Текст книги "Корабли идут в Берлин"

Автор книги: Юрий Стрехнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Отряд Добржинского

На рассвете того же дня 24 августа, когда «Верный» и две другие канлодки, заняв позиции на Днепре перед Печкинским мостом, готовились открыть огонь, к другому мосту, в двадцати пяти километрах восточнее Печкинского, на Десне, вблизи небольшого городка Остер, прибыл отряд моряков, срочно переброшенный туда на автомашинах из Киева. Отряд насчитывал немногим более сотни бойцов с несколькими противотанковыми и зенитными пушками.

Зачем этот отряд был послан?

В районе Остерского моста еще не было ни наших армейских частей, ни кораблей. Меж тем гитлеровцы, овладев Печкинским мостом, спешили захватить и Остерский. А это означало бы, что врагу открыт путь за Десну, в обход Киева.

Медлить нельзя было ни часа. В самом спешном порядке из состава киевского флотского полуэкипажа был сформирован отряд.

В полуэкипаже – этом своего рода распределительном пункте флотилии – в те дни находилось много моряков, ожидавших назначения: были здесь и только что призванные, и уже побывавшие в боях, из команд погибших кораблей. Командовать отрядом был назначен майор Добржинский, командир полуэкипажа. Выбор был как нельзя более удачен. Майор имел немалый боевой опыт. Восемнадцати лет вступил добровольцем в Красную Армию, прошел в гражданскую путь от рядового до командира, потом был чекистом, воевал с бандитами. За три года до начала войны по состоянию здоровья вышел на пенсию, но без дела оставаться не мог, стал директором одного из киевских заводов. В первый же день войны поспешил в военкомат. Но врачи не сочли его годным к строю. Снова и снова добивался, чтобы его призвали. Шесть раз отказывали. В седьмой – не смогли.

Командовать полуэкипажем было нелегко, люди все время менялись, а надо не только распределять их по частям и кораблям, но и учить военному делу с учетом всего нового, что внесла война, учить моряков воевать на суше. Добржинский, старый коммунист и опытный организатор, успешно исполнял свою трудную должность. Многие, пройдя ускоренный курс обучения в полуэкипаже, стали умелыми разведчиками, автоматчиками, пулеметчиками, истребителями танков, корабельные артиллеристы научились стрелять из полевых пушек и минометов.

Из таких моряков, овладевших искусством боя на суше, и был сформирован отряд.

Уже светало, когда Добржинский и его моряки прибыли к Остерскому мосту. На подходившем к нему с запада шоссе было пусто. Мирным выглядело и поле между рекой и лесом, синевшим километрах в четырех перед мостом. Поле с разбросанными купами кустов, поросшее невысокой, но густой некошеной травой…

Добржинский знал, что немцы скорее всего покажутся на опушке леса, из которого выходит шоссе, что гул моторов, звуки стрельбы в любой момент могут взорвать утреннюю тишину. В считанные минуты он расположил силы отряда так, чтобы не подпустить врага к мосту.

Противотанковые пушки и минометы Добржинский поставил по обе стороны моста на левом берегу – здесь было удобнее замаскироваться, чтобы вести огонь через Десну, оставаясь недоступными для немецких танков. В разведку послал семерых краснофлотцев под командой старшины 2 статьи Шафранского.

Враг не заставил себя долго ждать.

Едва на воде заиграли золотистые блики взошедшего солнца, у опушки леса на шоссе показалось несколько черных точек. В бинокль Добржинский увидел мотоциклы с установленными на колясках ручными пулеметами– фашистская разведка катила к мосту.

Мотоциклистов подпустили поближе, и когда им осталось до моста не больше двухсот метров, с противоположного берега ударили пулеметы. Два мотоцикла подбили сразу – несколько гитлеровцев, свалившихся с них, остались лежать в дорожной пыли, остальные, круто развернувшись, подгоняемые пулеметными очередями, помчались обратно.

Прошло несколько минут, и со стороны леса донесся нарастающий гул моторов. Показались танки. Стреляя с ходу, они шли к мосту, за ними двигались бронетранспортеры с пехотой.

На этот раз врага не стали подпускать так близко. По танкам из-за реки ударили пушки, по высадившимся из бронетранспортеров солдатам открыли беглый огонь минометы. Танки и вслед за ними пехотинцы повернули назад, к лесу. Враг уже не рассчитывал, что ему удастся захватить мост с ходу.

Добржинский ждал новых атак.

Атаки действительно повторились. Они окончились тем же, что и первая – враг откатывался, напоровшись на огонь. Но с каждой новой атакой вводил в бой новые силы. Откуда-то с опушки леса по защитникам моста стала бить артиллерия. Когда фашисты предприняли четвертую атаку, в ней участвовали уже шесть танков и батальон пехоты.

В напряжении боя проносились часы, время близилось к вечеру. Среди моряков было уже много убитых и раненых. Добржинский беспокоился, долго ли сможет он продержаться с отрядом? Знал: подхода армейских частей и кораблей флотилии можно ожидать не раньше середины следующего дня. Значит, предстоит держаться еще без малого сутки. Может быть, порядком вымотавшиеся немцы хоть на ночь прекратят атаки?

С вечерними сумерками пришла тишина.

Вернулись разведчики.

Пока отряд отражал вражеские атаки, разведчики прошли несколько километров лесом, параллельно шоссе, в сторону Окуниново. Одного из матросов Шафранский еще днем послал с донесением к командиру, с остальными продолжал разведку. Только когда начало темнеть, повернули обратно. Они несли ценные сведения: где у противника стоят батареи, сколько и где танков, пехоты…

Вокруг стояла тишина. Замолкли птицы, не слышно шелеста листвы. Не доносилось даже шума машин с шоссе, неподалеку от которого пробирались разведчики: наверно, немцы на ночь прекратили движение. Шафранский часто останавливался, прислушивался. Присев – ночью лучше видно снизу – всматривался во тьму: в лесу в любом месте могут оказаться враги. Не раз замечал укрытые под деревьями машины и орудия, слышал голоса немцев, с удвоенной осторожностью обходил подозрительные места…

До опушки леса, по его расчетам, оставалось уже немного. За опушкой – поле, за ним – свои…

Вдруг громкий перестук автоматной очереди расколол тишину. Взлетела осветительная ракета. В ее шатком, пересекаемом тенями свете стало видно, что справа, слева и впереди за деревьями – танки, мотоциклы, бронетранспортеры…

Весь лес мгновенно наполнился звуками стрельбы, тревожными голосами. Гитлеровцы бежали со всех сторон. Шафранскому стало ясно – скрытно уйти не удастся. Надо прорываться!

Отстреливаясь на ходу из автоматов и ручного пулемета, отбиваясь гранатами, шестеро моряков прорвались через вражеский лесной лагерь. Попутно даже успели швырнуть бутылку с горючей смесью в танк, мимо которого пробегали.

Но оторваться от противника не удалось. Гитлеровцы упорно преследовали разведчиков, настигали их. И тогда матрос Семашко крикнул Шафранскому:

– Товарищ командир, отходите! Я прикрою…

В руках Семашко был ручной пулемет, взятый у раненого товарища, за спиной – автомат, карманы набиты гранатами. Он бросился на землю между двумя деревьями и, как только приблизились враги, дал очередь. Когда патроны в последнем диске кончились, отложил в сторону бесполезный уже пулемет, взялся за автомат. Кончились патроны и в автомате. Гитлеровцы толпой бросились к моряку. Но как только они подбежали вплотную, раздался взрыв, багровое пламя осветило стволы сосен. Тремя гранатами, которые Семашко успел связать вместе, он подорвал себя и окруживших его врагов…

Из семерых моряков, уходивших в разведку, в отряд вернулось лишь четверо, да и те были ранены.

Выслушав доклад Шафранского, майор понял, что завтрашний день будет трудным. Собрал командиров взводов и отделений, предупредил:

– Противник подтянул новые силы. Завтра с утра он наверняка возобновит атаки. Придется тяжело. Но надо выстоять, хотя бы до середины дня. К тому времени по Десне должны подойти корабли, а по шоссе от Киева – пехота и артиллерия. Любой ценой мы должны удержать мост.

– Будем стоять насмерть! – добавил комиссар отряда политрук Шарц. – Мы сражаемся за правое дело, поэтому мы сильнее захватчиков…

В глубокой тьме расходились бойцы по своим боевым постам. Их позиции теперь полукольцом охватывали подступы к мосту. Вплотную к шоссе, использовав кюветы как окопы, залегли автоматчики и истребители танков с противотанковыми гранатами и бутылками с горючей смесью. А дальше, по обеим сторонам, имея за спиной берег Десны, основательно окопались остальные. Майор Добржинский выбрал командный пункт на правом фланге, на левый ушел комиссар.

До рассвета командир и комиссар обошли все позиции, поговорили с каждым бойцом.

Напряженно ждали утра. Не спалось.

Но вот тьма поредела, виднее стало поле впереди. Уже можно различить и туманную полоску леса за ним, леса, в котором затаился готовый к наступлению противник…

Первые лучи солнца протянулись из-за Десны, отбрасывая в поле длинные тени прибрежных деревьев.

Артиллерия противника начала бить по противотанковым пушкам отряда, занявшим позиции за рекой. Танков еще не видно, но от опушки леса через все поле катится, нарастая, гул моторов. Сейчас покажутся…

Но прежде бойцы увидели вражескую пехоту. Разворачиваясь в цепь, она выходила из леса в поле по обеим сторонам шоссейной дороги. А по самому шоссе, наполняя воздух треском моторов, летели, выныривая из-за опушки, мотоциклы, на каждом – три гитлеровца и пулемет. Несутся к мосту. Следом за ними спешат танки. Траки их гусениц посверкивают в свете утреннего солнца…

Добржинский с командного пункта внимательно следил за стремительно приближающимися мотоциклами и танками. Противник, как видно, не придумал ничего нового – надеется и на этот раз прорваться с ходу, полагая, что уже подавил противотанковые орудия за Десной.

Передовой группе мотоциклистов осталось до моста не больше пятисот метров. Через минуту они влетят на него. Перед головным мотоциклом всклубился черный дым. Мотоцикл вильнул, опрокидываясь набок, с него повалились гитлеровцы…

Моряки из кюветов бросали гранаты, били из автоматов, а когда с засадой поравнялись танки, в них полетели связки гранат, бутылки с горючей смесью. По танкам, что шли следом за головными и были еще далеко, открыли огонь пушки из-за Десны. По фашистской пехоте ударили минометы, а с флангов – пулеметы.

Два горящих танка на шоссе, несколько разбитых мотоциклов, десятки трупов в серо-зеленой форме на дороге и по сторонам…

Поняв, что попытка овладеть мостом с ходу не удалась, фашисты начали основательные атаки. Их пехота при поддержке огня батарей и танков продвигалась, несмотря на то, что на поле оставалось все больше убитых и раненых. Особенно близко к мосту гитлеровцы подошли в центре, возле шоссе. Передовые группы вражеских автоматчиков были уже на расстоянии гранатного броска от позиций моряков, окопавшихся перед въездом на мост. Гитлеровцы накапливались для решающего удара.

Майор Добржинский точно оценил обстановку. Момент опасный, но вместе с тем и выгодный: гитлеровцы рвутся к въезду на мост, не обращая внимания на фланги. Видимо, не допускают мысли, что сами могут быть атакованы.

Выждал минуту-другую. Предположения сбывались: гитлеровцы стянули почти все силы к центру. Сейчас по шоссе рванутся к мосту…

– Вперед! – скомандовал Добржинский.

На не успевших подняться в атаку гитлеровцев одновременно с обоих флангов ринулись моряки. Справа их вел в атаку сам командир отряда. Он первым рванулся вперед, крикнул:

– За Родину!

На левом фланге атакующих возглавил комиссар отряда.

В считанные минуты обстановка на поле боя изменилась. Гитлеровцы смешались, а вскоре и побежали…

Враг не предполагал, что с такими небольшими силами отряд отважится предпринять контратаку. Теперь немцы видели только одно: их атакует «черная смерть». И не выдержали, повернули вспять. Преследуя бегущих врагов, моряки увидели стоявшую на огневых позициях в кустарнике батарею тридцатисемимиллиметровых пушек, брошенную расчетами. Среди матросов нашлись артиллеристы. Они быстро развернули орудия. Немецкие снаряды полетели в немцев.

До самого леса откатывался враг, моряки преследовали его. Затем Добржинский приказал вернуться: увлекаться нельзя, противник может прийти в себя, собраться с силами, контратаковать.

Победа стоила отряду не дешево, каждого четвертого недосчитались в строю. Убитых погребли в братской могиле на берегу Десны, раненых эвакуировали в тыл. Впрочем, не всех. Командиру отряда вдруг доложили, что вернулся матрос Лебедев, раненный в руку.

– Почему возвратился? – спросил командир. – Сейчас же обратно!

Лебедев взмолился:

– Разрешите остаться в отряде, товарищ майор! Рука мигом заживет.

– Оставайтесь! – после некоторого колебания согласился Добржинский.

Солнце перевалило за полдень. Внимательно всматривались защитники моста в лежащее перед ними поле, в дальнюю опушку леса за ним. Ждали – вот-вот снова покажутся танки. Успеет ли подойти подмога? Удастся ли выстоять и на этот раз?

Через некоторое время со стороны леса вновь полетели снаряды и мины. Моряки заметили, что немецкие артиллеристы стреляют так, чтобы не повредить самого моста. Выходит, чем ближе к нему, тем безопаснее. И стали действовать именно с таким расчетом. Но все-таки огонь вырывал из их рядов все новые и новые жертвы…

К середине дня долгожданная помощь не пришла. Отряд продолжал отражать натиск врага.

Только к рассвету следующего дня, 26 августа, подоспели к мосту по Десне корабли, а по шоссе – с востока – войска. К этому времени в отряде майора Добржинского в строю оставался лишь каждый второй…

«Погибаю, но не сдаюсь»

Вводя в бой все новые силы, враг развивал наступление и севернее и южнее Киева, чтобы зажать город в железное кольцо. Юго-западнее гитлеровские войска уже перешли Днепр возле Кременчуга. Севернее, в междуречье, вышли к Десне и рвались дальше. С каждым днем все труднее становилось нашим войскам, измотанным в многодневных боях, сдерживать напор противника. И ободрялись бойцы, если, отбивая вражеские атаки где-нибудь вблизи берега Днепра или Десны, слышали, как с реки бьют по врагу корабельные пушки. Их доля в огне всей артиллерии Юго-Западного фронта была не так уж велика, тем более, что к тому времени многие корабли флотилии героически погибли. Но в те трудные дни так много значил каждый выстрел, каждый снаряд, разорвавшийся на вражеских позициях. И сколько раз огонь мониторов и канонерских лодок заставлял фашистов останавливаться, зарываться в землю, сколько раз моряки, устанавливая на пути гитлеровцев огневые заслоны, давали возможность нашим пехотинцам закрепиться для обороны или отойти на выгодный рубеж…

Вместе с большими артиллерийскими кораблями отважно несли свою боевую службу и малые, вооруженные только пулеметами. Бронекатера отряда мичмана Бабкова, входившие в дивизион капитан-лейтенанта Лысенко, до последних дней августа действовали вместе с мониторами и канонерскими лодками на Днепре севернее Печкинского моста. Но вот поступил приказ идти к Киеву – фронт приблизился к нему уже вплотную.

Предстояло вновь пройти Печкинский мост. А на пути к нему на берегах стояло много вражеских батарей: после того как мост ночным налетом кораблей был разбит, немцы держались настороже.

Чтобы обмануть бдительность врага, мост проходили ночью, с опущенными в воду выхлопными трубами, и звук моторов почти не был слышен. Шедший головным бронекатер Бабкова, на борту которого находился и командир дивизиона, проскользнул между опорами незамеченным. Казалось, опасность уже миновала. Но через несколько минут после того, как за кормой в темноте потонули смутные очертания моста, позади послышались гулкие в ночной тишине орудийные выстрелы. Идущие позади корабли обнаружены врагом!

– Товарищ командир! – крикнул радист, высунувшись из своей рубки. – Получен приказ – вернуться! Помочь «Левачеву»!

– Лево руля! – скомандовал мичман рулевому. И в машинное: – Полный вперед!

Круто развернувшись, бронекатер пошел обратно к мосту.

Справа и слева на берегах мелькали едва приметные вспышки. Трудно было понять, выстрелы это вражеских батарей или разрывы снарядов корабельных пушек, ведущих ответную стрельбу. Слева что-то горело, багровые отсветы пламени пробегали по воде. В этом неверном, колеблющемся свете Бабков, выглянув из рубки, увидел знакомый угловатый силуэт «Левачева». Маневрируя под огнем, монитор в темноте сбился с курса и сел на мель. Если не помочь ему сняться, батареи с берега расстреляют его.

Все отчетливее вырисовывается впереди громада монитора.

– Эй, на бронекатере! – слышится оттуда. – Принимайте якорь!

Бронекатер бортом подходит к носовой части «Левачева». Якорь монитора, торчащий из клюза, нависает над палубой катера. Руки матросов подхватывают его. Слышно, как на мониторе начинает грохотать лебедка, стравливая цепь, и бронекатер начинает отходить. Он идет все дальше и дальше, а за ним тянется, тяжело провисая, погружаясь в воду, цепь. Вот она натягивается– значит, выбрана вся.

– Якорь в воду! – командует Бабков.

Тяжело плюхнувшись под бортом, якорь уходит в глубину. Черная ночная вода, подсвеченная отблесками пожара, смыкается над ним.

Теперь монитор начинает стаскивать себя с мели сам. Выбирая цепь, он подтягивается к засевшему в грунте якорю.

«Следовать прежним курсом!» – получает Бабков приказ. Бронекатер снова идет по течению, удаляясь от моста.

Но на этот раз пройти незаметно не удается. Корабли обнаружены противником. С берега, оставляя в черном небе огнистые следы, летят трассирующие снаряды. Вода вскипает от разрывов.

– Полный вперед!

Ведя огонь из пулеметов по вспышкам на берегу, бронекатер спешит скорее выйти из зоны огня. Вдруг он вздрагивает от удара. Снаряд пробил броню в левом борту близ кормы и прошил корпус насквозь. В пробоину хлынула вода. Заливая трюм, она устремилась к машинному отделению. Катер начал быстро погружаться.

В ночной тьме на подернутом туманной дымкой фарватере противник может обнаружить бронекатер по вспышкам пулеметов. Сейчас не до того, чтобы вести огонь. Минуты решают – удержится ли катер на плаву?

Лысенко, стоящий в рубке с Бабковым, приказывает:

– Прекратить огонь! Держать ближе к берегу! Надо сесть на мель, откачать воду.

Как только замолкают пулеметы, перестает стрелять и враг: с берега корабль не виден. Бабков сам становится к штурвалу. Правит к берегу, смутно различимому сквозь ночной туман. Не исключено, что немцы снова обнаружат катер.

Наконец под днищем раздается скрежет.

– На мели!

– Заглушить моторы! – командует Бабков в машинное.

На палубе остаются только двое матросов– у башенного и кормового пулеметов. Остальные – вниз. Там вода уже по колено. Начинается аварийная работа. В пробоины вколачивают деревянные клинья, откачивают воду помпой, выливают ее ведрами. Работают все, включая и командира дивизиона. Капитан-лейтенант черпает воду ведром, передает Бабкову, тот выливает за борт. Работают в абсолютной тишине, переговариваясь шепотом: до берега, где враг, – рукой подать.

Но вот пробоины заделаны, вода откачана, и облегченный корпус корабля подымается с грунта. Некоторое время катер идет бесшумно, влекомый только течением. Затем, отойдя от прибрежных позиций врага, запускает моторы.

Бледный рассвет неторопливо поднимается над рекой. Все спокойно. Небо на востоке окрашивается нежным золотисто-розоватым светом.

Вдруг где-то высоко возникает знакомый, тревожащий сердце гул.

– Воздух!

– Самолеты справа по курсу!

Низко стелясь над прибрежным леском, сворачивает к середине реки немецкий штурмовик, за ним – второй. Впереди головного начинают лихорадочно мелькать желтоватые огоньки: «мессершмитт» бьет по катеру. Моряки шлют навстречу две струи крупнокалиберных пуль. Штурмовик не выдерживает, отворачивает…

Несколько раз заходят самолеты на бронекатер, отчетливо видный на середине реки. И каждый раз вынуждены отвернуть. Взмыв и зайдя снова, сбрасывают по нескольку небольших бомб. Но катерные пулеметчики не дают бомбить прицельно. Бомбы ухают в воду, и только осколки свистят над палубой.

Видимо, потеряв надежду разделаться с маленьким, но яростно отбивающимся кораблем, израсходовав без результата боезапас, штурмовики улетают…

Вместе с другими кораблями бронекатер пришел в Киев. На третий день, успев исправить все повреждения, он снова был готов к походу и бою.

К этому времени положение на фронте близ Киева усложнилось еще более. Немцы подошли почти к самому городу. Южнее приблизились к днепровским переправам, через которые на левый берег, ведя тяжелые оборонительные бои, отходили наши войска. Туда, к Ржищеву, Каневу, Черкассам, и были посланы корабли, прорвавшиеся через Печкинский мост. Бронекатера дивизиона Лысенко пулеметным огнем отбивали налеты вражеской авиации на переправы, а когда немцы вышли к Днепру – стреляли по ним, подходя к берегу.

В эти трудные дни командованию Юго-Западного фронта приходилось оперативно маневрировать силами, чтобы если не остановить, то хотя бы на какое-то время задержать врага, не дать ему окружить всю нашу группировку под Киевом. Бронекатера дивизиона в числе других кораблей флотилии получили приказ вернуться в город.

Западный берег Днепра на значительном протяжении уже был занят противником, множество батарей нацелено на фарватер. Однако при поддержке нашей артиллерии с восточного берега корабли сумели прорваться в Киев.

…К вечеру Лысенко, которого вызывали на штабной корабль, вернулся на катер.

– Получено задание. Выходим с наступлением темноты. Оба наших катера, монитор «Смоленск» и два сторожевика. Семьдесят пятую дивизию помните, товарищ мичман?

– Как не помнить! – ответил Бабков. – Еще в мирное время учения с ней вместе проводили. Потом на Припяти воевали. Где она сейчас?

– На Десне. А задача нам поставлена такая, какой еще не приходилось выполнять…

В этот день немецкие танки и пехота, уже перешедшие Днепр севернее Киева, продолжали атаковать 75-ю стрелковую дивизию, стоявшую на пути к Десне. Дивизия удерживала рубежи до последней возможности, однако противник теснил ее все дальше, к западному берегу. Река здесь образует излучину, выгнутую к востоку. Фронт обороны проходил теперь поперек этой излучины, тыл дивизии полукругом охватывала река.

К исходу дня немецко-фашистские войска прекратили атаки. Противник был уверен, что русские в излучине – как в мешке. За ночь деваться им некуда, а наутро можно будет вызвать бомбардировщики и они покончат с остатками дивизии.

Наступила ночь – темная, непроглядная. Над немецкими передовыми позициями взлетали осветительные ракеты, временами раздавались пулеметные очереди, линии трасс тянулись туда, где в наспех отрытых окопах в открытом поле затаились наши бойцы. Противник был настороже: вдруг русские попытаются прорваться, уйти в ночную степь? Ведь никакого другого пути к спасению у них не осталось, нет ни мостов через Десну, ни переправочных средств.

Тянулись ночные часы, взлетали ракеты, недолговечным светом озаряя поле. Но опасения врага, казалось, были напрасны, на стороне русских словно все вымерло, не заметно никаких признаков жизни. Затаились? Это на них похоже. Не обнаружат себя ничем, даже если пойти на них в атаку. А подпустят поближе – ударят разящим огнем…

Солнце поднялось уже довольно высоко, когда над полукружием излучины появились бомбардировщики с черными крестами на крыльях. С пронзительным воем полетели вниз огромные капли бомб. Дым заволок поле, по которому были раскиданы окопы оборонявшихся.

Отбомбившись, самолеты улетели.

Когда дым постепенно смело утренним ветерком, вражеские наблюдатели по-прежнему не заметили никакого движения у окопов. Не может быть, чтобы все погибли от бомбежки. С предосторожностями пошли вперед немецкие разведчики. Вскоре доложили: окопы русских пусты, в них нет ни одного человека – ни живого, ни мертвого.

Куда делась дивизия? Не могла же она, притом с артиллерией, уйти по воде? Что за чудо спасло ее?

Спасло не чудо.

…Было уже далеко за полночь, когда бронекатер Бабкова отправился в свой первый рейс к правому берегу. Во тьме, одевшей реку, черная стена береговой кручи едва различалась, но мичман и рулевой верно определили направление и привели корабль точно к назначенному месту. Когда впереди, под кручей, еле приметно выделилась из темноты светлая полоска отмели и катер сбавил обороты мотора, стали слышны приглушенные взволнованные голоса.

– Эй, на берегу! – негромко позвал Бабков и, разглядев силуэты нескольких человек, спросил: – Артиллеристы?

– Мы! – отозвались с берега.

– Быстро грузитесь!

– А по чему пушки вкатывать? Сходни давайте!

– Без сходней обойдемся! Принимайте трос!

Через несколько минут, когда артиллеристы, хватаясь за протянутые руки матросов, вскарабкались на борт, катер начал осторожно отходить, натягивая трос.

– Самый малый! – скомандовал Бабков мотористам и, высунувшись из рубки, посмотрел назад. Несколько артиллеристов, сгрудившись на корме, тревожно переговаривались, всматриваясь в уходящий берег. Трос натянулся, в темноте едва можно было разглядеть, как сползает с пологого берега орудие на передке. Вот оно вкатилось в реку, вода сомкнулась над ним. Бабков подошел к артиллеристам.

– Не перевернется и не застрянет! Мы дно промерили. А трос выдержит…

Переправа шла полным ходом. Монитор, сторожевики, бронекатера совершали рейс за рейсом.

В течение ночи несколько раз пересек Десну катер Бабкова. Перетаскивал пушки, перевозил бойцов, ящики со снарядами, даже лошадей. Пытались перевести по дну даже два оставшихся в дивизии гусеничных орудийных тягача. Однако удалось перетащить только один – другой застрял на дне. Но и это было лучше, чем. оставить его врагу.

До рассвета все, что оставалось в дивизии, было переправлено на восточный берег. Дивизия тотчас же ушла выполнять новую боевую задачу.

Когда наступило утро, корабли уже шли обратным курсом, к Киеву. Впереди «Смоленск», концевым – бронекатер мичмана Бабкова. Шли, прижимаясь к берегу, маскируясь от вражеской авиации. Несколько раз то с правого, то с левого берега по кораблям начинали стрелять пулеметы и автоматы – передовые части противника уже форсировали Десну. А это значило, что Киев обойден и с северо-востока. Может быть, уже окружен?

Каждый раз, когда с берега по бронекатеру начиналась стрельба, оба его пулемета открывали ответный огонь. На какое-то время враг замолкал, потом вновь вспыхивала перестрелка, иногда почти в упор, если катеру приходилось держаться близко к берегу. Случалось, что из кустов летели даже гранаты…

Было слышно, что и другие корабли то и дело ввязывались в перестрелку. «Сможем ли пройти до Киева? – с каждой минутой все больше тревожился Бабков. – А если встретят артиллерийским огнем?»

Бабков увидел, что монитор «Смоленск» свернул с основного фарватера в протоку, которой обычно и катера не ходили. Что бы это могло значить? Приказал рулевому следовать за флагманом.

В узкой протоке, стиснутой низкими лесистыми берегами, отряд остановился. Когда швартовка была окончена, к Бабкову подошел Лысенко, уже успевший побывать на флагмане. Он был хмур, явно чем-то расстроен.

– Команду на берег!

Когда все выстроились на заросшей высокой травой лесной прогалине, капитан-лейтенант окинул взглядом лица боевых товарищей.

– Друзья! Вы славно сражались с первого дня войны. Армейское командование не раз благодарило вас. Знаю: вы готовы так же геройски сражаться на своих кораблях и дальше, до полной победы над врагом. А победа – она будет, хотя сила пока и на стороне врага, захватчики топчут нашу родную землю. Но настанет день, когда мы погоним их, снова пойдем на кораблях к Бресту, а может быть – и дальше! А сейчас… сейчас положение тяжелое. Немцы окружают Киев. Получено радио штаба: путь по Десне нам отрезан. Идти на прорыв бессмысленно, армия теперь не поддержит нас с берегов, там уже всюду враг. Боезапасом и горючим пополняться негде. Поступил приказ… – Лысенко помедлил. – Поступил приказ командования: затопить корабли, чтобы они не достались врагу…

Еле слышный, глухой говор прошел по рядам и тотчас смолк. Все понимали: если нет иного выхода…

– А мы… – было видно, что капитан-лейтенанту нелегко даются слова. – Мы возьмем оружие и пойдем воевать на сушу. Но и там будем сражаться под своим Военно-морским флагом… Приготовить корабли к затоплению!

Команды разошлись по местам. Вернулся к своему катеру и Бабков с краснофлотцами.

Работали в молчании. Открыли иллюминаторы и люки, сняли с башни турель с пулеметом, столкнули с борта. Сбросили и кормовой пулемет. В машинном заложили под моторы толовые шашки, вывели на палубу запальный шнур. В последнюю минуту, когда все сошли с катера, мичман спустил флаг, аккуратно сложил его, передал капитан-лейтенанту.

Кажется, все… Бабков прошелся по катеру, прощаясь с ним. Остановившись над люком, взял карабин, опустил стволом вниз, несколько раз выстрелил. Постоял, слушая, как через пробоины с тугим журчанием вливается вода. Потом горестно махнул рукой, перекинул ремень карабина через плечо и спрыгнул на берег. Достал спички, поджег конец запального шнура, выведенного за край борта. Огонек бойко побежал вверх…

Затем взглядом показал на заранее приготовленный футшток. Вместе со всеми взялся за него. Уперев футшток в борт, оттолкнул катер. Ленивое течение чуть заметно потащило его. А огонек запального шнура все еще бежал вверх по борту. Вот он перескочил через край, промелькнул по палубе, достиг люка, юркнул вниз. Глухо бухнул взрыв…

Сдерживая набегавшие слезы, Бабков смотрел, как его корабль медленно погружается. Вот уже верхний край борта вровень с поверхностью воды, вот она плеснулась на палубу. Вот уже палуба под водой, видна только рубка с опустевшей пулеметной башенкой… Наконец над рубкой сомкнулась, несильно взбурлив, вода. Осталась лишь мачта с пустым гафелем, на котором все последние дни и все ночи – во время боевых действий он не спускается и на ночь – развевался флаг. Теперь на мачте только вымпел. Он вьется на речном ветерке вольно, как всегда. Но вот и вымпел коснулся воды, припал к ней…

Матросы не плачут. Но в эту минуту не только у Бабкова навернулись на глаза слезы. Большой ли, малый ли, но – твой корабль. На нем ты сроднился с товарищами, на нем ходил под вражеским огнем, он стал как бы частью тебя самого. Вернее, ты стал его частью, привык ощущать его почти как живое, близкое и родное тебе существо. Так как же не навернутся на твоих глазах слезы, когда ты прощаешься с ним навсегда?

Только сейчас заметил Бабков, что стоит с обнаженной головой, держа мичманку в опущенной руке. Матросы тоже сняли бескозырки.

Подошел капитан-лейтенант.

– Постройте всех в готовности к походу.

Не прошло и двух минут, как все снова были в строю. В туго подпоясанных бушлатах, с карабинами на ремне.