Текст книги "Воспоминания мёртвого пилота (СИ)"

Автор книги: Юрий Собещаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Пока мы боролись за жизнь оператора бортового оружия, самолёт медленно погружался в океан. Волны больше не перекатывались через крыло, ледяная вода омывала наши сапоги чуть ниже колен. Забравшись вслед за мокрым штурманом в надувной домик, мы с навигатором принялись интенсивно грести короткими алюминиевыми веслами, стараясь уплыть от самолёта как можно дальше.

Когда плот проплывал мимо хвостовой кабины, я увидел, как стрелок и радист, надеясь разбить стекло, стреляют в него из пистолетов. Оглушённые грохотом выстрелов, звучавшими в крохотной кабине как артиллерийская канонада, оба прапорщика имели совершенно озверевший вид и казалось, что они стреляют в нас. Мне стало страшно. Я отвел взгляд от их лиц и, продолжая грести, сказал штурманам:

– Они же знают, что остекление их кабины не пробиваемо для двадцатимиллиметровой автоматической пушки. Оставили бы лучше патроны, чтоб застрелиться. А то ведь умрут мучительной смертью от удушия.

– Их смерть, как и смерть правого лётчика, будет на твоей совести, командир, – ответил мне навигатор.

– Ты греби сильнее. Самолёт с минуты на минуту уйдёт под воду, и наш плот может быть легко увлечён за ним в воронку. Мы должны отплыть от этого места как можно дальше. А о совести говорить будем потом, – сказал я и, подумав добавил:

– Если выживем.

Второй штурман в наш разговор не вмешивался, он лежал, обхватив ноги руками, и мелко дрожал. Мы были уже метрах в тридцати, когда покинутый нами воздушный корабль стал поднимать нос всё выше и выше и, встав почти вертикально, резко ушёл под воду. Огромные пузыри воздуха, лопаясь, породили высокую волну. Я вовремя застегнул резиновую дверь плота. Нас подняло вверх, затем опрокинуло вниз, и море, приняв в жертву трёх членов экипажа из шести, опять успокоилось.

Теперь мы должны были экономить силы и ждать.

Наша судьба была в руках оператора радиолокационной станции дальнего обнаружения. Я был уверен, что он следил за нами и незамедлительно доложил об исчезновении отметки нашего самолета с экрана радара. Я представил себе, как после его доклада все силы флота будут искать нас и обязательно найдут. Я сказал об этом штурманам. Мокрый оператор мрачно ответил на это:

– Хрен они нас найдут.

А его старший коллега, с горечью в голосе, мягко возразил ему:

– Найти-то нас найдут, но когда?

Глава 4

Мы не знали тогда, что оператор радиолокационной станции младший сержант Константин Елизаров был занят совсем другими делами. Двадцатилетний деревенский парень плевать хотел на самолёты, корабли и воинскую службу в целом. Он отправил своего напарника на обед в матросскую столовую.

– Обед для меня принесёшь сюда. Смотри чтобы он не остыл, а то опять на камбуз пойдешь. Понял салага? – строго спросил он матроса первогодку.

– Понял, – нехотя ответил тот.

– Не "понял", а "так точно, товарища младший сержант". Повтори.

– Так точно, товарищ младший сержант, – нехотя промямлил матрос.

– И ещё вот что, – смягчив тон сказал Костя своему подчиненному, – Ты назад не сильно торопись.

Оставшись в одиночестве на своем боевом посту он тут же позвонил в гарнизонную телефонную станцию своей знакомой телефонистке.

Света, – сказал Елизаров, – быстро беги ко мне, я минут сорок буду один.

* * *

Три года назад Светлана Мухина служила во Владивостоке. Её отец был командиром батальона связи, который обслуживал штаб Тихоокеанского флота. После окончания средней школы девушка категорически отказалась продолжать учиться, и как родители не уговаривали её попробовать поступить в один из Владивостокских институтов, она осталась верна своему решению. Отцу Светланы не составило большого труда устроить бойкую дочь на телефонный узел связи служить под своим присмотром.

Примерно через год после этого на очередном утреннем построении батальона командир представил всему личному составу двадцатидвухлетнего лейтенанта Виктора Фёдорова, прибывшего в воинскую часть 35768 для дальнейшего прохождения воинской службы. Виктор вырос в семье строителя. В юношеские годы отец часто брал его с собой по воскресеньям строить дачи в пригороде Иркутска и молодой человек очень быстро оброс мужской мускулатурой. Особенно сильными у него были кисти рук. Здоровавшимся с ним людям иногда казалось, что Федоров может раздавить кирпич своей ладонью. Эта сила придавала ему внутреннюю уверенность зачастую граничащую с наглостью. Холостой офицер был назначен командиром узла связи.

В дополнение к своим внешним данным, новенький лейтенант обладал живостью ума, был хорошим рассказчиком и знал неимоверное количество анекдотов. Очень скоро почти все девушки-телефонистки, служившие под его командованием, были влюблены в него. Не была исключением и Светлана. Не прошло и месяца, как Виктор стал постоянным гостем семьи подполковника Мухина. Взаимоотношения молодых возлюбленных развивались стремительно. Самолюбию лейтенанта льстило, что командирская дочь каждый обеденный перерыв проводит в его служебном кабинете, лёжа с ним на кожаном диване или сидя на его коленях. Света уже мечтала о свадьбе и дальнейшей счастливой семейной жизни. Ничего, казалось, не могло помешать их счастью. Но её планы рухнули всего за одну минуту.

На очередном семейном ужине за столом сидели Света, её младшая сестра Оксана, их родители и Виктор. Красавец лейтенант, подняв бокал вина, предложил выйти за него замуж.

Но не Свете, как она этого ожидала, а её младшей сестре. Оксана радостно захлопала в ладоши, обняла жениха за шею и, поцеловав его в щёку, ответила согласием.

Слёзы заблестели в глазах Светланы.

– Ты чего? – спросил, улыбаясь, отец.

– Это от радости за сестру, – смахивая пальцами солёные капли, ответила она.

Опешившие родители молча посмотрели друг на друга. Они не знали, что связь Виктора и Светланы зашла далеко, но предполагали, что лейтенант приходит к ним в гости для встреч с их старшей дочерью.

Лейтенант был не только умён, но и расчетлив. Когда начальник штаба батальона связи впервые представил Федорову его подчиненных, он ничем особенным не выделил Светлану среди других девушек. Однако, когда он узнал, что полненькая, весёлая телефонистка – дочь его непосредственного начальника, его отношение к ней резко изменилось. Вскоре Виктор стал жалеть о своей поспешности. Как выяснилось Светлана имела неуравновешенный характер и почти не поддавалась управлению. Её желания были всегда выше, чем необходимость. Иногда доходило даже до того, что лейтенант опаздывал на построения личного состава части только потому, что по мнению Мухиной, он мало её сегодня целовал. Вскоре такое поведение девушки надоело лейтенанту. Но разорвать свою связь со Светланой он не мог. Ведь в случае прекращения свиданий с командирской дочкой о продвижении по службе можно было забыть. Ему стало казаться, что он попал в тупик. Он лихорадочно искал выход из затруднительного положения и нашёл его тогда, когда впервые пришёл в гости к Мухиным домой. В тот день, в узком семейном кругу, отмечалось восемнадцатилетние Оксаны. Виктор танцевал с именинницей весь вечер, но родители сидящие за празднично накрытым столом не придали этому значения.

С того дня, младшая сестра каждый вечер под предлогом походов в кино и на танцы с подругами, встречалась с ним. Федоров просил её сохранить их встречи в секрете, объясняя это нежеланием быть объектом сплетен своих сослуживцев. На самом деле он боялся, что Света узнает о его встречах раньше, чем Оксана будет готова выйти за него замуж.

Тайно встречаться с Оксаной становилось для Виктора всё опасней и опасней. Сослуживцы могли случайно увидеть их в городском парке или одном из уютных кафе города, а ещё хуже этого – его юная возлюбленная в любой день могла похвастаться своей сестре о том, какой у неё замечательный любовник. И тогда скандала избежать вряд ли бы удалось. Виктор считал дни. Он знал, что со дня на день девушка прибежит к нему на свидание перепуганная новостью, услышанной от доктора. Её беременность будет его козырной картой.

И вот вчера бледная от переживаний Оксана, опасающаяся негативной реакции своего кавалера, сообщила давно ожидаемую им новость. Виктору даже не пришлось разыгрывать радость. Он сделал ей предложение заключить с ним законный брак и сказал, что повторит его завтра при её родителях. И вот помолвка состоялась.

Утром следующего дня в кабинете начальника узла связи разразилась буря.

– Как ты мог? – кричала на Федорова Светлана. – Ты предатель. Ты уверял меня в любви. Днем ты говорил слова нежности лёжа со мной на этом диване, а по вечерам таскался с Оксанкой.

Рыдания прервали её речь. Она трясущимися руками закрыла лицо. Всхлипнув несколько раз Света неожиданно схватила со стола металлическую пепельницу и бросила её в голову Виктора. Сидевший за своим рабочим столом лейтенант увернулся, пепельница пролетела мимо его виска и ударилась в стеклянную дверцу книжного шкафа. Осколки разбитого стекла запорошили давно никем не читаные тома вождя мирового пролетариата, стоявшие на всех полках шкафа.

– Подлец, – прорычала девушка, разочарованная тем что промахнулась.

Она хотела бросить в Виктора настольную лампу и рванула её двумя руками на себя, но электрический шнур оказался слишком коротким и прочным и она уронила её на пол. Виктор понял, что отмолчаться ему не удастся и пассивная оборона вряд ли приведёт его к миру со Светланой. Он стряхнул с кителя пепел и несколько окурков, поднялся со своего кресла и подошёл к девушке. Не дожидаясь, когда Виктор приблизится к ней вплотную, Светлана сделала несколько шагов ему навстречу и забарабанила по его груди своими кулаками. Федоров поймал одной ладонью кисти её рук, она дернулась два или три раза, пытаясь освободиться от железных тисков, но только сделала себе больно.

– Глупая, не горячись так, – тихо произнес Виктор, – Мой брак с Оксаной никак не повлияет на наши с тобой отношения. И даже наоборот. Мы будем продолжать встречаться на службе и ловить каждый удобный момент у тебя дома.

Пока Светлана обдумывала слова Федорова, всхлипывая при каждом вздохе, лейтенант отпустил ее руки, обнял девушку за талию, нежно поцеловал в губы и повалил на стоящий за её спиной кожаный диван.

Стоящие за дверью кабинета подруги-телефонистки старались не упустить ни одного слова в подслушиваемом ими разговоре. Услышав скрип старого служебного дивана, они, неодобрительно покачав головами, разошлись по рабочим местам. Общее мнение всех девушек выразила Светланина лучшая подруга Вика:

– Совсем Светка гордость потеряла.

Лейтенант не соврал. Он действительно не стал менять своих привычек. Ночью спал со спокойной и стройной женой, а днём принимал у себя в кабинете её старшую сестру. Неизвестно как долго это могло продолжаться и чем закончилось, если бы не вмешался начальник контрразведки флота полковник Медведев.

Он вызвал к себе в кабинет подполковника Мухина.

– Доброе утро, Николай Сергеевич, – сказал контрразведчик, протягивая руку Мухину.

– Не такое уж оно и доброе, если начинается со встречи в Вашем кабинете.

– Не важно где оно начинается, важно что бы не закончилось в следственном изоляторе тюрьмы КГБ, – улыбаясь ответил Медведев..

– Что мои дела настолько плохи? – лицо Мухина изобразило наигранную тревогу.

– Не катастрофически, но всё же, – многозначительно ответил Медведев.

Николай Мухин знал Медведева более десяти лет и прекрасно понимал, что если бы случилось чрезвычайное происшествие, то разговор был бы совсем другим. Поймали бы, скажем, вражеского лазутчика в расположении батальона связи. Или произошла " случайная " встреча одной из его связисток с иностранным туристом. Или кто-то из его подчиненных вышел на несанкционированный сеанс связи с зарубежным радиоцентром, в этом случае начальник контрразведки "доброе утро" ему бы не пожелал. Орал бы так, что китайцы за границей услышали бы. А раз руку жмет, значит, ничего особенного не случилось. Но и утренний вызов "на ковер" ничего хорошего Мухину не сулил. Это он понимал четко. И ждал. Ждал, когда же, наконец, человек, упрятавший за решетку за последние десять лет с дюжину офицеров и мичманов Тихоокеанского флота, заговорит о деле.

Что нового в батальоне? – спросил Медведев.

Ничего.

А в семье?

"Вот откуда ветер дует" – подумал Николай Сергеевич. Притворяться дураком было бесполезно. Не стал бы Медведев просто так спрашивать о семье.

В семье гораздо хуже, чем в батальоне.

Правда? – наигранно удивился контрразведчик.

– К сожалению, да. Кроет мой зять обеих моих дочерей и не стесняется. Младшая, дурочка, ничего не замечает, а старшая и раньше была неуправляемая, а теперь и подавно. Только шипит как змея в ответ на мои замечания.

– Ну и сколько ты будешь терпеть сожительство лейтенанта Федорова с обеими твоими дочерьми? – смакуя каждое слово спросил Медведев без тени улыбки на лице. – До каких пор вверенном тебе батальоне будет продолжаться этот разврат?

"Как изменился его тон, – подумал Мухин. – Из дружеского он превратился в ледяной. И глаза. Вот поразительно. Они были теплыми всего две минуты назад, а сейчас их взгляд выворачивал душу наизнанку. Где их учат так перевоплощаться? Или они приобретают эти способности в процессе службы?"

Не дождавшись ответа на свой вопрос и видя потупленный взгляд Мухина, полковник слегка уменьшил количество металла в голосе и сказал:

Ты вот что. Давай-ка наведи порядок среди своих родственников.

Мухин продолжал молчать. Контрразведчик был тысячу раз прав. Но ведь Николай Сергеевич был не только командир батальона, он был ещё и отец своих одинаково любимых девочек. Прекратить эти, не в меру странные, отношения можно было уже давно, но это означало бы причинить боль одной из них.

– Если ты за две недели не решишь этот вопрос, то его решу я. А ты в этом случае будешь огурцы выращивать у себя на даче. На пенсии, – закончил беседу полковник Медведев.

Выйдя из кабинета начальника контрразведки, Николай Сергеевич сразу отправился к своему непосредственному командиру.

Начальник связи авиации Тихоокеанского флота полковник Разумов играл в шахматы со своим заместителем. Николай Сергеевич попросил его организовать перевод Светланы в какой-нибудь отдалённый гарнизон, а на её место принять на службу его младшую дочь.

– Грамотная идея, – прокомментировал просьбу Разумов.

Он взял с шахматной доски слона, задумчиво посмотрел на него и сказал:

– Если офицер не может спокойно жить в окружении двух пешек, двинем одну из них на две клетки вперёд. Камчатка её устроит? – спросил он.

– Даже очень, – ответил Мухин.

– Скажи Светлане, чтобы она завтра же написала официальный рапорт с просьбой о переводе её в гарнизон Елизово. Я его с удовольствием подпишу.

Полковнику давно было известно о наглом поведении Федорова, но Алексей Степанович Разумов сам частенько пользовался услугами молодых девушек-телефонисток. И именно Виктория Торопова, вслух осуждавшая поведение своей подруги Светланы, была любимым "котёночком" начальника связи.

Через неделю Мухина летела на транспортном самолёте к своему новому месту службы. Обиженная на весь мир, включая родителей, младшую сестру и бывшего возлюбленного, она смотрела в иллюминатор на бескрайнюю тайгу, проплывающую под крылом. Слёзы капали на чёрную форменную тужурку. Две параллельные полоски туши с её пушистых ресниц оставались на щеках.

Из кабины пилотов в пассажирский отсек вошёл офицер. Увидев бледное, заплаканное лицо девушки, он спросил:

– Что случились, красавица? Тебя кто-то обидел или ты плохо переносишь полёт?

– С полётом всё нормально, командир, а вот на душе кошки скребут, – ответила Светлана.

Оценив взглядом возраст офицера, она почтительно пересела с центрального кресла на боковое, жестом предлагая ему сесть рядом.

Предчувствуя интересный разговор, заместитель командира транспортного авиационного полка по политической подготовке, летящий штурманом в этом экипаже, сел рядом с ней.

– Расскажи, что произошло и тебе станет легче, – он по-отечески положил свою тёплую ладонь на её руку.

– Я бы не хотела говорить об этом, – сказала девушка.

– Со своим парнем поссорилась, что ли? – профессионально лез в душу политработник.

– Что-то в этом роде, – уклончиво ответила Света.

– Может, выпьешь чего-нибудь? Тебе сразу полегчает. Есть пиво, водка и спирт, – предложил он.

– Если Вы составите мне компанию и найдётся чем закусить, то я бы выпила немного водочки.

Замполит молча ушел в кабину и через несколько минут вернулся со своим служебным портфелем. Закрыв за собой на замок дверь, он пояснил:

– Я штурман этого экипажа и не хочу, чтобы пилоты видели, как я выпиваю в полете.

– А это для нас не опасно? – спросила она.

– Во-первых, лететь еще три часа, во-вторых, много пить я не буду, а в-третьих, обращайся ко мне на "ты" или по имени. Он достал из портфеля бутылку " Столичной" и две банки консервов.

Разлив водку по стаканам, офицер протянул ей руку и представился: – Леня.

– А меня зовут Света, – поднимая свой стакан, ответила она. – Со знакомством.

Они выпили, слегка закусили, и он налил ей снова.

– А себе? – захмелев, спросила она.

– Я пиво попью, больше стакана водки в полёте себе не позволяю, – сказал он, подхватил пластмассовой вилкой из жестяной банки кусочек консервированной сардины и, продолжая жевать, поднял свой стакан.

– За удачную посадку, – предложил тост подполковник.

Света хотела выпить только половину. Но Леонид Иванович придержал дно её стакана пальцем и назидательно сказал:

– За такой тост, девушка, пьют до дна.

После выпитых двух стаканов водки, не евшая с утра Мухина, окончательно опьянела. Она громко смеялась над каждой шуткой замполита и он казался ей все моложе и моложе. Во время первого поцелуя в губы голова Светы закружилась. Она не оказала ни малейшего сопротивления, когда сорокатрехлетний Леонид Иванович Скворцов сначала позволил своим рукам вольности и залез ей под юбку, а затем окрылённый нахлынувшим на него приятным чувством и подбадриваемый податливостью девушки раздел её, уложил поперек пассажирских кресел, и лег сверху сам.

Ощущение ранее виденного не покидали Светлану все то время пока Скворцов суетился над ней. Та же порывистость в словах, та же спешка, те же скованные одеждой телодвижения. И абсолютно никакой ласки. Разница была лишь в том куда её уложили на этот раз. На старый служебный диван, на самолётные кресла или усадили на кухонный стол в родительской квартире пока сестрица принимает душ.

"Нет"– подумала Светлана надевая трусики и поправляя съехавший набок бюстгальтер, – "Это должно когда-то кончится" Она презрительно посмотрела на застёгивающего брюки замполита. Он самодовольно улыбался и напевал свою любимую песню:

Будет людям счастье, будет на века,

У Советской власти сила велика.

«У советской власти может и велика, а у тебя, мой друг, не очень. Даже можно сказать наоборот, очень не велика». Ещё окончательно не протрезвев она улыбнулась своей мысли и хотела слух поделиться ею с замполитом. Но не успела. Леонид Иванович положил пустую бутылку и два стакана в портфель и не прощаясь ушёл в пилотскую кабину.

К Светланиному сожалению на новом месте службы её личная жизнь складывалась по старому. Холостые офицеры не уделяли ей внимания, а женатые ребята могли лишь предложить «провернуть это дело по быстрому» на заднем сиденье «Жигулей» или в гараже стоя между полками с консервацией и массивными слесарными тисками.

"По быстрому", зажимая рот рукой, чтобы не издать предательского звука, Светлана больше не хотела. Поэтому она искала что-то новое и наконец остановила свой выбор на младшем сержанте Косте Елизарове.

* * *

Уже несколько Елизаров и Мухина старались не упускать ни одной возможности побыть вместе. Едва закрыв за Светланой дверь, Костя принялся целовать телефонистку, нежно подталкивая её к своему рабочему столу.

И в тот самый момент, когда мой самолёт, снижаясь с выключенными двигателями на расстоянии двухсот пятидесяти километров от родного аэродрома ушёл под луч локатора, и маленькая светящаяся точка сперва побледнела, а затем окончательно погасла на зелёном экране кругового обзора, на столе с задранной до груди юбкой, облокотясь на этот экран спиной, сидела Мухина.

Оператор трудился во всю. Признания в любви сыпались из него вместе со словами обещаний светлого совместного будущего. Света не верила ему. Она была на пять лет старше Елизарова и уже не помнила, какой по счёту молоденький матрос говорил ей горячие слова любви, обещая забрать её с собой в его родную деревню после демобилизации.

Ей было хорошо.

Здесь на радиолокационной станции, где над их головами крутилась огромная антенна, работало неисчислимое количество различного оборудования, и на сотню метров вокруг не было ни одной живой души, можно было не сдерживать эмоции.

Наконец-то она не боялась быть услышанной соседками по комнате. Не надо было прятать своего любовника под кроватью от всегда и всё знающей комендантши гарнизонного женского общежития. Она кричала так, как не могла себе позволить кричать нигде.

Младший сержант устал. Двигаться стоя, поддерживая на руках полненькие ножки Светы, было нелегко. Он сел на стул. Мухина, не давая ему отдохнуть, села на его колени. Прижав тело женщины руками к себе, Костя поцеловал её в шею, взгляд его скользнул по экрану локатора, и он замер. Почувствовав резкую перемену в поведении молодого партнёра, Света слегка отклонилась назад, внимательно посмотрела ему в глаза и строго спросила:

– Костя, что случилось? Тебе что-то не нравится?

Где он? – почти шёпотом спросил Елизаров

Кто? – удивилась молодая женщина.

– 716-й.

– Где он был? – вставая с его колен, спросила она.

– Когда ты пришла, он был здесь, – ткнув пальцем в экран, сказал Костя и, посмотрев на наручные часы, добавил: – Сейчас он должен быть примерно на сто километров ближе, но его нет.

Телефонистка, не первый год служившая в батальоне связи, сразу оценила серьезность ситуации. Застёгивая форменную рубашку и поправляя юбку, она сказала:

– Немедленно докладывай руководителю полётов об исчезновении цели, – после чего почти кубарем скатилась вниз по железной лестнице, ведущей в станцию, и побежала между самолетными стоянками в направлении узла связи.

Как только за Светланой закрылась дверь, младший сержант дрожащей рукой поднял телефонную трубку прямой связи с руководителем полётов и доложил:

– Товарищ подполковник, докладывает оператор радиолокационной станции дальнего обнаружения младший сержант Елизаров, отметка 716-го десять секунд назад пропала с экрана.

И по памяти добавил:

– На удалении двести пятьдесят километров, азимуте сто пять градусов.

Это было то место, где десять минут назад он видел наш самолёт в последний раз. После этого он крепко взял Мухину за талию, усадил её на свой рабочий стол и ему стало не до нас.

Глава 5

Застегнув на все пуговицы-кнопки резиновую дверь, я улёгся на дно плота. Надувной пол предохранял наши тела от прямого контакта с ледяной водой Берингова моря. Но источника тепла у нас не было, как не было ни спирта, ни хотя бы водки, чтобы растереть полностью вымокшего штурмана-оператора. Последние несколько часов он не отвечал на наши вопросы. Мы пытались растирать его голыми руками, но быстро устали. Утомлённые физически и морально мы уснули, а когда утром следующего дня очнулись от забытья, обнаружили молодого лейтенанта мёртвым.

Упав на холодное тело, навигатор завыл. Виталий был ему как младший брат. Десятки часов провели они вместе, пока опытный первый штурман научил вновь прибывшего члена экипажа управлять бомболюками, рассчитывать угол сброса бомб, вводить поправку на ветер и высоту и прочим премудростям их штурманской работы. Прервав рыдания над мёртвым другом, он вдруг поднял голову, зло посмотрел на меня, ткнул указательным пальцем мне в грудь и сказал:

– Ты... – затем сделал паузу подбирая слова, но кашель, рвущийся из самых глубин его лёгких, не позволил ему закончить обвинительную речь.

Глаза Игоря лихорадочно блестели. Я понял, что у парня высокая температура. Вчера, спасая своего друга, он проявил гораздо больше старания, чем я, и частично промок.

За себя я не переживал. Еды и воды должно было хватить на десять дней. Особенно с учётом того, что нас не шестеро, как рассчитывалось укладчиками продовольственных запасов, а только двое, да и жалкий вид моего товарища подсказывал мне, что двое нас будет не дольше, чем два-три дня.

Нас должны найти за этот срок. По моим расчётам мы всего в ста километрах от полуострова.

Я даже знал, в какой стороне, находится спасительный берег Камчатки. Но толку от моих знаний было мало.

Игорь сидел на резиновом полу, упёршись спиной в надувной борт плота. Он отрешённо смотрел на меня. Его зеленые глаза в полумраке казались мне темно-серыми и безжизненными. Я вдруг вспомнил, что у каждого из нас в левом нагрудном кармане комбинезона лежит по пистолету с восемью девятимиллиметровыми патронами.

Эта мысль не добавила мне жизненного оптимизма. Желая упредить возможную агрессию штурмана против меня, я расстегнул молнию своей лётной куртки, и правой рукой полез в карман за пистолетом. Взгляд Игоря ожил. Зрачки глаз задвигались, и по выражению его лица я понял, что он начинает осознавать происходящее. Стараясь не спровоцировать штурмана на необдуманные действия, я замедлил свои движения. Плавно взяв рукоятку пистолета, я медленно вынул его из кармана. Не сводя ни на секунду взгляд со штурмана, направил ствол вертикально вверх и дослал кусочек свинца в ярко-жёлтой медной оболочке в патронник.

Губы Игоря скривились в саркастической улыбке.

– Ты меня боишься, Валера? – спросил он, продолжая сидеть неподвижно.

– Нет, – ответил я. – Я боюсь белых медведей, плавающих на льдинах в поисках тюленей. Ведь, если медведь пропорет когтями резиновый борт плота, то мы умрём в его лапах более мучительной смертью, чем бедняга оператор.

– Но легче, чем радист со стрелком. Скажи честно, командир, ты уже забыл о них?

– Как раз наоборот, Игорь. Я вспоминал, как они стреляли в стекла своей кабины, и подумал, что у нас с тобой тоже есть оружие, и в случае чего мы можем им воспользоваться, – ответил я.

Он помолчал несколько минут и сказал:

– А ведь ты соврал о медведях, Валера. Вероятность встречи с ними настолько мала, что ты не стал бы даже пальцем шевелить, пока бы не услышал, в этой гробовой тишине, чьё-то постороннее дыхание.

Затем тяжело вздохнул, и после паузы продолжил:

– Мы оба знаем, что я умру первым, и ты, мой командир, боишься, что я застрелю тебя перед своей смертью. За то, что ты погубил таких прекрасных парней. Ты правильно делаешь. Я не додумался до этого сам. А сейчас вижу, что это действительно не плохая идея. Я хочу сделать тебе дельное предложение. Застрели меня первым. Не жди. Мой труп брось в море. Следователям скажешь, что я утонул вместе с правым летчиком. И свидетелей твоей преступной халатности не останется. Ведь наш юный штурман уже никому ничего не скажет.

"Что же, если ты очень хочешь откровенно поговорить со мной, то ты услышишь моё мнение", – подумал я и сказал:

– Ты прав. Я действительно не боюсь медведей. И подготовил своё оружие только с целью упредить твои недружественные действия. Ты никогда не задумывался, почему в конце шестидесятых годов политические взаимоотношения Советского Союза и Китая обострились до предела?

Он не ответил мне и я продолжил монолог, считая, что разговариваю сам с собой.

– В это время в Китае у партийного руля был умирающий от старости Мао Цзе Дун. И наше правительство, вполне справедливо полагало, что ввергнув соседние сверх державы в ракетно-ядерную войну, он может прихватить с собой в могилу миллионов двести-триста населения обеих стран. Так что я, мой дорогой штурман, как все нормальные люди, считаю, что умирающий человек плохо предсказуем. Поэтому, сейчас мой пистолет, с взведённым курком, лежит в расстёгнутом кармане куртки. И хотя он поставлен на предохранитель, я сумею им воспользоваться быстрее тебя. Ты можешь говорить и думать обо мне всё, что угодно, а вот свой пистолет руками лучше не трогай.

– Так убей меня. Я же тебе это уже предлагал, – сказал он, презрительно улыбаясь.

А я то думал, что он меня не слушает.

– Не выйдет, – ответил я коротко.

– Почему? – спросил он в ответ.

– A потому, что одно дело ошибочно выключить двигатели, и совсем другое хладнокровно убить человека.

– Но ведь я, если выживу, всё расскажу следователям. Тебя, Валера, будут судить и на сто процентов посадят в тюрьму.

– Я этого не исключаю, но свою ошибку, приведшую к гибели пяти человек, – я сделал ударение на слове "пяти", – я себе в скором будущем прощу, а вот убийство лишь тебя одного, никогда.

Я достал аварийно-спасательный комплект и начал детальную инспекцию набора выживаемости.

Компас я отложил в сторону, как временно не нужный предмет. Взяв в руки сигнальное зеркало и ракетницу, я приоткрыл пошире резиновую дверь, и посмотрел на небо. Свинцовые облака простирались от горизонта до горизонта. Нижний край их был не выше шестидесяти метров.

"Даже если я услышу звук пролетающего самолёта, – подумал я, – ни ракетница, ни зеркало мне не помогут. Сигнальная ракета в темно-серых кучево-слоистых облаках будет видна не далее, чем несколько десятков метров, а зеркало, без видимости солнца, я могу использовать лишь для оценки выросшей на моём лице щетины".

Вернувшись на свое место, я продолжил исследование спасательного набора. Достав рыболовную леску с крючками, поплавками, блёснами и грузилами, я подумал: "Какой умник положил эти снасти в набор?". Я не был заядлым рыбаком, и, возможно, мои суждения были далеки от истины, но тогда я себе представлял, что для ловли рыбы на поплавок мне нужна наживка. Червяк, муха, кусочек сырой рыбы или мяса. А для ловли рыбы на блесну, мне нужна удочка. Ведь блесна должна двигаться под водой, изображая маленькую, плывущую рыбку, а не висеть вертикально вниз. Отложив это всё в сторону, как бесполезное приложение к набору, я продолжил своё исследование. Далее шёл нож. Зачем здесь нож? Ни один член лётного экипажа не имеет право подниматься на самолёте в воздух без персонального ножа в боковом кармане комбинезонных брюк.

Аптечка с медикаментами и бинтами. Не открывая коробку, я бросил её под ноги штурману и сказал:

– Игорь, найди себе какие-нибудь антибиотики, может хоть температуру временно собьёшь.

– Это бесполезно, – ответил он.

От недавней напряжённости в наших отношениях, казалось, не осталось и следа. Я отодвинул в сторону спасательный набор и на коленях пополз на его половину плота. Открыв коробку с таблетками, и выбрав полдюжины антибиотиков, я высыпал их ему рот.