Текст книги "При странных обстоятельствах"

Автор книги: Юрий Михайлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

10

– Слушай, а почему, собственно, ты работаешь в милиции? – спросила Танечка. И Чумаков растерялся от неожиданности.

Родители всегда хотели, чтобы он стал музыкантом. Валерку с детства водили по педагогам, все находили у него способности, но то ли с педагогами не везло, то ли способностей было мало, и к десятому классу мать сама поняла: о консерватории сыну и мечтать нельзя. Решили, что он будет поступать в музпед.

И поступил, и даже проучился почти два семестра на факультете “дошколят”. Ему предстояло преподавать музыку в детских садах, друзья подшучивали над этим, но сам Валерий учился старательно. А потом случилось то, что изменило его жизнь навсегда. Случилось само собой. В музпеде была студенческая дружина, патрулировали по вечерам, относились к этому делу легкомысленно – “дружинить” ходили парочками… И однажды Чумаков увидел беспощадную уличную драку – трое избивали одного. Девушка, которая дежурила в паре с Чумаковым, побежала звонить в милицию, а Валерка подступился к дерущимся. Его красная повязка никакого впечатления на них не произвела, и тогда Валерий сунулся в гущу драки, ухватил одного – самого рьяного – за плечо и тут же получил сильный удар по лицу. Почти ослепнув от боли и ярости, Чумаков бросился в драку. Попало ему здорово, но уже шла, мигая синим светом, патрульная машина, и дерущиеся кинулись врассыпную. Чумаков бежал следом. С догнал одного в конце квартала. Парень, увидев, что гонится за ним лишь Чумаков, обернулся и вынул нож.

– Запорю! – закричал он Чумакову. До сих пор Валерий не мог сам себе объяснить, что за сила бросила его навстречу человеку и ножу. В пылу схватки он даже не почувствовал удара – просто руке стало горячо. Это потом оказалось, что лезвие пробил и рукав пальто, и пиджак и вошло в тело на два сантиметра. А тогда он этого и не знал, и не чувствовал.

Патрульная машина подобрала обоих – и Чумакова, и скрученной им щуплого, невысокого, но жилистого парнишку. В отделении милиции на свету, Чумаков даже устыдился в первую минуту – подумаешь, мальчишку какого-то не мог обработать… Но в милиции на Чумакова взглянули с уважением – в задержанном сразу узнали вора-рецидивиста по кличке Конь. Коня уже третий день разыскивали по обвинению в грабеже и покушении на убийство. А тут еще закапало на пол из чумаковского рукава, и дежурный приказал срочно сделать перевязку и доставить его в “Скорую”. Ранение оказалось само по себе пустяковым, но рана была инфицирована, началось воспаление. Чумаков три недели пролежал в больнице, куда ходили к нему сокурсники, бегала мать, изредка захаживал отец, смущавшийся внезапной известностью сына. А самое главное – приходили два раза из милиции. Первый – просто узнать о здоровье. Второй – вручить ценный подарок, которым был награжден Чумаков. Подарок был – шахматы с резными фигурками и шахматными часами. Вот тогда капитан, который принес награду, и сказал:

– Нам такие ребята нужны, бросай свою контору – иди к нам.

Мать и отец были категорически против. Учись – потом уже работай где хочешь.

Чумаков вышел из больницы и заявился в милицию. Он попросил направление на юрфак. И осенью уже учился в университете. Так что свой приход в милицию Чумаков мог считать и случайностью, и собственным решением – как угодно.

Два с половиной года службы научили его видеть соль своей работы не в погонях, не в рискованных схватках, а в точности мышления, в умении определить и проследить логику действий преступника. Конечно, Чумакову везло – он попал в отдел, где вместе давно и дружно работали Малинин, Васильчиков, Макс Кремер – те, о ком вся милиция области говорила с почтением. Это были мастера.

К легкости отношений с ними Чумаков привык быстро и теперь болезненно переживал напряжение, которое возникло между ним и Малининым. И винил в нем Кравца. Этот “человек ниоткуда” тихой сапой забивал гвозди между Чумаковым и Малининым, хоть и был, конечно, случайной личностью в розыске. Ну, пусть он угадал со взломами, хоть и непонятно, почему угадал. Пусть даже так. Но медлительность, явная темнота Кравца, полуграмотность его – все это никак не сочеталось со стилем, принятым у них прежде, – легким, изящным, веселым и товарищеским.

Гриша Коваленко со своей учебой на курсах и пропавшим автогеном, конечно, свидетельствовал в пользу Кравца. Даже если предположить, что автогенщика готовила опытная шайка, то, значит, сидела она тут целый год. От поступления Гриши на курсы до взлома в Шиловске. Это не гастроль – краткая, молниеносная, это постоянная, с базой в Приморске, группа.

Ну, повезло Кравцу, ну, допустим, угадал. Хоть никаких аргументов тогда не привел, да и сейчас не имеет. Что это меняет?

– Ценят меня, вот и служу, – отшутился Чумаков.

– А ты знаешь, этот парень, Толя, который к нам ходит альбомы смотреть, он тоже из милиции, – сказала Танечка.

– Уже и Толя? Познакомились?

– Познакомились. Он интересно мыслящий человек. Совсем не такой, каким его Рита представляет.

Чумаков покосился на Танечку. А та шла, размахивая сумкой, она явно не понимала, какое впечатление на Валерия произвели ее слова.

– Хочешь, я вас познакомлю?

– Зачем?

– Ну, интересно.

– Мне неинтересно, – сказал Чумаков. – У меня достаточно знакомых. В том числе и тех, кто не шляется по букинистам в поисках знаний и в надеждах встретить какую-нибудь впечатлительную дурочку.

– Ты что, Валера? – Танечка остановилась и глянула на него внимательно и серьезно. – Ты почему так со мной разговариваешь?

– А как я должен разговаривать? – вспылил Чумаков. – Зачем мне знакомиться с твоим Толей? Про живопись ты ему сама все объяснишь. А про службу в милиции, ты уж меня извини, у нас с ним разные представления.

– Ты же совсем не знаешь человека, а так говоришь.

– Знаю. Все я знаю. И человека твоего знаю, и тебя давно знаю. Только вот понять не могу: ты серьезно со мной говоришь или издеваешься. И вообще – надоело…

– Надоело? – Темные Танечкины глаза внезапно просветлели, она резко повернулась и пошла через улицу.

Ну и пусть. Пусть! Чумаков зашагал широко и решительно.

Утром следующего дня он позвонил на курсы и вызвал к себе Тюрикова. Сварщик, приехав, рассказал, что Миропольский даже дал ему свою машину.

– Залебезил!

Фоторобот они сделали очень быстро – Тюриков молниеносно понял принцип работы и давал поправки четко и точно. Уже через час они принесли в кабинет портрет молодого мужчины с продолговатым, чуть расширенным кверху черепом, аккуратная стрижка с пробором – ничего похожего на новомодные длинные прически, все сдержанно, солидно.

– Ну, все? – спросил сварщик.

Но отпускать Тюрикова Чумаков пока не собирался.

– Можно найти металл, который резали пропавшим аппаратом?

Тюриков задумался:

– На курсах точно ничего нет. Мы ведь металлолом каждый месяц сдаем. Подметаем подчистую – от этого премия зависит. Но нам этот аппарат передали из Западного депо. Я там стойки для кронштейнов варил. Кронштейны эти и сейчас там стоят. Добыть можно, только не просто.

– Очень надо, – сказал Чумаков.

– Я понимаю, что надо. Но это придется кронштейн срезать, стойку снимать, а она там забетонирована, а потом все снова наваривать. Ясно?

– Давайте так: я с начальником депо переговорю, они вам помогут, только на месте никому ничего не объясняйте.

– Это и ежу ясно. – Сварщик встал, недовольный, потом вдруг махнул огромной своей лапищей – где наша не пропадала! – Знаешь, – по-свойски уже сказал он Чумакову, – не надо никому ничего звонить там, договариваться. Ты мне лучше разреши машину сгонять. Я съезжу туда, проверну все это дело, сегодня к вечеру или завтра утром притараню тебе это железо. Идет? А с ребятами я быстрей договорюсь, чем ты с начальством.

– Ну, давайте, – согласился Чумаков. – Но если что возникнет, вы мне позвоните.

Чумаков снова отправился в лабораторию, на этот раз к Шульге. Подполковник Шульга, начальник научно-технической лаборатории, в свои сорок пять был строен как юноша, щеголеват и ироничен. На все управление он славился как лучший стрелок – ни один оперативник не мог обойти его на офицерских стрельбах. В длинных и тонких, ухоженных пальцах Шульги таилось непостижимое чутье – едва взяв в руки оружие, он уже словно знал его боевые свойства и сажал пулю за пулей на любой дистанции даже из незнакомых ему систем. Хорошие стрелки пользовались в управлении признанием, а Николай Николаевич Шульга был не хорошим – феноменальным стрелком. Но сам он, казалось, особой гордости от этого не испытывал. А гордился Шульга тем, что знал на память – от начала до конца русскую оперную классику. И напевал вполголоса, мурлыкал ее посреди самых неожиданных занятий, выпадавших неизменно на долю начальника лаборатории.

Подполковник протянул Чумакову коваленковское направление и заключение экспертизы.

– Здесь мы понаписывали, – сказал он скучающе. – Подпись заделана нестойко, это явно не выработанная подпись, а имитационные каракули. Неофициально обращаю твое внимание на то, что липу эту печатала скорей всего женщина, непрофессиональная машинистка. У них обычно перепад между силой удара правой и левой руки значительно больший, чем у мужчин. Напечатано на новой портативной “Олимпии”, а в Ремтресте никаких “Олимпий” нет, у них только и есть что две “Украины”. Усек, молодец?

Эту лениво-барственную манеру Шульги разговаривать Чумаков прощал, как прощали ее все, кто знал Шульгу поближе. Николай Николаевич при всей своей холености и томности был настоящим работником и отличным товарищем. Когда надо, он сам корпел в лаборатории днем и ночью, когда надо, бегал за хлебом и колбасой для своих сотрудников, сам кипятил и заваривал чай. И всегда знал, что действительно срочно, а что может и подождать. Сейчас он выдал Чумакову заключение, сделанное вне всякой очереди. Группа Малинина шла у него сейчас без задержки – “зеленым светом”. А бывало, когда он лениво говорил:

– Через недельку, если ничего не произойдет…

И дня через два кто-то из его сотрудников звонил и устраивал скандал: почему не забираете заключение, оно лежит, а вас нет…

– Тут сегодня к вечеру привезут один кусок железа, – в тон Шульге сказал Чумаков, – в крайнем случае – завтра утром. Надо бы…

– Когда привезут, посмотрим, – лениво улыбнулся Шульга. – Поглядим, что вы там наварили.

Когда Чумаков вернулся к себе, Кравца в кабинете все еще не было.

“Заседают”, – подумал с горечью Чумаков. Ему-то казалось, что он вышел на самое перспективное направление – аппарат, человек, который его похитил, который, судя по всему, вскрывал сейфы… А оказывается, есть что-то гораздо более важное. Что же это могло быть?..

То, что произошло в этот день, в момент разрушило все построения Коли Осецкого, и теперь в кабинете Малинина сидели пятеро. Павел Николаевич – за столом, рядом с ним Коля с бледным и взволнованным лицом, а у стены два сотрудника Центрального райотдела милиции и между ними здоровенный парень в джинсах и цветной майке, из которой выпирали бугристые голые плечи.

С Женечкой Дмитриевым приключилась неожиданность. У книжного магазина, возле которого собиралась толпа филателистов, к нему внезапно направились двое, взяли под руки и быстро пошли. В первую минуту Коля подумал, что эти двое и есть загадочный Дмитриевский контакт, но, когда тот начал упираться, Коля понял, что происходит. Он позволил оперативникам отвести Дмитриева квартала за три, а потом остановил их и представился. Ребятам из Центрального райотдела, конечно, не понравилось это вмешательство, но они все же согласились доставить задержанного сначала в областное управление. Сработал авторитет Малинина. Коля был огорчен и раздосадован – райотдел нарушил всю игру. А услышанное в кабинете Малинина и вовсе выбило Осецкого из колеи. Оказалось, что двадцать седьмого июня Евгений Дмитриев вместе со своим дружком Максимом Морозом пытался похитить радиоприемник из “Волги”, принадлежавшей приезжему профессору Банщикову. Профессор-москвич с семьей путешествовал на машине и сделал остановку на Бугазе. Машина профессора имела противоугонную сигнализацию, и, когда парни попытались открыть “Волгу”, взревел сигнал. Взломщики кинулись наутек, но один из них был задержан тут же, а второму удалось скрыться среди огромного количества отдыхающих. Почти месяц задержанный – Максим Мороз, двадцати лет, учащийся пищевого техникума – молчал, не называл своего сообщника. Потом не выдержал и признался. Они были на Бугазе большой компанией, выехали туда с ночевкой и на второй же день попытались совершить взлом машины. Остальные участники поездки ничего о происшедшем не знали…

Ни фамилии, ни адреса своего сообщника Мороз не знал, назвал приметы, имя, сказал, что его можно найти на филателистическом “пятачке”. Тут его и взяли в первый же день поиска.

Таким образом, участие Дмитриева в шиловском ограблении отпадало само собой. Сидеть ему предстояло, к счастью для него, за другое.

– Ладно, товарищи, берите своего “деятеля”, извините нас за вмешательство, недоразумение вышло, – сказал Малинин. И все трое ушли, оставив Колю в состоянии легкого шока.

Малинин переживать Осецкому не дал:

– Ты мне вот что лучше скажи: ты выяснял по прочим нашим шиловским контактам – что там?

– Я сейчас.

Коля действительно обернулся мгновенно – сбегал за папочкой, раскрыл ее, выстелил стол бумагами.

– Вот. Шумский. Это грузчик, сидевший, помните?

– Помню, помню.

– В ночь ограбления в Приморске был на работе – третья смена. Отлучка исключена, у них конвейер, а он на складской приемке.

– А по Шиловску?

– Тоже отпадает. Он в это время…

– Ладно, – остановил его Малинин. – Отпадает так отпадает. Кто там у нас еще?

– Сидоренко, эта продавщица. И Шаимский – зав. отделом из гастронома семнадцать. Тоже все чисто. Хотя подозрительные контакты у нее есть.

– Что за контакты?

– Среди ее подружек – некая Марта, на самом деле Мария Васильевна Назаренко. Нигде не работает, занимается мелкой спекуляцией. Ранее судима за продажу краденого и укрывательство.

– Когда ранее?

– Восемь лет назад. Отбыла полтора года в колонии. Сейчас формально домохозяйка. Двое детей, ни одного мужа.

– Ну посмотри еще, Коля.

– Да смотрю, – досада от всего происшедшего не оставляла Осецкого. – Колесниченко отпадает категорически. Ни по наводке, ни по взлому. Комсорг курса, сержант после армии, вообще – другой человек.

– Уверен?

– Уверен, – Коля снова вздохнул. – И медсестра эта, Павлова, тоже никаким боком. Она с подружкой приезжала – Марина Ушкова, старшая медсестра, вместе с ней работает, в третьей горклинбольнице. Она ее сама и пригласила к родным.

– А геологи?

– И с геологами пусто, – огорченно сказал Коля.

– Вот работка, – улыбнулся майор. – Тебе бы радоваться, что все это – хорошие люди, а ты расстраиваешься.

– Я ж не поэтому расстраиваюсь.

– Все, Коля, понятно. Дмитриев – это был тяжелый удар. Ладно, иди трудись. Начинай смотреть минус тридцать. И эти концы надо зачистить. Малинин говорил спокойно, но что-то постукивало у него в памяти – настойчиво, методично, не давая передышки, словно крючок подергивали. А вспомнить Павел Николаевич не мог. Он отпустил Осецкого и стал перебирать факт за фактом, фразу за фразой все, что было сказано здесь в кабинете за последние два часа. Эта мука продолжалась – таинственный стук не прекращался. Малинин пытался переключиться, чтобы забыть, чтобы воспоминание пришло само. Но ведь мелькнуло же что-то, не мысль даже, а тень ее, след мысли, мелькнуло, оставило зазубрину, и теперь она саднила, не давала покоя. Это было что-то важное, оставшееся неосознанным. Что-то, что точно входило в мозаику расследования, могло определить положение других ее кусочков, а вот мелькнуло в подсознании – и исчезло. Успокоиться Малинин не мог. Он вышагивал по кабинету, возвращался к столу, снова припоминал детали, фразы, сцены с Дмитриевым, а вспомнить никак не мог. Тогда он рассердился на себя: хватит рефлектировать. Надо работать. Если было что-то важное, то всплывет само, само всплывет, если я перестану мучиться, а буду работать…

– Чумаков? Валера? Ну что у тебя есть – тащи! – словно ничего и не произошло, сказал Малинин. – Все тащи ко мне.

В кабинете был только Кравец, когда в дверь постучали. Анатолий по обыкновению своему буркнул:

– Войдите!

Но постучали снова, и тогда он сказал уже громко и внятно:

– Входите же!

Могучий широкоплечий человек вошел в комнату и внес завернутую в газету стальную пластину. Он легко опустил ее на чумаковский стол и повернулся к Кравцу:

– Тюриков я, Александр Сергеевич. Мы тут с товарищем Чумаковым…

– Садитесь. Он сейчас будет.

Тюриков для чего-то потрогал пластину, принесенную в кабинет, и сказал Кравцу:

– Непростое дело.

Анатолий не знал, к чему относятся слова этого добродушного здоровяка с седой шевелюрой, и только подтвердил кивком: непростое, мол, понятно.

А дальше гость повел себя уж вовсе странно. Он встал, подошел к Толиному столу, с любопытством стал разглядывать лежавшие перед Кравцом фотографии. Вот это было совсем не положено, и Кравец без церемоний собрал снимки, аккуратно уложил их в черный конверт, для верности еще и конверт перевернул и только тогда поглядел в глаза Тюрикову – прямо и вопросительно: что вас тут интересует, не понимаете, что этого нельзя?

Тюриков пожал плечами, отошел, сел снова и сказал обиженно:

– Вам, конечно, секреты, но только без меня вы бы этих фотографий не имели.

– Что? – удивился Кравец.

– А то, – сердито ответил сварщик. – Это мы с товарищем Чумаковым у вас в лаборатории такой портрет сделали. А вы его теперь от меня прячете. Мне теперь на него смотреть нельзя. – Он хмыкнул и отвернулся.

– Вы спутали, – сказал ему Кравец. – Просто спутали, вот и все.

– Да что вы мне голову морочите? – Сварщик встал и словно навис над Кравцом: огромная глыба рассерженных мышц. – Что я, слепой, что ли? Вот тут у вас, – он постучал здоровенным пальцем по конверту, – портрет Гришки Коваленко.

– Вы ошиблись, – снова сухо сказал Кравец.

– Это вы ошиблись, – сварщик теперь стоял у стола Чумакова. – Скажите товарищу Чумакову, что вот я ему пластину, которую он просил, принес. Целый день, между прочим, провозился. – С этими словами Тюриков вышел из кабинета.

Кравец высыпал из конверта фотографии – это были фотороботы трех преступников угнавших машину Балясного и совершивших затем разбойное нападение на дом священника в Черданицах. Конечно никаких других снимков тут не было, и сварщик обознался. А еще с такой уверенностью говорил…

Какая то неясная мысль еще на миг зашевелилась в душе Кравца, но он привычно отогнал ее: анализ, синтез… Дело надо делать, а не барахтаться в проблемах. Если преступников хорошо искать, всегда найдешь. Не вычислять, а искать!

Когда Чумаков вернулся от Малинина Кравца в кабинете уже не было – он ушел к себе в общежитие, потому что шел уже девятый час.

В четверг утром Малинин расхаживал по кабинету тасуя в руках два снимка. Один из них был принесен вчера Чумаковым – портрет “Гриши Коваленко”, разыскиваемого по подозрению в хищении автогена, а другой изображал одного из фигурантов розыска по делу об угоне автомашины Балясного и нападению в Черданицах. Сходство между “Гришей” и “интеллигентом” Малинин заметил сразу, хотя “интеллигент” и был изображен в профиль. Но Чумакова пока обнадеживать майор не стал – хватало с него истории с Колей Осецким там ведь тоже было сходство, и другие данные совпадали… Малинин ждал пока появится Тюриков – именно сварщику и предстояло опознать в “интеллигенте” “Гришу”. Тот его видел и в фас, и в профиль, видел много раз – если сходство действительно, Тюриков подтвердит.

Настроение у майора было отвратительное – всю ночь он промучился пытаясь выдернуть занозу, сидящую в памяти. Что же было это?

Когда раздался звонок, Малинин с тоской поднял трубку: ему мешали вспоминать.

– Добрый день Павел Николаевич!

Звонил Дмитрий Васильевич Романов, начальник отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности.

– Вы на докладе были уже?

– Нет. Начальник в горком уехал. А что?

– Ну и ладно. Хотим мы тебе работенку подбросить. То ты нас озадачивал, а теперь мы тебя.

– Да я и так по самое горло сижу, – попытался отбиться Малинин. – Какая тут еще может быть работенка?

– Помнишь, вы наших ребят подключили к тридцать четвертому СМУ?

– Помню, – сказал Малинин настораживаясь.

– Вот мы кое-что и для вас накопали. Там у них есть пара деляг, они такие любительские бригады организовывали и в селах работали втихаря – по соглашению. Халтурили. За счет рабочего времени, материалы таскали.

– Ну? – нетерпеливо подстегнул Романова Малинин.

– А ты не горячись, – весело осадил его Дмитрий Васильевич. – Так вот, одна из этих халтурных бригад прошлым летом в июле две недели работала в шиловском колхозе имени “Героев пограничников”. Понял?

– Кто там работал – знаете?

– Кто-то из бригады Портнова. А кто – устанавливаем. Это же надо тихо. В колхоз не позвонишь – не спросишь.

– Стоп, Дмитрий Васильевич, – сказал Малинин. – Это надо вместе делать. А то твои мальчики мне таких дров наломают…

– Вот и звоню, чтоб обошлось без дров. Ну что – берешь работку?

– Беру, спасибо. Вот только Пронько захвачу и сразу к тебе.

Опустив трубку Малинин сразу же поднял ее:

– Александр Иванович, срочно ко мне.

Потом снова набрал номер

– Валера, когда Тюриков приедет, держи его у себя, не отпускай – нужен будет позарез. Кравец тоже пусть ждет.

Третий звонок – Осецкому:

– Коля, никуда. Жди.

Пронько вошел, хитровато улыбаясь словно знал уже, куда и зачем идут они с майором. Спустившись этажом ниже, Малинин толкнул обитую черным дерматином дверь кабинета Романова. У Дмитрия Васильевича уже сидело двое его сотрудников.

– Чем порадуете? – спросил Павел Николаевич, усаживаясь.

– Ну, кроме самого факта, пока у нас ничего нет, – сказал Романов. – У них там полно всяких хитрых дел, но это уже чисто наша работа.

– Вот список бригады Портнова, – сказал молодой парень в цветастой рубахе с короткими рукавами – лейтенант Марушев.

Его Малинин знал совсем плохо, он в управлении работал недавно.

– Портнов? – оживился Пронько. – Это тот еще гад!

Малинин посмотрел список. Бросилась в глаза фамилия Ушков.

– А кто из них был в “Героях”?

– По нашим предположениям, был Батицкий, а кто еще с ним – пока не знаем.

– Позвонить от тебя можно, Дмитрий Васильевич?

– Звони, что с тобой сделаешь?

– Коля? Осецкий? Там у твоей медсестры приятельница была – Ушкова ее фамилия, я не ошибаюсь? Ага…

Малинин сел к столу, мучительно потер лоб – и вдруг вспомнил. Вспомнил то, что мешало ему жить уже второй день, что сидело занозой в памяти, остро покусывало не давало покоя. Эти двое, Павлова и Ушкова, работают в третьей горклинбольнице. В третьей. Там лежал с инфарктом начальник Ремтреста Коваленко. Управляющий. В третьей горклинбольнице. Веник… Это женщина? Это женская предусмотрительность? И скотч – это тоже она? Не спеши! Ушков… Был ли он в “Героях”? Должен был быть. Жена – в третьей горклинбольнице. Снова совпадение? Или он тогда – и “Гриша Коваленко”? Мог быть и кто-то другой из них, а мог быть и он.

Малинин снова взял список в руки “Ушков Игорь Анатольевич”. Там был Григорий. Игорь, Григорий – как же его зовут дома? Что-то сходное должно быть. Или это я все выдумываю, тороплюсь?

Он снова, уже не спрашивая разрешения взялся за телефон.

– Валерий Сергеевич, пришел он? Ну хорошо идите ко мне – я сейчас буду.

Малинин вернулся к столу:

– Кто-нибудь из вас знает людей портновской бригады в лицо?

Марушев сказал:

– Я. Не всех, но знаю.

– Я у тебя его заберу на несколько минут, Дмитрий Васильевич.

Романов засмеялся.

– Смотри только, назад верни. А то забудешь знаем мы вас.

– И списочек прихвачу.

– Вернешь с Марушевым.

Чумаков и сварщик уже стояли в коридоре. Малинин уважительно познакомился с Тюриковым, пропустил его вперед, махнул Пронько, Чумакову, Марушеву: валяйте заходите.

Тюриков узнал “Гришу” сразу:

– Да вы его мне как хотите по ставьте, я его различу. Я вот вчера уже вашему товарищу говорил, – с неожиданной обидой высказался сварщик.

– Какому товарищу? – удивился Малинин.

– Да вот, с товарищем Чумаковым сидит. Я ему вчера сказал, а он от меня прячет: обознались, говорит. А чего я обознался?

Первым засмеялся Пронько. Он хохотал грудным, вязким голосом. Вторым залился Малинин, потом Мурашев. И только Чумаков пытался сдержаться, а все же не сумел и тоже захохотал. И, глядя на них словно в бочку ухая, рассмеялся Тюриков. Они смеялись, и вместе со смехом словно оставляло их отчаянное напряжение этих дней.

– Ладно, – все еще смеясь сказал Малинин. – Кончили. Вы теперь, Александр Сергеевич, у нас вроде нештатного сотрудника, придется вам еще немного подождать, посидеть у Валерия Сергеевича.

“Надо Кравцу еще всыпать за халатность, – подумал Малинин. – Но это уже после, на разборе”. И добавил:

– Пусть Кравец сейчас же звонит Балясному. Если он на месте, мы за ним заедем. Балясный их узнает всех троих. Это уж точно.

Когда Чумаков с Тюриковым ушли. Марушев тихонько сказал:

– Похож конечно. Нет, не Ушков, этого я не помню, а вот этот похож на Батицкого. – Он показал на “приблатненного”, на парня с косыми бачками.

– Должен быть он, – уверенно сказал Малинин. – Сейчас одного гражданина отыщем и во всем разберемся.

Но Балясного не оказалось на работе. Три дня назад он убыл в командировку, сказали: вернется только в субботу. Об этом доложил прибежавший к Малинину Кравец.

– Ладно. Будем искать другие варианты, – вздохнул Малинин. – А пока что сигналь общий сбор. Ровно в три всей группе быть у меня.

И вновь они собрались в малининском кабинете впятером. И даже сидели точно так же, вот разве что вентилятор молчал – он перегорел через два дня после грозы, а отдать его в починку у Малинина не было времени.

Павел Николаевич глянул на календарь, посчитал в уме. Двадцать четыре дня. Не так плохо для такого расследования, если только считать, что оно завершается.

– Ну что, товарищи, – сказал Малинин, – похоже, что мы вышли на коду, приближаемся к финалу. Довожу до общего сведения, что сегодня рабочий монтажник из СМУ 32 Игорь Ушков, двадцати восьми лет, был опознан мастером наставником курсов ПТТУ товарищем Тюриковым Александром Сергеевичем как некий Гриша Коваленко, проходивший обучение на курсах газорезчиков под руководством Тюрикова с апреля по июль прошлого года. Предположительно Коваленко—Ушков похитил и автогенный аппарат АРМ 11, пропавший на курсах в это же время. Есть заключение экспертизы, подтверждающее, что оба сейфа были вскрыты именно этим, украденным, аппаратом.

Далее. Есть все основания считать, что Ушков был одним из фигурантов розыска по делу о нападении на водителя автомашины “Жигули” гражданина Балясного и грабежа в доме гражданина Козловского в селе Черданицы девятого августа прошлого года.

По нашим сведениям, группа рабочих из бригады Портнова в июле прошлого года выполняла неофициальный заказ на строительство в колхозе имени “Героев пограничников” Шиловского района. Это в двенадцати километрах от колхоза имени Чкалова, где 27 июня нынешнего года был произведен второй взлом сейфа.

А первый, как известно случился в Приморске, в самой конторе тридцать второго строительно-монтажного управления. Непосредственно по месту работы Ушкова.

Наконец нами установлено что на кануне ограбления колхозной кассы в Шиловске под видом поездки в гости к родственникам своей сослуживицы Альбины Павловой там побывали Марина Ушкова и ее муж – Игорь Ушков.

По нашим предположениям, одним из участников преступной группы может оказаться рабочий той же бригады Степан Батицкий. А третьим предположительно является Дмитрий Колодяжный, брат жены Ушкова, рабочий той же бригады, кандидат в мастера спорта по борьбе. За ними сейчас ведется наблюдение. У нас есть основания для задержания гражданина Ушкова по подозрению в двух разбойных нападениях и двух грабежах касс. Равно как Батицкого и Колодяжного. Окончательно мы сможем их идентифицировать в понедельник. Есть вопросы?

Все молчали. Каждый из сидевших в кабинете майора делал свое дело, вскапывал свой участок, и только теперь каждый понимал, что же они сделали за эти дни все вместе…

– А они не сбегут? – спросил Пронько.

– А чего вдруг они должны бежать? – Коля даже обиделся за своих “клиентов”.

– Почуют.

– Мы имеем разрешение в случае любых подозрительных действий немедленно задерживать каждого из этой тройки, а также Марину Ушкову и Альбину Павлову, – объяснил Павел Николаевич. – Само собой – в случае задержания одного из них следует тут же брать остальных. Разлететься мы им не дадим.

А приказ такой дан в связи с особой опасностью этой группы. У них на совести уже есть сторож в Шиловске. Хотя он умер от удушья, но причиной смерти было нападение на него. Так что никого ни на секунду из виду отпускать нельзя. А в понедельник все станет ясно. Но до понедельника у нас еще значительный объем работы.

Однако в пятницу с утра события стали развиваться неожиданно для Малинина. Ни один из трех подопечных на работу не вышел. В половине десятого выяснилось, что все трое от просились на пятницу. Не было на службе и Марины Ушковой. Альбина Павлова находилась в больнице – на рабочем месте, а у Ушковой был отгул.

К одиннадцати часам из общежития треста вышел празднично одетый Дмитрий Колодяжный. Судя по всему, следовал он к дому сестры. В четверть двенадцатого было отмечено появление Степана Батицкого. Он уселся в свою машину и погнал “Жигули” в центр Приморска.

– Собираются вместе, – сказал Малинин начальнику уголовного розыска. – Что это может означать?

– Чумаков! – Малинин был встревожен. – Будьте наготове.

В половине двенадцатого в квартиру Ушковых проследовал Колодяжный, семью минутами позже припарковал машину на тротуаре Степан Батицкий. По дороге к дому Ушковых он останавливался у магазина – покупал бутылку водки.

– Может просто погулять собрались? В свободный день. – Начальник уголовного розыска тоже нервничал.

– А что? Очень даже возможно, – сказал Малинин. На похудевшем его лице круто ходили желваки.

До часа дня никаких сообщений не поступало – никто из квартиры Ушковых не выходил, машина стояла, где поставили. Напряжение уже начало спадать, когда вновь послышался вызывной сигнал:

– Рубин, я – Рубин-2, они выходят. Все трое.

– Валера, бери Кравца и быстро в мою машину. Я поеду с Иваном Игнатьичем. Коля уже там, и Пронько там должен быть. Будьте на связи.

Чумаков хотел было сказать Малинину, что Кравец буквально пять минут до этого ушел из управления – обедать, что ли, отправился? Но вовремя вспомнил, что рядом стоит полковник – начальник отдела, и удержался. Как бы ни относился к Кравцу Чумаков, никогда еще он ни кого под начальственный гнев не подводил.