Текст книги "Красный террор в годы гражданской войны"

Автор книги: Юрий Фельштинский

Соавторы: Георгий Чернявский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)

Последовавшее затем выступление довольно слабого тенора тов. Лисенко было встречено гораздо более оживленно, чем выступление Мизикевича. Но превосходно исполненная русская песня Заревским по понятным причинам не вызвала энтузиазма.

Далее выступил какой-то польский коммунист, который заявил, что самое главное теперь – это узнать, "цо то есть коммуна". Поговорив об этом минут пять, оратор не пошел далее того, что коммуна есть такое устройство, когда всем хорошо. Затем оратор заявил, что он имеет самые достоверные сведения, что польский пролетариат настроен коммунистически и скоро возьмет всю власть в свои руки, а также что буржуазию надо стереть с лица земли.

После этого арена некоторое время была пуста. Наконец, вышел маленький еврейчик и сказал, что устроители митинга до сих пор еще не прибыли, а потому митинг надо считать законченным.

ПОЛОЖЕНИЕ В ОДЕССЕ

август-сентябрь 1919 г.

После занятия Одессы войсками Добрармии цены на продукты первой необходимости резко понизились. Жизнь постепенно стала входить в нормальное русло. Налаживается правильное освещение, водоснабжение и движение трамваев. Обыватель и рабочий начинают постепенно приходить в себя после большевистского владычества.

Рабочий класс, являющийся всегда и всюду главным оплотом большевизма, черпающего в нем кадры работников, в Одессе определенно доброжелателен к Добрармии, принесший ему хлеб, воду и свет. Но в то [же] время взращенные в его среде давней планомерной пропагандой социалистические идеи не позволяют ему отнестись к Добрармии с полной открытой симпатией. Для этого в рядах власти имеется слишком большое количество правых и кадетских деятелей, чтобы их имена не запугивали бы рабочих "потерей революционных завоеваний рабочего класса в будущем". Поэтому отношение у рабочих к Добрармии выжидательное, нося одновременно с этим самый благожелательный характер. Отсутствует элемент полного доверия, каковой легко может быть взращен в рабочей среде, если власть тактично и умело к ней подойдет. Одним из факторов, могущих способствовать возращению доверия рабочих к власти, может явиться планомерная борьба властей со спекуляцией, царящей в Одессе в невероятных размерах, благодаря чему цены на многие продукты (кроме хлеба) имеют тенденцию не только не понижаться, но даже и повыситься. Беззастенчивая спекуляция специфических дельцов от Фанкони и Бобина вызывает определенное возмущение рабочих против евреев, коих огромная масса населения считает единственными виновниками непрекращающейся дороговизны. Враждебное отношение населения к евреям достигло в настоящее время высшей точки. Бездеятельность властей в борьбе со спекуляцией, отягчающей жизнь населения, вызывает естественное возмущение, с одной стороны, и недоверие к их силам, с другой. Усилению недоверия к власти много способствует также полная бездеятельность администрации контрразведки в деле борьбы с местным большевизмом. Многие видные деятели большевизма, хорошо известные массам, либо не задерживаются вовсе, либо, после весьма краткого ареста, освобождаются властями, вызывая этим полное недоумение, возмущение и недоверие к власти в среде населения. И потому вполне естественными являются слухи о массовом взяточничестве чинов контрразведки, каковые имеют свои основания в некоторых действительно имевших место в Одессе фактах. О близорукости же власти говорит хотя бы тот факт, что в городе восстановлена еврейская боевая дружина, та самая дружина, которая первая после эвакуации французами Одессы весной этого года137 взяла власть в свои руки и производила расстрелы оставшихся офицеров. Восстановление непопулярной в массах ("жидовствующей", как ее называют в Одессе) демократической городской Думы еще более подтверждает массам мнение о власти близорукой, неосведомленной об истинных желаниях населения. Визит же одесского градоначальника генерала барона Штенгеля к бывшему товарищу городской головы Ярошевичу с целью убедить последнего не отказываться от поста одесской городской головы окончательно укрепляет это мнение.

В связи со слабостью, близорукостью и недоброкачественностью одесских властей панические слухи, усиленно муссируемые большевистскими весьма многочисленными агентами, предрекающими новое близкое (2–3 недели) завоевание Одессы Красной армией, имеют самое широкое распространение. Слухи эти в среде населения, привыкшего за время "красного" владычества больше верить слухам, чем печатному слову, порождают недоверие к военной мощи Добрармии, к ее военным успехам и к возможности для нее удержать в своих руках Одессу при нажиме со стороны "красных". Подрывая подобными слухами авторитет Добровольческой армии, пользуясь бездеятельностью местных властей, подпольная разрушительная работа большевиков идет и в другом направлении. По сию пору, например, работают Пересыпский [и] Молдавский комитеты, обладающие большим количеством оружия и предполагающие выпустить в ближайшем будущем огромное количество прокламаций. По линии железной дороги повсюду разбросаны большевистские ячейки. В самой Одессе на полном ходу идет работа советской контрразведки и агитация среди железнодорожников и прочих рабочих. Агитация имеет свои определенные центры на станции Одесса-главная и Одесса-товарная. Одновременно с этим под самой Одессой, в каменоломнях сел Парубейск и Усатов устроены большие склады оружия, где находят себе пристанище и скрывающиеся красноармейцы.

Кроме усиленной деятельности советских агентов в Одессе, конспиратирована деятельность и петлюровских организаций138, располагающих огромными денежными суммами, которые идут главным образом на агитацию среди военных и железнодорожников. Так, например, известен случай переговоров по прямому проводу двух телеграфистов станции Одесса-главная с агентом петлюровских банд, занимавших тогда станцию Затишье, о присылке 3 миллионов карбованцев138а на агитацию в пользу Петлюры. Агитация петлюровцев деньгами особенно опасна тем, что среди солдат и офицерства Одесского гарнизона наблюдается весьма подавленное настроение, обуславливаемое несвоевременной уплатой содержания, задержка какового в связи с дороговизной ставит военнослужащих в крайне затруднительное положение.

Наряду с активной борьбой с Добрармией и ее властью большевистских и петлюровских агентов наблюдается и усиленное противодействие ими агитационной деятельности тех кругов, каковые стоят на платформе Добровольческой армии. Так, например, известными представителями различных учреждений обществ скупается, очевидно с целью изъятия из обращения, номера газеты "Крестьянское дело" (Херсонская ул. No 15), редактируемой членом Винницкого окружного суда Шевченко и издаваемой специально для крестьян размером 15 000 экземляров139. Скупка номеров производится в самой конторе газеты, и, таким образом, ни один номер этого полезного издания не доходит не только до деревни, но даже до ближайшего газетного киоска.

Бездеятельность власти; нахождение неопытных людей на ответственных постах; широкое взяточничество, по слухам, процветающее в осведомительных органах; преступная недальновидность начальства; плохая организация административного и разведывательного аппаратов; отсутствие надлежащего контроля вновь поступающих служащих – все это факторы, благоприятствующие деятельности врагов Добровольческой армии и способствующие усилению того недоверия к власти, каковое наблюдается, например, в среде рабочих масс. И только искоренением подобных дефектов возможно пресечь разрушительную работу наших врагов и окончательно завоевать симпатии широких слоев, тем более, что в памяти населения Одессы еще свежи воспоминания о кровавых ужасах большевистского режима и предательской деятельности самостийников140.

СПИСОК РАССТРЕЛЯННЫХ В ОДЕССЕ

Штейны Рафаиль и Иосиф – за выдачу австро-германским властям большевиков.

Сакр – за расстрел тов. Скибко

Скриценко и Шубинский – за организованное убийство мирного населения в Подольской губернии.

Д. Янцер – за убийство спартаковца.

Волков – за сотрудничество в осведомительном бюро при добровольцах и участие в активной борьбе с большевиками.

Скрипченко Александр – за службу в контрразведке при добровольцах.

Барон Штенгель Борис Федорович – на основании красного террора.

В ночь на 13-ое июля расстреляны:

Эбедов Мих[аил] Ис[аевич], бывший начальник Одесского военного округа, как контрреволюционер и монархист.

Бирюков Николай Павлович, генерал-майор, бывший в мирное время командиром роты Его Величества Павловского военного училища, как контрреволюционер и монархист.

Гулькевич Леонид Орестович, генерал-майор, как контрреволюционер и монархист.

Федоренко Василий Тимофеевич, генерал-майор, как контрреволюционер и монархист.

Дорошенко Петр Яковлевич, действительный статский советник, как контрреволюционер и монархист.

Питаки Павел Константинович, штабс-капитан.

Билим Николай Павлович, статский советник, бывший инспектор тюрем в Херсонской губернии.

Набоков Евгений Михайлович, бывший пристав.

Гейдак Владимир Сергеевич, бывший пристав.

Левдиков Владимир Алексеевич, полковник.

Корбут Алексей Алексеевич, полковник.

Силис Петр Петрович, полковник.

Федоров Александр Васильевич, бывший письмоводитель осведомительного отдела при одесском градоначальнике Мустифине.

Шмитько Иван Фил[иппович], подпоручик.

Демиденко Павел Макарович, поручик.

Ципочка Влад[имир] Андреевич, за руководство петлюровцами.

Малеванный Фл[ор] Данилович.

Носик Павел Сергеевич, как контрреволюционер.

Григорович Эразм Григорьевич, военный чиновник, как контрреволюционер.

Шура-Шуров Федор Михайлович, поручик, как контрреволюционер.

Лемащинский Борис Федорович, офицер, как контрреволюционер.

Флоринский Георгий Сергеевич, помещик, как контрреволюционер.

Скипченко Николай Иларионович, как участник добро[вольческой] контрразведки.

Баранов Николай Сергеевич, бывший прокурор Одесского окружного суда.

Демянович Николай Илар[ионович], бывший председатель департамента Одесской судебной палаты.

Недзвецкий Владимир Николаевич, бывший товарищ прокурора Одесской судебной палаты.

Чайковский Григорий Владимирович, прокурор Елецкого окружного суда.

Зайченко Иван Иванович, бывший председатель совета Южного монархического союза.

Зусович Яков Меерович, крупный капиталист, купец 1-й гильдии.

Янкелев Аарон, крупный капиталист, купец 2-й гильдии, в ответ на белый террор.

Шац Иосиф, крупный капиталист, купец 2-й гильдии, в ответ на белый террор.

Багров Евза Литманович, крупный капиталист, купец 2-й гильдии, в ответ на белый террор.

Елик Моисей Давидович, крупный капиталист, в ответ на белый террор.

Стибор-Мархоцкий, граф, как контрреволюционер.

Осипов Андрей, полковник, как контрреволюционер.

Белопольский Исай Борухович, как работавший в добровольческой контрразведке.

Голубов Дмитрий Васильевич, как работавший в добровольческой контрразведке.

Иванченко Илья Степанович, как работавший в добровольческой контрразведке.

Хлебников Леонид Владимирович, как работавший в добровольческой контрразведке.

Шумский Павел Николаевич, как работавший в добровольческой контрразведке.

Барталович Эльвира Антоновна, как сотрудник французской контрразведки.

Башняк Любовь Михайловна, как сотрудник французской контрразведки.

Ремих Карл Карлович, помещик, как контрреволюционер.

Фаац Карл Фридрихович, помещик, как контрреволюционер.

Зозуля Мина, помещица, как контрреволюционер.

Матвеев Хризант Михайлович, бывший городской голова Николаева, как контрреволюционер.

Гомелаури Николай Иванович, служащий в гетманской варте141, как контрреволюционер.

Струмеленко Фил[ипп] Семенович, как погромщик.

Зайцев Исаак Павлович, как контрреволюционер.

В ночь на 27 июля по постановлению Комитета обороны Одессы расстреляны:

Скрибан Николай Петрович, матрос из черноморского полка матроса Стародуба.

Дяников Тимофей Иванович, матрос из черноморского полка матроса Стародуба.

Лысенко Тихон Васильевич, матрос из черноморского полка матроса Стародуба.

Губан Митрофан Иванович, матрос из черноморского полка матроса Стародуба.

Белоусов Андрей Анисимович, матрос из черноморского полка матроса Стародуба.

Низкоусов Владимир Иванович, матрос из черноморского полка матроса Стародуба.

Татаров Михаил Петрович, матрос из черноморского полка матроса Стародуба.

Калита Андрей Войцехович, матрос из черноморского полка матроса Стародуба.

Калинин Михаил Григорьевич, матрос из черноморского полка матроса Стародуба.

Кальфа Самуил Аронович, купец 1-й гильдии, Одесса, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Понозон Шая Лейбович, купец 1-й гильдии, Петроград, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Фаминер Лазарь Эльевич, купец 1-й гильдии, Одесса, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Амбатьело Иван Панайот[ович], домовладелец, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Выводцев Карл Михайлович, коммерсант, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Бурнштейн Фейтель Иосифович, коммерсант, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Кортопан Николай Адреевич, помещик, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Шурмураки Ксенофонт Скарл[атович], помещик, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Дуланаки Петр Демьянович, помещик, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Везне Андрей Иванович, помещик, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Эслингер Иван Адамович, помещик, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Эслингер Вильгельм Адамович, помещик, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Роникер Михаил Эдуардович, граф, крупный польский помещик, в порядке красного террора в ответ на белый террор.

Братановский (он же Романенко) Борис Семенович, штабс-капитан, как контрреволюционер.

Черненко Прокофий Лукич, студент, как контрреволюционер.

Езиров Иосиф Фортунатович, бывший полицейский пристав, как контрреволюционер.

Нардык Петр Викентьевич, активный член Союза русского народа, как контрреволюционер.

Ершова Анна Иларионовна, активный член Союза русского народа, как контрреволюционер.

Стрельцов Павел Владимирович, студент, за ношение оружия без разрешения.

Клейтман Лазарь, коммунист, особый уполномоченный по снабжению 5-й совармии, за массовое хищение кожи.

Ленский (Абрамович) Исаак, коммунист, особый уполномоченный по снабжению 5-й совармии, за массовое хищение кожи.

Лопушинер Герш, сотрудник по снабжению 5-й совармии, за массовое хищение кожи.

Арестованы:

Крупенский Семен Михайлович.

Гагарина, княгиня, подвергалась пыткам за укрывательство мужа, как больная тифом отправлена в госпиталь.

Степанова, дочь Василия Алексеевича Степанова, была арестована, приговорена к расстрелу, но затем была освобождена.

Сов. секретно

СООБЩЕНИЕ ОДЕССКОГО ОТДЕЛЕНИЯ "АЗБУКИ"142 от б/19 августа

В последней сводке одесского отделения "Азбуки" сообщают следующее.

На парусниках "Макар Ситников", "Три Святителя", "Мираж" и "Рассвет", которые выйдут из Одессы в море, поедут бегущие из Одессы большевики. На одном из этих парусников поедет группа: два мужчины и две женщины (у одной из женщин на шее четырехугольный медальон). Эта группа представляет собою большевистских агентов, пробирающихся в расположение Добрармии с целью произвести покушение на генерала Деникина.

Эти сведения были сообщены начальником одесского отделения "Азбуки" адмиралу Саблину за три дня до падения Одессы.

По словам курьера, привезшего информацию и выехавшего из Одессы за три дня до сдачи, есть основания думать, что названные лица уже задержаны рыбаками на Кинбурн-ской косе и переданы в распоряжение миноносца "Поспешный", откуда и можно получить справку, те ли это лица.

ИЗ ОДЕССЫ В ЕКАТЕРИНОДАР

Доклад курьера организации "Азбука" "Киевлянина"

Для того, чтобы выехать из города, будь то обыкновенный смертный или советский служащий, необходимо предварительно являться в Чрезвычайную комиссию, где первым делом приходится вымаливать, в полном смысле этого слова, разрешение, а вторым – регистрироваться. Красноармейцы в этом случае более счастливы: они являются к коменданту, который не расспрашивает их, куда они едут и зачем, и не перерывает их вещей. Так было и со мной: комендант поставил на отпускном билете печать и указал время отхода эшелона.

2 июля отходил эшелон с полком имени Петра Старостина, который прибыл на товарную станцию в порядке с оркестром музыки. Его сопровождала огромная толпа, очевидно, родственников и знакомых.

Началась посадка по вагонам. Руководил ею начальник эшелона. Не обошлось, конечно, без ругани из-за места. Большинство красноармейцев -мобилизованные евреи. Они заявили, что почти все добровольцы, настроение у них, нужно заметить, весьма бодрое, беспрестанно из разных частей эшелона раздается пение "Интернационала"143. Перед отходом эшелона было объединенное собрание ротных коммунистических ячеек, на котором между прочим было постановлено в случае тревоги не открывать самочинной стрельбы. Эшелон направился на Вознесенск, и для того, чтобы попасть мне в Никополь, я пересел в Кисловке на поезд 50 украинского полка, шедший на Синельникове. В вагон попасть не удалось и пришлось ехать на платформе. Эта часть производит впечатление более крепкой, тем не менее резко бросается в глаза отсутствие дисциплины и хамское отношение к командному составу.

В Никополе спокойно. Красноармейцев на улицах почти не видно. Поражает сильный контраст в ценах на продукты с Одессой.

В Херсон прибыл утром, и в 12 часов я уже выехал на пароходе вверх по Днепру. Мои красноармейские документы не вызывали никаких сомнений и получать пропуск не составляло никаких затруднений. Я рассчитывал доехать до Никополя и оттуда в зависимости от положения на фронте пробраться либо к станции Пологи, либо в сторону Бердянска.

Спутником в Никополе у меня оказался красноармеец полка имени Пивчена с румынского фронта, неграмотный, деревенский мужик, прослуживший всю войну в уланском полку. В лице его я перед собой видел настоящий тип красноармейца, пропитанного насквозь коммунистическими теориями, но в то же время остающегося прежним неразвитым простым мужиком. В начале разговора, завязывающегося в каюте, он пытался отстаивать то, что ему напевали коммунисты, но после возражений большинства присутствующих он во многом стал соглашаться и в конце концов стал возмущаться некоторыми несправедливостями господства коммунистов-комиссаров и существующими порядками. Он ехал на отдых домой, но слухи о восстании крестьян по деревням того района запугивали, и он побоялся явиться в свою семью, опасаясь, что крестьяне расстреляют за то, что он, хотя и защитник революции, но коммунист.

Пароход далее Каховки не пошел, и мне пришлось в ней засесть на несколько дней.

Каховка только что была очищена от банд Дорошенко и Павленко подошедшим из Крыма отрядом Попова, но вокруг нее было еще неспокойно. На место уничтоженных главарей появился новый "бандит" Ковалев, который загородил Днепр и дорогу на Мелитополь, оставив коммунистам свободный проход лишь на Перекоп. Не желая оставаться долго в Каховке, я пытался уйти пешком по направлению к Мелитополю, но в нескольких верстах от города меня захватила застава и возвратила обратно в город. Попытка пробраться к Никополю по правому берегу Днепра из города Береслава также кончилась неуспешно. Хотя начальник гарнизона и обещал населению ликвидировать не сегодня-завтра банду и очистить дорогу, я все же решил отправиться по железной дороге в направлении на Гениченск. Переход в 130 верст я сделал в 4 дня и на 5-й день вышел к станции Новоалексеевка. Дорога, к счастью, проходила через места пустынные, где кроме ровной голой степи на десятки верст вокруг ничего не видно. Но если приходилось миновать какие-либо хутора или деревни, то, несмотря на мою демократическую внешность, многие считали своим долгом осведомиться, куда я и откуда иду. Благодаря всей неурядице, какая творится в этом крае, постоянным налетам банд и вообще обильно шатающегося подозрительного элемента, недоверчивость среди населения достигла крайних пределов. В имении Доринбург я был арестован по подозрению в шпионаже, но после долгого допроса и обыска был освобожден.

Придя в Новоалексеевку и увидя, что происходит отступление крымских советских войск, я решил задержаться на этой узловой станции и выждать удобного момента для прохода через фронт. Ознакомившись с Геническом, я убедился, что проезд на фелюге на Арабатскую стрелу мне не удастся, т[ак] к[ак] после попытки Добрармии высадить десант большевики устроили несколько наблюдательных пунктов. Подойти навстречу крымской Добровольческой армии я не мог, т[ак] к[ак] мост через Сиваш большевики успели взорвать и вдоль берега устроена была позиция. Пришлось ожидать три дня, пока, наконец, обозначился отход большевиков. 17 июня днем я вошел в город Геническ, который большевиками был оставлен ночью, в то время, как со стороны Арабатской стрелки вошел эскадрон драгун. Я явился к начальнику отряда, назвал себя и просил оказать содействие для проезда в Екатеринодар. На третий день с первым отходящим военным судном я выехал в Керчь. По прибытию туда явился к коменданту города и просил выдать пропуск на пароход. Комендант на это потребовал документ Д[обровольческой] а[рмии], которого у меня не было; частный мой документ его не удовлетворил, и он заявил, что пропустит меня только в том случае, если на запрос в Екатеринодар получит утвердительный ответ. Через два дня ответа не было. Тогда я настоял отправить меня в Новороссийск каким угодно способом, и после долгих разговоров мне было выдано предписание явиться к коменданту в Новороссийск для дальнейшего следования в Екатеринодар, куда я прибыл 24-го числа, пробыв в общем в дороге 23 дня.

ПРИЛОЖЕНИЯ

БЕСЕДА С ПЕТЕРСОМ

В беседе с нашим сотрудником председатель ВЧК Петерс144 высказал следующие соображения по поводу прошлого и настоящего Чрезвычайной комиссии.

Со времени переезда Чрезвычайной комиссии в Москву145 нам пришлось, -говорит председатель комиссии Петерс, – провести огромную организационную работу, ибо вначале комиссия состояла фактически всего из четырех человек. В этой области дело далеко не благополучно. Наша ошибка заключается в том, что мы не создали контрольного аппарата в самом начале и дали самостоятельно образоваться уездным Чрезвычайкам. Теперь мы их лишили права расстрела и напрягаем все силы для организации благонадежного надзора за их деятельностью.

Главным принципом нашей работы является связь с массами. За настроениями ее следит специальная организация разведчиков, но вместе с тем мы уже добились того, что в целом ряде случаев сами рабочие зорко следят за деятельностью буржуазии и доносят нам при малейшем подозрении. Таким образом, работа наших агентов сводится преимущественно к проверке сообщаемых добровольных сведений.

Начатая против Чрезвычайной комиссии кампания в печати и в некоторых правительственных группах потерпела фиаско. Чрезвычайная комиссия не будет подчинена Петровскому и останется в ведении Совнаркома.

Что же касается расстрелов, то я должен сказать, – продолжал гражданин Петерс, – что, вопреки распространенному мнению, я вовсе не так кровожаден, как думают. Напротив, если хотите знать, я первый поднял вопль против красного террора в том виде, как он проявился в Петербурге. К этому, я бы сказал, истерическому, террору прикосновенны больше всего те мягкотелые революционеры, которые были выведены из равновесия и стали чересчур усердствовать.

До убийства Урицкого146 в Петрограде не было расстрелов, а после него слишком много и часто без разбора, тогда как Москва в ответ на покушение на Ленина ответила лишь расстрелом нескольких царских министров.

Вы спрашиваете об амнистии? Нет, амнистии не будет. Мы просто усиленно разгружаем тюрьмы от неопасного элемента. Этим ведает теперь специальная комиссия.

Что касается арестованных меньшевиков, то мы разделяем их на активных и пассивных. Последние будут освобождены, первым же не будет пощады.

Теперь наступает самый острый момент для революции. Интернациональная контрреволюция готовит грандиозный поход против большевизма. Этот поход может снова окрылить притихшую русскую буржуазию, но я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которыми побледнеет все, что понимается под красным террором.

Утро Москвы147, 4 ноября 1918, No 81

ПИСЬМО ИЗ РОССИИ148

Дорогой Георгий!

Получила твое письмо и была, конечно, обрадована и поражена. Подумать только, куда занесла тебя судьба! Интересно будет потом встретиться, много интересного, я думаю, порасскажешь. Твое письмо я послала на прочтение Соне и Наташе Балакиной. Многое изменилось с тех пор, как мы расстались. Умерла моя сестра Шура. Мы застряли в Архангельске при белогвардейцах, куда я получила от тебя письмо из Лондона и ответила тебе на Лондон. Я вышла замуж, перенесла много горя, так как муж мой еле-еле уцелел. Теперь мы оба живем в Вологде, я служу в качестве химика в одном институте, а муж – агроном. Живем более чем скромно, не по-прежнему. Устя с мамой в Петрограде. Устя учится в медицинском институте. Наташа с матерью тоже в Петрограде. Она тоже получила твое письмо. Балакин пропал на фронте без вести. Дочка ее умерла. Алеша Ев. жив, учится в Казани в медицинском институте. Наташа его видела. Ванечка тоже жив. Юдин женат на Тоне Девяткиной, у них два ребенка. П. Голиков тоже жив и здоров. Дейч149 сидит. Даша в Москве учится, Ксения в Москве, все такая же. Данин брат умер (муж Флоры Григорьевны) . Умер Даниил Захаров от сыпного тифа. Много, много смертей. И не узнаешь ты людей, как не узнаешь Петрограда. Я осталась такою же и рада, что ты меня вспомнил. [19]13 и[19]14 годы – лучшие мои годы. А теперь живешь только личной жизнью. Горе одиноким. Впрочем, я не хотела бы быть за границей в эту тяжелую для родины годину и понимаю твое стремление вернуться. Я собираюсь все-таки жить в Петрограде на старом пепелище. И думаю, ты не пройдешь мимо и когда-нибудь встретимся. А если хочешь мне доставить много радости, пошли из Америки чего можешь, а главное – сладкого. Живем без сахара, так как не по карману. Буду тебе очень признательна. Всего хорошего, искренне расположенная Леля.

Адресуй так: Петроград, Васильевский остров, 16-я линия, д. 93.

Агнии Константиновне Федорушкиной для Лели.

ВОПРОС О РЕПАТРИАЦИИ РУССКИХ БЕЖЕНЦЕВ

в связи с резолюцией, принятой Совещательным комитетом при верховном комиссаре д[окто]ре Нансене150 20 апреля 1923 года

Доклад В. П. Носовича151

Разногласия представителей русских беженских организаций в происходившем 20 апреля заседании Совещательного комитета при верховном комиссаре д[окто]ре Нансене по вопросу о репатриации вызвали серьезную тревогу в среде русской зарубежной общественности. Тревога эта находит себе полное оправдание как в деятельности верховного комиссара д[окто]ра Нансена в области репатриационной проблемы, так и в обстоятельствах, сопровождавших ее постановку на разрешение Комитета.

Внесенным на повестку дня этого заседания докладам было предпослано обширное сообщение председателя Комитета верховного комиссара д[окто]ра Нансена об его деятельности за истекший со времени предшествующего заседания период и о значении предложенных на рассмотрение Комитета вопросов. Соображения свои по поводу репатриации д[лкто]р Нансен приурочил к докладу представителя Jewish Colonization Association and Allied Organization152 г. Люсьена Вольфа "Об эвакуации еврейских беженцев в Польше и Румынии". Доклад этот был посвящен положению русских беженцев еврейской национальности, временно обосновавшихся в Польше и Румынии, впредь до получения возможности эмигрировать в другие страны, по преимуществу в Северо-Американские Соединенные Штаты и Аргентину, и оказавшихся под угрозой принудительного возвращения в советскую Россию в силу последовавших почти одновременно распоряжений Польского и Румынского правительств. В докладе г[осподина] Вольфа указывалось, что в отдельных случаях к принудительной высылке было уже приступлено, причем одна из беженских групп, насильно вывезенная польской стражей в нейтральную зону, не была допущена в Россию русской стражей и оказалась, таким образом, в совершенно безысходном положении.

В последней части своего доклада г[осподин] Вольф упоминал, что многие из находящихся в Польше и Румынии беженцев выражают желание вернуться в Россию. Хотя таким образом репатриационная проблема, по смыслу доклада, возникала лишь в отношении этой последней части беженцев, г[осподин] Вольф в виде заключительного вывода представил на утверждение Комитета проект резолюции следующего содержания:

"Верховный комиссар приглашается войти в переговоры с Русским и Украинским правительствами в видах репатриации русских беженцев, выразивших желание вернуться на родину, при условиях, которые обеспечили бы за ними право на возвращение им русского гражданства и достаточную охрану, дающую им возможность восстановить свои жилища и возобновить свою общественную и экономическую деятельность".

В упоминаемой выше записке своей верховный комиссар д[окто]р Нансен изложил следующие данные по вопросу о репатриации.

Некоторые балканские казачьи организации довели до его, верховного комиссара, сведения, что несколько тысяч казаков, входящих в эти организации, желают вернуться на родину в Южную Россию и просят д[окто]ра Нансена войти в переговоры по этому предмету с советским правительством. Последовавшие, согласно этому ходатайству, письменные сношения советского правительства с д[окто]ром Нансеном завершились заключением особого соглашения, в силу которого советское правительство обязалось предоставить всем русским беженцам, репатриированным с согласия советского правительства под покровительством верховного комиссара, все без изъятия привилегии, предусмотренные декретами о всеобщей амнистии от 3 до 10 ноября 1921 года153 и притом без применения к репатриированным декрета от 15 декабря 1921 года и других распоряжений такого же характера. Вместе с тем советское правительство согласилось предоставить г[осподину] Джону Гордипу или другим надлежаще уполномоченным представителям д[окто]ра Нансена свободно сноситься со всеми репатриированными в указанном порядке беженцами, дабы иметь возможность удостовериться в том, что перечисленные льготы им действительно предоставлены. Сверх того репатриированные беженцы получили право избрать представителей в количестве одного на сто и послать их за границу для осведомления своих соотечественников о мерах, принятых в отношении возвратившихся на родину. Все эти привилегии были дарованы исключительно выходцам с Дона, Кубани и Терека, добровольно пожелавшим вернуться на родину, численностью не более 2000 в месяц. Свои обязанности в отношении этих лиц советское правительство ограничило исключительно областью репатриации. Дополнительным соглашением от 22 декабря 1922 г. было установлено участие верховного комиссара в расходах по доставлению репатриируемых до русской границы. В отношении беженцев болгарских издержки на каждое лицо были определены в размере 17 шиллингов, из которых 10 шиллингов подлежали внесению из сумм верховного комиссара, а остальные семь доплачивались или самими репатриированными, или общественными организациями.