Текст книги "Газета (СИ)"

Автор книги: Юрий Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Разве не естественней ожидать от них не благодарности, а ненависти? Ну, по крайней мере, от некоторых из них…

Надо было дать ему чаевые, подумал Франджони. Но теперь уже поздно. Он отписался и не сможет сделать это по телефону, как полагается. Можно, конечно, просто положить деньги в конверт и оставить на крыльце. Сколько? 5 долларов? Нет, смешно, конечно. 10? 20?

Если ему и в самом деле угрожают убийством, он действительно надеется откупиться двадцаткой?

Ну а сколько тогда? Не сотню же! Он, в конце концов, небогатый человек, живущий на одну пенсию…

Франджони попытался вернуть своей голове способность рассуждать здраво. Какая угроза убийством? Ведь некролога не было, ему просто померещилось, и полицейский весьма логично объяснил причину… Да, но предыдущие номера? Они тоже померещились? Ведь он начал пить таблетки после, а не до!

Мне уже никто не поверит, с тоской подумал он. Полиция теперь считает его старым маразматиком и больше не приедет, даже если его будут резать прямо тут…

А может, просто уехать из города? Всего на пару дней, и не обязательно далеко, хотя бы в соседний город. Просто переждать третье ноября. Никаких родных и друзей, у которых можно было бы погостить, у него, правда, нет, придется останавливаться в гостинице, а это тоже деньги… Да и, в любом случае – он посмотрел на часы – «Грейхаунд» уже ушел. Есть еще местные автобусы, циркулирующие между несколькими соседними городками, но они ходят только по будням, а сегодня суббота. Собственный же «олдсмобиль» Франджони уже второй год стоял на подъездной дорожке со спущенными шинами, севшим аккумулятором и истекшей страховкой – после того, как Томас въехал задом в чужой джип, разворачиваясь на парковке перед «Волмартом». Повреждения были минимальны, но желание ездить у Франджони с тех пор пропало. Барлингтон – маленький городок, можно или заказать доставку по телефону, или пройтись пешком… в его возрасте ходить полезно…

Еще по телефону можно заказать такси. Но это значит потратить еще кучу денег.

Нет, к черту. Никуда он не поедет. Никакой хулиган с больным чувством юмора, печатающий фальшивые газеты, не заставит его сбежать из собственного дома!

И все же, неожиданно для себя самого, он вновь направился к телефону. Но позвонил вовсе не в службу такси.

Трубку у соседей сняла Эмма.

– Как ты сегодня, Том?

– Так себе. Я только хотел спросить, Тони так и не вернулся из… Кентукки? – его посетило еще одно озарение в стиле сыщиков из сериалов.

– Из Канзаса, – не поддалась на провокацию Эмма. – Нет, еще нет. Кажется, его кузену стало хуже.

– Жаль это слышать. А как дети?

– А что дети? – в голосе Эммы ему почудилась некая напряженность.

– Ну… весело провели Хэллоуин?

– Конечно. Оттянулись вовсю, как это у них говорится. А у тебя точно все в порядке, Том?

– Почему ты спрашиваешь?

– Видела, как к тебе приезжала полиция.

– Да… мне показалось, что кто-то проник в мой дом. Возможно, – натужно усмехнулся Франджони, – это был енот.

– Полиция тебе не поможет, Том.

– Что ты сказала? – резко переспросил Франджони.

– Я говорю, от этих полицейских никогда не дождешься помощи, когда она действительно нужна. Он ведь никого не поймал, так?

– Я же говорю, мне просто показалось, – сердито пробурчал Томас.

– Осторожнее с енотами, Том. Они могут больно укусить. Береги себя.

– Ты тоже, – проворчал Франджони, кладя трубку.

Надо поменять замок, подумал он. Показалось ему или нет, просто сделать это для спокойствия. Вызвать мастера… вот только откуда? Сегодня суббота, никто не работает…

Магазины, впрочем, работают. Можно заказать замок с доставкой и поставить его самому. Не такая уж сложная работа, когда-то давно он это проделывал…

Он открыл увесистый том «Желтых страниц» и отыскал телефон магазина «Все для дома».

– «Шиллер» пишется, как германский поэт? – уточнил молодой голос, принимавший заказ.

– А что, у нас в городе есть еще какие-то улицы Шиллера? – огрызнулся Франджони.

– Простите, сэр, я в городе совсем недавно, – откликнулась трубка. – Ваш заказ будет доставлен в течение пары часов.

Могли бы и побыстрее, раздраженно подумал Томас. Тут пешком сорок минут идти. А то, видите ли, в поэтах они разбираются… Сам он всю свою жизнь, проведенную на этой улице, полагал, что Шиллер – это германский композитор, так же, как Бах, Бетховен и Моцарт, в честь которых были названы соседние улицы. Ну и ладно. По крайней мере, он знал, что это кто-то из области искусства. Внуки Эммы, небось, вообще убеждены, что Бетховен – это сенбернар.

Франджони попытался вспомнить, где лежат инструменты, которыми он не пользовался уже много лет. Ответ напрашивался. В подвале, где же еще. Значит, спускаться туда все-таки придется. Ну конечно, придется, тут же сказал он себе. Он что – собирался отныне избегать подвала собственного дома до конца жизни?

До конца жизни, да. Не самая приятная формулировка.

Ничего с ним внизу не случится. К тому же сейчас день. И еще не третье число.

Все же он принял меры предосторожности. Распахнув дверь в подвал, подпер ее изнутри стулом. Так она точно не захлопнется, и, даже если лампочки опять погаснут, дневной свет все же будет проникать сверху. Включая свет, он на сей обратил внимание на положение переключателей. Вверх до упора. Впрочем, он по-прежнему был уверен, что и ночью не оставил их в среднем положении…

Не ограничившись и этим, он положил в карман халата фонарик, предварительно проверив, не сели ли батарейки. Затем он принялся спускаться, прислушиваясь после каждого шага – но слышал лишь приглушенные звуки, доносившиеся с улицы. Нормальные дневные звуки – шум машин, чириканье птиц, в какой-то момент – детский визг, но явно радостный, а не испуганный.

Наконец Томас оказался в самом низу. Здесь уже дневной свет был практически незаметен на фоне электрического, но все равно, осознание, что сейчас – день, заставляло воспринимать ту же самую картину совершенно по-иному. Франджони чуть не рассмеялся своим страхам. Обыкновенный пыльный подвал, заставленный всяким хламом. Ничуть не похожий на какое-нибудь готическое подземелье с прикованными скелетами. Вон и книги валяются там же, где он их бросил, и тапок… и плащ, точно, и в самом деле висит там, где ему в темноте мерещилось черт-те что…

Точнее, это не плащ. Это старое пальто Марджори. Впрочем, какая разница?

Но что-то ведь поцарапало дверь, а, Том? Ты же это слышал.

Франджони сердито тряхнул головой. Обведенный некролог он тоже видел, а оказалось… Наверное, ему стоит и в самом деле сходить к врачу. Внезапно его вновь обдало холодом изнутри: а что, если это первые признаки болезни Альцхаймера? Вот что по-настоящему страшно, а не всякая мистическая чушь… Но нет, Альцхаймер – это утрата памяти и умственных способностей, а вовсе не галлюцинации. Ладно, надо скорее брать то, за чем он пришел, а не стоять тут, запугивая самого себя. Где же эти чертовы инструменты? Должен быть такой деревянный ящик с ручкой… ага, кажется, вот он, в углу.

Франджони направился в угол, на сей раз внимательно следя, чтобы не влезть в паутину. Это ему благополучно удалось, но, когда он высвободил ящик из-под стопки старых журналов (сколько здесь все-таки хлама, который давно надо было выкинуть – то же пальто, к примеру!) и уже взялся за ручку, откуда-то из-под отверток и пассатижей вдруг выскочил здоровенный бурый таракан и быстро перебежал со стенки на ручку, а оттуда на руку Томаса. Тот вскрикнул и дернул рукой, припечатывая насекомое к стене подвала, но на сей раз не выронил ящик, как книги ночью; инструменты глухо лязгнули, когда ящик ударился о стену. Франджони брезгливо посмотрел на тыльную сторону кисти, ожидая увидеть там раздавленного таракана, но не увидел ничего. Неужели ему опять померещилось? Кажется, он и впрямь сходит с ума… Нет, не может быть. Он все еще чувствовал кожей мерзкое прикосновение тараканьих лапок. Наверняка насекомое просто упало куда-то вниз, в темноту…

Ладно, скорее прочь отсюда, пока на него еще кто-нибудь не заполз. Франджони, кряхтя, подобрал тапок и бросил его в ящик поверх инструментов, а заодно собрал с пола несколько книжек – столько, сколько мог унести в одной руке. Затем стал подниматься по лестнице, подсознательно ожидая, что дверь вот-вот захлопнется, несмотря на стул. И если этот стул полетит вниз по ступеням и ударит его по ногам – сейчас, когда обе его руки заняты…

Но ничего подобного не произошло. Оказавшись наверху, он бросил последний взгляд вниз, в глубину подвала, и, не заметив ничего подозрительного, погасил свет. Потом закрыл дверь и некоторое время стоял возле нее. Изнутри так и не донеслось ни звука.

Но было что-то другое, вызывавшее его беспокойство, и Томас понял, что именно: запах. Тяжелый запах гнили и плесени… «словно из разрытой могилы», подсунула память типичный штамп, хотя Франджони никогда не видел – и не нюхал – разрытой могилы. Не свежевыкопанной ямы, которой только предстояло стать могилой – этого-то он за свою жизнь навидался достаточно, в последний раз – семь лет назад, а именно могилы, чье неприглядное содержимое потревожила лопата гробокопателя. Так что, может быть, это просто затхлый воздух подвала… или туда и в самом деле пробралась и сдохла какая-нибудь крыса?

Но он уже отошел далеко от двери в подвал, а вонь, казалось, только становилась сильнее. В какой-то миг Томасу показалось, что она исходит от него самого. Словно он гнил заживо… или уже был трупом.

Затем он понял. То неприятное чувство, которое он испытал, прикоснувшись к газете два дня назад… его пальцы ощущали это и сейчас. Пальцы, державшие книги. Обложки были сырыми и липкими. Он, должно быть, не заметил это сразу, поскольку был слишком возбужден…

Он как раз проходил мимо кресла, так что поставил инструменты на пол и уселся с книгами в руках. В дневном свете он сразу заметил то, на что не обратил внимания при тусклой подвальной лампочке – яркие обложки были в разводах и пятнах какой-то липкой гадости. Неудивительно, что они склеились там, в ящике. Когда палец отрывался от этой дряни, за ним тянулись белесые нити. Франджони брезгливо оттянул большим пальцем края страниц верхней книжки и попытался быстро пролистать их. У него не получилось. Страницы все были изъедены какой-то злокачественной черной плесенью, превратившей их в сырую губчатую массу. Зловоние исходило именно от них.

Франджони вскочил, кривясь от отвращения. Со всей возможной поспешностью он сходил за мешком для мусора, а потом вышел на крыльцо и выбросил книги в мусорный бак. Не в желтый ящик для переработки, а в черный бак, словно это было гнилое мясо. Затем, наверное, минут десять тер с мылом руки.

Что же это за дрянь? Он никогда не видел подобной плесени на бумаге, даже отсыревшей. Да и в подвале вроде бы было вполне сухо… Надо все-таки устроить там генеральную ревизию и выкинуть все никуда не годное барахло. А потом, возможно, вызвать санобработку. Хотя это тоже деньги, конечно…

Едва он завернул кран, раздался громкий стук в дверь. Франджони вздрогнул. Сговорились они, что ли, все не пользоваться звонком? Его звонок тренькал мелодично и деликатно, а стук… стук всегда звучит грубо и угрожающе, даже если это всего лишь почтальон, доставивший давно ожидаемую посылку.

Но это был не почтальон. Это был парень с желтым пакетом «Все для дома» в руках. Несмотря на то, что на улице было не так уж холодно – напротив, впервые за несколько дней выглянуло солнце, и уцелевшие еще красные и оранжевые листья на деревьях вдоль Шиллер Стрит горели прощальным огнем – лицо посыльного было замотано шелковым шарфом по самые глаза.

– Ваш заказ, сэр, – глухо донеслось из-под шарфа. – Распишитесь здесь.

Он протянул Томасу пакет, прижимая к нему пальцем квитанцию, и ручку. Франджони протянул руку, но посыльный разжал пальцы за долю секунды до того, как он взял ручку, и та упала на крыльцо.

– Упс, извините, – посыльный нагнулся, подбирая ручку. Когда он снова выпрямился, шарф соскользнул с его лица.

Франджони невольно отпрянул. На него смотрело чудовище. Носа и всей середины лица у посыльного просто не было. На этом месте зияла неправильной формы яма с багровыми складчатыми краями. Причем эта дыра не была черной, как у черепов на картинках; внутри хорошо была видна розовая задняя стенка этой жуткой пещеры, доходившей, как показалось Франджони, чуть ли не до затылка. Он никогда не представлял себе, что в голове живого человека не в ироническом, а в буквальном смысле может быть столько пустого места.

– Я понимаю, на что вы смотрите, – сказал парень. – Это была злокачественная опухоль. Доктор сказал, мои шансы были не больше 5 %. Мне повезло.

«Не уверен, что это можно назвать везением», – подумал Франджони, все еще чувствуя оторопь, но вслух лишь пробормотал:

– Извините.

– Это вы меня извините. Не хотел вас пугать, – сказал посыльный, не спеша, однако, вернуть шарф на место: он по-прежнему протягивал Франджони ручку и пакет.

Томас сумел, наконец, оторваться от жуткого зрелища и торопливо расписался.

– Спасибо, – сказал он, забирая пакет.

– Пожалуйста. Хорошей вам ночи, – посыльный повернулся и пошел к своей машине.

«Почему ночи? – подумал Франджони, глядя ему вслед. – Ведь еще день!» Впрочем, некоторые люди желают доброго дня уже вечером, почему бы кому-то не поступать и наоборот…

Но подготовиться он собирался именно к ночи. Хотя в некрологе ничего не говорилось о времени суток, да и самого некролога, разумеется, не было…

Поменять замок оказалось сложнее, чем он ожидал; он провозился добрых полчаса. Однако в итоге удовлетворение сделанной работой (да еще вкупе с солнечной погодой) заметно улучшило его настроение; страхи, из-за которых он, собственно, эту работу и затеял, вновь стали казаться ему глупостью. Он даже немного прогулялся (погода оказалась не только солнечной, но и ветреной, но это даже бодрило), а вечер, как обычно, провел перед телевизором. Субботний эфир радовал разнообразием легких развлекательных программ, и Томас переключался с комедии на сериал, а потом на ток-шоу, до тех пор, пока не задремал прямо перед экраном.

Его разбудила яркая вспышка. Франджони открыл глаза, но вокруг снова была полная темнота. Телевизор не работал, хотя Франджони не помнил, чтобы выключал его. Более того, он понял, что не видит и красного глазка питания. За окнами шумел дождь. Как видно, погода опять испортилась.

Франджони тяжело поднялся из кресла, страдальчески разминая затекшую шею и массируя спину тыльной стороной кисти, и прошаркал в сторону выключателя на стене. Рычажок щелкнул под пальцами, но свет не зажегся, подтвердив его подозрения. Электричества не было.

Снова ярко сверкнуло. Гроза, понял он. Это гроза. Явление не особо частое для начала ноября в штате Нью-Йорк, но и не так чтобы небывалое. И, наверное, где-нибудь повалило дерево на провода. Значит, и холодильник не работает… скверно. Насколько быстро они все починят в ночь с субботы на воскресенье? Небось, до утра даже не пошевелятся…

Но где же гром? При таких ярких вспышках он должен следовать за молнией почти сразу. Однако секунды текли за секундами, а Франджони не слышал ничего, кроме шума дождя.

Затем он услышал приближающуюся машину.

Обычный звук, на который горожанин – даже живущий на тихой улочке вроде Шиллер Стрит – почти никогда не обращает внимания. Томас, наверное, тоже не обратил бы, если бы не вслушивался в темноту.

И если бы это не было третье ноября. Он не видел часов, но не сомневался, что полночь уже миновала.

Это он, тоскливо подумал Франджони. Курьер. Он приехал за мной.

Рациональная часть его сознания, конечно, ответила, что это чушь, и что машина сейчас проедет мимо. Она может принадлежать кому угодно… может, даже и в самом деле курьеру, но не тому, а мальчишке-студенту, который едет по своему маршруту и, конечно, проедет мимо, потому что Томас Франджони отписался…

Звук машины оборвался напротив его дома.

Франджони похолодел. Может быть, конечно, это вовсе не к нему, а к соседу напротив… выписывает ли тот газету? Сколько нужно времени, чтобы кинуть ее на крыльцо? Уж наверное меньше минуты. Пусть, пусть он уже уедет… пусть даже кинет свою чертову газету через щель сюда, только потом убирается!

Но минуты текли, а ничего не происходило. На улице по-прежнему было тихо, если не считать шелеста дождя. Машина явно стояла там. Стояла и ждала. Томас даже не слышал, чтобы хлопала дверца.

Он прокрался в темноте к телефону. Снял трубку, понятия не имея, какими словами будет убеждать полицию. Но убеждать не пришлось. В трубке была мертвая тишина. Связи не было точно так же, как и электричества.

«Господи помоги мне, он перерезал провод», – подумал Франджони. И тут же сердито возразил себе, что нет, это все авария из-за грозы… и вообще, может быть, ему показалось, что машина остановилась, а на самом деле она давно уехала….

Стараясь двигаться как можно беззвучнее, он направился в сторону прихожей. Дабы выглянуть в окно, выходящее на улицу. Ну и заодно проверить, хорошо ли заперта дверь – хотя он был уверен, что запер новый замок на два оборота.

Когда он был уже в паре шагов от окна, снова сверкнула молния (или зарница, раз уж грома не было слышно?) Франджони отпрянул, не желая, чтобы в этой вспышке его увидели снаружи – хотя едва ли это было возможно. Затем вновь осторожно приблизился и посмотрел на улицу.

Как он и ожидал, света не было по всей Шиллер Стрит. Но темнота не была абсолютной – наверное, какой-то свет снизу все же отражался от туч. Так что глаза Томаса, уже привыкшие к темноте, различили черный силуэт автомобиля чуть левее крыльца. Машина стояла с погашенными фарами и без света в салоне.

Но не это было самым худшим. В следующий миг взгляд Франджони скользнул правее – и его дыхание перехватило, а ноги стали ватными. На крыльце кто-то стоял. Черная безмолвная фигура. Не шел к двери, а просто стоял неподвижно под проливным дождем – и вот это-то было страшнее всего.

Франджони смотрел на него, не в силах пошевелиться. Он не видел лица ночного визитера, но был почти уверен, что и тот, в свою очередь, смотрит на него, каким-то непостижимым образом различая сквозь окно в глубине погруженного в полный мрак здания…

А затем сверкнула вспышка, заставив Франджони дернуться от ужаса – и тут же испытать безмерное облегчение.

В ярком белом свете он отчетливо различил черно-белую раскраску машины, надпись «Полиция Барлингтона», значок, сверкнувший на черной форме – и, главное, лицо. Это был тот же офицер, что приезжал к нему прошлой ночью. Видимо, полиция все же нашла какие-то доказательства и поняла, что он не сумасшедший. Может, даже арестовала того типа. Хотя, наверное, нет, в этом случае визит можно было бы отложить до утра… Наверное, полицейского просто прислали последить за домом и удостовериться, что тут все в порядке.

Но если ему нужно в этом удостовериться, переговорив с хозяином, почему он не пытается войти? А если просто наблюдает за домом, почему не делает это из машины, а стоит под дождем на крыльце?

Впрочем, сейчас уже Томас не был уверен, что коп все еще стоит там: после вспышки его глаза вновь на какое-то время потеряли способность различать что-либо в темноте. Зато облик сверкнувшего на миг лица все еще стоял перед глазами… и тут Франджони вспомнил, где именно он видел это лицо. Вовсе не в патрульной машине и даже не в магазине. В газете. В «Барлингтон Бюллетень». Не в безумных последних номерах, а еще во вполне нормальных – не то в конце прошлого года, не то в начале этого. Там была большая статья, посвященная 150-летнему юбилею барлингтонской полиции. И в этой статье были портреты всех полицейских, погибших при исполнении своих обязанностей за эти полтора века. Их было не так много, меньше десятка – Барлингтон и в самом деле не Детройт.

Этот круглолицый парень был мертв уже тридцать лет. Его застрелил какой-то заезжий псих, устроивший дебош в гостинице в начале восьмидесятых.

«Это его сын!» – метнулась спасительная мысль. Сын пошел по стопам отца, и не удивительно, что они похожи…

Снова свернуло – и уже не единичной вспышкой, а целым полыхающим каскадом. И в этих мерцающих вспышках Франджони неожиданно увидел лицо копа прямо перед собой. Тот уже стоял перед окном, практически прижимаясь лицом к стеклу и глядя в упор на Томаса. Франджони впервые сообразил, сколь тонка и ненадежна разделяющая их преграда. Высадить окно, на которое, конечно, в тихом Барлингтоне никто не ставил решеток – это гораздо проще, чем взламывать дверь с его новеньким замком…

Но не это было самым худшим. Он видел капли дождя, стекавшие по этому белому лицу… и в следующий миг понял, что это не просто дождь. Стекало само лицо. Его плоть словно разлагалась на глазах – в десятки раз быстрее, чем это происходит в самой сырой могиле. Нос полицейского пополз вниз и отвалился, обнажив неправильной формы дыру с багровыми краями. И прежде, чем последний отсвет зарницы угас, вновь погрузив все в непроглядную тьму, Томас понял, что видит перед собой уже не копа, а посыльного, доставившего замок.

Франджони шарахнулся назад и едва не упал, запнувшись о задник собственного тапка, но все-таки чудом сохранил равновесие.

– Мистер Франджони! – донеслось из-за двери. – Получите то, на что подписались, мистер Франджони!

Голос звучал то как у полицейского, то как у посыльного, а то как голос, который Томас слышал в ночь Хэллоуина.

– Уходи! – завопил Франджони, к которому, наконец, вернулся дар речи. – Убирайся!

Что-то заскребло и зашуршало – уже не снаружи, а внутри прихожей. Звук исходил снизу.

«Газета, – подумал Томас, продолжая пятиться. – Он просовывает в щель газету. Ладно, пусть делает это, только бы потом…»

В этот миг позади протяжно скрипнула, открываясь, дверь подвала.

Франджони застыл на месте. В другое время он бы мог еще подумать что-то о сквозняке – но не после того, что он только что видел.

Скребуще-шуршащие звуки поднимались все выше – словно газета сама ползла вверх по двери, как паук или таракан. А затем за окнами вновь полыхнуло, и Франджони увидел, что это вовсе не газета. Это была рука, просунувшаяся в щель для почты. Щель была слишком узкой, чтобы нормальная человеческая рука могла пролезть сквозь нее, но эта рука не была нормальной. Она протискивалась внутрь конвульсивными пульсирующими движениями, словно расплющенная змея – или скорее даже щупальце, не имевшее костей – и тут же выгибалась вверх. При этом на ней не было кожи – она вся обдиралась о края щели, повисая белесыми лохмотьями, но владельца руки это, похоже, нисколько не смущало. Его неестественно длинные костлявые пальцы, ободранные до мышц и сухожилий, багрово блестящие, с длинными, изъеденными грибком ногтями, поднимаясь все выше, шарили по внутренней поверхности двери – очевидно, пытаясь добраться до ручки и открыть замок.

«Топор!» – метнулось в мозгу Франджони. Среди инструментов был топор… куда он поставил ящик? уж точно не обратно в подвал… но ужас парализовал его сознание, и он никак не мог вспомнить. Мозг словно крутился на холостых оборотах, пока в нем не сверкнула другая мысль: ножи на кухне!

Он повернулся, чтобы бежать туда, но его остановила вонь. Смрад, шибанувший в нос, был гораздо хуже того, что исходил от книг. И лишь в следующее мгновение Франджони различил в темноте фигуру, стоявшую на пороге комнаты и преграждавшую ему путь. Фигуру, пришедшую из подвала.

Снова каскадно засверкала зарница, и Франджони увидел ее во всех подробностях. Это была Марджори. Разложение очень сильно обезобразило ее, но он не мог ее не узнать. При жизни она страдала лишним весом, но, когда он видел ее в последний раз, больше походила на скелет, обтянутый кожей: рак – лучший сжигатель жира после напалма. Однако теперь ее плоть вновь раздулась, наполнившись соками гниения и трупными газами. Она была голой, если не считать тапок на ногах, и ее синюшно-багровая, в черных пятнах, кожа жирно блестела, словно готовая лопнуть в любой момент. Из промежности по отекшим ляжкам тек гной. Глаза превратились в белесые бельма, от губ вовсе ничего не осталось – похоже, их кто-то отъел – и Томас отчетливо увидел, как шевелятся между оголившимися деснами мелкие червячки. Но хуже всего выглядел ее живот – непомерно раздутый, с вылезшим пупком, как у женщины на последнем месяце беременности. Грубо зашитый шов от вскрытия, тянувшийся от ключиц до паха, расходился на этом животе, и там внутри… что-то… шевелилось. Что-то бугристое, бесформенное… никак не похожее ни на младенца, ни даже на пирующих крыс. Прежде, чем последний отблеск зарницы погас, Франджони успел увидеть, как из этого разошедшегося шва высовывается нечто черное, мокрое, кривое… похожее на немыслимо уродливую ветку, обросшую губчатым лишайником… с длинным острым когтем на конце, слепо шарящим в воздухе.

Затем все вновь погрузилось во тьму.

– Том, – услышал он. У Марджори больше не было губ, в горле сипело и клокотало, а рот был словно набит вязкой кашей – но все же понять ее было можно. – Том, зачем ты унес мои книги? Мне теперь не на что отвлечься. Ты знаешь, какая это боль, ты, херов недоумок?

В последние недели своей жизни она и впрямь начала ругаться, хотя до этого всегда избегала бранных слов. Доктор говорил, что это рак. Метастазы, проникшие уже и в мозг… Что осталось от ее мозга теперь? Вообще, разве за семь лет от нее не должны были остаться только кости?

А разве не должна она лежать в земле на Риверсайд, а не стоять в нескольких футах от него?

Томас молча пятился – теперь уже от нее, обратно к входной двери, по которой шарила кошмарная рука. Он слышал этот звук, но ничего не мог поделать – вонь подгоняла его даже сильнее, чем ужас. Затем из-за спины донесся мягкий щелчок открываемого замка. Рука таки достигла своей цели.

Франджони обернулся как раз вовремя, чтобы в свете очередной вспышки увидеть курьера, стоявшего на пороге.

Его лицо теперь представляло собой просто череп с остатками волос, обтянутый клочками кожи. Причем кожаные лоскуты полностью закрывали глазницы, а также тянулись от верхней челюсти к нижней, соединяя их без всякого намека на рот и губы (хотя в вертикальных прорехах между этими лоскутами блестели зубы и десны). Одежда больше не напоминала куртку полицейского или посыльного. Это был длинный, до самой земли, широкополый кожаный плащ, сшитый из… лиц. Десятки человеческих лиц, содранные, растянутые, соединенные по краям грубыми стежками, с дырами глаз, ноздрей и словно раззявленных в вечном крике ртов…

Затем свет снова погас, превратив курьера в темный силуэт.

– Доставка, мистер Франджони, – сказало безротое существо, причем почему-то сразу на два голоса.

– Я… – сумел выдавить из себя Томас, – не заказывал… заплатил… отписался…

– Я доставлю вас, мистер Франджони, – глумливо пояснил монстр, протягивая к нему обе руки, длинные и извивающиеся, словно змеи.

За спиной у Томаса шаркали тапки приближающейся Марджори.

В этот миг он вспомнил о фонаре, оставшемся в кармане после спуска в подвал. Это было последнее, чем он еще мог защититься. Конечно, маленький и легкий фонарик не годился в качестве оружия, но, может быть, свет… электрический свет нормального мира, а не эти беззвучные молнии…

Франджони выхватил фонарь и вдавил кнопку, направляя луч в безглазое и безгубое лицо, но это не произвело никакого впечатления на чудовище, продолжавшего тянуть руки к намеченной жертве. Тогда он посветил на эти руки – и понял, откуда исходили два голоса.

Кисти рук превратились в какие-то адские бутоны, которые раскрылись двумя пастями, усеянными множеством длинных и острых зубов. Эти пасти рванулись с двух сторон к лицу Томаса, и он с криком закрылся руками.

Это не остановило пасти даже на мгновение. Зубы сомкнулись, перекусывая руки Франджони – левую чуть выше локтя, правую возле самого плеча – с той же легкостью, с какой лезвия секатора перекусывают сухую ветку. Томас услышал, как его руки падают на пол, еще до того, как волной накатила дикая боль – а затем бритвенно-острые зубы добрались до его лица.

Новый импульс адской боли разорвал его плоть. А затем в свете новой вспышки, сквозь пелену и заливающую глаза кровь, он увидел свое собственное лицо, покачивающееся у него перед глазами. Франджони заорал, срывая горло, и почти сразу же одна из рук-пастей, скользкая от его крови, нырнула в его разинутый рот. Острые зубы сомкнулись на его языке возле самого корня. Томас замер, понимая, что сейчас лишится и языка. Но у курьера были другие планы – по крайней мере, пока.

– Идемте, мистер Франджони, – сказал он, похоже, вновь отрастивший рот на обычном месте. – Вы и так задержались. К тому же дети хотят поиграть. Бедняжкам не часто дают такую возможность.

Зубы, вонзившиеся в основание языка Томаса, потянули его вперед, и он покорно пошел, беспомощно мыча от боли и нелепо дергая окровавленными культями. Струи дождя обожгли обнажившееся мясо на месте его лица, словно кислота. Дождь был горячим.

Затем он увидел машину, к которой его вели. В ней, конечно, уже не было ничего от полицейского «форда». Это было какое-то дикое нагромождение уродливых, искривленных, переломанных костей, острых гребней, жвал и зубов. И удушливый смрад, исходивший оттуда, был еще хуже, чем от Марджори.

Последнее, что успел понять Франджони, прежде чем его затащили внутрь – Владыка, к которому он отправляется, вовсе не Христос. И даже не христианский дьявол.

О нет. Все гораздо хуже.

2013