Текст книги "При странных обстоятельствах"

Автор книги: Юрий Михайлик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Валерий уже закончил свою докладную, а Кравец все еще горбился за столом, комкая и выбрасывая в корзину исписанные листы.

“Упорный малый”, – подумал Чумаков.

К девяти закончил и Кравец. Когда вся группа собралась в кабинете Малинина, Павел Николаевич взял докладные, начал было читать, но зазвонил телефон, и по тому, как встал Малинин, ясно было – вызывает начальник управления.

– Прошу простить. Сейчас вернусь.

Все так же урчал вентилятор, презрительно обдавая собравшихся волнами душного воздуха, жухли и скручивались от жары листья высокого платана под окном.

– Слышь, Толь, – остроносенький Осецкий подтолкнул соседа, – ты знаешь почему у майора в кабинете портрет Фурманова висит?

– Не-а, – мотнул головой неразговорчивый Кравец.

– Спроси. Это целая история. Малинин любит ее рассказывать.

Чумаков покосился на Пронько. Тот тоже слышал разговор и сидел сейчас неподвижно. Портрет, который висел в простенке и впрямь напоминал писателя Фурманова, и Пронько когда-то – на стажировке в управлении – уже стал жертвой этого розыгрыша.

– Неудобно, – сказал Кравец.

– Да брось. Я ж тебе говорю, Малинин любит. Спроси.

– Сам и спроси, – буркнул Кравец недовольно.

Осецкий начал было заводить Кравца, но тут вернулся Малинин прошел к столу, сел, снова углубился в докладные.

– Павел Николаевич, – тихонько начал Коля Осецкий, – вот Кравец стесняется спросить: почему у вас портрет писателя Фурманова висит?

Малинин с улыбкой покачал головой:

– Если уж не вышло, так не выкручивайся, Коля.

И объяснил Кравцу:

– Это командир сводного полка НКВД при обороне Приморска майор Боровский. Действительно, на Фурманова похож. Ну, ладно.

Ничего особенно интересного в докладных членов группы майор Малинин не нашел. В трех поддерживалась первоначальная версия следствия: поиск профессионалов-рецидивистов. Чумаков написал кратко и толково – научился кое-чему за эти полтора года. Коля Осецкий размахнулся на шесть страниц, из коих четыре занимало перечисление фактов и только на пятой обнаружились собственные предположения. Пронько, как и следовало ожидать, основное внимание уделил сопоставлению взломов в Приморске и Шиловске. В его докладной ощущалась некоторая двойственность: Пронько считал основной версию рецидивистов, но одновременно предлагал прощупать иные направления. А вот записка Кравца занимала всего полстранички. Малинин машинально отметил, что Кравец написал “тиория” вместо “теория”. Заканчивалась докладная фразой замечательной: раз поиск группы “гастролеров” результата не дал, предлагаю вести разработку версии “любители”. И подпись – слишком длинная и заковыристая для такой короткой фамилии. И никаких доказательств, обоснований – ничего кроме вызывающей формулировки: “предлагаю”.

– Ну а на чем же вы основываете свои выводы? – мягко спросил Малинин. Он глядел на Кравца с нескрываемым любопытством. В плане, который составил сам Малинин, просидев с Левченко целый вечер, новое направление поиска было учтено, именно поэтому майору особенно важно было знать, каковы аргументы Кравца. Но Кравец молчал, и тогда Малинин повторил:

– Так на чем?

Осецкий хихикнул. Павел Николаевич мельком глянул на него, а Кравец тихо, но твердо ответил:

– Мне кажется, что преступников вычисляли. А надо было искать. Вот и все.

Теперь никто не улыбался. В оперативно-следственной группе Кравец как бы представлял Октябрьский райотдел. Он был делегирован отделением, которое с самого начала вело розыск по первому взлому. Розыск не давший результатов. Конечно, у Кравца могло существовать собственное мнение. Но традиция и корректность к коллегам требовали если не поддерживать, то не критиковать впрямую действия своего же отделения. Кравец эту традицию нарушил явно – то ли по незнанию, то ли по равнодушию.

– Я еще тогда говорил капитану Кондратенко, что надо искать в Приморске как следует. Раз но Тамбову связей нет, действовать надо тут.

Вот этого он мог бы уже и не добавлять. Ехидно улыбнулся Чумаков, внимательным и серьезным стал Коля Осецкий, отвернулся к окну Пронько. “Я еще тогда говорил, я раньше знал, я предупреждал” – это были формулы запретные.

Первым, конечно, не удержался Чумаков:

– Товарищ майор, я готов рассматривать любые варианты, но хотелось бы знать: что же за аргументы? Интересно было бы услышать.

– Есть еще соображения? – сухо спросил Малинин. Ему очень не нравилось происходящее. Как бы то ни было, разлад в группе сейчас недопустим.

Поднялся Коля Осецкий – тоненький и гибкий, как танцор.

– Да нужны основания. То, что по Тамбову не нашли связей, – это не основание. Может, плохо искали, может, проглядели, может, наконец, и связей этих нет вовсе, простое совпадение. Хоть таких совпадений, по-моему не бывает в нашем деле. Все же нужны какие-то позитивные соображения, заставляющие думать о другой версии.

– Второй взлом, – сказал будто себе самому Кравец.

– Когда вы с Кондратенко спорили, второго взлома еще не было, – запальчиво перебил его Чумаков. – Что вы тогда предъявляли в качестве доказательств?

Кравец не ответил.

– Да, – уже спокойнее сказал Осецкий, – второй взлом – другая техника. В Приморске они шли напролом: вышибли стекло, вошли, взломали дверь, вскрыли сейф и смылись. А в Шиловске сперва забрались на чердак, там пересидели до темноты, спустились в контору через чердачный люк, оглушили и связали сторожа – и как заметьте связали! – а потом уж впустили через дверь автогенщика и стали резать сейф. И все это – новички?

– А старичков что-то не видно, – упрямо огрызнулся Кравец.

– А что с тамбовской аналогией делать? Наплевать и забыть? – вмешался Чумаков.

– Спокойно, – остановил его Малинин. – Только давайте спокойно. А то уже начали друг друга терминологией дубасить. Тамбовская аналогия. Курская магнитная аномалия. Случаи, конечно, разные. Это как раз и дает нам шансы. Но кое-что в позиции лейтенанта все таки есть. Вот вопрос на засыпку: почему наши, как мы считаем, профессионалы держатся одного района? Раз тут ударили, и второй раз – снова тут. Это что – особая дерзость? Самоуверенность? Или неведение?

Кравец сидел опустив голову, по сторонам не смотрел. Даже неожиданная поддержка майора не заинтересовала его.

Еще в пятницу советуясь с Левченко, Малинин решил – проверять придется любое предположение. Кондратенко, конечно, опытный работник и в Шиловске тоже не мальчишки сидят, но дело-то сложное… Главное преимущество группы Малинина – стык. Стык двух дел. Здесь что-то должно прорезаться. Анализ крайне важен. Хотя и Кравец прав – одним анализом их не возьмешь, искать надо, искать и по всем линиям… Вот где пригодился бы Макс с его удивительной интуицией, чутьем ищейки, въедливостью и скрупулезностью. Но Макса нет сейчас. А есть несколько инертных и несопряженных фактов. Покойный Лямин говорил: факт есть точка в пространстве, через которую можно провести бесчисленное множество прямых. А плоскость поиска дают только связи между фактами. Контекст дают связи. Вот и надо обнаруживать связи, искать контекст.

– Может быть, вас смущает сумма по первому взлому? – спросил Малинин у Кравца.

Тот медленно поднял голову и сказал глухо:

– И сумма тоже.

– А что – сумма? – Чумаков не вполне понимал майора. Вроде бы Малинин и спорит с Кравцом, а одновременно как бы его и поддерживает.

– Арифметика странная, – улыбнулся Павел Николаевич. – Их, судя по обстоятельствам дела, как минимум трое. На первом взломе они взяли восемнадцать тысяч. Не по сроку сумма. Если они профессионалы, то уголовный кодекс знают и помнят. По шесть тысяч на душу населения – маловата плата за страх. Или они полезли втемную, не зная, сколько лежит в кассе? Тоже не похоже на профессионалов…

– Зато уж во второй раз похоже, – высказался наконец Пронько. Он был, из Шиловска, и гигантское для района ограбление – шестьдесят шесть тысяч рублей – переживал, как личную обиду.

– А я могу объяснить это, – сказал Чумаков. – Вариантов тьма. Мы же про них ничего не знаем. Предположите, что им для постановки крупного дела нужны были разгонные деньги. Взять можно легко – вот они и рискнули. А с запасом средств уже смогли подождать, прицелиться, приготовиться и во второй раз вышли точно и сорвали крупный куш. Вот и логика!

– Да, все сходится, – согласился Малинин, и по легкости этого согласия Чумаков понял, что особого значения такому объяснению майор не придает.

Душно было в кабинете, солнце плавило стекла, казалось, что темный старый паркет сейчас начнет пузыриться в солнечных квадратах. Только после часа дня уйдет из кабинета прямое солнце, но и тогда жара останется – не продохнешь.

– Ладно, пока будем заканчивать, – сказал Малинин. – Судя по всему, лейтенант Кравец своих тайн нам не выдаст. Будем их разгадывать сообща.

– А что ж тут разгадывать? – спросил Чумаков.

– Слушай, Валера, ты вообще начальство уважаешь? – без тени юмора обратился к нему Малинин. – Ты мне слова сказать не даешь.

Чумаков замолчал.

– Аргументов у нас у всех мало. И твои, Валера, рассуждения тоже основаны на предположениях. Раз не установлена среда, которая могла бы породить такую группу в Приморске, значит, такой среды нет. Вот твой подход.

– Отсутствие фактов – тоже факт.

– Согласен. Но Кондратенко поднимал приморские дела за полтора года и никаких следов такой группы, даже намека на ее существование не обнаружил. А у нас есть не один Приморск – теперь у нас и Шиловск возник. Что, если следы отыщутся – не в городе, а в области? Это раз. Второе. Есть шанс, что Тамбов – просто совпадение. Маленький, но есть такой шанс. И если совсем отложить Тамбов, мы этот шанс упустим.

Чумакову уже не хотелось спорить, но больше было некому: нахохлился Осецкий, Пронько и вовсе молчит, считает, наверно, что тут ему, районному милиционеру, спорить нечего – надо слушать и делать, что прикажут. Приходилось сражаться одному.

– Все-таки хоть один из них опытен и подготовлен. И на чем-то такая группа должна была завязаться, срастись. И все это – без всякого следа?

– Вот и будем искать след. Только искать пошире. Хотя могли они и не дать следа. По случайности или по ловкости, могли не дать. Так что, по всему выходит, отрицательные факты опасны для выводов.

Не столько с Чумаковым спорил сейчас Малинин, сколько продолжал свой разговор с начальником уголовного розыска. Это ему надо было объяснить, почему берется такой большой ареал захвата, почему запланирована полная проверка вроде бы отработанных направлений.

– А у нас главное – безопасность, – пошел вразнос Чумаков. – Как у того мужика, что кошелек под фонарем искал.

– Ну-ну! – сказал Малинин. – Это что – уже анекдоты?

– Да, – ответил Чумаков ожесточенно, – анекдоты. Спросили мужика: ты что ищешь? Кошелек. А где потерял? Да вон там. А почему же ты здесь ищешь? А под фонарем-то светлее.

– Ну и что? – спокойно спросил Малинин. Всем казалось, что сейчас что-то произойдет.

– А ничего. Вот и мы собираемся искать не там, где потеряли, а там, где светлее.

Ничего не произошло. Павел Николаевич встал, улыбнулся и сказал:

– Работать будем так. Кравец берет на себя транспорт. Здесь – в Приморске. Особое внимание на все случаи угона. Тщательно проверить угон с возвратом. Ваше дело – внимательнейшим образом проверить все возможные варианты.

Чумаков – автоген. И в Приморске, и в области, и за ее пределами. И под фонарем, и в темноте. Используй участковых инспекторов. И надо проверять не только случаи пропажи автогенного аппарата, но и возможности выноса на время. Имейте в виду – они могли воспользоваться списанным и приведенным в порядок аппаратом. Обратите внимание на кислородно-заправочные станции – может, сумеете найти баллон и выйти на них по заправке.

– Вы, Александр Иванович, – Пронько был единственным из них, к кому Малинин обращался по имени-отечеству. Пронько был старше своих коллег лет на шесть, – будете вести здесь стройконтору. С шилов-ским делом вы знакомы, теперь детально познакомитесь с приморским. Ищите и по сходству и по различию. Впрочем, тут мы с вами вместе будем работать.

– Коля, тебе – связи: Шиловск—Приморск, родственники, гости, командированные… В общем, все – по связям.

Тамбовом детально занимается прокуратура, а я еще пройдусь по местным возможным проявлениям. Вопросы есть?

Были вопросы, были, но задавать их Чумакову вовсе не хотелось. Легко сказать – аппарат. А где его искать, когда не знаешь – зачем? Прощупал уже Кондратенко всю область. Нет случаев пропажи автогенных аппаратов. За последние четыре года таких случаев нет. И если это приезжая группа, то они, конечно, привезли свой. Добывать его на месте и рискованно, и хлопотно. Конечно, привезли. А уж где и когда они его добыли – ищи по всей стране. Кондратенко ведь и центральную справочную запрашивал – тоже ничего. Вот и рой землю носом – ищи там, где не прятали.

На этот раз Чумаков промолчал, вышел вместе со всеми, прошагал по коридору, ощущая за спиной шаги Кравца. Раздражал его Кравец, крепко, крепко раздражал…

Валерий вытащил чистый лист бумаги, медленно вывел на нем: “Аппарат”, поставил внизу цифру 1 и задумался. Вот что надо было спросить у Малинина: проверка по автогенным аппаратам – большой шум. Можно и спугнуть, если преступники почувствуют поиск. Как тут быть? Проверять-то надо все, сеть широкая…

Кравец, склонив голову набок, что-то торопливо писал. Ему, конечно, Чумаков тоже не завидовал: транспорт был делом бесперспективным. “Интересно, – подумалось Чумакову, – понимает ли Кравец, во что встрял? Взломщики могли приехать на своей машине – их в Приморске, да еще летом десятки тысяч. Могли здесь просто одолжить на время через подставное лицо. Могли, наконец, угнать и вернуть на место после использования. Пока все сомнительное проверишь – десять лет пройдет. Мартышкин труд. Но этот, как слепая лошадь, будет ходить по кругу, пока не прикажут – отставить”.

Кравец был Чумакову уже почти ясен: заядлый, настырный, обидчивый, грамотешки – ноль, окончил школу милиции и остался служить в Приморске, вместо того чтобы поехать в родное село, развивать там подсобное хозяйство и пугать местных алкашей. Остался – и обрадовался. И перепугался одновременно: к городу пока привыкнуть не может. Даже неуступчивость Кравца с его докладной была понятна: перепуганному большим городом, ему кажется, что любой тут может и сейф взломать…

Кравец работал стиснув зубы. Он был уверен в себе, знал опытом уже нескольких лет постоянного внутреннего напряжения, что можно справиться с любым делом, если только вкалывать, вкалывать изо всех сил. Чумакову, к которому Кравец и прежде относился настороженно, после сегодняшнего совещания лейтенант не доверял – болтун! А предстояло не только работать вместе, но и сидеть в одной комнате. И – неминуемо – разговаривать. Кравец решил сразу же поставить все на свои места – подсвистывать Чумакову он не собирается. И начальству подстилаться – тоже. Пусть Малинин сегодня старался наладить отношения, даже вроде бы помогал Кравцу сформулировать свою позицию, аргументы для него искал, Кравец все равно знал, что такой вот Чумаков Малинину всегда будет ближе и понятней его, Кравца. Чумаков Кравцу тоже был ясен совершенно: чистюля, маменькин сынок, привыкший к легким успехам. И все – слова, слова! С начальством у него отношения доверительные, ишь как майор ему: “Валера!” Сам же Кравец знал твердо: надо все пройти. И любое дело осилить. И не словами, а собственным горбом, упрямством своим, характером взять…

Так они мучились от жары в душном кабинете, до обеда сидели оба, не поднимая головы. Чумаков изредка отвечал на телефонные звонки, а Кравец на них вовсе не реагировал – не его это было дело: хватать телефонную трубку в чужом кабинете, когда рядом сидит такой любитель поговорить.

4

Медленно, спокойно, ничем не нарушая привычный ежедневный ритуал, Аркадий Немченко прошел по стройплощадке, ощущая на себе дальние взгляды рабочих – появление начальника участка не осталось незамеченным. Блок поликлиники был теперь самым сложным среди объектов СМУ, и Немченко бывал тут ежедневно: ему и вагончик специальный поставили, и телефон-воздушку протянули…

Немченко знал, что на участке его зовут “всевышний” – и не столько за высокий рост, сколько за способность знать и видеть все, что необходимо. Вот и сейчас Аркадий шел, вроде бы глядя лишь себе под ноги – на стройплощадке, да еще такой, как блок поликлиники, ходить надо осторожно, голову тут свернешь не раз, – так и шел сейчас Аркадий, – аккуратно, неспешно, отмечая для себя механически: панели перекрытия на котельную уже завезли, а монтаж до сих пор не начали, на растворном узле оставили мальчишек-пэтэушников, хотя он еще вчера просил дать сюда Каневскую. И арматурной сетки все еще нет, сетку вяжут сами бригады, сварщик, спеша, заваривает прутья…

Несколькими словами, мимоходом урезонил Немченко выскочившего прямо на него молодого прораба, пошел дальше, к вагончику своему, морщась от неудовольствия.

Мерно ступая, обходя кучи песка и щебня, мелкие лужицы, быстро подсыхающие на бешеном солнце, Немченко вошел наконец в темную прохладу своего вагончика, накинул дверной крючок на скобу, сел к столу и отодвинул телефон подальше. Тот, словно отзываясь на прикосновение, тенькнул и залился звонком. Аркадий неподвижно сидел на скамье сбоку, смотрел на телефон и ждал. Дождался – после нескольких заливистых трелей телефон тявкнул и замолк. Немченко закинул длинные руки за голову, медленно наклонился вперед и прижался горячим лбом к прохладе оргстекла, покрывающего стол…

Наверное, еще ни разу в жизни Аркадию не было так сложно и трудно. Словно ехал по трассе: где притормаживал, где набирал скорость, но ехал себе с ветерочком, по асфальту. И вдруг – объезд. Свернул – и пошла, затряслась, загремела машина на дикой стиральной доске, по глубоким окаменевшим колеям, по вывороченному булыжнику. Скорость сбросить нельзя – вывернет в кювет, идет машина – оси трещат, вот-вот колеса сами начнут в стороны отскакивать…

На планерке у начальника СМУ присутствовал Вотяков из треста. Ходили слухи, что Вотяков скоро станет первым замом управляющего. Вотяков был мужик железный, зря его никуда не посылали, если уж приехал на планерку – жди раздолба. Но что раздолб этот обрушится на голову Немченко, этого уж ни сам Аркадий, ни кто-то другой предположить не мог.

Что программа горит – знали все. Знали прекрасно и почему – завод железобетонных изделий третью неделю гнал панели перекрытия, а стеновых панелей не давал вовсе. Линия стеновых панелей на заводе ждала реконструкции уже который год… И вот вышла из строя.

Лихорадило не только СМУ, в прорыве оказывался весь трест. Но у СМУ – среди пусковых – была поликлиника, а с нею висел в воздухе весь план области по социально-культурным объектам. Кое-как перебивались за счет блоков, добытых на стороне, но этот чахлый резерв быстро истощился, монтаж стал. Немченко ездил на завод, пытался добиться стеновых панелей у пароходства, в тресте всем уже проел плешь, до того же Вотякова добивался по три раза на дню. А теперь сам же и оказался виноватым. Другому представителю треста с такими речами Аркадий врезал бы – и все. Но ни за что ни про что костил Немченко именно Вотяков – тот самый, что еще три недели назад намекал ему и на перевод в трест, и на возможное в будущем году назначение начальником СМУ.

И вот разнос – глупый и оскорбительный.

Сам по себе этот разнос был бы обидной ерундой, но вот сошлось же – одно к одному. Уже в конце планерки вошла секретарша, толстая Лидочка, шепнула начальнику несколько слов, тот, нахмурившись, стал что-то тихонько объяснять Вотякову.

А когда выходили с быстро свернутой планерки, в приемной сидели двое. И хоть были они в штатском, но не нужно слыть “всевышним”, чтобы понять – эти двое из милиции, и, конечно, по поводу того ограбления. Полгода прошло, все думали, что закрыто дело, но, видно, все еще копают. И докопаются того гляди!

На блок поликлиники отправился Немченко по окружной дороге, и тут уж его доконало: на перекрестке пришлось объезжать недавнюю еще автокатастрофу – санитары “скорой” в кровяных халатах, автоинспекция с суровыми лицами, толпа зевак, гнутое железо, раскрошенное, шуршащее под колесами стекло… Проехал еще квартал, остановил машину и минут пять сидел за рулем – успокаивался. Вот когда пожалел, что не курит.

Все сошлось – одно к одному.

Дрогнул и снова залился звоном телефон. На этот раз Аркадий медленно поднял трубку, сказал негромко:

– Немченко.

Звонил, конечно, Василий Кондратьевич, сочувственно предложил увидеться вечерком. Аркадий спокойно ответил: занят вечерочком. И аккуратно опустил трубку. Не хотел он с Василием Кондратьевичем сидеть целый вечер и обсуждать расклад ситуации в тресте. Не до того.

Как ни обиден раздолб этот, как ни погано, что Вотяков, судя по всему, нашел кого-то вместо Немченко, вторая история была гораздо опаснее, а значит, и важнее.

Конечно, это они. Тут уж у Немченко не было сомнений. После этих дурацких именин никаких сомнений не было. Они. Слишком уж все сходится. Вот иди знай. Ушков всегда казался Аркадию разумным и симпатичным парнем. Конечно, хитрым. Конечно, непростым, но простых Валя Портнов к себе в бригаду не брал.

Аркадий с грустью вспомнил, как он удивился, увидев в бригаде Портнова этого щеголеватого интеллигентного парня. Немченко тогда еще был прорабом, а Валю Портнова не то что управление – весь трест знал. Огромный мужчина, здоровенный, краснорожий, матерщинник и демагог высшего класса. Но – мастер. Бригада у Портнова была универсальная, все могла – и монтаж, и отделку, и фасадные работы. А главное – могла все быстро, успевай только оглядываться. Пользуясь этим, Валечка своего никогда и нигде не упускал, в любом “аврале”, который был неминуем при сдаче объектов, Портнов свой рубль вырывал из горла, такие номера закатывал – прорабы, железные мужики, потихоньку плакали от него. И на халтурах, по разговорам, спускал шкуру с клиентов. А отбоя от заказчиков все равно не было. Рвал, но делал, давал качество.

Бригада у Портнова была один к одному, здоровенные парни, злые, беспардонные, циничные. Но бригадира слушали. Не любили портновских в других бригадах, не любило их и начальство, хотя ценило. Потому что там, где пахло заработком, равных Портнову не было.

И вдруг вот такой – Игорь Ушков. Веселый, обходительный, спокойный. Но взял его Портнов в бригаду, да не просто взял, а пригрел, через пару месяцев стал он у бригадира правой рукой – если Портнова не было, само собой разговор вели с Ушковым. В бригаде звали его Гошей.

Сошлись Немченко с Ушковым на шахматах. В перекурах стали вдруг возникать на площадке шахматы; удивительное дело – особенно для портновских, которые и в домино-то не играли… Как-то зазвал Аркадий Гошу в вагончик-прорабскую, проиграли до позднего вечера. Так познакомились поближе, а потом и сошлись понемногу – Аркадию был симпатичен неглупый этот, непонятно как попавший на стройку парень. Поинтересовался, навел справки. Узнал, что был Гоша студентом, полтора года учился в инженерно-строительном, потом бросил, призвали в армию. Но в армии пробыл всего полгода – комиссовали.

Одевался Гоша хорошо, работал нормально, разговаривал тихо, почти никогда не ругался, хоть в портновской бригаде без мата никто слова не говорил…

Пару раз встречался Аркадий с Гошей в городе, потом к себе позвал. Потом у Гоши дома побывал, познакомился с Мариной, убедился – приличные ребята. Так и сошлись постепенно.

Только когда Аркадий начальником участка стал, Ушков у Вали Портнова не то что высшее образование получил – докторскую защитил. Четыреста в месяц вышибал для него Валя только по нарядам, а с халтурками, на которые ходил Ушков, по немченковским догадкам, у Игоря все восемьсот выходило.

Ну, спрашивается, чего же ему, идиоту, не хватало?

Вот этого Немченко понять никак уже не мог. Не мог – хоть убейте! Загадкой был для него этот Гоша – вроде бы неглупый, вроде бы своего круга. И вдруг вот такое…

Никогда Аркадий на рожон не лез, никогда еще не чувствовал себя таким дураком. Всю жизнь был сдержан, обстоятелен, нетороплив. На встречах выпускников в инженерно-строительном преподаватели уже на третий год узнавали его с трудом: они помнили ярких, способных, наконец, нерадивых. А Немченко учился тихо и закончил тихо. Блеска не было, а стипендия всегда была. После института хотели его засунуть в техотдел, но Аркадий рассудил по-своему: прораб, конечно, – хлопотное дело, но начальниками управлений, трестов, комбинатов становятся не те, кто на бумажках сидит, а те, кто объекты сдает.

Ладить с людьми Немченко не учился – само собой получалось. В школе у него никогда не было прозвища – звали Аркадием или Аркашей. Только вот на стройке и обзавелся прозвищем – оно нравилось Аркадию, льстило ему. В прорабах – невозможное дело – обходился Немченко 6e. i врагов, старался не доводить дело до скандалов, хоть хватало на участке и пьяниц, и горлопанов, и врунов. Управлялся все же, и тихо, без липшего шума.

Неспешностью своей, основательностью добивался Немченко того, чего не удавалось рьяным и горячим коллегам. Это заметили не сразу, но когда заметили, оценили все. Кривицкий – начальник СМУ – уже через год позвал в производственный отдел, должность предложил с перспективой. И снова подумал Немченко и отказался. И Аллочка поддержала, и тесть сказал: правильно. Еще через год стал Немченко начальником участка. Прежнего бросили на строительство контейнерного терминала в пароходстве, а кого назначать взамен – вопросов не было, первенство Аркадия признавали даже те, кто раньше его в прорабах ходил. С поста начальника участка дорога была видна уже хорошо: или в трест на крупную должность, или в начальники СМУ. А там видно будет… И так все и получилось бы, если бы не эта пара идиотов – жадных и глупых. Вот кто, сам того не зная, подрезал сейчас Аркадию крылышки.

Немченко представил себе, какой поднимется шухер! Дело будет громкое, и тут – как бы косвенно к нему ни прилипать – дешево не отделаешься…

А шло-то как… Сам уже прилично зарабатывал, Аллочка неплохо устроена в архитектурном отделе крупного проектного института. Особых трат не было – Тесть, известный в Приморске архитектор, большая квартира, обставленная, на всех всего хватает. Жили вместе – дружно, спокойно. Библиотека, аппаратуру первоклассную купил Аркадий по случаю. Приятели любили к ним заходить – достаток, уют, порядок. И все это – в тартарары?

И ведь всю жизнь презирал Аркадий тех, кто, едва дорвавшись до тепленького местечка, начинает хватать и хапать. На стройке мало ли возможностей, ведь не раз подъезжали к нему с разными идеями, но Аркадий держался. “Рисовать” наряды и то старался на самом пределе, на самом – что ни есть – минимуме. Он и не опасался ничего – если и начнут за это браться, то не с него, не с него начнут. Он чище всех. Ведь и Валя Портнов поначалу держался от прораба Немченко подальше, понимал – тут горлом не вырвешь.

И Аркадий был рад, что портновская бригада в основном у прораба Быкова держалась. А уж когда стал Немченко начальником участка, деваться стало некуда – сошлись на узкой дорожке.

Из-за халтур этих все началось. Про халтуры портновские, конечно, Немченко все и раньше знал. Но тогда это его вроде бы не касалось. А теперь надо было что-то делать.

И у других бригадиров исчезали люди на день—второй. Объяснения в таких случаях были туманными, да и не требовались эти объяснения – так понятно было. Но Портнов, как обычно, нагличал. У него в бригаде всегда двое-трое отсутствовали.

– А что? В чем дело? – сразу же поднимал крик Портнов, вздувая жилы на толстенной шее. – Мы план выполняем? Качество даем? А рабочие – тоже люди, у них свои дела бывают. Я что – не могу отпустить человека на день? А если я по щекинскому методу работаю?

Щекинский метод у Портнова был простой – что ни день, три—четыре человека работали у него на ремонте частных квартир или случайных объектов, заработок шел на дележ…

Немченко публично схватываться с Портновым не захотел. Вызвал бригадира, усадил вежливенько и проговорил один на один, чтобы чужое присутствие не подогревало портновский раж. И случилось чудо. Промолчал Портнов. Промямлил только:

– Вон у Пищика позавчера вся бригада просидела целый день, а кран не подали, а вы, между прочим, начальник участка. Вы за это должны отвечать. Так что вас интересует: где кран был или где мои люди?

Немченко не ответил. Демагогию портновскую он знал хорошо, ждал своей минуты.

– Так вот, если вы дела хотите – скажите. А если вы хотите видимость наводить – тоже скажите, будем знать, что вам каждый рубль, честно рабочим человеком заработанный, сердце обжигает. Понять друг друга не поймем, но учтем в дальнейшем. Так как?

– Про каждый честно заработанный рубль – это вы, Портнов, зря, – улыбнулся Аркадий. Поймал болтуна на слове и улыбнулся: – Заработан он в рабочее время и на государственных, ворованных то есть, материалах, которые, к слову, за моими прорабами числятся. Это значит – честно, да?

– А про материалы еще доказать надо, – буркнул Портнов.

– Вы ж понимаете: требуется – докажем.

И снова случилось чудо – не вскипел, не сорвался Валя, не выругался, как умел, – ошеломляюще. Встал, взялся за дверную ручку.

– Хотите работу – дадим. Хотите ссориться – будем ссориться.

– Нет, не будем, – сказал Немченко снова спокойно. Он уже знал, что победил. – Будет, как я сказал. И пощады не ждите.

– А мы и не ждем, – вдруг засмеялся Портнов. И ушел.

Конверт появился через два дня. Он просто лежал в ящике письменного стола среди других бумаг. Немченко и не понял сперва – что это. Но в конверте лежало пятьсот рублей. Пять новеньких бумажек.

Первая мысль была: прямиком к Портнову и вернуть. При всех. И тут же понял: только этого Портнову и надо. Он поднимет крик на весь участок, и ты начальник, будешь выглядеть полным идиотом.

Второй вариант тоже элементарный: в милицию. Или к начальнику СМУ официально. И снова объясняй – то ли тебе подбросили, то ли ты сам чего то испугался и отказался потом взять. История, конечно, быстро кончится, а сплетня останется и будет хвостом стелиться за Немченко.

Крепенькую задачку подсунул Аркадию Портнов. И сумма соответственная – на всю катушку.

Три дня носил Немченко конверт в кармане – не знал, что и делать. А потом само собой решилось: разменял одну сотенную. Думал: получу прогрессивку и верну. А потом вторая неделя пошла. Тут уже ни первый, ни второй варианты не годились – сразу спросят: почему так долго ждал? Добавки хотел?

Через месяц нашел в столе Немченко новый конверт. Снова пятьсот. Так оно и пошло: не меньше пятисот – не больше семисот.