да теми ворошиловскими килограммами? Кстати, что тогда неправильно ляпнул? Разве Ворошилов не кавалеристом был? Может, он репрессированный? Нет, маршал же. Хотя Тухачевский тоже маршал, но его точно посадили. Или расстреляли? Черт, ничего не вспомнить. Ведь читал газеты – Катька заставляла. Но газеты в основном за этот, 43-й, военный год были, а с маршалами путаница раньше случилась. Нет, лучше помалкивать на политические темы. Не готов ты, товарищ Земляков, здоровую эрудицию проявлять…

Женька заставил себя встать. Катька глянула мельком – штаб сводного отряда заседал в углу, присев на корточки.

– …можно подключиться, ей-богу, можно, – шептал телефонист. – Там на лестнице «нитки» три, а то и четыре. – Правда, и напутать можно. Наши тоже немецкий кабель тянули. Ох, хороший кабель гитлеровцы делают…

– Не гомони, – прошептал сержант. – Немцы не дурни. Учуют, и капец нам. Поляжем смертью храбрых. Они же по лестнице бегают. «НП», наверное, наверху. Да и кто сказал, что провод наш? Или тебе Адольфа послухать не терпится?

– Чего мне его слухать? – возмутился телефонист. – Вот если б он мне лично объясненье за все дал…

– Ну, вы еще помечтайте, – зашипела Катрин. – Слушай, кабелиный бог, пошли к лестнице. Там все равно пост оставить не помешало бы, а то сидим как в мышеловке. Насчет телефона посмотрим. Если без шухера, может, и рискнем. Ты, сержант, пока позицию для своей газонокосилки выбирай. Дело к полночи – начнут наши скоро.

Сержант выразительно хмыкнул.

– Давай-давай, готовься, – примирительно сказала Катерина. – Ибо делать больше нехер. Если часов до трех тишина будет, начнем самостоятельно выбираться. Евгений, со мной шагай. Немцы рядом, может, послушаешь чего.

23.30.

Комплекс Госпрома

Часы у Женьки встали. Вернее, стекло окончательно лопнуло и две стрелки отвалились. Только помятая секундная судорожно подергивалась на месте. Вот она – наглядная модель тщетных усилий по коррекции «кальки».

Сверху изредка доносились голоса немцев. Слышно было плохо – разбитые стены лестницы усиливали эффект гнусавого эха. Понятно, что действительно НП – кто-то из немцев бубнил в рацию что-то насчет «проспекта» и пулеметных точек «иванов».

Катрин с телефонистом устроились прямо на ступеньках, заваленных обломками. Какой-нибудь торопливый фриц запросто наступить может. Возились с проводом – связист нашел обрывок для «отводка», подсоединялись, почти безмолвно переругиваясь. Женька с автоматом лежал на лестничной площадке, страховал. Камни снизу были как лед, а по спине пот катился. Это ж даже не простуда будет, а не пойми что…

Этажом ниже выдал длинную очередь «МГ». Сквозь пролом в стене было видно, как унеслись трассирующие «светляки» в темноту парка. Вот сволочь, а если в ответ вмажут снаряд?

Но было тихо. Лишь где-то за Либкнехта с равными интервалами методично било штурмовое орудие. Ему отвечали-огрызались пулеметы.

– Бережней! – шипел телефонист. Осторожно пятился мимо Женьки, следом с тихим шуршанием волочился кабель.

– Жень, в глубь коридора отходи, – прошептала начальница. – Здесь как прыщи торчим…

Теперь Женька лежал за грудой штукатурки, от дранки остро пахло пыльной сырой сосной. Устроившийся рядом боец почесал подбородок о приклад «трехлинейки»:

– Ох, зазря мы в эту башню полезли, товарищ младший лейтенант. Не выскочим теперь.

– Чего заранее пугаться? Историческое здание. Пик эпохи конструктивизма. Таких в мире больше не найдешь. Будешь дома хвастать, что в таком знаменитом месте воевал, – прошептал Женька.

– Разве что хвастать, – боец покачал головой.

В комнате, из которой до этого доносился лишь едва слышный мат и тихое жужжание телефонного аппарата, зашевелились.

– Во дают, – удивился боец. – Никак подключились?

Женька расслышал тихий, но четкий голос начальницы:

– Боец, ты затребованного абонента знаешь? Я те, блин, дам «провокация». Командира батальона зови, лапоть. Особый отдел на связи. Что значит «нету»? Свяжитесь со штабом соседних «коробок». Тех, что за рекой. Бегом, твою… Я ж тебя лично кастрирую и расстреляю…

Разговор стал тише. Кажется, трубку на том конце взял кто-то старший по званию…

Чуть не прошляпили. Шагов на лестнице Женька не слышал – все-таки метров сорок. Но немецкая речь прозвучала отчетливо:

– Hast du das gesehen, Helmut?

– Die Leitung? Wir haben’s geprüft, Herr Untersturmführer.

– Wer kann hier sein [41]?

Женька ударил бойца локтем. На четвереньках шмыгнули в комнату. Бойцы без вопросов вскидывали оружие. Катрин подскочила от телефонного аппарата:

– Сколько?

Женька показал два пальца. Собственно, разницы не было. Что два фрица, что двадцать, шуму хватит…

– Изобразишь, – спокойно прошептала начальница. – Каску скинь!

Жестикулировала она доходчиво – всем ждать, стрелять только по команде. Последнее указание подкрепилось недвусмысленным движением ладони у горла.

В коридоре кирпичи скрипели под осторожными шагами. Женька попытался скинуть телогрейку, но начальница негодующе зашипела. Одним движением накинула на Женькино плечо полусвернутую пятнистую плащ-палатку. Подтолкнула к двери. Женька успел кратко вздохнуть и строго сказал:

– Was soll der Scheiß, russische Hure? Wer hat dir befohlen [42]?

– Господин офицер, я ничего такого… – жалобно и звонко заскулила Катерина, срывая с себя телогрейку и ремень с кобурой и подсумками.

– Wer ist da [43]? – спросили из-за двери.

– Seht zu, wen ich gefangen habe [44]! – Женька полуобернулся к двери, направляя автомат в сторону скорчившей жалобную рожу начальницы.

Приоткрытая дверь со стуком распахнулась – эсэсовцы были настороже. Один вскинул к плечу автомат, офицер держал наготове «парабеллум».

– Я либен Германию, – пискнула Катерина.

В нижней рубашке, которую успела выдернуть из шаровар, с поднятыми руками, девушка замерла в слабом лунном свете на фоне окна. Взлохмаченные волосы отливали бледным золотом.

– Reis mich nimm! Daß da entsteht [45]? – в изумлении пробормотал унтерштурмфюрер.

– Ich habe sie gefangen, – гордо сказал Женька. – Hübsch, was [46]?

– Ihr, Wiener, habt immer Glück [47], – автоматчик слегка опустил ствол.

Короткое движение девичьей кисти не уловил никто из зрителей. Расстояние не превышало трех метров, – штык-нож даже не успел свистнуть, – рукоять с бакелитовыми накладками уже торчала из-под подбородка эсэсовца.

Женька видел, как широко распахиваются глаза немца. Он еще не понял, что мертв. Никто, собственно, не понял. Офицер изумленно обернулся на издавшего невнятный всхрип подчиненного.

Начальница бесшумно прыгнула мимо Женьки, перехватила руку немца с «парабеллумом», почти нежно и мягко выворачивая из кисти. Немец ахнул от боли в ломающихся пальцах. Крикнуть он не успел – подскочивший боец сорвал с головы офицера кепи, зажал распахнувшийся рот. Женька попытался ударить унтерштурмфюрера затыльником автомата по голове, но угодил куда-то между лопаток. Немец устоял, кто-то из бойцов обхватил его сзади…

– Да пустите его… – сердитым шепотом приказала Катрин, делая короткое выдергивающее движение.

«Она ему в печень успела», – сообразил Женька.

Немец, отяжелев, выскальзывал из рук. Катерина успела стряхнуть с клинка кровь и подхватить оружие автоматчика – тот опустился на колени, зажимая обеими руками горло. В глазах застыло все то же изумление, кровь тихо булькала под пальцами.

Опомнившиеся бойцы оттащили тела в угол. Автоматчик еще жил, шарил окровавленной рукой по каменной крошке на полу.

– На память, – Катрин сунула «парабеллум» сержанту.

– Ну, чистый цирк, – прошептал пулеметчик, вертя теплую рукоять пистолета.

– Точно, клоуны, первое отделение, – начальница спешно заправляла одежду. – Связь есть?

Началось минут через пять. Торопливо забухали резкие выстрелы орудий и минометов, сразу же подхватились пулеметы. Бойцы бригады НКВД атаковали дома на Либкнехта и Госпром, обтекая площадь с двух сторон. Их прикрывали «тридцатьчетверки» 86-й бригады. Вела дуэль с немецкими самоходками противотанковая батарея. Но ничего этого Женька со своей высоты не видел, потому что самих прижало серьезно.

Сначала Катрин орала в трубку, пытаясь корректировать огонь двух минометов, работающих из парка, потом связь оборвалась, и это было даже к лучшему. С двумя бойцами пошли на крышу, удачно закидали гранатами немецких наблюдателей, но потом долго не могли добить раненого обершарфюрера, отстреливавшегося из-за поваленной вентиляционной трубы. Осколок брошенной им гранаты здорово двинул Женьку по башке, но, к счастью, только вскользь – сталь каски не пробил. Наконец Катрин подловила живучего немца из своей «СВТ».

Спустились на свой этаж, тут как раз и выяснилось, в чем повезло, – угла у обжитой комнаты не было, искореженный «максим» вышвырнуло в коридор. Второго номера убило, а самому сержанту осколки снаряда искромсали плечо и левую руку. Каким чудом жив остался – не понять.

– Ничего! – орал везучий телефонист. – Три ленты высадили – вон они, эсэсы, – между корпусами валяются. За нами не заржавеет!

Телефониста тоже оглушило – хоть и орал истошно, но вопли его доходили до Женьки сквозь звон в ушах. Оттащили сержанта и еще одного раненого в глухую комнату в центре коридора. Потом ходили на нижние этажи, искали немецкий пулемет, что лупил во фланг наступающим. В коридорах завалили троих гренадеров, потом нашли пулемет. Гранат уже не осталось. Начальница отобрала у Женьки последнюю «колотушку», аккуратно зашвырнула в пролом потолка. Ворвались к пулеметчикам – выл немец, раненный в живот. Еще один раненый сидел у стены, смотрел на носы своих сапог. Женька ногой отшвырнул подальше от него карабин и стал стрелять в окно, стараясь не высовываться. Автомат вонял горячим металлом. Внизу удирали немцы, в темноте так похожие в своих свободных куртках на мышей, на ходу отстреливались. Катрин с телефонистом поковырялись с «МГ», и теперь ленту за лентой высаживали трофейные боеприпасы в окна соседнего корпуса. На первых этажах лопались гранаты. Потом в проезд между корпусов, волоча за собой путаницу колючей проволоки, выползла «тридцатьчетверка», принялась бухать из орудия куда-то за сквер. Потом танк отполз за корпус, и как-то сразу стало тихо.

– Живой? – взгляд начальницы малость блуждал. – Знаешь, ты с этого фрица «балаклаву» сними, пока не сдох.

– Чего снять? – Женька отупело смотрел на раненого эсэсовца.

– Ну, головной убор с него сними, – Катя потрогала свой мокрый лоб. – А то я менингит подхвачу.

– Вшивый небось, – брезгливо предупредил телефонист и принялся выворачивать карманы у свернувшегося среди россыпи гильз мертвеца.

– Лучше насекомые, чем воспаление мозга, – пробормотала начальница, морщась от дыма, поднимающегося из ствола «МГ».

Женька осторожно стянул с немца трикотажный подшлемник, похожий на шарф-капюшон. Раненый все так же смотрел в одну точку, потом безвольно повалился на бок.

– Мерси, – Катрин яростно встряхнула головной убор. – Пошли, а то еще чекисты сгоряча подстрелят.

2.40.

Комплекс Госпрома

– Все прочесать! Пленных сюда! – орал кто-то на лестнице.

Остатки сводной группы спускались вниз, неся на шинели бессознательного сержанта-пулеметчика. Снизу топали, лезли на этажи распаленные бойцы.

– Кто старший? Ко мне! – из темноты возникла начальственного вида фигура в полушубке.

Катрин процедила нечто нецензурное, поправила «балаклаву» и шагнула навстречу:

– Товарищ подполковник, докладывает младший лейтенант Мезина! При отходе от Клингородка оказались отрезаны. Заняли позиции здесь, в корпусе…

– Видел! Благодарю, – подполковник ухватил Катерину за руку, энергично встряхнул. – Действия смелые и своевременные. Будете представлены к награде. Лично напишу. Обещаю.

Катерина несколько растерялась.

Подполковник всмотрелся в лицо:

– Это ты из Особого? То-то, смотрю, личико незнакомое. Эх, что война с девчатами делает. Орден обещаю.

– Спасибо, товарищ подполковник. Разрешите идти?

– Иди. Нет, стой! – подполковник расстегнул полевую сумку. – Вот, лично от меня. К нам в 62-ю только привезли.

Катрин смотрела на новенький гвардейский знак на своей ладони:

– Так мне не положено, я не из Гвардии.

– Ничего. В виде исключения. Оформим должным образом, – подполковник отвернулся и тут же свирепо заорал: – Связь тяните! Топчетесь, барсуки беременные!

* * *

За Либкнехта шел бой, взрывались гранаты. Опергруппа шагала по аллее парка. За кустами звонко стучала кувалда – танкисты воскрешали подбитую машину. Ярко пылал покосившийся павильончик. Женька поковырял в ухе:

– О, памятник, что ли? – посмотрел на высокий постамент. – Товарищ старший сержант, вообще-то разрешите поздравить.

– С чем? – Катерина почесала шею, разглядывая скульптурную группу из бронзы и траурного лабрадорита. – Со значком? Симпатичная вещица. Только куда ее девать? На блузке носить? Ни бриллиантиков, ни прибавки к пенсии.

– Ладно-ладно. Тебе понравилось, я видел. Боевой значок.

– Завидно? Вот так оно в жизни и бывает: с одной стороны выговор, с другой – благодарность и цацка краснознаменная.

– А выговор откуда?

– От товарища капитана. Дозвонилась я на свою голову. Строгий выговор с занесением. Обязана доложить по прибытии на базу.

– По-моему, тебе наплевать.

– Как сказать, – начальница вздохнула. – Я ведь не особенно бескорыстная служака. Ладно, сейчас бы пожрать и поспать хотя бы пару часиков.

Вечерняя сводка Совинформбюро

12 марта войска Западного фронта после решительного штурма овладели городом и железнодорожным узлом Вязьма.

На других участках фронта наши войска вели бои на прежних направлениях.

…Южнее Харькова наши войска вели ожесточенные бои против крупных сил танков и пехоты противника. Части Н-ского соединения отбили одну за другой восемь атак гитлеровцев и уничтожили 23 танка и до 800 немецких солдат и офицеров. Западнее Харькова наши части после кровопролитного боя с численно превосходящими силами немцев оставили один населенный пункт и отошли на новый рубеж обороны…

Глава 7

13 марта.

630-й день войны

1.00 303-я сд отходит к Жихарю.

2.00 Части дивизии «Рейх» перебрасываются на восточную окраину для совместных действий с «Тотенкопф».

6.00 Немцы полностью выбиты из Госпрома и с площади Дзержинского.

8.00 После массированного авианалета штурмовые группы «Тотенкопф» возобновляют наступление вдоль Чугуевского шоссе с целью окружения района ХТЗ.

12.00–23.00 Ожесточенные бои в парке им. Шевченко, районе Южного вокзала, поселке Основа.

Остатки 207-го, 208-го и 209-го батальонов НКВД удерживают центр: улицы Либкнехта, Чернышевского, Пушкинская, Дзержинского.

Остатки 32-го сп и 206-й батальон НКВД дерутся в окружении на Холодной горе.

206-й и 209-й батальоны НКВД отходят к станции Основа.

В 179-й отбр – остается 11 танков.

В 86-й отбр – 9 танков.

Коррекция «кальки» – Салтовское и Чугуевское шоссе по-прежнему контролируются советскими войсками. Попытка частей «Рейх» форсировать реку Лопань юго-восточнее Жихаря отражена.

11.20.

Улица Академика Павлова.

Штаб 179-й отбр

Пахло от волос Катрин штукатуркой, оружейным маслом, немецким дезинфекционным порошком и еще чем-то приятным – светлым и женским. Женька утыкался носом в чуть отросшие пряди, изо всех сил старался удержать сон. Спали, наверное, уже долго. Чувствовалось, что печь прогорела, – холод пробирался со всех сторон, но все равно под единственной шинелью было уютно. Хорошо, что начальница не слишком хрупкая женщина. Женька уже просыпался два раза: один раз от сотрясений подвала – бомбежка была яростной, и бомбы ложились где-то недалеко. Второй раз кто-то что-то настойчиво требовал. Начальница рычала в ответ, и Женька был жутко благодарен, что самому можно не шевелиться.

Уходило тепло, уходило. Ноги стыли, как ни поджимай. Только выше еще было тепло. Женька старался обнимать начальницу не слишком нагло – рука поверх кобуры «вальтера» обхватывала туго затянутую талию. Нет, не мешало бы командирше еще чуть-чуть поправиться. Ну на фига ей на войне модельные пропорции?

– Слушай, Земляков, у тебя, часом, эрекция не случится? – шепотом поинтересовалась командирша.

– Не-а, я сплю, – машинально прошептал Женька.

– Это хорошо. Есть в тебе достоинства. Скрытые, – пробормотала Катрин. – Давай все-таки вставать. А то припухли уже. Стыдно…

Женька сидел на столе, дрожал. Подвал был пуст, даже печка-бочка исчезла – осталась куча золы и углей, некоторые еще алели в полумраке. Женька машинально потрогал вещмешок и автомат, лежащие рядом на месте.

– Не суетись. Нас будили, да я послала. Но дверь могли бы и прикрыть, сукины дети, – Катрин передернула плечами в телогрейке.

– Может, нужно было с нашими уходить? – Женька смотрел на свой сапог – на щиколотке голенище протерлось насквозь и из прорехи торчал клок почерневшей портянки.

– Не суетись, говорю. Приказ был конкретный – ждать здесь. Да и «маяк» танкисты оставили – наверху бойцы сидят, наблюдают.

– Понятно. Я не суютюсь… суючусь. В смысле пока проснуться не могу.

– Это да, – начальница ожесточенно поскребла голову, тут же попробовала пригладить густые пряди. – Дрыханули. Надо бы воды найти. И позавтракать…

Женька проведал ближайший, уже знакомый гараж. На востоке, у тракторного, шел бой. Из центра города тоже доносилась пальба, в светлое весеннее небо тянулись столбы дыма. Где-то над дымными облаками жужжали самолеты. Земляков вспомнил, что оставил каску в подвале, и рысцой вернулся под надежный кров.

Катрин уже успела пообщаться с бойцами охранения. Поставила на стол котелок с водой и озабоченно сказала:

– Жрать, собственно, нечего. Бойцы хлебом поделились да кусочком жиров животного происхождения. Тылы наши перебазировались. Бригада уже у ХТЗ бой ведет. СС нажимает, но наши шоссе удерживают. Что ты глазами лупаешь? Чисть зубы, пока время есть. Чучело…

Щепок начальница накидала прямо на угли. Ожил маленький костерок. Женька жался к теплу, поддерживал над огнем лучинку с куском хлеба и ломтиком «жиров животного происхождения». Катрин отрезала от крошечного бруска сала еще порцию. Женька покосился на штык-нож.

– Помыла, – пробормотала начальница, вытирая клинок о горбушку хлеба.

– Я не к тому. Вчера даже не уловил, как ты фрицев свалила. Раз, два – штык у тебя, они все падают. Точно – цирк.

– Хм, на клоунаду намекаешь? Согласна. Импровизация самого идиотского порядка. Что-то мы к махновскому стилю тяготеем. Впрочем, я всегда так. Грешна. С другой стороны, на ножичек можно положиться. Немножко умею.

– Не то слово.

– Не остри, Земляков. Нож – самое проверенное оружие человечества. Рекомендую присмотреться к сему первобытному инструменту. Может пригодиться даже высоколобым толмачам-германистам.

– Так искусство же. Ты же, наверное, годами клинок летать заставляла. Чувствуется школа.

– Учителя были хорошие. Но времена благородного и экологически чистого вспарывания животов давно миновали. Просто многофункциональный инструмент. Метание ножей – вообще отвлеченное искусство. Вчера с перепугу получилось. Нужно было что-то понадежнее выдумать. Ты, кстати, молодец. Знание языка противника – огромный плюс. Ну и не растерялся. Только сейчас хлебалом не щелкай – сало в огонь свалится.

Жевали теплый хлеб, сало таяло на языке. Катерина вздохнула:

– Сейчас бы еще какого-нибудь отвара похлебать. Как в старые добрые времена. Огонь, пища без целлофана, древние развалины и систематическая немытость. Нажраться от пуза, потащить на вонючие шкуры перепуганного и покорного пленника…

– Ну, это уже перебор. Совсем уж в дикость впадать не стоит…

– Я действительно дикая, если говорить честн… – Катрин внезапно прикусила хлеб и с ломтем во рту откатилась в сторону от огня. Успела сдвинуть предохранитель «СВТ».

Женька подскочил, схватил автомат – в дверях кто-то кашлял.

– Отставить стрельбу. Что за курная изба? – капитан Варварин отмахнулся от дыма. – Не угорели?

– Нет еще, – начальница вынула из зубов остатки горячего «сэндвича». – Присаживайтесь, товарищ капитан. Мы уж ждем-ждем.

– Сейчас присяду. Земляков, выйди-ка за дверь…

* * *

– …безответственность твоя вопиющая. Вызывающая. Ставить под угрозу всю операцию…

– Виновата.

– …девчонка. Гимназистка чувствительная. Институтка. Всех спасти, так? А те, кто потом лягут, не твоя забота? Не вижу, не слышу, думать не собираюсь. Мандрила гламурная.

– Виновата.

– …потащила мальчишку. Ты какое право имела? Он даже не зеленый, он вообще инкубаторский. Кабинетный. Тебе наплевать, а начальство головой ответит.

– Виновата.

– …тебя под трибунал. Без всяких промедлений. Пользуешься привилегией. Девица столичная, раскрасавица, стервоза…

Тьфу, как же не слушать, когда начальница терпение и самокритичность демонстрирует прямо-таки исключительные. Надо же, какие сюрпризы самообладания в Катьке кроются.

– …и дальше? Как с тобой работать, если ты через пять минут вздумаешь снайперскую дуэль устроить или Дитриха [48]в плен брать? С тобой общаться – лучше сразу застрелиться. И как такую стервозину замуж брали?

Все, кончилось терпение у Екатерины Георгиевны.

– Ну стервозина. Так я и не скрывала никогда. Крупным шрифтом на лбу наколоть? А насчет моего замужества не вам судить, товарищ капитан.

Тишина наступила. Было слышно, как где-то у шоссе начал лупить крупнокалиберный.

– Ладно, извини, – после длинной паузы сказал Варварин. – Насчет мужа я совершенно напрасно сболтнул. Извини. Занесло. Насчет всего остального…

– Насчет остального – виновата, – глухо признала начальница. – На Базе доложу-изложу в письменной форме. Взыскания, что там еще полагается… Но, осмелюсь напомнить, товарищ капитан, – я предупреждала. В конце концов, у меня даже в контракте черным по белому – «для выполнения кратковременных индивидуальных заданий». А меня все в группу, в группу суют… Не подхожу я для коллективных действий. С людьми я не срабатываюсь, характер мерзкий…

– Не болтай. С Земляковым вон как сработалась. Анархисты, чтоб вас…

– Он просто доверчивый, – пробормотала Катрин. – Думает, что так и нужно. Черт, нельзя его здесь гробить. Совсем мальчишка.

– Мальчишки и помладше его сейчас наверху сидят с винтовками. И без всяких надежд на экстренную эвакуацию.

– Они – иное дело. И мы с вами – иное. Мы осознанно. А Женьке мы никакого выбора не оставили.

– А здешним пацанам кто выбор оставлял? А тебе? Ты зачем вчера полезла и его поволокла? Молчишь? Тупой капитан все равно не поймет?

– Все ты понимаешь. И зачем я пошла, прекрасно понимаешь. Просто у тебя ставки куда крупнее. Ты все успеешь.

– О, вот уж суетливой и нетерпеливой тебя, Мезина, не назовешь.

– Какая суета? Мы вполне успеть были должны. Сам говорил – почти сутки в запасе, – с досадой пробормотала Катрин. – Кто знал, что немцы мгновенно на хвост сядут?

– Катерина, мы в «кальке», да еще и на векторе. На самом острие.

– Сергей, может хватит мне мозг разрывать? – угрюмо попросила девушка. – Насчет вектора я все понимаю. Приказания какие-то будут? Или сворачиваем операцию?

Варварин сел на стол:

– Вот черт, ноги посбивал. Сапоги бы поменять… Значит, крепко обиделась? Я ведь извинился за переход на личное.

– На обиженных воду возят, – мрачно сказала начальница. – Мужа моего ты не знал, да и не мог знать. Он человек иной жизни был. Хороший человек. Это я – стерва неблагодарная и сучка недисциплинированная. На этом и остановимся.

– Ладно. Сама знаешь – я его задеть никак не хотел. Проехали. Задача у вас такая – ждать вечера и готовиться к решающему аккорду. Зови подчиненного, обсудим в полном составе…

Особенно обсуждать было нечего. Теоретически к операции все было готово. После 15 часов Варварин должен вернуться с группой прикрытия, и можно будет выдвигаться к месту действия. Оставалось проверить оружие и спецаппаратуру. Насчет последней вопрос стоял остро – надеяться на многослойную высокотехнологичную упаковку было глупо. Но тут уж что-то исправлять было сложно. Будет работать техника или уже рассыпалась – операцию все равно необходимо доводить до финала.

– Я поехал, – капитан Варварин встал. – Да, я вам консервов привез. Не дай бог полезете пропитание добывать – еще один огневой очаг спровоцируете.

Женька принял три плоские банки без наклеек, несколько сухарей. Капитан принялся застегивать полевую сумку.

– Товарищ капитан, разрешите насчет вчерашнего сказать, – Женька, прижимая к груди продукты, попытался встать по уставу. – Случайно все там вышло. Я про госпиталь. Фрицы как-то сразу прорвались. Старший сержант Мезина ни в чем не виновата.

– Земляков, заткнулся бы ты, – свирепо процедила начальница.

– Так точно! – Женька крепче прижал паек. – Случайное стечение обстоятельств.

Капитан смотрел из-под жутко обносившейся и облезшей шапки:

– Случайного, Евгений, на войне ничего не бывает. По крайней мере, отдел «К» на фактор случайности в своей работе не ориентируется. А тебе, товарищ Мезина, пища к размышлению. Насчет работы в команде.

Они вышли. Женька положил продукты и попробовал угадать, что в банках. Жрать хотелось нешуточно. Ломтик сала с хлебом аппетит только раздразнил.

Вернулась сумрачная начальница – видимо, капитан напоследок еще наподдал.

– Земляков, оружие чистое?

– Чистил.

– Чистил или чистое? Давай сюда.

Пришлось чистить заново. Заодно схлопотал выговор за то, что ночью потерял один из автоматных магазинов.

Работали в молчании. Слабый свет пробивался в окно сквозь щели между досками. Начальница думала о чем-то своем, лелеяла винтовку. Женька протирал затворную коробку и слушал взрывы. Это у Пушкинской. День сегодня самый тяжелый – в центре за каждый дом разрозненные батальоны цепляются. Хотя, может, что-то по-другому пошло. Все-таки «калька».

А ведь последний день в «кальке» ты, товарищ Земляков. Ночь пережить, и все. Домой. Не верится. Койка будет, с матрацем и чуть поскрипывающей сеткой. И тишина. Никакого ворчания за стеной зверя в сто голов – сто стволов. Мир будет. Нет, так думать нельзя. Рано. Сглазишь, Евгений Романович.

– Кать, можно спросить?

– Что-то ты слишком болтливый сегодня, Земляков. С капитаном про госпиталь зачем-то, сейчас…

– Я по делу, – несколько обиженно пояснил Женька. – Мы аппаратуру как будем проверять? Снаружи?

– Туристом себя почувствовал? Не будем ничего проверять. Я с капитаном еще раз поговорила. Незачем технику вскрывать. С этими нанотехнологиями никаких гарантий. Сейчас заработает, а через час одна труха останется. На месте в последний момент вскроем. Хуже не будет.

– Понятно. Может, тогда пообедаем?

– Знаешь, Евгений, я тебя опять огорчу. Две банки я бойцам отдам. Им еще воевать и воевать, а мы и попоститься можем. Что тут нам осталось?

– Естественно, – Женька попытался не сглатывать слюну.

– Умерь трагизм в голосе. Это у тебя от безделья. Если с автоматом закончил, переходи к следующему типу вооружения. У тебя, помнится, пистолетик где-то завалялся.

Женька принялся развязывать вещмешок. Могла бы и позабыть начальница. Маленький «вальтер ППК» [49]оказался вещицей красивой, почти игрушечной. Были на него планы.

– Сувениры собираем? – догадалась командирша. – Оставь иллюзии. Во-первых, категорически запрещено. Во-вторых, зачем тебе кусок железки с крайне неопределенными физическими свойствами?

– Хочешь, сама возьми, – грустно сказал Женька. – Он изящный.

Начальница фыркнула:

– Спасибо, конечно. Боевое железо мы здесь оставим. Ни к чему такой древний хлам на базе. Да и на ковер над телевизором «ствол» не повесишь. Так что наплюй и забудь. В смысле сначала вычисти и приведи в порядок. Потом выкинешь.

Женька повертел пистолет:

– Чего его тогда чистить? Не боевое оружие. По бэтээрам из него палить, что ли?

– Раз таскал, так и чисти. Оружие обидеться может. Давай помогу разобрать…