Текст книги "Журнал «Приключения, Фантастика» 1 ' 96"

Автор книги: Юрий Петухов

Соавторы: Валерий Вотрин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

С Каскетом сделали, что было приказано. Он вновь предстал перед очами короля.

– Вижу, вижу, – сказал тот. – Ты сыт и доволен. Каскет сказал:

 
Тристан теперь в дворце живет,
И эта жизнь как сладкий мед.
Давно не прятался в нору,
Глодал железную кору.
Он знает – волей короля
Вся ригемельская земля
Ему теперь и кров и дом.
Сего достиг своим трудом.
 

– О! Ты поэт, – удивился Бургкмайр. – Тебя мне послал сам Махес, бог грозы и бури, сын Баст. Какому богу ты поклоняешься?

– Туку, богу стрекоз, – сказал Каскет.

– Не знаю такого, – нахмурился король.

– Это малоизвестный бог, – объяснил Каскет.

– Неважно. Что ты знаешь о драконах, менестрель?

– Лишь то, что они – драконы, – осторожно ответил Каскет.

– Я даю тебе всю ночь – узнать о них побольше. Бог Махес прислал тебя сюда, чтобы помочь городу. Коварный и кровожадный дракон по имени Нибур поселился в окрестностях нашего города. Сегодня утром он похитил мою дочь Ситу прямо из дворца, когда она гуляла по берегу моря со своей служанкой.

– А что он сделал со служанкой? – спросил любопытный Каскет. – Обычно драконы пугают служанок так, что они впадают в полубессознательное состояние, или навевают колдовские сны, или…

– Он ее попросту сожрал, – отрезал Бургкмайр. – Так вот, никто не осмеливается идти на бой с Нибуром. Ты человек с хорошо подвешенным языком, ловкий и, судя по всему, смелый. На заре ты пойдешь и сразишься с драконом.

– Хорошо, – согласился Каскет без промедления. – Но, великий король, я не отдыхал три дня. Чтобы увидеть чудеса города, о которых я слышал далеко за пределами твоей земли, я спешил, сбивая ноги в кровь и мечтая увидеть поскорее великие башни Ригемела. Словно вихрь обгоняя толпы паломников, спешащих сюда, я бежал, и свист раздавался мне вослед. Я не хотел отдыхать, о нет, я словно ветер, словно буря, да какое там, словно северный ураган, несся сюда, дабы взглянуть хоть бы одним глазом на ригемельские достопримечательности. Смилуйся, король, и дай мне отдохнуть немного.

И король смиловался. Утром Каскета разбудили пинками, сняли с него тяжелые цепи и выпустили из сырой и непроветренной темницы, где он провел всю ночь. Его снабдили большим, неудобным мечом, ибо свой он потерял где-то в пути, и гнали до самых ворот города, безжалостно стуча по спине толстыми неструганными палками из сырого дерева.

Так Каскет снова оказался на берегу моря. Ему указали направление, любезно пнув пониже спины, и он отправился в путь. Проходя берегом, он увидел братьев Симона и Андрея, которые тянули сети из воды, ибо были рыболовы. Он позвал их с собой, и они пошли. Симон был косоглазый урод с лицом, побитым крупными рябинами, а Андрей, его брат, разнился с ним лишь тем, что рябины на его лице были немного поменьше. По пути произошел такой диалог.

– Итак, храбрые рыцари, – хлопнул Каскет бравых рыбарей по твердым плечам. – Знайте, что мы идем на дракона, причем главная роль в этом деле принадлежит не мне, а вам, выходцам из народной среды, витязям, так сказать, кому собой судьбой предначертано повергнуть адское чудище и уничтожить его.

Пламенная эта речь лишь в малой степени встретила отклик, ибо была понята только наполовину.

– Поверг… – прогукал Симон, усиленно пытаясь шевельнуть той малой толикою извилин, которая имелась в его черепной коробке. – Стало быть… да нешто…

На этой риторической ноте его мозговая деятельность закончилась. Андрей был посообразительней.

– Это кто ж пойдет-то на дракона? – спросил он. – Мы, што ли?

– Вы, легендарные святогоры, – радостно закричал Кас-кет, налетая на них и не давая обдумать его слова. – Ну и я тоже. Великий король Бургкмайр, ну вы знаете, призвал меня к себе – а надо вам сказать, что я великий истребитель драконов по имени Палтус – так вот, он призвал меня и сказал – доверительно так, вполголоса, – говорит – иди-де, верный Палтус, и найди двух храбрейших в моей стране рыболовов. Одного зовут Андрей, а другого – Петр.

– Симон, – прогудел Симон.

– Да, да, Симон, ну конечно, он так и сказал – иди, говорит, и найди мне двух храбрейших в моей стране рыболовов – Андрея и… м-м… Симона. Пусти их на дракона, и ты увидишь, как затрясется мерзкая бестия, узрев их, как поперхнется своим огнем и как сразу выдаст им мою драгоценную и, можно сказать, любимую дочь.

– Дочь, – повторили легендарные витязи, выходцы из народа и истребители драконов.

– Да, – кричал Каскет. Он совершенно вошел в раж. – Больше того, король сказал мне – я не знаю, они настолько храбры, что им не нужны ни мечи, ни копья, своим устрашающим, диким нравом они покончат с тварью, терроризирующей наши земли, расправятся с ней и вернуться в ликующий город, где их встретят прекрасные девы с розовыми венками, а может быть, даже дубовыми, хотя я лично думаю, что эти венки будут лавровыми.

Братья восторженно закивали. Перспектива им нравилась.

– Ну так вперед, доблестные воители! – говорил Каскет, потрясая мечом. – Мы идем на дракона!

– Ага! – орали вместе с ним воители. – Идем, стало быть!

С морского берега они вскорости попали в темный и унылый лес, тишину которого нарушал только лишь далекий хохот леших. Лес был угрюмый, но Каскет так взвинтил своих спутников, что вид леса их нисколько не смутил. А чтобы такое настроение не упало, Каскет всю дорогу говорил, пел героические песни и попытался даже станцевать лезгинку с мечом в зубах, но меч не удержался в его зубах, потому что был слишком тяжелый, и Каскету пришлось оставить эту затею.

Наконец на одном дереве они увидели надпись рунами: «Дракон. 3 мили» и стрелку, указывающую куда-то налево.

– Вперед! – выкрикнул Каскет. – Принцесса ждет вас, герои!

Герои с шумом и треском устремились в ту сторону. Каскет вздохнул и побрел следом.

Они прошли еще два указателя, висевших с точностью через одну милю, и оказались в конце перед одиноко стоящей скалой, в которой виднелась дверь. На ней висела табличка: «Дракон. Не беспокоить».

– Во! – заскорузлым, пахнущим рыбой пальцем показал Симон на дверь. – Там он, падлюга! Чую я его!

Каскет бодро осмотрелся, затем приказал братьям встать перед дверью и громко вызывать дракона с промежутком в две минуты. Сам он залег в ближайших кустах. Через две минуты после того, как Симон и Андрей что-то нечленораздельно проорали, дверь приоткрылась, и сквозь нее ударил мощный поток жгучего пламени, который испепелил драконоборцев, превратив их в прах. Тогда Каскет вышел из кустов, спокойно подошел к двери и деликатно постучал.

Через некоторое время послышалось бодрое «иду», за дверью протопали шаги, и дверь открыл низенький лысоватый толстячок. Толстячок гостеприимно улыбался и тщетно пытался скрыть струйки дыма, идущие у него из ноздрей.

– Досточтимый Нибур, дракон? – осведомился Каскет.

– Да, да. – Толстячок заулыбался еще шире.

– Я Каскет, – представился Каскет, – некоторым образом драконоборец. По очень важному делу.

– Очень рад. – Дракон распахнул дверь и пропустил Кас-кета внутрь. – Живешь, знаете ли, в глуши…

В помещении запах паленого стоял еще сильнее. Единственная комната была очень большой, каменные скамьи были покрыты шкурами сируйтов и леших. По углам были свалены в кучу драконовы сокровища, покрытые вековой пылью. В одном углу на грубой подстилке скорчилась дрожащая девушка, облаченная в рваные лохмотья. Рядом с ней сидел мужчина со связанными за спиной руками. На шипящем огне, горевшем посреди помещения, стоял большой котелок, в котором варились человеческие ноги. Каскет остановился у огня.

– У вас пригорает, – показал он на котелок.

– Ох, ох, – засуетился Нибур, прищелкнул пальцами – пламя немного поутихло. – Решил, знаете ли, приготовить хороший студень.

– Конечно, – сказал Каскет.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – пригласил дракон. Каскет сел на одну из скамей. Нибур уселся напротив.

– Чем могу? – осведомился он.

– Видите ли, – начал Каскет, – благодаря некоторому стечению обстоятельств, которое вряд ли можно назвать благоприятным, я послан исполнить одно поручение или даже приказ. Некий король расположенного здесь неподалеку городишка просит вернуть ему его дочь.

– Ах да, – задумался дракон. – Было у меня недавно…

– Я могу хотя бы увидеть ее? – спросил Каскет, с сомнением поглядывая на котелок с варящимися ногами.

– Да вот она, – махнул рукой Нибур на сжавшуюся в углу девушку.

– Ах, эта! – Каскет тоже посмотрел туда: девушка была очень непривлекательна в своем рубище и вовсе не походила на прежнюю красавицу-принцессу. – А это кто? – Он показал на мужчину.

– Да это так, мой ужин, – бросил дракон. – Не обращайте внимания.

– Понятно. Вернемся к нашему делу. Могу ли я – если, конечно, это не покажется вам дерзостью – могу ли я забрать принцессу отсюда?

– Конечно, конечно, – тотчас же согласился дракон.

– Но как же… – пораженно начал Каскет, не надеявшийся на такое скорое согласие и ожидавший, что дракон будет ломаться и заставлять себя упрашивать. – Как же я…

– Я, собственно, уже с ней, так сказать, натешился, – озорно подмигнул Нибур. – А чего еще надо от такой молоденькой девушки? Пропитания у меня хватает, соседи хорошие.

Каскет подмигнул ему в ответ, и они засмеялись. Вскоре они уже сидели за одним столом, пили великолепное вино из погребов дракона и дружески разговаривали. Гостеприимный дракон предложил было Каскету немного содержимого из своего котелка, но тот вежливо отказался, сославшись на неизбывные человеческие предрассудки.

– Мой отец, – сказал на это Нибур, – умел готовить прекрасный хаш из человеческих ног. Причем чем моложе ножки, тем лучше – когда они хорошо провариваются. Он и меня научил. И, можете себе представить, готовить хаш очень легко, ножки почти не нужно опаливать, и навара с них много. Вот только выбирать надо уметь, ха-ха-ха!

– Ха-ха-ха!

– Ну как она? – спросил потом Каскет шепотом, нагнувшись к уху Нибура и кивая в сторону Ситы.

– Ничего, ничего, – скорчил равнодушную мину дракон. – Правда, не знает некоторых простейших вещей, но все искупается богатым воображением и живейшим восприятием.

– Ха-ха!

Расстались они совершенно друзьями. Каскет и Сита вышли из пещеры. Нибур сердечно с ними попрощался, причем у девушки это не вызвало никакого отклика, и Каскет повел ее через лес. Осмотрев принцессу внимательнее, он нашел, что в целом материал недурен и даже лохмотья не могут обезобразить отличной фигуры девушки. Выбрав кусты погуще, он увлек ее туда и здесь немного поучил искусству любви. Девушка не сопротивлялась. Вообще-то после драконова флирта с ее рассудком что-то случилось, и Сита была явно не в себе.

Выйдя из леса и доведя девушку до берега моря, Каскет указал ей направление, где, по его мнению, находился Риге-мел, а сам пошел в противоположную сторону. Сита безучастно побрела по морскому берегу, но потом вдруг заинтересовалась камешками, отполированными волнами, и, наклонившись, стала собирать их в подол своего платья.

Солнца не было. Спустя некоторое время Каскету встретился некто прозванием Саошьянт, могучий витязь в круглом шлеме верхом на быке. На небо с востока накатывалась тьма – по всем признакам, наступала ночь. Возле глубокого озера с крутыми обрывистыми берегами возвышался храм какого-то бога, имя которого Каскет позабыл. Он предложил Саошьянту переночевать в храме, на что тот согласился.

Храм был большой и неотапливаемый, людей в нем давно не было. Огромные идолы пялились на них со стен, а с пола глазели идолы поменьше – деревянные антропоморфные статуэтки в разных неприличных позах.

Саошьянт был раздумчивый человек. Он сказал:

– В этом храме нет души. Его боги мертвы. Следовательно, их нет. Когда мир будет валиться в бездну, а святые праведники воспрянут к жизни, этот храм так и будет оставаться – мертвым.

– Ты прав, – сказал Каскет. Он собрал деревянные статуэтки с полу, навалил их в кучу и поджег, потому что было холодно. – Душа храма – в вере. Если же нет человека, нет и веры. А в этом храме отродясь не было людей. Чем ты занимаешься?

– Чиню суд, – ответил тот.

– Неплохое занятие. А что потом?

– Потом воскресают праведники. Сомневаюсь, что в этом месте есть могилы праведников. Долго спорили, как вообще отличить праведного человека от неправедного. И ничего не решили. Вот, смотри!

Он подошел к своему быку и ударом меча отсек ему голову. Потом он не спеша разделал его и начал жарить мясо на костре из статуэток богов. Пока он этим занимался, в храм ворвались двое старцев почтенного вида, с глазами, лучащимися благодатью, и белыми бородами.

– Искупительная жертва быка, – произнес Саошьянт, обращаясь к Каскету, – воскрешает усопших праведников. В этих местах их всего двое. Это уже много. Мир вам, старцы праведные!

– И тебе мир, Саошьянт!

– Мир и тебе, Саошьянт!

Каскет зачерпнул немного крови, текущей из перерезанной шеи быка, и окропил ею старцев. Те вмиг исчезли, уступив место коричневым скелетам на полу.

– Ну зачем ты так? – укоризненно бросил Саошьянт через плечо. – Зачем ты их лишил их праведности?

– Они лгали, – спокойно пояснил Каскет. – Праведного человека не бывает. Человек бывает лишь бредущий – сам не зная куда.

Саошьянт несколько раз кивнул головой.

– Давай есть, – сказал он, и они стали есть поджаренное мясо быка и пить вино из фляжки Саошьянта. Закончив есть, Саошьянт оживил быка и, выйдя из храма, привязал его у входа. Было уже совсем темно. Звук висел в воздухе – плотный, как полог.

Вернувшись, Саошьянт постоял в раздумье.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он. – Ничего. Ты что-нибудь понимаешь, Каскет?

– А ничего и не надо понимать, – отозвался Каскет, грызущий большую кость. – Зачем понимать? Вот представь: кто-то все понимает. Ты его спросишь: слушай, а это как? Он тебе: так и так. Ты – ему: а вот – это? Он – снова: так и так-де. Все понимает. Все. Скучно это. Противно. Лучше – ничего не понимать. Жить.

– Ты хорошо объясняешь, – кивнул Саошьянт. – Разумно. Объясни тогда: я – Саошьянт. Вот мой меч, им я должен истреблять носителей зла. Вон бык, его жертва воскрешает праведников. Где же суд? Суд – я? Объясни мне это, Каскет!

Каскет отложил кость в сторону и задумался.

– Нет, – сказал он наконец. – Ты – не суд, Саошьянт. Суд

– это какое-то место, престол, херувимы, огненная река… Нет, ты не суд, Саошьянт.

– Я так и думал, – удовлетворенно ответил тот. – Сомнения одолели. Вопросы стали возникать. Так, значит, я не судия, Каскет?

– Не-а, – отозвался Каскет, грызя кость. Саошьянт снял с себя меч и отбросил его в сторону.

Пускай другие судят.

– Носители зла! – фыркнул вдруг Каскет. – Ну ты и придумаешь! Да где ты найдешь, таких рафинированных!

– Вот и я думаю. Потом спали.

Утром, когда Каскет пробудился, он не нашел Саошьянта возле себя. В стороне валялся его меч и шлем. Возле входа лежал его бык с перерезанным горлом. Самого Саошьянта не было.

Каскет пожал плечами и вышел из храма.

ГЛАВА 8

Каскет шел весь день. Он очень проголодался, но ему повезло: в одной деревне, где все люди сплошь были слепыми, он украл двух куриц и каравай хлеба. Будь у него времени побольше, он остался бы здесь и пожил немного, ибо любил людей беспомощных. Но звук в воздухе нарастал, и Каскет пошел прочь, по длинной ровной дороге, ведущей за горизонт.

Только что тянулась перед ним равнина, бурая, в некоторых местах покрытая островками бурьяна, и вдруг прямо на дороге возник сказочный дворец. Весь белый, изящный, с башенками, легкими аркадами, парадными порталами и широкими витражами окон, с бесчисленными переходами и галереями, дворец казался настолько чуждым этой местности, настолько явственно была видна какая-то печаль, разлитая по каждой его черточке, что дворец рисовался странным и необычным сном.

Каскет протер глаза. Но дворец не пропадал. Напротив, он возвышался перед ним, красуясь во всем своем блеске, и Каскету захотелось войти внутрь, посмотреть, что за великолепный властитель построил это чудо посреди безжизненной равнины, вдали от центров цивилизации и в непосредственной близости к варварскому быту деревень.

Он долго блуждал по таинственному чертогу, но ни разу обитатели его не попадались ему на глаза. Только не было здесь того стонущего плача, который был снаружи, неумолчным воем надрывающим уши. Но здесь была какая-то тоска, безысходность, ощущение безвозвратного падения и отсутствия всякой надежды, которое чувствовалось в каждом новом переходе, открывающемся его глазам, в каждой колышащейся пурпурной портьере, в каждом бледном бюсте, которому не хватало только венчающего его силуэта Ворона.

Неожиданно Каскет вышел в большой зал. Казалось, здесь были только занавеси, белые как снег, занавеси легкие, развевающиеся на ветру, занавеси прозрачные, и Каскету поначалу показалось, что занавеси заменяют стены этому залу. Но, кроме занавесей, было и нечто попримечательней. В зале находилась женщина, и когда Каскет увидел ее лицо, лишь оно запечатлелось в его памяти. Это было странное лицо. И вроде бы не было ничего в нем необычного, в этом лице, – тонкое бледное лицо, – но сквозь него виделось другое лицо, которое невозможно было описать словами, лицо милосердное, но печальное, доброе, но слишком грустное, чтобы быть по-настоящему добрым. Глаза светились понимающей любовью, но любовью не конкретной и не земной, а какой-то совершенно другой любовью, которую не понять и не принять. И Каскет понял, что перед ним София, Премудрость Божия.

– Встань передо мной, Каскет, – услышал он ее голос, мелодичный, но твердый голос, которому Каскет тотчас же повиновался. – Знаешь, кто я?

– Знаю, – пробормотал он, отводя глаза.

– Я давно вижу тебя. Не наблюдаю и не слежу, ибо в этом нет необходимости. Ты ясно виден мне, и тебе это неприятно.

– Всякому будет неприятно, когда он узнает о таком.

– Тем не менее все люди всегда на виду. Мне поручено строить и устроять этот мир. Можно найти множество недостатков в нем, великую тьму пороков, странные несовместимости бытия. Это легко устранимо, но необъяснимо средствами людей. То, что кажется вам странным, для меня закономерность. Ваша беда в том, что вы все видите исключительно со своих позиций, а они несовершенны.

– Но ты любишь людей, – сказал Каскет.

– Да, я люблю людей. – Голос ее стал еще мелодичнее. – Не то чтобы мне было велено любить людей, хотя и это тоже. Я прониклась к ним особым чувством и не требую жертвы.

– А я не собираюсь приносить жертвы и сам не буду ею, – произнес Каскет.

София испытующе смерила его взглядом.

– Почему-то я знала об этом, – сказала она, – и ожидала этого от тебя. Но ты мне не ясен. Потому-то на дороге тебе и встретился мой дворец.

Каскет кивнул.

– Дорогу осилит бредущий, – сказал он.

– Один бредущий был и до тебя, – сказала она. – Но он принес себя в жертву, дабы даровать спасение.

– Но я не бог, – возразил Каскет. – И не хочу им быть, ибо для этого нужно любить людей. Иногда я думаю, что это есть основной, главный атрибут божества – любовь к людям. Ко всем людям! Вот этого я никогда не пойму.

– Этого и не требуется.

– Ты защищаешь людей, – произнес Каскет. – Во всяком случае, так говорят. Значит, ты их любишь. Вот так запросто появляешься перед каждым бредущим путником…

– Не перед каждым, – прервала она его. – Не каждому дано знать тайны мира. Ты побывал в Игре. Тебе показалось странной и та местность, и игра, и правила ее. Но это – axis mundi. Это мировращение. Может, тебе это показалось несолидным – бегают какие-то, галдят. Это слишком странно, чтобы быть верным. Однако это так.

– Я вовсе не преуменьшаю значение мной увиденного, – заметил Каскет. – Но мне нужно было оттуда выбираться…

– Вот именно, – воскликнула она. – Тебе нужно было оттуда выбираться. И для этого ты нажал невидимую кнопку, обратил необратимые процессы вспять. Теперь даже мне неизвестно, чем все это кончится.

– Зачем знать? – пожал плечами Каскет. – Будет известно в свое время.

– Это время может и не настать, – строго сказала София, откидывая голову.

– Твое дело – защитить людей от того, что может настать, – усмехнулся Каскет.

– А как ты представляешь себе свое дело? – спросила София. – Я не могу позволить тебе ломать и дальше. Это не по законам. Это противоречит всему.

– Раз это есть – значит, этому надлежит быть, – изрек Каскет. – Такова незыблемая формула. А вот уничтожение этого будет действительно противоречить всем правилам.

София в раздумье медленно проплыла к высокому окну, за которым была видна все та же бурая равнина. Потом так же медленно кивнула.

– Вот он, неизбежный дуализм! – засмеялся Каскет. – И никуда от него не деться. Все подчиняется этому космическому цинизму. Ты сама создала мир таким, противопоставив свет и тьму.

– Я была лишь проводником высшей воли, – гневно воскликнула София. – И свет и тьма – еще не все. Есть и сумерки. Люди – сумеречны.

– Не все, – уклонился Каскет.

– Нет, все, – ударила София. – А кто нет – отступление от нормы. Патология. Это не люди.

– Очень хорошо, – поклонился Каскет, уязвленный.

– Верно, я люблю людей, – продолжала София, – со всеми их грехами. Ведь они – люди. И я заступаюсь за них перед ликом Его и перед ликами тех, кто им вредит. Хотя твое лицо не назовешь ликом.

– Харя, – подсказал Каскет. – Рожа, мурло, личина. Она поморщилась.

– Может, и так. Но и это – лики. Они разные. Так просто не определишь твою маску, Каскет. А потому и все равно не отступлюсь от своего, ибо я – защитница. Всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь. Ты можешь что-нибудь сказать?

– Я не отступлюсь от своего, – вызывающе передразнил ее Каскет. – Иго мое благо и бремя мое легко. Дорогу осилит бредущий.

– Сам выбирай свой путь из дворца, – рекла она.

И Каскет двинулся прямо на стену. Когда до стены оставалось совсем немного, стена исчезла, и перед Каскетом вновь оказалась дорога.

– Ты выбрал, – донесся голос Софии.

Была дорога. По ней шел человек в терновом венце. Каскет остановился.

– Quo vadis, Domine? – спросил он, когда человек поравнялся с ним.

И услышал:

– В Рим, чтобы быть снова распяту.

С этими словами человек исчез. Каскет помотал головой, потом рассмеялся.

– Такова твоя участь, – напутствовал он человека. Потом Каскет пошел своей дорогой.

ГЛАВА 9

Постепенно, не сразу, так, чтобы к нему привыкли и не кляли при первом услышании, не бежали узнавать, что это, не останавливались посреди дороги, обратившись в слух, постепенно, – звук нарастал в воздухе. Он не был ни на что похож, этот звук. К нему можно было применить все определения – и шум, и вой, и плач, и вопль, и стон, и скрежет зубов. Каскет тоже не мог разобрать, что это.

Он быстро шагал по дороге. Равнина давно уже сменилась пейзажем покинутых деревень, обвалившихся стен, печных труб, торчавших из пепла быта, воронья, каркающего над развалинами Каскету было безразлично, какое бедствие постигло этот край – мор или глад. Главное, сохранилась дорога, задающая направление. Это было главное.

На перекрестке трех дорог он остановился. Здесь стояли две статуи: ночной охотницы, и Януса, бога, которому ведомо все. Здесь Каскет стоял раздумывая, когда со всех сторон, сверху послышалось хлопанье крыльев, адское завывание, хохот, свист бичей, и перед Каскетом закрутилась, завилась, загигикала Дикая охота. Каскет разглядел сонм страшных призраков и злых духов, мечущихся в скачущей пляске. Он стоял на месте – перекресток был особенно опасен для встречи с Дикой охотой, и потому бежать было некуда. В это время перед ним возник длинный сухопарый человек в черном костюме для верховой езды, черной широкополой шляпе и с допотопным мушкетом в руке. Его узкое безгубое лицо было мрачно. Они взглянули друг другу в глаза.

– Вот и ты, – наконец произнес человек.

– Вот и ты! – заголосило, завыло вокруг. – Вот и ты! Давно мы ищем тебя, Каскет. Давно, давно, давно, давно мы ищем тебя, Каскет!

– Что я вам? – спросил Каскет.

Черный человек улыбнулся – оскалились его желтые клыки.

– Мы зовем тебя – присоединяйся к нам. Ты достоин нас.

– О, как ты достоин нас, – выли голоса. – Как достоин, как достоин ты нас, Каскет!

Каскет дождался, пока адский визг прекратится.

– Это ты так считаешь, Черный охотник? – спросил он.

Человек кивнул.

– Да.

– Я подумаю, – сказал Каскет, делая шаг.

Стальная рука тисками ухватила его за плечо, пронзив холодом, и черные глаза уперлись в его глаза. Каскет выдержал взгляд.

– Зачем тебе свой путь? – прошипел Черный охотник. – Идем с нами. Ты достоин нас.

– У меня своя дорога, и я иду ей, – произнес Каскет, еле сдерживаясь.

Рука отпустила его.

– Гей! – грянул голос, и вокруг поднялся гам и стон. Дикая охота сорвалась с места и, ныряя в облаках, среди молний и вспышек, понеслась куда-то – исчезла.

Каскет поднялся с земли, куда его опрокинуло, и принялся отряхиваться. Закончив, он выпрямился, посмотрел в ту сторону, куда исчезла Дикая охота и где еще слышался приглушенный вой.

– Не многовато ли побед на сегодня? – прошептал он задумчиво, продолжая свой путь.

Набатно звенело в тихом воздухе. Начались буковые леса, сменились полями, невозделанными, лежащими впусте, и казалось, никогда не оглашала их веселая песня пахаря. На небе, где раньше было солнце, теперь расплылась белесая клякса, мутно светящая. Горизонт объяло красноватым заревом – неизвестно, что было там. И такое уныние наводил этот пейзаж, что Каскет в конце концов уставился себе под ноги и начал напевать веселую песенку. На всем пути ему не встретилось ни одной жилой деревни, ни одного города, в котором кипела бы бурная жизнь. Жизнь была в запустении. Правда, люди ему встречались, но все они, в основном, болели, вели войны, скитались по дорогам и попрошайничали. Каскету нечего было дать им.

В конце концов он вышел на берег широкой реки, которая где-то вдалеке, за крутым изгибом, впадала в море. По реке плыли люди, дома, деревья, некоторые виды диких и домашних животных, трава, небо и туманный отблеск несуществующего солнца. Все это медленно плыло по реке и уносилось в море. Через эту реку не было ни брода, ни моста.

Каскет стоял на берегу. По реке плыл корабль. Он назывался Нагльфар и был сделан из ногтей мертвецов. Корабль был огромен. Как грандиозный, отблескивающий айсберг, он двигался вниз по течению реки, мерно взлетали-опускались весла, скрипели уключины, полоскался парус где-то в недосягаемой вышине, и нескончаемый гул и бряцанье неслись с корабля, будто целое воинство плыло на нем к какой-то своей цели.

Каскет посмотрел назад, откуда пришел. Его настигала Дикая охота. Теперь Черный охотник, видимо, не был уже настроен так миролюбиво, как вначале. Визг и улюлюканье неслись прямо в лицо Каскету, и он понял, что нужно спасаться. Дикая охота не сможет нагнать его на воде, поэтому Каскет приложил ладони рупором ко рту и закричал:

– Эй, на судне!

Ему пришлось крикнуть еще два раза. Корабль проплывал мимо, мерно взмахивали весла. На носу стоял человек. Он был высок, чернобород и был в черном ниспадающем плаще и коническом рогатом шлеме. Человек повернул к Каскету свое насмешливое лицо и долго изучающе смотрел на него, в то время как корабль продолжал плыть по течению. Каскет начал суетливо бегать но берегу и для пущей наглядности тыкать рукой в приближающуюся Дикую охоту. Человек повернул голову и с минуту изучал Дикую охоту. Наконец отдал какую-то команду. Каскет легко взбежал по опустившимся сходням, и весла снова прорезали тихую мутную воду реки. Дикая охота остановилась на берегу. Клубящийся сонм призраков начал медленно таять болотным туманом, и Каскет видел, что перед тем как исчезнуть, Черный охотник поднял руку, затянутую в черную охотничью перчатку, в торжественном прощальном салюте.

ГЛАВА 10

Берега неспешно плыли мимо. Каскет взошел на мостик и встретился взглядом с человеком, спасшим его. Вдалеке, за открывшейся излучиной, виднелось море, и над ним небо багрянело тревожным пожаром. Каскет и человек в плаще встали напротив друг друга.

– Бог Локи, – сказал Каскет. – Я узнал тебя по кораблю сестры твоей Хель. Благодарю тебя.

Локи наклонил голову в шлеме.

– Назовись! – сказал он.

– Каскет, – сказал Каскет.

– Этот корабль зовется Нагльфар, – произнес Локи. – Мы плывем к Рагнарёк. Тебе известно об этом?

– Да, я знаю, – бросил Каскет. – Но мне не по пути с вами. Ведь я жив, а потому не смогу драться на твоей стороне.

– Иногда я бываю не своекорыстен, – пожал плечами Локи. – Я подобрал тебя из чистого благородства. Твоя благодарность льстит мне.

– Боги Асгарда первым убьют меня, кто был на стороне их злейшего врага, – быстро сказал Каскет. – Они так и не простили тебе смерти Бальдра.

– А по-твоему, из-за чего заварилась вся эта кутерьма? – зло фыркнул Локи. – Из-за этого сопляка, которого все почему-то считают мудрым и благостным. Клянусь громом! Я нисколько не жалею, что подсунул этому слепому дурню Хёду ту стрелу из омела.

– Они отомстили, – тихо произнес Каскет.

– Да, жестоко отомстили, – воскликнул Локи, и лицо его затвердело. – Они убили одного моего сына, а другого превратили в волка. Они окропляли мое лицо ядом змеи. О, они жестоко поплатятся за это!

– Я надеюсь.

Локи медленно повернул к нему лицо.

– Ты надеешься? Да ты будешь грызть землю от страха, когда произойдет Гибель богов. Ты будешь кататься по земле и выть от страха.

– Что сказано в кеннингах? – спросил его Каскет. – Тебя назвали «изначально проигрывающим». Почему? Тебе это известно?

– Да, – угрюмо ответил Локи. – Я никогда не узнаю, где находится заповедная роща Ходдмимир.

– Верно, – с довольным видом подтвердил Каскет.

– Тебе известно, где это? – Локи внезапно и с силой притянул его к себе. – Где?

– Я не знаю этих мест, – твердо сказал Каскет. – Скажи мне, когда будем у цели, и я попытаюсь показать тебе. Ибо еще не родились Лив и Ливтрасир, и не выпала еще та роса, которой они будут питаться.

Локи нехотя отпустил его. Потом вытащил откуда-то длинные клейкие красные нити.

– Эти кишки моего сына Нари, – глухо молвил он. – Они связали меня ими, думая, что мне не вырваться. Клянусь кольцами другого моего сына, Ёрмунганда, я свяжу этой вервью Одина и сброшу его в мировую бездну Гинунгагап!

Потом прислушался.

– Слышишь?

В воздухе нарастал звук. Локи повернул лицо с горящими глазами к Каскету.

– Это рог Хеймдалля, – сказал он. – Уже вырвались на свободу дети мои Фенрир, Ёрмунганд и Хель. Кренится и дрожит мировой ясень Иггдрасиль, и Фимбулветер наступает на землю.

– Ты боишься? – спросил Каскет.

– Боюсь? – расхохотался Локи. – Клянусь пастью Фенри-ра! Скоро мы будем в море. А потом я выпущу из этих трюмов тьму душ, когда-то обреченных на страшную муку, и они обрушатся на эйнхериев Одина.

Корабль выходил из устья реки. Впереди ярилось море. Свинцовые волны и свинцовое небо слились в одну бушующую стихию, и стало студено. Каскет задрожал.