Текст книги "Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923"

Автор книги: Юрий Фельштинский

Соавторы: Георгий Чернявский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Настроение было подавленное. «Мы погибли!» – сказала при встрече меньшевику Д.А. Сагирашвили жена Каменева (и сестра Троцкого) Ольга Давидовна. Все боялись, что в город войдут войска 3-го казачьего корпуса генерала П.Н. Краснова, к которому отправился просить помощи Керенский. Но Керенский не смог уговорить Краснова двинуться в столицу, причем похоже, что самому Керенскому снова пришлось бежать, теперь уже от Краснова, чтобы не быть задержанным казаками. Адъютант Керенского, по крайней мере, арестован Красновым был.

На следующий день Троцкий лично прибыл в Царское Село, где размещался штаб казачьего корпуса. Узнав, что под арестом находится адъютант Керенского, он затребовал арестанта, чтобы получить от него информацию о местонахождении бежавшего премьер-министра, которого подозревал в организации «контрреволюции». Вот как описывает с оттенком антисемитизма и снобизма приезд Троцкого в Царское Село ставший затем писателем генерал Краснов:

«Уже в сумерках ко мне вбежал какой-то штатский с жидкой бородкой и типичным еврейским лицом. За ним неотступно следовал молодой казак 10-го Донского полка с винтовкой больше его роста в руках и один из адъютантов Керенского.

– Генерал, – сказал, останавливаясь против стола, за которым я сидел, штатский, – прикажите этому казаку отстать от нас.

– А вы кто такие? – спросил я.

Штатский стал в картинную позу и гордо кинул мне:

– Я – Троцкий.

Я внимательно посмотрел на него.

– Ну же, генерал! – крикнул он мне. – Я Троцкий!

– То есть Бронштейн, – сказал я. – В чем дело?

– Ваше превосходительство, – закричал маленький казак, – да как же это можно? Я поставлен стеречь господина офицера [адъютанта Керенского], чтобы он не убег, вдруг приходит этот еврейчик и говорит ему: я Троцкий, идите за мной. Офицер пошел. Я часовой, я за ним… Я его не отпущу без разводящего.

– Ах, как это глупо, – морщась, сказал Троцкий и вышел, сопровождаемый адъютантом Керенского.

– Какая великолепная сцена для моего будущего романа, – сказал я толпящимся у дверей офицерам!» [111]

И действительно написал роман, но позже. Потому что 1 ноября Троцкий отдал приказ об аресте Краснова, после чего телеграфировал в Смольный о победе: «Гатчина занята Финляндским полком. Казаки бегут в беспорядке и занимаются мародерством. Приняты быстрые меры, чтобы положить конец мародерству. Керенский бежал в автомобиле» [112] .

Конечно, Троцкий появился в Царском Селе, когда опасность захвата столицы Красновым фактически миновала – из факта бегства Керенского из частей Краснова и ареста адъютанта Керенского следовало, что Краснов не доверял Керенскому не меньше, чем большевикам. Тем не менее, не имея пока еще отношения к военному ведомству, Троцкий, приехав к Краснову, продемонстрировал свою готовность и умение заниматься еще и военными вопросами, а в глазах большевистского актива стал спасителем советского правительства от «налета Керенского и генерала Краснова на Петроград» [113] .

Арестованный генерал Краснов, доставленный в Смольный, под обещание не выступать против большевиков был помещен под домашний арест, вскоре бежал на Дон по чужим документам и в центре казачьей вольницы стал одним из организаторов вооруженной борьбы против большевистского режима. Керенскому же после побега из Гатчины удалось эмигрировать.

B.C. Войтинский являвшийся комиссаром Северного фронта и в этом качестве принимавший участие в несостоявшемся выступлении Краснова – Керенского, после неудачного его завершения был доставлен в Петроградский Совет лично Троцким, где последний не без патетики заявил: «Гражданин Войтинский, вы являетесь пленником революционного народа, обвиняемым в конспирации и бунте» [114] . Просидев два с половиной месяца в Петропавловской крепости, Войтинский по ходатайству Горького был освобожден и тоже бежал, но на Кавказ, где он сыграл важную роль в становлении независимого Грузинского государства [115] . Время было сумбурное. Арестованных пока еще выпускали. Карательной политике большевистская власть и Троцкий, как ее представитель, только еще учились.

Состоявшееся в ночь на 1 ноября заседание специально созданной комиссии большевистского руководства (Каменев, Сокольников и Рязанов) приняло решение об исключении Ленина и Троцкого из числа возможных кандидатов на министерские посты и о существенном ограничении участия большевиков в проектируемом новом объединенном правительстве [116] . Секретом это решение не являлось. О нем был поставлен в известность актив социалистических партий [117] . Затем на заседании ЦК большевиков 1 ноября был заслушан доклад Каменева о переговорах с социалистическими партиями и Викжелем. Каменев доложил, что договоренность о формировании однородного социалистического правительства без Ленина и Троцкого достигнута и что структура, перед которой будет ответственно правительство – своего рода новый Предпарламент, – будет укомплектован на непартийной основе из представителей от ВЦИКа, крестьян, флота, Викжеля и ряда профсоюзов [118] .

Однако к 1 ноября ситуация уже изменилась в пользу Ленина с Троцким. Большевистскими частями была взята Гатчина, угроза со стороны Керенского – Краснова отпала, Краснов был арестован. Керенский бежал. На заседании Петербургского комитета РСДРП(б) Ленин, не собиравшийся конечно же отдавать власть Чернову или Авксентьеву, обрушился на тех, кто за его спиною вел переговоры: «Зиновьев и Каменев говорят, что мы не захватим власти. Я не в состоянии спокойно выслушивать это. Рассматриваю как измену… Соглашение?.. Я не могу даже говорить об этом серьезно. Троцкий давно сказал, что объединение невозможно… Нам бы еще стали предлагать соглашение… с Викжелем… Это торгашество… Согласиться с соглашателями, а потом они будут вставлять палки в колеса… Если будет раскол – пусть. Если будет их большинство – берите власть в Центральном исполнительном комитете и действуйте, а мы пойдем к матросам. Мы у власти… Они говорят, что мы одни не удержим власти… Но мы не одни. Перед нами целая Европа. Мы должны начать. Теперь возможна только социалистическая революция… Необходимо арестовывать – и мы будем. И пускай нам на это будут говорить ужасы о диктатуре пролетариата. Вот викжелевцев арестовать – это я понимаю. Пусть вопят об арестах… Наш лозунг теперь без соглашений, т. е. однородное большевистское правительство!» [119]

Именно в этот день на заседании Петербургского комитета партии Ленин заявил, что, после того как Троцкий убедился в невозможности союза с меньшевиками, «не было лучшего большевика», чем Троцкий. Ленин завершил свою речь лозунгом: «Без соглашений – за однородное большевистское правительство!» [120]

Ленина безоговорочно поддержал Троцкий: «Нельзя, говорят, сидеть на штыках. Но и без штыков нельзя… Ведь никто еще не знает, какие жесткие меры мы вынуждены будем проводить… Почему, на каком основании эту партию, которая захватила власть с бою… они хотят обезглавить, отстранив Ленина?.. Всякая власть есть насилие, а не соглашение» [121] .

Ленин считал, что переговоры, которые вел Каменев, «должны были быть как дипломатическое прикрытие военных действий», что во что бы то ни стало «нужно отправить солдат в Москву» для захвата власти еще и там, что «политика Каменева» должна быть немедленно прекращена. Троцкий, выслушав Каменева, выступил с негодующей, хотя и не очень связной речью. Было заметно, что из-за возмущения он плохо контролирует произносимые им слова и плохо склеивает их в фразы: «Партии, в восстании участия не принимавшие, хотят вырвать власть у тех, кто их сверг. Незачем было устраивать восстания, если мы не получим большинства… мы не можем уступить председательства Ленина… Рвать с ними мы должны на программе, мы должны выяснить массам, что́ мы хотим провести в жизнь и что для этого нам нужен министерский аппарат».

Пытаясь полемизировать с теми, кто обвинял большевиков в разжигании гражданской войны, Троцкий демагогически восклицал, что гражданская война фактически идет уже давно – она началась еще в феврале 1917 г., в первые дни революции. Он призывал действовать с позиции силы: «Вся эта мещанская сволочь», говорил Троцкий, имея в виду социалистические партии и Викжель, «когда узнает, что за нами власть силы, то будет с нами, и Викжель» в том числе. В новом правительстве Троцкий соглашался отдать другим партиям не больше 25% мест, причем указал, что во главе такого правительства должен стоять Ленин [122] .

Ленина и Троцкого поддержал Дзержинский: «Мы не допускаем отвода Ленина и Троцкого». Ленин потребовал идти на прямой разрыв с Викжелем. Троцкий присоединился к его заявлению и еще более усилил позицию, утверждая, что «нашим укрывательством и попустительским отношением к Викжелю мы придаем духу им и ослабляем себя». В итоге по инициативе Ленина и Троцкого было проведено новое голосование и приняты решения о прекращении переговоров с Викжелем и о том, чтобы принять участие лишь в еще одном заседании «с целью последнего разоблачения несостоятельности… попытки» создания однородного социалистического правительства «и окончательного прекращения дальнейших переговоров о коалиционной власти» [123] .

Одновременно большевистская фракция во ВЦИКе 1 ноября по решению ЦК потребовала, чтобы не менее половины наркомовских портфелей остались за большевиками и чтобы участие Ленина и Троцкого в правительстве обсуждению не подлежало, правда не уточняя, какие именно посты должны были занять в таком новом правительстве Ленин с Троцким. Меньшевики, не согласные с идеей включения Ленина с Троцким в обсуждаемое новое правительство, покинули заседание, и большевистская резолюция была принята единогласно при одном воздержавшемся [124] . Похоже, что этим воздержавшимся был Д.Б. Рязанов, который заявил, что «ультимативность кандидатур Ленина и Троцкого компрометирует партию пролетариата» [125] .

На заседании ЦК, тянувшемся весь вечер 1 ноября и большую часть ночи 2-го, мнения снова разделились. Ленина и Троцкого поддержали Урицкий и Дзержинский. Зиновьев считал, что нужно добиваться соглашения с другими социалистическими партиями на условиях принятия большевистской программы и «ответственности власти перед Советом как источником власти» (пункта о включении в правительство Ленина и Троцкого Зиновьев не оговаривал). Рязанов указал, что «соглашение неизбежно», так как даже в Петрограде власть не у большевиков, а у Советов. Не идти на соглашение, утверждал Рязанов, – значит остаться в одиночестве. «Мы уже сделали ошибку, – продолжал Рязанов, – когда возглавили правительство и заостряли [внимание] на именах», т. е. требовали включения в правительство Ленина и Троцкого. «Если бы мы этого не сделали, за нас были бы средние бюрократические круги». Рязанов далее сообщил, что через два-три дня большевики будут стоять перед необходимостью выдавать по четверти фунта хлеба в день, а если не согласятся на блок с другими социалистическими партиями, то останутся еще и без левых эсеров, что неизбежно приведет к расколу в самой партии большевиков [126] .

За соглашение высказался также В.П. Милютин, сказавший, что большевики все равно не смогут удержать власть в руках одной партии и выдержать длительной гражданской войны. «Объективно мы уже провели нашу программу», – заявил Милютин, имея в виду захват власти Советами. Милютина поддержал А.И. Рыков, относившийся к переговорам об однородном социалистическом правительстве «серьезно» и считавший, что, если переговоры закончатся неудачей, от большевиков отшатнутся те группы населения, которые их поддерживают, и СНК власти все равно не удержит [127] .

Параллельно с заседанием ЦК РСДРП(б) в ночь с 1 на 2 ноября проходило заседание ВЦИКа, в повестке дня которого также стоял вопрос о ходе переговоров. Представитель Викжеля М.Ф. Крушинский подтвердил позицию профсоюза железнодорожников. За создание однородного социалистического правительства вновь высказались левые эсеры [128] . На это большевистская фракция ВЦИКа ответила отказом. М.М. Володарский прочитал только что заготовленный на заседании ЦК РСДРП(б) проект резолюции ВЦИКа, существенно изменявший предварительное соглашение, достигнутое Каменевым на совещании у Викжеля.

Тем временем Ленин попытался упрочить партийную дисциплину. 2 ноября на заседании большевистского ЦК он предложил к рассмотрению написанную им резолюцию «По вопросу об оппозиции внутри ЦК», требующую создания однопартийного большевистского правительства. Коалицию с другими социалистическими партиями Ленин готов был признать только в Советах (и ВЦИКе), но не в правительстве [129] . Резолюция предназначалась прежде всего для очередного заседания ВЦИКа, начавшего свою работу вечером 2 ноября и продолжавшегося до раннего утра 3-го. Заседание было малочисленным. Присутствовало (судя по результатам голосований) 39 человек. Но на этом заседании, которому ни Ленин, ни Троцкий не уделили должного внимания, они потерпели одно из самых тяжких своих поражений.

Началось с того, что Б.Ф. Малкин [130] от фракции левых эсеров огласил ультиматум о необходимости пересмотра резолюции ВЦИКа от 1 ноября по вопросу о платформе соглашения социалистических партий. Зиновьев в ответ зачитал ленинскую резолюцию (как постановление ЦК), но добавил, что резолюция эта в большевистской фракции ВЦИКа еще не обсуждалась [131] . В связи с этим фракция большевиков попросила сделать перерыв на час, провела голосование во фракции и отвергла ленинскую резолюцию. Вместо нее фракция приняла новую, оглашенную Каменевым во ВЦИКе в форме проекта в 3 часа 15 минут утра 3 ноября: ВЦИК «считает желательным, чтобы в правительство вошли представители тех социалистических партий… которые признают завоевания революции 24/25 октября… [ВЦИК] постановляет поэтому продолжать переговоры о власти со всеми советскими партиями и настаивает на следующих условиях соглашения. Центральный исполнительный комитет расширяется до 150 человек… В правительстве не менее половины мест должно быть предоставлено большевикам. Министерство труда, внутренних дел и иностранных дел должны быть предоставлены большевистской партии во всяком случае… Постановляется настаивать на кандидатурах товарищей Ленина и Троцкого» [132] .

Ленина происшедшее привело в бешенство. 3 ноября он предъявил «ультиматум большинства ЦК РСДРП(б) меньшинству». Ультиматум был оглашен на заседании ЦК 4 ноября [133] . ЦК предложил меньшинству «подчиниться партийной дисциплине и проводить ту политику, которая сформулирована в принятой ЦК резолюции» от 2 ноября [134] . Ультиматум подписали Ленин, Троцкий, Сталин, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Иоффе, А.С. Бубнов [135] , Сокольников и М.К. Муранов [136] . Тогда в ответ на ультиматум меньшинство в составе Каменева, А.И. Рыкова, В.П. Милютина, Зиновьева и В.П. Ногина опубликовало заявление о выходе из состава ЦК РСДРП(б) [137] . Решающее сражение между сторонниками и противниками однородного социалистического правительства было назначено на 4 ноября, и Ленин с Троцким эту битву выиграли. Во ВЦИКе за Лениным и Троцким шло теперь большинство. Против соглашения с социалистическими партиями выступил наиболее радикально настроенный Петроградский Совет.

Итоги непродолжительного, но довольно острого кризиса в большевистском руководстве, приведшего в конце концов к срыву переговоров об образовании коалиционного социалистического правительства и поражению умеренных левых сил, подвел Троцкий на Петроградской городской партконференции 4 ноября. Он свел дело к воле рабочих, которую выражали большевики, отвергшие компромисс в вопросе о правительстве. На этот раз Троцкий в смысле сроков реализации своей программы увлекся больше, чем обычно, исчисляя их днями: «Происходит революция социалистическая, революция рабочего класса, когда осуществление нашей программы… максимум – дело ближайших дней» [138] . В таком же духе звучала и принятая петроградцами резолюция.

Иначе обстояло дело в Москве, где во главе большевиков стоял правый Рыков. 7 ноября на заседании Исполкома Моссовета он предложил от имени фракции большевиков ту самую резолюцию, которую в ночь на 3 ноября принял ВЦИК и которая так возмутила Ленина. Рыков указал, что он – «враг репрессий и террора и потому вышел из состава ЦК партии» и СНК. От имени партии большевиков Рыков обещал членам Исполкома, что власть в России будет передана Учредительному собранию сразу же после его созыва [139] .

Если Рыков и был искренен, позиция его не многое определяла. В то время как Рыков делал уступки в Москве, Ленин в Петрограде предъявил Каменеву, Зиновьеву, Рязанову и Ларину новый ультиматум: либо немедленно дать письменное обязательство подчиниться решениям ЦК и во всех выступлениях проводить его политику, либо отстраниться от всякой публичной партийной деятельности и покинуть ответственные посты до очередного партийного съезда. В противном случае Ленин грозил оппозиционерам немедленным исключением из партии [140] . В ответ Каменев обвинил Ленина и его сторонников в ЦК в срыве партийных решений. Каменева поддержали Рязанов, Милютин, Ларин и Н.И. Дербышев [141] . И только Зиновьев «капитулировал» и принял сторону Ленина [142] .

Тогда, пользуясь стоящим за ними в ЦК большинством, Ленин с Троцким на заседании ЦК в первой половине дня 8 ноября сняли Каменева с должности председателя ВЦИКа в связи с несоответствием «между линией ЦК и большинства фракции [во ВЦИКе] с линией Каменева» [143] . Однако большинство большевистской фракции придерживалось точки зрения Каменева. И чтобы навязать фракции резолюцию ЦК, к ней были посланы для разъяснительной беседы три члена ЦК: Троцкий, Сталин и Иоффе. Под их давлением фракция согласилась Каменева с поста снять. Его место занял Свердлов [144] .

Современный исследователь В. Бушуев полагает, что «главная, принципиальная и трагическая ошибка большевиков» состояла именно в отказе от создания коалиционного правительства всех социалистических партий и что эта возможность была сведена на нет «такими максималистами, как Л. Троцкий» [145] . Конечно, то была не «ошибка», а хладнокровно продуманный и согласованный Лениным и Троцким курс на однопартийную диктатуру. И этот курс вызвал молчаливую или активную оппозицию большей части населения России. Горький, еще недавно безапелляционно поддерживавший Ленина, после Октябрьского переворота из-за узурпации власти большевиками занял однозначно антибольшевистскую позицию. В статье «К демократии», опубликованной в продолжавшей пока еще выходить его собственной газете, он писал, что «Ленин, Троцкий и сопутствующие им отравились уже гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия» [146] . Мартов, почти принявший большевистскую линию в дооктябрьские дни, осознав свое бессилие в деле склонения большевиков хоть к какому-то компромиссу, решил просто уйти с политической арены. 19 ноября он писал Аксельроду: «После мучительных колебаний и сомнений я решил, что отойти в сторону – более правильный исход, чем остаться в оппозиции в том лагере, где Ленин и Троцкий вершат судьбы революции» [147] .

Для ослабления оппозиции широких кругов населения России большевики развернули кампанию агитации и пропаганды своих идей, мыслей и целей, активизируя для этого все имевшиеся у них печатные органы и одновременно вводя цензуру или запрещая небольшевистские издания. Уже 26 октября Ф.И. Дан на заседании ВЦИКа сообщил, что большевики предпринимают попытки установить цензуру печатного органа ВЦИКа «Известий», для чего направляют туда своих представителей, которые изымают статьи [148] . 27 октября был издан ограничительный декрет о печати, против которого выступала оппозиция [149] . СНК фактически предоставил себе право закрывать любые газеты. Декрет задним числом легализовал действия ВРК и отрядов Красной гвардии по закрытию и конфискации газет, в том числе «Речи», «Дня» и «Вестника городского управления».

4 ноября вопрос этот обсуждался на заседании ВЦИКа и вылился в горячие споры. Выступавший от имени оппозиции большевик Ю. Ларин заявил, что «вопрос о печати нельзя выделить из всех остальных стеснений, применяемых революционной властью, – арестов, обысков и тому подобное» и приведших к «общей необеспеченности граждан». Декрет о печати Ларин предложил отменить. Ему возразил большевик-ленинец В.А. Аванесов [150] : «Я должен заявить, что право на закрытие буржуазных газет в период боевых действий в момент восстания как будто никем не оспаривалось… Отстаивая свободу печати, мы полагаем, что в это понятие нельзя вкладывать старые понятия мелкобуржуазных и буржуазных свобод… Было бы смешно полагать, что советская власть может под свою защиту взять старое понятие о свободе печати».

Аванесов ни в чем не убедил оппозицию. Выступивший от имени левых эсеров А.Л. Колегаев [151] сказал, что ПЛСР не смотрит на вопрос о свободе печати «как на мелкобуржуазные предрассудки», а про резолюцию большевиков заметил, что в ней «бросаются демагогические слова и замазывается суть вопроса» [152] . Тогда на трибуну вышел Троцкий: «Здесь два вопроса связывают между собой: 1) вообще о репрессиях и 2) о печати. Требования устранения всех репрессий во время гражданской войны означают требования прекращения гражданской войны… В условиях гражданской войны запрещение других газет есть мера законная… Вы говорите, что мы [до революции] требовали свободы печати для «Правды». Но тогда мы были в таких условиях, что требовали минимальной программы. Теперь мы требуем максимальной» [153] .

Троцкого поддержал Ленин: «Троцкий был прав… Мы и раньше заявляли, что закроем буржуазные газеты, если возьмем власть в руки. Терпеть существование этих газет – значит перестать быть социалистом… Закрывали же ведь царские газеты после того, как был свергнут царизм. Теперь мы свергли иго буржуазии. Социальную революцию выдумали не мы – ее провозгласили члены Съезда Советов – никто не протестовал» [154] .

Было очевидно, что никакого недоразумения в декрете о печати нет. Резолюции оппозиции были отклонены [155] . В знак протеста против резолюции в отставку подала группа большевистских наркомов, от имени которых декларацию зачитал Ногин [156] . Но в результате ВЦИК большинством голосов принял постановление, текст которого был написан Троцким [157] .

На заседании ЦК 29 ноября Троцкий высказался за установление тесной связи Наркомата просвещения, возглавляемого Луначарским, с редакциями «наших» (большевистских) газет, для чего предложил ежедневно по вечерам собирать в Смольном редакторов «для информирования». Это был первый шаг к созданию системы централизованного партийного контроля над советской прессой. Большевистскому издательству «Прибой», согласно Троцкому, следовало организовать бюро стенографов, записывающих «все нужные речи», которые становились бы затем «самым животрепещущим материалом по текущему моменту» [158] и публиковались в прессе. При решении на том же заседании вопроса о составе редакции газеты «Правда» было предложено включить в состав редколлегии Бухарина, Сталина и Сокольникова. Но вмешался Ленин и предложил другую тройку: Сокольников, Сталин, Троцкий [159] . В результате было принято компромиссное решение о включении в редакцию всех четверых. В резолюции по поводу «Правды» было записано, что «все редактора газет» (естественно, партийных, большевистских) «к 3 – 4 часам сходятся в Смольный, где их информирует тов. Троцкий» [160] о произошедших событиях и том, что должно быть опубликовано газетами.

Троцкий принял самое активное участие в разгоне городской и районных дум Петрограда, возглавив комиссию по их роспуску и 16 ноября представил на заседание Совнаркома проект декрета об их упразднении [161] . Будучи избранным от партии большевиков в состав Учредительного собрания [162] , вместе с Лениным он стал инициатором его роспуска. В этом вопросе между Лениным и Троцким тоже было полное согласие. Когда 28 ноября, в день первоначально предполагавшегося открытия Учредительного собрания, демонстранты, выступавшие в его поддержку, смогли прорваться в Таврический дворец и провести там «собрание», названное I частным совещанием депутатов Учредительного собрания, это событие было сочтено большевистской властью опасным прецедентом, ставившим под угрозу ее легитимное существование. Партийное руководство всполошилось. Вечером того же дня на заседании Совнаркома Троцкий объявил происшедшее «вооруженным восстанием» против Советов во главе с кадетским ЦК, являющимся координационным центром контрреволюции во всероссийском масштабе, после чего был принят написанный Лениным декрет об аресте кадетских лидеров и предании их суду ревтрибунала. Партия кадетов была объявлена большевиками запрещенной, как партия врагов народа, а вся кадетская пресса подлежала закрытию и конфискации [163] .

1 декабря на заседании ВЦИКа левый эсер И.З. Штейнберг выступил против антикадетского декрета, и Ленин ответил ему, но, как показалось Троцкому, недостаточно внятно. Троцкий взял слово и, поднявшись на трибуну, стуча ладонью по кафедре, произнес слова, которые затем легли в основу красного террора: «В том, что пролетариат добивает господствующий класс, нет ничего безнравственного… Вы возмущаетесь тем нагим террором, который мы направляем против своих классовых противников – но знайте, что не далее, как через месяц, этот террор примет более грозные формы, по образцу террора великих революционеров Франции. Не крепость, а гильотина будет для наших врагов» [164] . Троцкий перешагнул Рубикон. Если полтора десятилетия назад он ссылался на опыт террора Французской революции XVIII в. исключительно для критики «Максимилиана» Ленина, сегодня его устраивали и «Максимилиан» Ленин, и сама гильотина, и большевистский революционный террор по типу французского.

Кадеты, когда-то – с точки зрения российского правительства – входившие в левый революционный сектор, после октября 1917 г. оказались в крайне правом. Из влиятельных политических партий правее уже никого не оставалось. В запланированном Учредительном собрании кадетский правый сектор (туда входили незначительные количественно депутаты партий, правее кадетов) имел 17% голосов. С объявлением конституционно-демократической партии вне закона большевики, разумеется, изгоняли из депутатов собрания всех представителей кадетской партии. И Учредительное собрание по составу больше походило тогда на ВЦИК, куда входили только левые социалистические партии (большевики, эсеры, меньшевики и анархисты). Именно поэтому большевики пытались получить теперь формальное согласие ВЦИКа и Петросовета на арест кадетов и исключение их из членов Учредительного собрания.

По вопросу о кадетах и Учредительном собрании – высшем органе государственной власти, «хозяине земли Русской», как тогда его называли, – Троцкий, как председатель Петросовета, выступал на его заседаниях несколько раз [165] . 2 декабря Совет по его докладу принял постановление с требованием изгнать кадетов из Петроградского Совета, как деятелей партии врагов народа [166] . Это было провокационное требование, в значительной степени предвещавшее и предрешившее разгон Учредительного собрания в ночь с 5 на 6 января 1918 г.

Спор по поводу возможности образования однородного социалистического правительства, решительная победа в этом споре твердокаменных большевистских лидеров Ленина и Троцкого, их единство в отношении Учредительного собрания, их совместные усилия по установлению большевистской монополии на прессу означали выбор в пользу жесткой однопартийной диктатуры, становления тоталитарной социальной системы, которой, правда, предстояло пройти еще немалый путь, чтобы достичь своих «зияющих высот» [167] при режиме Сталина. Вместе с тем события первых недель после Октябрьского переворота воочию свидетельствовали о принципиальном единстве позиций Ленина и Троцкого, о том, что былые политические разногласия между ними ушли в недавнее, но забытое прошлое, что Троцкий превратился в наиболее верного последователя курса Ленина [168] . Позже между ними возникали разногласия, подчас весьма серьезные, но до разрыва дело никогда не доходило, и тесное сотрудничество в полной мере восстанавливалось, хотя с обеих сторон сохранялись остатки настороженности, отчасти связанные именно с конфликтами прошлых лет. Не случайно противники большевистской власти были убеждены, что исчезновение одного из них, а тем более их обоих серьезно подорвет существовавшую власть. В том, что именно Троцкий с Лениным стоят во главе новой власти, были убеждены и беспристрастные наблюдатели, включая зарубежных. Любопытно в этом смысле предисловие издательства «Товарищество И.П. Ладыжникова» в Берлине к новому изданию брошюры Троцкого, выпущенной в декабре 1917 г.: «Настоящее произведение Льва Троцкого, одного из вдохновителей ноябрьской революции [1917 г.] и члена правительства народных комиссаров в России, написано автором лет десять тому назад и опубликовано им в виде заключения к его истории революции 1905/06 гг. Переиздавая теперь это издание, мы задались целью ознакомить читателей с основными взглядами автора на характер и задачи русской революции. Взгляды эти, насколько можно судить по выступлениям Троцкого, в своих существенных чертах не изменились. Их связное, цельное изложение поможет читателю разобраться в положительных и отрицательных сторонах ноябрьской революции, в которой Троцкий, рядом с Лениным, занял руководящее положение» [169] .

Сам Ленин теперь отлично осознавал первостепенную роль своего бывшего заклятого врага иудушки Троцкого в становлении новой власти. Он как-то неожиданно спросил Троцкого: «А что, если нас с вами белогвардейцы убьют, смогут Свердлов с Бухариным справиться?» – «Авось не убьют», – ответил Троцкий. «А черт их знает», – сказал Ленин [170] .