Текст книги "Всадник (СИ)"

Автор книги: Юрий Литвин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Похоже это снова был круговой, круговой туннель... Везет мне на них сегодня, но я как вы заметили уже не психовал, я был абсолютно спокоен, тем более, что нынче я знал что такое Абсолют. Причем не всегда он был водкой.

И вот, наконец...

Хроники Акаши – живая память Земли...

Я увидел, клянусь, как сияла Карта Хромосом – там, под великой пирамидой, в галерее ведущей в Главный Зал Хроник, я увидел себя снаружи и изнутри одновременно и вспомнил весь Путь...

И тогда, в тот же миг, где-то застучали копыта...

х х х

... Я хотел бы быть рядом с тобой, когда всадник протянет тебе нетронутый лист...

БГ

Творилось что-то непонятное. Стены дрожали и плыли. Казалось, время обрело материальную осязаемую форму. Я чувствовал себя повсюду. И там и уже не здесь. Это было странно, очень и очень странно. Я снова увидел Веру живую, и Коновалова, и даже Карлович был здесь в своем обычном обличии.

Фигуры моих спутников плыли и ломались в отблесках какого-то странного света. Откуда они здесь? Я хотел что-то сказать Ей, и она сразу поняла и улыбнулась. И я понял, что она поняла. И кэп, и даже профессор смотрели на меня с непонятным восхищением и некоторой грустью и при этом немного завидовали, что ли?

Потом появились фигуры воинов. Воины имели широко раскрытые крылья, от них пахло бессмертием, но они были мертвы. Глаза их были закрыты и они напоминали Фемиду, отчасти из-за глаз, отчасти из-за своих мечей. Вскоре они исчезли в Непонятном и стены перестали вибрировать, потому что исчезли совсем. Вместо них появилась дорога. Она была ниоткуда и как бы сама по себе. Она тупо шла через пространство. И я понял, что ступив на нее, могу оказаться всюду куда смогу дотянутся своей мыслью.

Кстати, с мыслями моими (нашими?) творилось также нечто совершенно непонятное. Мне казалось, что я парю над этой дорогой подобно крылатому херувиму и неясное пока еще знание вливалось в меня отовсюду. Потом я был уже где-то внизу, а дорога все также убежала вдаль надо мной, и в то же время я знал, что по-прежнему иду по ней. Это было черт знает что, или бог знает что, но это было так.

Потом дорога стала двоиться, троиться после ее стало так много, что не было числа, чтобы ее описать. Наконец она превратилась в реку, и мы все в ней утонули, но это оказалось неправдой. А потом мы загорали на берегу и Карлович сказал, что всегда мечтал стать астрономом. Кроме того, я понял, кто такие Элементалы. Даже не знаю зачем. Оказалось, что Элементалы – формы жизни внутри стихий или элементов. Как профиль бумажного листа. Хранители-жизни и смерти, часов истории, прошлого и будущего.

Вода несла информацию, я стал водой и потерял свое «Я». Потом вынырнул и нашел снова, но конечно это был уже не я, какой-то джентльмен, просветленный и отчего-то грустный. Потом меня накрыло волной времени, и мой серфинг перевернуло и потащило вверх, туда, где уже вовсю разгоралось подземная радуга.

Спектр цветов менялся, переходил в иные состояния, превращался в самые различные предметы, был моим страхом, и болью, был радостью и сном, был разочарованием и надеждой, был силой и смертельной усталостью, был кровью и весенним ветром...

Ветер налетел неожиданно, но вполне естественно, как любовь. Он завертел мои бренные останки. Или уже не мои? И понес куда-то вглубь космоса, вокруг были только самые отдаленные галактики. Звучит глупо, но кто-то решил, что это так, и это стало так. С тихим ужасом я вдруг понял, что этим кто-то был я... Прежний.

И вот тогда все и кончилось. Как-то сразу и резко, словно окончился какой-то рубеж. И я свалился на поверхность планеты. Не знаю какой, но возможно это была земля. Или нет, похоже, это какая-то часть другой незнакомой планеты... Мммм, под названием Асфорест.

Почему Асфорест? Что за дикое название из-за этих бесконечных сдвижек во времени и пространстве, случайно (нет закономерно) попало (проникло) на землю?

Ну и пусть, ну и ладно. Поверхность эта напоминала, все тот же каменный пол, с которого Александр Маношин стартовал в открытый космос.

Самое дурацкое, что первой мыслью было:

« Ну и что?»

Причем не «ну и что дальше?», а именно банальное « ну и что?».

«А ничего. Мой личный Апокалипсис».

...Агнец, отворяющий семь печатей... и явились семь Ангелов. И два свидетеля сего могли пророчествовать 260 дней.

Это еще что такое?

«Все то же».

Кто говорит со мной? Вера?

«Вера умерла».

Нет!

«Да. Это ты сам с собой говоришь. Тут это можно».

...Они все были здесь. На этом пути. Все скелеты моего последнего шкафа. А напротив каждого стоял еще кто-то.

Карлыч улыбался своей немного заискивающей улыбкой прямо в лицо абсолютно незнакомой мне неприятной старухе в черной шляпке с вуалью. У нее был хищный нос, и мне стало жаль нашего бедного профессора.

Какой-то старлей в вылинявшей полевой гимнастерке, огромный и немного неуклюжий с удивлением рассматривал Коновалова, окровавленного, истоптанного конскими копытами, но все еще сжимающего в руке гномий топор.

И женщина с тяжелой лопатой, взъерошенная с потеками туши на лице, она смотрела на Одинцову, и почему-то руки ее были в земле.

Вот так, наверное, это бывает. И плевать на то, что я знал, что так нельзя, так не по правилам, какие тут к черту правила?

Они смотрели друг на друга и на меня одновременно, и не двигались. Потом двинулись, каждый к своему партнеру, что ли. А я стоял, как вкопанный. И тут что-то явственно треснуло, и я почувствовал, что кто-то приближается ко мне на громадном коне невиданной красоты и породы...

А дальше пыль и звуки далеких или близких разрывов, и какая-то муть, и странные плоские фигуры на стенах пришедшие в движение.

Движение...

И я оказался как бы вне всего этого действа. Я просто разделился.

Кто-то позвал меня:

– Марсильяк!

И я сказал:

– Вуаля.

Боже, это все было?..

х х х

Если ты уже дошел до края,

Не спеши открыть ворота рая.

Не спеши их открывать не надо,

Это могут быть и врата ада...

( А. Маношин Стихи)

...Ужас, охвативший меня, сменился немой печалью, я был не в силах оглянуться, но твердо знал, что Они смотрят на меня. Я знал, что наступил мой личный Апокалипсис, но порошок Семян жизни был на мне, и потому все должно произойти именно так, а не иначе. Я не мог оглянуться, просто не мог! Понимаете?

Но все-таки я оглянулся. Или это снова были пространственные чудеса. Не знаю... То есть... как вам сказать? Зная, что ничего не увижу, я все-таки оглянулся.

«Ну, что же вы? Хей!» Я сосредоточился и представил их всех там, среди белых столбов клубящейся пыли от рухнувшей пирамиды и...

Я никогда не был особенно религиозным и набожным, думаю все это уже поняли, но сейчас мне ужасно захотелось помолиться. А я как назло не знал ни одной молитвы. Боже всемилостивый всемогущий... Не то... Как же там...

...Иже еси... Нет не вспомнить...

И вдруг... Слова явились сами.

... Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое, да придет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого. Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполнявши всякое животное благоволения. Аминь!

Слова приходили сами собою, легко, словно знал я их всегда и верил в их волшебную силу. Щеки мои стали мокрыми, я забыл уже как это бывает, и тем не менее, не стеснялся. Кого? Да самого себя, кого же еще. Мне показалось, что в этот миг я наконец понял, что означает слово Благодать...

Христово Сознание входило в меня.

...А Конь уже танцевал подо мной, и я чувствовал его нетерпение, я чувствовал, что все уже кончилось, и в то же время чувствовал, что... все только начинается. Они были там, и они смотрели на меня, я протянул невидимую руку, и гробница Фараона перестала рушиться, на миг, но этот миг мог стать вечностью, и я продлил его, и засмеялся. Сквозь слезы. И сжал кулак и кажется, кому-то грозил, и невидимое ухо услыхало, и взгляд, данный космосом, увидел их так ясно, что захотелось зажмуриться, но эти новые глаза не могли жмуриться. И кэп покачал головой и смущенно пожал плечами, мне не нужно было говорить, а ему все было понятно, он покачал головой отрицательно и положил разрубленную руку на плечо старлея.

« Нет смысла Всадник,– говорил кэп,– я снова на Пути, и здесь у нас похоже перекресток. Все хорошо... Саня...»

И они замерли как изваяния, как два истукана с острова Пасхи, и глядели на меня спокойно и ободряюще.

Я кивнул им мысленно, и они пропали, спокойно, как исчезающие за горизонтом пароходы.

Старуха меж тем сняла свою шляпку и я увидел, что волосы у нее абсолютно седые. Она взяла под руку профессора и повела куда-то по зеленой тропинке, а Карлыч смущенно кивнул мне и растерянно пожал плечами.

Я улыбнулся ему ободряюще и они ушли.

Потом, потом все мои подходили по очереди, каждый жал мне руку и Клим, и Маноло, и Джон. И конечно одним из Следующих был Марсильяк, и с ним был его друг, как звали его? Кажется Дже... А впрочем... Он вертел пальцем у виска и смеялся, другой рукой он показывал на меня. И я понял. Виконт был здесь, да он же и не пропадал никуда... Дже понял, что я понял и исчез, хлопнув в ладоши. А где-то из-за уха, внутри моей головы, кто-то сказал «ку-ку». А я сказал «привет»!

И я знал, что у них был свой путь, а у меня свой, и тоска схватила меня за горло так резко, что я заплакал, но слезы мои, как и смех стали Серебром и я почувствовав это успокоился. А где же...

Где же Вера? Ее почему-то не было. Ну так, значит так. Что я знаю об этом? Что делать Ей здесь?

Что-то теплое ткнулось мне в руку и всхрапнуло. Конечно, как мог я забыть? Долой печаль, долой сомненья, тебе назначен долгий путь. Сто грамм прими для направленья и про закуску не забудь... Сегодня сочинялось особенно легко.

Всем спасибо, было очень забавно, как сказала одна мудрая личность, собираясь покинуть сей суетный мир... Кто знает, поймет. Что это на сей раз? Конец? Или...

Что-то или кто-то внутри меня кричал, что нельзя, что пора уже, но я легонько тронул скакуна коленом, и он плавно, от танцев, перешел к движению по направлению к снова рушащейся пирамиде. Потом все быстрее и быстрее.

Сон это был или явь уже не имело значения. Также как и номер измерения. Я успел...

Кто-то бубнил мне в ухо голосом Хранителя:

«Заповеди: почитай старших, не говори лишнего, не делай ненужного, не думай, если никто не просит, любить все»...

Я слушал и не слушал. Потом я увидел.

...Она лежала почти на самом пороге, наверное, она ползла, и громадный камень раздробил ее ногу. Лицо было серым и неживым, крови почему-то уже не было, это был финиш без дураков... Я спешился, поднял ее, и стараясь не глядеть вокруг, уложил поперек коня.

« Нельзя!» – завопил тот же голос

«Да пошел ты...» – без всяких эмоций ответил я мысленно и взгромоздился на спину скакуна.

Потом я понял, что голос шел извне. Алголиэль был здесь, с таким же серым лицом, как у Одинцовой, он парил над руинами и вопил, не раскрывая рта.

Я развернул коня и мысленно добавил:

– Заткнись... Орешь как потерпевший.

Его лицо задергалось и поплыло, и он исчез. Что-то еще рушилось, но этого я уже не видел. Я видел и чувствовал, только дорогу, коня и... Веру.

И тут я увидел, как на месте рухнувшей пирамиды вставал величественный и живой в ласковых лучах восходящего солнца славный град Маградон. И мы ехали по улицам и видели лица людей и дома, и кипарисы, и все было как тогда. Только легкое облачко печали сопровождало нас. Но через мгновение за нашими спинами снова слышалась музыка и снова слышался смех...

х х х

« Меня так мало...»

(И. Христос)

Скакали мы долго, наверное, несколько лет, мой конь совсем выбился из сил, вздрагивал и храпел. Казалось, что нет конца серой равнине, насторожившейся в ожидание ливня.

Но ливень все никак не мог начаться, и равнина не хотела заканчиваться. Я снова грезил на Яву. Картинки рассыпались одна за одной, тучи сгущались и были похожи на рассерженные лица. А мы все скакали и скакали.

И увидев посреди дороги старика, одетого в ослепительно белую хламиду, я совсем не удивился. Лицо показалось мне до боли знакомым, но я никак не мог вспомнить, где видел его. Он смотрел на меня пристально и строго, но в то же время, с сочувствием, что ли. Давненько никто так не смотрел на меня... Все правильно, если есть Всадник, то обязательно должен быть и Ожидающий, хотя бы, для того чтобы вовремя сменить коня.

Потом, вместо дождя, над дорогой стал собираться туман, но я уже знал, что так и нужно, ибо он всегда появляется сразу за Прояснением. И так будет всегда, иначе все просто теряет смысл, если...Интересно, какой сегодня день?

Наверное, я говорил вслух, по привычке, потому что Ожидающий тоже заговорил вслух, для Разнообразия. Необходимости в этом давно уже не было.

– Воскресенье. Сегодня здесь Воскресенье,– объявил он хрипло, словно разминая связки, и продолжил, как бы, между прочим,– Странные штуки выкидывает подчас Время,– вздохнув, произнес старик.– Да. Собственно, наша старушка Земля понемногу ускоряет свое движение. Устала она, хочет до конца добежать побыстрее. Видишь ли, меняется угол наклона ее оси. Вот так. И что в результате? В результате земные сутки уже сократились на два часа, но никто этого не замечает, как и созданные людьми приборы, включая точнейшие часовые механизмы. Потому-то и говорят мудрые:

« Раньше Время было другое ». И ввиду они имеют именно это...

Старик говорил. И ему вторил виконт фальцетом, похоже, он просто кривлялся. Наверное, нервничал. А потом шепнул: « Спроси Его...» Я мысленно кивнул и соскользнул с коня.

Старик говорил. Из тумана доносилось конское ржанье. К старику подошел изящный, абсидианово черный конь и мордой потерся о его плечо. В голове вспыхнуло «Идумейские жеребцы», к чему? Мой скакун воспринял это появление на удивление мирно.

Старик говорил.

–А Сила...Истинная Сила в том, чтобы воспринимать реальность такой, какая она есть...

А так все довольно просто, не надо всего-навсего ничего делать, когда тебя об этом не просят. Ни хорошего, ни плохого, хотя все это относительно. Ну и любить, по возможности, мир тебя окружающий, по мере сил...

Он дотронулся до стремени, я не заметил, когда оно появилось, и похлопал по шее коня. А потом неожиданно шлепнул Одинцову пониже спины.

– Вставай уж, девица. Хватит. А то конь, я вижу, совершенно выбился из сил. Он и одного не унесет, а вы вдвоем уселись.

Девица сладко потянулась и села, хлопая глазами. Я даже не удивился, потому что на сегодня я исчерпал свои возможности в этом направлении. Чего удивляться, Воскресение. Вера увидела старика, нахмурилась и соскользнула с коня с другой стороны, и ее рука легла на другое стремя. Я чувствовал ее взгляд, но она молчала на всех уровнях. А впрочем, слова были не нужны. Где-то во всю бушевала гроза. Туман медленно рассеивался.

– Ну, вот и все, пора,– прошелестел голос Ожидающего.

–Пора,– откликнулся я, шляпа со щекочущим шею пером сползла мне на глаза, и я поправил ее – А можно вопрос?

– Говори.

Я набрал побольше воздуха и спросил:

– А чтобы... Ну, Спастись. То есть... Ну вообщем, я должен всегда быть один?

Старик усмехнулся и посмотрел куда-то в сторону неведомой земли.

– А, вот ты о чем... Да нет, зачем же...В конце концов у тебя за спиной есть еще одно свободное место.

Он немного укоризненно посмотрел на меня, и до меня дошло. Часы-то мои, чудом сохранившиеся часы, время по прежнему отматывали назад, а значит... Значит встретит еще Присцилла своего Марсильяка!

Абсидиановый жеребец позволил забраться себе на спину и выглядел совершенно спокойным. Первые капли дождя упали на землю. Я протянул руку и помог взобраться Одинцовой. Старик молча смотрел на нас без улыбки. Потом кивнул и отступил.

Я тоже кивнул и потихоньку тронул поводья...