Текст книги "Танкист"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Фельдфебель это заметил.

– Долей себе.

– Увольте, не могу уже больше пить.

Они подняли стаканы.

– За то, чтобы выжить на этой войне, – провозгласил тост фельдфебель.

Они выпили и принялись за хлеб с салом. Прожёвывая кусок, фельдфебель закатил от удовольствия глаза.

– Давно такого не ел. Погоди-ка, вспомню. Пожалуй, с сорок первого года, когда мы только на Украину вошли. Да, точно!

Павел снова разлил шнапс. Фельдфебель явно любил выпить и хорошо закусить. Надо взять на заметку.

Они выпили за победу. Глаза у фельдфебеля заблестели, щёки порозовели.

– Пауль, ты хороший малый! Можешь называть меня Гюнтером.

Павел разлил остатки шнапса в стаканы. Они выпили ещё раз.

– Если что-то надо будет – обращайся, всегда помогу. Я в ремонтной роте второй год, всё и всех знаю. Раньше танкистом был, на T-III. После ранения сюда попал. Так что фронтовика хорошо понимаю, сам был в этой шкуре.

– Спасибо, Гюнтер, ты меня выручил. Поверишь, после того, как экипаж мой сгорел, как помутилось в голове. Сколько выпил и с кем – не помню.

– Бывает. Я до войны моряком был на сухогрузе. Бывало, в порт придём – так с парнями накачаемся, что не можем вспомнить, как наш корабль называется и в какой стороне порт.

– Не знал, что ты моряк. А почему не на флоте служишь?

– Я механиком был, при двигателях. На море опасно, американская авиация или английский крейсер посудину потопят, и что делать? Нет уж, на земле спокойнее.

– Гюнтер, ты мудрый человек. Ты ешь сало. А хочешь, забери его себе, я ещё найду.

– Ты свой парень, Пауль! Держись меня, вместе не пропадём.

Гюнтер тут же завернул сало в бумагу и спрятал в сухарную сумку.

– Сумка-то у тебя пехотная, за танкистами такие не числятся.

– Даже не помню, где я её взял. Забери себе.

– Как служится тебе, Пауль?

– Спасибо, Гюнтер, хорошо. Лучше здесь крутить гайки, чем в танке идти в атаку.

– Правильно, Пауль. Жизнь одна, и её надо беречь.

Гюнтер полез в нагрудный карман френча и достал фотографию.

– Смотри, это моя семья – жена Эльза и наследник, Курт. Здесь ему пять лет, снимок ещё довоенный.

Павел взял фото и сделал вид, что ему интересно. Немцы – народ сентиментальный, почти все носят с собой семейные фото.

Вернув фото фельдфебелю, он сказал:

– У тебя красивая жена и замечательный парень.

– Правда? – обрадовался Гюнтер. – Я рад, что ты заметил. Ты померанец?

– Да, из Кольберга.

– Я из Мекленбурга. Ты, кроме того, что гайки крутишь, ещё что-нибудь способен делать?

– Двигатель хорошо знаю, могу их ремонтировать.

– Так ты же ценный специалист! – ещё больше обрадовался Гюнтер. – Подойди ко мне с утра, что-нибудь придумаем.

С утра после завтрака Павел подошёл к Гюнтеру. Он не надеялся, что фельдфебель вспомнит о данном обещании, но Гюнтер, хоть и выпил вчера, слово своё сдержал.

– Хватит тебе с гусеницами возиться, это работа для сильных и тупых. Пойдём, – он подвёл Павла к двигателю «Пантеры».

– Мы получили его из ремонта. Сможешь установить на танк?

– Попробую.

Работа эта – не из самых сложных. Павел лебёдкой погрузил двигатель в моторный отсек, закрутил все гайки и трубопроводы. Работы много, трубочек, шлангов и проводов полно.

Уже к вечеру он залил масло, воду в радиатор и запустил двигатель. Тот ровно зарокотал.

Гюнтер услышал звук работающего мотора и вышел из конторки.

– Ты уже всё сделал? – изумился он.

– Так точно, господин фельдфебель.

– Глуши.

Павел заглушил мотор.

– Руки у тебя, парень, из нужного места растут, но соображаешь ты туго.

– Почему? – удивился Павел.

– По нормативам на эту работу отводится два дня.

– Понял, следующий раз не буду торопиться.

– С тебя причитается, Пауль! Понравилось на новом месте?

– О да, Гюнтер! Всё лучше, чем надрываться на ходовой части. Спасибо. У вас где-нибудь есть солдатская пивная?

– В селе – забыл название. Русские названия такие сложные.

– Вечером наведаемся? Я угощаю.

– Тогда обязательно.

Павел еле отмыл руки от масла. Немцы были чистюли и педанты, и идти в пивную с грязью под ногтями было не принято.

Вечером в казарму заглянул Гюнтер и заговорщицки подмигнул. Павел вышел вслед за ним.

– Садись.

За углом казармы стоял лёгкий бронеавтомобиль Kfz 221, состоящий в танковых частях, в разведке и у командиров батальонов и бригад.

Усевшись, Павел спросил:

– Откуда?

– Пригнали на техобслуживание. Это машина командира штаба сто четырнадцатого панцергренадёрского полка. А мы на ней в пивную съездим. Не пешком же нам идти, правда, Пауль?

– Конечно. Ох, и повеселимся мы сегодня!

Под пивную было отведено здание бывшей колхозной столовой – вероятно просто потому, что уцелело, не получив абсолютно никаких повреждений.

В зале за длинными столами уже сидели рядовые и младший состав. Здесь были пехотинцы, артиллеристы, танкисты – даже ветеринар затесался. Было изрядно накурено, и дальняя стена виднелась, как в тумане.

Гюнтер здесь уже бывал, и потому подошёл к стойке уверенно. Павел не отставал.

– Пауль, тебе платить, ты обещал. Выбирай по деньгам.

– Деньги есть, выбирай сам.

Деньги у Павла были – ещё те рейхсмарки, которые ему выдали в госпитале.

Гюнтер взял бутылку шнапса, две кружки пива и айсбан – тушёную капусту со свиными ножками.

Меню было сытным, но скудноватым. Понятно, не кафе в мирном Берлине.

Когда Павел вытащил пачку денег, чтобы рассчитаться, глаза Гюнтера расширились.

– Пауль, откуда у тебя такая куча денег?

– Получил за ранение и жалованье за три месяца. А где их тратить, сидя в танке?

– Тогда гуляем.

В углу играл патефон, в дальнем углу пьяная солдатня распевала «Хорста Весселя», отбивая ритм по столу пивными кружками.

Гюнтер прошёл в противоположный угол, где было потише.

– Садись, Пауль.

Они поставили тарелки на стол, уселись. Попробовали пиво. Павлу понравилось.

– О! Как в Мюнхене! – одобрил Гюнтер.

Принялись за свиные ножки, выпили по стопочке.

– Гюнтер, русские называют водку с пивом «ершом». Так мы с тобой быстро опьянеем.

– А зачем бутылку до дна пить? Я с собой заберу.

– Верно, мудрое решение. А даже если и напьёмся – кому какое дело! Только вот как обратно поедем?

– Думаешь, бронеавтомобиль помнём? – расхохотался Гюнтер. – Ну не пешком же идти выпивши.

Они болтали о том о сём. Неожиданно Гюнтер спросил:

– Пауль, ты не раз горел в танке, был ранен – я видел твой формуляр. Ты имел кучу денег, причём не оккупационных марок – это бумага, мусор, а настоящих рейхсмарок; ты воюешь на передовой.

– А где же мне быть? Тем более что я не на передовой, а в ремонтной роте.

– Ха! Стоит русским прорвать фронт – и, считай, что ты уже на передовой.

– Что ты предлагаешь?

– Не здесь и не сейчас. Поговорим завтра.

Часа через два они покинули пивную и уселись в бронеавтомобиль. Гюнтер, хоть и был пьяненьким, вёл его уверенно.

– Зайди ко мне завтра, – сказал он на прощание.

Утром, переодевшись в рабочий комбинезон, Павел зашёл в конторку к Гюнтеру.

– Здравия желаю, господин фельдфебель!

Тот поморщился:

– Ну зачем так официально, Пауль? Садись.

Павел уселся на табуретку.

Гюнтер выглянул за дверь – проверить, не стоит ли кто из ремонтников рядом. Потом уселся за стол и, понизив голос, спросил:

– Ты хотел бы служить на хорошем месте?

– Конечно, Гюнтер.

– Есть хорошее местечко. Ты видел вчерашний бронеавтомобиль?

– Даже ездил с тобой на нём.

– На него требуется водитель. У меня в штабе сто четырнадцатого полка служит земляк – командиром роты обеспечения. Он может поспособствовать твоему переводу. Дивизия-то у нас одна, шестая танковая.

– Водителем бронеавтомобиля – это, конечно, полегче и почище. Но что мне это будет стоить?

Гюнтер закатил глаза:

– Я не знаю, ещё не говорил.

Он явно набивал себе цену.

– Ты понимаешь, суть не в том, что ты пересядешь с танка на машину. Суть в другом: ты будешь при штабе, а это – глубокий тыл.

Павел обрадовался предстоящим переменам. Всё-таки служба при штабе даёт большие возможности что-либо разузнать. Сидя в ремонтной роте, выведать для майора из СМЕРШа ничего не удастся.

Он напустил на себя безразличный вид, хотя сердце отчаянно заколотилось.

– Хм, переговори со знакомым. Думаю, и ты в накладе не останешься.

– Парень, это другое дело! Считай, что перевод у тебя в кармане. А сейчас иди и делай вид, что работаешь. Двигатель вчера поставил? Его же ещё регулировать надо, а это работа тонкая, сложная, требующая много времени.

Гюнтер подмигнул.

– Ты меня понял?

– Так точно, господин фельдфебель! – по-солдатски рявкнул Павел.

Он выгнал «Пантеру» из ремонтной залы. Остановил её посреди двора, залез в моторный отсек, поковырялся для вида, погонял двигатель на разных оборотах. Потом забрался в танк, заглушив мотор, устроился в водительском кресле поудобнее и немного вздремнул.

Вылез Павел из танка лишь на обед – с этим у немцев чётко. Наевшись, улёгся на моторном отделении. Броня от мотора нагрелась, снизу было тепло – как на русской печке. Он не собирался надрываться на работе, стараясь побыстрее выпустить «Пантеру» в строевую часть.

Гюнтер вечером отсутствовал, а утром подозвал Павла.

– Я вечером говорил с земляком, дал на тебя самую лучшую характеристику. Думаю – ты меня не подведёшь.

– Как можно ответить чёрной неблагодарностью? Я тебе многим обязан. Сколько хочет твой земляк?

– У него большая семья в Потсдаме.

– Я хотел бы услышать конкретную цифру.

– Хорошо. Двести рейхсмарок.

Сумма была большой, и Павел заподозрил, что Гюнтер увеличил её, надеясь получить своё.

– Согласен. Как только меня переведут, получишь от меня пятьдесят марок за хлопоты.

– Мы свои люди, Пауль!

Однако Гюнтер довольно улыбнулся, и глаза его заблестели.

Перевод случился очень быстро – уже на третий день Гюнтер ознакомил Павла с приказом по дивизии. Со следующего дня Павел переводился в 114-й панцергренадёрский полк.

Павел отсчитал Гюнтеру двести марок для земляка и пятьдесят – самому фельдфебелю. Гюнтер улыбнулся и спрятал деньги в карман френча.

– Собирай вещи, поехали.

– Гюнтер, какие у солдата вещи? Только бритвенный прибор.

Павел сходил в казарму, переоделся. Потом взял бритву и кое-какие мелкие вещи, сложил всё это в вещмешок.

Гюнтер уже восседал на мотоцикле с коляской возле мастерских.

– Едем, я тебя познакомлю лично. И не забывай старого друга.

Гюнтер и в самом деле довёз Павла до штаба полка и познакомил его со своим земляком. Им оказался обер-фельдфебель Циммерман – такого же возраста, как и сам Гюнтер. Он показал Павлу его койку в казарме, потом – бронеавтомобиль.

– Парень, тебе выпала честь возить командира штаба полка. Будь её достоин, не подведи.

– Буду стараться.

Земляки ушли пропустить по стаканчику и поболтать, Павел же стал осматривать бронеавтомобиль. Видел он уже такие – ещё в сорок втором году. Наши почему-то называли его «Хорьхом», хотя это было не так. Небольшой, весом немногим более двух тонн, с лёгкой противопулевой бронёй, без броневой крыши. Сверху стоял пулемёт на вертлюге.

Павел завёл мотор, послушал, подрегулировал карбюратор.

Сзади раздался голос:

– Молодец, солдат! Предыдущий водитель только и делал, что спал в свободное время.

Павел обернулся. Перед ним стоял подтянутый, лет сорока пяти, с обветренным лицом оберст-лейтенант, что соответствовало русскому подполковнику.

– Оберпанцерсолдат Пауль Витте! – вытянулся в струнку Павел.

– Я знаю, сам подписывал приказ. Машина готова?

– Яволь, герр оберст-лейтенант.

– Тогда едем.

Павел обежал капот и открыл бронированную дверцу. Начальник штаба усмехнулся, но обходительность Павла ему явно понравилась. А Павел просто видел, что так делали водители легковых машин, когда к ним в батальон приезжало высокое начальство. Конечно, бронеавтомобиль – не легковой «Мерседес» или «Опель», но всё же…

Начальник штаба объезжал подразделения, а Павел смотрел и запоминал позиции. Пока всё казалось ему какой-то игрой. Что толку в его сведениях, когда нет связи? Да и сведения его скудные, мелкие, чтобы требовать связи. Но в этот день ему повезло.

Выходя из машины, оберст-лейтенант оставил на сиденье свой планшет. Павел решил воспользоваться моментом – открыл планшет и стал рассматривать карту под прозрачным целлулоидом. На ней были нанесены узлы сопротивления немцев, позиции артиллерии, танков.

Павел закрыл глаза и попытался воспроизвести в памяти увиденное. Посмотрел ещё раз, запоминая детали. Потом закрыл планшет и положил на сиденье. Руки его тряслись так, как будто он кур воровал.

Когда начальник штаба вечером отпустил его, Павел не знал, что ему делать. Сведения добыл, волну знает – можно передать сигнал. Но как его найдёт связной? Ведь он теперь в другом полку.

Всё-таки Павел решил передать сообщение. Он залез в машину и включил одну из двух раций. Запомнил положение верньера, подождал, пока прогреются лампы, и настроился на нужную частоту. Потом на голову наушники с микрофоном.

В эфире потрескивало, раздавались шорохи.

Павел нажал тангенту на передачу. «Сильно заболел, прошу лекарство», – сказал он и повторил для верности ещё раз. Услышали его или нет, он не знал. Выключив рацию, он вернул верньер настройки на прежнюю частоту. Всё, дело сделано. И Павел пошёл в казарму, спать.

Утром машина уже стояла у штаба. Двигатель был прогрет, бак заправлен. Увидев спускавшегося начальника штаба, Павел выскочил из кабины, распахнул дверь и, вытянувшись, отдал честь.

До обеда они ездили по разным подразделениям. Потом офицер попросил остановить машину и полуобернулся к Павлу:

– Я смотрел вчера твой формуляр. Ты в самом деле был в двадцати пяти танковых атаках?

– В двадцати шести. В последней – ещё в четвертом панцергренадёрском полку. Мой танк подбили, экипаж сгорел, только я один и успел выбраться. Потом в ремонтной роте был, правда – недолго.

– И до сих пор ещё оберпанцерсолдат?

– Так точно.

Офицер больше ни о чём не спрашивал.

После обеда поездок не было, а утром начальник штаба, усевшись в машину, заявил:

– Властью, мне данной, я присваиваю тебе звание ефрейтора. После поездки зайди в канцелярию полка и сделай запись в солдатской книжке.

– Спасибо, господин оберст-лейтенант.

– Не забудь нашить на рукав галун.

Павел так и сделал. После обеда он заявился в канцелярию, где ему сделали запись в солдатской книжке и поставили печать. В отделе вещевого снабжения он получил галун в виде серебристого угольничка. Тут же скинул курточку и пришил его к рукаву.

– О, поздравляю с новым званием, гренадёр! – сказал унтер-офицер склада.

– Спасибо.

Вечером Павел отправился в солдатскую пивную. Подошёл к стойке, заказал пиво. Бармен узнал его, улыбнулся.

– По-моему, вы в прошлый раз были с фельдфебелем. Если я не ошибаюсь, его Гюнтером зовут?

– Да, было дело. Но теперь я в другом полку.

– И звание новое – ефрейтор! Поздравляю! Обмыть пришли?

– И с друзьями повидаться, – немного соврал Павел.

– Что-то мне лицо ваше знакомо, – продолжал бармен, пристально глядя на Павла. – Вы не ходили в лютеранскую церковь в Штральзунде?

Павел отрицательно мотнул головой, но потом до него дошло. Это был пароль, про который говорил майор. Вот бестолочь! Он тут же исправил ошибку.

– Я – католик, и жил в Кольберге.

Бармен усмехнулся:

– Возьмите ваше пиво и отдыхайте. Перед закрытием заведения я вас приглашу.

Павел сел за стол и сделал глоток пива. Сегодня народу в пивной было мало. Несколько солдат в дальнем углу и четверо артиллеристов с красными кантами на погонах – вот и всё.

Часам к одиннадцати солдаты разбрелись по своим подразделениям.

Бармен запер дверь.

– Пойдём.

Бармен или буфетчик – кто его разберёт – провёл Павла в маленькую комнатушку на задней половине дома.

– Павел Стародуб?

– Он самый.

– Ну наконец-то! Где так долго пропадал?

– Ничего интересного или заслуживающего внимания не было.

– А теперь появилось?

– Да, я теперь служу в сто четырнадцатом панцергренадёрском полку, водителем у начальника штаба.

– Действительно интересно. Что добыл?

– Мне бы карту.

Бармен пошарил рукой под буфетом и вытащил карту. Она была точно такой же немецкой и того же масштаба, что и у начальника штаба.

– Карандаш есть?

– Есть.

Павел разложил карту на столе. Работать с картами его учили ещё в танковом училище. Названия населённых пунктов на немецком, но это не помеха. По памяти он отметил на карте всё, что запомнил.

– Вроде всё.

– Вроде или всё?

Павел закрыл глаза, вспомнил карту. Потом дорисовал позицию артиллерийской батареи.

– Теперь точно всё.

– Хорошая у тебя память.

– Не жалуюсь.

– Сведения важные, постараюсь побыстрее передать нашим. Помощь нужна?

– Нет.

– Постарайся без нужды в эфир не выходить, теперь ты знаешь, где меня искать. И ещё: обо всех переменах места службы сразу сообщай.

– Ладно. А если передислокация полка будет? На войне всякое бывает.

– И об этом постарайся сообщить. Если не получится, мы сами попытаемся тебя найти. У шестой танковой дивизии опознавательный знак прежний – два жёлтых косых креста на технике?

– Да.

– Тогда точно отыщем. Пароль прежний, – бармен проводил Павла до двери.

– А по рации можно сообщить своё местонахождение в случае чего? – уже переступив порог, спросил Павел.

– Нет. У немцев появились машины специальные, радиолокаторы. Они эфир прослушивают, сразу засекут место выхода в эфир. Их узнать легко: крытый кузов и наверху антенна в виде рамки.

– Возьму на заметку.

– Удачи! И будь осторожен.

Павел долго не мог уснуть. Бармен, с виду – типичный немец: вышколенный, обходительный. По-русски говорит чисто. Он из немцев или русский? А впрочем, что это меняет?

Утром вставать не хотелось, но Павел не привык опаздывать. Он умылся холодной водой, взбодрился. Потом побрился и побежал в солдатскую столовую. Наспех поел и подал к штабу бронеавтомобиль.

Сегодня начальник штаба вышел не один, с ним был ещё офицер в чине гауптмана с портфелем в руке.

Павел услужливо распахнул дверцу. Рядом остановились два мотоцикла с колясками.

– Пауль, сегодня мы едем с эскортом. Нам в Смоленск.

Один мотоциклист следовал впереди, другой – в арьергарде. «Наверное, важные документы везут, – подумал Павел, – вон гауптман портфель из рук не выпускает. Грохнуть бы их обоих да сбежать к нашим с портфелем. Только как быть с мотоциклистами? Против двух пулемётов не попрёшь». И Павел отказался от рискованной затеи.

Они отъехали на несколько километров, когда неожиданно из рощицы справа по мотоциклисту впереди открыли автоматный огонь. Водителя убили сразу. Мотоцикл вильнул в сторону, перевернулся в кювете. Мотоциклист, сопровождавший сзади, остановился, и пулемётчик длинными очередями открыл огонь по жидкой рощице.

От внезапного нападения Павел сначала притормозил, но потом дал полный газ, утопив педаль в пол.

Надо было увозить офицеров из-под обстрела. По бронекорпусу звонко щёлкали пули, не причинив, впрочем, никакого вреда.

Засада скрылась за поворотом, но пулемётные очереди ещё слышались. Гауптман, сидевший на заднем сиденье, включил рацию и стал передавать о происшествии в штаб полка.

Дальше в Смоленск они ехали без сопровождения. Павел поглядывал через стекло на дорогу и обочины – не повторится ли нападение вновь? Кто мог быть? Советские партизаны или войсковая разведка? А может и поляки из Армии Крайовой? Слышал уже Павел об этих отрядах. Они нападали и на немцев, и на советские войска, и на партизан. Боя с большими подразделениями избегали, а на одинокие автомашины или подразделения численностью до взвода нападали часто.

В Смоленске дорогу показывал гауптман – видимо, он бывал тут не один раз. Здесь располагался штаб 6-й танковой дивизии.

Офицеры ушли, а Павел вышел из бронеавтомобиля осмотреть машину. Лёгкие вмятины от пуль на корпусе да разбита одна из фар – вот и все повреждения. Если бы они ехали в обычном автомобиле, гибели было бы не избежать.

Глава 6
ЛЕЙТЕНАНТ

Происшествие имело для Павла неожиданные последствия. Гауптман оказался из штаба дивизии. Он рассказал сослуживцам о том, как умело, не потеряв самообладания, вывез их из-под огня водитель. Видимо, разговор каким-то образом дошёл до командира дивизии, и его приказом Павлу присвоили очередное звание обер-ефрейтора. Получалось – за один месяц службы его повысили в звании дважды. Пришлось Павлу пришивать на рукав двойной галун. На погонах обер-ефрейторы каких-либо обозначений не имели.

Сослуживцы по роте буквально вынудили Павла обмыть повышение по званию. Пришлось ему вести целое отделение в солдатскую пивную и угощать за свой счёт пивом.

Уже на выходе из пивной Павел столкнулся с фельдфебелем Гюнтером. Глазастый вояка сразу узрел новые нашивки.

– Ба, Пауль! Ты уже дорос до обер-ефрейтора! Поздравляю! Этак ты старину Гюнтера в звании обгонишь!

– Не без вашей помощи, господин фельдфебель, – польстил Гюнтеру Павел.

– Неплохо было бы и горло промочить, – прозрачно намекнул Гюнтер.

Пришлось Павлу возвращаться в прокуренную пивную и угощать старого приятеля.

Происшествие с засадой принесло и другие дивиденды. Начальник штаба, оберст-лейтенант Вернер Шторц, доверяя Павлу, стал давать ему самостоятельные поручения. Иногда личного характера – отправить посылку домой, чаще же служебного: доставить пакет в другой полк или дивизию. Но Павел чувствовал, что пока он ничем не может помочь своим: никаких ценных сведений в его руки не попадало.

А ведь майор из СМЕРШа наверняка ждёт, надеется на него.

Всё спутало русское наступление. Сначала нанесли удар штурмовики Ил-2, затем огненным шквалом по немецким позициям прошлась советская артиллерия. Довершила наступление пехота при поддержке танков. У немецкой группы армий «Центр» резервов не было, дивизии были изрядно потрёпаны, в батальонах и полках – большой некомплект личного состава и техники.

Чтобы не попасть в окружение, немцам пришлось оставить Смоленск и отойти на рубеж реки Проня, восточнее Чаусы. Им удалось перегруппироваться и организовать оборону, а русские, проходя с боями на разных участках от 135 до 150 километров в сутки, выдохлись.

Фронт временно стабилизировался. В немалой степени этому способствовала погода. От горизонта до горизонта виднелись низкие серые тучи, лил мелкий проливной дождь. Обе стороны не могли использовать авиацию для разведки и бомбардировки. Дороги развезло. Мощённых булыжником дорог было мало, а асфальтирована и вовсе одна – Москва-Минск, к тому же донельзя разбитая гусеницами танков и САУ, взрывами бомб и снарядов. А на грунтовых дорогах увязали в грязи автомашины, тягачи с пушками – даже повозки с лошадьми. Пехотинцы теряли в грязи сапоги. Казалось, вода была везде: она лила сверху, хлюпала под ногами и в сапогах.

В один из таких вечеров, дождливых и ветреных, Павел подвёз к штабу Вернера Шторца.

– Зайди, Пауль, – пригласил его начальник штаба.

В своём кабинете Шторц уселся и предложил сесть Павлу.

– Пауль, я давно за тобой наблюдаю. Парень ты умный, смелый – вон, знак «За танковые атаки» на мундире. Ранен был не раз. Думаю, тебе надо расти дальше.

Павел молчал, не понимая, куда клонит Шторц.

– На фронте затишье, и думаю, месяца три оно продлится, пока не ударят морозы, и русские смогут подтянуть резервы. К нам пришёл приказ: отправить из полка трёх танкистов рядового состава для обучения в офицерской танковой школе. Мне жалко с тобой расставаться, но интересы Великой Германии превыше личных. Думаю – просто уверен, что из тебя получится хороший командир танковой роты, а затем – и батальона. Водитель или механик-водитель танка – не твой уровень. К тому же в танковых войсках ты не новичок, сможешь отличить каток от ленивца, – Вернер улыбнулся своей шутке. – Такие гренадёры, как ты, переломят ход войны в нашу пользу.

У Павла мысли заметались в голове. Если он уедет, что решит майор из СМЕРШа? Да и пользы от него в школе для разведки не будет.

– Я бы хотел остаться при вас, – попытался он робко противостоять неожиданному для себя повороту событий.

– Увы, Пауль, это невозможно. Я на три месяца уезжаю на лечение.

Отъезд на лечение начальника штаба изменял ситуацию. Новый командир мог послать Павла на передовую. Воевать со своими Павлу не хотелось, и он перешёл бы линию фронта.

– Хорошо, герр оберст-лейтенант, вы меня убедили, я согласен.

– Я не сомневался в твоей разумности, Пауль. Я внесу твою фамилию в список.

Пауль поднялся.

– Благодарю, герр оберст-лейтенант.

– Можешь собирать вещички, выезд послезавтра.

А чего вещички собирать, если у любого фронтовика их кот наплакал. И послезавтра Павел и ещё двое танкистов на попутной машине отправились в Шклов, на железнодорожную станцию, а уже оттуда поездом – в Пидерборн, где ещё до войны располагалась танковая школа, а сейчас – 500-й учебный батальон.

Курсы были ускоренными, в основном – для танкистов, понюхавших пороха на фронте, не замеченных в трусости и имевших положительные характеристики. Времени на изучение материальной части новых танков «Пантера» и «Тигр», так же как и самоходных орудий «Фердинанд», отводилось мало, поскольку часть курсантов уже воевала на них.

Занятия шли до обеда, после него – час личного времени, и снова теория – до вечера. Изучали тактику, организацию боя, взаимодействие с пехотой, артиллерией и авиацией. Объём знаний двухгодичной школы пришлось осваивать за четыре месяца интенсивных занятий.

Павел понял, что дела у немцев на фронте не очень хороши. Экипажи выходили из строя по ранениям, инвалидности, гибли, а замены им не было. Вот когда сказались последствия затянувшейся войны! У Германии не хватало людских ресурсов, в армию стали призывать мужчин не только до сорока пяти лет, но и более старших возрастов.

Все курсанты, вне зависимости от того, какие звания они имели раньше, до училища, в первые два месяца учёбы носили звание «фаненюнкер-унтер-офицер», а в течение последних двух месяцев – фенрих. На погонах курсантов были буквы «KS», обозначавшие офицерское танковое училище.

Городишко был маленьким, занятия заканчивались поздно, Павел уставал, как и другие курсанты. И хотя выход в город после занятий не возбранялся, за весь период обучения Павел был в городе всего раза три. Он посетил с сокурсниками пивную, осмотрел городскую площадь, старинную ратушу и кирху. Больше ничего интересного в городе не было. Городок не бомбили, поскольку промышленных предприятий и воинских частей здесь не было – за исключением танковой школы.

Настал день выпуска. Павел, как и другие курсанты, получил чин лейтенанта и новую офицерскую форму. Она была такого же цвета, фельдграу, только сукно лучшей выделки, и орёл со свастикой над нагрудным карманом справа вышит вручную.

Здесь же формировался 507-й тяжёлый танковый батальон «Тигров», куда Павла определили командиром танкового взвода. Батальон имел в своём составе штаб, штабную роту, ремонтную роту, взвод лёгких танков, мотоциклетный взвод, транспорт и ПВО, медицинское отделение и три роты «Тигров». В каждой роте было по четыре взвода, взвод по приказу должен был иметь четыре танка, но из-за нехватки танков имел только три. Тем не менее в подчинении у Павла было одиннадцать унтер-офицеров и восемь солдат. По крайней мере, с унтерами Павлу повезло, все они были с боевым опытом.

«Тигры» были новыми, модификации «Е», только с завода. На полигоне при школе их обкатали, проверили стрельбой, а через неделю был получен приказ о передислокации на Украину, в район Тернополя.

При подготовке танков к перевозке Павел воочию увидел, какая это морока и головная боль. «Тигр» был танком не только тяжёлым – 57 тонн точно, но и большим. Ширина его превышала ширину железнодорожной платформы. Для его погрузки экипажи снимали по ряду внешних катков с каждой стороны, снимали боевые гусеницы и ставили транспортные, узкие. На «переобувание» одной стороны уходил день, и к вечеру экипажи падали от усталости.

Грузили танки на специальные железнодорожные платформы – 80-тонные. Заранее просчитывали маршрут следования, чтобы выдержали мосты. Тянули такой состав с танками сразу два паровоза. А по прибытии на место возня с катками и гусеницами повторялась снова. Танкисты, скрипя зубами и матерясь, терпели. Терпели потому, что толстая броневая защита и мощная пушка позволяли «Тигру» чувствовать себя на поле боя хозяином положения.

А дальше – неспешный марш. Именно неспешный, поскольку скорость танка на марше по грунтовой дороге была 10–15 километров в час. И даже при такой скорости бензинового бака в 540 литров хватало на 80–100 километров пробега. Даже после «Пантеры» «Тигр» казался неуклюжим, тихоходным монстром. Что уж сравнивать его с «КВ» или с Т-34? На «тридцатьчетвёрке» съехал с железнодорожной платформы – и можно сразу в бой. Рядом с «Тигром» Т-34 выглядел как легковушка рядом с грузовиком.

Но «Тигр» был явно не доведён до кондиции, «сыроват», и потому с 1942 года по август 1944 года его было выпущено всего 1354 штуки. А с января 1945 года в производство пошёл «Тигр-II». Однако до конца войны оставались считаные месяцы, и этот танк не смог оказать сколько-нибудь серьёзного влияния на ход танковых сражений.

Батальон Павла, не приняв ни одного сражения, был срочно переброшен в Белоруссию, в район Барановичей, где начиналось большое наступление русских армий. Павел с грустью смотрел на маячившую перед ним корму «Тигра», на которой красовался значок батальона – чёрный щит с вырезом в правом углу и изображением кузнеца, кующего меч. Какая от него польза Красной армии? Только одно сообщение и успел передать. Пройдёт время, война закончится – ведь немцы отступают по всем фронтам. Тогда с него спросят – почему отсиживался? А что ему сообщать? Тактико-технические характеристики «Тигра»? Так наши уже небось и сам «Тигр» трофеем взяли и испытали. Так что ничего нового он не скажет. Замыслов верховного немецкого командования он не знает, это удел командиров корпусов и армий. И зачем только он согласился вернуться к немцам? Лучше было бы остаться среди своих, даже в штрафной роте. Как говорится, кровью смыть свою вину перед Родиной. Хотя в том, что он раненым попал в немецкий госпиталь, Павел своей вины особо не видел. Можно было, конечно, сказать в госпитале немцам, что он русский. В лучшем случае отправили бы в концлагерь, где он умер бы от ранений. Немцы и в хороших госпиталях его долго выхаживали, а уж в концлагере, без лечения и кормёжки, он бы и недели не протянул. Скорее всего, сразу бы и расстреляли.

И решил Павел плюнуть на договорённость с майором-«смершевцем» и при первом же удобном случае перейти на сторону своих, а там – будь что будет. Двум смертям не бывать, а одной – не миновать.

Местность для действия танков в Белоруссии была неподходящей – много рек, ручьев, озёр и болот. «Тигр» и сухую-то грунтовку давил, оставляя на ней глубокие следы, а уж во влажной почве и вовсе увязал. Без предварительной разведки роты «Тигров» совершать манёвры не могли. Сначала мотоциклисты определяли, есть ли преграды, выдержит ли мост, и только потом командир батальона планировал маршрут передвижения.