Текст книги "В катакомбах Одессы"
Автор книги: Юрий Корольков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
– Назад, к берегу! – приказал Шольц.
В брызгах пены суденышко ринулось к порту, но с волнореза почти в упор стеганули автоматные очереди. Все, кто был на катере, упали на дно. Рулевой успел развернуть суденышко, и оно так же стремительно помчалось обратно. Катер стал недосягаем для пуль, Шиндлер поднялся, за ним остальные. Его бледные тонкие губы были плотно сжаты.
Шольц кивнул на подрывника – арестовать. Гестаповцы разоружили лейтенанта. Пора было плыть к военному кораблю, но Шиндлер чего-то медлил. Снова посмотрел на часы:
– Через три минуты взорвут дамбу…
Катер покачивался на волне. Стали ждать. Было уже совсем светло, и с моря открывался город в клубах дыма, в пожарищах. Но взрывы прекратились. Только где-то за городом ухали артиллерийские выстрелы.
Прошло три, пять, семь минут. На катере настороженно прислушивались, но взрыва все не было. Еще подождали. К артиллерийскому гулу прибавился пулеметный треск. Шиндлер поднял бинокль и направил сто на город. На бульваре рядом с гостиницей, в которой он жил, виднелись зеленые фигурки солдат. Они устанавливали пулемет рядом с лестницей, спускавшейся к порту. Солдаты отчетливо были видны в бинокль, они наводили пулемет в сторону моря. Шиндлеру показалось, что пулемет направлен на их катер.
– В городе красные, – сказал он, почти не разжимая губ. Потом капитану катера: – Чего же вы ждете?
Катер затарахтел и начал все дальше уходить от берега. С борта корабля матросы бросили веревочный трап.
Операция «Пламя» не состоялась. А на берегу Крымов со своими людьми оставался единственным хозяином порта. По каменным ступеням он сошел к морю, набрал в пригоршню воды, плеснул себе в лицо и умылся. Ему очень хотелось спать, и ледяная вода освежила его.
Оставив часовых, пошел в город. Поднялся на бульвар, вышел к оперному театру. На фронтоне развевалось красное знамя, его подняли солдаты, вступившие в город.
Кончилась оккупация!
Крымов снова вспомнил о Белозерове.
А пограничник в тот час лежал без сознания в светлой украинской хатке на берегу Хаджибейского лимана, где принял он последний бой с отрядом «Мертвая голова».
Партизаны затаились на Куяльницкой дороге, что ведет от города к Хаджибейскому лиману. Именно здесь и готовили немцы взрыв дамбы, чтобы затопить Пересыпь – нижнюю часть города. Засаду возглавил Горболов, второй секретарь подпольного райкома партии, а Белозеров с группой катакомбистов должен был остановить первую машину, чтобы создать на дороге пробку.
Колонна машин с людьми и взрывчаткой подошла среди ночи. Бой был скоротечный. Эсэсовцы из отряда «Мертвая голова» не выдержали партизанского натиска. Только несколько винтовочных выстрелов да коротких очередей раздались с передней машины.
– Бей по колесам! – крикнул Белозеров, поднимаясь во весь рост, но тут же упал, сраженный первыми шальными пулями. Он уже не слышал ни дружных выстрелов своих товарищей, бросившихся в ночную атаку, ни слов сочувствия, когда его бережно несли в соседнюю хату, ни возбужденных и радостных разговоров о том, что оккупантам все-таки не удалось затопить город. Ничего этого не слышал пограничник Белозеров. Он лежал безмятежно спокойный, с печатью уверенной солдатской мудрости на лице, будто сознавая, что выполнил все, что требовали от него люди. И хозяйка с заплаканными глазами вытирала мокрым расшитым украинским рушником его пересохшие губы…
С этого апрельского победного утра и затерялся след пограничника на дорогах войны. И вот спустя много лет, наслышанный о Белозерове, я захотел хоть что-нибудь узнать о судьбе пограничника.
В знойный день я упорно бродил по Фоминой Балке в поисках семьи Белозеровых. Долгие расспросы привели, наконец, к домику на краю села, скрытому со стороны улицы невысоким, в рост человека, каменным забором с двумя акациями, застывшими в южном июльском зное. Калитка вела в крохотный дворик, отгороженный жердинами от сада. Женщина в домотканой юбке белила хату. На ее загорелом лице, на босых ногах, на косынке и в волосах брызгами молока выступили засохшие известковые капли. Женщина, загородив от света ладонью глаза, молча смотрела на меня, пока я рассказывал, что привело меня в их дом.
– Гарпина, слышь, тут Белозеровых спрашивают! – крикнула она кому-то певучим голосом. Потом ко мне: – Верно, жили здесь Белозеровы, только давно. Отца их, говорили, фашисты повесили, а мать с дочкой уехали вскорости после войны. Мы тогда у них дом и купили.
Из сада вышла Гарпина. Присела на скамейку. Слушала наш разговор, обмахивалась косынкой от зноя, потом сказала:
– Ты бы человека молоком угостила, жара-то какая…
Женщина, что белила хату, смутилась, всплеснула руками и ушла на погребицу. Вынесла граненый стакан и крынку, сразу запотевшую на жаре. Женщины угощали ледяным молоком и рассказывали обо всем, что знали.
…Отца повесили за то, что помогал партизанам. А сын у них был, скрывался в катакомбах, рвал поезда на железной дороге. Как его звали, женщины позабыли… Вечером со степи приедут мужчины, они, может, вспомнят.
Я назвал имя пограничника: Анатолий.
– Может, и Анатолий… Красивый такой, высокий, кудри черные. После войны приезжал сюда, заходил. Военный, из пограничников. На груди орденов, медалей прямо ужас сколько…
Женщины стали вспоминать по семейным приметам, когда это было. Решили: в сорок шестом, в тот год, как Гарпина выходила замуж.
– Вошел он, как вы вот сейчас, остановился среди двора, снял зеленую фуражку, стоит и думает, может, вспоминает что. Потом только уж в хату зашел.
Мы его как родного приняли, как же иначе. Заночевал он у нас, а утром уехал. Говорил, что родных ищет. Про отца-то мы ему и сказали. Рассказывал еще, что невеста у него была в Одессе – партизанка из катакомб, Тамарой звали. Тоже думал, может быть, встретит, а оказалось – погибла. Расстреляли ее… Рассказывает, а глаза у самого горячие, как в лихорадке.
Женщина вздохнула, вытерла с лица пот, смахнула и набежавшую слезу. Ее до сих пор волновала, трогала судьба незнакомого ей пограничника.
– Вот ведь как на свете бывает, – задумчиво сказала она, – искал невесту, нашел могилу… А ведь все из-за нас, чтобы мы жили спокойно… Хоть бы теперь войны не было.
ТОВАРИЩ ГРИГОРИЙ
Когда эта книга была написана, я поехал на улицу Дзержинского к работнику Комитета государственной безопасности, чтобы уточнить некоторые факты, посоветоваться, поговорить еще раз об «Операции «Форт».
Я вошел в кабинет, окнами выходивший на площадь, где в бронзовой долгополой шинели стоит на постаменте Дзержинский. Из-за стола поднялся пожилой человек с седой головой и гладко выбритым худощавым лицом. Мы встречались с ним и раньше. В «Операции «Форт» он выступал под именем Григорий…
Меня интересовало отношение противника к одесскому подполью в годы войны. Товарищ Григорий иронически усмехнулся, молча поднялся из-за стола и взял с полки книжного шкафа толстую книгу.
– Я прочту вам, – сказал он, перелистывая страницы, – как военные круги фашистской Германии оценивали нашу работу уже спустя много лет после освобождения Одессы. Они до сих пор не могут избавиться от испуга. Вот что пишет немецкий разведчик генерал-лейтенант Курт Типпельскирх.
Товарищ Григорий прочитал:
«Девятого апреля последние немецкие части организованно оставили Одессу, основательно разрушив все важные в военном отношении сооружения. Город в течение двух лет оккупации, осуществлявшейся главным образом румынами, превратился в цитадель партизанского движения. Оставляя осенью 1941 года Одессу, русские создали в городе надежное, преисполненное величайшего фанатизма партизанское ядро. Партизаны обосновались в катакомбах, разветвленная сеть которых – общей длиной около 100 километров – не имеет себе равных в Европе. Это была настоящая подземная крепость с расположенными под землей штабами, укрытиями, тыловыми учреждениями всех видов, вплоть до собственной пекарни и типографии, в которой печатались листовки. Оружие покупали у немецких солдат. Партизаны совершали ночные нападения на отдельных солдат и плохо охраняемые военные объекты, а также терроризировали часть населения, сотрудничавшую с оккупационными властями. Кроме того, велась активная разведывательная работа. Бунтовщики, годами жившие под землей без света и солнца, в своем славянском фанатизме добровольно обрекали себя на тяжелые физические страдания от туберкулеза и потери зрения.
Когда русские войска десятого апреля вступили в город, сильно пострадавший со времени осады 1941 года, он был разрушен на семьдесят пять процентов. Из десяти тысяч советских партизан, вышедших навстречу своим войскам, свыше половины были оснащены оружием немецкого и румынского производства».
Товарищ Григорий, улыбнувшись, захлопнул книгу, принадлежавшую перу Типпельскирха.
– По поводу разрушений Типпельскирх здесь сильно преувеличил. Мы не позволили противнику разрушить город перед уходом, но дело не в этом. Как здесь не вспомнить Ивана Гавриловича Гаркушу, – сказал он, – который так напугал румынскую сигуранцу своими рассказами! Как видите, германские военные авторитеты до сих пор считают, что в катакомбах действительно было не меньше десяти тысяч партизан и разведчиков.
– А на самом деле?
– На самом деле гораздо меньше. Вспомните, в бадаевском отряде насчитывалось около сорока человек, против них румыны бросали временами до шестнадцати тысяч солдат. Получается – один к четыремстам…
Меня интересовала судьба подпольщиков, и я спросил об этом товарища Григория.
– Вас, вероятно, прежде всего интересует и судьба Гласова? Час назад он сидел здесь, на вашем месте… Да, не удивляйтесь! Теперь он на пенсии, несколько лет назад получил тяжелый инфаркт – переработал. Благодаря Молодцову Николай Гласов выбрался из Дальницких катакомб, его переправили туда, где он должен был работать. О нем ходили легенды. Когда-нибудь о Гласове тоже можно будет написать повесть. Но пока, пока могу только сказать, что он жив и не совсем здоров.
В беседе мы снова возвратились к чекистским делам в оккупированной врагом Одессе. Я спросил:
– В деле довольно глухо упоминается совместная румыно-германская операция «Пламя» – уничтожение Одессы. Как удалось предотвратить «Пламя» и сохранить город?
– Если вы помните, – ответил товарищ Григорий, – на первых страницах дела «Операция «Форт» есть короткая шифрограмма Киру – Владимиру Молодцову. На него возложили более широкие обязанности, чем намечалось раньше, – он должен был оказать помощь Самсону и руководить закрытой или молчащей сетью. Вот отсюда все и идет… Пока мы вели игру с румынской и немецкой разведками, пока отвлекали внимание противника переговорами по радио, будто бы принимая за чистую монету фальшивки Шиндлера, наши люди тем временем работали. Это было продолжение «Операции «Форт», которую возглавил Владимир Молодцов.
Товарищ Григорий напомнил мне показания румынского генерала Кристеску, начальника жандармского управления. Он взял со стола папку, нашел нужный лист и прочитал:
«Мы так и не могли ликвидировать советского подполья в Трансистрии. Мы не смогли узнать даже фамилии или хотя бы псевдонима полковника из советской разведки, который противостоял нам в городе Одессе.
В самый последний момент перед уходом наших и германских войск из Одессы действия подпольщиков, поддержанные населением, не позволили румынско-германским специальным войскам уничтожить важные военно-экономические объекты, например, крупнейший на Черном море одесский торговый порт. Это принесло нам в итоге серьезный военный урон. Гестапо и сигуранца оказались бессильны в борьбе с советской разведкой, предупредившей полное уничтожение города. Ее усилиями операция «Пламя» была сорвана. Это надо признать».
Враг признался в своем поражении.
– Вот видите, – сказал Григорий, – наш «Форт» выстоял против «Пламени»… В этом заслуга Молодцова, его молчащая сеть, под конец она сказала решающее слово. Помните Олега Николаевича? Я о нем как раз и говорю.
Что же касается наших противников, многие из них далеко не ушли. Их арестовали уже за пределами нашей страны. Этому мы обязаны успехам Советской Армии. Курерару, Аргира, Жоржеску, Харитона доставили в Одессу и там судили как военных преступников. Ганса Шиндлера задержать не удалось, он скрылся в Западной Германии. Так что нам еще хватает работы оберегать страну от всевозможной нечисти…
Гербиха из группы «Мертвая голова» взяли в плен, тоже судили. Он все еще недоумевал и сокрушался, как их могла перехитрить советская разведка. Вспоминал про Гаркушу.
О предателях вы уже знаете. Бойко-Федоровича, Глушкова доставили в Одессу издалека, добыли их, что называется, из-под земли. Судили и расстреляли. Предательство у нас никогда не остается безнаказанным. Помните – так думал и Яша Гордиенко, вожак молодых подпольщиков. Из него бы вырос прекрасный чекист. Он прав – предатели и провокаторы не умирают своей смертью…
Мне захотелось задать товарищу Григорию еще один вопрос:
– А судьба Полковника, который после Молодцова руководил подпольем? Он уцелел в войне?
– Это меня называли Полковником, – улыбнулся Григорий. – В сигуранце, впрочем, так же как и в гестапо, обо мне больше ничего не узнали.
– Ну, а теперь, через много лет, в книге можно назвать ваше настоящее имя?
– Нет, называть меня пока не время. Для нашей профессии двадцать лет не такой уж большой срок…
Конец
ОБ АВТОРЕ
Георгий Михайлович Корольков свою литературную деятельность начал в 1927 году с работы в редакции «Комсомольская правда». В 1929 году он в качестве корреспондента своей газеты совершил кругосветное путешествие на ледоколе «Литке» и выпустил свою первую книгу «В тропики на ледорезе».
Корольков – автор более десятка книг. Среди них: «Испания в огне», «К берегам Немана», «Комсомольцы на фронте», «В Германии после войны», «Партизан Леня Голиков», роман-дилогия «Тайны войны» и «Так было…», «Через сорок смертей», «Человек, для которого не было тайн» и другие. «В катакомбах Одессы» – последняя книга Юр. Королькова (журнальный вариант повести – «Операция «Форт» – был опубликован в журнале «Пограничник»). Сейчас автор работает над своей новой книгой – романом-хроникой «Кио ку мицу!» («Совершенно секретно – при опасности сжечь!»).
