Текст книги "Тайны языческой Руси"

Автор книги: Юрий Мизун

Христианский праздник Пасхи (Светло-Христово Воскресенье), таким образом, был совмещен с народным праздником. На Украине Пасху называют Велик-день. Веровали, что в это время светлые боги сходят с небес на землю и наделяют ее дарами плодородия. Это языческое верование. Но христианство перенесло это на Христа, Богородицу и святых угодников. Сюда же добавляют, что с первого дня Пасхи и до Вознесения Христа апостолы ходят по земле в нищенских рубищах. Они испытывают людское милосердие, карают злых и награждают добрых. В Смоленской губернии считают, что Христос сходит на землю в чистый четверг. К этому сроку готовятся – испекают хлеб, который называют стульце. В деревнях Белоруссии в это время ходят по домам волочебники и поют обрядовые песни. Они славят святых Георгия и Николая, которые коней и коров пасут. Славят и Пречистую Деву. Она засевает нивы. Илья-пророк зажинает золотистую рожь. Его также славят. Все яства, приготовленные на этот праздник, украшаются зелеными ветками брусники. Готовят жареного барашка или поросенка. Его кости частично зарывают на пашнях (чтобы предохранить нивы от града), а частью держат в домах. Затем во время летних гроз их бросают в огонь, который разведен в домашнем очаге. Этим самым отвращают удар грома.

В Костромской области все несколько по-иному. Там перед Христовой заутреней восходят на колокольни, стреляют оттуда из пистолетов и ружей. Так имитируют весенний гром, который прогонят нечистую силу Зимы-Смерти. На второй день Пасхи, на Красную Горку и в Фомин понедельник девицы и молодые парни обливают друг друга ключевою водою. Этот обычай символизирует собой пролитие небесных источников, «осеменение матери-Земли оплодотворяющей влагою дождя». В Густинской летописи об этом сказано так: «От сих (языческих богов) единому некоему богу на жертву людей топяху, ему же и доныне по некоих странах безумным память творят: во день Воскресения Христова собрашееся с ним, играюще, вметают человека в воду, и бывает иногда действом тых богов, си есть бесов, разбиваются и умирают, или утопают; по иных же странах не вкидают в воду, но токмо водею поливают, но единаче тому же бесу жертву сотворяют». Мы привели эти слова христианского летописца для того, чтобы еще раз продемонстрировать его «объективность». Для отцов церкви все языческие боги были бесами, а все языческие (народные) обычаи и обряды были бесовскими. Чтобы было более убедительно, христианские просветители без стеснения искажали истину. Так, полив водой изображали как жертву бесам, в процессе которой жертва могла лишиться жизни (она могла разбиться о камни в реке). Так они превратили берегинь-русалок в кровожадных существ, которые не оберегали, но топили. Этому ли учил Христос? Распространяя учение Христа, зачем же было искажать истину? Дело в том, что они распространяли не столько истинное учение Христа, сколько свою власть. Власть неограниченную князей и церкви над своим народом. Они давили собственный народ хуже любого иноземного завоевателя. При этом очень широко использовали не только чисто силовую, но и информационную войну.

В воскресенье радуницкой недели (это Красная Горка) при восходе солнца сельские девушки собираются на ближний холм или пригорок. Они становятся в крут. В средину круга становится одна из девушек. Она берет в руки хлеб и красное яйцо. Глядя на восход солнца, совершает молитву. После молитвы она закликает Весну словами: «Весна красна! на чем пришла» и т. д. В Калужской области все это происходило в другом варианте. На горке закрепляли длинный шест с соломенную куклою. Вечером эту куклу сжигали с песнями и плясками. В Орловской губернии селяне на радуницкой неделе прогоняют Смерть из своего села. Для этого девушки в полночь выходят с метлами и кочергами. Девушки взмахивают ими по воздуху и гоняются за невидимою Мораною. Таким же способом изгоняли в деревнях и селах повальные болезни – чуму, холеру и «коровью смерть». Злых духов изгоняли так: взмахивали по воздуху ножами и кричали: «Бегите, бегите, злые духи!»

После того как Весна побеждала Зиму, она одевала поля, сады и рощи свежею зеленью и цветами. В честь Весны праздновали в мае и начале июня. Проводились общенародные игрища. Отцам церкви запретить эти игрища не удалось. Они их приурочили к Вознесению и Троице, которые приходятся на май. Вознесение празднуется в четверг. Поэтому в народе это связывалось с громовиком. У наших предков-язычников громовик был связан с четвергом. Другой четверг предшествовал Троице. Этот четверг называли Семиком, поскольку он был на седьмой неделе после Пасхи. Уже в день Воскресения в некоторых местах приступают к завиванию венков, хотя обычно этот праздник совершался на Семик или Троицу. По древним обычаям до начала празднования селяне толпами отправляются в поля и рощи. Там они собирают разные травы, главным образом благовонные: чебрец, мяту, зорю и калуфер. Одновременно они рубят молодые березы и другие лиственные деревья. Это нужно для того, чтобы стены внутри домов выстлать древесными ветками. Полы устилают скошенной травою, а окна – пахучими зельями и цветами. По улицам устанавливаются целые ряды березок, липок и кленов. Так населенные пункты превращались в зеленые сады. С приходом христианства убирались зеленью и храмы. Поселяне собирались в лесах и рощах, пели песни и завивали венки. Срубали молодую березу и наряжали ее в женское платье или обвешивали разноцветными лентами и лоскутьями. После этого начинался общий пир вскладчину или ссыпчину (из мирского сбора муки, молока, крашеных яиц и других припасов). На общие деньги покупали вино и пиво. После окончания пира березку поднимали и с радостными песнями и плясками несли ее в деревню и ставили в избранном доме. Тут она оставалась до следующего праздника. По пришествии христианства березку хранили до Троицына дня. В пятницу и субботу наряженную березку приходят навещать, а в Троицкое воскресенье ее выносили к реке и бросали в воду. В это же время пускали на воду и семицкие венки. На практике были разные (в деталях) сценарии праздника. В основном везде было одно и то же. Так, около Воронежа строили посреди дубовой рощи небольшой шалаш. Его убирали венками, цветами и душистыми травами. Внутри шалаша ставили на возвышении соломенную или деревянную куклу. Она была одета в праздничное женское или мужское платье. Сюда со всех сторон стекались окрестные жители. Они приносили с собой различные напитки и яства, водили вокруг шалаша хороводы. Все предавались веселью и играм. Во всех этих праздниках народ чествовал богиню Весну, которая одевает деревья листьями и цветами.

Девушки и парни готовят венки и ими обмениваются. Девушки надевают венки на головы, а парни украшают ими свои шляпы. После этого все приступают к хороводньм играм. Как только сядет солнце или же на следующий день идут на реку и кидают венки в воду. Венки завивают в той роще, которая прилегает к засеянному полю. Это делается для того, чтобы рожь уродилась гуще и прибыльнее. Издревле венок служил эмблемою любви и супружеской связи. В весеннюю пору Земля вступает в брачный союз с Небом, поскольку богиня весны (Жива) была не только представительницею земных урожаев, но и вообще покровительницею брака и любовных наслаждений. Посвященный Весне праздник был лучшим в году. В это время все оживало, все дышало любовью. Естественно, что раз любовь, значит, и гадания о будущем семейном счастье. Вопрошали о будущем, кидая венки в воду. Если брошенный венок уплывает, не коснувшись берега, – это предвещает исполнение желаний, счастливый брак и долгую жизнь. Если же венок закружится на одном месте – это знак неудачи (расстроится свадьба, любовь останется без ответа и т. п.). Если же венок потонет – то это прогнозирует смерть, вдовство или бессемейную жизнь («молодцу не быть женатому, девице оставаться незамужнею»). Наблюдают и за тем, уцелел ли венок свежим или он завял за время его оберегания. Если венок остался свежим – значит, впереди долголетнее и счастливое супружество. Если венок завял, то это недобрый знак – можно ожидать скорой смерти. Бытовал и такой обычай (в Калужской губернии): парень, который задумал жениться, должен был вытащить из воды венок своей избранницы.

Праздник Весны это, прежде всего, веселье, цветы и зелень. Это возрождающаяся жизнь. Суть этого праздника состоит в том, что «мать сыра земля, словно юная и прекрасная невеста, рядится в роскошные уборы растительного царства». Поэтому апрель назывался кветнем (кветок – цветок), а май – травнем.

Праздник Купалы

Это один из самых торжественных праздников у славян. Он известен во всей Европе. Его празднуют в день летнего солнцестояния. Как мы уже говорили, отцы церкви присоединили к Купале Иоанна Крестителя, поэтому получился праздник Ивана Купалы. Но сам праздник остался в своей основе народным (языческим).

Купало – бог плодов земных. Ему приносили жертву купаньем. В этот день обливали друг друга водою. Накануне праздновали Ивановскую ночь. Зажигали огни и плясали вокруг них. Пели и воздавали поклонение богам. Историки описывают, как красочно праздновали Иванову ночь на древней родине всех славян – Карпатах. На пространстве в сотни верст пылали костры. Праздник еще назывался суботка. В XVII в. он описывался так: «Когда солнце согревает рака, а соловей более не поет, суботка, как было встарь, запалена в черном лесе. Так нам передавали матери, сами также заняв от других, чтобы на день Копалы завсегда горела суботка. Эта суботка и горела при лесе или на лугу». Сербы считали, что праздник Купалы так велик, что в этот день даже солнце останавливается на небе.

Любопытно, что купальные огни зажигали не от любого источника. Добывали огонь трением дерева о дерево. Только такой огонь считали божественным. В разных губерниях России и даже в других славянских странах очень широко была распространена игра Купайло. На закате солнца все девушки собирались на определенное место с вербою, которую убирали цветами. Вербу втыкали в землю и, взявшись за руки, хороводили вокруг вербы, которую также называли Купайло. Песни в честь Купайлы пели грустные и даже жалобные. Так продолжалось некоторое время. Далее по сценарию стоящие в стороне молодые люди накидывались на вербу и уносили ее. Они ее разрывали или топили в воде. Девушки все время вербу-K/пайло защищали.

Накануне праздника Купалы девушки и молодые люди купаются в реке. С наступлением сумерек разводят костры на выгонах, на полянах и в садах. Они держатся попарно за руки и так перепрыгивают через костер. Если руки при перепрыгивании не разойдутся, то эта пара сочетается браком. На Карпатах молодежь, перепоясавшись цветными перевязями и надев на головы венки из цветов благовонных, вокруг огня водит хороводы с песнями в честь Купалы.

Кстати, в Ярославской, Тверской и Нижегородской губерниях Купалу называют Ярилою.

Что касается слова Купало, то имеются разные версии. Одни считают, что оно происходит от слова купать, купанье. Это весьма убедительно, поскольку именно с этого дня (24 июня) начинается весеннее купание в открытых водах. Другие специалисты выводят слово Купало от купы. Имеется в виду Купало и Купальница. Некоторые привлекают и слово куча (куча разжигаемого хвороста). Это менее убедительно. Отдельные исследователи не без основания связывают нашего славянского Купалу с индийским Купалом покаянником.

На самом деле здесь действуют три главных фактора: летнее солнцестояние, вода и огонь. Вода и огонь – это начало мира. Омовения были священными практически у всех народов мира.

Сочетание огня и воды так выражено в песне, которую поют девушки в хороводе вокруг вербы-Купало:

 
У пана Ивана посередь двора
Стояла верба, На вербе горели свечи,
С той вербы капля упала,
Озеро стало;
В озере сам бог купался
С детками, судетками.
 

Девушки в хороводе пели и такие песни:

 
О Малоничка, Петривачка:
Не выспалась наша девочка!
Не выспалась, не наигралась
И с казаченьком не настоялась.
К череде (стаду) шла, задремала,
На пеньки ноги посбивала,
На шпичьки очи повыймала!
А уже коровы в диброви (лесу),
А уже телята пасуть хлопьята (ребята)
А уже овцы на крутые горцы.
 

Так пели на Украине.

В момент кульминации в природе все было особенным. По-иному росли и цвели травы и цветы. Накануне Купалы в ночь цветет папоротник. В эту ночь он сияет огненным пламенем и освещает местность. Если кто сумеет его сорвать и убежать домой, не оглядываясь, этот цветок откроет клады и поможет его обладателю получить богатство.

На Купалу отыскивают и собирают лечебные травы. В частности, ишут «разрыв-траву». Против этой травы «не устоит ни один замок». Накануне Купалы (в ночь) собирают на муравьиных кучах масло в сосуд, которое признается целительным средством против разных недугов. Из цветов в это время собирают «Купаленку» (trollium europaeus), медвежье ушко (verbascum), богатенку (erigeron acre). Последнюю траву (богатенку) в Новгородской губернии селяне помещают в стену на каждого члена семьи отдельно. Наблюдают за каждым цветком: чей цветок быстрее завянет, тому и умереть в этот год или захворать. Тогда же под корнем чернобыльника «открывают земляной уголь», который употребляют для лечения «падучей болезни и черной немочи, исцеляемой корнем сего растения». В начале XVIII века в рукописном травнике упоминается о какой-то траве архилине, про которую сказано: кто ее рвет на Купала сквозь золотую или серебряную монету и кто ее носит на себе, тот не боится никакого зла. Сказано, что «растет она при большой реке».

На Купалу собирают и другие лекарственные травы и коренья, которые к этому времени созревают. Историк пишет: «В некоторых местах Новгородской губернии, около старой и новой Ладоги и Тихвине, на Купало топят бани и, воткнув в веники собранную ими траву Иван-да-Марья, парятся на этот праздник с целью получить здоровье».

О купании на Купало историк пишет так: «В Антониево-Дымском монастыре исстари и поныне простой народ собирается купаться в тамошнем озере и с тою же целью купает больных лошадей. В Переславле-Залесском прежде стоял истукан Купало, почему даже сама ярмарка называется Купальницей. В это время купаются на озере Клещине и водят по берегам круги с песнями, которые сочинены исключительно на это время».

Исторические источники сообщают, что в Нерехте и в ее окрестностях был такой обычай. Накануне Купала, вечером девушки, собравшись у одной из своих подруг, толкли в ступе ячмень. При этом они пели песни. А на другой день поутру из этого ячменя (из ячменной муки) варили кашу, называемую кутьею. Вечером того же дня кашу заправляли маслом и сообща съедали. Это было только начало. Далее они брали от телеги передние колеса и возили на оси некоторых из подруг по селению, а также по полям с песнями. Это продолжалось до утренней росы.

Поутру девушки умывались утренней росою, чтобы быть здоровее и красивее.

В Москве гуляния на Купалу проходили на трех горах. Сюда еще не так давно съезжались многие татарские семейства и, расположившись по берегам гагаринских прудов, разводили огни и пировали. Немецкая слобода в Москве раньше называлось Кокуевой слободой. Из Красного пруда вытекал ручей Ко куй, который протекал через Немецкую слободу и впадал в Яузу.

В Харьковской губернии вечером накануне Купалы в каком-нибудь месте ставили крапивный куст. До этого зажигали солому. Все собравшиеся перепрыгивали через крапивный куст туда-сюда. Во время прыжков пели:

 
Сегодня Купала, а завтра Ивана,
Чем мне, моя мати, торговати?
Сегодня Купала, а завтра Ивана,
Чем мне, моя мати, торговати?
Позову я свекровка продавати —
Родного батинка куповати.
Задешевила свекорка, задешевила —
Родного батнаку не купила.
Сегодня Купала, а завтра Ивана;
Чем мне, мати, торговати?
Поеду я свекруху продавати,
Родную мати куповати.
Задешевила свекруха, задешевила,
Родной матинки не купила.
Сегодня Купала, а завтра Ивана;
Чем мне, моя мати, торговати?
Повезу и деверька продавати,
Родного братика купувати;
Задешевела деверька, задешевела,
Родного братика не купила. —
Сегодня Купала, а завтра Ивана;
Чем мне, моя мати, торговати?
Повезу я золовку продавати —
Родную сестрицу купувати.
Задешевела золовка, задешевела,
Родной сестры не купила.
 

Мы уже говорили, что был не только Купала, но и Купальщица (отцы церкви ее заменили святой Аграфеной). Память Купальщицы праздновалась на 23 июня. Кстати, Ладу заменили Пречистой Девою Мариею. Но в народе даже храм Пресвятой Богородицы называли Купальницею. Народные причитания и колядки о ниспослании дождя и возделывании пашни селяне распевали 24 июня при восходе солнца. Белорусы в это время собираются у пылающих костров и смоляных бочек и поют следующую песню:

 
Иван да Марья На горе купались;
Где Иван купался, Берег колыхался,
Где Марья купалась —
Трава расстилалась.
 

Специалисты считают, что здесь однозначно речь идет о купании Перуна и Лады в дождевых потоках на небесной горе. Перун потрясал землю громовыми раскатами, а Лада растила на полях травы. Такое толкование подтверждается другой купальной песней, в которой говорится, как «в озере сам Бог купался с дитятками-судитками». День Купальщицы (христианский аналог – Аграфена) посвящается собиранию лекарственных трав. Особым уважением пользовалась купаленка или купальница (желтого цвета), а также цветок Иван-да-Марья. На этих цветах селяне парились в банях, чтобы снять с себя худобу и болезни.

С именами Ивана и Марьи (Купала и Купальщицы) связывали и уборку хлеба. Это видно из купальской песни:

 
Ой! Чье то жито под горою стояло?
Иванкове жито под горою стояло,
Под гору зелененок, по месяцу видненько.
Молодая Маричка ходит жито жати:
«Молодой Иванко! Не умею я жати». —
«Когда я тебя возьму, жито жати научу!»
 

Когда лето шло на убыль, праздновали похороны Костромы, Лады и Ярилы. В старину эти праздники принадлежали к купальским игрищам. Но христианство их сдвинуло на более поздний срок (чтобы праздники на совпадали с христианским постом). Так, в некоторых местах накануне 29 июня селяне зажигали костры, а наутро следующего дня наблюдали игру восходящего солнца. Что касается похорон Костромы, то в Пензенской и Симбирской губерниях они совершались следующим образом. Вначале девицы избирали ту, которая должна была представлять собой Кострому. К ней подходили с поклонами, клали на доски и с песнями несли к реке. Там ее (Кострому) начинали купать. Старшая из девушек из лубка делала лукошко и била в него, как в барабан. После этого возвращались в деревню и заканчивали день в хороводах и играх. В Муромском уезде все проходило по-иному. Кострому представляла кукла, сделанная из соломы. Ее наряжали в женское платье и цветы. Клали куклу в корыто и с песнями относили на берег реки или озера. Все участники празднества делились на две группы. Одни защищали куклу, а другие нападали и старались овладеть ею. Должны были победить нападающие. Они хватали куклу, срывали с нее платья и перевязи, солому же топтали ногами и бросали в воду. Побежденные предавались неутешному горю. Они закрывали лица свои руками и оплакивали смерть Костромы. Кукла изготовлялась не только из соломы, но и из сорных трав и прутьев. Поэтому ее и назвали Костромой. Кострома означает прут, розгу, растущие во ржи сорные травы. Она означает также костер (траву метлицу), костеря – жесткая кора растений, пригодных для пряжи и т. п.

На Украине Кострому звали Кострубом. При ее похоронах пели:

 
Помер, помер Кострубонько,
Сивьм, мильм голубонько!..
 

ЗАГОВОРЫ

В прошлом веке ученые в России обстоятельно изучали древние традиции дохристианской (ведической) Руси. Было проведено множество экспедиций в глубинку, результаты печатались в солидных научных изданиях. Мы приводим только незначительную часть этого материала с тем, чтобы читатель получил хотя бы некоторое представление о традициях наших предков, о наших традициях. В прошлом веке профессор М. Забылин с огорчением писал: «… сейчас мало говорят об обычаях и образе жизни наших предков, почему бытовая сторона нашего народа в своем прошлом почти утеряна для нас». Он пытался исправить положение и издал в 1880 году книгу «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия». Бесценная книга! Бесценная для тех, кто хочет понять свои корни, свой народ, свою основу. Эта книга, как и то из нее, что мы приводим ниже, не адресована практикам. Изучаемые учеными заговоры, гадания и другие обычаи, часть из которых приводится здесь, имеют дохристианское происхождение. Но за сочувствие язычеству по царскому указу полагалась смертная казнь. Своих богов человек мог называть только шепотом и то оглядываясь. Поэтому в текстах для печати фигурируют христианские святые. Церковь пристегнула Иоанна Крестителя к Купале и получила праздник Ивана Купалы, заменила Небесную Мать-Рожаницу на Богоматерь, Богородицу и т. д. Обо всем этом мы весьма убедительно писали выше, поэтому нет смысла повторяться. Отметим только одно – обращения к христианским святым (в тексте они выделены полужирным текстом) были добавлены в заговоры под страхом смерти. Сами же заговоры существовали задолго до крещения Руси.

ЗАГОВОРЫ ОТ ИСТЕЧЕНИЯ КРОВИ

1. Знахарь крепко сжимает указательным и большим пальцем рану и произносит до трех раз, отплевываясь после каждого раза в правую сторону: «Дерн дерись, земля крепись, а ты, кровь, у раба (имя рек) уймись», или же говорит так: «На море Океане, на острове на Буяне, девица красным шелком шила; шить не стала, руда (кровь) перестала». Эти слова тоже говорятся три раза, не переводя духа, а иначе кровотечение может усилиться.

2. Чтобы не шла кровь из раны. При порубе или при других случаях, когда кровотечение считается опасным, три раза наговаривают шепотом следующие слова и после каждого раза на рану сплевывают:

Лягу благословясь, стану перекрестясь; выйду из дверей в двери, из ворот в ворота; погляжу в чистое поле, едет из чистаго поля богатырь, везет вострую саблю на плече, сечет и рубит он по мертвому телу, не тече ни кровь, ни руда из энтова мертвого тела.

3.Заговор от крови.Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь.Доселева было при Агарян царе, небо медно и земля железна и не дала плоду от себя. Как утихнулись и ужахнулись реки и ручьи и малые источники, так бы утихнулась у раба Божия Н. кровь горячая и щепота, и ломота, в много пособляешь всем моим словом, как ключ небо, а замок земля,аминь, аминь, аминь.

4.Заговор от пореза. На море на Океане, на острове на Буяне лежит горючь камень Алатырь, на том камне, Алатыре, сидит красная девица, швея мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, руда желтую, зашивает раны кровавыя. Заговариваю я раба (такого-то) от порезу. Булат прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань.

5.От истечения крови. В Мещовском уезде над обрезанным или порубленным местом знахари говорят три раза: «Летит ворон чрез Черное море, несет нитку шелковинку; ты нитка оборвись, а ты кровь уймись». После того каждый раз дуют на порезанное место.

6.Заговорить кровь. Фу ты, Боже мой! ни крови, ни раны, чистая рана, ни синей опухоли. Ни ножом не секлося, ни топором, никаким инструментом, и нет у раба Божия (имя рек) ни щипоты, ни ломоты, ни синей опухоли».

7.Чтобы не шла кровь из раны. Конь млад, человек стар. Ты, руда, стань, более не капь ураба Божия(имя рек).

8.Чтобы не шла кровь из раны. Баба шла по дороге, собаку вела за собой; баба пала, собака пропала; руда стань, больше не кань.

9.Если какой-либо человек посечет что-нибудь у себя, то заговаривают кровь или шршоту. Стану я,раб Божий(имя рек), благословясь, пойду перекрестясь из избы дверьми, из двора воротами, в чистое поле за воротами. В чистом поле стоит свят окиан-камень, на святом окиан-камне сидит красная девица с шелковой ниткой, рану зашивает, щип унимает и кровь заговаривает у раба Божия (имя рек), и чтобы не было ни щипоты, ни ломоты, ни опухоли, тем моим добрым словом ключ и замок отныне до веку, аминь.

ЗАГОВОРЫ ОТ ТОСКИ

1. Заговор от тоски. На море на Кияне, на острове на Буяне, на полой поляне, под дубом мокрецким сидит раб Божий (имя) тоскуя, кручинится в тоске неведомой и в грусти недознаемой, в кручине недосказанной. Идут 8 старцев со старцем незванных, непрошенных; гой ты, еси раб Божий (имя), со утра до вечера кручинный ты, что, по что сидишь такой на полой поляне, на острове Буяне, на море Кияне! И рече раб Божий (имя) 8 старцам со старцем: нашла беда среди околицы, залегла во ретиво сердце; щемит, болит головушка, не мил свет ясный, постыла вся родушка. Воззовиши всем старцем со старцем грозным грозно, начали ломать тоску, бросать тоску за околицу, кидма кидалась тоска, от востока до запада, от реки до моря, от дороги до перепутья, от села до погоста; нигде тоску не приняли, нигде тоску не укрыли; кинулась на остров на Буян, на море на Окиан, под дуб мокрецкой. Заговариваю я раба (имя) от наносной тоски, по сей день, по сей час, по сию минуту, слово мое никто не превозможет не аером, ни духом.

2. Заговор матери от тоски по родному сыну. Разрыдалась я родная, раба (такая-то), в высоком тереме родительском с красной утренней зари во чисто поле глядючи, на закат ненагляднаго дитятки, своего яснаго солнышка (такого то). Досидела я до поздней вечерней ночи, до сырой росы, в тоске, в беде. Не взмилилось мне крушить себя, а придумалось мне заговорить тоску лютую, гробовую. Пошла я во чисто поле, взяла чашу брачную, вынула свечу обручальную, достала платъ венчальный, почерпнула воды из загорнаго студенца; стала я среди леса дремучаго, очертилась чертою прозорочною, и возговорила зычным голосом: Заговариваю я своего ненагляднаго дитятку (такого-то) над чашею брачною, над свежею водою, над платом венчальным, над свечею обручального. Умываю я своего дитятку во чистое личико, утираю платом венчальным его уста сахарные, очи ясные, чело думное, ланиты красныя, освещаю свечею обручального его становой кафтан, его осанку соболиную, его подпоясь узорчатую, его коты шитые, его кудри русые, его лицо молодецкое, его поступь борзую. Будь ты, мое дитятко наглядное, светлее солнышка яснаго, милее вешняго дня, светлее ключевой воды, белее яраго воска, крепче камня горючаго Алатыря. Отвожу я от тебя: черта страшнаго, отгоняю вихоря бурнаго, отдаляю от лешаго одноглазаго, от чужаго домоваго, от злаго водянаго, от ведьмы Киевской, от злой сестры ея Муромской, от моргуньи русалки, от треклятыя бабы-яги, от летучаго змея огненнаго, отмахиваю от ворона вещаго, от вороны кар куньи, защищаю от кащея ядуна, от хитраго чернокнижника, от заговорнаго кудесника, от яраго волхва, от слепаго знахаря, от старухи-ведуньи, а будь ты, мое дитятко, моим словом крепким в нощи и в полунощи, в часу и в получасьи в пути и дороженьке, во сне и на яву укрыт от силы вражией, от нечистых духов, сбережен от смерти напрасныя, от горя, от беды, сохранен на воде от потопления, укрыт в огне от сгорания. А придет час твой смертный и ты вспомяни, мое дитятко, про нашу любовь ласковую, про наш хлеб-соль роскошный; обернись на родину славную, ударь ей челом седмерижды семь, распростись с родными и кровными, припади к сырой земле и засни сном сладким, непробудным. А будь мое слово сильнее воды, выше горы, тяжелее золота, крепче горючаго камня Алатыря, могучее богатыря. А кто вздумает моего дитятко обморочить и узорочить, и тому скрыться за горы Ара – ратския, в бездны преисподния, в смолу кипучую, в жар палючий. А будут его чары, морочанье его – не в морочание, узорочание его – не в узорочание.

3. Заговор матери в наносной тоске своей дитятки. На море на Океане, на острове на Буяне, на полой поляне, под дубом мокрецким, сидит девица красная, а сама-то тоскуется, а сама-то кручинится, во тоске неведомой, во грусти недознаемой, во кручине недосказанной; идут семь старцев со старцем, незванных, непрошенных. Гой, ты еси девица юная, со утра до вечера кручинная! Ты что, по что сидишь на полой поляне, на острове на Буяне, на море на Океане? И рече девица семи старцам со старцем: нашла беда среди околицы, залегла во ретиво сердце, щемит, болит головушка, не мил и свет ясный, постыла вся родушка. Возопиша семь старцев со старцем грозным-грозно, учали ломать тоску за околицу; кидма кидалась тоска от востока до запада, от реки до моря, от реки до перепутья, от села до погоста, и нигде тоску не укрыли; кинулась тоска на остров на Буян, на море на Окиан, под дуб мокрецкой. Заговариваю я родная матушка (такую-то) свою ненаглядную дитятку (такую-то) от наносной тоски по сей день, по сей час по сию миниту. Слово мое никто не превозможет ни аером, ни духом.

4. Заговор красной девицы от тоски. От востока до запада, от севера до юга, от реки до моря, от пути до перепутья, пролегала путь-дороженька, всем дорогам старшая и большая, по той дорожке шлидщери Иродовы, несли во руках пруты ивовы, а шли они в мир кости сушить, тело знобить, недугами мучить. От востока до запада, от севера до юга, от реки до моря, на путях и перепутьях выростала травушка со муравушкой, на той травушке со муравушкой сидела тоска со кручиной, а сидели они да подумывали: как бы людей крушить, сердца щемить, света не возлюбить.

От востока до запада, от севера до юга, от реки до моря, среди белокаменной Москвы стоит терем боярский, в том тереме боярском сидит во тоске красная девица по незнаемой беде.

Вы,дщери Иродовы, не ходите по пути по дороженьке на мир кости знобить, тело сушить, людей мучить, а идите вы во чисто поле на травушку со муравушкой, что на ту травушку, где сидит тоска со кручиной, и велите вы тоске со кручиной, чтобы они изгнали из ретива сердца красной девицы, у раба (такой-то), наносную тоску, а не покорится вам тоска, ино вы учините бить во пруты ивовы. Заговариваю сим моим заговором крепко на крепко; а кто мой заговор возодолеет, и ему провалиться сквозь тар-тарары.

Вы,дщери Иродовы, не ходите по пути по дороженьке на мир кости знобить, тело сушить, людей мучить, а идите вы во чисто поле на травушку со муравушкой, что на ту травушку, где сидит тоска со кручиной, и велите вы тоске со кручиной, чтобы они изгнали из ретива сердца красной девицы, у раба (такой-то), наносную тоску, а не покорится вам тоска, ино вы учините бить во пруты ивовы. Заговариваю сим моим заговором крепко на крепко; а кто мой заговор возодолеет, и ему провалиться сквозь тар-тарары.

ЗАГОВОРЫ ВОИНСКИЕ

1. Заговор от пищалей и стрел. За дальними горами есть Окиан-море железное, на том море есть столб медный, на том столбе медном есть пастух чугунный, а стоит на столбе от земли до неба, от востока до запада, завещает и заповедывает тот пастух своим детям: Железу, укладу, булату красному и синему, стали, меди, проволок, свинцу, олову, сребру, золоту, каменьям, пищалям и стрелам, борцам и кулачньм бойцам, большой завет: Подите вы железо, каменья и свинец в свою мать землю от раба (такого-то), а дерево к берегу, а перья в птицу, а птицу в небо, а клей в рыбу, а рыба в мэре, сокройтесь от раба (такого-то), а велит он ножу, топору, рогатине, кинжалу, пищалям, стрелам, борцам быть тихим и смирным. А велит он не давать выстреливать на меня всякому ратоборцу из пищали, а велит схватить у луков тетивы и бросить стрелы в землю. А будет мое тело крепче камня, тверже булату, платье и колпак крепче панцыря и колчуги. Замыкаю свои словеса замками, бросаю ключи под бел-горючь камень Алатырь. А как у замков смычи крепки, так мои словеса крепки.