Текст книги "Золотой поезд"

Автор книги: Юрий Дмитриев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

9

Когда Еремеев с солдатами и жандармами подбежал к станции, последний вагон уже скрылся за поворотом. В бессильной ярости неудавшийся генерал готов был бежать вслед за поездом. Солдаты и жандармы растерянно переминались с ноги на ногу и оглядывались вокруг. Ни одного человека не было видно поблизости. Только чешский майор, раскинув руки, лежал у самого полотна.

– Разбежались! Спрятались, мерзавцы! – заревел Еремеев, багровея от бешенства.– Всех перевешаю!

– Господин подполковник, погоню надо,– робко приблизился молодой прапорщик из охраны станции. Еремеев рванулся к нему.

– Погоню?! Да! А ты… тебя под суд! Расстрелять! Да что ты стоишь, черт возьми! – исступленно затряс он прапорщика. – Немедленно погоню!

Но не успели они сделать и двух шагов, как где-то далеко раздался глухой взрыв.

–  Что это?

– Кажется… полотно взорвано, – прапорщик побледнел.

– Полотно взорвано! – Еремеев схватился за голову.

– Телеграф, господин подполковник.

Еремеев побежал к зданию станции, тяжело топая сапогами, спотыкаясь о рельсы.

Телеграфист на секунду повернул голову в сторону ворвавшегося подполковника и снова настойчиво принялся вызывать соседнюю станцию.

– Срочно! Немедленно передай по линии…

Телеграфист устало посмотрел на подполковника.

– Связь прервана.

– Врешь, мерзавец! – тяжелый кулак сшиб телеграфиста на пол. – Ну! – Еремеев выхватил револьвер.

Телеграфист встал, хромая подошел к аппарату, но аппарат молчал.

Он молчал потому, что в тот самый момент, когда поезд с золотым запасом отошел от станции, Ван Ю-ли перерезал телеграфный провод.

На рассвете, когда часть интернационального партизанского отряда подтянулась к станции, другая вышла к полотну железной дороги далеко за городом. Эта группа должна была взорвать полотно сейчас же после прохода эшелона. Третьей группе, в которой был и Ван Ю-ли, поручалось нарушить телеграфную связь.

Партизаны не только перерезали провода– они валили столбы, и, когда раздался взрыв – связь была нарушена уже на большом участке.

– Чем больше столбов свалим, тем труднее будет исправить телеграф,– говорил Ван Ю-ли своему напарнику, долговязому веснушчатому парню. – Значит, и телеграмму смогут послать не скоро.

Долговязый молча соглашался и, смахивая пот, с новой энергией принимался пилить. Ван Ю-ли работал, думая о том, как доложит Шагову о выполненном задании, как тот пожмет ему руку и скажет:

– Спасибо, товарищ Ван Ю-ли!

«Товарищ, – улыбнулся Ван Ю-ли, – тунжик Ваня, говорит всегда Андрей».

Но доложить о выполненном задании Ван Ю-ли не пришлось.

10

Шагова арестовали на улице. Два дюжих казака быстро закрутили ему руки назад и по приказу маленького человека в пенсне впихнули в пролетку.

Двух членов ревкома арестовали дома, остальные успели скрыться.

В одиночке, куда поместили Шагова, сидеть пришлось недолго. Через полчаса его увезли в закрытой карете, и вскоре он очутился перед седоусым генералом, который с хитрецой и даже как будто добродушно разглядывал Шагова. Седые нависшие на глаза брови генерала все время шевелились, и Шагова это забавляло, хотя он мучительно думал, куда его привезли. Он знал в лицо всех более или менее крупных чинов колчаковского штаба, но генерала видел впервые.

– Ловко! – вдруг сказал генерал.

Хриплый голос человека, привыкшего командовать, раскатисто прозвучал в комнате и заставил Шагова вздрогнуть.

– Ловко!-повторил генерал, будто чему-то радуясь. – Я сам боевой генерал, не штабист, нет!.. И не сомневайтесь, я умею ценить ловкость и храбрость. С поездом вы сработали чисто! – он, прищурившись, уставился на арестованного.

Шагов безразлично пожал плечами. Генерал перегнулся через стол, заглядывая Шагову в лицо.

– Я надеюсь, вы не будете отрицать, что организовали похищение золота… Да! – будто вспомнил что-то генерал:– Мы не познакомились. Я начальник контрразведки Петров. Назначен вместо барона. – Он презрительно фыркнул. – Я всегда говорил Александру Васильевичу, что он зря нянчится с этими интеллигентами. Не правда ли, господин Шагов? Если бы они арестовали вас раньше, не было бы никаких неприятностей…

Он продолжал еще что-то говорить, но Шагов уже не слушал. Фамилия генерала была ему хорошо знакома. Да и не только ему. Это был, пожалуй, самый жестокий генерал во всей армии Колчака. И прославился он не на фронте, а зверскими расправами с захваченными большевиками и подавлением крестьянских восстаний. «Так вот кого Колчак назначил теперь в контрразведку, – поду-мал Шагов. – Видно, не очень-то ему весел о».

Заметив, что Шагов не слушает, генерал повысил голос.

– Я с вами откровенен, господин Шагов. Будьте и вы откровенны хоть в том, что организовали похищение золота. Я это знаю и без вас, но все-таки приятнее, знаете ли, когда люди доверяют друг другу.– Генерал помолчал и продолжал тем же громким бодрым голосом.– Чтобы доказать вам свое расположение, буду откровенен до конца. Александр Васильевич поручил мне заниматься только этим золотом. Только! И сроку дал один день. Вы, конечно, догадываетесь, что я должен выполнить приказ. Я понимаю – золото сейчас в пути и вы сами не знаете, где оно в данный момент. Но вы знаете, где оно будет спрятано. Это нам и нужно от вас. Ну, хотя бы примерно район.

– Я могу сказать точно – золото будет в Москве,– спокойно ответил Шагов.

– Ага! – как будто даже обрадовался генерал.– Другого ответа я не ждал. Больше вы ничего не добавите?

Шагов промолчал.

– Тогда придется попробовать, – как бы раздумывая, произнес генерал. – Иногда и закаленные люди начинают разговаривать.

Шагова увели в другую комнату. Сначала его не били. Жгли раскаленным железом, запускали под ногти иголки. Потом палачи стали избивать его.

Поздно вечером Шагова привели в одиночку. Он попытался припомнить все, что было, и не мог: голова кружилась, перед глазами стоял красный туман. Он попробовал пошевелить руками. Одна не двигалась, висела, как плеть. Другой он ощупал лицо. Оно было похоже -на огромную кровоточащую опухоль. «Я, кажется, ничего не сказал им», – подумал Шагов и вдруг насторожился: он уловил характерное постукивание по стене. «Провокация?»– пронеслось в голове. Но тут же он понял, что врагу незачем прибегать к провокации – не будут же ревкомовцы передавать друг другу сведения о поезде. С трудом добравшись до стены, он схватил валявшуюся на полу ржавую кружку и застучал в ответ. Через минуту с другой стороны раздалось: 1.1, 4. 1, 2.1, 4. 2, 4. 3, 3. 4… Арестованы двое ревкомовцев, – читал Шагов условный стук-азбуку, изобретенную еще в 1826 году в Петропавловской крепости Бестужевым и ставшую впоследствии средством общения политических заключенных.

– Арестованы двое ревкомовцев,– разбитыми губами шептал Шагов, прижимаясь к стене, – Левин и Захаров. Из чехов – Влачек и двое солдат. Держатся хорошо. Да здравствует революция!

Шагов сжал челюсти. Он представил себе веселого жизнерадостного Яшу Левина и степенного Захарова, известного товарищам своей

Честностью и добротой. Сейчас они также лежат на цементном полу камеры и ждут смерти. А где-то в других камерах ждут смерти чешские коммунисты. И вряд ли кто-нибудь думает сейчас о бессмертии. А оно пришло. Вот оно! И собрав остаток сил, Шагов застучал:

– Да здравствует революция!

Поздно ночью их вывели во двор тюрьмы. Поддерживая друг друга, измученные люди– русские и чешские коммунисты – старались стоять твердо и прямо. Они не боялись смерти. Они выполнили свой долг. Поезд с золотым запасом Советской республики был вырван из рук врага. Сейчас каждая минута приближала его к цели– они знали это, и разбитые губы складывались в гордые улыбки.

11

Поезд набирал скорость. На площадках застыла охрана – бойцы интернационального отряда и рабочие-железнодорожники, участвовавшие в захвате поезда. А в купе командирского вагона над картой склонились трое – командир поезда Ильин, его помощник Марков и начальник охраны поезда Мате. Извилистая линия – путь, который должен преодолеть поезд,– протянулась через всю карту.

– Сейчас мы находимся примерно здесь.– Ильин провел небольшую линию – пройденный за день путь. – А еще…

– Ну что ж! Все идет удачно, – довольно потер руки Марков.

– Если не считать, что кто-то предупредил колчаковцев и операция чуть не сорвалась.

– Ну, это все позади, а в запасе у нас еще несколько часов спокойного пути.

– Несколько часов! – Ильин задумчиво забарабанил пальцами по столику. – А нам, может быть, понадобится несколько суток… Связь наладится, починят дорогу. Это быстро. А здесь, – он положил руку на карту, – сотни километров. Надо быть готовыми ко всему. Поэтому я предлагаю обсудить, какие возможны сейчас меры безопасности, и не медля принять эти меры.

– Зря ты нервничаешь, Сергей, – поморщился Марков. – Все пока в порядке, а грядущих опасностей не угадаешь. Так что держись спокойнее сам и не дергай понапрасну других.

Ильин вспомнил напутственные слова Шагова:

– С Марковым тебе частенько придется спорить. Но это неплохо: как говорили древние римляне, в спорах рождается истина. Не соглашайся, не отступай, когда чувствуешь, что прав, однако к словам его прислушивайся внимательно.

Шагов не договорил, но Ильин понял, что, сознавая огромное значение этой операции, ревком не может, не имеет права полагаться только на одного человека, пусть даже самого проверенного и преданного. Посылая вместе с Ильиным опытных подпольщиков Маркова и Лаврова, назначив начальником охраны поезда Мате, ревком создавал тем самым своеобразный военный совет.

– Выходит, Петр Иванович, сиди сложа руки – куда кривая ни вывезет, – сказал Ильин, но продолжить не успел: с шумом распахнулась дверь, и в купе протиснулся Лавров.

– Ты зачем здесь? – удивился Ильин.– А паровоз?

– На паровозе Андрей остался. И помощника я ему хорошего подобрал, однако. Серб, тоже был машинистом до войны. Но сейчас не об этом речь. Слушайте, с нашим паровозом мы долго не протянем.

Все вопросительно посмотрели на него.

– Паровоз плохой, вот и все!-Лавров устало опустился на скамью.

– Да ты говори яснее! – не выдержал Мате.

– Тут уж яснее ясного-может, сейчас, может, через час паровоз рассыплется на ходу. Лавров продолжал пространно описывать, как плох паровоз. Но никто уже не слушал и не обращал внимания на его необычную многословность. Каждый мучительно думал, что предпринять.

– Как же так – чехи… – начал Мате.

– Да это не трудно объяснить, – перебил Ильин.-Чехи захватили золото для себя, разумеется. Тогда и паровоз был отличный, и охрана на высоте. А как только выяснилось, что золото придется отдать Колчаку, у них пропал всякий интерес. Отсюда все и вытекает: и равнодушие майора, и ненадежность охраны, и паровоз.

– Понятно. – Мате потер щеку. – Но от этого нам .не легче… – Он склонился над картой. – Скоро будет большая станция.

– Да, узловая, – кивнул Лавров.

Мате задумался, потом с веселой усмешкой посмотрел на товарищей и встал.

– Паровоз будет!

И когда через некоторое время поезд, грохоча на стыках, подошел к вокзалу, с подножки соскочили два иностранных офицера – майор и прапорщик. Несмотря на поздний час, на перроне было оживленно. Готовился к отправке воинский эшелон. Взад и вперед прохаживались офицеры, шныряли какие-то штатские. Расталкивая толпу, небрежно козыряя русским офицерам, майор и прапорщик скрылись в здании вокзала. Больше из поезда никто не вышел, и, казалось, будто там и нет никого. Лишь мрачные часовне застыли на площадках вагонов и угрожающе щелкали затворами, когда кто-нибудь из любопытных подходил слишком близко к поезду.

Какой-то толстяк с аккуратно подстриженной бородкой и в новеньком котелке, схватив за руку интендантского офицера, быстро зашептал:

– Господин интендант, это, наверное, то самое, что обещал нам господин Колчак?

– Что? – не понял интендант.

– То самое сверхмощное секретное оружие, переданное русской армии союзниками?

Интендант неопределенно пожал плечами, а господин в котелке, поняв этот жест как утверждение, помчался вприпрыжку по перрону и, хватая за руки знакомых, что-то нашептывал им. Через несколько минут все на перроне знали, что этот поезд везет новое оружие – не то сверхмощную взрывчатку, не то какие-то аппараты, испускающие «лучи смерти», – одним словом, оружие, моментально уничтожающее большевистские армии.

Между тем иностранцы, не торопясь, но решительно вошли в кабинет начальника станции. Начальник почтительно встал им навстречу, по штатски неумело приложив руку к козырьку фуражки. Прапорщик что-то быстро сказал майору, тот кивнул и выжидающе посмотрел на начальника станции. Поняв, начальник махнул рукой, и двое молодых людей, топтавшихся у стола, быстро вышли из кабинета. Майор одобрительно кивнул. Офицеры опять перекинулись несколькими фразами на чужом языке, и младший, подойдя вплотную к столу, сказал, правильно выговаривая русские слова:

– Поезд особо важного значения. Господин Колчак, господа английские и французские советники весьма заинтересованы в скорейшем продвижении этого поезда.

Начальник станции наклонил голову.

– Я могу немедленно отправить состав.

– Да, это необходимо. Вы сделаете это сейчас же, как только будет сменен паровоз. Нужен новый мощный совершенно исправный паровоз. – И, заметив на лице начальника станции растерянность, офицер усмехнулся. – Впрочем, если это представляет для вас трудность – разрешите связаться но телеграфу со штабом господина Колчака. Вы получите необходимое подтверждение. И указание, – добавил он многозначительно.

– Телеграфная связь почему-то уже несколько часов как прервана. И, кроме того, я постараюсь так, – начальник станции попытался улыбнуться.

– Постараетесь?-все время молчавший майор в упор посмотрел на него.

– Сделаю, господин полковник.

– Майор, – мягко поправил тот. – Сделайте, пожалуйста. И немедленно, – он вынул из кармана часы. – Пятнадцать минут хватит?

– Господин майор…

– Хватит, – не слушая, сам себе ответил майор. – Пожалуйста, действуйте. Прошла уже половина минуты.

Начальник станции быстро вышел из кабинета. Он готов был сделать все, чтобы только поскорее избавиться от этих странных людей. Они были совершенно не похожи на тех офицеров, с которыми постоянно сталкивался начальник станции. Пьяные или озлобленные, страшные в своей ярости или безудержной разухабистости, они шумели, требовали, грозили, размахивая револьверами. Эти же держались спокойно, вежливо, но в их глазах была такая твердость, что вряд ли кто-нибудь осмелился бы не выполнить их приказ.

Но, выйдя из кабинета, начальник схватился за голову-где взять паровоз? Единственный мощный паровоз, имевшийся на станции, был уже прицеплен к воинскому эшелону и стоял под парами. Проклиная свою судьбу, ругая на чем свет стоит большевиков, а заодно– англичан и французов, начальник побежал к воинскому эшелону.

Как только начальник станции закрыл за собою дверь, Мате и Ильин быстро подошли к окну. На первом пути темнел состав. Ни один огонек не оживлял мрачные прямоугольники вагонов, а поблескивающие в свете тусклых вокзальных фонарей штыки часовых придавали поезду еще более зловещий вид.

– Ну, как твое мнение? – тихо спросил Ильин.

Мате кивнул на часы. Прошло уже девять минут с момента ухода начальника станции. Оба молча впились глазами в циферблат. Секундная стрелка сделала еще один круг, затем второй, третий, пятый…

– Четырнадцать минут, – шепнул Ильин.

В коридоре послышались шаги, громкие голоса, и дверь распахнулась. В кабинет почти вбежал начальник станции, вслед за ним вошел бравый седоусый подполковник.

– По какому праву вы забираете наш паровоз?!– еще с порога закричал он.

– Вот, господин майор… Вот, господин подполковник, – поворачиваясь то в одну, то в другую сторону, плачущим голосом говорил начальник станции.

Мате вдруг весь подобрался и медленно, каким-то кошачьим шагом стал подходить к подполковнику. Шея его начала багроветь, на щеках появились красные пятна. В кабинете повисла напряженная тишина. Подполковник, не ожидавший этого, остановился у косяка, забыв закрыть за собой дверь.

– Закройте дверь! – резко крикнул Мате, и подполковник послушно исполнил приказание.

Подойдя еще на шаг, Мате тихо, отделяя каждое слово, произнес:

– Вы что, в своем уме? – его светлые глаза потемнели от гнева. – Вы хотите познакомиться с бароном фон Бутбергом?

При упоминании фамилии начальника контрразведки подполковник слегка побледнел.

– Смирно! – вдруг гаркнул Мате, видя что произвел должное впечатление. – В какой части служите?

Подполковник открыл было рот, но Мате не дал ему говорить. Повернувшись к Ильину, он отчеканил:

– Прапорщик, составьте донесение на имя Колчака. Сообщите, что на этой станции большевистски настроенный подполковник чинил препятствия в отправке нашего особо важного состава.

– Господин майор, – бледный подполковник стоял, вытянув руки по швам.

– Что такое? – Мате презрительно смерил его взглядом.

– Господин майор, прошу выслушать меня. Наш эшелон назначен к срочной отправке. Здесь новобранцы. Сами знаете, народ они весьма ненадежный, откровенно говоря, не представляю, как и довезу их. И вдруг у меня отбирают паровоз…

– Никто у вас ничего не отбирает, а только меняет. Вы получаете другой паровоз. Вот, – Мате показал рукой в окно. – Вполне пригодный и исправный паровоз.

– Господин майор, так я же не знал! Убедительно прошу извинить меня.

Мате еще раз смерил взглядом бравого подполковника и махнул рукой.

– Немедленно поменяйте паровозы, – обратился он к начальнику станции. – Даю вам сейчас десять минут. Мы и так уже потеряли половину часа. Исполняйте!

– Артист! – восхищенно шепнул Ильин, когда они снова остались одни в кабинете.

– Хорошо, да? – Мате радостно улыбнулся и вытер платком шею. Удивительно не похож был он сейчас на того свирепого майора, которого изображал минуту назад.

Ильин взял Мате за локоть и кивнул на окно. Вместо отцепленного маленького паровозика к составу подгоняли мощный локомотив. Лишь только лязгнули буфера-на тендер поднялись двое часовых в коротких австрийских шинелях.

Вошел запыхавшийся начальник станции.

– Ваше приказание выполнено.

– Благодарю! – майор козырнул и направился к выходу. Прапорщик последовал за ним. Начальник станции засеменил впереди, предупредительно открывая двери. Офицеры легко вскочили на подножку, и майор еще раз козырнул начальнику станции. Поезд двинулся вперед. Бородатый толстяк в котелке вытащил из кармана платок и замахал вслед.

– Это новейшее оружие против большевиков повезли, – таинственно зашептал он очутившемуся рядом священнику, – страшное оружие. Пшик – и ни одного большевика не останется.

Священник широко перекрестился и, подняв кверху глаза, прогнусавил:

– Дай бог, дай бог уничтожить все большевистское семя.

Толстяк молитвенно сложил руки и тоже поднял глаза вверх.

Перестук колес еще не стих вдали, когда к начальнику станции подбежал взволнованный дежурный.

– Вот, – он протянул начальнику клочок бумаги, – мне кто-то передал с этого состава. Читайте, читайте скорей!

Почувствовав недоброе, начальник схватил бумагу, но никак не мог нацепить на нос очки. Наконец справившись с ними, он прочел торопливо нацарапанные строчки: «Необходимо задержать поезд. Это большевики».

– Боже! Я им лучший паровоз!.. Отцепил от воинского эшелона! – начальник схватился за сердце.

– Потом будете переживать, – зло оборвал его дежурный, – сейчас необходимо передать по линии.

– Связь прервана.!

– Это на восток. А на запад…

Дежурный бросился к вокзалу, но, увидав офицерский патруль, остановился.

– Вон тот бородач, – показал он, – по всей видимости, большевистский агент. Задержите его. Доказательства я представлю позже.

Он посмотрел вслед патрулю, уводившему упирающегося толстяка.

– Там ты помашешь вслед большевикам платочком, – процедил он сквозь зубы.

…Рассвет застал поезд далеко от города. Мощный паровоз рвал встречный ветер, легко ведя за собой вагоны. Лавров подставил голову ветру.

– Если так пойдет дальше, мы быстро выскочим из этого пекла.

Поезд мчался, все набирая скорость. А впереди, намного обогнав его, уже летела телеграмма.

12

Стрелка манометра, показывающего давление в котле, приближалась к красной черте, но Андрей все бросал и бросал уголь в топку. Он, как и все в этом поезде, знал, что дорога каждая минута, каждый километр. И все время – и когда помогал Лаврову, и когда самостоятельно вел состав – Андрей помнил об этом. Он все больше верил в успех дела, и радость захлестывала его.

В командирском купе были также возбуждены удачей. Марков восхищался находчивостью Мате и Ильина и от души хохотал над незадачливым станционным начальником и подполковником. Единственно, чем -недоволен был Марков, – что сам он не принимал участия в операции и его даже не пустили на перрон: Ильин дал строгий приказ-не выпускать никого. Но это огорчение было ничтожно по сравнению с его шумной радостью.

– Ну до чего же тупы эти колчаковцы! – смеялся Марков.

Мате поднял на него спокойные голубые глаза с чуть припухшими от бессонных ночей веками.

– Нет, враг не так уж глуп и пока еще достаточно силен, – возразил он. – И поверить в глупость врага – значит, наверняка обречь себя на неудачу.

Марков удивленно поднял брови и развел руками.

– Ну, знаешь ли, ты заблуждаешься. Все факты показывают глупость, а стало быть, какую-то слабость врага.

– Нет, это не глупость и не слабость. Наши действия слишком дерзки, я бы сказал, фантастичны по своей дерзости. Вряд ли может себе представить начальник станции или тот же подполковник, что в центре территории, занятой армией «верховного правителя Руси», большевики захватили поезд с золотым запасом и гонят его по железной дороге к линии фронта, чтобы передать это золото Советскому правительству. Ведь для них это утопия. Верно?

– Утопия, – кивнул Марков. – И все-таки я объясняю наш успех растерянностью и обреченностью врага. Наступление Красной Армии действует на них так, что они заняты только одной мыслью – быть или не быть и куда податься в случае… – Марков сделал выразительный жест.

– Мне кажется, Петр Иванович, что вы слишком благодушно настроены, – сказал внимательно слушавший спор Ильин.-Должен предостеречь вас от излишней самоуверенности.

Он встал и вышел из купе.

За окном проносилась густая черная ночь. Редкие искры, вылетающие из трубы паровоза, перечеркивали иногда темный прямоугольник окна и тотчас же гасли. Ильин постоял немного, прислушиваясь к мерному стуку колес, и медленно пошел по вагону. На площадке неподвижно, как изваяние, стоял часовой – немолодой рыжеволосый австриец. Ильин узнал Бокмюллера. Он провожал глазами гаснущие искры и очень тихо напевал какую-то задушевную мелодию. Может быть, вспоминал он родину, а может быть, думал о том, что несколько лет назад пришел он на эту землю врагом, пришел убивать, уничтожать, жечь, а теперь, как и тысячи его земляков, с оружием в руках защищает эту землю. Когда-нибудь вернутся они на родину, о многом им придется рассказать, многое в жизни придется переделать.

Заметив Ильина, австриец вопросительно посмотрел на него. Но Ильин только кивнул и быстро прошел в соседний вагон. Этот немолодой человек всегда привлекал его. И сейчас он понял, почему. Австриец, не пожелавший вернуться на родину, к семье, возненавидевший войну, но продолжающий сражаться – он был олицетворением великого братства трудящихся всего мира.

На секунду задержавшись, Ильин оглянулся. Бокмюллер по-прежнему стоял неподвижно, провожая глазами искры. Часовой на площадке соседнего вагона– молодой русский парень в черной сатиновой косоворотке и лоснящемся от мазута пиджаке – улыбнулся, заметив взгляд Ильина, и тихо сказал:

– Франц у нас мировой мужик. Очень толковый. Много знает и рассказывает нам.

– Про что же?

– Про разное. Но лучше всего про лес и животных. Он ведь учителем был там, – часовой неопределенно махнул рукой в темноту.– Но, правда, и мы ему кое-что порассказали. Тоже ахал и удивлялся.

– А вы про что?

– Как мы жили, как работали и как боролись, – с гордостью произнес парень. – В общем, поговорить есть о чем. Кабы вот так-то всегда разговаривать да понимать друг друга– может, совсем по-другому люди зажили бы во всем мире,– и для убедительности рубанул рукой воздух.

Ильин вошел в вагон. На нижних полках спали или тихо разговаривали бойцы, на верхних навалом, без счета лежали кожаные и холщевые мешочки с золотом и драгоценностями. Ильин вдруг подумал, что он, начальник поезда, ответственный за все эти несметные богатства, не только не знает, сколько он везет золота, но даже и не видал его.

Он прошел все вагоны. Всюду была одинаковая картина – одни бойцы спали, другие тихо разговаривали о своих делах, нимало не смущаясь соседством такого огромного богатства, Ильин видел, как пожилой рабочий, за всю жизнь не заработавший, может быть, и тысячной доли того, что находилось в небольшом мешочке, поднял такой мешочек, свалившийся с полки, и забросил обратно. И было в его движении столько спокойствия, столько равнодушия, даже, пожалуй, презрения к богатству, что Ильин невольно остановился. Горячая радостная волна захлестнула сердце.

В последнем вагоне была полная тишина. Все спали, только один, ссутулясь, сидел у окна, внимательно разглядывая что-то у себя на ладони. Ильин узнал Владимира Филиппова, крестьянина, недавно поступившего в депо. Услыхав шаги, Филиппов повернулся к Ильину и протянул руку. На большой ладони лежало несколько золотых монет – десятирублевок.

– Вот, – Филиппов широко улыбнулся, – первый раз в жизни так близко золото вижу. Честное слово!

Ильин взял одну монету и тоже стал рассматривать. Он и раньше держал десятирублевки в руках, но сейчас испытывал совсем иное чувство. Это было золото его Республики. Задумавшись, он не сразу услышал вопрос Филиппова:

– Так что же можно сделать на эти деньги, товарищ Ильин?

– Многое, Володя, очень многое народ сможет сделать на эти деньги. Построить школы и больницы, накормить голодных и одеть раздетых… – Ильин замолчал. Ему не хотелось говорить стертых фраз, а другие, настоящие слова почему-то сейчас не приходили. -

Короче говоря, сам увидишь скоро, что может сделать народ-хозяин.

Лицо Филиппова было серьезно и немножко грустно. Он подбросил монету на ладони.

– А вот будь у меня такие монеты ну хоть лет шесть назад… И старики мои не померли б с голоду, и сам я, может, другим был бы. Шапку передо мной ломали бы все, как перед нашим богатеем Барановым… Вот ведь счастье в чем было и вот человека за что ценили, – не то Ильину, не то самому себе сказал он.

– Свалился мешочек и лопнул, – будто угадав готовый сорваться у Ильина вопрос, опять заговорил Филиппов. – Вот, – он показал на мешочек. Из лопнувшего шва выглядывали монеты, поблескивая тусклым желтым светом. – Решил посмотреть.

Ильин кивнул и вышел на площадку последнего вагона. Как два серебристых следа, тянулись за поездом рельсы. И рельсы, и шпалы, и верстовые столбы, и угрюмые ночью деревья теперь были облиты холодным голубоватым светом луны. «Какой-то сказочный мир», – подумал Ильин. И вдруг ему вспомнились сказки, которые он очень любил в детстве– «Али-баба и сорок разбойников», «Волшебная лампа Аладина» и многие другие. Во всех этих сказках говорилось о несметных богатствах, о том, как стремились к богатству люди и какими счастливыми становились, добывая его. Ильин усмехнулся и покачал головой.

Проходя обратно мимо купе Филиппова, он заметил, как тот старательно зашивал мешок большими, неуклюжими мужскими стежками.

Ильин вернулся в свой вагон. Марков уже спал, свернувшись на полке калачиком и похрапывая. Мате встретил Ильина ревнивым вопросом:

– Проверять посты ходил? Не доверяешь мне?

– Доверяю, друг, доверяю, – улыбнулся Ильин.

Они замолчали, глядя в темное окно. Луна снова исчезла, и ночь будто стиснула поезд.

– О чем думаешь, Сергей Всеволодович?

– Об одном очень богатом человеке. О графе Монте-Кристо, – ответил Ильин.

– О, Монте-Кристо. Я читал на французском языке. У меня был гувернер-француз.– Мате помолчал. – Отец мой был очень богат. Но, конечно, не так, как граф Монте-Кристо. А я теперь богаче, чем отец. И даже богаче, чем Монте-Кристо, – закончил он серьезно.

Мерно постукивали колеса, казалось, что нет войны, нет врагов, нет подстерегающей на каждом шагу опасности. Но так лишь казалось. Угроза, близкая, реальная, уже нависла над поездом.