Текст книги "Дальняя дорога (сборник)"
Автор книги: Юрий Тупицын
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 31 страниц)
Глава 14
Лорка вел прогулочный глайдер над самыми вершинами деревьев. Внизу сплошным ковром тянулась дикая нетронутая сельва: здесь, в истоках Амазонки, располагался огромный заповедник тропического леса. Перевалив плоскую столовую гору, где лес был пореже, с проплешинами редкого кустарника и пустошами, Лорка увидел тянувшееся до самого горизонта только что разбитое пространство нового жилого района. Остатки девственного леса были здесь облагорожены и превращены в сады, скверы и парки, русла речушек спрямлены и местами облицованы синтетиком, через них перекинуты ажурные мосты, кое-где синели пятна искусственных озер и прудов, небольшими комплексами грудились вспомогательные сооружения, дома отдыха и развлечений, а на все это была наброшена геометрическая, четкая сеть автострад, дорог и тропинок. Мельком оглядев это поле, отнятое человеком у природы, Лорка сориентировался и круто положил глайдер на крыло, направив его к операторской, стоявшей на краю гигантской строительной площадки. Сегодня здесь должен быть сооружен высотный дом-город на несколько тысяч жителей – центр и средоточие нового жилого района. Здесь, глубоко под зеленым покровом леса, в верхних слоях мантии, было нежданно-негаданно обнаружено богатейшее месторождение тяжелых и долгоживущих трансурановых элементов, этого ценнейшего сырья энергетики, ядерной химии и нейтридной техники. Месторождение было настолько перспективным, что Всемирный совет решил отрезать у заповедника несколько тысяч гектаров первозданной сельвы.
Операторская представляла собой прозрачный купол – фонарь полусферической формы высотою метров двадцати. Три мощные телескопические ноги поддерживали основание купола на высоте пятиэтажного дома. По краям купола торчали три реактивных сопла – двигателей аварийной посадки, из центра днища спускалась ажурная шахта выдвижного лифта. К лифту и направился Лорка, оставив глайдер четырехколесному многорукому роботу на техосмотр и заправку. Проходя мимо телескопической ноги, Лорка с уважением шлепнул по сверхпрочному композиту – эти ноги должны были вознести операторскую почти на трехкилометровую высоту. Когда Лорка подошел к лифту, дверь кабины распахнулась. Федор вошел в нее и через несколько секунд оказался в просторном вестибюле операторской. Здесь было людно и шумно, отдельными группами стояли и сидели гости, приглашенные на сборку дома-города.
К Лорке подошел дежурный в светлом костюме, с оранжевой повязкой на рукаве. Федор представился, дежурный с улыбкой сказал, что его хочет видеть мастер-сборщик. Пройдя через вестибюль, дежурный остановился перед дверью с красной светящейся надписью «Операторская» и жестом пригласил войти. Вопросительно глядя на него, Лорка помедлил – красный цвет надписи говорил о том, что посторонним без крайней нужды вход в комнату воспрещен. Дежурный улыбнулся:
– Входите, вас ждут.
Лорка нажатием кнопки открыл дверь, беззвучно скользнувшую в стену, и оказался в небольшой, но очень светлой комнате. За круглым столом сидела группа монтажников: мастер-сборщик и ассистенты. Мастер-сборщик, старый товарищ Лорки, Ришар Дирий отличался от других широкой зеленой повязкой на рукаве. Лорку заметили не сразу, а он сам намеренно задержался на пороге, чтобы понаблюдать за колоритной группой монтажников. Шел непринужденный разговор, сыпались шутки, но за этой внешней легкостью Лорка сразу уловил скрытую напряженность, умело спрятанное волнение, которое сопутствует любому ответственному делу, требующему мобилизации всех человеческих ресурсов, будь то спортивное соревнование, научный эксперимент, старт трансгалактического корабля или сборка дома-города. Новые жилищно-промышленные центры с основой в виде дома-города даже в двадцать третьем веке строились редко – не чаще одного раза в несколько лет. Подготовка дома-города к сборке ведется месяцами, а сама сборка выполняется монтажниками за один рабочий день, в течение нескольких часов. Процесс сборки давно стал своеобразным видом искусства и спорта. Мастер-сборщик назначался на свою почетную и ответственнейшую должность после многих туров конкурсных соревнований, которые проводились, разумеется, на макетах. Сборка транслировалась по всем главным каналам мирового стереовидения и собирала сотни миллионов зрителей-болельщиков. Она была для монтажников не только трудом, работой, но и источником радости, творческого наслаждения. Пожалуй, именно в сборке наиболее полно и непосредственно находила выражение изначальная и неискоренимая жажда человека к созиданию. Едва Лорка шагнул вперед, как Ришар Дирий, сидевший на подлокотнике кресла, заметил его и поднялся навстречу. Они обнялись и легонько потискали друг друга – не виделись больше года. Ришар не изменился. Высокий, худой и жилистый – кости и туго свитые мышцы, рельефно обрисовывающиеся даже при легких движениях, ни грамма лишнего жира. На аскетичном удлиненном лице с запавшими щеками – большие глаза: то грустные, то озорные, то лучащиеся юмором, то цепкие. Глаза исследователя и философа. Ришар был феноменально одаренным человеком. Чем он только не занимался! Несколько лет ходил вместе с Лоркой в космос бортинженером и великолепно справлялся со своим делом. Он был отличным художником и скульптором, увлекался субмолекулярной биохимией и за серию теоретических изысканий получил звание доктора наук. Он занимался почти всеми видами спорта, отлично бегал, прекрасно плавал. Но, добившись успеха, Ришар быстро охладевал к содеянному, некоторое время бездельничал, а потом с неслыханной энергией принимался за что-нибудь другое. Дирия ругали, увещевали, умоляли, ему говорили, что он не бережет свой талант, что он неразумно теряет лучшие годы своей жизни, что талант – это не только одаренность, но и целеустремленность, и труд, труд и еще раз труд. Ришар выслушивал все это с озабоченным, даже виноватым лицом. Выслушивал и делал по-своему. Однажды после долгого разговора с крупным ученым, который с жаром уверял, что истинное призвание Дирия – общая философия, Ришар с какой-то грустью сказал Лорке: «Ну как можно не понимать таких простых вещей? – И пояснил: – Одаренные люди бывают разными. Такими, как Ньютон, Микеланджело, Эйнштейн, всю свою жизнь отдающими одному-единственному делу. И такими, как Леонардо да Винчи, Ломоносов, Гумбольдт, которых лишь одно-единственное дело способно было засушить и загубить на корню. И знаешь что, Федор? По-моему, время Эйнштейна проходит – вернее, оно уже прошло, только мы еще не отдали в этом себе отчета. Грядет время Ломоносовых и Леонардо».
– Как твои дела? – поинтересовался Ришар, отстраняясь от Лорки.
Федор смотрел на него с откровенным удивлением. Такая банальная фраза в устах неповторимого Риша! Тут была какая-то загадка. Дирий заметил удивление Лорки и с улыбкой пояснил:
– Я имею в виду экспедицию на Кику.
– По-моему, все идет по плану. Я ведь брал двухнедельный отпуск. Отдыхали вместе с Тимом и женами.
Ришар вздохнул.
– Завидую. Вместе с женами! Как здоровье Тима?
– Отлично! Уже приступил к тренировкам. – Лорка лукаво улыбнулся. – Как видишь, любовь делает чудеса.
– Н-да, – неопределенно заметил Ришар, – с этим, пожалуй, можно согласиться. Надо только учесть, что чудеса бывают разными. То, что Тим полез в штормящее море, тоже чудо, и скорее всего оно не обошлось без этой самой любви.
Большие глаза Дирия смотрели на Лорку сочувственно и немного насмешливо. И это было очень понятно: по отношению к любви они занимали весьма различные позиции. Что касается Лорки, то его позиция была традиционна как мир. Подростком, укоряя себя за глупую чувствительность, он едва сдерживал слезы, читая старинные и вечно юные строки «Ромео и Джульетты». А вот Ришар утверждал, что любовь – это тяжкое наследие животного прошлого человечества.
Все это не помешало ему пережить несколько любовных историй. Справедливости ради стоит сказать, что всякий раз активную роль в этих историях играли женщины, причем женщины волевые, умные и самолюбивые. Тем не менее Ришар оставался убежденным холостяком.
– Значит, ты отдыхал, – задумчиво проговорил Ришар и поднял на Федора серьезные глаза. – А до меня долетели слухи, что дело с экспедицией осложнилось.
Взгляд Лорки мгновенно обрел цепкость.
– Что-то случилось?
– Чего не знаю, того не знаю. – Ришар положил руку на плечо Лорки. – У меня есть к тебе разговор, но это потом. Я рад, что ты прилетел. Мне очень хотелось, чтобы ты посмотрел нашу работу.
– Желаю удачи, Риш.
Когда Федор вышел в вестибюль, приглашенные уже тянулись по ажурным, невесомым лестницам в зрительный зал. Поднимаясь вслед за другими, Лорка думал о Ришаре. Сборка высотных домов-городов и других крупных сооружений была, пожалуй, самым долгим и непроходящим увлечением Дирия.
Лорка думал о Ришаре и чуть заметно по-доброму улыбался. Он хорошо знал, почему Дирий так хочет, чтобы бывший командир увидел его в настоящем, почетном деле. Ришар трижды ходил с ним в дальний космос бортинженером, а перед четвертым рейсом, когда до вылета оставалась всего неделя, нанес Федору дружеский визит. Он собирался не то рассказать о чем-то, не то посоветоваться, это сразу было видно, да никак не решался. Лорка его не торопил.
– Ты любишь цирк, Федор? – вдруг спросил Ришар.
– Да ничего, вполне добротное искусство.
Дирий мечтательно вздохнул.
– А я обожаю цирк. По-моему, это искусство высокое, вечное. Мужество, бесстрашие и почти полная мобилизация возможностей человеческого тела. Эквилибристика, акробатика, престидижитация всегда юны и прекрасны, как сам род человеческий.
Лорка сидел, наклонившись вперед, опираясь локтями на колени, и серьезно разглядывал бортинженера.
– Что-то ты издалека заходишь, Риш, из-за угла.
– Прямая-то – кратчайшее расстояние только на бумаге, Федор.
Было в лице Дирия что-то странное, а что – не понять.
– Я только недавно узнал, – продолжал Ришар после паузы, – именно в цирке родилось выражение «потерять кураж», которое в ходу у нас, космонавтов. В цирке, правда, чудно?
Да, это выражение было в ходу у космонавтов-гиперсветовиков. Кураж – «храбрость» в дословном переводе со старофранцузского языка. Но в двадцать третьем веке это понятие стало многограннее, шире.
– Что ты скажешь, если я откажусь идти в космос? – спросил Ришар.
Лорка секунду непонимающе смотрел на него.
– Ты?
– Я, Федор, я. Два последних рейда я мучился.
У космонавтов-гиперсветовиков потерять кураж не значило потерять храбрость, способность на смелые, рискованные поступки. Это значило потерять внутреннюю уверенность в делах, лежащих у границ человеческих возможностей. Тренированный человек, даже потеряв кураж, может преодолеть себя и волевым усилием заставить четко работать в самых экстремальных условиях. Но тогда работа, прежде доставлявшая ему радость и удовлетворение, превращается в каторгу. Она изматывает силы, истощает нервы, притупляет интерес ко всему на свете.
Два рейда, целых два рейда Ришар мучил себя и, хотел он этого или не хотел, ставил под удар других!
– Что же ты молчал? – с досадой и сочувствием сказал Лорка.
Дирий вздохнул.
– Стыдно. Другие же летают, почему я не могу?
Да, Ришар Дирий принадлежал к славной категории людей долга! Но ведь и долг имеет свои границы, переходить которые преступно. Не каждому дано все.
– Разве можно так ломать себя? – тихо сказал Лорка. – Уходи с легким сердцем. Найди себе другое дело и будь там молодцом. Вот где истина.
С тех пор прошло пять лет, и Ришар, кажется, наконец нашел свое настоящее дело.
Зрительный зал операторской располагался под самой крышей купола. Здесь амфитеатром расположились удобные мягкие кресла – как в театре, а вернее, как в цирке. Зал был до отказа заполнен зрителями: представителями Всемирного и специального советов, делегатами от научных, производственных и культурных организаций, а главным образом монтажниками, для которых предстоящая сборка представляла еще и профессиональный интерес.
Едва Лорка вошел в зал, как раздался негромкий, но звучный трехтоновый сигнал, возвещавший о начале сборки, и зрители начали рассаживаться по креслам. Сквозь прозрачную переднюю стену зрительного зала была хорошо видна стройплощадка дома-города. Центральное место занимал мощный фундамент почти квадратной формы, уходивший под землю на несколько десятков метров. Справа и слева от фундамента тянулись две ленты конвейера-гиганта, похожие на широкие дороги. Сходство с дорогами усугублялось тем, что на лентах один за другим были установлены исполинские монтажные блоки – целые здания в обычном понимании этого слова. Некоторые блоки достигали десяти этажей в высоту, но были сравнительно узки в основании – это были комплексы жилых квартир. Другие блоки были много шире, а по высоте не превышали двух-трех, редко пяти этажей. В таких блоках располагались общественные комплексы: столовые, павильоны, внутренние парки, театры и спортивные сооружения. За фундаментом между конвейерами прямо напротив операторской высился постамент, площадка для размещения робота-сборщика. А внутри операторской, прямо перед Лоркой, внизу располагался макет строительной площадки, выполненный в строжайшем масштабе. Были тут и миниатюрные конвейеры, на которых стояли макеты монтажных блоков, похожие на детские кубики, а вернее – на детали набора детского конструктора-строителя. Между конвейерами в операторском кресле со шлемофоном на голове, положив руки на колени, восседал Ришар Дирий – мастер-сборщик. Лорка достал из кармашка костюма универсальный пикофон и вставил в ухо. И вовремя: как раз проходили доклады ассистентов-монтажников:
– Силовая готова.
– Киберкомплекс готов.
– Пост безопасности готов.
– Есть общая готовность!
После легкой паузы эхом откликнулся подчеркнуто спокойно, со стертыми эмоциями голос Ришара:
– Подъем роботу.
По тому, как с деревьев, стоявших неподалеку от стройплощадки, плеснулись в небо птицы, Лорка понял, что робот пробуждается не беззвучно. Ради любопытства Федор на секунду вышел на внешнюю связь и был разочарован, если только это слово можно применить к данной ситуации. Ни рева, ни воя; над стройплощадкой стоял глухой гул пробудившихся механизмов, похожий на отдаленный рокот моря или на шум леса, волнующегося под сильным ветром; птицы просто реагировали на изменение обстановки. Под аккомпанемент этого могучего глухого гула над пьедесталом по ту сторону фундамента медленно воздвигалась мощная колонна диаметром в несколько метров. По мере подъема становилось все заметнее, что колонна состоит из плотно уложенных ферм и что колонна, собственно, не воздвигается, а раскладывается, растягивается вверх, как гармошка. Достигнув высоты двадцатиэтажного дома, колонна замерла, начала разворачиваться и за считанные секунды превратилась в стандартного робота-строителя. Казалось, он сидел, сложив на коленях суставчатые руки-рычаги, но на самом деле никаких колен не было, и робот не сидел, а стоял, опираясь на телескопические ноги, несравненно более мощные, чем опоры операторской. У робота была изящная треугольная голова с большими телескопическими глазами и узкое тело-скелет, собранное из несокрушимого нейтрида и никак не отражавшее подлинной титанической силы этого исполина. Робот был сейчас похож на дремлющего чудовищного богомола, ханжески сложившего свои страшные передние лапы.
– Зеркальный режим, – послышалась команда Ришара.
– Есть зеркальный!
– Беру управление на себя.
Краем глаза Лорка видел, как Ришар нажал клавишу на своем боковом пульте. В тот же миг дремлющий исполин ожил: он сдвинулся чуть влево и вперед, шевельнул плечами-фермами, точно сбрасывая с них незримые цепи, и пошире развел руки: это сработала система синхронизации, приводя корпус робота и тело мастера-сборщика в строгое пространственно-зеркальное соответствие. На мгновение ослепительно вспыхнули и тут же погасли телескопические глаза. Пластично повторяя движения Ришара, робот поднял полусогнутые руки-рычаги над головой, развел их в стороны, потом, опустив локти так, что ладони оказались на уровне плеч, несколько раз сжал и разжал свои исполинские кулаки и легонько поиграл пальцами в воздухе, точно сбрасывая накопившееся во время дремы напряжение. Это была последняя, кинематическая проверка готовности робота к сборке. Все движения исполина, скрупулезно копировавшего движения мастера-сборщика, были замедлены, заглажены, словно производились они не в воздухе, а в воде. Резкие движения, в принципе доступные человеку, роботу были строжайше запрещены – инерционные силы его могучих рук, нагруженных тысячами тонн, разломали бы, разорвали суставы. В этой заглаженности, пластичности, но вовсе не замедленности движений и состояло сложное искусство мастера-сборщика. Закончив своеобразную контрольную гимнастику, Ришар объявил:
– Всем службам и постам. Полная готовность к сборке.
Снова последовала серия докладов ассистентов-монтажников, завершавшаяся рапортом:
– Есть полная готовность!
На лбу робота-сборщика неярко засияла контрольная зеленая фара. Непринужденно копируя движения Ришара, робот повернулся к правому контейнеру, всеми десятью пальцами захватил за транспорт-арматуру громадный первый монтажный блок, поднял его и плавно понес по назначению. Даже сюда, в изолированное помещение операторской, донесся резкий, хотя и заглушённый посторонний звук – это взвыли ракетные двигатели, помогавшие переместить эту неимоверную тяжесть, – первый блок был самым грузным из всех. Мягко посадив блок на фундамент, робот отложил в утиль отделившуюся арматуру, а другой рукой легонько придавил блок сверху, на секунду придержав ее. В эту короткую секунду между фундаментом и блоком прошли сотни процессов автоматической стыковки, сварки, склейки, спайки.
Дом-город рос прямо на глазах, буквально копируя игрушечный дом-город, который Ришар собирал в монтажном зале операторской. И, по мере того как все выше и выше вздымалось сооружение, телескопические подъемники поднимали вровень с его верхом очередные монтажные блоки, робота-сборщика и всю операторскую. Через сорок минут работы, когда дом-город поднялся почти на полукилометровую высоту, в работе был сделан стандартный двадцатиминутный перерыв. Монтажники отправились на отдых и разминку, а зрители, оживленно переговариваясь, потянулись в вестибюль, где тоже можно было отдохнуть и перекусить.
В вестибюле, лавируя между группами людей, к Лорке торопливо подошел дежурный.
– Вас вызывает на связь Дом Всемирного совета.
Вызывал Иван Ревский. Даже по экрану видеофона можно было понять, что Теодорыч озабочен и очень спешит.
– Срочно вылетай в столицу.
– Что-нибудь случилось? – осторожно спросил Федор.
– Да.
Ревский замолчал, поколебался – говорить или нет, но все-таки спросил:
– Если тебе предложат не один корабль, а эскадру, согласишься командовать?
– На Кику?
– Да.
– Неужели дело так серьезно?
– Серьезно. Но ты не ответил на мой вопрос. – В голосе Ревского послышалось раздражение.
– Согласен.
– Вылетай немедленно.
Несколько секунд Лорка сидел перед погасшим экраном видеофона, обдумывая разговор. Почувствовав руку на своем плече, он поднял голову. Рядом стоял Дирий.
– Ты спешишь, Федор, поэтому без всяких предисловий. – Ришар на секунду замолчал. – Я бы с удовольствием пошел с тобой на Кику.
– Ты? – не мог скрыть удивления Лорка.
– Я хочу снова вернуться в космос, к делам не только сложным, но и опасным. Я возмужал за эти пять лет, Федор. Не бойся, не подведу. – Он заглянул в самую глубину зеленых Лоркиных глаз и требовательно спросил: – Ты мне веришь?
– Как самому себе, – без всякой аффектации ответил Лорка.
Ришар улыбнулся.
– Тогда имей меня в виду. Пойду, надо продолжать сборку.
– Удачи тебе, Риш.
Лорка проводил Дирия взглядом и поднялся из кресла. Надо было лететь в столицу.
Глава 15
Администратором Дома Всемирного совета оказалась совсем еще зеленая девчушка, скорее всего студентка, проходившая здесь летнюю практику. Она сидела за дугообразным столом, похожим на пульт управления гиперсветового корабля, и старательно выражала на лице всю важность и ответственность порученного ей дела. Однако глазенки у нее были быстрые и очень любопытные.
– Товарищ Ревский, – пояснила она с некоторой важностью, четко и округло выговаривая слова, – делает доклад членам Всемирного совета и приглашенным лицам. Заочно по закрытому каналу стерео-видения в заседании принимают участие отраслевые советы науки и инженерии.
Глядя мимо девушки, Лорка уважительно присвистнул – такого рода глобальные советы проводились лишь по самым важным и острым общечеловеческим проблемам. Мысленно повторяя слова девушки, Лорка с проснувшейся вдруг глубокой тревогой вспомнил о версии инопланетного кикианского вмешательства в земные дела.
Между тем девушка-администратор рассматривала Лорку с тем бесцеремонным любопытством, которое свойственно лишь юности да старости.
– Вы ведь Федор Лорка? – не столько спрашивая, сколько утверждая, проговорила она.
Лорка, отвлекаясь от своих мыслей, перевел на нее взгляд.
– Не буду отпираться, угадали.
Она расплылась в улыбке и не выдержала, похвасталась:
– Знаете, у меня отличная зрительная память, поэтому меня и стажируют на администратора, – и, снова надев маску официальности, девушка уведомила: – Товарищ Ревский просил, если вы опоздаете больше чем на пятнадцать минут, а вы опоздали почти на полчаса, пройти в сектор отдыха, найти там Соколова и получить у него консультацию.
– Соколова? – переспросил Федор с интересом.
– Соколова Александра Сергеевича, эксперта-социолога. Перед пленарным заседанием он сделал важное информационное сообщение на секции космонавтики. Соколов предупредил, что будет находиться на территории бассейна. Он невысокий, кругленький такой и очень веселый. – Девушка явно гордилась своей осведомленностью и четкостью работы.
– Спасибо за информацию, Соколова я знаю, – вежливо сказал Лорка.
– И еще, – заторопилась девушка, видя, что Федор собирается уходить, – Теодорыч, я имею в виду товарища Ревского, просил вас из сектора отдыха не уходить и обязательно его дождаться. Он или найдет вас, или вызовет.
Девушка зарумянилась из-за того, что так запросто, по-домашнему назвала председателя Совета космонавтики; поэтому, выходя из холла, Лорка ободряюще улыбнулся ей и подмигнул.
Соколов сделал важное информационное сообщение, а теперь делает доклад Ревский – тут было о чем подумать! Лорка знал, что ждать Теодорыча придется недолго – полчаса, от силы час. Расширенные заседания Всемирного совета всегда были короткими, ведь для участия в них, чаще всего заочно, отвлекались от основной работы люди, руководившие общественной жизнью, наукой, искусством и инженерией всего земного сообщества.
Сектор отдыха Дома Всемирного совета имел стандартный набор помещений: крытый сад, спортивный зал, бассейн, фильмотеку и комнаты отдыха. В этом секторе поселялись гости, прибывающие с других материков и из космических поселений, ждали приема, отдыхали после дел и даже решали немаловажные вопросы, если для этого не требовались специальные помещения.
Информация девушки-администратора была точной: Соколов сидел за одним из столиков, что рядком тянулись вдоль бассейна на почтительном от него расстоянии. В самом бассейне плескалось несколько человек, голубоватая вода колыхалась мелкими волнами и пахла морем. Соколов был в одних купальных трусах, на шее у него висело белоснежное полотенце. Поза его была расслаблена, на красном лице умиротворенное, благодушное выражение. Чувствовалось, что он вдосталь попарился в баньке, входившей в комплекс бассейна, и теперь отдыхал душой и телом. Перед Соколовым на столике пофыркивал паром золотистый самоварчик с пузатым фарфоровым чайником наверху. В руке эксперт держал стакан крепчайшего, дышащего паром, только что заваренного чая. Предварительно подув на чай сложенными трубочкой губами, он прихлебывал глоточек, отправлял в рот полную ложечку вишневого варенья, прихлебывал еще глоточек, удовлетворенно отдувался и вытирал лицо полотенцем. А немного передохнув, снова повторял это ритуальное действо. Несмотря на разнеженное состояние, Соколов издали заметил Лорку и приветственно помахал ему рукой.
– Долой труд и да здравствует отдых? – Лорка присел за столик напротив эксперта.
– Долой и да здравствует, – благодушно согласился тот, вытираясь полотенцем. – Что мне? Я свое дело сделал. Пусть теперь другие делают свое. Налить стаканчик? Сам кипятил, сам заваривал.
– Не откажусь. Это по вашей милости Всемирный совет собрался?
– По моей, – скромно признался Соколов, пододвигая Федору стакан парящего напитка темно-вишневого цвета. И пожаловался: – Устал как собака. Да я всегда так: закончу дело – сразу в парную баню, в бассейн – и за чай.
– И всегда в Доме Всемирного совета?
Соколов захохотал, неторопливо свершил очередной цикл своего чайно-ритуального действа и добродушно сказал:
– Если честно, то до Всемирного добрался первый раз. Эскадру вам хотят доверить, слышали?
– Краем уха.
– Не откажетесь?
– А почему я должен отказаться? – Лорка рассеянно помешивал чай ложечкой, он любил пить его не горячим, а тепловатым.
– Да чем-то недовольны, нервничаете, – голубые глаза Соколова смотрели хитро и весело. – Вы когда нервничаете, прихрамываете чуть заметнее обычного.
Лорка с интересом взглянул на эксперта.
– Надо же, углядели!
Соколов сокрушенно вздохнул.
– Профессия такая.
– Глазастая профессия. – Лорка попробовал чай, убедившись, что он приостыл, добавил в него несколько ложечек варенья, размешал и залпом выпил сразу полстакана. – Нет, от Кики я не откажусь, дело принципиальное.
– Варвар вы, Федор, – печально сказал Соколов, осуждающе глядя на Лорку. – Кто же так пьет этот волшебный напиток? Честное слово, и чая жалко, и своих трудов. А выдержка у вас железная, можно сказать – собачья выдержка.
Лорка вскинул на него зеленые глаза и засмеялся.
– Великий вы мастер говорить комплименты.
– По моим меркам, это комплимент самого высокого сорта. Две большие любви я пронес через всю свою жизнь – любовь к детям и любовь к собакам. Все остальное как-то и в какой-то степени связано с обязанностями.
– Даже чай? – не без коварства спросил Лорка, доливая свой стакан.
– После парной бани чай выходит за рамки обычных категорий. – Соколов помолчал. – Вы уже догадались, что я отыскал серьезные доказательства в пользу версии о вмешательстве инопланетян в наши дела?
– Догадался.
– И несмотря на то, что умираете от любопытства, не задаете вопросов. Нет, не зря я так горячо рекомендовал вас Ревскому на должность командира всей эскадры.
Лорка прямо взглянул на эксперта.
– А он спрашивал у вас рекомендацию?
Соколов хохотнул:
– Не посягайте на профессиональные тайны. Он спрашивал не о вас, а о качествах, которыми должен обладать командир. А я высказался не в обобщенных категориях, а персонифицированно.
– А теперь мучитесь сомнениями?
Соколов покачал головой.
– С вами невозможно разговаривать, Федор. Ну, немножко мучаюсь, вернее, мучился. Я ведь считаю: самое главное, что нужно, дабы ухватиться за этих инопланетян, – выдержка и терпение. И я еще раз убедился, что эти качества у вас имеются в избытке.
Лорка смотрел на Соколова с интересом, к которому примешивался легкий оттенок недоумения и досады. Профессиональный эксперт! Не по случайным обстоятельствам или необходимости, а по призванию и убеждению. Подвергать все и вся сомнению – его жизненное кредо и норма поведения. И тем самым он незаметно, но определенно выводил себя за рамки того мира доверия, в котором жил и о нуждах которого пекся.
Соколов между тем аккуратно вытер полотенцем лицо, шею, плечи и грудь.
– Как вы думаете, Федор, – спросил он вдруг очень серьезно, хмуря свои белесые брови, – сколько времени утонувший Тимур Корсаков пробыл в море, пока его подобрал батиход?
Внимательно присматриваясь к эксперту, Лорка медленно проговорил:
– Вероятно, минут десять, ну, может быть, двадцать. – Соколов с несколько таинственным видом отрицательно мотнул головой. – Больше? Тогда час, случались такие чудеса реанимации, когда вода оказывалась очень холодной.
Соколов выдержал эффектную паузу и торжественно сообщил:
– Больше полутора суток. А точнее – тридцать восемь часов с минутами.
Лорка надолго задумался, глядя на прозрачно-голубую, легонько колышущуюся воду бассейна.
– Если тут не кроется какая-то грубая ошибка, факт очень серьезный.
– Ошибки нет. Я человек дотошный, иначе бы никогда не докопался до этого чуда. А когда докопался, перепроверил по разным каналам десяток раз. После меня проверяли другие. Нет, – с флегматичной убежденностью заключил Соколов, – об ошибке не может быть и речи.
Лорка пожал плечами.
– Почему же на это сразу не обратили внимания?
– Слишком много людей и организаций занимались вашим другом. Поиск Тимура вели и отдыхающие, которые видели, как он нырнул в штормовые волны. А нашла его тело совершенно случайно научная экспедиция. Там же его реанимировали, взяли все анализы, но поскольку сознание пробудить не удалось, на эти анализы никто вначале не обратил внимания. Эвакуировали Тимура спешно, на случайном турболете, который вышел на батиход по сигналу бедствия, а анализы так и остались на батиходе. Сначала мозг Тимура пытались разбудить в гавайской реанимационной клинике, а когда ничего не получилось, Корсакова, опять-таки спешно, направили в клинику Латышева. А старого профессора не интересовали ни предварительные анализы – в его распоряжении были куда более точные методы диагностики, – ни время гибели Тимура. Да и вообще пресловутые несколько минут клинической смерти, о которых и вы говорили, были для всех аксиомой.
– Но не для вас.
– Не для меня, – не без самодовольства согласился Соколов и тут же оговорился: – Во всем виновата ваша инопланетная версия. Я сказал себе, что если в наши дела действительно вмешивается некто из космоса, то в гибели и последующем воскрешении вашего друга должно быть нечто необъяснимое с земной точки зрения, чудесное. Я пересмотрел документацию и, по правде говоря, довольно легко отыскал это чудо.
Лорка в раздумье поигрывал чайной ложечкой, отчего отраженные блики лампы-солнца скользнули по его лицу.
– Не верить вам нет оснований. Но и поверить трудно. В голове не укладывается.
– И мне было трудно, – живо подхватил Соколов. – И знаете, как я поступил? Промолчал. Подумал, что если уж я сам себе не верю, то и другие тем более не поверят. Промолчал и начал в поте лица собирать другие доказательства свершившегося чуда. В таких необыкновенных ситуациях факты, знаете ли, должны быть с подстраховкой.