Текст книги "Корабли идут в Берлин"

Автор книги: Юрий Стрехнин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

К вечеру «Верный» достиг Черкасс. Сразу же начал выполнять то задание, ради которого совершил свой прорыв. Между Черкассами и Кременчугом, вместе с монитором «Левачев», поддерживал огнем орудий наши части, еще оборонявшиеся на правом берегу, не подпускал противника к переправам, по которым наши войска отходили за Днепр.

Удар в Паричи

Ко второй половине ночи командир монитора «Смоленск» старший лейтенант Пецух был вызван командиром Березинского отряда кораблей капитаном 3 ранга Бастом. Пецух догадался, что вызов связан с каким-то новым и, наверное, серьезным и срочным заданием, если приказано явиться в такой час.

Когда старший лейтенант вошел в каюту командира, тот подвел его к столу, на котором была расстелена карта, исчерченная красными и синими пометками, обозначавшими положение своих сил и сил противника. Взяв карандаш и действуя им как указкой, Баст сразу перешел к делу:

– Сначала введу вас в обстановку. Пока что армия, с нашей помощью, держит оборону на подступах к Здудичам. Линия фронта проходит вот здесь, – карандашом Бает провел по сине-красной линии, пересекающей Березину северо-западнее Здудичей. – Но выше по Березине противник занимает уже оба берега. В его руках крупный населенный пункт Паричи. По шоссейной дороге к Паричам с юго-запада идет много войск и техники. Через понтонный мост – немцы навели его сразу, как только взяли Паричи, – все это перебрасывается через Березину. Но мост узок. Перед ним, в очереди на переправу, скопилось много войск. По данным нашей армейской разведки, в районе Паричи у немцев собралось не меньше двух дивизий, подходят новые части. Очень важно помешать противнику наращивать в междуречье Березины и Днепра силы для наступления. Поэтому армейское командование поручает нам нанести удар по скоплению немцев у Паричей, по их переправе.

– Выходим всем отрядом?

– Нет. Три монитора и пять бронекатеров– слишком заметно. А удар должен быть внезапным.

– Понимаю…

– Пойдет один ваш монитор и три бронекатера. Командование группой поручается вам.

– Есть!

– Задача сложная, – продолжал командир. – Вам предстоит пересечь передний край противника – при этом вас могут обстрелять одновременно с обоих берегов, – пройти километров двенадцать в тыл к немцам до Паричей, сделать огневые налеты по мосту и берегу и, пока не рассвело, вернуться назад.

Пецух слушал и всматривался в карту, следуя взглядом за карандашом-указкой. Всматривался молча. Только под конец негромко, словно в раздумье, сказал:

– Задачка…

– Справитесь?

– Приказ надо выполнять… – скупо улыбнулся Пецух. – Только бы немцы не догадались, что мы к ним в гости придем.

– Едва ли они об этом сейчас беспокоятся. Только и мыслят: «Форвертс, форвертс!» Паричи для них уже – тыл. Внезапность, я думаю, нам удастся обеспечить… Но внезапность внезапностью, а все-таки учтите, товарищ старший лейтенант, возле Паричей у противника артиллерии много. Если обнаружит вас – только держись!

– Учитываю, товарищ капитан третьего ранга. Постараюсь оправдать доверие командования.

– Уверен – оправдаете, Николай Федорович! – капитан 3 ранга подошел к Пецуху, коснулся его плеча, посмотрел в лицо – мягкие, но крутые линии, широкий разлет бровей, виден сдержанный, но волевой характер. Помолчал, сказал: – Именно потому, что уверен, это ответственное дело поручаю вам. Продумайте все, сообщите ваши соображения. И чем скорее, тем лучше!

То, что командовать кораблями, назначенными для прорыва в Паричи, поручили Пецуху, было действительно не случайным. Уже третий год Пецух командовал монитором «Смоленск» и был известен на всей флотилии как командир не только волевой и умелый, но и любимый командой – за справедливость и заботу, за умение вникнуть в нужды и огорчения любого из подчиненных. В этом очень помог Пецуху опыт его комсомольской работы, которую он вел еще не будучи моряком. В тридцатом году по путевке ЦК комсомола Украины его послали в Высшее военно-морское училище в Ленинград. Окончив училище, он служил на Балтике, затем получил назначение на Днепр.

Вернувшись от Баста на монитор, Пецух первым долгом зашел в каюту комиссара корабля политрука Сарапина. Они уже три года вместе служили на «Смоленске» и не только хорошо сработались, но и подружились. Даже характеры – общительные и энергичные – их роднили. Дружба Пецуха и Сарапина во многом способствовала тому, что к началу войны «Смоленск» по слаженности экипажа, по его выучке считался одним из лучших кораблей флотилии.

Выслушав Пецуха, Сарапин сказал:

– Ну что ж. Собирай командиров и политработников, потолкуем.

Вскоре в кают-кампанию пришли командир отряда бронекатеров лейтенант Сутужко и комиссар – политрук Махотнюк, парторги и секретари комсомольских организаций кораблей. Пецух объяснил, в чем суть полученной задачи и что предстоит выполнить каждому кораблю, и попросил:

– Давайте ваши соображения и предложения.

После того как высказались все, слово взял комиссар. Он сказал:

– Залог успеха– в людях! В тех, что встанут на боевые посты. Пока есть время до выхода – убедитесь, каждый ли способен выполнить свой долг как надо.

Когда все разошлись, Сарапин сказал Пецуху:

– Ну что же, командир? Отправимся и мы, поговорим с матросами.

– Пойдем! – поднялся Пецух.

…Немецкие наблюдатели на позициях близ Здудичей в эту ночь несли свою службу бдительно. Всматривались в темноту, прислушивались к каждому шороху. Но меньше всего опасений внушала им река, с тихим журчаньем несшая свои воды. А меж тем по ней, мимо немцев, сидевших на обоих берегах, шли, пересекая невидимую линию фронта, корабли, которые вел Пецух. Но даже если бы противник следил за рекой более настороженно, он вряд ли сумел бы обнаружить корабли, идущие беззвучно и без огней самой серединой фарватера, до которой не долететь осветительным ракетам.

Впереди шли один за другим два бронекатера. За ними, на расстоянии почти полукилометра – «Смоленск», следом, с таким же интервалом – замыкающий бронекатер.

Путь был труден. Березина от жары изрядно обмелела. Правда, «Смоленск» имел осадку всего полметра, бронекатера– и того меньше. Но даже в мирное время, когда на пути светят бакены и береговые створы, когда по огням населенных пунктов можно ориентироваться, вести судно ночью по извилистой реке с мелями и островами – нелегко. Сейчас же шли в полной тьме, и малейшая ошибка штурманов или рулевых могла стать смертельной для всех.

Но ошибок не случилось. Еще в мирное время, на учениях, ходили ночами. А война добавила уроков…

Когда, по расчетам, передовые позиции остались позади уже в трех-четырх километрах, два бронекатера, шедшие первыми, повернули – один к правому берегу, другой к левому. На каждом бронекатере находились взятые на борт еще в Здудичах небольшие группы местных партизан – отряды сопровождения. Они должны были продвигаться каждый по одному из берегов в сторону Паричей, чтобы помешать противнику стрелять по кораблям в случае, если он обнаружит их.

Высадили на правый берег корабельный корректировочный пост с радиостанцией для поддержки связи со «Смоленском».

Противник не заметил высадки: высаживались в хорошо известных партизанам глухих местах.

Двадцать два часа. Безлунная июльская ночь. Здесь, в тылу у немцев, почти в двадцати километрах от передовой, она особенно тиха. Монитор и три бронекатера, завершив свой путь, стоят вплотную к правому берегу. Неподалеку затаились в кустах партизаны. Если поблизости появится враг, они предупредят моряков. Готовы открыть огонь пулеметчики на «Смоленске» и бронекатерах. Готовы и комендоры – у орудий главного калибра, стодвадцатидвухмиллиметровых гаубиц на «Смоленске», возле сорокапятимиллиметровых пушек. До Паричей от места, где сейчас корабли, по прямой около шести километров. Стать ближе опасно: чем ближе к Паричам, тем больше вероятности, что на берегу немцы. Но и с этого расстояния огонь будет точным: данные подготовлены, корректировочный пост вместе с партизанами выдвинут на опушку леса в трех километрах от Паричей – можно будет наблюдать за разрывами в районе переправы и давать необходимые поправки.

Двадцать два часа пять минут. Два языка пламени вылетают из покрытых тьмой зарослей у правого берега– ударил залпом главный калибр монитора. Еще залп. С корректировочного поста видно, как в затемненных Паричах то тут, то там взметывается косматое тусклое пламя – рвутся снаряды. Отсветы разрывов на мгновения выхватывают то в одном, то в другом месте понтонный мост, и становится видно, как по нему на правый берег, без огней, бесконечной вереницей катят большие военные грузовики.

Мост еще цел – снаряды легли с небольшим недолетом на прибрежную отмель. Но уже летит на «Смоленск» радиосигнал с корректировочного поста. С каждым залпом огонь корабельных орудий становится точнее.

Попадание! С поста видно – уходит в воду, расталкивая понтоны, один из пролетов моста, с него сползают и скрываются в воде грузовики. Вот неподалеку от переправы поднялось высокое пламя. К ночному небу повалил дым, подсвеченный снизу и от этого кажущийся розовым, – загорелась бензоцистерна. Еще несколько залпов– и на левом берегу, возле крайних строений, теснящихся к воде, полыхнула, разметывая клочья огня далеко по сторонам, широкая вспышка, донесся раскатистый гул – взорвались боеприпасы.

Залп за залпом!

Каждый залп ложится в цель – ведь возле переправы скопилось огромное количество фашистской солдатни, машин с горючим, с боеприпасами.

Только на пятнадцатой минуте после открытия огня, когда мост был уже разбит начисто, с юго-восточной окраины Паричей открыла ответный огонь какая-то батарея. Ее снаряды падали далеко позади «Смоленска» и по сторонам. Чувствовалось, что немецкие артиллеристы бьют наугад, ориентируясь только по направлению снарядов, летящих на переправу.

Но вот совсем невысоко над «Смоленском» с грозным урчанием стали проноситься тяжелые снаряды. Они летели с перелетом, однако перелет был небольшим, снаряды рвались близко, на берегу и в воде.

– Бьет крупнокалиберная трехорудийная батарея! – тотчас же сообщили на монитор с корпоста. Ее засекли по вспышкам первых же выстрелов. – Даем координаты!..

Орудия «Смоленска» без промедления перенесли огонь, и батарея замолчала. После этого монитор снова ударил по переправе.

Всего лишь двадцать пять минут прошло, как «Смоленск» сделал первый выстрел. Но за эти недолгие минуты боевая задача была выполнена: паричская переправа немцев перестала действовать.

Пецух приказал прекратить огонь: снарядов на мониторе осталось самая малость, только на случай, если на обратном пути придется пробиваться с боем.

Рассчитывать на то, что удастся пройти к Здудичам незамеченными, было уже невозможно. И все же Пецух надеялся, что противник не успеет поставить огневой заслон на обратном пути кораблей и линию фронта удастся пересечь беспрепятственно. Надежда подкреплялась тем, что от партизанских дозоров, которые и на обратном пути должны были по берегам сопровождать корабли, не поступало пока что никаких предупреждений. И все же на сердце было тревожно…

До Здудичей осталось совсем немного, километра четыре. Предстояло пройти самое рискованное место, где на крутом повороте реки немецкие позиции выходят к обоим берегам. Тут уже никакие предупреждения дозоров не помогут. Немцы настороже, ждут, когда корабли пойдут обратно… Придется напролом.

Вот и поворот…

«Смоленск» взял чуть вправо – там нужная глубина.

На черном фоне правого берега мелькнуло несколько вспышек. По броне рубки, в которой рядом с рулевым у смотровой щели стоял Пецух, словно десяток кувалд грохнули одновременно. Где-то снаружи, на палубе, громыхнул разрыв.

Орудия и крупнокалиберные пулеметы с правого берега били по «Смоленску» прицельно, почти в упор.

«Смоленск» немедленно начал отвечать. Заговорили крупнокалиберные пулеметы трех бронекатеров.

Достаточно попадания одного крупного снаряда, чтобы вывести из строя бронекатер. Но катера стреляли, чтобы отвлечь огонь врага на себя.

Может быть, лишь благодаря этому потери «Смоленска» оказались меньшими. Но все же в первые минуты после того, как вражеская засада открыла огонь, монитор потерял восемнадцать человек убитыми и ранеными, получил серьезные повреждения от прямых попаданий снарядов. Перестала действовать башня главного калибра, разбило башню сорокапятимиллиметровых пушек. Пробив бортовую броню, снаряд разорвался в машинном. Из находившихся там остались живы только два матроса – Кот и Тихомиров. Помещение наполнилось паром, вырвавшимся из перебитых трубопроводов, погасло освещение…

Но кораблю во что бы то ни стало надо дать ход!

Иначе, как неподвижную мишень, его добьет артиллерия противника.

Спотыкаясь в темноте о тела убитых товарищей, задыхаясь в горячем паре, действуя ощупью, два матроса спешили отыскать повреждения, вновь запустить остановившуюся машину. Тихомиров был ранен в живот. Он чувствовал, как набухает кровью тельняшка, все труднее дается каждое движение, стремительно нарастает боль. Но он старался не отстать от товарища. Ведь от них двоих зависит сейчас судьба корабля.

А наверху почти без интервалов гремели разрывы снарядов. Один из них угодил в командирский мостик, куда, чтобы лучше видеть в ночном бою, было перенесено управление кораблем. Разрывом этого снаряда убило помощника командира корабля лейтенанта Заводовского, сам Пецух был ранен. Уже падающего, его подхватил Сарапин, только что вернувшийся на мостик после обхода боевых постов.

– Сейчас тебя перевяжут! Вниз! – предложил он Пецуху.

– Но как же без меня… – Пецух уже с трудом произносил слова. Обессилевшего, его свели вниз. Комиссар с этой минуты взял командование кораблем на себя.

Осколками снаряда, разорвавшегося на мостике, был тяжело ранен рулевой. Он упал грудью на штурвал, руки уже не слушались. Корабль стал неуправляемым. Один из комендоров башни главного калибра, матрос Загребельный, взбежал на мостик, схватился за штурвал и выправил курс.

Но в результате новых попаданий на «Смоленске» перебило тросы рулевого управления и оно вышло из строя. Корабль начал описывать циркуляцию – пошел как бы по кругу, – и это под артиллерийским огнем с близкого берега. Еще несколько минут – и с монитором, который не может отвечать врагу уже ни одним орудием, будет покончено.

Команды бронекатеров спешили сделать все возможное, чтобы дать время экипажу «Смоленска» устранить повреждения и вывести монитор из-под огня. Уйдя с фарватера в тень берега, все три бронекатера, курсируя там, продолжали усиленно стрелять из пулеметов, чтобы отвлечь внимание немцев на себя.

Так были выиграны те десять минут, которые понадобились команде «Смоленска», чтобы исправить повреждения в машинах, восстановить рулевое управление. Монитор набрал ход и вышел из-под обстрела, взяв курс в расположение своих войск. К этому времени на его борту в строю осталась только треть команды.

«Смоленск» был в безопасности. Но для бронекатеров испытания еще не кончились. От вражеского обстрела ни один из них не пострадал. Однако им нужно было выйти из укрывавшей их прибрежной тени, повернуть вверх по течению, вновь подойти к берегу, снять с него моряков-корректировщиков и партизан из отряда сопровождения. А враг, потеряв такую заманчивую цель, как монитор, всю силу огня перенес на эти маленькие корабли.

В катер, которым командовал лейтенант Сутужко, попал снаряд. Пробил борт и бензобаки. Только благодаря находчивости мотористов удалось предотвратить пожар. Но тем временем бронекатер, из-за повреждений ставший неуправляемым, снесло на мель. Под огнем команда отчаянно пыталась сняться с нее: даже если не удастся исправить моторы, можно самосплавом уйти вниз по течению.

Но снять катер с мели не удавалось. И командир принял единственно правильное в такой обстановке решение.

– Уходим! – сказал он. – Всей команде взять личное оружие, покинуть борт и выбираться на левый берег. Там ждать меня!

Торопливо совали матросы за пазуху и в карманы обоймы патронов, гранаты, подхватывали карабины и автоматы, прыгали с борта в темную ночную воду, по которой пробегали отсветы трасс вражеских снарядов и пуль.

Командир покидает корабль последним… На катере остались только Сутужко и комиссар отряда политрук Махотнюк. Из рубки они перешли в пулеметную башенку, развернули пулемет в сторону берега и начали стрелять длинными очередями, прикрывая отход товарищей. А когда кончилась последняя лента, Сутужко взял припасенную противотанковую гранату, сказал Махотнюку:

– Прыгайте и отплывайте, я – следом…

Махотнюк прыгнул за борт. Сутужко бросил гранату в открытый люк машинного отделения и, не медля ни секунды, бросился с борта. Еще не вынырнув, он услышал глухой взрыв, а когда голова оказалась на поверхности, увидел, что палуба окутана дымом. «Машинное горит, теперь немцы кораблем не воспользуются!» Лейтенант, размашисто выкидывая руки, поплыл к левому берегу. Течение помогало ему.

Уже почти возле берега Сутужко догнал Махотнюка. Выбравшись на сушу, они нашли всех своих людей в условленном месте встречи – под кручей, в стороне от немецких позиций. Пользуясь тем, что было еще темно, все беспрепятственно вышли к своим.

Тем временем два других бронекатера, проскочив под самым носом противника, подвернули к правому, лежащему в тени берегу и взяли на борт корректировочный пост и партизан второго отряда сопровождения.

На рассвете оба бронекатера, еще раз пройдя мимо передовых позиций противника и ловко уклонившись от огня, вернулись в Здудичи, где их уже ожидал монитор.

Задача, поставленная «Смоленску» и бронекатерам, была выполнена. Противник на какое-то время лишился переправы, потерял несколько танков, десятки бронетранспортеров и грузовиков – всего около сотни машин, – склады горючего и боеприпасов, несколько сотен солдат и офицеров. Это дало выигрыш во времени. Пока враг восстанавливал переправу и возмещал потери, наше командование успело подтянуть резервы, чтобы отбить готовящийся натиск врага.

«Мост закрыт»

Немедленно уничтожить мост, любой ценой, даже если придется пожертвовать кораблями.

Такой приказ командующего Юго-Западным фронтом был получен на флотилии вечером 23 августа. Речь шла о Печкинском мосте на Днепре, близ стоящего на восточном берегу села Окуниново.

Почему был дан такой срочный и такой суровый приказ?

В этот день, когда, яростно отбиваясь от превосходящих сил противника, войска Юго-Западного фронта отходили за Днепр, чтобы занять оборону там, моторизованная ударная группировка врага, во главе которой, как таран, действовали сорок танков, проломила нашу оборону, ринулась по шоссе, ведущему к Днепру, и захватила Печкинский мост. Гитлеровские войска тотчас же хлынули по нему на левый берег. Они рвались к Десне, чтобы, форсировав ее, обойти Киев уже с северо-востока.

Вот почему требовалось как можно скорее уничтожить Печкинский мост.

Для выполнения этого задания командование флотилии выделило три канонерских лодки, в том числе «Верный». Той же ночью они должны были подойти к мосту на дистанцию стрельбы прямой наводкой и молниеносным налетом разбить его. Чтобы быть менее уязвимыми, корабли должны были действовать рассредоточенно.

Около полуночи, в непроглядной тьме «Верный», поднявшись против течения, стал возле правого берега. Укрылся в тени неподалеку от места, где в Днепр впадает Тетерев. Отсюда по прямой на север до Печкинского моста было около пяти километров. Командир «Верного» Терехин знал, что в двух километрах вверх по течению противник уже вышел к самому берегу.

Терехин послал нескольких матросов на шлюпке в сторону моста– на разведку.

Шел час за часом, а разведчики не возвращались. Терехин начал беспокоиться.

Вот уже совсем немного осталось до рассвета… Наконец-то под бортом послышались приглушенные голоса. Вернулись разведчики. Доложили Терехину:

– Близко к мосту подходить опасно. На берегу танки, нацелены на реку.

– Движение по мосту есть?

– Большое. На левый берег. Автомашины, артиллерия, танки… Идут беспрерывно.

«Не подпустят нас немцы к мосту, – подумал Терехин. – Придется отсюда… Достанем!»

«Верный» мог открыть огонь в любую минуту. Но Терехин решил подождать рассвета, чтобы высаженные на берег корректировщики могли хорошо видеть разрывы и обеспечить пристрелку.

В шесть тридцать, когда за Днепром над краем дальнего леса поднялось солнце, «Верный» дал первый залп из орудий главного калибра. В эти же минуты по мосту начали стрелять и две другие канонерские лодки.

«Верный» давал залп за залпом. Уже через несколько минут после того, как корабли открыли огонь, с корректировочного поста доложили:

– Движение по мосту прекратилось!

Вскоре последовал новый доклад:

– Попадания в машины с пехотой на берегу. Машины горят!

И еще через несколько минут:

– Попадание в опору моста!

– Поздравляю, комендоры! – обратился Терехин к артиллеристам. – Так держать!

– С кормы – самолеты противника! – крикнул с мостика один из сигнальщиков.

– Самолеты с левого борта! – доложил другой.

Небо над рекой полнилось гулом моторов. Несколько пикирующих бомбардировщиков с разных сторон неслись на «Верный».

Застучали, посылая вверх огненные струи трасс, корабельные крупнокалиберные пулеметы. Гулко захлопали зенитки.

Первый бомбардировщик ринулся в пике. Возле борта «Верного» взметнулся пенный столб и, опадая, обрушился на палубу шумящей взбаламученной водой…

Девять часов… Девять часов подряд «Верный», отбиваясь от фашистских стервятников, вел огонь. Уже несколько раз комендоры попали в мостовые опоры. Но массивные быки Печкинского моста разрушить даже прямыми попаданиями было невозможно. Да этой задачи и не ставили себе корабельные артиллеристы. Они метили в верхние части опор, в основания мостовых ферм, чтобы сорвать их с быков. Но и для этого надо было подойти ближе.

В три часа канлодка снялась с якоря и полным ходом, на виду противника пошла к мосту. Терять было нечего – корабль обнаружен. А приказ гласил: «Любой ценой…».

Мост уже близок– не более полутора километров. Теперь можно бить прямой наводкой.

– По опорам левого берега – огонь! – дал команду Терехин.

И главный калибр ударил…

Комендоры «Верного» могли теперь вести огонь более точно еще и потому, что вражеские бомбардировщики уже не показывались: в небе появились наши истребители. Они проносились над мостом, сбрасывая на него зажигательные бомбы. По истребителям открыли огонь немецкие зенитные батареи. Но как только батареи обнаружили себя, Терехин тотчас же приказал их подавить. Одни орудия «Верного» били по батареям, другие продолжали вести огонь по мосту. Снаряды главного калибра рвались на мостовых быках, кроша неподатливый бетон, но фермы еще держались.

И вот, наконец! Ближняя ферма соскользнула концом с опоры, рухнула в воду.

– Мост закрыт! – Терехин скомандовал: – Отбой! Лечь на обратный курс!

Развернувшись, «Верный» пошел вниз по течению. Дойдя до позиции, которую занимал с ночи, он бросил якорь и снова открыл огонь по правому берегу: к переправе, еще не зная, что мост разрушен, с запада по шоссе подходили новые колонны врага. Вспыхивали немецкие грузовики, взрывались бензоцистерны, крутились на перебитых гусеницах танки…