Текст книги "Бездна. Первые после бога"

Автор книги: Юрий Корчевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Катя выглядела так, как будто и не было бессонной ночи. Щеки с мороза были румяными, глаза блестели.

– Держи, – она подала Владимиру сумку.

Володя отнес сумку на кухню и, вернувшись в прихожую, помог девушке раздеться – все-таки приятно поухаживать за симпатичной женщиной.

– Соскучился? Есть хочешь? Я сейчас.

Катя стала хлопотать на кухне, но Володя отвлек ее:

– Катя, оставь пока, пойдем.

Он подхватил ее за талию и повлек в комнату. Володя выспался, отдохнул, чувствовал себя полным сил, и ему хотелось женщину. Он начал снимать с Кати платье, засмеялся.

– Ты чего? – удивилась Катя.

– Анекдот вспомнил. Выпустили петуха во двор. Вокруг куры ходят, а он к кормушке кинулся. Хозяин петуха качает головой – не дай бог так оголодать!

Девушка засмеялась. Анекдот был «с бородой», но она его не слышала.

Володя не спеша снял с девушки лифчик, провел руками по груди, поцеловал сосок.

– Подожди, я сама, – Катя разделась.

Володя был терпелив и нежен. Он ласкал женщину, пока она не застонала от желания.

Потом они лежали в постели.

– Как долго у меня не было мужчины! – вздохнула Катя.

– Вокруг мужиков полно! – засмеялся Володя.

– Они с утра до вечера на работе, еле ноги таскают. И у них одна мысль – досыта поесть и выспаться.

– Что поделаешь? Война! Вот прогоним немца, и все образуется.

– Ты думаешь, мы победим? Сводки одна другой страшнее.

– Наполеон Москву взял и сжег. А чем все закончилось? Армию его Кутузов разгромил, а Русь как стояла, так и стоит.

Катя поднялась, накинула халат.

– Надо ужин готовить.

– Я бы и пообедал заодно.

Девушка засмеялась и ушла на кухню.

Зашипел примус, заскворчало на сковороде.

– Иди кушать.

Катя купила не только еды, но и бутылку водки, однако Володя от выпивки отказался.

– Ну, как знаешь, а я пригублю. – Катя выпила рюмку. Щеки ее зарумянились. – Расскажи о себе.

Вот вечно с женщинами так: хотят узнать о мужчине побольше, а у него только полтора суток увольнения остались, и встретятся ли они вновь, неизвестно. Плавание во время войны – занятие непредсказуемое. Да и говорить правду о себе он не хотел – Катя наверняка похвастается перед подругами. Потому начал врать:

– Сирота я, в детдоме воспитывался. Родителей не помню. Ну а дальше – ФЗУ, потом на флот попал. В военкомате на фронт просился, сказали – моряков не хватает, ты здесь нужнее. Вот и все.

Катя неожиданно погладила его по голове.

– Трудное у тебя детство было.

– Как у многих.

Халат у девушки завернулся, обнажил ее ноги, и Володя вновь почувствовал желание.

– Я тебя хочу.

За окном было сумрачно, завывал ветер. А в постели хорошо, уютно и тепло. Рядом посапывает во сне женщина, и запах от нее какой-то домашний, умиротворенный.

Утром он проснулся раньше Кати, успел разогреть чайник на примусе, и они позавтракали. С тревогой Катя спросила его:

– Ты сегодня уйдешь?

– Нет, завтра утром. Держи деньги, купи еще еды после работы.

– Здесь много.

– А зачем мне деньги в море?

Катя чмокнула его в щеку, надела пальто, валенки и ушла на работу.

Володе же спешить было некуда. Он улегся на кровать и стал раздумывать, как ему жить дальше. Отсиживаться в тылу ему не хотелось. Конечно, северные моря сейчас не совсем тыл. Города и транспорты на море бомбит авиация, на конвои и одиночные суда нападают рейдеры и подлодки. Тонут суда, гибнут люди, и такую службу спокойной и безопасной назвать нельзя. Но он подводник, его этому учили, и он может принести Родине больше пользы, воюя на подлодке. А быть рулевым на ржавой посудине – больших знаний не нужно.

Но как пробиться на подлодку? У него документы – хоть и настоящие, но не его. И никакого военно-морского образования или специальности по этим документам у него нет. Пойдет в военкомат – оставят здесь же. Ведь наверняка этот Оглоблин, под чьей фамилией он живет, имел бронь от призыва. А если его и призовут, то куда-нибудь в пехоту. Куда ни кинь – всюду клин. И сильно рыпаться нельзя – рвать на себе рубаху и бить кулаком в грудь. Серьезной проверки он не выдержит. С НКВД шутки плохи: запишут в немецкие шпионы или дезертиры, и в лучшем случае светят лагеря в Воркуте, а в худшем – к стенке поставят.

И какие бы варианты он ни изображал, ничего дельного не вырисовывалось. «Ладно, будь что будет. В моей жизни всего за пару часов все менялось самым крутым образом, на сто восемьдесят градусов, так чего загадывать вперед на несколько месяцев? Я и на этом месте пользу принесу, вон – удалось же на гражданском судне подлодку немецкую потопить!» – решил Володя.

Дождался Катю. Они поели, поговорили немного – больше о войне. Осознавая, что завтра они расстанутся, неистовствовали в постели, пока Владимир не выдохся.

– Все, не могу больше! – откинулся он на подушку.

– Миленький, ты меня не забывай, – вдруг со слезами в голосе попросила Катя. – Будешь у нас в городе – заходи обязательно.

– Не от меня зависит – от начальства. Прикажут – зайдем в порт, а нет так нет. Нас ведь могут в Мурманск или на Новую Землю послать.

– Понимаю, но я ждать буду. У меня твои деньги остались.

– Оставь. На корабле кормят, а тратить их там некуда.

Утром, позавтракав, они вместе вышли из дома. Володя оглянулся, запоминая улицу и дом, – вдруг на самом деле ему доведется еще быть в городе, так почему не зайти?

Он довел Катю до магазина, поцеловал на прощание. Глаза у девушки повлажнели.

Коснувшись указательным пальцем ее подбородка, Володя слегка приподнял ее голову, заглянул в глаза:

– Эй, не вздумай реветь, сырости и так хватает.

– Ты меня не забывай, я ждать буду.

Володя повернулся и ушел не оборачиваясь.

К своему удивлению, он обнаружил, что корабль практически отремонтирован, места наложенных латок сияли свежей краской.

Федор Савельевич уже расхаживал по судну.

– Явился? Ну, здравствуй.

– И вам доброго дня.

– Вижу – пострижен, помыт. Небось подженился на время?

– Грешен, нашел вдовушку.

– Ну и славно. Завтра выходим в море. Я в судовой роли тебя рулевым впишу.

– Да мне все равно.

– Я, грешным делом, думал, что ты к вечеру приползешь пьяным.

– Разве я похож на пьяницу?

– Ну-ну, не обижайся. На судне-то вы все трезвенники, а как на берег сойдете, как будто бес в вас вселяется. То напьетесь, то подеретесь.

Рано утром кочегары уже начали растапливать котлы, поднимая пар.

Капитан ушел к портовому начальству и вернулся озабоченным.

– Получен приказ, выходим.

«Софья Перовская» медленно вышла из порта. Пароход несколько раз менял курс, то увеличивая скорость, то сбрасывая.

– Это вроде ходовых испытаний после ремонта, – объяснил капитан. – Раньше-то после ремонта обязательно были положены ходовые испытания – проверить, все ли в порядке. Как машина работает, нет ли течи. А теперь из ремонта – и сразу по полной. Не хватает судов!

– Мы куда идем?

– Немцы транспорт повредили, типа «Либерти». Воды набрал, есть дифферент. Машины не работают. Нам надо снять часть груза, доставить его в Архангельск, а «американца» отбуксируют для ремонта.

– А, понятно. Так «Либерти» – судно высокое, как перегружать будем?

– Не наша забота, на ихнем судне кран есть. Перекидаем груз в трюмы стрелой, и все дела. Тут всего-то сто миль идти.

К транспорту подошли к полудню следующего дня. На корме его, чуть выше ватерлинии, было несколько пробоин от попадания снарядов, прикрытых брезентовым пластырем. Но транспорт набрал воды, залило машинное отделение, и он потерял ход.

У транспорта уже был морской буксир. Команды заводили канат для буксировки.

«Софья Перовская» ошвартовалась возле, она казалась маленькой рядом с высоким бортом огромного транспорта.

На судне открыли люки трюмов, и с «Либерти» стрелой стали подавать сетки с ящиками и бочками. Ящики были зеленого цвета – со снарядами, а в бочках было моторное масло.

На погрузку ушло часа четыре. Под конец, когда люки трюмов уже закрыли, на стреле повис танк, средний американский «Шерман».

– Эй, а его куда? В трюмах места нет.

– На палубу. Ставь по центру, будет еще один.

Танки погрузили на корабль. «Перовская» сразу просела по ватерлинию.

– Все, отходите! – крикнули с «Либерти».

«Перовская» отошла и встала поодаль. Капитан приказал свистать всех наверх, кроме кочегаров, – надо было крепить проволокой танки.

– Не дай бог ветер или шторм, – сокрушался капитан. – Танки сдвинутся, центровка нарушится – быть беде.

Под гусеницы высоких неуклюжих машин подложили клинья из бревен враспор. Проволокой в палец толщиной прикрутили к рымам на палубе.

Старпом обошел танки, полюбовался работой.

– Все на совесть, молодцы.

А пойди еще ломом покрути ту проволоку, натягивая крепление!

Все заняли рабочие места, капитан приказал в машинное отделение:

– Малый ход.

Небольшая качка была, но танки стояли как вкопанные.

Осмелев, капитан прибавил ход. Куда торопиться, если все равно они прибудут в Архангельск уже завтра?

Погода пока не вселяла тревоги. Дул легкий ветер, на море было волнение один-два балла. Но на Севере погода бывает обманчива и переменчива, как настроение у взбалмошной девицы.

Володя отстоял свою вахту и улегся на койку – надо было выспаться. Из-за нехватки людей вахты приходилось нести чаще обычного. Едва ушел немного поспать и поесть на камбузе, как снова на вахту.

Володя принял от сдающего вахту рулевого свой пост, сверил курс.

На ходовом мостике была только подсветка приборов: освещение в рубке, как и ходовые огни, не работало – ни к чему было привлекать к себе внимание противника.

Уже по привычке Володя обозревал море вокруг корабля.

На мостике вместе с Володей нес вахту старпом. Через час вахты Володе показалось, что среди волн появился бурун.

– Товарищ старпом! Слева, курс шестьдесят, вижу бурун. Не перископ ли?

Старпом поднес к глазам бинокль, до того висевший у него на груди. Долго всматривался, потом выдохнул:

– Не вижу ничего подозрительного, показалось тебе.

Может, и показалось. Ветер срывает с волн пену, вполне могло показаться. Но какое-то шестое чувство точило, не давая успокоиться, какая-то смутная тревога заползла в душу.

Володя пытался себя успокоить. Чего паниковать, если старпом осмотрел море в бинокль?

Прошло еще полчаса. Володя уж было успокоился, как старпом воскликнул:

– Вот она!

И тут же объявил по судну сигнал тревоги.

С правого борта, на удалении трех кабельтовых, из воды торчал перископ.

Подводная лодка шла параллельным курсом с транспортом. А на корабле засуетились члены судовой команды, пришел заспанный капитан:

– Что случилось, Андрей Васильевич?

– Вижу перископ. – Старпом протянул капитану бинокль и указал рукой направление. Собственно, перископ был заметен невооруженным глазом.

– Как думаешь, кто?

– Наших подлодок тут быть не должно, нас не предупреждали.

– Стало быть, немец.

Пока было неясно, что предпримет подлодка – всплывет и обстреляет их из пушки или пустит торпеду?

Федор Савельевич приказал сообщить по радио в Архангельск, а также на буксир о появлении неизвестной подводной лодки.

Видимо, командир немецкой подводной лодки осматривался, прослушивая с помощью акустиков горизонт, оценивал обстановку. Решив, что угрозы нет, он приказал всплывать.

Из-под воды показалось ограждение рубки, потом сама рубка и, наконец, корпус лодки. На ходовом мостике лодки появились фигуры подводников. Немецкие комендоры суетились вокруг пушки.

– Федор Савельевич, – обратился к капитану старпом, – немцы! Что делать?

– Отстреливаться из пулемета. Другого варианта не вижу. Нам от лодки не уйти, скорость не позволит.

В голове у Володи созрел план.

– Товарищ капитан, разрешите обратиться?

– Слушаю.

– Танки.

– Не понял…

– У нас на палубе стоят танки, на них же пушки есть! Мы можем дать отпор.

– А снаряды?

– Мы же грузили в трюмы ящики!

В минуту опасности капитан принял решение моментально:

– Старпом и рулевой, стрелой в трюм! Найдите ящик – и в танк. Пушку зарядить сумеете?

– Не боги горшки обжигают.

Капитан взялся за штурвал. Володя по-флотски съехал по поручням трюма на ногах, за ним спешил старпом.

В это время на подлодке грохнул первый выстрел.

Володя и старпом открыли трюмный люк. Темнота, ничего не видно…

Старпом нащупал выключатель, включил свет в трюме. Все равно иллюминаторов в трюме нет, и немцы освещение не увидят.

– Вон ящики.

Они подбежали, вытащили ящик из штабеля, расстегнули обе застежки. Точно, снаряды! Только к танкам ли? По логике должны быть они.

В ящиках находилось по два снаряда.

– Бери под мышку – и к танку, – сказал Володя. – А я – еще два.

– Вы как разговариваете со старшим? Я старпом все-таки! Я буду вынужден доложить капитану! – обиделся старпом.

Нашел время для соблюдения субординации!

Володя взял под мышки по снаряду. Нести их было неудобно: снаряды были в смазке и так и норовили выскользнуть. До трапа Володя смог добежать, но как лезть наверх, если обе руки заняты? Оставив один снаряд внизу, он со вторым поднялся наверх и положил его на доски палубы. Потом спустился за вторым.

Володя торопился, потому что на корме уже грохнуло два взрыва. Немцы прицельно били именно туда, пытаясь лишить корабль хода. В корме расположены рулевые машины, паровой двигатель.

Выбравшись на палубу, он подхватил снаряды и подбежал к танку. Высок, зараза! Наши танкисты прозвали американский М-4 «Генерал Шерман» – «Эмча». По ленд-лизу их было поставлено 1990 штук, и с 76-миллиметровой пушкой – 2073 изделия. Танк имел неплохое бронирование, но был очень высок – 2743 миллиметра из-за расположенного в корме звездообразного авиационного карбюраторного двигателя, работавшего на бензине. При попадании бронебойных снарядов лихо горел, за что сами американцы прозвали его «зажигалка Ронсон».

Из-за большой высоты танк обладал большим внутренним объемом, где вольготно размещались пять членов экипажа. При необходимости, эвакуируя с поля боя экипаж подбитой машины, можно было разместить внутри еще столько же. Его модификация со спаркой дизелей называлась М4А2. По основным боевым качествам танк почти не уступал советскому Т-34.

Наши танкисты воевали на «Шермане» охотно. Каждый из членов экипажа, кроме наводчика, имел вращающийся на 360° перископ, и потому обзорность экипаж имел отличную.

Броня внутри кабины покрывалась подбоем из пенорезины. Учитывая, что корпус и башня были литыми и не цементировались, броня была вязкой и при несквозном попадании не давала вторичных осколков от внутренней поверхности.

Володя положил снаряды на моторное отделение и, взобравшись на танк, поднял тяжелый броневой люк.

Темно. Он опустился в танк и начал ощупывать вокруг себя руками. Наткнувшись на переключатели, попробовал щелкнуть.

В танке загорелся свет. Во, другое дело!

Он выбрался из башни, сунул в люк оба снаряда и спустился сам.

Принципиально пушка не отличалась от множества им виденных. Американцы вообще поставляли в армию простое и безотказное вооружение, интуитивно понятное в обращении. Вот и Владимир сразу смог открыть горизонтальный клиновый затвор. Медленно продвинул в казенник снаряд. Он вошел точно. Закрыл затвор.

Теперь надо повернуть башню. Перед ним были кнопки с панелями на английском «влево» и «вправо». Он нажал, но ответа не последовало. Скорее всего, привод был электрическим или гидравлическим, и работал он при запущенном двигателе. Но сервоприводы всегда имеют резервное ручное управление. Штурвальчики и правда были, но крутились очень тяжело. Тем не менее башня стала поворачиваться.

Володя приник к прицелу, довернул башню. Прицел неплохой, ему была четко видна рубка подлодки. Но чертова сетка на прицеле! Как определить дальность по черточкам, когда и прицел, и пушку, и этот танк он видит впервые в жизни? Была не была! И он нажал на рычаг спуска.

Здорово громыхнуло, казенник отскочил назад и выплюнул дымящуюся гильзу. Не отрываясь, Владимир смотрел в прицел – куда он попадет?

Снаряд взорвался с недолетом – небольшим, метров пятьдесят, не причинив лодке никакого вреда. Но немцы засекли пушечный выстрел на корабле, и теперь все решалось секундами – кто кого?

Володя загнал в казенник второй снаряд, снова приник к прицелу. Теперь он навел перекрестье прицела на одно деление выше и нажал ручку спуска. Выстрел!

Снаряд прошел чуть выше рубки, но даром не пропал. Разрывом снесло перископ и антенну лодки, лишив ее радиосвязи и обзора. Теперь лодка не сможет выполнить атаку из-под воды, пустив торпеду по пеленгу, не оглядит зенит перед всплытием, обезопасив себя от авиации.

– Рулевой, принимай снаряды!

Войдя в азарт, Владимир забыл о старпоме. Тот все-таки выбрался из трюма, принес снаряды. И очень кстати, ведь свои Володя уже выстрелил.

Он вынырнул из люка, спустился на моторное отделение, взял из рук старпома снаряд, положил на броню, потом взял второй…

Старпом обернулся:

– Лодка!

Володя поднял голову. Подводников на ходовом мостике и у орудия видно не было. Получив неожиданно отпор со стороны гражданского тихоходного транспорта, лишившись перископа и антенны, подводники сочли за лучшее не рисковать и погрузиться.

Володя подхватил один снаряд, бросился в люк и зарядил снаряд в пушку. Приник к прицелу.

Рубка лодки медленно уходила под воду.

Владимир успел прицелиться и выпустить снаряд, но он прошел выше и взорвался за кормой лодки. А через мгновение рубка лодки скрылась под водой. Конечно, попаданием в перископ и даже в рубку лодку не потопить. Ведь самое главное – прочный корпус лодки – цело. И даже попади он в рубку два или три раза, лодка не потеряет мореходности.

Тем не менее лодку противника они повредили и заставили скрыться, уйти. И корабль остался на плаву и на ходу, хотя повреждения получил.

Володя втащил в башню второй снаряд, доставленный старпомом, и сунул его в ложе боеукладки. Теперь в экстренной ситуации им не придется бежать в трюм, искать ящики со снарядами.

Володя выбрался из танка и закрыл люк.

– Звенит в голове! – прокричал ему старпом. – Я только к танку подбежал, а ты выстрелил. Слышу плохо.

– Пройдет, рот надо было открывать!

Для того чтобы не оглохнуть при выстреле или чтобы от резкого перепада давления не полопались барабанные перепонки, артиллеристы при стрельбе открывали рты. Со стороны это, может быть, выглядело смешно, но сей нехитрый прием помогал сохранить слух. Старпом, человек сугубо гражданский, этого не знал.

– Что? – наклонился к нему старпом.

Но Володя только махнул рукой и направился на ходовой мостик. Его место – у штурвала, к тому же неизвестно, куда угодили снаряды с подлодки, и капитану могла требоваться помощь.

Мостик оказался цел, а капитан – невредим.

– Получилось все-таки? Молодцы! Я уж думал – расстреляет она нас, как в прошлый раз. Не видели, куда снаряды угодили?

– Нет, Федор Савельевич, мы сразу на мостик.

– Тогда к штурвалу, Александр. А я пойду, судно посмотрю.

Как оказалось, один снаряд взорвался в угольной яме, не причинив большого вреда. Еще один разрушил матросский кубрик, никого не убив, потому что кубрик был пуст. Снова требовался ремонт, однако не такой объемный.

Через сутки они добрались до причалов Архангельска, разгрузились – и сразу в Молотовск, на завод, для ремонта.

Володя сразу пошел к капитану:

– Можно мне на берег?

– Ты же три дня назад там был?

– Не три, а четыре. Все равно ведь на ремонте будем.

– Ладно, ступай, но завтра к вечеру чтобы был. Зазноба, что ли, появилась?

– Вроде того.

– Дело молодое, может – сладится. Иди уж.

Володя поблагодарил и пошел в город.

По причине позднего времени магазин был пуст, но Володя помнил и дом, и улицу, где жила Катя, и бодро направился туда. Постучался в дверь.

– Кто там? – Голос у Кати был испуганный.

– Да это же я, Саша!

Дверь сразу же отворилась. Катя стояла в дверном проеме в ночной рубашке и босиком, готовясь ко сну.

– Ты? Не забыл?

– Да что же, у меня такая короткая память?

– Проходи, только у меня, кроме хлеба и чая, ничего больше нет.

– Перебьюсь.

Володя шагнул через порог, закрыл за собой дверь и, обняв девушку, ощутил через тонкую рубашку ее горячее тело. Тут же нахлынуло желание.

Едва сняв куртку и ботинки, он сразу направился в комнату.

– Чай будешь?

– Утром. Иди ко мне!

– Руки сначала вымой.

И правда, с корабля – и сразу в койку. Непорядок!

Володя вымыл руки, заодно и умылся. Разделся донага у кровати, на которой под одеялом уже лежала Катя.

– Вы снова в городе?

– На заводе, ремонтируемся – немецкая подлодка обстреляла. Давай не будем о войне.

После бурной любовной схватки они уснули, обнявшись.

Часа через два в городе завыли сирены воздушной тревоги, и молодые проснулись. Катя сделала попытку выбраться из-под одеяла.

– Ты куда?

– Воздушная тревога, надо в бомбоубежище бежать.

– Лежи спокойно. Немцы если и прилетят, то, скорее всего, мимо пройдут, на Архангельск. Молотовск – слишком мелкая для них цель, если только судоремонтный завод…

Володя ошибся. Высоко в небе послышался заунывный вой моторов.

По случаю войны в городе соблюдали светомаскировку, и темень была полнейшая. Но с высоты было хорошо видно море, оно блестело, берег, контуры города и завода.

Завыли-засвистели первые бомбы – они и в самом деле легли в районе судостроительного завода. Раздалось несколько взрывов.

Только потом вспыхнул луч зенитного прожектора и стали стрелять зенитки – до начала бомбежки они не хотели демаскировать себя.

Громыхнуло еще несколько взрывов.

Потом все стихло. Смолк звук моторов, немцы улетели. Так далеко в тыл они залетали редко, с дальними бомбардировщиками у гитлеровцев было туго. Они, конечно, были, но их было мало. Гитлер не рассчитывал на долгую войну, уделяя все внимание фронтовой авиации – штурмовикам, истребителям, бомбардировщикам ближнего действия вроде «Юнкерса-88» или «Хейнкеля-111».

Катя и Володя стояли у окна. Далеко, в районе порта, показались проблески огня.

– Вроде горит что-то.

– Без нас есть кому тушить.

Володе не хотелось из тепла, из постели, от женщины бежать в порт.

Утром, после любовных утех, они наскоро выпили чаю с черным хлебом и разбежались: Катя в магазин, а Володя – прямиком в порт.

В порту была суматоха, ощущался запах гари и дыма.

Володя сразу кинулся к судну и почти тут же столкнулся с капитаном.

– Здравствуй, Александр. Слышал уже, что бомбили?

– Весь город видел и слышал. Судно не пострадало?

– Наше не пострадало, а вот на заводе пожар был. Правда, потушили быстро. Транспорт один пострадал сильно и подлодка, есть жертвы.

Услышав про подлодку, Володя изменился в лице, сердце екнуло. Ведь он был подводником до мозга костей, любил он лодки, это было его призванием, как у других людей летать, лечить, петь.

– Федор Савельевич, можно на подлодку поглядеть?

– Не насмотрелся еще? Едва не в каждом выходе встречаемся. Ладно, иди уж, все равно ремонт до вечера не закончится, а то и дольше.

И Владимир отправился к заводскому причалу. По пути увидел один полуразрушенный цех, где рабочие уже разбирали завалы.

У причальной стенки стояла подводная лодка.

Внешне повреждения на «малютке» были невелики. Рубка посечена осколками, вмятина на ней изрядная. Володя присмотрелся – да, и антенна сорвана.

Мимо прошел краснофлотец.

– Эй, земляк, что случилось?

– А сам не видишь? – хмуро бросил матрос.

– Да ведь это ерунда – пробоины на рубке. Лишь бы прочный корпус не пострадал.

– Ты заводской, что ли?

– Нет, матрос с «Софьи Перовской».

– Повреждения у нас на лодке и в самом деле невелики, только четырех подводников сегодня хоронить будем.

– Как же так?

– Осколками на пирсе. Лодка бункеровалась, да заводские дизель регулировали. Бомба рядом взорвалась.

– Да, беда. А как командира вашего найти?

– Он сам сюда идет, – матрос показал на мужчину средних лет в кожаном реглане.

Владимир подошел к нему:

– Здравствуйте! Примите мои самые искренние соболезнования…

– Принимаю.

Командир лодки сунул в рот папиросу, прикурил.

– Ты заводской? – спросил он.

– Нет, рулевой с «Софьи Перовской».

– Что хотел? У меня времени мало.

– На лодке служить! – выдохнул Владимир.

– Доводилось раньше? Есть специальность?

– Нет, – Владимир слукавил. А как сказать правду, если по документам он и близко к подлодкам не подходил.

– Краснофлотец? – капитан-лейтенант окинул взглядом его одежду.

– Нет.

– Насколько я знаю, все суда Севморпути мобилизованы. У тебя бронь должна быть от призыва. Как тебя взять?

– Я же не в тыл прошу отъедаться. У вас четырех членов экипажа не хватает.

– Верно, и взять их пока неоткуда. По закону положено, чтобы тебя военкомат призвал, потом учебка, чтобы ты специальность получил – электрика или торпедиста.

– Война тоже не по закону.

– Тебя же на судне в дезертиры запишут, искать будут, а мне отвечать.

Володя набрался духу: рисковать так рисковать. Он достал из кармана свои документы и протянул их командиру подлодки. Тот взял, просмотрел их и вернул.

– И дальше что?

– Я детдомовский, родни нет. Возьмите меня вместо убитого матроса и по его документам.

Володя волновался – голос осип, губы пересохли.

Командир замешкался, но ответа сразу не дал.

– Тебя же твой капитан искать будет. Был человек – и пропал. В розыск объявят.

– А вы к нему сходите, поговорите. Судно мое недалеко стоит, ремонтироваться будет.

– Ох, втягиваешь ты меня в авантюру. Как бы жалеть потом не пришлось!

Врать так врать, решил Володя.

– Я на заводе раньше работал, хорошо знаю торпедные аппараты, электрику, рулевым быть могу. Не пожалеете!

– Ты же говорил, что не плавал на подлодке?

– Не плавал, но ремонтировал и знаю устройство.

– Это меняет дело. Ладно, дальше фронта не пошлют. Пошли к твоему капитану.

Услышав, что у него хотят забрать рулевого, Федор Савельевич схватился за голову:

– Ты, Саша, побудь в коридоре, мы сами поговорим.

Володя вышел.

Разговор шел сначала спокойный, дальше – на повышенных тонах. Потом наступила тишина. Подрались они там, что ли?

Володя осторожно приоткрыл дверь.

Федор Савельевич разливал из бутылки водку по стаканам. Похоже, договорились, сообразил Володя. Осторожно, чтобы не щелкнуть замком, он прикрыл дверь.

Из капитанской каюты послышался голос:

– Саша, зайди!

Володя шагнул в каюту.

– Вот что. Парень ты боевой, я тут коротенько рассказал о тебе. Коли ты рвешься на боевой корабль – так и быть, отпущу. Флоту помогать надо. Только меня не подведи.

– Спасибо, Федор Савельевич! – Володя улыбнулся.

– И вот что еще: документы свои мне отдай. Напишу в рапорте – погиб-де рулевой Александр Оглоблин при бомбежке.

– Спасибо!

– Ты капитан-лейтенанта благодари, умеет он уговаривать. И удачи тебе!