Текст книги "Дом отважных трусишек"

Автор книги: Юрий Ермолаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава десятая. Неприятная история

Надя и Джаннат прохаживались по длинному больничному коридору взявшись за руки.

– Придумать бы что-нибудь, – сказала Джаннат, сверкая своими озорными глазами, и пропела тихонечко, но бойко: – «Что мне делать, как мне быть, чтобы весело пожить?»

Тут на этаже остановился лифт, и Надя сказала:

– Угадай, куда лифт сейчас поедет?

– Вверх! – выкрикнула Джаннат.

– Нет, вниз, – возразила Надя.

Но лифт никого не послушался, а продолжал стоять на третьем этаже. Мало того, из него вышла «Стиральная машина» и направилась в конец коридора.

– Что это «Стиралка» лифтёршу подменяет? – спросила Джаннат.

– Может, та выходная, – ответила безразличным тоном Надя, потому что думала о другом: как бы хорошо покататься сейчас в лифте. Подняться на четвёртый этаж, потом спуститься вниз, в самый подвал, оттуда вверх на второй, а уж потом своим ходом добраться до палаты. Вот никто и не узнает, что они катались в лифте без нянечки.

– Поехали? – предложила Надя, схватив Джаннат за руку. На неё иногда нападало такое неудержимое озорство.

– Куда? – удивилась подружка.

– А так, куда глаза глядят, – весело сказала Надя и побежала к лифту.

– Нажимай быстрей кнопку, – войдя в лифт, заторопила её Джаннат, – а то вернётся нянечка – ругаться будет.

Надя нажала кнопку четвёртого этажа и сказала:

– У нас в доме тоже лифт есть. Я всё его устройство знаю.

– А чего знать? Нажимай кнопку и поезжай.

Лифт поднял девочек на четвёртый этаж.

– Куда теперь поедем? – спросила Джаннат.

– Давай прямым ходом в подвал, – предложила Надя и нажала самую нижнюю кнопку, на которой даже не было номера.

Лифт закрыл двери и стал медленно спускаться вниз.

– Как хорошо! Точно в самолёте на землю спускаемся, – восторженно сказала Джаннат и зажмурилась, – целый бы день каталась!

– Целый день не выйдет, – рассмеялась Надя, – тогда «Стиральная машина» всех врачей и воспитателей на ноги поднимет. И нам достанется.

Лифт спустился в подвал. Двери открылись. В подвале было темно, только в конце узкого коридора тускло горела синяя лампочка. Наде даже вспомнилась подводная лодка, на которой они с мамой на дно Чёрного моря спускались. Тогда Надя тоже уговорила маму покататься, как сейчас Джаннат. Но на лодке было не так страшно. Вот если бы она сломалась…

– Ой, как тут жутко! – взвизгнула Джаннат и сама нажала кнопку третьего этажа.

– Ты куда, прямо в пасть к нянечке приедем! – засмеялась Надя и нажала кнопку второго этажа.

Лифт задёргался, будто стал подниматься по кочкам, и остановился.

Девочки приготовились выйти, но двери не открывались.

– Почему двери не открываются? – с тревогой спросила Джаннат.

– Чуть-чуть не доехали, – сказала Надя.

– Значит, застряли?! – ахнула Джаннат.

– Наверное, – растерянно произнесла Надя.

– Не наверное, а точно, – испугалась Джаннат. – Что теперь делать будем?

Надя пожала плечами.

– Ты говорила, всё устройство знаешь, – затеребила её Джаннат, соображай, что делать.

– Может, вон через ту верхнюю крышку вылезти, она поднимается, предложила Надя.

– Как же мы туда заберёмся? – чуть не расплакалась Джаннат. – Ты-то ещё можешь, а я с аппаратом…

– Не можешь, так я без тебя не полезу, – старалась успокоить Надя подружку.

– И зачем мы влезли сюда… – запричитала Джаннат и повела носом. Палёным пахнет… Мы горим!

– Скажешь тоже, – резко перебила её Надя, – даже дыма не видно. – А палёным, кажется, в самом деле запахло.

– Пока мы тут сидим, нам хватит кислорода? – спросила уже совсем упавшим голосом Джаннат. И куда её весёлость делась.

– Ты себя не пугай. Лучше думай, как нам отсюда выбраться, – сказала Надя и сама ужасно заволновалась.

Всё-таки это не шутка – в лифте застрять. Вдруг в самом деле с ними что случится! У Нади в доме даже на дверцах лифта строгие плакаты висят: «Не доверяйте лифт детям», «Не перегружайте лифт, это грозит катастрофой». Надя ощутила неприятную дрожь в коленках. А Джаннат прямо на себя стала не похожа – до того у неё сделался растерянный и испуганный вид.

– Давай на помощь звать, чего так сидеть, – стуча от страха зубами, проговорила Джаннат.

– Подожди, – остановила её Надя, – попробуем сделать всё, что можно, сами.

– Так делай быстрее, – прошептала Джаннат, всё так же стуча зубами.

– Сейчас, – ответила Надя, не зная, что предпринять. Она схватилась за дверную ручку, но тут же отдёрнула руку. Ручка чуть-чуть дрожала, и ей показалось, что она сердится на неё и выговаривает: «По-па-лась, озор-ни-ца, по-па-лась!»

И тут Надя вспомнила, что однажды дома они с папой тоже застряли в лифте. Сначала они нажали кнопку тревоги, но дежурной лифтёрши почему-то не было на месте. Тогда папа очень спокойно стал нажимать по очереди на все кнопки. И лифт неожиданно поехал.

Надя протянула руку к первой попавшейся кнопке, но лифт не поехал. Тогда она стала быстро нажимать все кнопки подряд. Лифт стоял как каменный. Только когда Надя нажала кнопку четвёртого этажа, лифт сорвался с места.

– Чего он рванулся? – вздрогнула Джаннат.

– Не всё ли равно, – махнула рукой Надя, – главное, мы едем.

Джаннат сразу просветлела. Лифт остановился на четвёртом этаже и раскрыл двери. Девочки пулей выскочили из него.

– Как хорошо! Как хорошо! – радостно проговорила Джаннат.

– Конечно, хорошо, что мы так удачно выбрались, – согласилась Надя.

– Не то, не то, совсем не то, – замотала головой Джаннат, – хорошо, что в нашем доме нет лифта!

Они быстро спустились на свой этаж и вошли в палату.

– Где вы пропадали? – спросила их Варя.

Девочки переглянулись, и Джаннат, уже окончательно придя в себя, весело пропела:

 
Где мы были, там нас нет,
Вот какой у нас ответ!
 

Глава одиннадцатая. «Трудная мама»

Карантин ещё не был снят, а в третью палату всё же пришла мама Гали-Цибули Евгения Антоновна. Девочки очень обрадовались ей. Думали, что сейчас придут и их мамы, Но Евгения Антоновна сказала:

– Пустили меня одну. Потому что с сегодняшнего дня я не только мама Галочки, но и ваша воспитательница.

Тут девочки сразу заметили, что с Галиной мамой произошла большая перемена. Прежде всего причёска у неё стала другая – большой стог волос над головой. В ушах висели серьги, а на новой блузке – большая брошь в виде паука в паутине. Словом, вся она горела, как жар-птица, хотя походила в своём наряде скорее на жар-курицу.

«Зачем она так вырядилась?» – осуждающе глядя на мать, подумала Галя Скульская.

– А разве Ангелина Фёдоровна больше не будет работать? – спросила Варя.

– Ангелина Фёдоровна ушла в очередной отпуск, – ответила Галина мама и, вынув из сумочки карандаш с блокнотом, строго сказала: – Внимание! Я хочу записать, кто сегодня пойдёт гулять. Скульская, – застрочила она карандашом. – Ну, кто ещё? Живее! Мне нужно обойти все палаты.

– Я ещё не знаю, захочется ли мне гулять сегодня, – мечтательно произнесла Джаннат Шамхалова.

– Подумай и реши, – приказала ей Евгения Антоновна, – мне нужно знать, сколько человек пойдёт гулять.

– А зачем вам это? – спросила Варя.

– Как зачем? Сколько пойдут, столько должны и вернуться с улицы, ответила Евгения Антоновна и занесла авторучку над блокнотом.

– Мы не цыплята, не разбежимся, – засмеялась Джаннат, – и коршун нас есть не собирается.

– А на улицу мы парами пойдём? – неожиданно спросила Олечка.

Евгения Антоновна надулась и вспыхнула. Обычный вопрос маленькой Олечки она восприняла как насмешку и, ни слова не говоря, вышла.

– Из нашей палаты идёт гулять одна Скульская, – объявила Джаннат Шамхалова. – Как это ты одна в пару встанешь? – обратилась она к Гале.

Все засмеялись, а Галя надулась не меньше своей мамы. Ей и без насмешек девочек было неудобно за мамино поведение, а тут ещё они. Галя взяла и накрылась одеялом с головой.

– Вот так пошла гулять! – воскликнула Олечка.

Больше Галина мама не составляла в третьей палате списков на прогулку. И вообще она старалась меньше бывать у девочек. А Галю вызывала в холл и там с ней виделась. Ведь должность воспитательницы позволяла ей даже во время карантина свободно проходить в больницу. С детьми она занималась мало. Больше сидела в читальне и выдавала книжки. Стихотворения, которые дала разучивать девочкам Ангелина Фёдоровна, Галина мама тоже не спрашивала. Но к возвращению воспитательницы из отпуска девочки всё равно выучили их. А Надя даже свои сочинила.

В первое воскресенье, после снятия карантина, девочки устроили для своих мам и бабушек концерт. На нём было соревнование лучших палатных клоунов, победительницей которого стала Джаннат. А Надя тоже получила приз шоколадную медаль – за свои стихи. Она волновалась и начала читать совсем тихо, почти шёпотом. Хотя многие подумали, что так и надо, потому что Надя назвала своё стихотворение «Сон». Вот оно:

 
Мне снился сон сегодня ночью,
Я расскажу его вам точно.
 

Надя перевела дыхание и продолжала громче:

 
Мы все всегда ужасно рады,
Когда приходят мамы к нам,
И их пускать в палаты чаще
Приказ дал главный доктор сам.
И сразу наступило чудо:
Мы стали крепнуть с каждым днём.
И все уколы – врать не буду
Уже нам стали нипочём!
Я всех ребят хочу поздравить:
Сбылась заветная мечта!
И если б к мамам пап прибавить,
Совсем была бы красота!
Вот мне какой приснился сон.
Жаль, наяву не сбылся он.
 

Все ребята и мамы сильно хлопали Наде. Вдруг стихи подействуют, и они будут видеться чаще.

Глава двенадцатая. Самые хорошие дни

Первый день после карантина был не воскресенье, а среда. По средам в детское отделение тоже пускали мам, бабушек и всех близких. Девочки уже с утра начали считать часы и минуты до прихода мам. Наконец по лестницам раздалось шлёпанье больничных тапочек. Ведь лифтом мамы не пользуются. Он предназначен только для больных. Тапочки мамам не по размеру. Надевают какие попадутся, лишь бы поскорее получить. Мамы уже знают, в каких палатах лежат их дети. И идут уверенно, точно работают здесь. А Надина мама должна была прийти сегодня в первый раз. Надя говорила с мамой по телефону, писала ей записки, а как поскорее найти их палату, которая в самом конце коридора, да ещё в углублении, не объяснила.

– Ниночка! – то и дело звала она маленькую нянечку. – А вдруг мама не найдёт, где я лежу.

– Не найдёт, так спросит, – улыбалась ей в ответ нянечка. – Язык-то до Киева доведёт.

– До Киева поезд довозит, а тут лестницы путаные. Пойдёт по другой и не выйдет на нашу площадку.

– Скажут ей в справочном, куда идти, когда халат с тапочками дадут, не волнуйся, – успокаивала её нянечка Нина и тут же сама забеспокоилась: – Да уж постою я у двери, покараулю твою маму.

– А ты её помнишь? – спрашивала Надя.

– А как же! – уверяла её нянечка. – Интересная она у тебя, даже красивая.

– Верно, – согласилась Надя и успокоилась.

Нянечка ушла, а девочки, чтобы не разойтись со своими мамами, сели на кровати и стали ждать. Они уже поставили на тумбочки блюдца с ложками и вилками: мамы обязательно принесут что-то вкусненькое. А сколько новостей накопилось у всех за дни карантина! Да и у мам, наверное, за это время много нового.

Надя хорошо знает всех мам своих подружек. Ведь у них были операции и их мамам разрешалось приходить на час каждый день. До карантина они все три дня были. А Надя с мамой виделись последний раз три недели назад. Так надолго они ещё никогда не расставались.

Мамы у подружек разные. И по виду и по характеру. У Джаннат Шамхаловой мать невысокая, толстенькая, но длиннолицая. С большим носом и полными губами. По краешкам верхней губы у неё растут маленькие усики. Она очень спокойная, и в палате при ней всегда тихо и хорошо.

Евгения Антоновна, мать Гали-Цибули, шумная и настойчивая. Как только она приходит, сразу начинает греметь кастрюлями, ложками и заставлять свою дочь съесть при ней всё, что она принесла. Конечно, они сразу ссорятся. Тогда Евгения Антоновна быстро собирает свои кастрюльки, баночки, бутылки и делает вид, что уходит домой. А Галя спешно пишет ей записку, которую отдает нянечке и умоляет догнать мать. Но догонять её не нужно. Она стоит на лестничной площадке и дожидается приглашения.

Как только Евгения Антоновна появляется снова, обе стороны идут на взаимные уступки, и в их уголке наступает мир. Кроме друг друга, они никого не видят и не слышат.

Самая молодая и красивая – мама Олечки, Светлана Максимовна. Пожалуй, она и самая приветливая. Когда Варе из Братска сделали операцию, Светлана Максимовна первым делом прибрала ей всё на тумбочке, поправила постель, подушки и только после этого занялась своей дочкой. Она высокая, стройная, с красивыми белыми зубами и большими синими глазами. Мама Олечки всегда приносит в палату запах необыкновенно приятных духов. От них даже настроение поднимается.

А у Вари мамы здесь нет. Она осталась дома, потому что её не отпустили с работы. Она старший инженер Братской ГЭС. Варя приехала сюда с бабушкой. Её бабушка худенькая старушка, тихая и торопливая. Когда она приходит к Варе, сразу начинает суетиться. Берётся то за одно, то за другое и всё делает не так. Тем более, что она часто отвлекается и шепчет какие-то одной ей понятные заклинания.

Под конец посещения бабушка подворачивает на Вариной кровати одеяло, садится на кончик матраца, достаёт большой платок и начинает всхлипывать. И уже не она, а Варя принимается успокаивать бабушку: «Ну что ты, зачем? У меня же всё хорошо». Бабушка Вари кивает головой, громко сморкается и так же тихо и торопливо уходит из палаты. Приходит она почти всегда самая первая.

Но сегодня самой первой пришла мама Нади. И, конечно, поднялась не по той лестнице, на которой ждала её нянечка Нина. У мамы куча вопросов:

– Что сказали врачи? Как спишь? Как кормят? Почему бледная? Брали снова анализы для операции?

Надя едва успевает отвечать. Она тоже сейчас никого, кроме мамы, не замечает. Как только мамины расспросы кончились и Надя стала рассказывать про карантин, мама принялась вынимать из сумки и ставить на тумбочку баночки с соками.

Надя очень любит соки. Две маленькие баночки она выпила при маме. И мама убрала их снова к себе в сумку. А из сумки вынула письмо от папы. Оказывается, он ещё не получал Надиных писем и не знает точного адреса её больницы, чтобы писать прямо ей. Это письмо адресовано на главную почту маме, до востребования.

Папа писал, что купил Наде куклу, которая сама умеет шагать. На коробке так и написано: «Шагающая кукла». Надя хоть и третьеклассница, а любит играть в куклы до сих пор. Кроме коллекции спичечных этикеток, они с папой решили собирать не совсем обычных кукол. У них есть уже кукла-ползунок, которую стоит завести и положить на пол, как она сама поползёт. Кукла, отворачивающаяся от ложки с кашей, а бутылочку с молоком она сосёт охотно. Кукла «Ладушки». Стоит ей нажать на живот, и она сама будет хлопать в ладошки. Теперь к ним прибавилась ещё шагающая кукла.

Надя не выдерживает и кричит девочкам:

– Папа подарил мне куклу, она сама шагает!

– У меня есть кукла, которая любит сосать соску, – объявляет Олечка. Если соску вынешь, кукла расплачется.

– Подумаешь, куклы, – усмехается Галя-Цибуля, – мы уже взрослые, чтобы играть в них. Вот мне папа купил платье, расшитое серебром.

– И я в куклы уже не играю, – говорит Олечка, – я только укладываю их спать.

Все, и вошедшая в палату дежурная медсестра, смеются.

– Час посещения кончается, – говорит она, – поторапливайтесь, мамы.

– Как, уже прошёл час? – удивляются девочки и мамы. – Даже ни о чём поговорить не успели!

– В воскресенье договорите, – улыбается сестра и, дождавшись, когда мамы простятся с девочками, уходит вместе с ними.

– Поскорей бы пришло воскресенье! – вздыхает вслед своей маме Олечка.

Все девочки согласно кивают головами.

Глава тринадцатая. Первая

Едва Надя проснулась на следующее утро, как старшая сестра предупредила ее:

– Сегодня, за час до обеда, пойдешь на разбор. В тот же кабинет на втором этаже, где была. Помнишь?

– Помню, – ответила Надя, а Галя-Цибуля перестала массировать свою ногу выше аппарата и сказала медсестре:

– Ермакова уже была на разборе, зачем же опять?

– Значит, её нужно посмотреть ещё раз, – ответила сестра.

– Тебя, наверное, хотят показать кому-нибудь из приезжих врачей до операции, – предположила Варя. – Мы же все оперированные.

Надя уже не боялась разбора: пусть смотрят, если нужно.

Ровно за час до обеда она пошла на второй этаж, в кабинет, где была три недели назад. Вошла в приёмную перед кабинетом, а в ней никого. Уж не напутала ли сестра; в прошлый раз столько ребят было! Чтобы не терять время, Надя всё же разделась и стала ждать врачей в майке и трусиках. Тут пришла в приёмную уже знакомая ей медсестра с длинными, красивыми ногами и рассмеялась, увидя Надю в таком виде:

– Одевайся скорее и идём!

Надя торопливо надела носки, тапочки и пошла за сестрой по длинному, изгибающемуся, как змея, коридору. Сердце у неё застучало часто-часто:

«Куда это её ведут?»

Медсестра с Надей спустились вниз и пошли в главное здание. Там сестра тихонечко постучала в дверь с надписью: «Директор».

– Да, да, входите, – услышала Надя из-за двери уже знакомый ей голос главного доктора.

Они вошли, и главный доктор указал Наде на стул, но Надя продолжала стоять.

– Садись, садись, – приветливо сказал Кирилл Андреевич, – у нас будет большой и секретный разговор. – Сестра вышла, а он спросил Надю: – Ты что-нибудь читаешь сейчас в больнице?

– Читаю, – ответила Надя, удивляясь такому немедицинскому вопросу, – я взяла в библиотеке «Потешные сказки».

– Значит, ты любишь читать весёлое? – уточнил Кирилл Андреевич.

Надя засмеялась, а потом ответила:

– Мне и грустные книжки тоже нравятся, вроде «Дикой собаки Динго», и ещё героические.

– Тогда ты читала о Зое Космодемьянской и о молодогвардейцах? – снова спросил её главный доктор.

– Читала. А «Молодую гвардию» я ещё в кино видела. Очень тяжёлый фильм. Они все там погибают.

– А ты могла бы выполнить такое же опасное задание, какое выполняли они?

– Флаги в занятом фашистами городе развесить? – спросила Надя.

– Ну, хотя бы флаги… – улыбнулся Кирилл Андреевич. – Ведь это было очень опасно и рискованно.

Надя подумала и покачала головой:

– Нет, я бы не пошла. Ведь они все быстро бегали, а я не могу. Меня тут же бы патруль поймал.

– А если бы у тебя были здоровые ноги? – спросил Кирилл Андреевич.

– Тогда конечно, – кивнула головой Надя, – Но ведь сейчас нет войны.

– А разве героические поступки можно совершать только в военное время? – серьёзно спросил её главный доктор. – А космонавты? А исследователи Северного полюса?

– Я видела в Москве, на Речном вокзале, мальчика с медалью «За спасение утопающего», – припомнила Надя.

– Вот видишь, – обрадовался её словам Кирилл Андреевич, – а есть и другие подвиги, о которых знают немногие, но пользу человечеству они приносят огромную. Один советский врач изобрёл сыворотку против тяжёлой, почти неизлечимой болезни и испытал её на себе. К сожалению, он умер, но его ученики выяснили, что убило исследователя, и смогли сделать сыворотку, которая стала спасать людей.

– Как жалко, что он умер, – вздохнула Надя.

Кирилл Андреевич кивнул головой и нахмурил мохнатые брови. Его взгляд стал задумчивым и неподвижным. На большом лбу появились морщины. Должно быть, он думал о чём-то важном. Морщины то углублялись, то мелели. Наконец главный доктор провёл по лбу рукой, и морщины исчезли. Он внимательно посмотрел на Надю и порывистым движением достал из ящика своего огромного письменного стола клеёнчатый пакет. Сверху пакета чёрными чернилами была написана Надина фамилия.

– Хочешь посмотреть рентгеновские снимки своих ног? – Кирилл Андреевич вынул из пакета четыре больших плёнки. – Посмотри их внимательно и скажи мне всё, что заметишь, вернее, даже то, что придёт тебе в голову.

Надя внимательно рассмотрела снимки, а что сказать доктору, не знала.

Но главный доктор наблюдал за ней и ждал ответа. И Надя решилась:

– Кривизна у меня в ногах одинаковая: какая на левой, такая и на правой.

– Умница, – похвалил её доктор. – А теперь бери карандаш, и давай займемся с тобой арифметикой. – Он сунул Наде длинный, остро заточенный карандаш. – Пиши! На заживление оперированного бедра уходит три месяца.

Надя записала: «Три месяца».

– А у тебя искривлены оба бедра. Причём через три месяца следующую операцию делать нельзя. Отдых нужен, да и часто вводить в организм наркоз не полагается. Надо ждать полгода. Что же у нас получается? Сколько мы пролечим с тобой два бедра?

– Ровно год.

– Правильно. На исправление бёдер у нас уйдёт год. И ещё год на исправление голеней.

– Значит, я буду здорова через два года? – обрадовалась Надя.

– Не совсем. Твой организм всё время растет, и пока мы с тобой лечим одну ногу, другая, неоперированная, растет иначе. И когда обе ноги станут у тебя прямыми, они могут быть чуть-чуть неодинаковыми по длине. Придётся какую-то из них немножко вытянуть. На это тоже уйдёт месяца три. Ну и после всего нужно ещё научиться ходить на оперированных ногах. Следовательно, на всё лечение мы с тобой потратим около трёх лет.

– Мне тогда будет четырнадцать, а ноги уже станут прямыми. Спасибо вам!

Главный доктор нахмурился:

– Это в твоём возрасте потерять два-три года ещё ничего. А если больному двадцать или тридцать лет?

– Всё равно лучше подождать, а потом быть здоровым, – горячо сказала Надя.

– Это верно, – согласился Кирилл Андреевич. – А что ты скажешь, если будешь ходить на прямых ногах через год?

Надя растерялась:

– А как же… ведь мы считали… получается, через три…

Кирилл Андреевич рассмеялся, но тут же снова стал серьёзным:

– Видишь ли, все дни, которые прошли с твоего первого разбора, я думал о твоих ногах. Одновременное и такое симметричное искривление бёдер и голеней на каждой ноге, какое подметила даже ты, встречается довольно часто. Раньше мы начинали операции с бёдер и заканчивали голенями. Но я ставил на животных опыты, и они подтвердили мою мысль. Если оперировать сразу две голени, то они поставят искривлённые бёдра в неудобное положение и заставят их выпрямиться. Таким образом, одной операцией мы достигнем того, чего раньше добивались после четырёх.

– Вот бы мне так сделать! – вырвалось у Нади. – Сразу на двух ногах.

– Если бы я делал людям такие операции раньше, я бы не говорил сейчас с тобой об этом. Но, может быть, твои родители будут против того, чтобы я оперировал тебя так первую.

– Что вы! – с жаром возразила Надя. – Мама будет очень рада, а папа и подавно. Ведь тогда лечиться мне у вас всего год. Как же можно не согласиться?!

– Да! Но не забывай, что ты будешь первой. – Главный доктор нарочно сделал ударение на последнем слове. – Может случиться какое-нибудь непредвиденное осложнение, которое затянет лечение на неопределённый срок.

Надя внимательно посмотрела на доктора: не пугает ли он её зря. Нет, лицо у него серьёзное, а глаза такие внимательные и добрые, что закравшийся было в неё испуг исчез. Надя пододвинулась к нему ближе и заговорщически прошептала:

– А что если не говорить об этом никому. Будто вы оперируете меня по-старому.

– Не имею права не сказать, – закачал головой главный доктор. – Но я думаю будет лучше, если об этом раньше меня скажешь своей маме ты. Ведь ты моя союзница?

– Ага! – воскликнула Надя и смутилась этому не подходящему для ответа слову.

– Вот и расскажи о нашем разговоре маме. Если она не будет возражать, пусть зайдёт ко мне.

– Про всё, про всё ей рассказать? – переспросила Надя.

– Про всё, о чём мы говорили, – повторил доктор. – Про то, что ты будешь первая, и про то, что могут быть непредвиденные осложнения, как во всём, что делается впервые. Разве что про молодогвардейцев не говори.

– Можно, я ещё не скажу про того доктора, который придумал сыворотку? – тихо попросила разрешения Надя. – Ведь он умер.

Главный доктор понимающе кивнул головой и, как взрослой и своей союзнице, крепко пожал Наде руку. Вся её ручонка так и утонула в его мускулистой ладони. Надя сразу заметила на руке Кирилла Андреевича, чуть выше пальцев, выпуклые жилки. Такие жилки бывают у спортсменов-тяжелоатлетов, которые поднимают штангу. Главному доктору тоже нужно иметь сильные руки. Вот почему он каждое утро упражняется с гантелями. А иногда и колет дрова у себя во дворе, хотя у него в квартире паровое отопление. Но во дворе есть несколько деревянных домиков с печками. Их хозяйкам Кирилл Андреевич с удовольствием и колет дрова. Он и на турнике может подтянуться не хуже настоящего спортсмена. Разве ж можно такому человеку не доверять? Конечно, у него всё должно быть хорошо, и через год Надя непременно станет здоровой.