Текст книги "Танкист"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Погибать бестолково, когда наши уже совсем рядом, Павел не собирался и решил немного выждать. Он наблюдал в перископ за атакой наших танков. Двигатель «Пантеры» работал, наполняя корпус гулом.

Приглушённый бронёй и шлемофоном, над головой грохнул выстрел пушки. Хоть на «Пантере» и стояла система продувки ствола, всё равно запахло кисловатым запахом сгоревшего пороха.

В перископ Павел увидел, как вспыхнула «тридцатьчетвёрка». Остальные «Пантеры» тоже открыли огонь. Дистанция была слишком мала, чтобы промахнуться – метров семьсот-восемьсот. Несколько минут – и на поле боя уже горят пять советских танков. Остальные, наткнувшись на сильный огонь, слегка сдали назад и, укрываясь за горящими машинами, стали выцеливать невидимого пока противника. Одна из «Пантер» выстрелила, обнаружив себя вспышкой огня и взметнувшейся перед дульным тормозом пылью. Тут же две «тридцатьчетвёрки» начали бить по ней бронебойными снарядами, а ещё одна стала заходить со стороны, явно намереваясь выстрелить в борт.

Но тут уже вмешался командир роты. Он прицелился и выстрелил по этому танку. Снаряд попал в ходовую часть, каток разбило, гусеница слетела. Т-34 крутанулся на месте и тут же получил снаряд в корму. Из танка повалил дым, экипаж покинул горящую машину, и через минуту последовал взрыв. Башня «тридцатьчетвёрки» слетела с корпуса, уткнувшись стволом в землю. Из круглого проёма в корпусе с рёвом вырывалось пламя.

Оставшиеся невредимыми два танка дали задний ход. На поле боя остались только горящие машины. Русская пехота вернулась за своими танками в траншеи. Бой стих.

«Чего я сижу? – подумал Павел. – Надо действовать».

Он вытащил из кобуры пистолет, вздохнул глубоко, как перед прыжком в воду, и выстрелил в стрелка лобового пулемёта, сидевшего по соседству. Потом обернулся и снизу вверх выстрелил в живот наводчику орудия, а потом – в командира. Заряжающий не понял ничего. Он был справа от пушки, и казённик орудия скрывал от него Павла. Заряжающий наклонился вперёд, и Пашка выстрелил ему в голову.

В танке наступила мёртвая тишина, если не считать мерного рокота двигателя.

Павел перевёл дыхание и вложил пистолет в кобуру. Только что он застрелил четырёх человек своего экипажа. Да, они враги его Родины, но он с ними спал, ел – просто общался, и сейчас ему было очень не по себе.

Павел выжал главный фрикцион, включил передачу. Запищала рация. От неожиданности Павел отпустил педаль. Танк дёрнулся и поехал. Всё, назад пути нет, теперь надо давить на газ – и только вперёд!

Павел вёл «Пантеру» мимо горящих «тридцатьчетвёрок» и не видел, как из своих укрытий выползли другие танки роты и устремились следом. Они не получали приказа по радио, но видели, как на позиции врага двинулась командирская машина. Мало ли по какой причине не работает рация? Антенну осколком срубило, или сломалась сама рация? И танки, рассыпавшись цепью, шли за командиром.

Пашка этого видеть просто не мог. Танк не автомобиль, зеркала заднего вида не имеет.

Он жал на газ и всё время ожидал удара сзади, в корму. Не дураки же немцы, догадаются, что он гонит к своим. В конце концов, снаряд угодит в корму, потом в боевое отделение, и уж потом – туда, где сидит он, Павел. Шанс уцелеть есть.

А за ним шли шестнадцать танков роты. Хоть и не было команды, но рота выстроилась клином, как не раз делала это на учениях.

Танк Павла прошёл через передовые траншеи немецких позиций и вышел на нейтралку. Павел вёл «Пантеру» на пятой передаче и давил на газ. По сторонам и немного сзади пылили танки роты. Экипажи вели огонь из пушек с коротких остановок. Немецкая пехота дисциплинированно поднялась за танками в атаку – не ходили немецкие танки без пехотной поддержки в атаку, их легко можно было бы сжечь из окопа «коктейлем Молотова» в бутылках или связками гранат.

Получилась нелепица. Павел пытался прорваться к своим, но вышло так, что он организовал и возглавил атаку своей роты и пехотного батальона на русские позиции.

Советские войска не предполагали, что после артподготовки на них могут двинуться танки, доселе себя не обнаруживавшие. Командиры наступающих частей не располагали данными, что немцы подтянут из тыла танковые резервы.

Но комбаты и командиры батарей были людьми опытными, нюхавшими порох не первый день. Полевые пушки ЗИС-З открыли огонь. Павел видел в перископ, как артиллеристы суетились вокруг орудий, видел вспышки на стволах пушек. Неужели это всё против него? Тогда почему нет попаданий?

Он выключил передачу и остановился. В бою останавливаться нельзя, неподвижный танк – отличная мишень. Но он решил осмотреться, хоть на секунду.

Из перископа водителя виден лишь небольшой кусок местности перед танком.

Павел перелез в башню, заглянул в смотровые щели командирской башенки и едва не закричал. «Пантеры» его первой роты двигались за ним в боевом порядке «клин», а за ними бежали пехотинцы!

Только тут до него дошёл весь ужас положения. «Пантеры» просто прорвут наспех подготовленную оборону советских войск и начнут давить тылы. И даже если он покинет танк, никто не поверит, что он свой и хотел лишь перебежать. Расстреляют сразу, может – в пылу боя даже не дав выбраться из люка машины.

Павел схватился за пистолет. Что он наделал! Впору было стреляться.

Зашипела рация. Павел решил ответить. Он подключил шнур шлемофона в гнездо.

– Ланге на связи.

Работала вторая, командирская рация, и Павел представился командиром танковой роты. А опознать голос по рации было весьма затруднительно из-за помех.

– Это сорок первый.

– Слушаю!

Позывной «41» имел командир панцергренадёрского полка.

– Мне докладывает командир пехотного полка, чьи подразделения вы поддерживаете. С его слов – вы отразили танковую атаку русских танкистов и сами перешли в наступление?

– Это так.

– Тогда вперёд, гренадёры, и да поможет вам Бог! Конец связи.

Павел отключился.

Вот влип! Вперёд нельзя – будут потери среди своих, советских. И перебежать к ним именно сейчас нельзя. Но и назад отступать и уводить роту тоже нельзя. Танки роты пока целы, и никто не поймёт командира роты. Хуже того! Ну – вернётся он назад, а экипаж мёртв, расстрелян из пистолета. Свои же танкисты расстреляют!

Так хреново Пашке ещё не было! И он решил двигаться вперёд. Вдруг повезёт, и его подобьют? Уж лучше погибнуть от русского снаряда, чем быть позорно расстрелянным своими. Кого он называл своими, Пашка и сам уже не понимал.

Павел перебрался на место водителя и тронул танк с места. Рядом взорвался снаряд, осыпав танк комьями земли и осколками. Однако вреда танку взрыв не причинил.

Его остановка не прошла даром. К нему явно прицелились, и только то, что он продолжил движение, спасло танк от попадания.

Павел вёл танк зигзагами, используя складки местности, вроде небольших ложбин. Тем не менее русский снаряд ударил в башню. Сквозного пробития не было, только заглох двигатель. Павел запустил его снова.

Бензиновый «Майбах» ожил, и танк пошёл вперёд. А впереди находились траншеи советских войск.

По лобовой броне дважды ударили бронебойные болванки. Конечно, в любом бою обе враждующие стороны в первую очередь стараются уничтожить командира, ведущего. Вот и сейчас, поскольку танк Павла был на острие танковой атаки, били в первую очередь по нему.

Близкий разрыв снаряда впереди. Павел объехал воронку. Он не понял, что случилось – вроде попадания снаряда в танк не было. Но сначала запахло бензином, сильно запахло; потом появился едва уловимый запах горелого, дыма – и вдруг сзади полыхнуло.

Павел успел нажать кнопку остановки двигателя, открыл верхний люк и полез из танка. Одного взгляда ему хватило объять поле боя.

Его танк не добрался до советских траншей всего метров семьдесят. Моторный отсек был объят пламенем, по броне застучали пули.

Он свалился с корпуса танка на землю и стал отползать от него. В танке – почти полный боекомплект, и если рванёт, мало не покажется.

Павел приподнял голову. Яркими факелами горели на поле четыре «Пантеры», две чадили чёрным дымом.

Павел пополз назад, подальше от русских окопов. Кто он сейчас для своих? Немецкий танкист, враг Родины, которого надо уничтожить. А умирать Пашке не хотелось.

Когда он отполз метров на сто, сзади сильно рвануло. Павел обернулся. Взрывом боеприпасов с «Пантеры» сорвало и высоко подбросило башню, а корпус просто разорвало изнутри. «Вовремя убрался», – подумал Пашка.

Недалеко ревел танковый мотор. К Павлу зигзагами двигалась «Пантера» его роты. Немного не доехав, водитель откинул нижний люк, и Павел понял – спасают его. Не став медлить и раздумывать, он подполз к танку и неловко забрался в люк. Его схватили за руки и втянули внутрь танка. Люк захлопнулся, и машина двинулась назад.

– Где Лонге? – прокричал командир танка.

– Погиб! После попадания снаряда из танка только я выбрался, остальные сгорели, – прокричал в ответ Павел.

– Пауль, ты счастливчик!

Пятясь назад, танк направлялся к немецким позициям. Лобовая броня у «Пантеры» толстая, и чтобы её пробить, ещё постараться надо, корму же подставлять никто не хотел. А танку всё равно, как ехать, даже если на пути будет препятствие – он его просто раздавит. Танку не нужны дороги – даже в лесу или населённом пункте.

«Пантера» постреливала из пушки и пулемётов по невидимой для Пашки цели. Он сидел на полу, на дне башни. Было тесно: боевое отделение не рассчитано на пассажира.

Выбрались к своим. Павла окружили танкисты других экипажей.

– Как всё случилось? Вроде в атаку хорошо пошли!

– Несколько раз снаряды в броню били, но без пробития. А потом – раз! как кувалдой по башне! И сразу огонь! Не помню, как из танка выбрался. Хорошо – экипаж Циммеля на выручку пришёл, иначе бы мне туго пришлось.

– Да, никогда не знаешь, где беда тебя поджидает. Повезло тебе.

– Повезло. Который раз машина сгорает, а я целёхонек.

Пашку представили к повышению, присвоив звание оберпанцерсолдата с соответствующей нашивкой. В принципе – ему было плевать названия. Он не собирался служить в немецкой армии, но получалось – уже три месяца, если считать госпитали, служил, и даже получил повышение.

За неимением свободных машин Павла определили в ремонтную роту. Перебежать к своим не получилось, первый блин, согласно русской поговорке, вышел комом. Но Павел не отчаивался. Свои совсем недалеко, а сбежать от ремонтников проще, чем из танка в разгар атаки.

Глава 5
ПЕРЕБЕЖЧИК

Павел решил уйти этой же ночью. Сейчас на передовой неразбериха: пехота, танкисты, артиллеристы – все из вновь прибывших подразделений. Оборона ещё не устоялась, найдётся лазейка, щёлочка, в которую он должен проскользнуть. Да и в ремонтной роте его не сразу хватятся.

Павел, как и всё отделение ремонтников, спал в сарае. Ночью он встал, вышел на улицу и направился к передовой. Шёл не скрываясь. Фельджандармы дальше, в тылу, а пехотинцы не станут останавливать танкиста.

Так он дошёл почти до траншей. Вокруг было темно, и Павел спотыкался на неровностях.

Хлопнул выстрел ракетницы, вверх и в сторону русских полетела осветительная ракета. Если бы не она, он так бы и подошёл к самым окопам.

Павел залёг, и стал наблюдать. Немного левее, метров через сто, взмыла ещё одна ракета. Минут через пять, правее – ещё одна… Дал очередь невидимый в темноте пулемётчик. Дежурная смена освещала и простреливала нейтральную полосу, опасаясь русских разведчиков.

По времени скоро будет смена часовых. У немцев это соблюдалось строго. Надо миновать траншеи сейчас, когда старая смена уже устала, внимание притупилось. О чём мечтает пехотинец в траншее? Побыстрее смениться, завалиться на нары в блиндаже и выспаться.

Павел медленно, стараясь не производить шума, пополз вперёд. Перед ним снова хлопнула ракетница. Он закрыл глаза и положил голову на руку. Глаза адаптировались к темноте. Если их держать сейчас открытыми, несколько минут он будет плохо видеть.

Когда ракета погасла, Павел снова пополз вперёд. Часовой всё внимание обращает на пространство впереди, на нейтральную полосу. Что происходит сзади, его не волнует, там свои.

Так Павел и переполз через траншею. Впереди были ещё окопчики, но они располагались далеко друг от друга, и Павлу удалось проползти между ними.

Он полз ещё метров триста. Когда сзади, со стороны немецких позиций, взлетала ракета, он замирал.

Так он добрался до подбитой «тридцатьчетвёрки». Машина уже остыла после пожара, но вблизи неё густо пахло горелой резиной, металлом и ещё чем-то непонятным.

Он заполз за танк и встал в полный рост – корпус танка закрывал его от шальной пули пулемётчика – и пошёл пешком. Всё лучше, чем ползти, обдирая локти и колени.

Лёгкий ветерок принёс со стороны русских позиций запах махорки. Этот запах Павел ни с чем не мог спутать. Ему пришлось лечь и прислушаться. Где-то, далеко впереди, едва слышно говорили по-русски.

Павел едва не вскочил и не бросился вперёд, но разум возобладал. Он опять пополз, и когда голоса стали слышны отчётливей, крикнул:

– Не стреляйте, я свой!

Голоса смолкли, и Павел повторил.

В ответ раздалось:

– Ну так ползи сюда.

Павел пополз. Чей-то голос посоветовал:

– Давай сюда, здесь траншея.

Павел забрался на бруствер, повернулся и ногами вперёд сполз на дно траншеи.

– Из разведки, что ли? – спросил кто-то рядом.

– Нет. Веди к командиру.

– Это можно. Шагай за мной.

Воин в ватнике шёл впереди, Павел – за ним. Они остановились у двери землянки.

– Погоди, я доложу.

Солдат постучал в хлипкую дощатую дверь и вошёл. Пробубнили голоса, зажглась коптилка, сделанная из гильзы.

Дверь распахнулась, глаза резануло светом. Он был скудным, неверным, колеблющимся, но Павлу он показался едва ли не прожектором. Он шагнул вперёд.

– Ох, твою мать! – выматерился солдат и схватился за автомат.

Лейтенант, спавший до этого на пустых снарядных ящиках, в недоумении вытаращил глаза. Спросонья он не мог понять, приснилось ему всё, что он видит, или на самом деле перед ним стоит немец.

Солдат смотрел то на Павла то на лейтенанта, ожидая приказа.

– Самохин, свободен, – пришёл в себя лейтенант. Он был немного моложе Павла, года на два-три.

– Ты кто такой?

Лейтенант встал, опоясался ремнём и расстегнул на всякий случай кобуру.

– Сержант Стародуб.

Лейтенант потряс головой, прогоняя остатки сна. Бред какой-то: перед ним – натуральный танкист-немец, а лопочет по-русски.

– Фронтовая разведка? – озарило его.

– Нет, танкист.

– Документы.

По мнению Павла, лейтенант не мог найти выход из необычной ситуации.

Павел полез в карман курточки, достал «зольдатенбух» – солдатскую книжку и протянул её лейтенанту. Тот поднёс книжку к коптилке.

– Так тут же по-немецки!

– Верно.

– Ничего не понятно. Почему форма на тебе немецкая, и документы тоже?

– Получилось так.

Павел понимал, что надо просить отвести его в СМЕРШ или к начальнику полковой разведки.

– Ты что, эсэсовец?

– С чего ты взял? – обиделся Павел.

– Форма на тебе чёрная.

– У всех немецких танкистов такая. У эсэсманов на петлицах – череп, да и в документах у меня шестая танковая дивизия значится, четвёртый панцергренадёрский полк. Там нет ни слова об СС.

– Не врёшь? А то сразу к стенке!

– Шёл бы я сюда за этим, товарищ лейтенант. Отведите меня к полковым разведчикам или в СМЕРШ.

– Ещё раз назовёшь меня товарищем – зубы повыбиваю. Постой, у тебя в кобуре что? Пистолет?

– Конечно.

– Ну Самохин! Задницу надеру! Сдай!

Павел расстегнул кобуру и протянул лейтенанту пистолет. Тот сел на снарядный ящик, потёр лицо обеими руками.

– Ладно, если сам просишь, доставим тебя в СМЕРШ.

Лейтенант вышел из землянки и вернулся с Самохиным.

– Отконвоируешь его к оперуполномоченному СМЕРШа, отдашь ему пистолет и документы немца. Понял?

– Так точно!

– Выполняй!

Павел, конвоируемый бойцом, пошёл по траншее. Потом они выбрались из неё и шли перелеском километра два.

Начало светать. Попавшиеся навстречу солдаты остановили Самохина и Павла:

– Пленного взяли? А чего его в тыл вести? Шлёпнули бы сразу – и всё! Эсэсовец, небось!

– Танкист.

– Хрен редьки не слаще.

Самохин только хмыкнул.

Оперуполномоченный располагался в бревенчатой избе. Старший лейтенант, немного постарше Павла, видимо только встал. Лицо было опухшее, помятое.

– Ну рассказывай – кто, откуда и зачем к нам перешёл.

– Сержант Стародуб. И не перешёл я, а вернулся к своим.

И Павел рассказал всю свою историю, начиная с боя под Прохоровкой, ранения и ожога.

Старший лейтенант слушал молча, не перебивая.

– Прямо сказки рассказываешь. Верится с трудом. Давай под протокол. – И начал подробно расспрашивать, где Павел родился, откуда немецкий язык знает, номера полков и фамилии командиров, где он проходил службу. Даже фамилии и должности сослуживцев попросил вспомнить. Потом, подробно – о нахождении в госпитале, учебном батальоне и последнем бое. Исписав ровным почерком несколько листов, хмыкнул:

– В первый раз с таким перебежчиком сталкиваюсь. Если ты Абвером заслан, так они тоньше действуют – легенда железобетонная, документы советские. А у тебя…

Старлей пожал плечами.

– В общем, посидишь пока под замком. Я созвонюсь с кем положено, там видно будет.

Старший вызвал конвоира, и Павла закрыли в обычном деревенском подвале. Было прохладно и темно, в углу шуршали мыши.

Павел на ощупь нашёл какой-то ящик, уселся на него и задумался. Он всячески рвался к своим, перешёл и попал в СМЕРШ. Нет, он не ожидал, что его встретят с цветами, но и в темницу попасть тоже не рассчитывал. Может, надо было захватить с собой пленного или выкрасть карты? Тогда больше веры было бы.

Сколько он так просидел – неизвестно, в темноте определить было затруднительно. Но загремел засов, откинулся люк.

– Немчура, выходи!

Павел не стал поправлять конвойного. Всем окружающим не расскажешь всей правды – не поверят.

В комнате кроме оперуполномоченного СМЕРШа сидели ещё два офицера – капитан и майор. Как приказал конвойный, Павел завёл руки назад, сцепив пальцы в замок.

Майор оглядел Павла и предложил ему сесть. Павел уселся на старый, скрипящий стул.

– Расскажи-ка ты нам всё с самого начала.

– С госпиталя?

– Нет, со школы.

Павел начал рассказывать. Иногда его спрашивали о малозначащих, с его точки зрения, подробностях. Павел добросовестно вспоминал.

Когда он закончил, на что ушло часа два, майор встал, открыл коробку с «Беломором», закурил.

– Куришь?

– Никак нет.

Майор походил по комнате.

– Занятная история.

– Какая есть.

Павел сидел понуро. Он понимал офицеров. У немцев служил? Служил, причём добровольно, никто его не принуждал. Выходит, изменил Родине и присяге. А что делают с предателями? Подвергают позорной смерти – вроде повешенья.

Павел только здесь, в комнате вдруг осознал весь ужас своего положения. Раньше, когда у немцев был, думал: перейдёт, проверят его, и он продолжит служить дальше. Но всё оборачивалось хуже. Настроение у него упало.

– Мы его забираем, – сказал майор. – Документы, оружие изъяли?

– А как же!

Старлей протянул майору солдатскую книжку Павла и «вальтер».

– Поехали.

У избы стояла «эмка» – ещё довоенного производства легковой автомобиль горьковского автозавода.

Майор уселся впереди, с водителем, капитан с Павлом – сзади.

Всю дорогу ехали молча. Павел поглядывал по сторонам. Куда и зачем его везут? Хотели бы расстрелять за измену – шлепнули бы там же, поодаль от избы. Может, в лагерь? Слышал Павел про такие, где вышедших из окружения держат. Но он-то не окруженец! Форма на нём немецкая, и службу в немецких танковых войсках он не отрицает. Надо было упирать на то, что он не принёс Родине вреда, он никого не убивал.

Они прибыли в какой-то городишко, и машина остановилась у двухэтажного здания. Стоявший у входа часовой отдал офицерам честь. Вид Павла его, похоже, не удивил.

Пашку завели в кабинет. Неожиданно майор заговорил с ним по-немецки, очень чисто, с лёгким берлинским акцентом. Расспрашивал о службе в немецких войсках – видел ли он командира 6-й танковой дивизии генерал-майора Рудольфа фон Вальденфельса.

– Откуда? – удивился Павел. Он и командира 4-го панцергренадёрного полка не видел – только командира роты и батальона.

– Хочешь искупить свою вину? – спросил майор.

Павел кивнул. В горле внезапно пересохло, он не мог говорить.

– А если придётся вернуться туда, к немцам? – майор смотрел на него пытливо.

Павел растерялся. Он ожидал, что ему дадут трудновыполнимое задание, где возможно придётся рисковать жизнью – но назад, к немцам?

Майор понял его состояние.

– По-немецки ты говоришь хорошо, прямо настоящий померанец.

Павел улыбнулся.

– Мне об этом немцы говорили. Даже земляк нашёлся, кажется, из Передней Померании.

– Я – сотрудник СМЕРШа, зафронтовая разведка. Нам необходимо внедрить своего человека в действующие части немцев. Ты очень подходящая кандидатура.

– Скоро сутки, как я здесь, меня уже должны хватиться.

– Можно сказать, что напился до беспамятства и только очнулся.

– Хм, накажут.

– Как можно наказать героя, выбравшегося из подбитого танка? Он же должен отойти от пережитого. Самое простое средство – напиться.

– Какой из меня разведчик? Я ведь не умею ничего.

– Верно, времени на подготовку нет. Всё придётся делать экспромтом. Ты легализован, тебя знают сослуживцы, на тебе форма, значки.

– Что я должен делать?

– Вот это другой разговор!

И майор битых два часа рассказывал, за чем надо наблюдать и как добывать сведения. Павлу предстояло общаться с сослуживцами, посещать солдатские пивные, постараться подняться по службе и сблизиться с офицерами.

– А как сведения передавать?

– В самую точку вопрос! Когда сведения будут экстренные, можно будет воспользоваться танковой рацией. Передашь на волне 272,4 сигнал – голосом, на немецком языке: «Сильно заболел, прошу лекарство». Для связи тебе будет выделен человек, он обратится к тебе с паролем: «Вы не ходили в лютеранскую церковь в Штральзунде?» Ответ: «Я – католик, и жил…» Где вы жили?

– Говорил – в Кольберге.

– Значит, «Я – католик, и жил к Кольберге».

– А вы не боитесь, что я не стану работать, а сбегу? Или хуже того – сдам вашего связного?

– Значит, я ошибся в тебе. Чем мы рискуем? Кроме связного – ничем. Если мы тебя расстреляем или сошлём в Сибирь – ничего. А так ты можешь пользу принести. Войне скоро конец, немцу под Курском хребет сломали. Он уже не тот, немец-то. Сам видишь, гоним его из страны. Пройдёт полгода, год – даже два, не больше – и мы будем в Берлине.

– У немцев настроение не победное, но в скорое поражение никто не верит. На фронт поступает новая техника – вроде «Тигров» и «Пантер», самоходки на их базе. Наши противопоставить им ничего не могут. Это я как танкист говорю. Наверняка в авиации и в артиллерии есть свои новинки.

– Павел, экономика Германии прошла свой пик. Не хватает мощностей и специалистов. Наши заводы выпускают танки тысячами в месяц, а Германия – сотнями. У Советского Союза полно стратегического сырья – тех же руд, металлов для выплавки стали: хрома, молибдена, ванадия. Германия всё завозила из других стран. Перевозка стратегических материалов транспортом, любым – кораблями, поездами – самая уязвимая цепочка.

Кроме того, у нас есть союзники, поставляющие технику и продовольствие. Если они откроют Второй фронт, Германии войну не выстоять. Мы обязательно победим. Так что если и сбежишь, мы непременно найдём тебя после победы и тогда уж точно повесим.

– А если случится – меня в плен возьмут? – спросил Павел. – Или ещё что-нибудь? Как мне тогда вас искать, на кого ссылаться? Шлёпнут же, как предателя!

– Всяко бывает. Сначала не говори никому, что ты русский, проси сообщить о себе в СМЕРШ, любому уполномоченному. По телефону или при личной встрече скажешь, что работаешь на ведомство Утехина. А уж потом пусть ищут меня, майора Гуркова. Запомнишь?

– Да вроде просто.

– Веди себя, как всегда, не вызывай подозрений, и всё будет хорошо.

– И как же мне теперь на ту сторону перебраться?

– Мы на передовой «концертик» маленький ночью организуем, под шумок и перейдёшь назад, на том же самом месте. Тебе надо к утру в батальон попасть.

– Страшновато.

– На войне всегда страшно – и сапёру, и лётчику, и артиллеристу.

Павел обговорил с майором некоторые детали. Вернее – говорил майор, а Павел только иногда задавал вопросы.

Павла накормили гречневой кашей с тушёнкой. Он не ел давно, и потому даже добавки попросил. Немцы гречневую кашу не готовили совсем.

Ему собрали небольшую армейскую сухарную сумку, естественно – немецкую, положили туда фляжку со шнапсом и кусок сала. На фронте сало уважали воюющие с обеих сторон.

– Нам пора.

Они снова уселись в «эмку» в том же составе. Вот только отношение к нему стало другим, Павел это почувствовал.

Приехали они к прежнему особняку. Павел сидел в машине, и о чём разговаривали офицеры, он не слышал. Только особист провёл их всех на передовую, в блиндаж к лейтенанту. Тот, как увидел начальство, вытянулся по стойке «смирно». «Вот интересно, – подумал Павел, – в атаку с пехотинцами ходит, а начальства боится». А тут ещё и сам Павел стоит рядом, в немецкой униформе.

– Лейтенант, проводите нас в траншею. Надо нашего человека назад отправить. Минные поля на нейтралке есть?

– Не ставили.

Капитан и майор одновременно посмотрели на часы.

– Ну Павел, сейчас начнётся. Давай ползком вперёд. Полагаю, ещё свидимся. Удачи!

– К чёрту!

Павел выбрался из траншеи и пополз на нейтралку. Едва одолел сотню метров, как справа загрохотали пушки. На немецких позициях стали рваться снаряды. Понятно, немцев отвлечь решили: вроде сначала артналёт, а потом – ночная атака.

Павлу надоело ползти, он стал продвигаться вперёд короткими перебежками. Пробежит десятка два метров, упадёт. Осмотрится – и снова вперёд.

Таким образом он подобрался к передовой траншее немцев.

Ракет сегодня не пускали – немцы явно не хотели обозначать в темноте линию траншей, чтобы не попасть под артналёт.

Павел полежал с полчаса, разглядел, где мелькают каски часовых над бруствером, потом очень медленно подполз к передовой траншее и перемахнул через неё. Ему повезло, что в суете отступления немцы не успели натянуть ряды колючей проволоки.

Павел прополз ещё сотню метров, прежде чем встать. Он шёл вдоль дороги, вспоминая, где ремонтная рота. Был он там неполный день, выходил оттуда ночью и дорогу, конечно, не запомнил. Как говорится, ночью все кошки серы.

Он достал фляжку со шнапсом и, как учил майор, часть спиртного вылил на форму и сделал пару глотков. От него должно разить шнапсом, чтобы ни у кого не возникло и тени сомнения – солдат пьян.

Навстречу ему попались два пехотинца.

– Камарады? Где я? – Павел дохнул на солдат густым запахом спиртного.

Пехотинцы хихикнули.

– Друг, откуда нам знать? Ты танкист?

– Да. А что, по форме не видно?

– Темнота аж глаз выколи. Вроде вон там танки стояли, – один из солдат махнул рукой в темноту.

Через полкилометра Павел и в самом деле наткнулся на стоящий в отрытом капонире танк T-IV. В их батальоне таких не было. Чёрт с ним, завтра утром он разберётся.

Павел взобрался на танк и устроился спать на моторном отделении. От двигателя шло тепло. Павел сунул сумку под голову и мгновенно уснул – ведь он не спал уже две ночи.

Проснулся Павел от пинка по ноге. Разлепил глаза – над ним возвышался офицер в танкистской форме.

– Встать!

Павел неловко поднялся.

– Да ты пьян, танкист! От тебя шнапсом разит!

– Так точно, господин обер-лейтенант! – Павел скосил глаза на погоны офицера. Лицо офицера было ему незнакомым.

– Как ты здесь оказался, кто ты такой?

– Оберпанцерсолдат четвертого панцергренадёрского полка Пауль Витте. Позавчера мой танк подбили, экипаж сгорел, только мне удалось выбраться, – Павел демонстративно покачнулся.

Взгляд офицера смягчился. Остаться в живых и выбраться из горящей машины – это большая удача.

– Если бы не война, гренадёр, я бы определил тебя на гауптвахту. Ладно, я не буду строг, иди.

– Господин обер-лейтенант, меня вчера определили в ремонтную роту. Хоть убейте, но я не помню, где она.

Офицер улыбнулся.

– В питье надо знать меру. Курт!

Из-за танка вынырнул танкист.

– Проводи панцергренадёра к ремонтной роте.

– Слушаюсь.

Павел спрыгнул с танка. Уже рассвело, и он сам сориентировался. Но лучше, если его проводят. Как говорил майор, пусть на всякий случай будет больше свидетелей его пьянки. Не дезертировал человек, он лишь напился на радостях, что живой остался.

Из-за поворота выехала «Берге-Пантера». Это та же «Пантера», но без башни и пушки. На месте башни была небольшая грузовая площадка и мощная лебедка. В каждом батальоне была такая машина, и использовалась она для эвакуации и буксировки подбитых танков с поля боя.

«Берге-Пантера» остановилась напротив Павла, из люка выбрался фельдфебель.

– Витте! Чёрт бы тебя побрал! Где ты шляешься? А это что за дружок с тобой?

Фельдфебель спрыгнул с машины, подошёл к Павлу, принюхался.

– Так и есть, нажрался шнапса!

– Господин обер-лейтенант, командир роты одиннадцатого танкового полка приказал привести его в ремонтную роту. Этот гренадёр всю ночь проспал на нашем танке.

– Матерь Божья! Спасибо, солдат, свободен. И держи язык за зубами.

Солдат развернулся и ушёл.

– Пауль, я тоже солдат; я был в атаках и понимаю, что значит терять боевых друзей. Но напиваться, как свинья, и пропадать где-то целый день? Тебя могут вздуть и лишить лычек.

– Давай выпьем! – неожиданно для себя самого предложил Павел. – Тут ещё осталось, – он потряс наполовину заполненной фляжкой.

– Убери! – фельдфебель оглянулся на «Берге-Пантеру». Из люка за ними с любопытством наблюдал водитель.

Павел убрал фляжку в сухарную сумку.

– Лезь на машину! Если кто спросит, скажешь, что помогал подбитую «Пантеру» транспортировать. И без меня не пей, я вечером в казарму приду.

Павел взобрался на «Берге-Пантеру». Фу, похоже – пронесло. Ловко этот майор из СМЕРШа придумал – обманный ход с выпивкой.

В ремонтной зоне Павел переоделся в комбинезон. Ему поручили несложную работу – подтягивание натяжения гусениц. Работа пыльная, но не требующая мозгов. Правда, тяжёлая.

Павел менял пальцы на траках, тянул гайки. К вечеру смертельно устал. Ему прилечь бы, отдохнуть, ан нет, заявился фельдфебель.

Павел мысленно выругался, но делать было нечего. Фельдфебель не поднял шума, обнаружив его исчезновение, да и в дальнейшем мог пригодиться.

Фельдфебель, видимо, уже знал все укромные места. Он завёл Павла в небольшую подсобку. Расположились за столом. Павел достал из сухарной сумки сало, порезал его тоненькими ломтиками. Сало было розоватым, с прослойками мяса. У фельдфебеля загорелись глаза.

– Подожди немного.

Он исчез и явился с кирпичиком хлеба армейской выпечки.

– Разливай, гренадёр.

Павел щедро плеснул шнапса ему в стакан, себе налил немного.