Текст книги "Фронтовик. Без пощады!"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 4. Медвежатник

Сослуживцы действия Андрея восприняли неоднозначно. Некоторые всецело одобряли:

– Молоток! Кабы не ты, солдатики под пулями полегли бы.

Другие были категорически против:

– У каждого свое дело. Наше – в оцеплении стоять. За медалью полез или выслужиться захотел.

Пусть высказываются. Как говорится, «на каждый роток не накинешь платок». Сам Андрей был уверен, что в той ситуации он принял единственно правильное решение и этим сберег жизни молодых парней. Подрастерялись они немного, так опыта нет, и командир в первые минуты боестолкновения убит был. И не выслуживался он – просто не мог спокойно смотреть, как бандит расстреливал парней. Не война ведь, зачем им гибнуть?

Прошло несколько дней. Андрей стоял на посту. Снег уже таял вовсю, и он жалел, что не смазал на ночь сапоги гуталином. Ежели их пропитать ваксой, воду пропускать не будут.

Вдруг к нему прибежал запыхавшийся оперативник:

– Фролов, ты что натворил?

– Да вроде ничего…

– Ну да, рассказывай сказки! Там начальство в отделение приехало на черной «эмке», тебя требуют.

– Я же не чай пью – на посту.

– Хочешь заставить полковника ждать? Иди быстрее.

Андрей привык подчиняться приказам и потому прибежал в отделение.

Дежурный старшина сделал страшное лицо и ткнул пальцем в потолок:

– Начальство приехало, в кабинете у Васильева сидят.

Андрей направился было к лестнице.

– Стой! Иди сюда! – Старшина протянул сапожную щетку. – Пройдись по сапогам. Начальство – оно любит, когда все надраено.

– Так грязно на улице, лужи.

– Ты это им расскажешь.

Андрей быстро прошелся по сапогам щеткой, осмотрел себя перед зеркалом, поправил шапку. Поднявшись на второй этаж, постучал в знакомую дверь.

– Войдите!

Андрей вошел и встал по стойке «смирно».

– Сержант Фролов по вашему приказанию прибыл, – доложил он по уставу.

– Вольно, сержант, садись.

Андрей снял шапку и сел на краешек стула. В натопленном кабинете после бега ему показалось душно.

Капитан исподтишка показал ему кулак, чему Андрей несказанно про себя удивился – вроде грешков за собой он не знал. Пахал с утра до вечера за 69 рублей новыми, послереформенными.

В кабинете сидел полковник, наверное, из Управления. На груди планки за награды, целая колодка в три ряда. Он смотрел на Андрея требовательно, и тому стало неуютно. К тому же сразу возникло ощущение, что лицо полковника ему знакомо, и они где-то уже встречались, только он не может вспомнить где.

Начал капитан:

– Ты что же молчок, рапорта не написал? Почему я узнаю о происшедшем от начальства?

Андрею стало ясно, что нагоняя ему не избежать, хотя он и не понимал за что. Он встал:

– Виноват, исправлюсь.

Еще по службе в армии он знал, что перед начальством нужно повиниться, не ерепениться, и тогда наказание будет менее строгим.

– Сержант, вас никто ни в чем не обвиняет, – подал голос полковник. – Наоборот. Товарищ капитан немного сгущает краски. Вы же были в оцеплении неделю назад?

– Был, – подтвердил Андрей. Отказываться было бы глупо.

– Когда лейтенанта Вепринцева убили, вы взяли руководство боем на себя. Так?

– Так точно.

– Да сядьте вы!

Андрей снова уселся.

– Вот, командир второго взвода все ваши действия в рапорте описывает, и военнослужащие подтверждают.

– Раз пишет, стало быть – так и было.

– Скромник! Сам-то чего молчал? Политотдел звонит мне, интересуется, как человека отметили, а я даже сути не знаю!

– Виноват! – Андрей снова вскочил.

– Решением управления ты, Фролов, награждаешься Почетной грамотой и премией в тридцать рублей.

– Служу Советскому Союзу! – гаркнул, вытянувшись, Андрей.

Полковник положил на стол грамоту и деньги, пододвинул на край стола:

– Конечно, надо бы в торжественной обстановке вручить, да все на постах. Нехорошо людей срывать со службы.

Андрей снова сел.

– Да сиди уж ты, как ванька-встанька! В глазах рябит. Капитан, оставьте нас…

Васильев, пожав плечами, вышел.

– Ты ведь на фронте в разведке был?

– Так точно, три года.

– Везунчик! В разведке редко кто три года служит.

– Два ранения имею.

– Я смотрел твое личное дело. И о наградах знаю. Зря не носишь.

– Не у всех сотрудников награды есть, не хочу выделяться.

– Хм, похвально. И как служится?

– Нормально.

Начальству жаловаться на службу – только неприятности на свою шею кликать. Не помогут, только накажут за неумение работать.

– Есть мнение на учебу тебя послать.

Андрей хотел спросить – чье мнение? Мнение его самого кого-то интересует?

– Ты же десятилетку закончил, а многие в милиции имеют шесть-семь классов образования. Фронтовик, разведчик, орденоносец. Характеристику тебе капитан хорошую дал. В боестолкновении вел себя правильно, не хуже опытного офицера. Вот как все ладно складывается. Война окончилась, и нам нужны кадры грамотные, с образованием.

Андрей растерялся. К службе своей он привык, агентурой обзавелся. Стукачей завербовать сложно, а без них не обойтись. Про учебу он не помышлял, не мальчик уже снова за парту садиться. Да и стимула не было. Тогда в милиции за звания не платили, только за должность. В зарплате выигрыш небольшой, а ответственности больше. Одно дело – отвечать за себя, и совсем другое – руководить коллективом и получать нагоняи за их работу и недоделки.

Он раздумывал, а полковник продолжал уговаривать:

– Специального образования у тебя нет – даже краткосрочных курсов, стало быть, постовой – твой потолок на сегодня. А придут завтра молодые, да с образованием – могут и подвинуть…

– Не больно-то я держусь за должность постового, на заводе больше зарабатывают.

– Не тот у тебя характер, Фролов, чтобы за станком стоять. Думаешь, я не понимаю, почему ты под пулемет бандитский полез? Скучно тебе жить обыденной жизнью, душа действий просит, активности. Или я не прав?

Андрей был вынужден признать, что полковник угадал. Психолог он тонкий или штампы работы такие? Не попытался заинтересовать его деньгами или положением, давит на другие точки. Много ли их у человека?

– Ну вот и договорились. Пиши рапорт. – Полковник придвинул ему лист бумаги.

– А что писать?

– Я продиктую. Пиши на имя начальника Главка, генерал-лейтенанта Леонтьева А. М.: «Прошу зачислить меня на учебу в Московскую специальную школу милиции». Дата и подпись.

Полковник забрал и прочитал рапорт.

– Ну вот, теперь жди приказа о зачислении.

– Когда на учебу?

– Шустрый какой! Учеба с первого сентября, а до этого приказ должен быть. Кроме того, ты не один, будут группу набирать. Так что запасись терпением и служи. Желаю удачи!

Полковник вышел из-за стола и пожал Андрею руку.

– Послушай, сержант, мы с тобой раньше нигде не встречались? Что-то мне лицо твое знакомо.

– Никак нет, товарищ полковник.

– Значит, обознался.

Андрей вышел.

– Зачем он тебя столько держал? – спросил Васильев.

– На учебу блатовал. Дескать, образования у тебя специального нет, выше старшины не поднимешься – ну и все такое…

– А ты?

– Пока служить буду.

Капитан зашел в свой кабинет, а Андрей направился на пост. Учеба – она когда еще будет, а лямку тянуть надо.

Только он встал у своего перекрестка, подошла информаторша – она же агент, как их называли в органах. Была такая Танька Белошвейка. Воры приносили ей украденные вещи, она их перешивала, и скупщики краденого продавали их на барахолке. Она была вдовой, имела двоих детей на иждивении, и Андрею было ее по-человечески жаль.

– Федька Одноглазый ко мне вчера с Батоном приходил.

Батон был форточником, воровал по мелочи. Но он был удачлив. За всю свою воровскую карьеру он попадался с поличным и сидел всего один раз.

Кто такой Федька Одноглазый, Андрей не знал.

– Что за Федька?

Женщина всплеснула руками:

– Неужели не знаешь? Медвежатник он знатный. Его еще до войны, в сороковом году посадили. Теперь вот вышел. Хвастал – по амнистии, справкой об освобождении в нос тыкал.

Теперь Андрею стало все понятно. Медвежатник – редкая воровская специальность, они открывают сейфы подбором отмычек или вскрывают иным способом. Был как-то умелец, изготавливавший подобие большого консервного ножа. С помощью дрели он высверливал в дверце сейфа отверстие, вводил туда зуб своего приспособления и взрезал сейф, как консервную банку, поскольку силы он был недюжинной.

Медвежатников было не больше двух десятков на весь Союз, и милиция старалась держать их в поле зрения. Если появился в районе такой профессионал, жди серьезной кражи. Поскольку сейфы – принадлежность учреждений, организаций, заводов, то и ущерб от кражи бывал велик – не три червонца в кошельке, украденном в трамвае.

– Где он обосновался?

– Больше не знаю ничего.

– И на том спасибо.

Андрей, узнав такую новость, сразу пошел в отдел, к сотрудникам уголовного розыска.

При его появлении парни в комнате замолчали.

– Тебе чего, Фролов?

– Агент сейчас сообщил, что на свободу вышел некий Федор Одноглазый, медвежатник.

– Да ну! – Оперативники переглянулись. Потом один из них вышел, а другой предложил:

– Присядь. Ты сам-то его видел?

– Не доводилось.

– Здоровенный мужик, руки – что грабли. Черные очки носит, чтобы дефект скрыть. У него на самом деле один глаз в драке выбили – разборка бандитская была. Так он обидчику голыми руками шею сломал и изувечил его так, что опознать невозможно было.

Вошел оперативник с картонными папками в руках, судя по наклейкам – явно из архива. Открыл первую папку:

– Любуйся!

О, господи! С фотографии на Андрея угрюмо смотрел единственным правым глазом громила. Рожа у него была самая что ни на есть бандитская.

– У него два срока было – в тридцать четвертом и сороковом, но в последний раз он семь лет получил. А подельник его два года как вышел – по амнистии. Вот он. – Оперативник открыл вторую папку.

Андрей увидел абсолютно невзрачное, ничем не примечательное лицо. Мимо пройдешь, а через секунду и не вспомнишь. Для милиции это плохо, человек без примет.

– Не встречал?

– Нет.

– Тоже в нашем районе обретается. Наверняка эта парочка уже встречалась. Второй – наводчик и на шухере стоит. Фамилия – Полоскун, Игорь Матвеевич. Погоняло – Нос.

– Вроде на фото нос нормальный.

– Это потому, что он носом неприятности чует. Сам так сказал. Когда они на последнее дело шли, Полоскун сказал Дубовичу – это фамилия одноглазого, что не надо в артельную кассу лезть. А Федька его не послушал. В итоге оба срок получили.

– Похоже, Федька сейчас осматривается, инструмент подбирает. Мы у него набор отмычек изъяли, очень сложной и тонкой работы инструменты. Такой не каждый слесарь, даже высокой квалификации, сделает. Но слесаря мы тогда не нашли. Боюсь, как бы Федька проторенной тропой не пошел – к знакомому слесарю за инструментом.

– Да что там сложного, в отмычке? – удивился Андрей. – Видел я уже их у домушников.

– Э, не скажи.

Оперативник открыл свой сейф, где лежали папки с делами, и достал из глубины связку отмычек:

– Смотри. Железная трубка, на конце несколько колец. Поворачиваешь одно – бородка выдвигается. Медвежатник отмычку в замочную скважину вводит, потом ухом прижимается и бородки на слух подбирает. Дело долгое, иногда полночи уходит.

Андрей таких тонкостей не знал. Ну да, каждая служба имеет свою специфику.

– Ты молодец, Фролов, что важную новость сообщил. Лучше бы этот Федька загнулся в лагере. Он ведь по мелочи не работает, сам понимаешь. Если увидишь – не подходи, документы не проверяй. Проследи издалека – к кому пошел. Нам его берлога нужна.

– Коли он тертый калач, то меня вмиг просечет – на мне же форма.

– М-да, хвост он засечет сразу. Стукачей своих напряги.

– Попробую.

– И еще: если второго – Полоскуна – увидишь, обрати внимание, где он крутится. Он обязательно у какого-нибудь предприятия вертеться будет, узнавать – когда у рабочих зарплата. Ведь деньги из банка привозят. Вторая смена или ночная днем получить не успевает, и они в кассе хранятся. Вот такой момент они и выжидают. На больших производствах куш больше, но там охрана быть может и сейф посерьезней. В артелишке небольшой и охраны нет, как правило, и вместо сейфа ящик металлический. Добыча вроде легкая, а денег – кот наплакал.

– Понял, присмотрюсь.

– А я на разводе других постовых сориентирую.

Оперативники задействовали всех сотрудников – от паспортного стола до постовых. Им показали фото Одноглазого и Носа. Федька приметный, и если кто его встретит – сразу опознает.

После службы Андрей пришел домой, поужинал и позвонил Вале. Когда у него была возможность, он звонил ей по вечерам. Встречались они только по воскресеньям. В обычные дни Андрей приходил со службы поздно, Валентина проверяла тетради своих учеников, и гулять было некогда.

Зато в выходной день они бродили в парке Горького, ходили в кино. Новые фильмы выходили в прокат крайне редко, и каждый был событием в культурной жизни. Обсуждали дома выход на линию первых двадцати новых автобусов – красно-желтых, пахнущих краской. Ведь в войну почти весь автотранспорт, что городской, что колхозный, был мобилизован для нужд армии.

Они решили встретиться завтра, поскольку день был воскресным. Андрей нарядился в костюм, обулся в новые ботинки. Конечно, было немного прохладно, и легкое пальто не помешало бы – но не было. У Исаака Соломоновича, соседа, пальто только зимнее, и в нем жарко.

Немного поразмыслив, Андрей положил в карман брюк «вальтер». Пистолет, если он находится в брючном кармане, прикрыт полой пиджака, и его не видно.

На трамвае он добрался до дома девушки, взбежал на третий этаж и позвонил.

Дверь открыл полковник, который приходил в отделение милиции и склонял Андрея к учебе:

– Тебе что, сержант?

Из глубины квартиры донесся девичий голос:

– Папа, это ко мне пришли, а я еще не готова. Пусть Андрей подождет в гостиной.

– Значит, ты Андрей?

– Так точно.

– Оставь солдафонство, ты не на службе. Вытирай ноги и проходи.

Андрей вытер ноги о коврик, лежащий у порога, и прошел в гостиную.

Обстановка ее была солидной. Шкаф резной, стол темный, дубовый, в углу на тумбочке – радиоприемник «Телефункен» трофейный. Стулья в белых чехлах, в другом углу – диван, обитый натуральный кожей. Сразу видно, начальник живет.

Андрей немного оробел. Квартира большая, пожалуй – как вся коммуналка, в которой он живет у тетки. Почему-то подумалось: «Вот если на Валентине женюсь, куда ее вести? Она ведь привыкла жить в роскошной квартире, и я не смогу предоставить ей такое жилье и такую обстановку». Ему сразу стало как-то не по себе, поговорка на ум пришла: «Не в свои сани не садись». А следом за ней – другая: «Не по Сеньке шапка».

В квартире у Вали он был впервые, чаще встречались у подъезда. Да еще папа ее, который полковник, глаз с него не сводит, изучает. Правда, он сегодня не в форме, а в домашней пижаме. А вдруг как гаркнет сейчас:

– Сержант Фролов! Кругом! Из квартиры шагом марш!

Так вот почему лицо полковника показалось Андрею таким знакомым! Ведь он его уже видел вместе с Валей в Клубе милиции, на 23 февраля.

Молчание затянулось. Желая прервать его, папа Вали кашлянул в кулак:

– Меня Петром Вениаминовичем зовут.

– Андрей, – зачем-то представился сержант, забыв, что полковник уже знает его имя.

– Значит, с дочерью знаком?

– Знаком, – кивнул Андрей.

– Давно я хотел на тебя посмотреть. Дочка мне все уши о тебе прожужжала.

– Вы уж и так дырки на мне прожгли, – еще больше смутился Андрей.

– Ну да, приходит кавалер, а у самого пистолет в кармане.

Вот черт глазастый! Узрел-таки! Взгляд наметанный, профессионал.

– Так неспокойно на улицах вечерами! Я же о дочери вашей забочусь, не обидел бы кто…

– Это похвально, по-мужски. Однако пистолетик не зарегистрирован, и носить его не положено. Ладно, мы тебе по какому-нибудь случаю именной подарим – от лица службы. Будешь носить со всем основанием.

– Хорошо бы!

В этот момент из коридора выпорхнула Валя, и у Андрея от восхищения перехватило дух. Хороша девка! При фигуре, в крепдешиновом синем платье, в приталенном пиджаке с накладными плечами – по моде. Общее впечатление дополняла черная лакированная сумочка, которую она держала в руках.

– Я готова!

Валя крутанулась на одной ноге, явно желая показать обновки и понравиться в них.

– Вертихвостка, – покачал головой полковник.

Но сказал он это ласково. Андрей не ожидал, что у сурового полковника можно услышать в голосе такие нотки.

Он поднялся со стула.

Валя вышла в коридор, а полковник, воспользовавшись моментом, показал Андрею кулак:

– Обидишь дочку – пришибу!

Кто бы сомневался! Да разве Андрей мог обидеть такую замечательную девушку? Он сам за нее любому горло перегрызет.

Аттракционы в парке Горького еще не работали – их обычно запускали к празднику Первомая. Но мороженое уже продавалось.

– Хочешь? – поинтересовался Андрей.

– Нет, холодно. А ты разве знаком с моим папой?

– На службе пересекались, он приезжал в отделение.

Андрей не стал говорить Вале о том, что ее отец приезжал в отделение для того, чтобы вручить ему грамоту и премию – еще сочтет за хвастовство.

Мимо проходила пара – молодой парень с девушкой. На пиджаке парня поблескивали три медали.

Валя проводила их внимательным взглядом:

– Видимо, хорошо воевал. У моего папы тоже награды есть. А у тебя?

– И у меня. Я же не в тылу отсиживался.

– Да? А почему тогда не носишь? Даже на празднике, в День Советской армии – ну там, в клубе, у тебя на груди ничего не было.

– Пиджак пожалел – дырки делать надо.

– Смешной ты! Есть чем гордиться, а ты не носишь.

– Ты знаешь, в тылу, на заводах, люди до изнеможения работали. Я как-то с полком новое вооружение получал и видел – подростки за станками стояли. Сам маленький, ящик под ноги подставляет, чтобы со станком управляться. Разве он не герой? А у него – ни ордена, ни медали.

– Несправедливо, конечно.

Видимо, Вале хотелось, чтобы ее кавалер был при наградах. Вдруг знакомые увидят, им сразу понятно будет – боевой парень, отмечен за геройство. А по мнению Андрея, нашивки за ранения не меньше наград говорили о человеке. Впрочем, он и нашивок на пиджаке не носил.

В общем, день удался на славу.

Уже вечером, в подъезде Валиного дома они целовались до самозабвения, аж губы припухали. Андрей оторваться не мог от Вали – губы нежные, сладкие.

Он никогда раньше не целовался. Школа, фронт, одни мужчины вокруг. Женщины если и были – медсестрички, связистки, так они от солдат носы воротили, на офицеров посматривали. Солдат сегодня жив, а завтра в рейд ушел и пропал. У офицера шансов выжить на войне больше – если он не взводный, да и денежный аттестат роль играл.

Он довел Валю до дверей квартиры и почти бегом заторопился домой. Времени уже было двадцать три часа, пока доберется – полночь, и надо успеть выспаться.

Между тем по Москве пошли непонятные убийства. Ориентировки приходили едва ли не каждый день. Убивали и мужчин и женщин, причем убитых не грабили, а женщин не насиловали. Казалось бы – какой смысл убивать?

Разгадка оказалась простой. Вышедшие по амнистии уголовники играли на желание, и проигравший обязан был, поскольку карточный долг – дело чести, выполнить каприз выигравшего. Те же изгалялись:

– Убьешь пятого – из тех, кто мимо проходить будет.

Выяснилось это только на допросах преступников, задержанных за другие преступления.

Сразу взялись за карточные притоны. Однако шулера и каталы, хоть и были, по большому счету, мошенниками, но они не были убийцами, и с мокрухой не связывались. Их задачей было облапошить, обобрать клиента, но не убить.

Милиция начала шерстить воровские притоны и «малины». Картежников хватали, давали небольшие сроки за прегрешения вроде нарушения паспортного режима, наличия холодного или огнестрельного оружия.

Уголовники, напуганные массовыми обысками, попритихли, убийства пошли на убыль.

Блатным миром правили авторитеты – воры в законе, коронованные в лагерях и тюрьмах. Им массовые облавы и обыски тоже были ни к чему. Со своей стороны, они провели работу, отправляя на «правеж» – своего рода воровские разборки – отмороженных, не желавших прислушаться к авторитетам. Особо упрямых резали сами, и называлось это – «поставить на нож». Воровской мир был жесток, но преступлений бессмысленных, ожесточавших силовые ведомства и население, тут тоже не понимали и не одобряли.

За ежедневной работой Андрей как-то подзабыл о медвежатнике Федьке-одноглазом, но он сам напомнил о себе. В одну из ночей был вскрыт сейф и украдены деньги на кроватной фабрике. Зарплату кассир в сопровождении вохровцев привез из банка после обеда, и часть ее успели получить. Однако в пять часов вечера кассир кассу закрыл. А ночью, выдрав решетку из окна, в помещение кассы забрались воры.

Сейф, еще довоенных времен, аккуратно вскрыли, явно поработав отмычкой. Причем воры орудовали в перчатках, не оставив следов. Оперативники и эксперт, прибывшие на место преступления, осмотрели замок и сам сейф.

– Работа опытного медвежатника, – сразу заявил эксперт. – Следов применения силы нет, на внутренности замка – свежие царапины. Открывали не ключом, а отмычкой.

Подозреваемый был – оперативники сразу подумали о Федьке. Отирался он, судя по сведениям агентуры, в их районе, сидел за кражи из сейфов. Вот только где его искать? Ориентировки направили во все городские отделения милиции. Продавцам и кассирам в магазинах передали номера и серии украденных купюр, поскольку кроватная фабрика получала деньги в банке, новыми купюрами и в пачках «Гознака».

След был зыбкий, но он дал результат. Одна из кассиров обратила внимание на новую хрустящую двадцатипятирублевую купюру. Ей бы незаметно знак подать продавцу, а она стала открыто сверять номер купюры с номерами из списка. Несостоявшийся покупатель тут же затерялся в толпе. Кассир лишь успела заметить, что мужичонка был среднего роста и невзрачного вида, в серой кепке.

У оперативников мысль мелькнула – Полоскун, помощник и наводчик Федьки. Отсутствие каких-либо примет – тоже своего рода примета.

Прошло несколько дней, но больше купюры из украденных серий в магазины никто не приносил. Переодетые в гражданское, оперативники дежурили во всех крупных магазинах. Но опытный глаз сразу отличал их от обычных покупателей. Стрижка по-военному короткая, слоняются по торговому залу бесцельно, а главное, глаза – цепкие, оценивающие. Так только милиционеры и чекисты смотрят. Уголовники ведь люди тертые: вошел в магазин, осмотрелся, оперативника засек – и назад.

Да и с одеждой прокол вышел. Оперативникам были выданы одинаковые серые габардиновые плащи – ну не хватало у тыловиков-снабженцев ума или сообразительности запустить товар не только разного размера, но и цвета. Вот и выходило, что серый плащ и короткая стрижка – как надпись на спине: я из органов внутренних дел.

Уголовники только ухмылялись. За неделю оперативники вымотались, с утра и до закрытия магазинов они слонялись по торговым залам – и все безрезультатно. А начальство требовало задержать воров. Как же, рабочие без зарплаты остались!

Оперативники получили от агентуры сведения, что Федька с подельником собрались из Москвы уехать – уж больно милиция обложила. На улицу не выйдешь, и в магазине ничего не купишь: денег полмешка, а потратить их невозможно. Поскольку поезда и вокзалы – вотчина транспортников, тут же оповестили транспортную милицию, раскинули на преступников густую сеть. А на привокзальные площади послали оперативников и в помощь им – несколько постовых. В их число попал и Андрей.

Привокзальные площади велики, народу много: пассажиры, провожающие, встречающие – сутолока. Тут и десять сотрудников поставь – могут не усмотреть. Потому как разыскиваемые – тертые калачи, напрямую к вокзалу не пойдут. Билеты им могут купить другие – те же марухи-девицы, с кем они могут проживать. А преступники могут появиться в последнюю минуту перед отправлением поезда. Не исключено – со стороны пакгаузов, багажного отделения, депо.

Андрей получил инструкции наравне с другими. Весь день, отлучаясь только в туалет, он промаялся на площади у Павелецкого вокзала – это направление бегства медвежатника считалось наименее вероятным. Основные силы были брошены на площадь трех вокзалов и на Ленинградский вокзал. Преступники старались затеряться в крупных городах – Ленинграде, а по ходу транссибирской магистрали – Горьком, Казани.

Андрей всматривался в проходящих людей, и к вечеру от мельтешения лиц рябило в глазах, гудела голова.

На следующий день ему снова пришлось стоять у Павелецкого вокзала, только на этот раз – со стороны пакгаузов, как раз в этом месте к составам прицепляли паровозы. Они пускали пар, дымили, лязгали сочленениями. Андрей с тоской подумал, что после такого дежурства придется стирать мундир, везде пыль угольная.

Служба его уже шла к концу, когда через три пути от него мелькнула между вагонами высокая фигура. Андрей видел ее какое-то мгновение, но ему показалось, что мужчина был в черных очках.

Андрей бросился через пути, обегая паровоз – здесь заканчивался перрон. Паровоз заревел, давая сигнал к отправлению, и от неожиданности Андрей подскочил.

Провожающих было много, проводники уже стояли на площадках, держа в руках желтые флажки.

Андрей успел заметить, как мужчина вошел в вагон. Черт, он увидел его только со спины!

А паровоз выпустил клуб пара и с тяжелым выдохом провернул колеса. Вагоны лязгнули сцепками и медленно покатились.

Что делать? Если бежать к зданию вокзала, чтобы сообщить оперативникам, поезд уже уйдет. Да и не факт, что вошедший в вагон – именно Федька Одноглазый. Лица его Андрей так и не видел – как и то, был ли у него груз.

Издалека не было понятно, в какой вагон сел мужчина. Думать было уже некогда – мимо Андрея проплывал, постукивая колесами, пятый вагон.

Уцепившись за поручни, Андрей вскочил на площадку.

Проводница выругалась:

– Зачем же на ходу заскакивать? Вдруг под колеса угодишь? А еще милиционер!

Билет она с Андрея не спросила. Раз в форме, значит – на службе; вон, кобура на ремне висит.

Поезд убыстрял ход, мимо пронеслись стационарные постройки.

Проводница закрыла дверь и сунула флажок в сумку.

На выходных стрелках вагон начало раскачивать.

– Куда идет поезд? – спросил Андрей.

– Служивый, да ты что? Сел на поезд и не знаешь, куда он идет?

– Не шуми, хозяйка. В поезд карманник сел, я его издалека приметил.

– А мне уже показалось – не пьяный ли?

– Как можно? Я же при исполнении!

– Ну так иди, исполняй, пока карманник твой не обобрал кого-нибудь. А поезд в Рязань идет.

– Из транспортной милиции поезд кто-нибудь сопровождает?

– Сегодня не видела. Ты в форме один.

– Следующая станция когда?

– Жуковский, стоянка две минуты, – заученно ответила проводница.

Андрей понял, что за две минуты стоянки ему до милиции не успеть, поезд уйдет. А ведь он хотел и транспортникам сообщить, чтобы человека или наряд ему в помощь дали. Да и в свое отделение сообщить, где он находится и почему на посту отсутствует.

– А потом?

– Воскресенск, три минуты. В Коломне поезд полчаса стоять будет – там паровоз бункероваться водой и углем должен.

– Сколько до Коломны ехать будем?

– Чай, у нас не скорый поезд и не литерный, потому – два часа с хвостиком.

– Спасибо.

По крайней мере, на два часа он мог рассчитывать. Жуковский и Воскресенск – станции маленькие, и Федька, если это был он, на них вряд ли сойдет.

Теперь надо методично обойти все вагоны. С плацкартными проще будет, все пассажиры на виду.

– Хозяйка, а купейные вагоны в составе есть?

– Один вагон, седьмой. Там все больше начальники ездят.

Андрей пошел по вагонам в сторону головы поезда. Он шел по коридору, поглядывая влево и вправо.

Кое-кто из пассажиров уже на столики снедь разложил, другие тасовали колоду карт. А некоторые, взобравшись на верхние полки, уже устроились спать. Андрей толкал их и просил показать документы – ему нужно было видеть лицо. Мимо женщин он проходил быстро.

Следующий вагон был общим, и места были только для сидения. В вагоне уже было накурено, душно, хныкали дети, и потому времени на досмотр ушло больше.

Потом было еще два плацкартных вагона.

Пока Андрей осмотрел четыре вагона, поезд замедлил ход и остановился на разъезде. Андрей выскочил в тамбур и выглянул в дверь – не спрыгнет ли кто? Мимо прогрохотал, обдав ветром и запахом мазута, встречный грузовой поезд.

Их состав тронулся.

Теперь Андрей направился в сторону хвоста.

Четыре вагона он миновал быстро. Вот и пятый, куда он садился.

Проводница встретила его вопросом:

– Не нашел?

– Нет пока, к хвосту иду.

Он осмотрел пятый вагон и зашел в шестой, тоже плацкартный. В это мгновение ему показалось, что в конце коридора мелькнула мужская фигура. Может, кто-то из пассажиров в тамбур пошел покурить?

Он прошел весь вагон и уже в конце обратил внимание, что верхняя полка пуста, одного пассажира не хватает. Трое сидят у стола, ужинают, двое – на боковых полках.

– Тут свободно? – похлопал он ладонью по полке.

– Занято. Вышел человек – покурить либо в туалет. А что?

– Нет, ничего, я просто так спросил.

Ну что же, вполне может быть, что вышел именно покурить.

Андрей подошел к туалету, повернул ручку – пусто. Открыл дверь в тамбур, шагнул. Боковым зрением увидел справа от себя тень. Повернуться, среагировать не успел, и получил сильный удар в живот. От боли перехватило дыхание, согнуло в три погибели. Он хватал ртом воздух, но его недоставало.

Хлопнула дверь в тамбуре, ворвался свежий воздух.

– Прибить бы тебя, мусор, да мокруху на себя вешать неохота. И откуда ты взялся?

Усилием воли Андрей повернул голову. Мужчина – а это был именно Федька Одноглазый – ухватился за поручень одной рукой. В другой руке он держал кожаный саквояж – вроде тех, с которыми ходили доктора. Повиснув на ступеньке, он улучил момент и спрыгнул.

Андрей успел оценить рост и могучее телосложение Федьки.

Наконец боль отпустила. Андрей перевел дыхание, сделал шаг в сторону открытой двери и выглянул. Спрыгнувший с поезда Федька уже поднялся с насыпи и подобрал саквояж.

Андрей обернулся по ходу поезда. Он тоже намеревался прыгнуть, но не хватало налететь на столб. Линия не была электрифицирована, но вдоль путей стояли столбы связи.

Как только промелькнул очередной столб, он спрыгнул лицом по ходу поезда, сгруппировался, приземлился на ноги и покатился кубарем. Поднявшись, поочередно согнул руки, ноги. Вроде цел, нигде ничего не сломано. Только живот поднывал, побаливал от Федькиного удара.

Андрей подобрал слетевшую фуражку.

Мимо прогрохотал последний вагон, и поезд стал удаляться.

Метрах в двухстах виднелась фигура Федора – он шел размашистым шагом.

Сначала трусцой, а потом уже и в полный шаг. Андрей побежал.

Обернувшись, Федор заметил преследование и побежал. Здоровый, чертяка, один его шаг – как два у Андрея. И мчится, как лось. Понятное дело, кому охота снова в тюрьму, тем более что дело уже выгорело – в руках саквояж с деньгами.