Текст книги "Журнал «Приключения, Фантастика» 1 ' 96"

Автор книги: Юрий Петухов

Соавторы: Валерий Вотрин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– У тебя там, – он показал глазами в сторону шара, – припасы какие-нибудь есть?

– Там ничего нет, – ответила Светлана и уткнулась в его грудь.

– Жаль. Они долго не продержатся!

– Кто это – они?

– В Храме много людей, им нечего есть.

– Мы уйдем ненадолго. Мы вернемся скоро, очень скоро! – истово заверила она, уставившись прямо в его глаза.

– Мы вернемся – и всех этих тварей выжжем подчистую… За ее спиной вдруг раздалось тихое покашливание и сиплый голос сказал:

– Тут, вроде, и выжигать-то некого! Вон мы с Харом думали поразмяться малость, нечисть подавить, а они поленьями лежат, как из печки!

Иван приподнял голову и увидел грязного, тощего и диковатого на вид Иннокентия Булыгина. Был он в каком-то драном ватнике поверх измятого и грязного скафа, весь увешанный оружием. Рядом сидел на четвереньках и облизывался синим длинным языком оборотень Хар.

На Ивана Кеша смотрел удивленно и недоверчиво.

– Живой… – просипел он неуверенно. Сделал попытку то ли перекреститься, то ли отмахнуться от видения, да так и не поднял руки выше груди.

Иван чуть отстранил Светлану. Хлопнул ладонью Булыгина по плечу.

– Ладно, – добродушно проворчал он, – кто прошлое помянет, тому глаз долой.

– А кто забудет, – дополнил Кеша, – тому оба вон! – И тут же поинтересовался: – Куда ж нам теперь-то? Туда?!

– И указал в сторону Храма.

Иван обернулся. Белая и величественная громадина Храма Христа Спасителя нависала над ними на фоне черной непроглядной ночи. Стоял Храм. Стоял вопреки бесам, нежитям, выползшим из потусторонних миров, вопреки самой преисподней, захватившей Землю в свой черный плен. Вопреки всему! Недоступный! Недосягаемый! Укрывающий ищущих в нем спасения! Обитель Господня на Земле! И не было света над ним. Но Золотые Купола отражали его – сияли нездешним, Небесным Светом. Несокрушимая Твердыня мира Православного, мира Пресветлого и Нетленного!

– Нет, – тихо ответил Иван. – Туда нам еще рано.

И поглядел на Светлану. Она все поняла.

И все вместе, вчетвером, они вошли в черный бутон, искрящийся неземной росой.

Земля. 18-й подантарктический уровень. 7034-я зона умерщвления. 2485-й год.

Глыбища была неподъемной. Не хватало воздуха… да и какой тут, в проклятом подземелье воздух! Глеб зажмурился, уперся ободранным плечом в камень. Больная нога надсадно заныла. Каторга! Ад! Припомнились учебные фильмы, в которых изможденные рабы волокли огромные блоки для фараоновых пирамид. Муки египетские! Но этими рабами, их кровью после тяжкого рабского дня не откармливали всякую гнусь, зародышей чертовых!

Плеть просвистела над ухом, ожгла спину.

– Живей!

Поганые выползни! Похоже, они других слов и не знали. Глеб еле сдержался. Придавить выродка ничего не стоило. Но что толку, Глеб видел, что вытворяли с бунтарями-одиночками. Не приведи, Господь! А главное, даже к ним не приходило облегчение, не забирала их в свои тихие угодья смерть, муки длились бесконечно, не стихая, не прекращаясь ни на миг. Даже с ума не сойдешь, не растворишься в собственном безумии как в нирване, никуда не денешься! Правда, совсем недавно начали появляться голоса… покойный Иван вдруг, ни с того ни с сего заговорил в мозгу… это признак, нехороший признак. А может, и хороший, может, и к лучшему!

Он навалился еще сильнее. И вдруг почувствовал, что глыбища ушла из-под плеча, сорвалась, покатилась. Подпрыгнула на чем-то… рухнула в провал.

Глеб скривился. На чем-то! Теперь он видел, не на чем-то, а на ком-то – она придавила такого же голого и бритоголового, как и он сам. Придавила основательно – остался кровавый мешок с костями. Подходить нельзя. Да и незачем. Сутки-другие несчастный помучается, потом встанет, опять будет упираться, камни волочь, его жизнь не оборвется, кости срастутся, мясо нарастет… сегодня на откорм его не поведут, из него и так все вытекло. За что же муки такие?! Глеб, будто ища ответа на свой вопрос, задрал голову к высоким мрачным сводам огромной пещеры… И обомлел. Сверху почти бесшумно и как-то неестественно медленно падал здоровенный камень, прямо на него. Реакция бывшего десантника выручила, он успел отскочить в сторону. Но вслед за первым полетел второй, третий, четвертый… посыпалась дождем всякая дрянь: песок, мелкие камушки, липкая грязь, пыль, труха. Совсем рядом придавило рогатого выползня. Он корчил гнусные рожи, хрипел, истекал зеленой жижей, царапал глину когтями, но не мог вылезти из-под плоской черной глыбищи. Двое голых и бритоголовых подскочили к нему, принялись бить камнями по голове.

– Получай, тварь! За все!! Гадина!!!

Глеб огляделся. И увидал, что примерно то же творилось по всей пещере – уцелевшие, неискалеченные рабы гонялись за сатаноидами, валили их, били, терзали, разрывали на куски, раздирали в клочья. Это была какая-то вакханалия мщения.

Обвал почти прекратился. Наверху зияла огромная черная дыра, и в дыру эту медленно опускались два черных шара – мягко, неспешно, будто на веревочке. Вот теперь Глеб уверился окончательно – он спятил, не выдержал мучений. А это все самые настоящие галлюцинации, ибо ничто в подземельях адских не меняется и измениться не может, это у него в мозгу «перемены»! И все же накопившаяся злость, ненависть к рогатым бросила его в гущу побоища. Успеть! Добить хотя бы одного! Не то не достанется!

Он дорвался до одного из выползней, ухватил его сразу за оба рога, резким движением с переворотом вывернул шею, сорвал башку, размахнулся и зашвырнул ее в провал. Тело терзали другие – рвали, грызли, били, втаптывали в грязь. Нет, это не галлюцинации. Не наваждения!

Глеб снова задрал голову – шары были совсем низко. Вот сейчас из них выскочат вертухаи-выползни, карательный отряд. Тогда держись!

– Эй, люди! – заорал вдруг кто-то совсем рядом. – Вон они-и!!!

Глеб обернулся в сторону оравшего – и увидал, как изо всех щелей и расщелин лезут рогатоголовые с плетьми, с баграми, с длинными палками, усеянными острыми шипами. Их было много, не сосчитать. И это наставал конец разгулу, минутной свободе.

– Ну, нет, суки! – прохрипел Глеб.

И поднял увесистый булыжник. Будь что будет! Но он станет драться до конца, пока хватит сил. Не возьмешь!

В выползней полетел град каменьев. Но остановить их было невозможно, страшная орда шла, лезла, ползла усмирять восставших.

И тогда раскрылись опустившиеся шары. Сердце у Глеба сжалось, когда из них полезли шестилапые уродливые существа. Только их еще не хватало! Своими покрытиями, то ли Металлическими, то ли хитиновыми, эти твари напоминали насекомых. Да и выпуклые черные глаза на выпуклых лбах, длинные тонкие членистые конечности усиливали это сходство. Глеб не сразу сообразил кто это… но сообразил, дошло – киберы! это не живые существа! и даже не биоробы! Таких в подземном аду он не видал ни разу. Откуда они?

– Бей их! Обходят сзади!! – орали совершенно обезумевшие люди. – Не подпускай, гадов!!!

И камни полетели в шестилапых. Полетели, не причиняя ни малейшего вреда – они их с легкостью отбивали, даже не останавливаясь, не умеряя своего бега. И когда первые бритоголовые уже приготовились к неминуемому и страшному наказанию, когда шестилапые их настигли, произошло странное: эти уроды прыжками и скачками, не задевая ни единого, пронеслись над голыми черепами, перемахнули через пропасть и завал и набросились на выползней, до которых оставались считанные десятки метров. Много чего повидал Глеб за свою многотрудную жизнь, но эдакого не видывал. Шестилапые с такой резвостью косили их мучителей, что самих конечностей не было видно – головы не успевали взлетать и падать над телами выползней, как их настигали все новые удары, превращая кости в крошево, мясо в лоскуты. Это была невообразимая и дикая мясорубка. Один шестилапый врезался в гущу сатаноидов и оставлял после себя через полминуты кровавый булькающий фарш.

– Во дают! – восхитился кто-то из оцепеневших людей. – Кроши их! Молодцы, ребятки!

А Глеб все пытался сосчитать, сколько же шестилапых вылезло из шаров? И не мог. Их было не больше дюжины, но они сновали стремительными и неуловимыми муравьями, огромными и беспощадными муравьями-убийцами вдоль стен пещеры, не пропуская ни одной дыры, изничтожая некогда грозных, а теперь жалких и бессильных выползней.

Глеб так и не сосчитал их. Не успел. Один из таких муравьев подскочил к нему сзади, бесцеремонно опрокинул себе на спину и помчался к шарам. Испугаться Глеб тоже не успел. Все произошло необычайно быстро. Подземный ад исчез. А в шаре было темно. Но обшивка под ногами подрагивала, значит, они двигались. Куда? Хуже, чем было, не будет! Глеб как-то сразу размяк, напряжение спало. Он прекрасно знал, надеяться не на что, не осталось на Земле никого, кто мог бы помочь, выручить. А в чудеса Глеб Сизов, бывший космодесантник-смертник, боевой генерал-лейтенант, командир альфа-корпуса специального назначения, бывший заместитель Верховного Главнокомандующего, а ныне бесправный раб, каторжник мрачных подземелий, не верил.

Но чудо свершилось.

В глаза ударил неяркий зеленоватый свет. Гибкие и сильные лапы пихнули в спину, выперли из шара в довольно-таки большое помещение со сферическим потолком и внушительным креслом посредине. В кресле сидела Светлана, Глеб сразу ее узнал и невольно прикрылся ладонями, замер. По бокам от нее стояли двое и еще какое-то чучело.

– Хоро-ош! – сипато протянул Иннокентий Булыгин. И подошел ближе, скинул с плеч мешок, порылся в нем, вытащил какую-то драную хламиду, бросил ее Глебу. Только после этого приобнял его и похлопал по спине.

– Откуда вы? – ошарашено спросил Глеб.

– С того света, – пояснил Кеша и кивнул на замершего у кресла Ивана, – а мы с Харом здешние, тутошние, с Земли.

Оборотень Хар, мягко ступая, подобрался поближе, лизнул шершавым синим языком Глебово колено и заскулил.

Иван стоял, не шевелился, живой и невредимый, и за плечом у него тоже висел какой-то странный вытянутый мешок, Глеб узнал – знаменитая Гугова торба, выкраденная с каких-то спецкораблей и напичканная всякой всячиной. Почему-то бросалось в глаза не главное, а именно это, ерунда всякая. О главном не хотелось думать… ведь Иван умер самым настоящим образом! Его не накачивали всякой дрянью, не держали под гнетом инфернополей. Он не мог ожить подобно выползню рогатому, подобно человекообразной биомассе.

Глеб потряс головой. Потом протер воспаленные глаза. И свалился с ног, свалился под гнетом навалившейся смертельной усталости, свалился без чувств.

Иннокентий Булыгин торопливо расстегнул набедренный медблок скафа, вытащил полиинъектор, нагнулся над лежащим. Но Иван остановил его.

– Не суетись, Кеша, – сказал он, – ему надо просто выспаться.

Кеша пожал плечами. Потом подхватил бесчувственное тело под мышки, отволок по мягкому ворсистому полу к выпирающим из стен овальным стойкам-полуколоннам, прикрыл хламидой.

– Пускай продрыхнется малость, – согласился он.

Кеша пообвыкся на корабле за последние сутки. И рвался в бой. Корабль был чудо, никакая десантная капсула, даже самой последней сверхзасекреченной модели не могла сравниться с ним. Да плюс несколько шаров-ботов. Да эти муравьи лупоглазые, шестиногие! У Кеши прямо-таки руки чесались… если так можно было сказать о его биопротезах.

Светлана включила экраны. И они снова увидели, что творилось там, на глубине в шестнадцать километров под расплавленной металлокерамической твердыней бывшего подантарктического дворца Синклита. А творилось в пещере, озаряемой багряными отсветами, то же самое, но уже не столь грандиозное, – там добивали последних рогатых.

– Ты гляди, куда залез! – восхитился Кеша, узрев выползня, вскарабкавшегося по корявым каменным стенам под мрачные своды.

Но любоваться долго не пришлось. Шестиногий кибер мигом взлетел по отвесной круче, рассек рогатого на две половинки, да и сбросил обе прямо в провал, в неведомые глубины.

Голые изможденные люди обнимались, орали, хлопали в ладоши. Они торжествовали свою призрачную и кратковременную победу, они были в угаре, в беспамятстве. Они не ожидали такого праздника на своей гиблой улице!

– Что будет с ними? – нервно спросила Светлана. – Стоит убрать киберов и эта нечисть поползет снова!

– Поползет, – мрачно согласился Иван.

Он давно понял, что с одним звездолетом, даже таким мощным и совершенным они ничего не смогут выправить на Земле. Облет планеты, зондирование, радарно-щуповое просвечивание показали: подземельям нет числа, нет начала и конца, они под поверхностью на всех уровнях, на всех глубинах, иногда десятками ярусов друг над другом, в них томятся в ужасающих страданиях не сотни и не тысячи – миллиарды землян. И в то же время рогатая нечисть клонируется стремительно, по мере ее убывания, по мере ее уничтожения, выползней становится все больше. Но и это не самое главное… Иван, когда узнал полную правду, окаменел от ужаса, от бессилия и невозможности помочь собратьям в заточении – большинство землян пребывало в состоянии полужизни-полусмерти, их тела, их мозги постоянно, перекрестно пронизывались силовыми линиями мощнейших инфернополей, они сами жили в основном только при подпитке этими полями. И потому просто вырвать их из кромешного ада, означало убить их. Глебу повезло. Они прощупали его прежде, чем поднимать наверх – он был еще жив для жизни без дьявольских полей. Но таких оставались единицы. И можно было бы махнуть рукой на прочих, на миллиарды… что с них взять, мертвяки, трупы и полутрупы! Но пока еще они оставались в большинстве своем носителями душ. Бессмертных душ, взятых в полон вместе с плотью, смертной и грешной! Дьявольские отродья не смогли их погубить. Но с каждым днем становилось все меньше душ светлых, принадлежащих Всевышнему, и все больше душ черных, служащих дьяволу – не зримый, не вещественный мрак проистекал на Землю.

– И плевать, что поползет, – вдруг мрачно изрек Кеша, будем давить до последнего, пока сами не сдохнем! – Он чуть помолчал, а потом горестно вздохнул: – Эх, Гуга с нами нету, кореша забубённого, он бы не стал нюни разводить!

Хар поглядел на Кешу преданными глазами. И вдруг встал на задние лапы. Заговорил.

– Королева хочет, чтобы я шел туда!

– Какая еще королева, – не поняла Светлана. – Это что…

Иван остановил ее взглядом. Он давно догадывался, что у оборотня есть связь с гиргейской владычицей океанских глубин. Хару нельзя было мешать, Фриада ничего не делала просто так, Фриада была полутроггом, а не человеком.

– Хар дело говорит, – поддержал оборотня Иннокентий Булыгин. Он хорошо знал свою «зангезейскую борзую», зря языком молоть не станет. – И я с ним пойду…

– Нет! – Хар смотрел сейчас только на Светлану. Она была в кресле. Она правила балом.

– Хорошо. Иди!

Отверстие в стояке-полуколонне разверзлось неожиданно. И Хар прошествовал к нему на двух конечностях, как и подобало разумному существу, хотя и инопланетному. Через миг он исчез из видимости, как исчезла и сама дыра, не оставив даже крохотных следов в обшивке.

Глеб Сизов спал. Кеша подошел к нему, тихо, незаметно, воспользовавшись тем, что Иван пристально смотрел на экраны, и вкатил в голое плечо несколько доз из инъектора, не помешает. Глеб вздрогнул, но не проснулся.

А на экранах муравьи-киберы выползали из дыр, щелей и расщелин. Дело они свое сделали. А раз программа заданная отработана, пора и на место, в черную капсулу шара-бота. Дрожащие, беснующиеся, обезумевшие от привалившего счастья узники подземелья пропускали шестилапых уродцев почтительно, с уважением, расступаясь и умеряя вопли. А в глазах у них начинал появляться страх. Уходят… бросают на произвол судьбы, на произвол дьявольским отродьям! Ведь те придут, выползут из потаенных дыр, забьют плетьми, запы-тают! Постепенно восторг сменялся ужасом. Люди сбивались все плотнее, жались друг к дружке, цепенели.

– Мать моя! – не выдержал Кеша. Мутная слезинка покатилась из воспаленного глаза по щеке, застряла в густой, давно не стриженной сивой бородище – некогда было на кладбище-то бриться. – Гад я! И сволочь! Вот так же людей бросал на каторге поганой, на Гиргее проклятущей – бил вертухаев по всем зонам, давил сук, а людей-то потом оставлял… Падла я! Ведь они на меня точно так же глядели… А я думал – геро-ой! лихой малый! А они плакали вслед, рыдали, материли сквозь слезы, камни бросали! А потом их огнем жгли за меня, током, гады, трясли, распинали живьем! А это меня надо было жечь-то и гвоздьми пробивать! Вот и сейчас, повторяется…

– Заткнись! – неожиданно резко, не по-женски выкрикнула Светлана. И так поглядела на Кешу, что тот опустил глаза, растерялся.

А Иван подумал – точно, не врет Булыгин, повторяется все, только в стократ страшнее, не с отдельными изгоями общества, не с несчастными повторяется, не с судьбою позабытыми, а со всеми, с миллиардами тех, кто и ведать не ведал и знать не хотел о муках и страданиях изгоев. Это жизнь, чудовищная непостижимая жизнь! И он, Иван, для того и послан в мир этот, чтобы разобраться наконец с ним! Это он – длань Господня… Так чего ж он стоит, чего ж медлит?! Очищение. Он не прошел еще круги очищения. Но ему никто толком и не сказал, что это такое и с чем его едят. Но спокойно. Не надо суетиться. Не надо дергаться!

– Вот он, родимый! – просипел Кеша, узрев на экране оборотня и выходя из прострации.

Хар выпрыгнул из черного «бутона» облезлой драной псиной, у которой брюхо к хребту приросло. И, ни на кого не обращая внимания, бросился к провалу. Только его и видали – мелькнул облезлый хвост, и пропал.

Но не тут-то было. От слежки щупов XXVII-го века не скроешься. Экраны вдруг померкли, налились синевой, потом позеленели, и все увидели, как в ледяных подантарктических глубинах, за многие километры от поверхностных наросших за год льдов, плывет, стремительно перебирая мерцающими крылами-плавниками, вовсе не «зангезейская борзая» в красивом ошейнике, подаренном Таёкой, а натуральный гиргейский оборотень – страшный, отвратительный и вместе с тем величавый.

– Во дает, Харушка, – прослезился Кеша. И присел перед экраном на корточки. Весь его боевой запал куда-то пропал.

Но плыл оборотень недолго. Неведомо каким нюхом он нащупал в накатившей на него ледяной стене проход, просочился в промежуточный фильтр, потом в другой… и вывалился в лиловую, поросшую шевелящимися полипами утробу.

Именно утробу, потому что иначе эту полость во льдах назвать было нельзя – не зал, не помещение, не каюта, не рубка, а именно утроба. Вывалился он в нее каким-то жутким и омерзительным уродом, гибридом облезлой борзой, оборотня и еще чего-то гадкого. Раздулся шаром, забился в судорогах, задергался. Затрясло его будто в лихорадке, заколотило, забило. И вырвало с мучительным кашлем и хрипом каким-то круглым, подрагивающим сгустком – будто само брюхо вывернуло наизнанку.

– Вот они! – прошептала Светлана. Вытянула руку. Только сейчас стали видны, высветившиеся в утробе студенистые гадины со множеством извивающихся щупальцев. Их было не больше трех десятков. Но казалось, что их сотни, тысячи… они переливались, набухали, опадали, змеились, наползали друг на друга, и выжидательно пялились выпученными глазищами без зрачков.

– Мало я их бил. Мало! – сделал вывод Кеша.

А Хар в тот же миг змеей выскользнул наружу, пропал в зеленой пучине. Щупы упустили его, вернувшись в утробу. Ибо главное происходило там. Дрожащий сгусток раздувался на глазах, становясь все больше и больше, и наконец лопнул. Дальнейшее походило на кошмарный сон. Из лопнувшего сгустка вырвались наружу вертлявые, бешено вьющиеся вокруг собственной оси крохотные копии студенистых гадин. Они были переполнены какой-то чудовищной, несдерживаемой энергией, и они сами росли, раздувались, они были уже размером с детеныша кальмара, когда первый, самый отчаянный с оглушительным визгом ринулся на огромную гадину, впился ей в студенистую полупрозрачную голову своим кривым хищным клювом, разодрал медузьи внутренности и цепкими щупальцами выдрал из мозга чудовища крохотного извивающегося червячка с кровавыми злющими глазенками. Они тут же упали вниз, в слизистую мякоть утробы. Схватка была закончена – червячок дернулся последний раз, вытянулся напряженной трясущейся стрелкой, и обмяк с прогрызенной головкой, выдавленными потухшими глазками. Но не успело свершиться это действо, как примеру маленького смельчака последовали и прочие. Они вгрызались в головы, в мозги студенистых гадин с беспощадной алчью, будто их всю жизнь держали голодными псами на цепи, они вырывали червей, убивали их без малейшего снисхождения. И смотреть на это было страшно.

Иван щурил глаза. Чудовища пожрут чудовищ! Откуда это, почему вдруг припомнилось? Он поглядывал на Кешу, и тот смущенно улыбался, только они вдвоем знали, что происходило. Трогги! Это трогги-убийцы! Миллиарды лет в борьбе за выживание. И всегда верх, всегда победа! Им нет равных, потому что они перерождаются во врага своего, удесятеряя силу и ярость завоевателя-чужака. Земляне чудом избежали трагической участи. Фриада разобралась, что к чему… Фриада сама была получеловеком. И-эх, из огня да в полымя!

– Теперь на этой зоне будет тихо, – послышалось из-за спины.

Иван обернулся.

Хар смотрел на него преданными глазами. Он был сейчас больше похож на измочаленного, выжатого как лимон бродягу бездомного, чем на зангезейскую борзую, только вислый и драный хвост болтался между ног да клочья длинной бороды больше походили на шерсть. И все же Хар оставался Харом.

– На этой зоне, едрит твою! – проворчал Кеша. Теперь и он начинал понимать, что извести нечисть вчистую лихими налетами и резней не удастся.

Светлана молча глядела на мужа, бывшего Правителя, Верховного, и в глазах ее стыла невысказанная тоска, перемешенная с мольбой – бежать! бежать!! бежать отсюда!!!

Иван покачал головой. До него наконец-то дошло, что первый круг очищения он пройдет не раньше, чем вызволит из адского плена и тьмы всех своих близких, всех, кто верил ему, пошел за ним, и поплатился за это… За это?! Нет, поплатились они все совсем за другое – за беспечность свою и… простоту. Простота хуже воровства! Так говаривал ему Гуг Хлодрик Буйный.

– Ну ладно, хватит психовать! – просипел с огромным усилием Кеша. – Мы тут философию разводим, а там в Храме с голоду пухнут. Надо жратву искать, Иван. Ведь остались же какие-то склады, стратегические запасы?!

– Нет, – Иван как ушат холодной воды вылил на ветерана и беглого каторжника, – не осталось никаких складов, все уничтожено. На кораблях были припасы, но их не хватит на беженцев. Больше ничего на Земле нет.

Кеша сник, съежился. Виновато поглядел на Хара. Тот был спокоен и совсем не обижен тем, что его подвигам не придали особого значения. Это все неважно, главное, чтобы королева была довольна – пока она довольна им, он жив, идет подпитка по внепространственной связующей нити. Ежели она забудет про него… что ж, никто не обещает рожденным в пучинах гиргейских вод райских кущ и вечной жизни. Хар был готов ко всему.

Созвездие Алой Розы. Армагеддон. Левая спираль. Время утраченных надежд.

Непостижимо-огромный и уродливо-хищный базовый звездолет-носитель Системы неуклюже вынырнул из гиблого омута подпространства в ста сорока тысячах верст от пылающего белым неистовым огнем Армагеддона. Таких звезд во Вселенной надо было поискать. Миллионы солнц слились в бушующем белом гиганте, сплелись с миллиардами раскаленных, извергающих термоядерные языки пламени сверхновых. Вокруг Армагеддона по безумным орбитам сновали отнюдь не холодные планеты, но исполинские звезды меньшей величины. И все вместе это было водоворотом осатаневшего огня, убийственным капканом для зазевавшегося путника в Мироздании.

Дил Бронкс вывернул из последних сил. Звездолет взревел двумя тысячами извергающих собственные гравиполя двигателей. Рванул. И выкарабкался из лап всеуничтожающего притяжения гиганта.

– Будь все проклято! – зарычал Дил, теряя сознание и проваливаясь в черноту.

Он уже в седьмой раз выходил из подпространства. И все в разных местах. Он не мог освоить управления этой громадиной, никак не мог, его выбрасывало совсем не там, куда он стремился, куда рвалась его страдающая, больная душа. На первый раз его вообще вышвырнуло в какую-то беззвездную пустоту вне галактик и метагалактик. Он и не знал, что такое бывает – он, старый космический волк, десантник-смертник. И тогда пришлось вновь нырять в омут неизвестности. Второе всплытие было удачней. Системного монстра выбросило возле Гадры, старой знакомой планеты почти родной. Слезы накатили горючие и светлые. Но Дил не стал предаваться воспоминаниям. Он втиснулся в самый малый шлюп, пошел вниз. Но уже на подлете понял нет никакой Гадры, все зря, все напрасно. В унынии он сел на поверхность. Вышел. И замер. Где буйство красок? Где великолепные, смертельно опасные джунгли?! Где сказочный гадрианский мир?! Три часа он бродил среди обугленных стволов, топтал выжженную черную траву, переступал через скрюченные трупы звероноидов. Эти несчастные полуразумные аборигены Гадры не казались сейчас опасными, страшными, напротив, в их нелепых и жалких позах было что-то трогательное, детское. Их убивали врасплох, беспощадно! Дилу было тяжело идти – разбитые, стоптанные ноги гудели, все время ныла левая рука, оторванная по локоть, ныла невыносимо, в кисти и пальцах, которых не было. Но Дил Бронкс терпел. Он должен был видеть все. Развороченные деревья, в чьих необъятных внутренностях жили звероноиды, полудеревья-полуживотные, в симбиозе с которыми находились эти алчные и простоватые дети природы, были мертвы. Пурпурные полуживые джунгли Гадры! Сиреневые стены зарослей до небес! Лишайники-трупоеды! Где они, где все это?! Планета была пуста. Дил пролетел над полюсами, дважды прошелся на шлюпе вдоль экватора. Безжизненная изуродованная суша… Прочь! Прочь отсюда!

Еще трижды его выносило возле земных колоний, забрасывало к призрачной Сельме, потом к семиярусному искусственному Родосу, молодежному вселенскому лагерю, и даже к позабытому всеми, затерянному на отшибе Мироздания Цветущему Шару, планете-труженице, дарившей роду людскому сыновей и дочерей будто из прежних добрых и полусказочных времен вышедших. Лучше бы ему было не видеть этих колоний. Разоренные, опустошенные, выжженные. Ни единой живой души. Зато везде – изуродованные, истерзанные тела, безобразные, выпотрошенные трупы. Разрушенные города и села, разгромленные космодромы… Вторжение! Какой-то неумолимый рок. Непостижимость! Лишь два или три раза ему попадались под ноги останки трехглазых, неузнаваемо изуродованных, полусожженных. Но он и без этих останков знал, чьих рук дело. Он сам не ощущал в себе жизни. Он был мертв и холоден. И лишь жажда мести, гнетущая, неутолимая, страшная, вела его вперед по безжизненным мирам. Теперь он был силен. И он мог мстить извергам! Мог убивать их! Надо было лишь настигнуть этих нелюдей.

На пятый раз он всплыл, чуть не протаранив длинным и острым носом известный на всю Вселенную астероид Ырзорг. Это был единственный реликт, переживший Большой Взрыв, мало того, сам астероид был живым и живородящим существом, неразумным, темным, бессмертным, не ощущающим себя, но живым. Таких больше не было нигде… Но сейчас Ыр-зорг был мертв. Обвисшая серая туша огромных размеров истекла заледеневшей сумрачно поблескивающей в вечной ночи кровью. Глубокие раны дырявили тушу в шахматном порядке. Изверги Иной Вселенной убили Ырзорга походя, развлекаясь. Дил страдал, сжимал кулаки, но ничего поделать не мог. Перед глазами стояло совсем иное – искаженное болью и ужасом лицо Таёки, его маленькой, нежной, верной, строгой и ревнивой, бесконечно любимой им Таёки.

На шестой раз он чуть не настиг пару странных серебристых шаров, перемещавшихся именно парой, не разбегавшихся и не сходящихся, будто состыкованных друг с другом жесткой мачтой. Ничего не вышло. Оба канули в подпространство.

И вот опять невезение!

Очнулся Дил Бронкс лишь на вторые сутки. Долго не мог понять, где находится, словно мозги напрочь отшибло. Потом все сразу вспомнил: как прорвался к Первозургу, воспользовавшись Ивановым кодом, как с налету взял того за глотку, вытребовал ретранс, координаты точного выходного люка-шлюза в Системе – это было непросто, Первозург сам заимел таковой, чуть не свернув своей бессмертной шеи, заплатив за малый сквозной канал чудовищную цену. Он тогда долго мытарил Дила Бронса, просвечивал насквозь, проверял. И стоило бы Дилу хоть на малую толику отступить, ослабеть духом, растеряться, спасовать, не видать бы ему Системы как своих ушей! Помог и обрывок цепи, точнее, одно-единственное уцелевшее звено той самой цепи, которой Иван давным-давно задушил на одном из Харханов, а может, и в самом Меж-архаанье, вертухая-охранника, трехглазого гада. Первозург сразу проникся… И вот тогда только Дил понял, с кем он имел дело. Сихан Раджикрави, не моргнув глазом, мог отправить его к праотцам, с самого начала – Дил шел по лезвию бритвы. Но он прошел. Он выиграл. И он проник в Невидимый Спектр, процедился по капле в связующие Мироздание хрустальноледяные нити незримых структур. Он вошел в Систему. Вошел всего на один час, без возвратника, без надежды, желая лишь мстить. В лютом бою уже внутри звездолета он потерял руку и остатки зубов, получил такие травмы, которые увели бы на тот свет любого другого. А он выстоял, выдюжил. Он сжег половину эскадры. Он ринулся в последний бой, желая погибнуть. И только тогда защитные поля Системы вышвырнули обезумевший звездолет прочь. Вышвырнули как нашкодившего щенка!

Позже до Дила Бронкса, разучившегося улыбаться Дила Бронкса, дошло – они, выродки Системы, играли с ним. И он так великолепно подыграл в этой игре, что куда там! Какой интерес все время убивать и гонять по Вселенной немощных, не способных к серьезному сопротивлению. И вдруг такой подарок! Дил рвал на себе остатки седых волос. Ничего, они еще узнают его! Они ответят за все, и им будет не до игрищ!

Каким же наивным олухом он был пять-шесть лет назад! Иван все нервничал, пытался докричаться до него, поделиться болью… а он хихикал да вертел пальцем у виска – какая еще там Чужая Вселенная! какие негуманоиды! Тогда он искренне верил, что Иван малость спятил от перенапряжения, ничего не поделаешь, многих поисковиков-смертников поджидала такая участь, не всякая психика выдержит безумной смены реальностей. Дил жалел Ивана, сочувственно кивал… и не верил. Так было. А теперь некому верить и некому не верить, все утряслось, никого не осталось – за считанные годы! И теперь все чокнутые. И он сам в первую очередь!

Белый пылающий гигант бушевал и ярился за кормой чудовищного звездолета. Но уже ничего не мог поделать, корабль вырвался из пут его притяжения, унося всю свою громадину-платформу с тремя тысячами орудийно-ракетных шахт, двенадцатью гигантскими энергоагрегатами, четырьмя сверхмощными установками полевого подавления, сотнями излучателей и бессчетным количеством глубинных торпед, ракетоснарядов, плазменных гипербомб и прочего смертоносного оружия. Шестьдесят шесть боевых шаров висели в гравитационных пазах платформы, две сотни малых боевых капсул… было и еще что-то, Дил пока не мог разобраться, что именно – не хватало опыта и знаний. Звездолет был заблокирован. Дила спасло одно – он вошел в эту махину тропой избранных, через особый «фильтр». Он вошел в него благодаря ретрансу, а стало быть, и Первозургу, – прямо из Невидимого спектра. Он успел ворваться в рубку управления, перекалечив дюжину трехглазых – и все же блокировка сработала, рубка со всеми прилежащими отсеками замкнулась. И опять он не оплошал – успел в отчаянном последнем прыжке, с уже оторванной рукой выбить почти из самого кресла мыслеуправления садящуюся в нее трясущуюся полупрозрачную гадину. Дил Бронкс был основательным человеком, он основательно готовился к этой операции. И потому даже в одной руке, облаченной в гравиперчатку, у него было достаточно сил, чтобы раздавить скользкий и мягкий череп отвратительной твари. Истекающий кровью, полуживой, с рвущимся из груди сердцем он рухнул в кресло. И оно приняло его, замкнулось, защищая ото всего мира. Двое суток Дил Бронкс зализывал раны и одновременно гонял по всему звездолету трехглазых гонял беспощадно, истребляя их без малейшей жалости. Подлинные хозяева Системы сослужили ему добрую службу подстраховывая себя, а может, и по иным причинам, они держали на кораблях своих верных псов, тупых, безмозглых, обезличенных киберов-убийц. Дил хорошо разбирался в подобных штуковинах, Дубль-Биг тоже был напичкан разными премудростями и всякой всячиной. Но его и близко нельзя было поставить с этим чудо-кораблем. Ради интереса Дил приказал одному из киберов на его глазах разобрать, что называется по винтикам, другого. И тот выполнил его команду. Но ни черта Дил не понял – кибер последовательно расчленялся на крупные гранулы, потом мелкие, потом еще мельче… ни до чего докопаться было невозможно. И Дил плюнул.