Текст книги "Повесть об Атлантиде и рассказы"

Автор книги: Юрий Томин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– А знаешь, так молчи!

– Не замолчу.

– Нет, замолчишь!

Петька сделал шаг к Юрке. Юрка выставил вперед плечо.

– Бей его! – развеселился Леша. – Если так не переспорить, – бей по зубам. Сразу поймет. Кулак все объяснит.

Вид у спорщиков был грозный. Чересчур грозный, чтобы можно было не смеяться. Вслед за Лешей рассмеялись и все остальные.

Петька и Юрка снова уселись на траву, потому что драться, когда все смеются, не имеет смысла.

– Странное дело, – сказал Сергей Михайлович. – Одному не нравится летать в туман, а он летает. Другой считает свою специальность обыкновенной, но не вылезает из тайги шестой год. Третий говорит, что летать – ерунда, а четвертый готов защищать летчиков… кулаками. Спросим пятого. Ты как думаешь, Лена?

– А я… – не сразу ответила Лена. – Я сама не знаю… Я бы пошла работать все равно куда… – она не договорила и ушла в палатку.

– Вот и выходит, что я – барбос… – растерянно сказал Сергей Михайлович. – Какая глупость! – Он встал и тоже направился в палатку.

Так окончился спор о профессиях и о романтике, которая то ли есть, то ли нет, но которую все почему-то ищут за тридевять земель.

Когда ребята прощались, Сергей Михайлович сказал Юрке:

– Спорили, спорили, и выходит – зря? Так и не решили, какая профессия интересней… Верно, Юра?

Юрка взглянул на Сергея Михайловича, вздохнул и сказал:

– Знаете, Сергей Михайлович… Только вы не обижайтесь. Вы – хитрый, – и побежал вдогонку за ребятами.

10. Урок борьбы

Два удивительных события случились в Усть-Каменске.

Первое – в доме Петьки.

Его мать, вернувшись с работы, увидела Петьку, сидевшего за столом в одной тельняшке. Рядом – Сенька, склонив голову набок, морщил лоб, пыхтел и нетерпеливо двигал локтями.

– А вот и не так… – приговаривал Сенька. – А мамка не так шьет.

Получив подзатыльник, Сенька мотнул головой, но стерпел: пожалеть было некому, и потому реветь не имело смысла.

Оба так увлеклись, что не заметили, как пришла мать.

Первым ее увидел Сенька. Он улыбнулся, но тут же вспомнил о подзатыльнике и захныкал.

Мать подошла к столу, заглянула через плечо сына и ахнула.

Петька пришивал пуговицу к рубашке.

В этом не было бы ничего удивительного, если бы за иглу взялся кто-нибудь другой. Но Петька!.. Он вечно ходил с растерзанным воротом; если какой-нибудь забор в Усть-Каменске красили утром, то можно было не сомневаться, что вечером на Петькиной рубашке окажется свежая полоса; когда он подружился с мотористами, на штанах появились пятна мазута. Он заходил к рыбакам и возвращался облепленный рыбьей чешуей. Но все эти мелочи не смущали его, как не смущает промасленный комбинезон рабочего человека.

И вдруг – пуговица.

Закончив работу, он отпилил нитку тупым ножом и только тогда, взглянув на мать, пояснил:

– Она уже давно оторвалась, а ты не замечала. Что я, обязан без пуговицы ходить?

– Да ты бы сказал, Петенька, – смутилась мать.

– Чего тут говорить. Делов-то… А ты, мам, лучше купи мне рубашку.

– Да что это тебя на одежду потянуло? Обожди – сошью.

– Нет, мам, купи. Ты шить долго будешь, а мне обязательно для завтра нужно. Пойдем, купи сейчас.

– Зачем она тебе сейчас, новая?

– Нужно…

– Обожди хоть до получки: три дня осталось.

– Ничего ты, мама, не понимаешь! Ну займи. Мне сейчас нужно, а потом можно опять продать.

Мать качала головой и удивлялась. Но Петька стоял на своем и, в конце концов, потащил ее в магазин.

Второе событие произошло в доме Аленовых в тот же день.

– Папа, – спросил Юрка, – как ты думаешь, если человек – слепой, его можно вылечить?

– Смотря какая слепота. Одного можно, другого нет.

– Ну, если он совсем такой, как другие люди. Глаза у него обыкновенные, даже не заметно, что он не видит.

– Не знаю, Юра, я ведь не врач. Зачем тебе это знать?

– Потому, что я глазным врачом буду. Я уже решил!

– Уже решил – рассмеялся отец. – А почему не хирургом или невропатологом?

– Ничего смешного нет, – обиделся Юрка. – Ты ведь не знаешь, как некоторые переживают. Им видеть все хочется, а они не могут.

– Ой, Юрка, опять, наверное, новую книжку прочитал… Ты же путешественником хотел быть.

– Я и буду путешествовать. Буду ездить и лечить. Другой, может быть, десять лет собирается к профессору поехать, а тут я сам поеду.

– Маша, слышишь? Юрка наш специальность переменил. Глазным профессором будет!

– Слышу, – отозвалась мать. – Обедать идите, профессора, суп стынет.

Вот так всегда! В самые ответственные, в самые важные минуты твоей жизни, когда в душе у тебя просыпается что-то благородное, когда решается твоя судьба и ты ждешь совета, на столе появляется… суп.

Это глупо! При чем тут суп? В эту минуту ты можешь совершить подвиг. Но родители привыкли к тому, что ты фантазер; они смотрят на тебя с добродушной усмешкой и не хотят, не могут понять, что ты говоришь серьезно. Они шутят… Это легче – отшутиться, чем ответить по-настоящему. А ведь так хочется, чтобы с тобой поговорили серьезно хоть один раз в жизни!

Глядя на Юрку, отец и мать улыбаются – совсем не обидно, даже ласково. Но именно поэтому никогда не узнают они о девочке со светлой косой, которая смотрит так, будто старается разглядеть что-то очень далекое.

Вечером Юрка и Петька встретились на улице. Они поговорили о разных делах, но, как и полагается мужчинам, ни словом не обмолвились: один – о новой рубашке, другой – о своем решении стать врачом.

Потом они пошли к Димке, чтобы договориться назавтра выехать пораньше. Димкин дом стоял с края, у самой тайги. Здесь было тихо. Дорога поросла мелкой пыльной травой, и лишь на середине пролегла колея, пробитая аэропортовскими бензовозами.

Димка сидел прислонившись к забору; в руках у него была глиняная кошка со щелью в голове – копилка. Он тыкал в щель палочкой, обмазанной клеем.

– Ты чего делаешь?

– Хочу деньги достать, посчитать. Мелочь вытряс, а бумажки не вылезают. Разбивать жалко.

– Много у тебя?

– Рублей восемь.

– А мы и не знали, что у тебя деньги есть, – сказал Петька. – Когда на лодку собирали, ты три рубля дал. Хитрюга ты, Димка.

– Так то совсем на другое… Я на ружье собираю. Сами же будете просить пострелять.

– Ладно, копи, нам не жалко. Только нечестно это – втихомолку.

– Да чего ты ко мне привязался! – обозлился Димка. – Твои деньги?

– Подожди, Петь, – сказал Юрка, видя, что разговор поворачивает не туда, куда нужно. – Мы, Димка, собираемся на два дня поехать…

– Вам хорошо, если отпустили, а меня не пускают.

– Нас тоже не отпустили, мы решили: будь что будет, уедем – и всё! Поднимемся выше острова и уйдем в тайгу. В тайге мы обязательно чего-нибудь найдем.

– Да… Найдешь с вами… – протянул Димка. – Будто приклеились к этому острову. Ну, уедем на два дня: попадет только, и всё зря.

– Почему зря?

– Потому…

– Нет, ты скажи – почему? – настаивал Петька.

– Да уж знаю почему… – Димка осторожно вытянул из щели трехрублевку и положил ее рядом на траву. – Потому, что вы за этой девчонкой бегаете. Тоже мне, нашли «Спящую красавицу».

– А ну, повтори!

– Ну и повторю.

– Ну, повтори!!

– Повторю! «Спящая красавица»…

– Еще повтори!!!

– «Спящая…»

Бац! Копилка вылетела из Димкиных рук. Димка отскочил в сторону, но тут же, устыдившись, бросился к Петьке; его кулак встретился с Петькиным. Клацнули костяшки пальцев. И от боли каждый из них стал сильнее вдвое. Они молотили друг друга по чем попало, бестолково размахивая руками. Нет больших врагов, чем недавние друзья. Не на жизнь, а на смерть! Не «до первой крови», а до полной победы! Забыты правила честной драки. Димка лягнул ногой, не попал. Петька обхватил его за шею, покатились по земле пыльным клубком. Юрка схватил Димку за ногу, стараясь оттащить его в сторону, и ни за что получил каблуком по колену. Он пытался растащить их за плечи, но они цеплялись друг за друга, и Юрке досталось локтем по носу. Разозлившись, Юрка пнул ногой Димку, но попал в Петьку, разозлился еще больше и отошел в сторону.

Устав, ребята на секунду прекратили драку и, держа друг друга за руки, лежали на дороге.

– Повтори!.. – услышал Юрка хриплый Петькин голос.

– Спящая… – ответил ему свистящий шепот, и снова на дороге в пыли замелькали ноги и головы.

Впрочем, все это продолжалось не очень долго.

Петька почувствовал, как чьи-то руки оторвали его от земли и, уже не соображая ничего, лягнул ногой что-то мягкое.

– За что же меня?.. – послышался знакомый голос. Рядом с ребятами стоял Виктор Николаевич.

– Исаев?!

Ну, конечно, Исаев. Опять Исаев! Стоит Исаеву провиниться, и учитель тут как тут. Можно подумать, что он специально следит за ним.

– Не буду я больше учиться! Уйду из школы! Чего вы за мной следите? – крикнул Петька. – Каникулы сейчас…

– Я не следил за тобой, – пересиливая себя, мягко ответил Виктор Николаевич. – Просто шел мимо и увидел драку.

– Они не дрались, Виктор Николаевич, – вмешался Юрка, – они поспорили, кто сильнее. Они боролись.

Виктор Николаевич смотрел то на одного, то на другого. «Вот и встретились, – думал он, – и снова Исаев… Сказать ему, что драться нехорошо?.. А разве он сам не знает этого? Пригрозить? А разве, научившись бояться, он научится уважать?»

Как никогда, хотелось сейчас Виктору Николаевичу сказать Исаеву что-то такое, чтобы этот резкий парень понял его и не смотрел на него такими злыми глазами. Ученик Исаев великолепно знает, что можно, а что нельзя, но он – мальчишка. А ведь даже самым примерным мальчишкам не всегда удается делать только то, что можно.

Но учитель Рябцев не нашел нужных слов. Эти слова нашел бывший мальчишка – Витя Рябцев.

– Разве это борьба! – пренебрежительно сказал он. – Настоящая борьба прекращается, когда кто-нибудь окажется на лопатках. Каждый из вас уже по нескольку раз проиграл. Я видел, как вы катались…

Ребята недоверчиво взглянули на учителя. Неужели он действительно не понимает, что они дрались?

– Тут важно установить, кто первый оказался на лопатках, – озабоченно продолжал учитель. – Я издали це видел. А ты видел, Аленов?

– Кажется, Димка.

– Он… – буркнул Петька, не любивший ни в чем уступать первенства.

– Нет, – ты! – возразил Димка. – Сначала ты на спину упал.

– А вы попробуйте снова. Я буду судьей, – предложил учитель.

У Петьки и Димки было достаточно синяков, но Виктор Николаевич словно и не замечал этого. Глядя исподлобья, ребята положили руки друг другу на плечи. Они еще не остыли, и ни один из них не хотел уступать. Впрочем, их руки соприкоснулись мягко, и уже в этом движении заключалась частица мира.

Некоторое время они топтались на одном месте, затем Димка упал, увлекая Петьку. Они возились на земле. Петька навалился на Димку, пытаясь перевернуть его на спину. Вот одна лопатка коснулась земли… Димка рванулся, и Петька, воспользовавшись этим, упал на него сверху, пригвоздив к земле.

– Неправильно, – сказал Димка, отряхиваясь, – под лопатку можно было руку просунуть. Я на мостик встал.

– Ничего не поделаешь, Дима, – вздохнул Виктор Николаевич. – Все было верно. Но по правилам нужно проводить не одно состязание, а целый матч, скажем, из пяти, партий. Только тогда можно установить, кто сильнее. Ну, это вы уж без меня…

– Да не боролись мы… – пробормотал Петька.

Учитель засмеялся:

– До свиданья, чемпион.

Ребята молча смотрели вслед учителю. Он ни разу не обернулся.

– Так ты поедешь на два дня, Дима? – спросил Юрка.

– А думаешь, – не поеду?! Пропадать, так вместе!

– Ладно, – сказал Петька, ковыряя каблуком землю, – как-нибудь не пропадем.

– А ты зря злишься, – довольно миролюбиво заметил Димка, – он все-таки ничего… Только молодой очень… опыта нет. Был бы у него опыт, он бы нас так зажал: не пикнули бы.

– Ладно, разберемся… Вон твоя копилка лежит. Не разбилась?

– Чего ей сделается, – сказал Димка.

11. Экспедиция уходит

В лагере уже не было ни балка, ни трактора. Рабочие переносили экспедиционное имущество, увязывали, укладывали, вьючили на лошадей и по двое, по трое уходили в тайгу. На поляне стояли аккумуляторы, приборы под чехлами, валялась прогоревшая печка. Палатки сняли. Лишь прямоугольники пожелтевшей, мятой травы указывали место, где они когда-то стояли.

Среди этой суматохи ребята чувствовали себя ненужными, особенно Петька в своей новой светло-голубой рубахе. Впрочем, на них не обращали внимания. Только Сергей Михайлович кивнул им издали да Тоня поздоровалась, пробежав мимо. Они потолкались на поляне, обошли ее кругом. Лены не было. Все были так заняты, что ребята не решились спросить, где она.

Наконец к ним подошла Тоня.

– Лена уже ушла, мальчики.

– Куда ушла?

– На новое место. Там ее отец.

Ребята думали, что Тоня сейчас скажет о том, что Лена их ждала и, уходя, просила передать привет и просила прийти, если можно. Но Тоня ничего не сказала. И вообще она выглядела как-то странно, казалась расстроенной и смотрела на ребят, поджав губы, будто сердилась.

– Она ничего не говорила? – не вытерпел Юрка.

– Ничего… – Тоня помолчала. – Знаете, мальчики, у Лены большое горе: умер профессор Филатов. Мы только вчера узнали. А ведь она так надеялась… Мы не хотели ей говорить, но она случайно услышала. – Тоня, махнув рукой, отошла в сторону.

Ребята повернули и молча пошли к реке. Их окликнули.

– Что ж вы уходите, не попрощавшись? – сказал Сергей Михайлович, подходя к ним. – Больше, возможно, не увидимся.

– До свидания, – сказали ребята.

– Всего хорошего, хлопцы. Я передам Лене, что вы приходили. – Он сдвинул брови, словно вспоминая. – Вот такое дело, хлопцы… У нее только и свету было, что профессор. Она ведь недавно ослепла, года полтора… Они с отцом все деньги собирали на поездку. Матери у нее нет. Отец к нам нанялся, чтобы заработать побольше. Осенью собирались ехать…

– Что уж теперь ехать… – сказал Петька хмуро.

– Нужно ехать, – твердо проговорил Сергей Михайлович. – Человек умер, а дело его не умерло. Остались ученики, осталась клиника. Суть не в этом… Понимаете, хлопцы, что значит, когда теряешь надежду? Лена верила в профессора, – понимаете? Не в дело его, а в него лично… Она знала одно: Одесса, профессор Филатов – и через месяц она здорова. Теперь нет профессора… Она плачет, и мы ничего не можем с ней поделать.

По тому, как произнес Сергей Михайлович это «мы», ребята поняли, что несчастье Лены – несчастье общее. Видно, так полагается у тех, кто живет бродячей и трудной жизнью: они привыкли делить работу и хлеб, и горе на всех поровну.

– Ну, а вы, путешественники, далеко собрались? – спросил Сергей Михайлович.

– По реке поплывем. А там посмотрим…

– Через порог пойдете?

– Пойдем.

– Думаете, там она?

– Лена? – спросил Петька.

– Атлантида…

– Чего? – спросил Юрка.

– Я же говорил: она расскажет, – сказал Димка. – Она обещала никому не рассказывать…

– А я и есть никто, – улыбнулся Сергей Михайлович. – У меня – в одно ухо влетело, в другое вылетело. Только Атлантида, хлопцы, не здесь; она на дне Атлантического океана, в районе Азорских островов. Хотя… Ученые до сих пор спорят о том, где ее искать. Одни помещают ее в Средиземном море, другие – в Черном, и даже – в северных морях…

– А здесь ее не может быть? – спросил Юрка.

– Здесь?.. – Сергей Михайлович прищурился и внимательно посмотрел на Юрку. – А может быть и здесь! – весело сказал он. – Ищите. Только не заблудитесь, чтобы вас потом искать не пришлось. Вот возьмите, – он протянул им компас.

– У нас есть компас.

– Такого нет.

Такого компаса, как часы, с ремешком, у ребят действительно не было.

– Ну, прощайте. Может, встретимся… Спасибо вам за Лену.

– Почему – за Лену?

– Подрастете – поймете. – Сергей Михайлович по очереди пожал всем руки и ушел.

Через несколько минут цепочка рабочих скрылась в тайге. Постепенно замолкли их голоса, и тогда стали слышны другие звуки: шелест высокой травы, скрип стволов и птичье крикливое веселье.

А ребята думали о людях, ушедших в тайгу. Эти люди шли напрямик, не выбирая дороги.

Дороги соединяют города. Многие ходят по дорогам. Это удобнее. А есть другие – их целое племя, – они не выбирают гладких путей, они идут по неудобной земле: через болота и горы, через леса и пустыни. Но там, где они прошли, вырастают новые города. И после них остаются дороги. Наверное, есть какая-то сила, которая заставляет человека сворачивать с утоптанных троп туда, где труднее. Ребята смутно ощущали в себе частицу этой силы. Им тоже хотелось идти вперед и искать, но они не знали, куда нужно идти и что нужно искать.

– Пойдем за ними потихоньку. Может, не так далеко?.. – сказал Петька.

– Зачем? – спросил Димка.

– Так…

– А как же Атлантида? – спросил Юрка.

– Ему теперь Атлантиды не нужно, – сказал Димка. – Он теперь… – Димка осекся.

Петька, сжав кулаки, смотрел на него по-взрослому жестко и прямо. И в том, что он не говорил ничего, а только смотрел, было больше угрозы, чем в любых словах. Димка понял, что в этой драке ничьей не будет.

– Мы же договорились… – растерянно сказал он. – Мы же все вместе…

Петька резко повернулся и пошел к реке.

* * *

Дул холодный ветер. Река взъерошилась, как ковер, который погладили против ворса. Над землей плыли рыхлые сероватые облака – предвестники непогоды. Перед порогом течение стало быстрее. Приходилось часто сменяться на веслах.

Вода разбивалась о нос лодки. Звонкие мелкие волны дробно и часто шлепали по бортам. На поверхности реки стали появляться воронки. Временами казалось, что кто-то под водой хватает весла, дергает, мешая грести.

Порог открылся перед ними – с камнями, окутанными гривой пены. Вода металась между камнями, побелев, словно от ярости. Лишь в середине оставался узкий проход, куда вспухшая река вливалась тугим жгутом.

Вдоль берега, босиком, оступаясь на скользких камнях, ребята тянули лодку.

– Обратно будет легко! – Петька кричал. Здесь нельзя было разговаривать тихо. – Спустимся по фарватеру!

Юрка и Димка замотали головами. Они не против приключений, но с порогом шутить не стоит. В этом месте гибли катера. А бывало, – и люди.

– Вода поднялась! – снова закричал Петька. – Проскочим…

Где-то наверху шли дожди. Река распухала на глазах, как тесто. Она облизывала берега, поднималась все выше, уносила гнилые, скатившиеся сверху стволы. В низовьях притоки текли вспять.

Ребята прошли порог, но течение было таким сильным, что долго еще им пришлось тянуть лодку бечевой.

Ветер крепчал. С высокого берега он нырял в реку, как в колодец, поднимая суетливую волну.

Ребята шли против ветра и против течения. Наконец им надоело тянуть лодку, они вытащили ее на берег и, поднявшись по откосу, вошли в тайгу.

12. Огонь

Тайга гудела под напором ветра. Он дул упорно и ровно, как будто там, у берега океана, открылась гигантская дверь, выпустив на волю невиданный сквозняк.

Над тайгой торопливо бежали к югу низкие грязноватые облака. Сосны, голые с северной стороны, тянули вслед им искривленные ветви. Все подчинялось сейчас ветру. Лишь солнце с разбегу ныряло в облака и, казалось, неслось на север.

Раньше ребята никогда не заходили в тайгу так далеко. Здесь стоял необжитый, неуютный лес, без дорог, без троп. Местами он был так плотен, что старые деревья не могли упасть и умирали на весу, опершись на ветви соседей. На полянах стояла уже подсыхающая и потому звонкая трава. В глубине леса среди стволов блуждали синеватые тени. В неподвижности тайги было что-то вечное и пугающее.

Но ребята родились и выросли здесь. Они знали, что тайга – это тайга. И не более. Они знали, что всё, имеющее уши и ноздри, разбегается от человека, идущего по тайге. Только очень осторожным, и терпеливым удается увидеть лес таким, какой он есть. И уж, конечно, у них не было никаких страхов. Ребята просто не думали об этом.

Перешагивая через лесины, они брели на север. Трава смыкалась за ними. Идти было трудно. Двигались молча и шли до тех пор, пока им не стало казаться, что они идут очень давно и, наверное, река осталась далеко позади.

На самом деле было пройдено километра два.

– Что же мы все идем да идем… – сказал Димка. – И ничего нет.

– А ты думал, тебе сразу все будет?

– Есть хочется, – настаивал Димка, – а картошку в лодке оставили. И крупу тоже. Если будет дождь, крупа вымокнет. Пойдем обратно.

Ребята давно уже чувствовали усталость и голод. И когда Димка сказал об этом, всем стало легче, потому что никто не хотел признаться первым.

Но все устали и потому, прежде чем идти назад, легли на траву и несколько минут лежали молча. И тут Юрка впервые почувствовал, что игра, кажется, приходит к концу. А еще он подумал, что искать интересно тогда, когда что-нибудь находишь, хотя бы изредка.

Петька же думал о том, что если бы с самого начала они направились на восток и шли весь день, то, может быть, догнали бы экспедицию. Тогда он сказал бы Лене, что в Одессу ехать обязательно нужно, потому что надеяться и искать все-таки лучше, чем сидеть на месте.

А Димка думал о Закарпатье; там, говорят, даже зимой полно фруктов. Больше о Закарпатье он ничего не знал, даже не знал, где оно находится.

Так они лежали усталые и молчали, пока не ощутили какую-то едва уловимую перемену в тайге. Это были звуки: еле слышные шорохи, потрескивания. Они были кругом. Но сначала ребята ничего не видели.

– Гляди! – крикнул Петька, посмотрев наверх.

Верхом, навстречу ребятам, шли белки. Их было очень много. Ярко-рыжие – почти красные, и просто рыжие с темными хвостами, и коричневые с полоской вдоль спины, – словно подгоняемые ветром, они катились по веткам, точными прыжками переносились на другое дерево. Там, где расстояние было слишком велико, они винтом спускались вниз по стволам и перебегали по земле. Движения их были суетливы: казалось, они без цели сновали вверх – вниз по ветвям. И все же в этом беге было направление и был смысл. Они шли к реке.

Великое переселение белок!

Ребята вскочили на ноги, и сразу поток разделился на два рукава, обтекая место, где они стояли, но не задержался ни на секунду.

– Они убегают… – шепотом сказал Димка. – Чего они испугались?

– Как много!.. – сказал Юрка.

Затем они увидели лося. Он пробежал совсем близко – грузный и бесшумный. Он даже не повернул к ним головы, словно это были пни, а не люди.

Ребята стояли изумленные и встревоженные. Какая-то непонятная сила привела в смятение лес; он больше не таился от людей, и значит, сила эта была страшнее человека.

– Чего они боятся? – спросил Петька.

Запах гари докатился до них. Теперь не нужно было ни объяснять, ни спрашивать. Не было никакой таинственной силы.

Над деревьями проносились полосы дыма, пока еще прозрачные и легкие. Ребята посмотрели назад, где воздух был еще прозрачен, затем – вперед, где уже начали туманиться контуры стволов…

Им хотелось убежать. Им хотелось остаться.

Мальчишки любят огонь. Взрослые тоже любят, хоть и притворяются, что костер в лесу – необходимость, а не развлечение. Кому из тех, кто бродил по лесу, хоть раз в. жизни не приходилось складывать кучу хвороста в десять, в двадцать раз больше, чем нужно! И не затем, чтобы сварить еду, а просто так – посмотреть, что получится. Стоит, прикрывая лицо локтем от нестерпимого жара, и. улыбается.

Сейчас огня не было ни сбоку, ни сзади. Дорога для отступления была открыта. Ребята двинулись вперед. Они хотели только взглянуть и уйти.

Чем дальше они шли, тем плотнее становился дым. Почему-то пропал ветер; он поднялся наверх, а внизу было тихо. Низины, заполненные дымом, были похожи на озера. Мальчишки переходили их вброд и облегченно вздыхали, выйдя на высокое место. Внизу было тихо. Но тишина – не такая, как раньше. Теперь лес не таился, он был пуст. Голубой туман висел в воздухе, и деревья, будто одурманенные этим туманом, стояли поникшие и безучастные.

Ребята думали, что они увидят фонтаны искр, пламя, идущее стеной, веселую злобу огня, от которого становится жутко и радостно. Но они видели только дым. Сначала это было просто не интересно, потом стало страшно. Им казалось, что дым заполнил весь свет и что теперь в какую сторону ни иди, не будет конца этим белесым полосам и озерам в низинах.

– Я не пойду дальше, – сказал Юрка.

Ребята остановились.

– У меня в ушах звенит от дыма, – сказал Димка.

Петька подумал секунду.

– Ладно, – сказал он, – там и дальше, наверное, нет ничего…

Петька хотел отступить с честью, но это не удалось. Снова что-то переменилось в лесу. Когда они обернулись назад, то увидели, что дымная стенка чуть колыхнулась, дымные озера полезли из берегов, ленты и полосы зашевелились. Может быть, это объяснялось случайным порывом ветра… Но в движении была согласованность. Дым пошел в наступление, со всех сторон он тянулся к ним.

И тогда, сорвавшись с места, они бросились бежать – плечом к плечу, стараясь не отставать друг от друга, потому что сейчас каждый из них больше всего боялся остаться один.

Димка споткнулся и со всего маху грохнулся на землю. Пока он лежал, ребята успели сделать всего несколько шагов, но Димке показалось, что они удаляются быстро и навсегда.

– Стой, ребя-та-а!.. – крикнул он, вскакивая.

Они остановились.

– Дураки! – выдохнул Димка, подбегая к ним. – Не видите, что упал?!

– Не ори, – ответил Петька. – Мы тебя бросили, что ли? Видишь – ждем.

Они побежали снова.

Впереди все тонуло в белом горьком тумане. Поддавшись страху, они уже не могли остановиться и бежали наугад, туда, где было светлее.

Они бежали втроем – плечо к плечу, – потом их стало двое.

Юрка отклонился на несколько метров, чтобы обогнуть упавшее дерево. Он все время видел ребят, и вдруг нога провалилась в пустоту; он покатился вниз, цепляясь пальцами за сухую, комковатую землю.

Он ничуть не ушибся. Все тело его было сейчас в том напряжении, когда не чувствуешь ни ушибов, ни боли. Вскочив на ноги, Юрка крикнул вверх, в серую муть, плывшую над головой:

– Я здесь! Сейчас вылезу!

Никто не откликнулся.

Юрка бросился вверх, но земля осыпалась под его ногами. И он побежал по дну оврага, отыскивая место, где можно выбраться.

Овраг не имел конца.

Под ногами хлюпала вода. Юрка понял, что это ручей. И понял, что остался один; один в горящем лесу – это все равно, что один во всем мире. Если бы у него было время, – может быть, он заплакал бы… Но он торопился – нужно было куда-нибудь бежать, все равно куда. И Юрка побежал вниз по долине ручья. Он выбрал верное направление, но не потому, что выбирал, а потому, что вниз бежать было легче.

Когда полчаса спустя ручей вывел его к реке и он увидел стоящую у берега лодку и ощутил тот же холодный, тугой ветер, то это показалось ему чудом – величайшим из чудес, которые бывают только во сне и которым трудно поверить.

Но тут он вспомнил о Димке и Петьке. И ему показалось уже, что не они его, а он их бросил, и Юрка подумал о том, как это должно быть невозможно и страшно вернуться домой без них.

Тогда он решил, что будет ждать их здесь хоть месяц.

А потом – заплакал. Теперь у него было время для этого.

* * *

Исчезновение Юрки ребята заметили почти сразу. Но «почти» – это очень много, когда летишь сломя голову.

– Стой! – крикнул Петька. – Где Юрка?

– Он тут был…

– Давай обратно!

– Ты посмотри, я здесь подожду, – сказал Димка.

Петька вернулся назад. Он помнил: когда перелезали через дерево, Юрка был рядом. Петька обошел дерево, заметил овраг, заглянул в него. Там никого не было.

– Юр-а-а!..

Дым спеленал звуки; лес не зазвенел, не откликнулся эхом, как прежде.

Петька подошел к Димке.

– Нет его… Давай вместе искать.

– Как же искать?.. – торопливо заговорил Димка. – Смотри, чего тут кругом… Мы сами не выберемся! Знаешь, Петь, он, наверное, вперед ушел.

И это объяснение вдруг показалось Петьке очень правильным. Он поверил ему сразу и без колебаний, потому что хотел поверить. Оставаться на месте было куда страшнее, чем идти вперед.

И они побежали дальше.

А дым становился все плотнее. Он оторвался от земли, окутал стволы; все стало нереальным, расплывчатым, мутно-серым. Сами того не зная, потеряв направление, ребята бежали по большому кругу. Они уже прошли самую далекую от огня точку и теперь снова приближались к нему.

Впереди посветлело. Они бросились туда. Пелена дыма осталась за спиной, и ребята увидели огонь.

Внизу он был не буйный, а какой-то ползучий. Пламя падало с верхушек деревьев, растекалось по земле извилистыми, удобными для него путями. Но вверху огонь шел по кронам сосен и кедров, и в глубине леса черно-рыжие языки сливались в один лохматый костер. Дым рвался вверх, но, прижимаемый ветром, опускался на землю за спинами ребят.

Они стояли на большой поляне. Но даже здесь струи воздуха были горячими и шершавыми. Они кололи щеки тысячами иголок, и казалось, что кожа на лице натянулась до предела и готова лопнуть.

Ребята повернулись и бросились в белесую муть, из которой только что вышли. Они бежали и чувствовали, что сердце каждого из них как будто переместилось в виски. Удары пульса стучали в голове все настойчивее и громче.

Петька с разбегу влетел в какой-то куст и, запутавшись в ветвях, повис на них. Несколько секунд он не двигался. Потом крикнул:

– Димка!

Димка оглянулся. Он даже остановился, чтобы повернуть назад. Он даже сделал один шаг по направлению к Петьке…

– Димка!.. – снова позвал Петька. Голос его был прерывистым и приглушенным.

И Димка вдруг испугался этого голоса. Жалость к самому себе пробудилась в нем – острая, беспощадная жалость. Ведь и он, Димка, мог бы лежать вот так и кричать таким голосом. Но этого не должно быть! Он еще может бежать… Он выберется… У него болит голова и стучит в висках, но он выберется…

И Димка скрылся в дыму. Он продолжал свой бессмысленный и бесконечный бег по большому кругу. Петька видел Димкину спину. Потом она исчезла. Только сейчас Петьке стало по-настоящему страшно. Он рванулся. Ветви отпустили его. Снова поплыла под ногами земля.

Петька тоже бежал по большому кругу…

Он не знал, сколько времени продолжался этот путь. Помнит лишь, что споткнулся, упал и рука его ощутила что-то мягкое и теплое. Это был Димка.

Два больших круга пересеклись в одной точке!

Димка потерял сознание, он был все равно что мертвый… Но Петька обрадовался ему, как живому. Петька толкал его и тряс. Димка не шевелился. Тогда Петька взял его за руку и потащил волоком по земле. У него оставалось совсем немного сил. И он вовсе не был героем… Просто Димка, даже такой, как сейчас, был нужен Петьке. Петька не хотел оставаться один – это было страшнее всего.

Но сил у него оставалось совсем немного. Через сотню шагов он повалился рядом с Димкой.

Они не слышали звона лопат и стука топоров. Они не видели людей, которые шли по лесу, вырубая просеку, чтобы преградить путь огню. Они не слышали голосов тех, кто звал их.

Петька словно сквозь сон почувствовал, как его настойчиво трясут за плечи. Чей-то голос, далекий и назойливый, словно комариная песня зудел в ушах: «Аленов… Аленов… Аленов…»