Текст книги "Полвека охоты на тигров"

Автор книги: Юрий Янковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

В этот момент сзади меня раздался тревожный голос подбегающего на выручку Люли:

– В кого ты стреляешь? Я услышал много твоих выстрелов, находясь за горой, и бросил следить кабана, на следу которого крови не оказалось. Подбежав к тебе и поднявшись на вершину горы, я увидел, что откуда-то из-под тебя выскакивают черные звери и убегают, но после твоих выстрелов падают и остаются на снегу… А я даже не успел зарядить ружье!..

Осмотрев убитых медведей, мы пошли познакомиться с местом, из которого они появлялись. Все оказалось очень просто. В россыпи, на которой я очутился, стреляя по кабанам, была берлога, в которой спали три медведя. Оказалось, я стоял на краю россыпи рядом с ними – всего в двух саженях. Из пещеры, в которой лежали медведи, выводили в разные стороны шесть небольших отверстий и только на противоположной от меня стороне было одно большое, но все же с большим трудом позволяющее медведю выбраться. Услышав мои выстрелы, они с испугу стали метаться по берлоге, старались скорее из нее выбраться, друг другу мешали и дико ревели.

Следует отметить, что случай с тремя медведями занял не более двух минут, причем первое время, занятый всецело охотой на кабанов, я не мог понять, что происходит. Когда же первому медведю удалось выскочить, он упал на сухой хворост, как и все остальные, так как от долгого лежания у «мишек» отекли ноги. Этим и объясняется причина их странных прыжков и падений, сопровождаемых диким ревом.

На этот раз мое счастье также сопутствовало мне. Случись, что отверстие, из которого выскакивали медведи было расположено прямо на меня!? Что бы тогда произошло – предоставляю судить читателю.

Осмотрев следы около скалы, куда убежал первый медведь, мы крови не нашли. Видно пуля запоздала. Уж очень был короткий срок видимости зверя, а продолжать слежку из-за отсутствия снега было невозможно.

Поделившись впечатлениями, мы на радостях начали варить чай и подогревать свой незамысловатый обед – «бэнтоо». Ели мы с большим аппетитом, настроение после удачной охоты было приподнятым да мы и изрядно проголодались – время подходило к трем часам.

Следует отметить, что мне повезло с охотой еще и потому, что вместо моего пятизарядного «Спрингфильда» со мной была моя английская одиннадцатизарядная винтовка, так как пришлось сделать подряд девять выстрелов, не имея времени на перезарядку: четыре по кабанам и пять по медведям.

Покончив с обедом, мы уложили медведей на хворост и засыпали их сверху, чтобы до них не могли добраться и испортить вороны и орлы. После этого мы отправились на след раненого секача. Крови оказалось много и она была черной, что предсказывало тяжелое ранение, но следить при отсутствии снега было трудно. Кабан пошел по солнопекам, чаша была густая, солнце уже закатывалось, а до фанзы было верст десять. Волей-неволей, мы побрели домой. Вернулись поздно. Шин уже ждал нас и волновался, так как слышал мои выстрелы, но не знал в чем дело. Решили на утро взять двое саней и пойти всем вместе. Люля с корейцами должен был вывезти к фанзе медведей, а я и Шин уговорились следить раненых медведя и кабана.

Рано утром наша компания, подкрепленная парой возчиков и парой быков с волокушами, отправилась в путь. Дорога была трудная. Пришлось местами топорами прорубать очень густой кустарник и валежник и лишь к полудню мы добрались до медведей. Люля остался с корейцами, чтобы вывозить добычу, Шин пошел по следам убежавшего медведя, который ночью, как выяснилось, возвращался назад к берлоге, разыскивая своих товарищей. Медведь, по-видимому, обнюхав туши и убедившись, что приятели с ним не пойдут, ушел к вершине на пади.

Я двинулся по следу за раненым секачем. Вначале следить было легко. Кабан терял много крови, но постепенно ее на следу становилось меньше. Снег по солнопекам лежал кое-где, да и при том лишь пятнами.

Кабан сразу же отделился от стада, что говорило за то, что он ранен серьезно. Кабан вообще на ранение самый крепкий зверь и даже серьезно раненый идет от места выстрела до первой лежки от 5 до 10 верст, причем старается держаться наиболее крутых и заросших чем через которые трудно бывает пробираться. Кроме того, это увеличивает опасность при преследовании для охотника, ибо в таком месте трудно заметить притаившегося зверя, если он готовит засаду, чтобы подстеречь охотника и напасть на него со своими страшными клыками. Правда, это бывает не так часто и по большей части тогда, когда зверь тяжело ранен и не в состоянии уходить легко от преследования, но, конечно, бывают и исключения.

Пройдя еще с полверсты, я наткнулся на ночную лежку. Она была сильно укатана и на ней было много крови, – видимо, зверь оставался на ней долгое время. Дальше следить стало труднее. Пройдя еще версты полторы, я убедился, что кабан сделал два круга. Я обнаружил еще две лежки, но обе они были мало прикатаны – зверь на них оставался недолго. Не было и следов крови. Так как местами были старые следы других кабанов, то следить стало еще труднее. На одном очень крутом косогоре-солнопеке я окончательно потерял след. Было очень неприятно потерять такой ценный приз, принимая во внимание, что этим срывался мой такой редкий триплет. Кроме того, кабан несомненно был тяжело ранен и, возможно, уже лежал где-нибудь мертвым. Часто в таких случаях в поисках помогают вороны, но для этого нужна менее заросшая местность, да и ворон нигде не было видно.

Солнце уже склонялось к горизонту, до фанзы было верст десять, но я все же решил искать до наступления темноты. Оставалось одно – делать круг по местам, где легче обнаружить выходной след, т. к. местами, особенно по низам, лежал снег. Остановившись на этом решении, я двинулся в обход по крутому косогору и, сделав всего полкруга, неожиданно наткнулся на волокушу, приблизительно на 100 сажен ниже того места, где я окончательно потерял след. Сомнений не было – это мог катиться только мой секач. Я устремился по волокуше вниз и, пройдя саженей пятьдесят, на уступе косогора обнаружил свою потерю – зацепившегося за дерево мертвого застывшего кабана.

Секач был крупным, с великолепными клыками, весом около 10 пудов. Пуля, оказалось, попала ему сзади и прошла вдоль всего тела, остановившись на груди под кожей. С таким сильным ранением только кабан мог выдержать и пройти так далеко. Выпотрошив и завалив свою находку хворостом, я пошел к фанзе. Была уже ночь, мне пришлось очень долго пробираться по чаще, прежде чем я выбрался на тропинку. Настроение было прекрасное, особенно потому, что мой редкий триплет по крупному разнородному зверю был завершен так удачно.

В фанзе я застал уже всех участников нашей экскурсии лежащими на канах, предававшихся отдыху и ждавших меня к ужину. По рассказу Шина выяснилось, что он проследил с большим трудом медведя верст пять, вспугнул его с лежки в густой чаше, куда он забрался, но день был очень тихий и преследовать дальше не имело смысла, так как медведь обладает очень тонким слухом.

Итак, слова охотника-корейца подтвердились. Дикая падь Пями Гори оказалась заслуживающей внимания и обильной зверем, ибо не раз впоследствии мы имели в ней крупную и интересную добычу.

Пробродив еще ряд дней и взяв несколько кабанов и коз, я с Люлей решили вернуться домой, оставив Шина одного продолжать охоту, так как меня призывали дела, Шин же как охотник-промышленник не был ограничен временем. Обратной дорогой, уже знакомой, нам возвращаться не хотелось и мы, оставив на попечение А. П. Шина наши вещи и убитую дичь, решили пойти через горы на запад, чтобы верст за сорок выйти к городу Мусан, откуда идет железнодорожная ветка на соединение с той, по которой мы приехали. Вообще же район Мусана считается в Корее самым обильным по количеству крупного зверя, ибо с одной стороны он граничит с Пактусаном, а с другой – с самым малообитаемым районом Маньчжурии.

Отправились мы налегке, взяв лишь одного носильщика. Горная тропа пересекала один хребет за другим. Все горы были заросшие дремучим лесом, вырубать который и вывозить, ввиду неприступности района, невозможно. Это всегда особенно радует таежника, так как дает возможность сохранить хорошую охоту. Часто нам попадались следы кабанов. В одном месте мы наткнулись на след тигра, но следить не было возможности, так как снега мы так и не дождались.

Заночевав в попавшейся нам под вечер корейской фанзе и расспросив по обыкновению хозяина обо всем интересовавшем нас по части охоты, мы рано утром отправились дальше. Здесь с нами произошел комичный инцидент, лучше всего рисующий, насколько то время провинциальная Корея была непосредственной и дикой. Мы прошли большое расстояние, перевалив несколько гор, и подумывали уже об обеде. Поднявшись на одну из гор, заметили впереди вдоль тропы в полугоре несколько корейских фанз. Гора была очень высокой, а за ней по рассказам, было еще две, за которыми стоял город Мусан – цель нашего похода.

День выдался теплый. Поднимаясь на гору, мы сняли шапки, вытирая вспотевшие волосы. Из ближайшей фанзы вышел кореец, который, увидав совсем светлые волосы Люли, подошел к нам с лицом, на котором было написано полное недоумение. Остановившись, он стал ощупывать Люлины волосы, не переставая высказывать свое недоумение. Затем, оставив нас, он бросился сзывать всех жителей поселка. Вскоре собрались почти все обитатели этого небольшого выселка, удивлению которых, казалось, не было конца. Так как часть жителей оказалась где-то в отсутствии и должна была вернуться к вечеру, наши новые знакомые стали уговаривать нас остаться на ночевку для того, чтобы и другие их сородичи могли бы полюбоваться на своеобразное «чудо». Из расспросов выяснилось, что большинство обитателей поселка никогда нигде не бывали дальше Мусана, а некоторые даже ни разу не видели линии дороги, которая была доведена до этого пункта лишь год тому назад.

Стоит только подумать, что вышеописанный случай произошел всего лишь двенадцать лет тому назад. С тех пор Корею не узнать, – так сильно продвинулась вперед цивилизация под умелым руководством Ниппон. Все такие медвежьи уголки давно уже исчезли.

Пообедав, мы покинули выселок и двинулись дальше, поздно вечером были уже в Мусане, а к обеду следующего дня дома, после трехнедельного лазания по горам и лесам.

И знаете ли, что было для нас самым заветным желанием? Кто угадает? Пойти в баню и смыть то, что мы так усердно копили в течение двадцати суток, ночуя против нашей воли, в грязных фанзах. Ничто так не утомляет в тайге зимой, как невозможность тщательно вымыться.

Барс на фоне восходящего солнца

Мне хочется рассказать незабываемый по красоте и переживаниям случаи охоты на барса, происшедший с нами 28 декабря 1940 года в Маньчжурии. Такие случаи как раз и составляют главную прелесть охоты.

Пробыв в тайге около двух месяцев, имея уже много интересных трофеев и не менее интересных переживаний, я и трое моих сыновей – Валерий, Арсений и Юрии – решили в это холодное декабрьское утро закончить нашу охоту и отправиться домой в Корею, чтобы к кануну Нового года быть уже дома. Нам предстояло пройти пешком до границы около семидесяти верст, что, как мы думали, займет двое суток.

Возвращались не без разочарования: ноябрь и первая половина декабря выдались бесснежными. Мы же, выезжая на охоту, мечтали о тиграх, которых, как известно, при бесснежьи добыть почти невозможно. К тому же и все наши поиски в течение двух недель после выпадения снега оказались тщетными и ни к чему не привели.

Не будь так близко Новый год, мы бы еще не поехали домой, тем более, что довольно сложная часть охоты – это приезды и отъезды со всякими формальностями при переходе границы, как-то: визирование паспортов, таможенные обрядности, оформление оружия и т. д. Надо отдать должное властям, они всегда шли нам навстречу. Однако делать было нечего: к Новому году следовало вернуться домой.

Поэтому, когда мы утром сидели за «последним» завтраком в Пукоу, настроение было уже не охотничье.

Старший из моих сыновей, Валерий, вышел немного раньше, чтобы в следующем селении Хваньгоу заявить властям о нашем уходе, после чего должен был подождать нас, чтобы идти вместе. Мы втроем, нагрузив телегу нашим охотничьим скарбом и забрав свору в собак, распрощались с хозяевами и отправились следом за ним.

Дойдя до Хваньгоу, мы зашли в один из домов на окраине поселка, чтобы проститься с знакомыми русскими стражниками, у которых порядочно засиделись, а выйдя оттуда, уже не застали Валерия в селеньи; он не дождался нас и ушел. Мы увидали его фигуру на полверсты впереди нас, как только вышли из деревни, Скоро он уже скрылся из глаз за ближайшим поворотом узкой скалистой долины.

Собаки бежали тут же, а близость только что покинутого селения, казалось бы, не сулила никаких охотничьих сюрпризов. Влево от нас возвышалась крутая гора, с изредка разбросанными старыми деревьями, с густо заросшими кое-где по косогору небольшими скалами, россыпями камня и перерезающими ее маленькими оврагами.

Едва мы зашли за небольшой уступ над дорогой, скрывающий от нас этот косогор, как услышали за ним лай одной из собак, но вначале не придали этому значения, так как не ожидали встретить здесь ничего существенного. Однако, когда лай повторился, я и Арсений выскочили на бугорок, чтобы посмотреть, что происходит. Лай доносился из леса, саженях в ста от нас: не хватало же налицо двух молодых собак: Осори и Вори.

Мы стали прислушиваться, все еще не придавая значения лаю; младший же мой сын, Юрий, оставался на дороге, не веря, что мы набрели на крупную дичь.

Собаки сворой тоже крутились около нас, видимо, не доверяя лаю молодых.

Но вот прошло две-три минуты, и лай собак сделался серьезным и басистым: мы поняли, что они лают не на козу или зайца, а на крупного зверя вроде кабана. В это время на пригорок поднялся и Юрий, все еще не веривший, чтобы здесь было что-то серьезное, но я уже стал думать, что не кабан ли это, заблудший так близко к селению, обнаружен собаками.

И вот, решив поддержать собак, травя остальную спору, мы полезли по кустам кверху, рассыпавшись в порядке, как стояли.

Я оказался правым, левее стоял Арсений, а еще дальше Юрий.

Сыновья мои наступали прямо по овражку на лай, а я наметил себе путь на лежащий впереди холмик. В это время рванулись вперед собаки Ральф и Ларго. Лай усилился, но из-за холма я не мог ничего видеть, так же, как не видел и охотников, скрывшихся в чашу. Скоро ушли оставшиеся при мне Север и Кома, и после этого эхо их лая загудело вовсю.

Не слышавший этого звука – песни собак, никогда не поймет тех переживаний, которые испытывает охотник, когда не существует ничего на свете и ничто не может остановить его, особенно, когда он чувствует впереди себя интересную добычу. При этом воображение почти всегда рисует нечто большее, чем бывает в действительности, однако бывают и исключения, как и случилось у нас.

Стремясь как можно скорее увидеть, в чем дело, я изо всех сил старался вскарабкаться на холм; а лай шести собак все усиливался и вот уже стал разноситься по лесу так громко, что все время ему вторило эхо.

Я поднимался на восток, в сторону восходящего солнца.

Было 11 часов утра, и навстречу мне из-за высокой горы брызнуло золотое солнечное сияние, нестерпимое зимой. Уже перед самым восходом на сопку, я ясно определил, что лай совсем недалеко, за перевалом.

Еще несколько шагов и передо мною открылась картина, какую я редко видел за все долгие годы своей охотничьей жизни.

На расстоянии ста шагов впереди, на вершине старой высокой, дугой изогнутой, березы, боком ко мне, стоял во всю свою красоту старый красавец барс. Шерсть на всем его изогнутом теле стояла дыбом, а восходящее солнце, в ореоле которого он предстал предо мною, окружало его золотым сиянием.

Барс, конечно, всецело был занят собаками: устремив на них горящий взгляд, он рычал, чувствуя себя пока в относительной безопасности. Он не замечал еще приближения охотника. Как я в это время пожалел, что со мною не было фотографического аппарата!

Конечно, при первом же взгляде на такой редкий трофей мне захотелось его получить, но тут пришлось взять себя в руки и напрячь всю выдержку «старого тигра», чтобы не сделать промаха и выстрелить уже наверняка. Солнце, светящее прямо в глаза, мешало выстрелу; к тому же я знал, что в случае моего промаха, если я лишь раню барса, он может в борьбе задрать несколько собак, что уже случалось у нас в прошлом и после чего мы дали слово стрелять барса на дереве лишь наверняка.

Но нельзя же было позволить зверю уйти?! Мысли проносились быстро и причин этому было много.

Я понимал, что надо, прежде всего, подойти так, чтобы избежать светившее в глаза солнце, но при этом, спустившись за холм, я попал бы в чащу, правда, не теряя из вида зверя, но сквозь ветки выстрел не мог быть верным: надо было обойти до относительного редколесья, но при этом пройти почти на виду у такого зоркого и смелого зверя, как барс.

Окончательно же усложнило дело то, что в лесу я был не один, другие охотники в любой момент могли иметь лучшие условия для стрельбы; могли бы снять зверя у меня под носом.

Если зверь, услышав меня, успеет спрыгнуть с дерева раньше, чем я пройду через густую чащу, он может уйти от меня безвозвратно.

Все это волной пронеслось в уме, но выдержка взяла верх и, откинув мысль о поспешном выстреле, я, держа на виду зверя, стал красться к чаще, забирая вправо, чтобы выйти в сторону от солнца.

Собаки, почуяв приближение охотников, лаяли, выли и наполняли лес несмолкаемым гомоном; барс же продолжал прогуливаться по нависшей дуге березы и в бессильной злобе рычал на загнавших его на дерево собак. Все тело его было напряжено и вся шерсть дыбилась.

Когда мне осталось до дерева не больше семидесяти шагов, барс почуял охотника, волнение его усилилось и он, видимо, решил попробовать прорвать блокаду, чтобы удрать. Изгиб березы от земли был не ниже 6 саженей. Конечно, такого прыжка сделать он не рискнул и стал спускаться по стволу вниз, видимо, намечая место дальше от круга, занимаемого собаками. Когда до земли барсу оставалось около трех саженей, он остановился, готовясь к прыжку.

Я видел все это, но из-за густой чащи все еще не мог стрелять и только ускорял шаг, чтобы миновать последние ветви, мешающие сделать смертельный выстрел.

Оставалось не больше сорока шагов, когда барс напряг все мускулы своего стального тела и, отделившись от дерева, тугой пружиной сделал пятисаженный прыжок через собачий круг. Еще миг и он убежит.

Я вскинул ружье, собаки бросились преследовать барса. Секунда прицела и затем – выстрел. Пуля пронзила зверя насквозь, он перевернулся и вся свора собак вмиг сидела на нем.

Когда я подбежал, у ног моих кружился сплошной собачий клубок. Зверь в агонии царапал землю, собаки в азарте рвали его и иногда он наносил им своими лапами сильные царапины. Все мои попытки оттащить собак, чтобы предохранить их от случайных ранений, были тщетны. В такой момент невозможно пристрелить раненого зверя, так как живой клубок сплетающихся на нем собак мешает выстрелу.

Через три-четыре минуты подбежали Арсений и Юрий. Они тоже были совсем близко, но из-за чащи не могли стрелять по барсу, а только слышали его рычание. Хорошо еще, что шкура барса очень крепка и не поддается собачьим зубам! Но досталось и собакам: в азарте Вори все же всунул ногу в открытую пасть зверя, который и прокусил ее. Этот прокус залечивал потом целый месяц.

Все было кончено. Барс лежал неподвижно. Привязав веревки, мы по снегу потянули убитого зверя к дороге, где ждала наша телега с грузом. Положив на нее барса, мы отправились дальше: вся наша охота заняла не более сорока минут.

Перед уходом мы решили выяснить, откуда появился барс и по следам увидели всю картину. Оказывается, что ночью недалеко от дороги барс задавил дикую козу, всего в полуверсте от селения Хваньгоу, с аппетитом полакомился ею и залег отдохнуть на ближайшей скале. Оттуда-то он и увидел свору наших собак, идущих мимо него. Аппетит у зверя опять проснулся, и он захотел полакомиться собачинкой, для чего спустился со скалы и залег неподалеку от дороги за камень. Только на этот раз собачина оказалась «не по зубам» для зверя.

Только мы успели тронуться дальше, как нас догнал вышедший из Хваньгоу грузовик со стражниками, у которых мы час назад пили чай. Они были очень пора – жены такому быстрому успеху нашей охоты, но еще больше был поражен старший мой сын Валерий, которого мы встретили идущим к нам навстречу за первым поворотом: он не слыхал выстрела и ничего не знал.

Валерий повернул обратно по совершенно другой причине, – отойдя всего одну версту, он пересек идущий через дорогу след крупного тигра. Ясно, он не мог пропустить такого случая и повернул к нам, чтобы поторопить нас следить хищника.

Но обо всем, связанном с этим тигровым следом, я расскажу в другой раз.