Текст книги "Искатель. 1976. Выпуск №5"

Автор книги: Юрий Тупицын

Соавторы: Владимир Малов,Хассо Грабнер,Геннадий Максимович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Четвертым выдвинули Владимира Кима – космонавта со стажем, неоднократного участника дальних космических экспедиций. После суточного раздумья Ким ответил согласием, оговорив, что его помощником по руководству должен быть постоянный напарник Барма. Кандидатура Бармы не вызывала ни у кого ни малейших сомнений, но Барма неожиданно и наотрез отказался от участия в экспедиции, заявив, что собирается заканчивать свои работы в области биохимии. Между Кимом и Бармой состоялся долгий разговор, о чем они говорили, оставалось неизвестным, но после этого Ким тоже отказался участвовать в экспедиции. И тогда возглавить экспедицию предложили Лорке, который к этому времени вернулся на Землю в очередной отпуск.

– Слишком длинная цепочка случайностей и несчастий для простого совпадения, – хмуро закончил Соколов. – На это обстоятельство и обратил мое внимание совет экспертов.

– Если это не случайность, – задумчиво проговорил Лор ка, – то это тщательно продуманная цепочка преступлений, завершившаяся убийством. А я не верю, что на Земле есть хоть один человек, способный на убийство. Мы слишком горды и самолюбивы для этого.

– А может быть, убийства и не хотели? Может быть, оно получилось нечаянно? Ведь гибель Тима – первая смерть в этой цепочке несчастий.

– Но для преступления должна быть побудительная причина. А я ее не вижу!

Соколов достал платок, вытер розовые щеки и блестящий выпуклый лоб.

– Вот этого я не знаю, – он иронично сощурил свои маленькие глазки. – Хотя есть у меня одна сумасшедшая идейка.

На круглом румяном лице Соколова отобразилось сложное чувство, похожее сразу и на гордость и на смущение.

– Мне удалось получить время для консультации с ГКЗ – главным компьютером Земли. Экспертам неохотно дают эту исполинскую машину. Ответ ГКЗ был тривиальным, но довольно любопытным: случайность цепочки несчастий с командирами экспедиций маловероятна, но не исключена, если же это не случайность, то вполне определенно действует не единичный человек, а некая тайная организация, противопоставляющая свои интересы интересам всего человечества.

– Тайная оппозиционная организация? – зеленые кошачьи глаза Лорки смотрели насмешливо. – В наше время? Откуда бы ей взяться? Пожалуйста, говорите любую правду.

Соколов засмеялся, пряча свои голубые глаза между полных щек.

– Правду, всю правду и только правду, – вполголоса проговорил он.

– Что? – не понял Лорка.

– Была такая юридическая формула. А ведь неплохо? Никаких лазеек для двусмысленности! У наших предков неплохо варили мозги.

– Только не всегда в нужном направлении.

– Это верно, – Соколов вздохнул. – В наше время тайных организаций быть не может. Но это не вся правда. Таких организаций не существует среди взрослых людей.

– Понятно, – сказал Лорка, осмысливая услышанное. – Я знаю, дети любят играть в тайны и загадки. Но как понять оппозицию и преступления?

Соколов сидел очень довольный, хитро поглядывая на собеседника.

– Понимаю, понимаю. Дети – цветы жизни, дети – наша радость, дети – наше счастье, дети – наше будущее. Наша умиление естественно и понятно. Но, – Соколов многозначительно поднял палец, – розовые очки отцовства и материнства мешают нам видеть всю правду. Да, дети добрее, наивнее, милее нас, взрослых. Но в то же самое время они более злы, жестоки, нетерпимы и прямолинейны.

– Вы не увлекаетесь?

– Я слишком сдержан. Дети – более животные и менее люди, чем мы с вами. Они еще не прошли сурового социального тренинга. Что поделаешь, человек родится животным, беспомощным примитивным зверьком, из которого мы с превеликим трудом выращиваем гомо сапиенса нашего времени.

Лорка смотрел теперь на эксперта с любопытством.

– Это, пожалуй, верно, хотя и утрировано. Однако, – в голосе Федора появились настойчивые нотки, – при чем здесь экспедиция на Кику?

– Я, собственно, имел в виду не маленьких детей, а подростков – полуюношей и почти девушек. Подростков в тот золотой и страшный период, когда они прощаются с детством и начинают особенно остро чувствовать оковы социальной морали. От детей они уже отошли, а к взрослым еще не пришли. Своеобразная подростковая автономная республика со своими законами, тайнами, проблемами и специфической моралью. Тут и безграничное благородство, и озорство, и довольно мерзкие пакости. Не столько со зла, сколько от избытка энергии и в пику взрослым – нате, мол, мы тоже не лыком шиты!

Лорка смотрел на Соколова по-прежнему одобрительно, но в его зеленых глазках теперь появилась ироничность.

– И вот тайная подростковая организация задалась целью извести ведущих космонавтов-гиперсветовиков?

– Тут тонкости, Федор, тонкости, – голубые глазки Соколова смотрели хитренько. – У подростков всегда бывают кумиры – взрослые, в которых они влюблены, на которых молятся, которым подражают. И если дружному коллективу подростков покажется, что с их кумиром поступают несправедливо, а тем более его обижают, они могут натворить черт знает каких глупостей.

– В том числе и такие, которые ГКЗ может оценить как оппозицию всему человечеству?

– Вот именно! – Соколов или не замечал, или не желал замечать иронию Лорки. – Мы не должны закрывать глаза ни на скрытое потенциальное могущество современной обиходной техники, ни на природный, еще не замутненный специальным образованием подростковый интеллект. Не забывайте, в этой среде незримо растворены будущие гении.

Соколов вздохнул – весело и недоуменно.

– Знали бы вы, Федор, с какими только чудесами этой подростковой среды мне приходилось встречаться! Подводный манипулятор тайно и успешно переделывается в вездеход, в котором предусмотрено все, кроме надежности. Разумеется, в ходе испытаний эта самодеятельная машина выходит из строя. А один юнец с прямо-таки чудовищными гипнотическими способностями после удачных экспериментов по отсроченным внушениям в своей среде расширил поле деятельности и принялся за воспитателей и педагогов. Без всякой корысти! Просто для проверки своих возможностей и для тренировки. Но вы бы послушали, сколько трагикомических происшествий случилось в школе, пока удалось узнать, в чем дело!

– Я понимаю, – серьезно и мягко вклинился в монолог эксперта Лорка, – ваша «идейка» насчет подростковой автономии интересна. Но как все это связано с экспедицией на Кику?

Секунду Соколов смотрел на Лорку, потом достал из кармана большой платок, вытер слегка увлажнившееся лицо и уже спокойно сказал:

– Очень просто. Есть такая школа-пансионат для детей космонавтов-гиперсветовиков.

– Знаю.

– Еще бы не знать! Все вы там бываете на официальных и неофициальных встречах, ведете кружки, факультативы, специальные занятия. Общение с этими ребятами у вас совершенно свободное. Частыми гостями были в этой школе и все пострадавшие кандидаты кикианской экспедиции. Я проверял. А у них видите какое совпадение, детей в этой школе нет: у некоторых дети выросли и закончили школу, у других вообще нет детей, у третьих дети живут с дедушками и бабушками. В общем, своих детей у кандидатов там не было, а с массой других они общались свободно и в самой непринужденной обстановке. Улавливаете ситуацию?

Лорка улавливал.

– Есть у подростков этой школы и свой кумир, он шефствует у них над спортом. Умница, красавец, талантлив и честолюбив – некий Виктор Хельг. Может, знаете?

– Знаю, – рассеянно подтвердил Лорка, – знакомы по спорту. Самобытный, одаренный парень.

Соколов на секунду оживился.

– Знаете? Очень хорошо. Так вот, этот кумир в глазах школьников относится к несправедливо обиженным и оскорбленным. Я проверял – мальчишки да и девушки просто озлоблены, даже написали петицию в совет космонавтики. Хельга, оказывается, уже трижды выдвигали в кандидаты командиром корабля, и трижды он не набирал нужных трех четвертей голосов. Слишком дерзок и самоуверен.

– Похоже, – проговорил Лорка.

– Хельга выдвигали и в кикианскую экспедицию. И опять завалили! Я и подумал, – в голубых глазах Соколова замерцали азартные хитроватые искорки, – а что, если подростки этой школы-пансионата пронюхали о несостоявшемся назначении? Представляете их реакцию?

– Как они могли пронюхать? – устало спросил Лорка. – Даже я, нынешний кандидат в командиры, ничего толком не знаю.

– А если Виктор Хельг сам сказал об этом?

– Hy! – возмутился Федор.

– Вот вам и «ну», – сердито отозвался Соколов. – Конечно, такое случается редко, чтобы взрослый сознательно эксплуатировал детей, но случается. Последний раз, если не ошибаюсь, такое зафиксировано лет семьдесят назад.

– И вы полагаете, что ученики школы-интерната решили помочь своему кумиру? Так сказать, расчистить ему дорогу?

– А почему бы и нет? С их точки зрения, это благородная борьба за справедливость.

– И ради этого они пошли на убийство человека? На убийство Тима Корсакова? – тихо, жестко спросил Лорка.

Соколов несколько смутился и досадливо поморщился.

– Зачем утрировать? Они хотели просто вывести его из строя, как вывели из строя других кандидатов. Убийство – несчастный случай, не более.

– А они знают о гибели Тима?

– Нет, – в голосе Соколова появились заговорщицкие нотки, – но я установил, они уже не раз пытались выяснить, где Корсаков. Разными способами, через родителей, знакомых и воспитателей.

– Да, – тяжело проговорил Лорка.

Неужели судьба так несправедлива, так жестоко несправедлива к Тиму? Смерть, глупая случайная смерть. Соколов осторожно прикоснулся к руке Лорки.

– Я понимаю, вам тяжело. Но наш долг, нелегкий долг экспертов, – беспристрастно разобраться в том, что случилось.

Лорка молчал. Истолковав это молчание как согласие, Соколов уже живее продолжал:

– Вы говорите, что знакомы с Хельгом по спорту. Какому?

– Шпага, – коротко бросил Лорка.

– Вам непременно и в самое ближайшее время нужно встретиться с Хельгом на дорожке, – в голосе Соколова теперь звучали наставительные нотки, а голубые глазки смотрели доверительно. – Посмотрите, каков Хельг сейчас в деле. Знаете, человек может говорить разные вещи: правду, неправду, полуправду, он может и ничего не говорить – молчать, и все. В поступках человек более открыт, особенно если у него не совсем чистая совесть. А после боя вы с ним поговорите по душам. Нервная и физическая разрядка, знаете ли, располагает к откровенности.

Лорка не мог сдержать иронической усмешки. Соколов мгновенно уловил ее и погрустнел.

– Понимаю, вас коробят мои деловые наставления, – эксперт вздохнул, хмуря свои белесые брови. – Но что по делаешь? Такова уж наша экспертная доля. Он помолчал и снова перешел на деловой тон:

– И одно условие напоследок. О нашем разговоре, особенно о подозрениях относительно Хельга, никто знать не должен. О гибели Тимура Корсакова тоже пока умолчите.

– Но ведь меня будут о нем спрашивать, – Лорка взглянул на Соколова с удивлением.

– Ну и что? Мало ли о чем спрашивают любопытные люди. Отмолчитесь, придумайте что-нибудь.

Удивление Лорки сменилось легким любопытством.

– Значит, я должен врать?

Соколов спокойно встретил его пристальный тяжелый взгляд и твердо сказал:

– Иногда ложь – благо.

– Хорошо, – после раздумья согласился Лорка, – но одному человеку я, разумеется, расскажу обо всем – своей жене.

Соколов нахмурился.

– Институт юридических жен, – в его голосе звучали назидательные нотки и некоторое раздражение, – отменен комитетом общественных отношений полвека тому назад. Вашей женой Альтайра станет тогда, когда подарит вам дочь или сына. А пока она для вас любимая, подруга, возлюбленная, но не жена.

– Альта – моя жена, – спокойно повторил Лорка, и его зеленые глаза прищурились холодно и насмешливо. – А членов этого комитета общественных отношений я бы оставил без сладкого за обедом за торопливость. Если бы они ходили в космос, а не просиживали штаны в кабинетах с видом на море, они смотрели бы на звание жены иначе. И не торопились бы его отменять.

Соколов хмыкнул, с интересом разглядывая нового, сердитого Лорку, и с некоторой снисходительностью пояснил:

– Традиции всегда умирают долго и мучительно. Юридическая семья возникла на базе частной собственности и стала потихоньку вянуть сразу после того, как эта собственность потеряла свой смысл и значение. Комитет просто констатировал факт, – в голосе Соколова появились примирительные нотки. – Он повесил объявление на развалинах, уведомив, что это развалины, и ничего больше.

– Скажите, Александр Сергеевич, – вдруг серьезно и доброжелательно спросил Лорка, – как вы стали профессиональным экспертом?

– Должен ведь кто-то быть им!

– А семья у вас есть?

Соколов добродушно улыбнулся, его маленькие глазки совсем спрятались между полных щек.

– А как же без семьи? Жена и трое детей – два сына и одна дочь.

– И вы храните свои дела от жены в тайне?

– От жены? – Соколов потер себе щеку, засмеялся и с не которым смущением сказал: – Разве от нее скроешь? Все равно догадается, а о чем не догадается – выспросит.

– Так почему же я должен что-то там скрывать от Альты?

– То есть как это почему? – голубые глаза Соколова смотрели на Лорку простодушно. – У вас же нет детей, значит, нет ни настоящей семьи, ни настоящей жены. Незаконная она у вас, если пользоваться старой терминологией.

Лорка от души рассмеялся, а потом негромко и очень серьезно сказал:

– Так вот, Александр Сергеевич, сразу предупреждаю вас. Конечно, не обязательно входить в детали, но кое-что мне непременно придется рассказать. И не только жене Альте, но и некоторым друзьям. Это потребуется в интересах самого расследования. Вы уж даруйте мне право самостоятельно решать эту проблему.

Соколов ненадолго задумался, поглядывая на Лорку из-под редких белесых бровей, и без особого энтузиазма согласился:

– Ну хорошо. Будь по-вашему. И вот еще что, – он опять задумался, формулируя мысль, – мне бы хотелось подробнее познакомиться с Кикой – планетой, которую вы намереваетесь посетить. Получить сведения, так сказать, из самых первых рук. Официальная информация – это, знаете ли, одно, а личное мнение человека, который собирается туда лететь, – нечто со всем другое.

– Я понимаю, – согласился Лорка. – Кику, а точнее Кикимору, открыл и обследовал Петр Лагута.

– Кикимору? – переспросил Соколов.

– Именно. Так нарек ее Петр Лагута. Кика – просто сокращение.

– Он что же, японец по происхождению?

– Нет, не японец. И слово это не японское.

– Ки-ки-мо-ра, – недоуменно по слогам повторил Соколов, – по-моему, типично японское слово.

– Это слово русское, сказочное. Хорошие гиперсветовики с большим стажем всегда увлекаются чем-нибудь легким, с художественно гуманитарным уклоном: времени свободного достаточно, а обстановка стрессовая, там не до математического анализа и не до углубленных философских размышлений. Вот и у Лагуты было свое хобби – русские былины и сказки. А на той планете и в самом деле сказочно красиво, жутковато и с загадками. Вот Лагута и стал раздавать направо и налево фольклорные имена и названия.

Соколов слушал, глядя мимо Лорки в серое окно, вроде бы рассеянно, а на самом деле как губка впитывал все услышанное.

– Знатный он развел там зверинец, – с доброй и грустной улыбкой рассказывал Лорка, – в лесах – шишиги, сирины; в степях – бой-туры и нетопыри.

– А Кикимора?

– Сказочная обитательница леса, гибрид сучкастого дерева и женщины-озорницы. Что-то вроде огромного богомола с головой лемура.

– И такие есть?

– Чего там только нет! Есть поющее дерево, Лагута назвал его лукомором, а есть плачущий кустарник, имя ему дадено – ракита, – Лорка вздохнул. – Помните? «В чистом поле, под ракитой богатырь лежит убитый». Лагута будто чувствовал свою судьбу, под ракитой его и нашли.

– А как он погиб?

– Глупо погиб, поторопился себя реабилитировать. По результатам обследования Лагуты высший совет дал добро на организацию первого кикианского поселения. Полтора года оно благоденствовало и процветало. А через полтора года погиб первый поселянин, когда лесом возвращался на базу с дальней точки. Обследование показало – паралич сердца. Через неделю погиб второй, потом третий. Никаких телесных повреждений, паралич сердца и выражение ужаса на лице.

Соколов поежился, хмыкнул.

– И что же?

– Поселение ликвидировали. Лагута – человек честный и принципиальный. Он чувствовал себя виновным в гибели трех человек и попросил разрешения на повторное обследование планеты. Кто бы посмел ему отказать? Сразу же после прибытия на Кику он в одиночку отправился в тот лес, где погибали люди.

– Почему в одиночку?

– Несчастья происходили только с одиночками. Лагута решил разом покончить с тайной Кики. И был найден мертвым под ракитой. Тоже паралич сердца, только на лице не ужас, а улыбка.

В маленьких глазках Соколова заискрился интерес.

– Видимо, он разгадал тайну!

Лорка мрачно улыбнулся.

– Разгадал.

Соколов оглядел Лорку, оглядел неторопливо, с ног до головы.

– А теперь вы туда? – спросил он с любопытством.

– Теперь мы.

– Н-да, – Соколов проговорил это весьма многозначительно, вытирая платком лоб и щеки, – хочется вам позавидовать, Да, может быть, лучше посочувствовать?

– Что ж, спасибо и за то и за другое, Александр Сергеевич.

3

Заканчивая свой утренний туалет, Лорка надел светлую теплую куртку из мягкой кожистой ткани, похожей на замшу. Легко и непринужденно, как первоклассный танцор, он прошагал в прихожую и возле вешалки-гардероба прочитал рекомендации по верхней одежде, которые выдавались автоматикой в соответствии с погодой. Коррективов он вводить не стал. Механическая рука подала ему из открывшейся в стене ниши сначала плащ, а затем и шляпу, по широким полям которой надлежало стекать возможному дождю. Засветив зеркало, Лорка, скептически щуря свои зеленые кошачьи глаза, вгляделся в свое отражение. Повел могучими плечами и усмехнулся.

– Может быть, ты просто трусишь, командир? – спросил он вполголоса у зеркала. – Признавайся, тут нет никого постороннего.

Он протянул руку, чтобы ущипнуть своего зеркального двойника за нос, но тот, конечно, тоже протянул свою руку. Лорка прищелкнул пальцами и засмеялся.

Шляпа ему определенно не нравилась. Он надевал ее и так и эдак, и по-всякому было плохо. В конце концов он снял ее, нахлобучил на механическую руку, которая не замедлила переправить ее в нишу, и, обернувшись, спросил, повысив голос:

– Альта, ты скоро?

– Скоро, – ответил чистый грудной голос.

– Я подожду тебя на воздухе.

– Хорошо.

Щелкнув запором, Лорка вышел из дому и остановился на площадке широкого полукруглого крыльца.

Мир спал. Неподвижный влажный воздух казался густым, как кисель: сделай шаг – и увязнешь, запутаешься в зыбкой полупрозрачной трясине. Но это лишь казалось; несмотря на свою влажность, воздух был легким и теплым, как дыхание.

Сбежав по ступеням крыльца, Лорка миновал голый кустарник, вышел на шероховатую пружинистую дорожку, очень ловко имитированную под песчаную аллейку. И остановился, поджидая жену.

Деревья тоже спали, плавая в тумане, похожем на молоко, разбавленное водой. Поблизости это были еще настоящие деревья со стволами и ветвями, можно даже было угадать осеннюю пестроту тяжелых листьев. А дальше деревья быстро теряли реальные очертания, превращаясь в ажурные абстрактные орнаменты. Спали и птицы. И только звонкая, чистая, как детский голос, капель оживляла этот влажный мир, погруженный в светлую дрему.

– Лорка! – послышался голос Альты – две глубокие ноты, первая повыше, а вторая пониже.

Лорка огляделся, ему почудилось, что голос ее прозвучал над самым его ухом, и тихонько откликнулся:

– Ау!

Он отчетливо слышал звуки шагов Альты, хотя ее совсем не было видно за туманом и кустарником. Можно было угадать, как она сбежала по ступеням, сделала несколько замедленных шагов по земле, а потом деловито зашагала по дорожке. Этот чудной воздух-студень, воздух-дыхание был удивительно звукопроницаем, Теперь Федору стала ясна загадка чеканного звона капели, хотя всего-то с ветки кустарника срывались и падали в лужицу серые бусинки воды. Лужица недовольно морщилась, а сухой лист-кораблик приветливо кланялся на игрушечных волнах.

Альта пришла легкая, оживленная, веселая. На тонком темном лице, будто вырезанном из мореного дуба, – неожиданно светлые глаза. Лорка знал, что они голубые, почти синие, но под стать этому туманному утру казались сейчас серыми. Капюшон плаща откинут, тяжелые волны волос припушены седой пылью влаги.

– Ты здесь?

– Нет, – засмеялся Федор. – Но иногда я здесь бываю.

Засмеялась и Альта. Голоса звучали как колокола, словно Лорка и Альта находились не под открытым небом, а под гулкими сводами. Альта даже подняла голову и посмотрела вверх, рот ее чуть приоткрылся, за вишневыми губами проглянула сахарная полоска зубов. И Лорка посмотрел наверх, а там ничего, серое рыхлое небо, и не поймешь, высоко оно или низко. Прислонясь к Федору плечом, Альта тихонько сказала:

– Как в храме!

– В соборе святого Петра, – серьезно подтвердил Лорка. – Сейчас из тумана выйдет белобородый епископ в золоченой тиаре. И тайным словом навеки свяжет наши души.

Альта посмотрела в туман, поежилась от влажного воздуха и подняла на Федора серьезные светлые глаза.

– Зачем нам с тобой епископы, Лорка? Мы и так связаны навеки. Правда?

– Наверно, правда.

Ее глаза сразу потемнели.

– Почему «наверно»?

– Значит, просто правда.

Она на улыбку не ответила, показала, что сердится на неуместную реплику, прошла по дорожке вперед и лишь потом обернулась через плечо.

– Пойдем.

Лорка нарочно не сразу догнал ее, ему нравилось смотреть, как она идет. Альта двигалась неслышно, почти невесомо, точно плыла в тумане.

Черно-серый куст, большим глупым веником выплывавший из тумана, вдруг шарахнулся, из него кто-то выскочил и удрал. Альта замерла, вытянувшись стрункой, подоспевший Федор легонько обнял ее за плечи.

– Птица. А может быть, заяц, – успокоил он.

Альта огляделась вокруг, зябко повела плечами:

– Как-то не так сегодня. Тревожно. Правда, Лорка?

Федор огляделся и грустно подтвердил:

– Правда.

– Это потому, что Тим погиб, – тихо сказала Альта.

Лорка помрачнел и ничего, не ответил. Некоторое время они шли молча. Альта время от времени взглядывала на Федора, но он не замечал или делал вид, что не замечает ее взглядов.

– Каково сейчас Валентине, – вдруг вырвалось у Альты.

Лорка удивленно взглянул на нее и нахмурился.

– Она ничего еще не знает.

Альта остановилась на полушаге.

– Как?

– Да так, – недовольно проговорил Лорка, – меня просили пока ничего не говорить ей.

Темный румянец выступил на щеках Альты.

– Почему? – сурово спросила она.

– Не знаю. Просто попросили, – с тенью раздражения ответил Лорка.

– Каждый имеет право на свою радость и на свое горе, – сказала Альта, и голос ее дрогнул, – и никто не имеет права на ложь и обман.

– Мы не лжем, Альта, – примирительно сказал Лорка, – мы молчим.

– Молчание хуже, трусливее лжи.

Лорка отвел взгляд.

– Ты права. Я обещал молчать.

– Иногда обещание можно нарушить, – Альта снова пошла вперед и сказал тихо и убежденно:

– Бедная Валентина! Она и не знает ничего. Это вдвойне жестоко.

Лорка одобрительно взглянул на нее. Есть вещи, подумалось ему, которые до конца способна понять только женщина. Ведь и правда, беспечность незнания – разве она не оборачивается потом изощренной жестокостью?

– Ты права, Альта, – вслух повторил он, – я сегодня же расскажу ей обо всем.

Она молча взяла его за руку. Дорожка вилась между кустами, почтительно обходила большие деревья, прыгала через канавы. Возле одного деревца Альта остановилась и прислушалась, склонив голову набок.

– Слышишь? – вполголоса спросила она Лорку.

Федор прислушался и кивнул головой. Дремлющая роща сонно шептала тысячами дробных шелестящих голосов. Это капли и капельки воды падали с ветвей на влажную землю, на ковер увядших разноцветных листьев. Лорка покосился на грустное отрешенное лицо Альты, вздохнул, а потом чуть улыбнулся, положил свою большую ладонь на тонкий ствол, поднял лицо вверх и крепко встряхнул деревце. Оно дрогнуло и обрушило на них заряд крупного свежего дождя. Альта гибко метнулась в сторону, а Федор так и остался стоять, потряхивая мокрой головой, только глаза зажмурил.

– Сумасшедший! – преувеличенно сердито ворчала Альта, вытирая лицо платком.

По-настоящему сердиться она не могла, знала, что как раз что-нибудь вроде такого душа и нужно было, чтобы сбросить напряжение и прийти в себя.

– Тим не любил грустить, – сказал Лорка, подходя к ней. – Даже когда речь шла о погибших друзьях.

Тим любил жизнь, свою работу, шутки и розыгрыши. Дети, даже незнакомые, сразу чувствовали эту особенность его характера. Они липли, льнули к нему, охотно принимали его, такого большого и сильного, в свои детские игры, не давая ему послаблений и не прося уступок. А Тим с удивительным тактом соразмерял свою силу и ловкость с их грациозными, милыми, но такими несобранными движениями. Роща оборвалась разом, выставив вперед надежную стражу – старые раскидистые деревья. Склон холма, покрытый желтеющей травой, круто падал вниз и растворялся в плотной массе тумана. Казалось, обрыв уходил в серую бездну, в клубящееся, безликое, бесцветное ничто.

– Преисподняя, – шепотом сказал Лорка. – Это неправда, что преисподняя – черное с красным. Она серая.

Лицо Альты было сосредоточенным, она прислушивалась к тому, что происходило внизу, в серой бездне. Прислушивался и Лорка. Внизу кто-то жил. Он был длинный – во весь овраг. Он вздыхал, ворочался и бормотал недовольно и непонятно.

– Змей Горыныч, – заговорщицки шепнул Лорка. – Они всегда водятся в таких местах.

– Это ручей, – улыбнулась Альта. Она огляделась, зябко повела плечами. – Как-то не так сегодня, Лорка. Как будто мы не на Земле, а в другом мире.

– Нет, мы дома, – Лорка глубоко, полной грудью вдохнул влажный воздух, – все тут родное: запахи, звуки и трава.

Он тронул носком туфли увядающий стебель.

– Видишь? Не пищат и не царапаются. А на Весталке сошел я с трапа на землю, на густую пружинящую траву, сделал по ней несколько шагов, и почудилось мне, что кто-то стонет, вздыхает. Прислушался, посмотрел – а это трава неуклюже, неловко отпихивает мои ноги стеблями и стонет.

Лорка замолчал, глядя вдаль мимо Альты, мимо серых в тумане деревьев, мимо всего-всего земного. Смотря на него снизу вверх, Альта вдруг попросила:

– Лорка, возьми меня с собой на Кику.

Лорка не сразу оторвался от своих мыслей и перевел взгляд не жену.

– Правда, Лорка, возьми. Я больше не хочу оставаться одна. Я твоя жена, а жены имеют не только обязанности, но и права.

Лорка легонько, снизу вверх погладил ей затылок, пропуская тяжелые волнистые пряди волос между пальцами.

– Мне вчера напомнили, что комитет общественных отношений отменил институт юридических жен еще полвека назад.

– Ты всегда говорил, что комитет поторопился. Что он дал нам взамен брачных уз?

– Свободу, Альта, – тихо ответил Лорка, – никакими узами, никакими цепями не омраченную свободу отношений двух людей, любящих друг друга.

– Свобода имеет свои оборотные стороны, – голубые глаза Альты смотрели на Лорку точно из глубины ночи, – еще не все научились ею распоряжаться. Некоторым нужны цепи, с ними проще.

– Цепи всегда цепи, – голос Лорки звучал мягко, – любой вид рабства порочен в своей основе. Даже рабство любви.

– Что бы там ни говорил комитет, я твоя жена, и ты это знаешь, – упрямо повторила Альта. – Я люблю тебя, но я человек, всего-навсего человек. Возьми меня с собой, а то я наделаю глупостей.

Глаза Лорки разом похолодели. Теперь они смотрели отчужденно и даже не на Альту, а сквозь нее. Альта поспешно прикрыла рот Лорки своей темной сильной ладошкой.

– Молчи! – она перевела дыхание. – Молчи, Лорка. Это я со зла.

Она улыбнулась ему сначала робко, а потом, видя, как тает холод в его глазах, уже и озорно.

– Я со зла, – повторила Альта. – Ты мужчина, муж и не должен сердиться.

Лорка наконец улыбнулся.

– Я не сержусь. А насчет Кики подумаем.

– Не шути, Лорка, – попросила Альта.

– Я не шучу. Ты думаешь, я не скучаю по тебе в космосе? Думаешь, мне не надоело расставаться с тобой на многие месяцы?

Альта все смотрела и смотрела на Федора, глаза ее наполнялись слезами.

– Лорка!

Она порывисто прижалась к его груди и притихла. Лорка мягко обнял ее за плечи и с оттенком лукавства сказал на ухо:

– А потом я к тебе присмотрелся. Честное слово, у тебя неплохие задатки космонавта-разведчика.

– Ты правда не шутишь?

Отстранившись, Альта смотрела на него все еще недоверчивыми, но уже счастливыми глазами.

– Нет. Хотя хорошо понимаю, что вдвоем в космосе нам будет не легче, а может, и тяжелее.

– Почему?

– Потому что, когда придется трудно, мы будем болеть душой не только за дело, но друг за друга.

Брови Альты сдвинулись.

– Почему, – она вздохнула, – ну почему жизнь так плохо устроена?

– Чтобы жилось веселее, – Лорка засмеялся и взлохматил ей волосы. – Почему, отчего. А если просто так? Сейчас вот я хочу разобраться, кто это ворочается и вздыхает в овраге – ручей или Змей Горыныч?

Он отступил назад, разбежался, сделал мощный прыжок и исчез в серой бездне.

– Лорка! – импульсивно вскрикнула Альта.

Снизу послышался звук падения тяжелого тела, зашуршали ветви. Вся обратившись в слух и ожидание, Альта смотрела вниз. Прошло несколько мгновений, и она заметила, как в клубящемся тумане поднимается, всплывает что-то темное. С захолонувшим от ужаса сердцем Альта смотрела, как обозначаются, прописываются два широких крыла, ушастая голова. Еще миг, и на Альту сурово взглянули огромные мудрые глаза.

– Угу! – дружелюбно сказал филин и бесшумно, неторопливо поплыл в глубину рощи.

Очнувшись от столбняка, скользя и спотыкаясь, Альта побежала вниз. Туман тут был плотнее, гуще, казалось, его можно было черпать горстями. Мир растворился в этом густом невесомом молоке, даже земли почти не было видно.

– Федор!

Альта чуть не упала, ободрала руку о какую-то колючку и пошла медленнее, благо склон оврага кончился.

– Федор! – отчаянно крикнула она.

– Что? – послышался сзади спокойный голос.

Альта ахнула, испуганно обернулась и совсем рядом увидела зеленые глаза Лорки и растрепанные рыжие волосы, украшенные увядшими листьями.

– Лорка, – вздохнула она с облегчением, уткнулась лицом в его грудь и притихла, успокаиваясь. Лорка, обняв жену за плечи, осторожно гладил ее волосы. Но лицо его не выражало ни нежности, ни озорства, оно было суровым и тревожным, увидев его таким, Альта не на шутку бы перепугалась.

Поглаживая пышные влажные волосы жены, Лорка напряженно размышлял. Почему он так глупо, неосторожно, рискуя сломать себе шею, прыгнул в овраг? Наверное, потому, что часто проделывал такие фокусы мальчишкой и до сих пор любил поозоровать, оставаясь наедине с близкими людьми. И еще потому, что этот овраг он знал как свои пять пальцев – мягкие песчаные склоны и плакучие ивы с пружинящими ветвями, о которые невозможно ушибиться. Но ведь туман, ни зги не видно!