Текст книги "Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно"
Автор книги: Юрий Мухин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 35 страниц)
ГЛАВА 5. РУССКАЯ ДЕМОКРАТИЯ
Строго говоря, выражение «русская демократия» должно звучать столь же абсурдно, как и «русская химия», «русская математика» и т.д. Но ведь не мы первые свели понятие «народовластие» к абсурду, украшая его определениями «западная, «парламентская», «народная».
Демократия – это такое положение дел в обществе, когда все – и рядовые граждане, и исполнительная и законодательная власти – в конечном счете подчинены интересам народа, именно он, народ, «демос», имеет над ними власть. Разумеется, само по себе избрание тайным голосованием говорунов в парламент (в переводе с французского – «говорильню») еще не значит, что в стране демократия, может быть и обратное – именно эти болтуны демократию и пресекли.
Мало кто это понимает. Мало кто разумеет, что демократия – это служба народу, и чем больше ему служат, тем больше в стране демократии. Но еще хуже обстоит дело с организацией этой службы. Служба народу организуется дачей населению конкретных команд. Кто их должен давать? Само население? Законодательная власть? Исполнительная? Какие именно команды? Кто отдаст приказ начать войну? Население, правительство или парламент? Кто установит размер налога, взимаемого с данного конкретного человека? Кто определит землеустройство в районе его проживания? И так далее, и тому подобное.
Здравый смысл подсказывает: таковые команды должны исходить в каждом конкретном случае от того, кто лучше всех в соответствующих вопросах разбирается и за их решение отвечает. От того, кто несет ответственность за Дело, ему порученное. Скажем, за безопасность страны отвечает правительство, в которое должны входить люди, наиболее компетентные в военной области. И наверное, ему, а не митингующим болтунам определять: разоружаться или вооружаться, начинать войну или нет. Но, заметим, правительство это действительно должно отвечать за результаты своих команд-постановлений. Царь за таковые отвечал – и своей судьбой, и судьбой наследников трона.
А определять, сколько налогов платить Иванову либо Сидорову, должны люди, которые за ошибки в политике налогообложения заплатят из своего кармана, то есть сами ответят за свою глупость, если подать налогоплательщика разорит. Чтобы понимать все то, о чем шла речь выше, нужно обладать историческим чувством свободолюбия и достоинства. Русский народ такое свободолюбие и достоинство приобрел за тысячу сто лет борьбы за независимость.
Автор представляет, как, прочтя эти строки, потешаются мудраки: «Да разве наши тупые Ваньки с Маньками свободолюбивы? Вот американские Джоны энд Мэри, те – еще как!»
Это всесветный идиотизм, повинна в котором подвластная США индустрия формирования общественного мнения. Именно она убеждает всех, что Соединенные Штаты Америки – цивилизованная страна свободных людей. Но кто пробовал их свободолюбие на зуб? Кто его испытывал? Кто скажет, сколько надо убить Джонов, чтобы все американцы подчинились немцам, русским, китайцам – кому угодно – так же охотно, как они подчиняются людям с деньгами?
Как-то Ричард Никсон в одной из своих речей выразил полное согласие с мнением Андре Мальро, что США – единственная страна в мире, которая стала великой державой, не приложив к тому ровным счетом никаких усилий. А сколько усилий приложила она к отстаиванию своей свободы?
Вот и получается, что русских свободе учат те, кто не представляет, что это такое, для кого демонстрация гомосексуалистов на главной улице города и является высшим проявлением свободы и вершиной «цивилизованной демократии». Ситуация выглядит так, как если бы пятилетний сопляк, умеющий губами удачно имитировать звук работающего двигателя, стал бы учить водить машину шофера с сорокалетним стажем.
И мы бы это поняли, не будь органы формирования общественного мнения в СССР забиты подобными имитирующими интеллект сопляками и выжившими из ума мудраками.
Повторяем, для осуществления механизма демократии очень важным является то, кто именно получает право давать команды. И здесь сразу возникает противоречие между двумя силами государства. Собственно народ и его представители – население того или иного региона – заинтересованы только в том, чтобы команды поступали от компетентных, а главное, отвечающих за свои действия лиц. Другая известная нам сила – бюрократия – заинтересована в том, чтобы все команды, направленные на защиту народа, поступали только от нее. (Правильные это будут команды или нет – это второй вопрос.) Ведь чем больше команд, тем больший нужен контроль за их исполнением, тем, следовательно, больше бюрократии и солидней ее доходы – законные и незаконные. От этой аппаратной бюрократии прочно зависят мудраки, значит, здесь затрагиваются и их интересы.
Автор писал в первой части, приводя в пример армию, что к делократическому – единственно верному – способу управления люди и их организации приходят, лишь будучи поставленными на грань уничтожения. Приходят – если успевают. Россия успела. Нельзя сказать, что ее организация была идеалом, эмпиризм есть эмпиризм, но это было лучшее из того, что наличествовало в мире.
Однако, по мере того как опасность для страны уменьшилась, мудраки все более активно вели их многовековую борьбу с делократической системой управления Россией, все в больше степени обюрокрачивали ее, выскребая из основ государственности заложенную русским народом справедливость.
Еще раз напомню читателям, что эта книга – об управлении людьми, все в ней рассматривается именно с таких позиций – и история России, и сегодняшние события в ней, и образ мыслей и дух россиян.
Внешне Россия выглядела «как все». В ней был государь – при нем бюрократия, под ними – основное податное сословие – крестьяне. Но свободолюбие русских, их многовековая борьба с ордынским игом вели к делократизации общественной жизни, к изменению отношений между людьми в сравнении с такими же отношениями на Западе.
Бюрократия – она везде одинакова, о царях мы уже поговорили, теперь рассмотрим статус русского дворянства и крестьянскую общину.
ДВОРЯНЕ И КРЕПОСТНЫЕУже упоминалось, что русские – а это в большинстве своем были крестьяне – рассматривали как народ, как мир только себя и царя. Дворяне -да, дворяне – тоже «свои»... но не совсем, они – как бы боевые друзья царя, «отца»-государя, с помощью которых он защищал своих «детушек»– народ. Поскольку дворяне шли на смерть за эту семью-отечество – у них по отношению к ней были особые, довольно большие права, но все-таки они не являлись полноценными членами семьи, к ним название «народ» – не подходило.
И немудрено, если вспомним, что царю и дворянам предшествовали князь и его дружина. А дружина была сплошь набрана из воинов каких попало государств, в понимании русских – каких попало семей.
Когда русский попадал в войско, его ставили в строй под начало дворянина. Дворянин водил его в бой, а в случае нерадивости в службе давал команду выпороть. В те времена это было обычным наказанием. В отношении личной свободы русского в мирной жизни помещик имел ровно столько же прав. Ни убить, ни посадить в тюрьму, ни судить как-либо своего крепостного русский дворянин не имел права, и само притязание на это было преступлением. Другое дело, насколько неукоснительно исполнялось это положение, если учесть, что следствие по подобным преступлениям велось теми же дворянами. Но сама идея отношений между крепостными и крестьянами была именно таковой.
Солдату, чтобы оставить часть, нужно спросить разрешение своего командира. И крестьянину, чтобы покинуть своего помещика, нужно было получить у того паспорт. А как уже писалось, крепостной мог заняться любым делом, в том числе уехать за границу, стать купцом или промышленником на Аляске.
Дворянин служил России, защищал ее. Для этого он должен был быть сыт и вооружен. Его крепостные (а на содержание одного воина требовался труд 10-30 семей) давали ему эту возможность. Тремя путями. Они могли быть дворовыми, фактически членами семьи помещика. Они могли отрабатывать ему барщину, то есть работать на дворянина оговоренное число рабочих дней в неделю. Они могли быть на оброке – платить дворянину определенную сумму денег, занимаясь тем, чем пожелают.
Но надо постоянно помнить, что основная цель закрепления крестьянина – обеспечить вооруженного воина-дворянина – защитника Родины. Поскольку это обеспечение так или иначе исчисляется в деньгах, дворянин при передаче другому дворянину своего крепостного получал за него деньги. Формально это выглядело как продажа. Но продают свою собственность, а если это ваша собственность, то вы можете продать ее кому угодно. Русский крепостной не был собственностью помещика, поэтому в отличие от западного крепостного он не мог быть продан кому угодно. Только дворянину и только российскому дворянину. На Западе дело обстояло совершенно иначе.
Там дворянин – мини-король и имел порой всю полноту королевской власти над крепостным, включая право судебной расправы и казни. Естественно, что он распоряжался своей собственностью как хотел и мог продать ее кому угодно. Вот свидетельства о наших ближайших соседях – поляках, взятые нами из «Истории кабаков в России» И.Прыжова, а им – из подлинных документов.
«В 1517 году князь Александр Пронский и жена его милости княжна Федора Сангушковна выдали арендное условие благородному пану Бурлацкому и славному пану Абрамку Шмойловичу, жиду Турийскому, по которому они получили в аренду город и замок Локачи (в повете Владимирском) на три года за 12 000 злотых со всеми доходами, со всеми людьми тяглыми и нетяглыми, со всеми жидами и получаемыми от них доходами, с корчмами и с продажею всяких напитков, с правом судить крестьян и наказывать виновных и непокорных по мере вины даже смертью». Или: «Григорий Сангушко Кошерский с женою отдают все свои имения, ничего себе не оставляя, славному пану Абраму Шмойловичу и жене его Рыкле Юдинне и его потомкам, со всеми доходами, с корчмами, шинками и продажею всяких напитков, с данью медовою, деревом бортным и с правом наказывать непокорных денежною пенею и горлом карать».
Для русских подобное было немыслимо. Наверное, за всю историю России был случай, когда русский дворянин женился на француженке, не принявшей российского гражданства, и вскоре умер, вследствие чего оказалось, что часть земли русской и часть народа России принадлежат гражданину другого государства. Это было чрезвычайное происшествие, которым занимался лично император.
Европейцы вышли из своего феодализма рабами, с рабской психологией и мировоззрением. Они, не понимая сути происходящего в России, могли предложить русскому помещику продать крепостных девушек для вывоза в гарем – и удивляться матерному ответу. Англичане, например, без всякого злого умысла высказали Екатерине II пожелание купить русских солдат для войны в североамериканских колониях. Ведь покупали же они служивых тысячами по всей Европе. И им совершенно невдомек, почему Екатерина сердится, а Потемкин исходит потоком слов, которые невозможно перевести на английский. Как невольнику понять свободного?
Не был русский ничьим рабом, кроме Родины; он был закреплен за дворянином, чтобы обеспечить его готовность к бою за Россию – но и только. Да потом царь-мудрак, предшественник мудрака-Горбачева, по тупости своей положение изменил, заставив Россию умыться кровью в гражданской войне за народную справедливость. Но изменение это, сделанное Петром III, к личному рабству русских не привело, русский ничьим личным рабом никогда не был, даже рабом царя.
В потоках лжи послеоктябрьской пропаганды, да и в дореволюционных сочинениях мудраков дело представляется так, будто крепостные очень уж страдали от ощущения личной зависимости от помещика. (Автор не имеет в виду барщину и оброк, которые, по сути, являлись налоговой повинностью и налогом.) Не так все просто. Уйти от дворянина, освободиться, выкупиться стремились лишь те, кто благодаря освоенной профессии был твердо уверен, что занимает надежное место в обществе и не подвержен случайностям.
Были крепостные и врачами, и юристами, и художниками, и музыкантами. У графа Шувалова был крепостной-миллионщик, имевший десятки своих судов на Балтике. Платил Шувалову оброк такой же, как и все его крепостные, и не думал выкупаться «на волю», пока его сын не влюбился в дочь прибалтийского барона. Согласитесь, что столь безумная идея – выдать дочь за крепостного – не прельщала барона – ведь сам он мог своего крепостного даже повесить. Шувалов покочевряжился – жаль было терять объект для хвастовства перед другими дворянами, – но судовладельцу вольную дал.
Ярый ненавистник крепостного права Герцен описал случай, когда его родственник «отпустил на волю» своих дворовых людей. Они бросились к нему с криком: «Батюшка, не гони!» Мудраки этот пример прокомментируют однозначно: русские по образу мыслей типичные рабы.
Но давайте разберем эту ситуацию. Дворовые люди «по специальности» – конюхи, кучера, повара, лакеи. Что им делать, будучи свободными? Пойти к другим барам и наняться к ним на те же самые должности? Получать зарплату, которую затем потратят на еду и одежду? Но еду и одежду они, безусловно, получали и у своего барина. Но вот когда наступит старость, то чужой барин их выгонит на улицу. А свой не выгонит, докормит до смерти и с честью похоронит. При своем барине не подохнешь под забором. А если у барина не найдется места в доме, то он в своей деревне построит для старика избушку и обеспечит его до смерти и едой, и одеждой, и дровами. И крестьянской общине за похороны заплатит. Так заведено, ведь дворовый, в сущности, член семьи. Так зачем же ему свобода от всего этого? Описанный Герценом «благодетель» фактически хотел избавиться от затрат по содержанию своих людей, которые столько работали на него.
Скажем, украинскому поэту Т.Г.Шевченко был смысл выкупиться у своего помещика Энгельгардта. К моменту выкупа стало ясно, что он – хороший художник и проживет самостоятельно. Но дворовым и крестьянам -зачем?
У Тургенева есть рассказ об очень богатом крепостном крестьянине, который только в аренде держал 300 десятин земли, но не хотел выкупаться из крепостных и объяснял это просто. Пока он у барина, ни один чиновник-мздоимец к нему не приедет и не ограбит – барин не позволит. А освободится – чиновники поборами разорят.
Салтыков-Щедрин, описывая свое детство, рассказывает об одном помещике, своем родственнике, который был очень жаден. Жаден настолько, что по ночам регулярно ходил воровать овощи на огороды своих крепостных крестьян. Те его там ловили и... били морду. Что помещику, впрочем, плохо помогало. Здесь хорошо чувствуется отношение между дворянами и крестьянами. Они обязаны отработать барщину, но то, что их – это их, и, защищая свою собственность, в средствах они не стеснялись.
Когда этот помещик умер, его крепостная любовница украла все деньги и передала их своему, уже свободному, сыну. Сын помещика, вернувшись из армии, попытался заставить отцову пассию вернуть деньги. С каковой целью начал пороть женщину, но та скоро потеряла сознание. Ее снесли в «холодную», а утром обнаружили, что она умерла.
Узнав об этом, крестьяне тут же пожаловались в судебные органы, и хотя судебно-медицинская экспертиза определила, что женщина умерла не от порки как таковой, что у нее не был поврежден ни один орган, тем не менее следствие длилось три года, и когда дело дошло до Петербурга, там определили лишить сына помещика дворянского звания и сослать навечно в солдаты.
Рассуждая о крепостном праве, привычно вспоминают, по-видимому, умалишенную Салтычиху, замучившую десятки своих крепостных девушек и сосланную за это в монастырь. Но ссылали не только в обитель, да и отнюдь не ссылкой подчас оканчивалось дело.
Жена описанного выше сына помещика была очень жестока по отношению к своим крепостным и кончила тем, что ее задушили подушками ее же горничные.
Кстати, в рассказах о жестокости российских помещиков амплуа злодея достается чаще женщине. Может, потому, что место дворян-мужчин все-таки было в армии.
Вот еще пример. Историк Соловьев приводит любопытный факт. Жестокосердная помещица обожала есть щи под крики своей кухарки, которую для этого во время обеда специально пороли. По-видимому, жалобы на мучительницу последствий не возымели, и случилось следующее: внезапно на помещицу напали разбойники, любимую собачку ее застрелили, а хозяйке прикладом выбили все зубы. Обчистили – до нитки. Помещица созвала по соседям погоню за грабителями. Но хитрые разбойники оставили на дороге бочонок водки. Погоня, естественно, уперлась в бочонок, как в непреодолимое препятствие, и, пока тот не опустел, никуда не двинулась. Разбойники скрылись. Соловьев к этому случаю относится, по-видимому, как к курьезу, но нам интересен столь радикальный способ удержания помещиков в рамках закона.
Ситуацию нельзя рассматривать как однозначную, но видим, что если что-то и ущемляло свободу русского человека, то отнюдь не закон и не обычай, а извращение оных, под прикрытием бюрократической судебной камарильи.
Изначальным предназначением дворян в России было не сельское хозяйство: их стезя – военная служба, извечная и непрерывная.
Пока Русское государство было невелико, а татары нападали в основном в начале лета, когда есть корм для лошадей, западные же противники – только в разгаре зимы, когда замерзнут болота и установятся дороги, дворяне выкраивали время для ведения хозяйства и отдыха дома. Но территория России расширялась, на окраинах закладывались и строились крепости, нуждающиеся в гарнизонах. Ездить на побывку домой дворянам стало некогда. В 15 лет призванные «новиком» на службу, они до самой старости могли ни разу не побывать в родном краю, не повидать своих крепостных, которых тем временем разорял недобросовестный управляющий. Отпуска не приветствовались, чтобы получить их, приходилось давать огромные взятки чиновникам, да и что решал отпуск... Тяготы службы лежали равно на всех. Фельдмаршал Шереметев, глубокий старик, слезно просил Петра I отпустить его со службы. Петр даже не ответил.
Лет тридцать спустя, в октябре 1736 года, фельдмаршал Лесси, храбрый и скромный генерал-трудяга, участвовавший почти во всех более или менее крупных военных кампаниях того времени – и в Польше, и на юге, -напишет рапорт: «Понеже я с начала отбытия моего в Польшу уже четвертый год в домишке моем не бывал и бедной моей фамилии не только не видал, но за отдалением и мало писем получал, паче же дети мои одни без всякой науки, а другие без призрения находятся, того ради Ваше Императорское Величество приемлю дерзновение утруждать, чтобы нынешнее зимнее время соизволили от команды меня уволить в Ригу». Но вместо отпуска получит выговор.
Непрерывность и длительность службы дворян, помимо трудностей общего порядка, имела следствием деградацию их поместий. В России за службу державе Российской не платили ничего и никогда. Какую плату должен получать сын за служение семье? Если и давали плату, то в тех пределах, чтобы мог служить. Тех, кто имел крепостных, естественно, содержали они. Но крепостное хозяйство – это предприятие, им надо управлять, ему нужен рачительный хозяин. Иначе предприятие хиреет и уменьшается доход владельца. Вот и получалось: чем лучше и труднее служишь, тем хуже живешь.
Люди знающие могут возразить: в те времена-де воин любой армии получал не только доход от своего поместья, не только жалованье соответственно чину и заслугам, но и часть военной добычи, а она порой могла быть весьма значительной.
Например, Горацио Нельсон, став капитаном корабля, быстро разбогател. И для английского флота это было естественно. Уже в первых боях доля Нельсона в добыче составила 800 фунтов стерлингов, а его биографы сетуют, что их герой не участвовал в захвате и ограблении испанского порта Омоа в Гондурасском заливе, где «гонорар» моряков и морской пехоты составил 3 миллиона долларов. Обычное дело. Но это – «цивилизованная» Англия.
А вот Россия. Русские под командованием фельдмаршала Шереметева взяли шведскую крепость Мариенбург. Среди трофеев – женщины, и это тоже по тем временам обычно. Фельдмаршалу приглянулась одна из них, но он не берет ее как свою долю добычи, а покупает за рубль у солдата. Впоследствии эта женщина станет первой российской императрицей. Но нас интересует другое: почему солдаты с добычей, а фельдмаршал без?
«Наука побеждать» А.В.Суворова – поучение солдату: «Обывателя не обижай: он нас поит и кормит. Солдат – не разбойник. Святая добыча: возьми лагерь – все ваше! Возьми крепость – все ваше! В Измаиле, кроме иного, делили золото и серебро пригоршнями. Так и во многих местах». Вопрос: почему Суворов в одном месте пишет «нас поит и кормит», а в другом – «все ваше», а не «все наше»?
Ответ прост, хотя его и мало кто знает. В отличие от западных дворян русские в «святой» военной добыче никогда не участвовали, не имели прав. Она принадлежала только царю и солдатам – отцу и семье. Для русских дворян война была делом всегда бесприбыльным. Можно гадать, почему дело обстояло именно так, но обратим внимание на то, что и здесь налицо некоторое отделение дворян от народа.
Рассуждая о дворянах, о воинстве, не лишним будет сказать пару слов о русских как о солдатах.
Солдат – сложная профессия, в основе которой должны быть заложены два начала.
Первое. Это профессионал, то есть человек, хорошо умеющий убивать в бою солдат противника. Для этого он должен знать большое количество специальных приемов и хорошо владеть ими, точно так же, как и работник любой другой профессии. И как в любой другой профессии, для этого нужен стимул. Сознание того, что солдата могут убить, если он будет плохим профессионалом, тоже стимул, но он, как ни странно, работает обычно плохо, ведь ясно, что с появлением оружия дальнего поражения в бою убить могут любого. К тому же учатся убивать в мирное время, когда этого стимула нет.
Стимулом может быть личный доход, позволяющий достичь благосостояния благодаря своему профессионализму. Платой может быть как жалованье наемного солдата, так и возможность грабежа, мародерства, дележа добычи. Но в любом случае возможность разбогатеть благодаря своей профессии, безусловно, хорошо влияет на степень ее освоения.
Для русских это никогда не было стимулом. Армия России никогда не была наемной, а русские никогда не были наемниками. Военная служба -долг, священная повинность, ее обязаны нести все. За то, что служишь, денег не платили, платили для того, чтобы служил. Многим не понятна разница, но она есть, и существенная. Скажем, один сын в семье может заниматься ее охраной профессионально, и для этого семья платит ему деньги Платят деньги и наемнику. Но вдруг создалось положение, что у семьи нет денег. Наемник скажет: «Гуд бай, май фрэндз», и будет прав: ему обязались платить за то, что он служит.
Сын так сказать не может ни при каких обстоятельствах. Он защищает свою семью... есть у нее деньги или нет, для сути его службы значения не имеет. Это его долг.
А возможность грабить во время войны чаще всего отсутствовала. Подавляющее число войн, которые вела Россия, были войнами оборонительными. Кого грабить? Свои, освобожденные тобой города? Да и в отношении противника грабеж, начиная с девятнадцатого века, перестал поощряться, а затем начал преследоваться. Материальный стимул в освоении солдатской профессии в России отсутствовал всегда.
И надо сказать, что, как это ни парадоксально, но с профессиональной точки зрения в мирное время и в начале войны русские солдаты всегда уступают иностранным.
Мы имеем тому в истории сотни подтверждений. Вот лишь некоторые. В Смутное время отчаявшиеся бояре, не способные во главе ополчения справиться с поляками, нанимают шведов. Под Нарвой Карл XII буквально разгоняет втрое превосходящее численностью его армию русское войско по командованием Петра I. Под Полтавой Петр ставит за линией своих войск заградительные отряды. Кутузов под Бородином принимает жесткие мер) против бегущих и дезертиров. Кавалерист-девица Дурова с отрядом улан ночью натыкается на казачий разъезд, и уланы, решив, что это французы, удирают, бросив даму и свою начальницу. И та вздыхает о хорватах, с которыми раньше служила. А 1941-й?
Но в профессии солдата есть и другое начало. Он действует в условиях опасности для жизни, он должен морально принять неизбежность своей смерти в бою и на жизнь смотреть как на счастливый случай. И чем тяжелее бой, чем тягостнее война, тем больше жертв требуется от солдата, тем тверже он должен быть.
И никакой материальный стимул этой твердости не даст. Зачем мертвому деньги? Даже если он профессионал.
Только сознание того, что от тебя зависит жизнь твоей семьи, только кровная привязанность к ней, только патриотизм дает такую твердость. Не слава великого воина, не лавры героя, а преданность своему народу.
Да, русские тоже из костей и мяса. Им тоже страшно. И они в первых боях бегут, паникуют, сдаются. Но проходит время, появляется ярость, обида за потери, страх не за себя, а за семью, накапливается по крупице опыт бить врага – и русская армия превращается в силу, которую никто не в состоянии остановить.
И вот уже великий полководец Фридрих II, не потерпевший ни одного поражения в войнах с Францией и Австрией, отдает русскому солдату и Пруссию, и Берлин, сетуя: «Русского солдата мало убить, его нужно еще и повалить!»
Еще недавно Красная Армия, бросая пушки, танки, пленных, бежала к Волге, но прошло два года – и она берет сильнейшую крепость Кенингсберг, теряя в 8-дневном штурме менее 4 тысяч человек. Осажденные немцы в этих мощнейших укреплениях Европы теряют 40 тысяч, да 92 тысячи успевают сдаться.
Это прописная истина, но мудраки никак ее понять не могут, покажут им по телевизору учения американской наемной армии, и они аж млеют от восторга. Профессионалы! Да, и неплохие. И дел могут наделать много. В начале. Но русская армия и не таких видала. Конечно, нелегко будет, но справимся, как деды-прадеды справлялись.
Когда немцы подходили к Москве, академик Вернадский высказал свои опасения Калинину и удивился полнейшему спокойствию последнего. «Ничего, – успокаивал его Калинин, – нам надо разозлиться». Но Калинин -исконный русский мужик, с ним все ясно, он обязан понимать.
А вот тоже русский, но шотландец. Раненный под Аустерлицем генерал Барклай де Толли в госпитале обсуждает возможные пути победы над Наполеоном. Уже тогда, в 1805 году, он видел единственный путь для этого: пропустить войска Бонапарта в глубь России и начать уничтожать их там, в глубине, всем миром. Уж очень сильная была армия у Наполеона. Но ничего. Европа с ней не справилась, а Россия сладила. Чисто русским путем, тяжелым путем, кровавым. За это Россия и не любит войны. Профессионалов, чтобы воевать, у России нет, а детей жалко.
Но вернемся к дворянам и крепостным. В любом случае мы видим, что положение дворян в России до второй половины восемнадцатого века, пожалуй, худшее из всех сословий.
Как ни тяжело крестьянину, но он дома, у него есть жена, дети, праздники, нет постоянной опасности для жизни, у него есть пусть и призрачная, но надежда разбогатеть и жить лучше. У дворянина есть только служба. «Служба дни и ночи». Дворянские дети стали тайно записываться в купцы.
Жалобы дворян стекались ко двору, и наконец в 1736 году императрица распорядилась, со многими оговорками, что из нескольких братьев-дворян в семье одного можно оставить для ведения хозяйства; остальным определить службу в 25 лет, считая с 20, то есть до 45 лет. В этом возрасте дворян можно увольнять, если они действительно служили в армии, а не Бог знает где ошивались. Впрочем, гласит указ императрицы: «А понеже ныне с турками война, то оставлять по вышеписанному только по окончании войн». И все же дворяне вздохнули свободнее – справедливость восторжествовала. Далее в судьбу дворян вмешивается мудрак Петр III, но об этом – ниже.
Заканчивая раздел о дворянах и крепостных, следует упомянуть, что крепостные были в распоряжении еще нескольких сословий или институтов России.
Во-первых, в распоряжении собственно государства, то есть ими командовали бюрократы.
Во-вторых, крестьяне прикреплялись к монастырям. Дело в том, что монастыри исконно строились как крепости, как военные опорные пункты для русской армии. Почти все они были оснащены вооружением, а такие, как Соловецкий, например, могли выдержать осаду силами одних монахов. Кроме того, обители были своеобразным органом социального обеспечения. Здесь доживали свою жизнь престарелые и увечные солдаты и офицеры. Причем как русские, так и иностранцы, служившие в русской армии. Сначала вышла заминка с вероисповеданием, но потом на него махнули рукой: «Пусть живут в монастырях, а молятся как хотят». К тому же церковь благодаря этим крепостным накапливала изрядный запас денег и материальных средств, которые пускала в дело в трудное для России время.
Крепостных церковь не покупала, обычно деревни, приписанные к монастырям, были пожертвованиями царей и дворян.
И в-третьих. Крепостных имели сами крепостные крестьяне! Что здесь интересно, так это то, что свободные крестьяне, а их было около 40 процентов от числа всех крестьян России, крепостных, разумеется, иметь не могли, так как не несли военной службы государству и не имели других способов их приобретения. Юридически не могли иметь крепостных и крепостные, но фактически имели. Делалось это так. Разбогатевший крепостной, решивший вложить деньги в приобретение крестьян, оформлял покупку на своего барина, но крепостными они были его. Поскольку они прятались, так сказать, за его спиной (хребтом), то и назывались – «захребетники».
Автор хотел бы, чтобы читающие эти строки уразумели, что русский крепостной – это не то что поляк или чухонец. Это не раб – ни в душе, ни в мировоззрении. Для него помещик – не Бог и не царь, а только командир, содержать которого необходимо для своей собственной безопасности. И подчиняться ему нужно тоже только из этих соображений.
Для русского немыслимо, чтобы его не прикрепили к другому русскому воину, а продали разбогатевшему кабатчику, да еще и с правом кабатчика убить своего крепостного. Для русского немыслимо, чтобы его, даже если он солдат, продали за границу. Воевать в составе войск союзников за Россию, воевать за союзников – это понятно. Но быть проданным, как немец, чтобы убивать Бог знает где индейцев или североамериканских поселенцев, которые ничего России не сделали – это не по-русски.
Исконно дворяне только воины. В другом качестве они и даром не были нужны России. Это издревле заведено, и в этом была высшая справедливость, которой не понимал Петр Ш и другие мудраки вместе с ним. И только до тех пор, пока дворяне преданно служили России своей кровью, -только до тех пор они имели право на часть рабочего времени закрепленных за ними крестьян, имели право дать им ограниченный круг распоряжений и потребовать исполнения последних, прибегая в случае необходимости к традиционному способу наказания – порке. И только.
