Текст книги "Газета (СИ)"
Автор книги: Юрий Нестеренко
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Воображение, сказал себе Франджони. Просто воображение. Наверное, я заметил краем глаза какой-нибудь висящий на стене плащ, прежде чем погас свет, вот теперь и… А свет – это, конечно, просто бросок напряжения.
Надо взять книги и убираться отсюда. Поскорее.
Он сунул руки в коробку, почти уверенный, что сейчас что-нибудь схватит его и потащит вниз. Или вопьется зубами в его запястье.
Но ничего не произошло. Под пальцами были только глянцевые обложки. Он ухватил, не считая, несколько верхних книг из стопки и потянул их из коробки. Но это оказалось не так просто сделать. Какая-то сила держала их, не желая отпускать.
Это Марджори, мелькнула у него совершенно безумная мысль. Она не хочет отдавать мне книги. Это все, что у нее осталось… здесь.
Конечно, это был полный бред, уже хотя бы потому, что тело Марджори – точнее, то, что от него осталось семь лет спустя – покоилось вовсе не здесь, словно в каком-нибудь рассказе Эдгара По, а, как и положено, на кладбище Риверсайд в доброй миле отсюда. Почему-то в этот момент именно это соображение показалось Томасу убедительнее всех прочих.
А затем раздался отвратительный звук, словно рвалась гнилая плоть, и руки Франджони вместе с зажатыми в них книгами дернулись вверх, преодолев сопротивление. Ну конечно, с облегчением понял Томас. Просто обложки слиплись от долгого лежания в стопке.
Он тяжело выпрямился, чувствуя, что ноги все еще плохо держат его, и повернулся в сторону невидимой лестницы. Ощущение безмолвного чужого присутствия – теперь справа от него – однако, не проходило.
– Здесь никого нет, – сказал Франджони вслух. Голос прозвучал на удивление слабо и позорно «дал петуха» на последнем слове.
Тьма, разумеется, не ответила.
И тогда, выставив книги прямо перед собой, словно магический щит, Томас двинулся прямо туда, откуда исходило это чувство. Если там висит плащ – ну что ж, он будет рад в этом убедиться.
Что-то легко коснулось его лица.
Франджони отпрянул, с отвращением смахивая обеими руками с лица паутину. Он страдал арахнофобией всю свою жизнь, и рефлекс был сильнее разума. Выпущенные из рук книги попадали на пол, но Томас не обращал на это внимания, ибо почувствовал, как паук пробежал по его лицу, затем, сорвавшись с подбородка, упал на грудь и прошмыгнул за ворот халата. Франджони завертелся на месте, хлопая себя по плечам и груди; его нога за что-то зацепилась, и он полетел вперед и вбок, столь же отчетливо, сколь и беспомощно осознавая, что вот сейчас он сломает шейку бедра и останется лежать здесь, в темном и холодной подвале, не способный ни выбраться, ни позвать на помощь (кто услышит его крики отсюда?!), и будет лежать здесь несколько дней, пока не умрет, но крысы и насекомые не станут ждать так долго и примутся жрать его заживо… в его доме не было крыс, их благополучно извели еще сорок лет назад, но тут они, конечно же, учуют и прибегут… бог весть как, но они проберутся… и пауки затянут паутиной его рот и глаза…
Он действительно успел представить все это прежде, чем последовал удар. Удар о старые покрышки – не то чтобы совсем безболезненный, но слишком мягкий, чтобы воплотить в жизнь представившийся ему кошмар.
Охая и кряхтя, Франджони поднялся. Он потерял правой тапок, но не стал его искать – как не стал и пытаться подобрать разбросанные по полу книги. Медленно шаркая обутой и босой ногами, он ощупью двинулся в сторону лестницы, совершенно неуверенный в том, что сумеет ее отыскать – но, наконец, с безмерным облегчением ухватился дрожащей рукой за перила.
Но это был еще не конец. Теперь, когда он благополучно избежал перелома, его запросто может хватить инфаркт прямо на лестнице… судя по тому, как колотится его сердце, это более чем возможно… надо передохнуть и успокоиться… но разве можно успокоиться здесь?!
Все же он простоял некоторое время, вцепившись обеими руками в перила, словно потерпевший кораблекрушение – в обломок мачты и убеждая себя, что ничего страшного не произошло. Перегорели лампочки, он наткнулся на паутину, потом оступился – вот и все.
Прочее – игра воображения.
То, что стояло там, во тьме, передвинулось.
Опять же, не было ни звука, ни движения воздуха. Томас просто почувствовал, как оно тронулось со своего места и заходит ему за спину, постепенно приближаясь.
Бежать!!! Воображение или нет, но если он останется – у него будет инфаркт прямо здесь!
Задыхаясь и перехватывая перила обеими руками, Франджони взлетел вверх по лестнице, захлопнул за собой дверь – а затем тяжело привалился к ней и долго стоял так, пытаясь нормализовать дыхание. Постепенно его сердце все же успокоилось; он отлип от двери и повернулся, чтобы идти обратно в спальню. Или нет, сначала все-таки на кухню, где аптечка. После такой встряски без успокоительного точно не уснуть…
Что-то отчетливо проскребло у него за спиной.
Томас резко обернулся. Звук явно пришел с той стороны двери в подвал. Словно кто-то изнутри процарапал по ней гвоздем. Или когтем.
Достаточно большим когтем.
Несколько секунд Франджони оцепенело смотрел на дверь, ожидая, что она распахнется. Дверь в подвал не запиралась – элементарная предосторожность, чтобы спустившийся случайно не захлопнулся или не был закрыт по ошибке другим членом семьи, не знающим, что внизу кто-то есть. Да и от кого им с Марджори было запирать эту дверь? Детей, способных свалиться с лестницы, у них никогда не было.
Но больше ничего не произошло. Дверь не отворилась. Никто не вырвался оттуда, не зарычал, не завыл замогильно. Царапающих звуков тоже больше не было. Равно как и топота вниз по ступенькам.
Стало быть, он – или оно – все еще оставалось здесь? Замерев за дверью и выжидая…
Франджони попятился. И пятился до тех пор, пока не добрался до столика с телефоном.
Его руки тряслись. 911 ему удалось набрать лишь со второго раза.
– В чем ваша чрезвычайная ситуация? – откликнулся деловитый женский голос с трубке.
– Я Томас Франджони, Шиллер Стрит, 7. Кто-то проник в мой дом.
– Он все еще в доме?
– Да, – Франджони попытался сухо сглотнуть. – Он у меня в подвале.
– Вы видели этого человека?
– Нет. («Если это вообще человек», добавил Томас мысленно.) Только слышал.
– Вы точно уверены, что это не кто-то из ваших домочадцев? Или, возможно, животное…
– Нет, черт побери! – рявкнул Франджони и тут же прикусил язык, боясь не столько недовольства оператора, сколько того, что его услышит тот, в подвале. – Я живу один, – добавил он уже тише.
– Успокойтесь, сэр. Иногда в дома забираются соседские животные. Или вовсе дикие.
– Я не знаю, что это за тварь, и не хочу выяснять! Пусть это сделают полицейские!
– Машина уже едет к вам. У вас есть оружие?
– Нет, – в отличие от большинства мужчин, оружие Франджони никогда не любил и считал, что непрофессионалу от него больше вреда, чем пользы. Марджори была еще более горячей сторонницей той же точки зрения.
– Где вы находитесь в данный момент?
– У себя в спальне.
– Вы можете закрыться там изнутри?
– Да, – слава богу, хотя бы в спальне это возможно. Хотя, конечно, высадить эту хлипкую дверь…
– Сделайте это. И больше ничего не предпринимайте, пока не приедет полиция.
– Хорошо.
Едва он повернул ручку замка, как за окном заметались красные и синие блики. В самом деле, быстро приехали. Со стороны входной двери раздался громкий стук.
– Полиция, мистер Франджони!
– Иду! – крикнул он в ответ.
Выглянув из спальни и не заметив ничего подозрительного, он поспешил в прихожую.
На пороге стоял круглолицый полицейский лет тридцати с фонарем в руке; его пистолет покоился в кобуре, но она была расстегнута. Франджони крайне редко доводилось иметь дело с полицией, и все же это лицо показалось ему смутно знакомым. Ничего удивительного, конечно – Барлингтон маленький город, а уж полицейский департамент здесь совсем крошечный. Томас мог видеть этого офицера не только за рулем патрульной машины, но даже и в каком-нибудь магазине во внеслужебное время.
– Томас Франджони?
– Да. А где ваш напарник? – Томас бросил взгляд в сторону сверкавшей мигалками машины, в салоне которой никто не просматривался.
– Ну, не высылать же целый отряд ради забравшегося в дом енота, – усмехнулся полицейский.
– Это не енот!
– Посмотрим. Если что, я всегда могу вызвать подкрепление. Могу я взглянуть на ваше удостоверение личности, сэр?
– Да ведь это я вас вызвал!
– Я обязан в этом убедиться, – терпеливо пояснил офицер.
– Сейчас… – Томас обследовал карманы висевшего в прихожей плаща и извлек водительскую лицензию. Коп посветил фонарем на нее сверху и кивнул.
– Где вход в ваш подвал?
– Идемте.
Франджони проводил его до той самой двери; здесь коп велел ему отойти назад и извлек пистолет из кобуры.
– Полиция! Выходите с поднятыми руками!
В ответ не донеслось ни звука. Офицер подождал некоторое время и спросил через плечо Томаса:
– Из подвала есть другой выход? Например, через окно?
– Нет. Там нет окон.
– Окей, – коп рванул дверь на себя и быстро обвел лучом фонаря лестницу, держа оружие наготове. Не увидев ничего подозрительного, он вновь спросил Франджони:
– Где включается свет?
– Выключатели справа, но лампочки перегоре…
Коп щелкнул рычажками, и на лестнице и в подвале загорелся свет.
– Вот! – воскликнул Франджони. – Я так и знал! Он вырубил свет, когда я был внизу!
– Полиция! – еще раз крикнул коп и начал спускаться, топая ботинками по лестнице. Франджони остался ждать наверху.
Некоторое время он слышал, как офицер ходит там, внизу, и даже, кажется, что-то двигает. Затем коп снова показался у подножья лестницы. Пистолет вновь был у него в кобуре.
– Мистер Франджони!
– Да?
– Я наблюдаю здесь некоторый беспорядок – в частности, раскиданные книги и тапок на полу – но ничего более серьезного. Здесь никого нет – ни людей, ни даже енотов.
– Этого не может быть! Наверное, он где-то прячется!
– Здесь не так много места, чтобы спрятаться. Книги и тапок бросили вы?
– Да, когда он напугал меня!
– Но на самом деле вы никого не видели, – офицер уже поднимался вверх по лестнице. – Полагаю, вам просто померещилось в темноте.
– Вот именно – в темноте! – воскликнул Франджони. – Кто вырубил свет, по-вашему?
Коп поднялся на верхнюю площадку и посветил своим фонарем на выключатели, затем подвигал их вверх-вниз.
– Думаю, вы оставили их вот в таком положении, – сказал он наконец, не без труда заставив рычажки замереть ровно посередине. – Отсюда они от самого легчайшего колебания и даже сами по себе могли перескочить вниз.
– Вы провозились несколько минут, чтобы вот так их уравновесить – а я, по-вашему, сделал это случайно?
– Бывает, – пожал плечами коп. – Знаете, в моей практике был случай, когда случайно выстрелившее ружье убило человека на расстоянии полумили. Если бы по нему целились специально, попасть с такого расстояния из обычного охотничьего ружья было бы нереально.
Он стукнул кулаком по стенке, желая, видимо, показать, как легко рычажки перескочат вниз, но они остались в промежуточном положении. Тогда он выключил свет обычным способом, словно бы и не заметив конфуза.
– Подождите! – воскликнул Франджони, торжествующе указывая на внутреннюю сторону открытой двери в подвал. – Вот! Это мне тоже померещилось?!
По поверхности двери сверху вниз тянулась длинная и довольно глубокая царапина.
– Хмм… – офицер провел и по ней лучом фонаря. – У вас никогда не было, к примеру, кошки?
– Ростом в пять футов?
– Кошки умеют прыгать, и довольно высоко. Так была или нет?
– Была, – признал Франджони. – Много лет назад. Ее завела моя покойная жена. Сам я, по правде говоря, не любитель кошек и не был от нее в восторге, особенно когда она повадилась гадить в мои тапки. Потом она куда-то пропала. Должно быть, попала под машину.
– В самом деле?
– Что вы на меня так смотрите? Вы что, подозреваете, что на самом деле я убил эту чертову тварь и замуровал в подвале? – по правде говоря, в то время у Томаса и в самом деле мелькала подобная мысль. Но только мысль и не более чем. На практике он ограничивался тем, что пинал ненавистное животное при каждом удобном случае, когда Марджори не видела, в надежде, что кошка сбежит сама. Судя по всему, так в итоге и вышло.
– Ну, люди порою творят и не такие вещи. А потом, знаете, комплекс вины будит у них странные фантазии.
– Я думал, вы полицейский, а не психоаналитик, – желчно произнес Франджони.
– Хороший полицейский должен быть в том числе и психоаналитиком, – глубокомысленно изрек коп, продолжая обследовать борозду на двери. – А как полицейский я могу вам сказать, что это никак не может быть свежей царапиной. Видите, дерево внутри давно потемнело.
– Но я слышал! Слышал своими ушами, как оно там скребется!
– Мистер Франджони, – вздохнул офицер, – я не знаю, что вы слышали или думаете, что слышали. Я знаю, что в вашем подвале никого нет, на вашей входной двери нет следов взлома, на вас никто не нападал, в доме, если я правильно понимаю, ничего не пропало и нет никаких следов присутствия посторонних. Я не обвиняю вас в преднамеренном ложном вызове. Может быть, вы слышали крысу, или у вас шумело в ушах после подъема по лестнице. Но, в любом случае, это вне компетенции полиции.
На груди у полицейского ожила и что-то прохрипела рация. Тот поднес ее к губам:
– Отбой. Ложная тревога. Хозяину дома просто померещилось.
Франджони обреченно проводил его обратно до крыльца.
– Но если я все же найду доказательства, что кто-то проник в дом…
– Тогда звоните, – офицер протянул ему карточку. – Доброй ночи, сэр.
– И вам… – пробурчал Томас и захлопнул дверь.
«Мистер Франджони!» – донеслось снаружи.
– Да? – он поспешно распахнул дверь, глядя на полицейского.
– Я думаю, это ваше.
Коп протягивал ему газету.
– Н-нет, – затряс головой Томас. – Я отписался.
– Но это лежало у вас на крыльце.
– Это ошибка. Выбросите ее.
– Это ваша газета. Если она вам не нужна, выбросите ее сами, – коп настойчиво протягивал свернутый «Бюллетень» Томасу.
– Ладно… – Франджони нехотя взял бумагу. Офицер зашагал к машине.
– Подождите! – крикнул вдруг Томас. Тот обернулся.
– Вы сами выписываете «Барлингтон Бюллетень»? – спросил Франджони.
– Жена выписывает. У меня обычно нет времени на чтение.
– Дело в том, что там в последнее время появились очень странные публикации…
– Сэр, сейчас не лучшее время обсуждать журналистику. Я должен вернуться к своей работе.
– Да, конечно… извините, – Франджони закрыл и запер дверь.
Он стоял в прихожей, с отвращением глядя на проклятую газету в руке. Конечно, все это может ничего и не значить. Курьер просто бросил ему газету по привычке. Но почему-то именно бросил на крыльцо, а не просунул в щель – как и в ту ночь, когда Франджони пожаловался в первый раз. Не захотел привлекать внимание, видя, что в доме полиция?
Томас решил, что, как бы то ни было, он не станет заглядывать в газету. Нет-нет, не станет. Сразу же бросит ее в мусорную корзину. А потом пойдет на кухню за таблетками…
Франджони снова проснулся с тяжелой головой, с трудом соображая, где он и что с ним. Светло… день… что за дрянь ему снилась… какая-то отвратная жуть…
Он откинул одеяло, спустил ноги с кровати, привычно попадая левой сразу в тапок. Но вот под правой ногой тапка не было. Равно как и мягкой поверхности коврового покрытия. Было что-то другое, гладкое, но не скользкое, зашуршавшее, когда он попытался все же нашарить тапок…
Франджони посмотрел вниз. На полу лежала газета. Не свернутая в трубочку, какой он бросил ее в мусор. Раскрытая.
И даже без очков, по характерному расположению фотографий и маленьких заметок, Томас понял, что она раскрыта на странице некрологов.
Франджони охнул, затем сердито зажмурился и затряс головой. «Я все еще сплю», сказал он себе. Затем открыл и тщательно протер глаза, потянулся на столик за очками, и лишь потом посмотрел вниз.
Газета по-прежнему была там. Более того, теперь он заметил кое-что еще. Одна их заметок была неряшливо обведена толстой бурой линией. Слишком толстой, чтобы это был след от фломастера. Скорее – от пальца, который обмакнули во что-то коричневое.
Или в красное, побуревшее при высыхании.
Томас почувствовал, как все обмирает у него внутри – почти как в тот день, когда врач сообщил ему диагноз Марджори. Тогда он все понял еще до того, как доктор открыл рот… и сейчас тоже понял, что это за заметка, еще до того, как поднес газету к глазам.
«Томас Франджони, 74, 3 ноября 2013 отправился к нашему Владыке…»
Он посмотрел на верх страницы. Там, разумеется, было написано «Суббота, 2 ноября 2013». Никаких некрологов за завтрашнее число в этой газете не могло быть в принципе. Но мало ли чего в ней не могло быть…
Франджони попытался вспомнить, лежал ли «Бюллетень» у кровати, когда он ходил в туалет во второй раз – ведь он, вне всякого сомнения, должен был это сделать. Но он не мог вспомнить не то что газету, а и сам поход. Должно быть, его мозг на тот момент был слишком одурманен снотворным и не сохранил воспоминаний.
Не может ли быть так, что тогда он все же вытащил газету из мусора, стал читать, наткнулся на это, швырнул на пол… а теперь ничего этого просто не помнит?
Нет, не может быть. Он еще не впал в маразм. Выбрасывая газету, он твердо решил, что больше не возьмет ее в руки, и даже снотворное не могло это решение изменить. Опять же, кто-то же обвел некролог? Не сам же он это сделал? Томас посмотрел на свои пальцы. Нет, на них не было никаких следов крови или краски.
Газета с шелестом провалилась между его костлявыми коленями и снова упала на ковер. Некоторое время Франджони просто тупо сидел на краю кровати. Затем встал, подошел к висевшему на вешалке халату, извлек из кармана карточку, сел к столику с телефоном и набрал номер барлингтонской полиции.
– Меня хотят убить, – сообщил он в ответ на голос дежурного.
– Назовите ваше имя и адрес.
Он назвал. Ночью он догадался сделать это сразу, но теперь его мысли были спутаны, как после хорошей пьянки.
– Кто-то угрожает вам в данный момент?
– В данный… нет. Это газета. Там сказано, что завтра… Но он проник в мой дом. Возможно, он и сейчас здесь, – Томас оглянулся по сторонам, хотя, конечно, не увидел ничего, кроме привычных стен спальни.
– Кто проник в ваш дом? Пожалуйста, выражайтесь точнее, сэр.
– Курьер. Я думаю, это курьер. Тот, кто разносит газеты.
– Газетный курьер проник в ваш дом и угрожает вам убийством? – в голосе полицейского звучал нескрываемый скепсис.
– Он принес мне газету, пока я спал!
– Это его работа, не так ли?
– Нет! Я отписался! – тут Франджони сообразил, что говорит совершенно не о том и выглядит идиотом. – Послушайте, на самом деле…
– Мистер Франджони, вы ведь уже вызывали полицию этой ночью? – перебил его дежурный, вероятно, сверившийся с записями. – И побывавший у вас офицер не нашел ничего подозрительного.
– Да! – Томас словно поймал ускользавшую мысль. – После того, как ваш офицер отдал мне газету…
– Так это был не курьер?
– Дайте мне рассказать по порядку! – взорвался Франджони. – Офицер подобрал ее на крыльце и отдал мне. Я сразу же выбросил ее в мусор! А утром, когда я проснулся, она лежала рядом с моей кроватью! И в ней написано, что завтра я умру!
– В сегодняшней газете? В «Барлингтон Бюллетень»?
– Именно так! Ваш офицер сказал, чтобы я звонил, если найду доказательства! Так вот приезжайте и посмотрите! Это чертово доказательство валяется у меня под кроватью! Наверное, еще с отпечатками пальцев! Он ведь еще обвел это кровью или не знаю чем!
– Вы хотите сказать, что в газету была вложена записка с угрозами или надпись на полях…
– Нет, черт побери! Это напечатано в разделе некрологов! В правом нижнем углу!
– То есть газета опубликовала ошибочное известие о вашей смерти? В таком случае, при чем тут курьер?
– В последние дни «Бюллетень» вообще публикует черт-те что! – Томас закашлялся, затем заговорил спокойнее: – Скажите, в ночь на Хэллоуин в городе были убийства?
– Вам что-то известно об этом? – в голосе полицейского впервые обозначился интерес.
– Только то, что я прочитал в «Бюллетене». Так вы хотите сказать… – Франджони снова почувствовал разливающийся в животе холод, – что это правда?
– Да, прямо на Мэйн Стрит был обнаружен труп неизвестного. Скорее всего, бездомного. Судя по всему, он пролежал на виду всю ночь, но никто не обратился в полицию – его, очевидно, принимали за манекен к Хэллоуину. Только утром хозяин, выгуливавший собаку, понял по поведению своего питомца…
– И… он был сильно изуродован?
– Эту информацию мы в прессу не давали. Откуда вы знаете?
– И… это был только один труп? – продолжал допытываться Франджони.
– А сколько их, по-вашему, должно было быть?
– Восемнадцать, – пробормотал Томас.
– Что? Мистер Франджони, я беседую с вами вполне официально, так что воздержитесь от шуток!
– Да какие там шутки! Говорю же, я прочел это в «Бюллетене»! Это и многое другое! Приезжайте, и я покажу вам все эти номера – и сегодняшний, и предыдущие!
– Ну хорошо, мистер Франджони, – сказал полицейский после короткой паузы. – Я направлю офицера побеседовать с вами. Надеюсь, на сей раз вы предъявите что-то более убедительное, чем прошлой ночью.
В этот раз, однако, ждать полицейского пришлось гораздо дольше. Франджони сидел в кресле, периодически кидая мрачные взгляды на валявшуюся на полу газету (он к ней больше не притронется – пусть это делает коп со всеми предосторожностями, с которыми полагается обращаться с уликой) и думая со злобой, что, знай он, как затянется ожидание, успел бы позавтракать. Впрочем, на самом деле есть совершенно не хотелось. Спуститься в подвал за тапком он тоже так и не решился (он говорил себе, что не делает этого потому, что боится не услышать полицейского), а посему сунул ноги в летние парусиновые туфли.
Наконец в дверь громко постучали. Томас ждал этого стука и все-таки вздрогнул так, что едва не подпрыгнул на сиденье.
При свете дня черно-белый «форд» возле дома и фигура в черной униформе на крыльце смотрелась куда более буднично, чем ночью, да и сам полицейский был, конечно, другой: лет пятидесяти с чем-то, с несколькими лишними фунтами на талии и с лицом скорее добродушным, нежели строгим или деловитым. Такие лица обычно бывают у докторов, работающих с маленькими детьми – «ну-с, Томми, что у нас болит?»
Однако в руке он держал газету.
– Мистер Франджони?
Томас ощутил нечто вроде дурного deja vu.
– Что это? – прохрипел он, указывая на бумажную трубку в руке копа.
– Это сегодняшний «Барлингтон Бюллетень», сэр. И знаете что? Там нет никакого некролога с вашим именем.
– Как это нет?
– Взгляните сами.
Офицер развернул перед ним газету на нужной странице. Томас сразу же ткнул пальцем в правый нижний угол:
– Вот же он!
– Здесь написано, – коп развернул газету к себе, – «Тобиас Брандони, 74, 30 октября 2013 отправился к нашему Владыке…» Ваша фамилия ведь не Брандони, не так ли?
– Нет… я… – он попытался всмотреться туда, куда тыкал толстый полицейский палец, но буквы расплывались и прыгали перед глазами. – Мне нужны очки!
– Да, конечно. Можете сходить за ними.
– Заходите! – Томас отступил назад. – Я покажу вам!
Коп последовал за ним через прихожую и жилую комнату в спальню. Франджони отыскал очки, дрожащими пальцами напялил их на нос, вновь повернулся к полицейскому, который невозмутимо ждал, держа наготове газету.
«Тобиас Брандони, 74, 30 октября…»
И дата тоже нормальная, а вовсе не будущая.
– Нет, – затряс головой Франджони. – Я не мог так ошибиться.
– Ну, отчего же не могли, сэр, – офицер все так же излучал спокойное добродушие. – Всякое бывает. Тем более, у вас ведь не очень хорошее зрение…
– Вот! – Франджони повернулся, обличающе указывая на газету на полу. – Посмотрите вот здесь! И оно еще обведено!
Полицейский подошел к кровати и не без некоторого усилия нагнулся.
– Я понял! – вещал Томас, обращаясь к его спине. – Он специально напечатал такую газету, чтобы напугать меня! Сейчас ведь любой может напечатать, что угодно… И предыдущие номера, наверное, тоже… (Коп распрямился со второй газетой в руках; он и не подумал надеть перчатки или взять ее через пластиковый пакет.) Ну? Вы видите?
– Вижу что?
Франджони подошел к нему.
«Тобиас Брандони…»
И никакого кровавого кольца вокруг.
– Это не та газета. Это та, что вы принесли.
– Нет, та – вот, а эта ваша. В любом случае, можете сравнить их обе.
Томас остолбенело переводил взгляд с одной газеты на другую.
– Я понял! – вновь воскликнул он. – Специальная краска, которая со временем становится бесцветной! Я видел такое в кино про мошенника, который подписывал такой ручкой чеки…
– Как насчет текста, мистер Франджони? Вы ведь не хотите сказать, что ваше имя было вписано ручкой? И потом, даже если напечатать один текст поверх другого, нижний все равно будет виден, и получится мешанина, не так ли?
– Я… – Томас не знал, что сказать. – Я покажу вам прошлые номера!
Он метнулся к мусорной корзине. Не церемонясь, вышвырнул на ковер бумажную упаковку из-под молока, рекламу пиццерии с доставкой, банку из-под сардин, бумажную салфетку…
Газеты не было.
– Я выбросил ее сюда! – бормотал Франджони. – Там было… про восемнадцать зверских убийств… и еще контейнер на крыльце, там должен быть предыдущий номер… про жертвоприношения… я хотел, чтобы мусорщики забрали это, но он раскидал весь мой мусор… – тут Томас задумался, а клал ли он обратно в контейнер ту газету, когда убирал учиненный на Хэллоуин разгром? Кажется, нет… та газета была ему так неприятна, что он бы запомнил… но, похоже, тем утром она просто исчезла.
– Мистер Франджони…
– Ну конечно, он забрал их все! И с крыльца, и из корзины! Одну положил мне под кровать, а остальные унес! Я же говорю, он проник в мой дом!
– Мистер Франджони, – коп был само терпение. – Если, по-вашему, некий злоумышленник, желающий вас убить – так? – проник в ваш дом, когда вы спали – не оставив никаких следов, замечу – то отчего же он не причинил вам никакого вреда?
– Он оставил! Он причинил! Некролог…
– Но мы ведь уже разобрались с некрологом, не так ли? Вы, должно быть, не вполне проснулись, когда…
– Но другие газеты точно были! Богом клянусь! Иначе разве я стал бы отписываться? Я читал «Бюллетень», сколько себя помню…
– Мистер Франджони, вы ведь не злоупотребляете алкоголем? Думаю, что нет. Я видел на своем веку достаточно пьяниц, и вы на них не похожи. Ну а употребляли ли вы в последнее время наркосодержащие препараты?
– Вам не кажется, что я уже староват для хиппи? – огрызнулся Томас.
– Я не имею в виду нелегальные наркотики. Я говорю о лекарствах. Подумайте хорошенько.
– Да, – вынужден был признать Франджони. – В последние дни из-за всей этой чертовщины мне пришлось пить снотворное и успокоительное. Хотя вообще я стараюсь обходиться без них.
– Ну вот видите, – констатировал коп тоном доброго учителя, наконец добившегося толка от туповатого ученика, – у них бывают весьма своеобразные побочные эффекты, а раз для вашего организма они непривычны, ничего удивительного, что эти эффекты только усилились. Не советую вам в таком состоянии садиться за руль.
– Я не водил уже больше года, – пробурчал Франджони.
– Вот и хорошо, – коп явно сделал движение в сторону выхода, затем посмотрел на две газеты, которые снова свернул, но все еще держал в руке. – Если хотите, я заберу их с собой, чтобы вам опять не показалось, что они мистическим образом появились или исчезли.
– Вас даже не интересует, откуда я знаю о жестокости убийства на Хэллоуин? – предпринял отчаянную попытку Франджони. – Вашего коллегу на телефоне это заинтересовало.
– Думаю, вы слышали от кого-то из соседей, – невозмутимо ответил офицер. – Этого не было в прессе, но тот парень, что нашел труп, хоть мы и просили его держать рот на замке… к тому же тело могли видеть и другие, но они не вызвали полицию…
– Я прочитал об этом в газете. Той, что исчезла. Точнее, не об этом, – Франджони понял, что его слова вновь звучат как бессвязная чепуха, и заторопился: – Там было написано про восемнадцать зверских убийств, но не бомжей. Все это были жители города. А может быть… – вдруг задумался Томас, – этот убитый все-таки местный? Просто так изуродован, что его не смогли опознать? Вы все еще не выяснили его личность?
– Нет, – покачал головой коп, – и теперь уже едва ли выясним. Поэтому мой коллега понадеялся, что вам и впрямь что-то известно. Но, я так понимаю, все эти убийства вам просто приснились.
– Что значит «едва ли выясним»? – уцепился за его слова Франджони.
– Хмм… – коп поглядел на него с сомнением, возможно, сожалея, что сказал лишнее, но затем все же ответил: – Странная штука вышла с этим трупом. Вчера его, как положено, отвезли в морг… а сегодня ночью он оттуда пропал.
– Пропал? Вы хотите сказать, что кто-то выкрал труп из морга?
– Ну, если только он не сам оттуда ушел, – широко улыбнулся коп, но Томасу это совсем не показалось смешным. – Сработано чисто, никаких следов взлома…
– Вот! – возликовал Франджони. – Как и у меня дома! А вы не верите, что ко мне кто-то забирался!
– Ну у вас-то ничего не пропало… если не считать никогда не существовавшей газеты, якобы написавшей про восемнадцать убийств. У нас тут, знаете ли, не Детройт, да и там такое бывает вряд ли.
– На вашем месте я бы все же допросил курьера, доставляющего эти газеты, – упрямо произнес Франджони.
– Я говорил с ним, – ответил полицейский все так же невозмутимо. – Это самый обычный студент, подрабатывающий по ночам. На вашем маршруте он всего второй день. И он сказал, что не доставлял вам газету вчера, потому что вы отписались.
– Но вот же она у вас в руке!
– Значит, парень ошибся, только и всего. Он еще слишком плохо знает маршрут, вы же понимаете.
– А кто работал до него, вы выяснили?
– По тому телефону, что мне дали в газете, отвечает автомат, что такой номер не существует. Вероятно, с первого числа тот парень решил сменить не только работу. В любом случае, у нас нет оснований его разыскивать. Ничего противоправного за ним не числится… Ладно, мистер Франджони. Будьте осторожней с этими лекарствами и не смотрите на ночь всякую дрянь по телевизору. А если вам опять что-то покажется, я бы на вашем месте побеседовал с доктором. Просто, ну, знаете, насчет побочных эффектов. Хорошего вам дня, сэр.
Значит, это все-таки правда, с тоской думал Франджони, глядя на закрывшуюся за копом дверь. Уволенный или уволившийся курьер действительно был. И никто теперь не знает, где его искать.
Он сам найдет, кого надо.
Франджони помотал головой, пытаясь отогнать эту мысль, но она не уходила. Что мы вообще знаем о людях, осуществляющих ночную доставку? Газетчики, молочники… (сейчас молочников уже нет, но Франджони хорошо помнил времена, когда они с Марджори каждое утро находили на крыльце бутылку молока). В отличие от почтальонов, с которыми мы время от времени встречаемся лицом к лицу, расписываясь в получении ценной посылки, этих людей мы не видим вообще никогда. Они приходят из тьмы и уходят во тьму, пока мы спим. Мы не думаем о них до тех пор, пока они не подают поводов для жалоб. И нам не приходит в голову, что они думают о нас. Мы считаем (Франджони всегда так считал), что они должны быть благодарны нам – ведь благодаря нам они имеют работу! Но… (Франджони впервые задумался об этом) они работают для нас семь дней в неделю, без выходных и праздников (напротив, по выходным их работа самая тяжелая – из-за рекламных приложений каждая воскресная газета весит чуть ли не два фунта), в любую погоду – в ливень, в мороз, в снегопад, и даже когда с юга доползают осенние ураганы и в Барлингтоне объявляют штормовое предупреждение, закрывают все офисы и просят не выезжать на дорогу никому, кроме машин экстренных служб – даже тогда газетчики не освобождаются от своих обязанностей и к утру доставляют «Бюллетень» всем, словно ничего не случилось… И никто им не доплачивает за работу в таких условиях – иначе возросла бы и цена подписки, а она от погоды не зависит.








