Текст книги "Соседи по планете Земноводные и пресмыкающиеся"
Автор книги: Юрий Дмитриев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Не менее жаркие споры ведутся и вокруг так называемого «морского змея».
Вообще-то морские змеи существуют. Живут эти довольно ядовитые пресмыкающиеся в тропических морях Тихого океана, их около 50 видов, но даже самый крупный представитель морских змей едва ли достигает трех метров в длину. Эти змеи достаточно хорошо известны науке, и спор ведется не о них. Спор идет о гигантских многометровых существах, условно называемых морскими змеями. Они еще не занесены в каталоги, не описаны и даже не имеют названий, их существование не подтверждено какими-либо вескими вещественными доказательствами, тем не менее в то, что они есть, горячо верят даже крупные ученые. Впрочем, другие, не менее крупные ученые с той же горячностью отрицают их существование.
Вопрос о гигантских морских змеях, или, точнее, змееподобных существах, не нов. Если даже не принимать во внимание созданные тысячи лет назад мифы и легенды о гигантских чудовищах, якобы живущих в океанах, то все равно вопрос этот достаточно «стар» – ему более 400 лет. Именно тогда, в середине XVI века, шведский картограф и историограф епископ Олаус Магнус выпустил книгу, в которой собрал легенды и свидетельства «очевидцев» о морском змее, снабдил эту книгу фантастическими рисунками и дал «жизнь» морским чудовищам.
В конце того же XVI века выходит «Книга о змеях» Конрада Геснера, в которой знаменитый шведский натуралист не только подтвердил все сказанное Магнусом, но и своим авторитетом «узаконил» это чудовище.
Конечно, сомнительность утверждений Магнуса и Геснера очевидна, и вряд ли стоило бы останавливаться на них, если бы на этом история морского змея кончилась. Но в том-то и дело, что сведения о гигантских чудовищах продолжали поступать. И чем ближе к нашему времени, тем подробнее были сообщения о морских змеях, тем убедительнее и достовернее они выглядели в этих сообщениях.
В конце XIX века появляется новая книга о морских змеях, изданная в Лондоне профессором А. Удемансом, в которой он собрал все новейшие для того времени сообщения и сведения о морских чудовищах. Книга так и называлась – «Гигантский морской змей».
И наконец в наше время, в середине XX века, известный ученый, бельгийский профессор зоологии Б. Эйвельманс, собрал более 600 свидетельств людей, видевших за несколько последних десятилетий морское чудовище собственными глазами. Тщательный анализ этих сведений позволил Эйвельмансу не только представить себе внешний вид чудовища (конечно, приблизительно), не только примерно определить его размеры, но и сделать вывод, что в водах океана обитает несколько видов (или разновидностей) этих животных.
Обобщая имеющиеся данные, можно с относительной точностью сказать: это гигантское животное имеет длинную шею, которую оно держит над водой, полуметровую голову, двадцатиметровое туловище толщиной в три метра. Почти все очевидцы говорят, что чудовище темного цвета (большинство считает – темно-коричневого), имеет на шее белые полосы и довольно густую, похожую на лошадиную, гриву. Есть и различия в показаниях. Например, одни утверждают, что у чудовища имеются плавники, другие говорят, что не заметили их; одни, описывая голову чудовища, считают ее сходной с черепашьей, другие утверждают, что она похожа на голову фантастического дракона. По-разному описывают свидетели и манеру «морского змея» плавать или держаться на воде. Есть в описаниях чудовища и другие отличия. Но ведь свидетели видели чудовище, как правило, недолго и могли что-то не разглядеть, что-то упустить. Может быть и другое – именно в этом убежден Б. Эйвельманс: речь идет о представителях разных видов (подвидов, групп, родов, пород).
Считают, что морского змея «изобрел» шведский историк и картограф Олаус Магнус.
И Б. Эйвельманс, и Тур Хейердал, и австралийский ученый Ф. Талбот, и датский профессор Антон Брун, и доктор Роберт Дж. Мензис из США, и крупнейшие английские ученые профессора Дж. Л. Б. Смит и Л. Хаксли, и многие другие верят, что «морской змей» – не выдумка, не плод воображения очевидцев, не коллективная галлюцинация моряков. И думать так им дают основание не только устные свидетельства. В их распоряжении и такие доказательства, как фотография колоссального по размерам животного, сделанная французом Робертом Ле Серрк у берегов Австралии, животного, по утверждению авторитетных ученых, не похожего ни на одного известного науке обитателя морских глубин; в распоряжении ученых и скелет неизвестного чудовища, обнаруженный в 1947 году вблизи острова Ванкувер. Как свидетельствует Б. Эйвельманс, голова этого чудовища напоминала голову барана, позвоночник имел 12 метров в длину и состоял из 145 цилиндрических позвонков, самый большой из которых достигал 45 сантиметров в диаметре, самый маленький – 4.
Однако и это пока не убеждает «противников» морского змея. Что ж, у них есть основания сомневаться. Главная причина сомнений – недостаточно весомые доказательства. Рассказы очевидцев? Неубедительно! Они могли принять за таинственное чудовище и так называемых морских слонов, достигающих иногда пятиметровой длины, или гренландских тюленей, которые часто плывут друг за другом гуськом, при этом поочередно выскакивая из воды. От этого создается впечатление, что по воде, изгибаясь, плывет гигантская морская змея. Очевидцы могли принять за морское чудовище личинку гигантского угря (известно, что такие личинки достигают двух метров в длину) или скопление морских водорослей, плывущих по воде (были случаи, когда огромное скопление водорослей топило корабли). Наконец, за таинственного морского змея могли принять истинных морских змей – астроций, нередко собирающихся в больших количествах и образующих гигантскую «змею», длина которой достигает десятков километров.
Относиться с недоверием к существованию морских змей заставляют ученых и другие причины. Сенсация, шумиха, которая время от времени поднимается вокруг этого вопроса, очень мешает работе исследователей, торопливость, с которой некоторые ученые стремятся «открыть» морского змея, приводит к досадным ошибкам, что еще больше укрепляет позиции скептиков. Так, однажды английские ученые оповестили мир о том, что найден детеныш морского змея. Ему даже дали научное название – «атлантический горбач», его изображение появилось в серьезных журналах. На поверку же оказалось, что детеныш чудовища – всего-навсего черный уж, искалеченный какой-то болезнью. В другой раз шотландские натуралисты приняли за морского змея полуразложившийся труп акулы, найденный ими на берегу.
Все это, конечно, не укрепляет позиции «сторонников» морского змея. Но они не сдаются, они уверены, что рано или поздно океан откроет свои тайны и даст в руки ученым надежные доказательства существования гигантского обитателя глубин. «Противники» морского чудовища надеются на столь же убедительные аргументы, которые помогут разоблачить фантастические, с их точки зрения, вымыслы. А пока наука продолжает накапливать факты. Среди новых свидетельств есть много сомнительных, но есть и заслуживающие пристального внимания. Например, сообщение, обошедшее летом 1977 года чуть ли не все газеты мира. В нем говорилось об удивительной добыче японских рыбаков, промышлявших неподалеку от Новой Зеландии. В сети траулера «Дзуйно мару» попали останки огромного морского животного. Были сделаны цветные снимки этой находки, взят на исследование кусок плавника. Изучив фотографии и ткани плавника, ученые пришли к единодушному выводу: такое животное науке не известно. По некоторым признакам его можно отнести к плезиозаврам. Но ведь эти морские хищные пресмыкающиеся вымерли миллионы лет назад!
Совершенно невероятно существование Несси и других неизвестных науке, но, по убеждению многих, все-таки существующих животных. Ну, а как быть со свидетельствами очевидцев, фотографиями, костями, кусками плавниковой ткани? Ведь это уже нечто реальное. Но чтобы сделать окончательные выводы, всего этого еще недостаточно. И спор о существовании морского змея (или морских змеев), так же как спор о Несси, продолжается. Ясно одно: наша планета еще хранит немало удивительных тайн.
Проблемы познания
Не только над лягушкой,
но и над крошечной инфузорией
склоняются поколения людей
и не могут открыть всех ее тайн.
Жан Ростан
1. Жертвы невежества и мученики науки
Люди болели всегда. Во все времена человеческая мысль настойчиво искала возможности избавить людей от страданий и недугов. Еще на заре цивилизации появились гигантские фигуры Галена и Гиппократа, и их имена вечно будет помнить благодарное человечество, так же как никогда не забудутся потомками имена Авиценны и Парацельса, Сервета и Гарвея и тысяч других ученых, искавших способы избавления людей от мук и страданий, блуждавших в потемках, но неуклонно стремившихся к свету. Нередко они заканчивали свою жизнь в тюрьмах или в изгнании, гибли на кострах инквизиции, ибо путь к истинному знанию всегда шел через тернии, через жесточайшую борьбу с невежеством.
Медицина – одна из первых, если не первая, наука в истории человечества. Ее корни уходят в глубь веков и ведут свое начало от так называемой народной медицины.
Народная медицина зародилась на самых ранних стадиях существования человечества. Беспомощность перед силами природы, непонимание окружающего мира и его явлений привели к возникновению веры в злых духов, вселяющихся в человека. А это, в свою очередь, привело к возникновению таких способов лечения, как заклинание и колдовство, заговоры и жертвоприношения, шаманство и молитвы. Однако в те времена существовала и народная медицина, основанная на траволечении и использовании целебных источников: люди знали, какую воду надо пить и в какой воде купаться при тех или иных болезнях, умели делать различные отвары и настои из трав. Но, к сожалению, народная медицина, как правило, не отделялась от колдовства. Даже наоборот – какой-нибудь настой или отвар считался бесполезным, если над ним не произносились магические заклинания; целебная трава, нередко действительно обладавшая целебными свойствами, считалась негодной, если над ней не совершался колдовской обряд, и так далее. Надо ли говорить, насколько это снижало эффективность подлинных лекарственных средств, найденных народной медициной.
Официальная медицина, или медицинская наука, на первых шагах почти не отступала от народной, но со временем, с появлением медицинских направлений и школ, с углублением и постижением физиологии и анатомии, пути медицинской науки и народной медицины во многом разойдутся, многое из народной медицины не только забудется, но и станет категорически отрицаться, как антинаучное представление. Потом, через века, снова сойдутся пути медицинской науки и народной медицины. Ученые, проверив народные рецепты и научно обосновав методы лечения травами или целебными водами, многое примут и станут использовать в своей практике, отделив истинное и полезное от ложного и вредного, порожденного невежеством и неграмотностью, недобросовестностью и открытым шарлатанством.
Клавдий Гален (129–201?).
Всегда, во все времена, во всех науках, наряду с настоящими учеными, наряду с настоящими знатоками своего дела, существовали невежды, жулики и шарлатаны. В медицине таких было, пожалуй, больше, чем где-либо.
Шарлатаны – медики выглядели респектабельнее, чем деревенские колдуны или бабки-знахарки, но суть имели одну, хотя прибегали не к заговорам и нашептываниям, а к мудреным словам и терминам. И те и другие лечили пациентов часто самыми невероятными снадобьями. Если человеческий организм все-таки самостоятельно справлялся с болезнью, это приписывалось мастерству лекаря или силе снадобья и нашептывания; если же человек умирал – что ж, такова, значит, воля божья.
И сушились на огородах знахарей и колдунов разные «заговорные» травы. Может быть, какая-то часть их действительно обладала лечебными свойствами, но сколько в арсенале знахарей, кроме этих трав, было трав бесполезных или вредных, опасных и ядовитых! Варились в подвалах шарлатанов-аптекарей разные снадобья, толклись в ступках в кабинетах шарлатанов-медиков разные порошки. И чем необычнее было «сырье», тем действеннее оно считалось. Коренья и травы, кора деревьев и минеральные соли, внутренние органы животных и самые разные насекомые в любых видах (вареные, сушеные, толченые и даже живые) – все шло в дело, из всего готовились лекарства.
Не обошли врачеватели своим вниманием амфибий и рептилий – а как же иначе? Поскольку эти существа отвратительные, непонятные и таинственные (а большинство людей именно так и считало), то, несомненно, они должны были обладать какими-то целительными свойствами. Потом, через много веков, люди узнают о целебных свойствах ядов некоторых амфибий и рептилий и станут широко использовать их в медицине. Но это будет, повторяю, спустя много столетий. А в те времена амфибий и рептилий использовали иначе и для иных целей. Например, из лягушкозубов – хвостатых земноводных, обитающих в одном лишь месте на земном шаре – в реках Джунгарского Ала-Тау в Казахстане, – приготовлялись порошки, якобы способные вернуть утраченную молодость. Почему снадобье приготовлялось именно из лягушкозубов – непонятно. Тем не менее в течение многих десятилетий китайские купцы снаряжали в места обитания лягушкозубов экспедиции и продавали затем изготовленное ими зелье за огромные деньги.
У арабов имелось другое лекарство – кожа сцинков. Они высушивали ее, затем толкли вместе с финиками, клали в мешки и продавали как прекрасное средство от всех болезней.
Широко применялось знахарями и колдунами, а также некоторыми шарлатанами-медиками высушенное, вареное, толченое мясо лягушек и ящериц. Но пожалуй, больше всего использовали для изготовления лекарств змей. Нет, сейчас речь пойдет не о змеином яде, а о самих змеях.
А. Брем считает, что рождением различных лекарств из мяса, кожи, внутренностей змей, в частности гадюк, европейцы обязаны грекам и римлянам. Возможно, и в других странах и гораздо раньше существовали подобные «медикаменты», но доподлинно известно, что «териак» открыл личный медик императора Андомаха. В териак так верили, что на протяжении веков он являлся чуть ли не самым популярным лекарством во многих странах Европы и еще в XVIII веке приготовлялся почти во всех европейских аптеках. Для его изготовления специальные ловцы собирали тысячи змей, особенно в Италии и Франции. Большие партии змей привозились специально из Египта, так как европейских не хватало. И не удивительно: ведь териак прописывали для очищения крови и при лишае, при проказе и зобе, чахотке и чесотке, золотухе и еще при многих других заболеваниях. Он считался верным средством для избавления от морщин и прекрасным противоядием при отравлениях.
Гиппократ (460–377 (356) гг. до н. э.).
Конечно, не обошли своим вниманием змей знахари и колдуны. Считалось, что печень и сердце змеи – прекрасное средство от дизентерии, жир змей, добавленный в бульон, – верное средство, излечивающее от лихорадки, жиром же и желчью лечили болезни глаз. Из змей приготовляли сироп, которым лечили ревматизм, дрожание рук и головы. Истолченные змеи служили знахарям и колдунам для приготовления «магических» порошков.
Змеям, даже сваренным и высушенным, приписывались не только лечебные свойства.
Например, как указывает русский этнограф И. Васильев, существовало поверье, что человек, съевший вареное мясо змеи, становится не только таким же мудрым, как она, но и начинает понимать голоса растений и животных. Подобные поверья существовали и у грузин, и одно из них опоэтизировал выдающийся грузинский поэт Важа Пшавела, живший в прошлом веке. В поэме «Змееед» рассказывается, как съев вареное мясо змеи, вдруг
Были, конечно, и другие поверья. Например, считалось, что кожа амфисбены, натянутая и навитая на палочку маслины, помогает воскресить замерзших, «отнимает дрожание у членов», а сама мертвая амфизбена, привязанная к человеку, успокаивает боль, согревает и избавляет от озноба.
Но пожалуй, больше всех не повезло жабам. Веками люди боялись и презирали их, веками уничтожали всюду, где можно, и в то же время веками существовали легенды о чудодейственных свойствах этих амфибий. Не было, пожалуй, знахаря или колдуна, шарлатана-аптекаря и жулика-лекаря, которые так или иначе не использовали бы в своей практике жаб. Еще в очень древних лечебниках – книгах, где были и весьма полезные рецепты – плод многолетних народных наблюдений, – имелось множество рецептов приготовления лекарств из жаб. Впрочем, в середине XVIII века во Франции был широко распространен лечебник, в котором сообщалось: «Жаба – отвратительное животное. Бывают жабы водяные и наземные, последние более употребительны в медицине, потому что содержат больше летучей соли, чем первые. В июле месяце жаб накалывают на острую палку головой или шеей и высушивают на воздухе как для внутреннего, так и для наружного употребления, потому что после смерти они не ядовиты, так же как гадюки».
В лечебнике сказано лишь, как пользоваться этими высушенными жабами, но вот в другой книге, изданной тоже во Франции, но несколько позже, уже дается определенный рецепт: «Высушенную жабу прикладывают по бокам живота на чумные опухоли, вымочив ее слегка в уксусе для лучшего привлечения яда. Она так хорошо действует, что видно, как они опадают. Она же входит в амулеты, которые носят для того, чтоб изгнать заразу из воздуха».
А вот рецепт начала XIX века: жаба «немедленно останавливает кровотечение из носа, если ее приложить за уши или держать, зажав в руке, до тех пор, пока она согреется, или положить под мышку, или повесить на шею больного».
Можно представить себе, как поступали с жабами педантичные немецкие провизоры прошлого века, готовя снадобья по такому рецепту: «Пепел или сушеная жаба, надетая на шнурке на шею так, чтоб не касаться желудка, совершенно вылечивает от недержания мочи. Порошок приготовляется просто растиранием сушеной жабы, но поджаренная жаба действует лучше».
Невозможно понять, откуда идут эти поверья. А ведь они бытовали, и сравнительно недавно, и в Англии, и в России, в Испании и в Италии, и во Франции. Вот как всего столетие назад солидный лечебник, изданный в Италии, советовал готовить снадобье: «Кипятите трех или четырех жаб в течение часа в полутора фунтах оливкового масла, потом процедите масло и берите его для сведения пятен с лица и для уничтожения застарелых нарывов».
Можно было бы привести еще множество подобных примеров и из далекого, и из не очень далекого прошлого, но и так ясно, что жаба была довольно популярна в медицине.
К сожалению, эта «популярность», погубившая очень много полезных животных, не только не продвинула медицинскую науку, но нанесла ей немалый вред.
И в то же время медицина и биология очень многим обязаны амфибиям, в особенности близким родственникам жабы – лягушкам.
«Можно сказать, не боясь преувеличений, что вся история экспериментальной эмбриологии неразрывно связана с лягушкой», – пишет один из крупнейших современных зоологов, французский академик Жан Ростан. И не только с эмбриологией. Физиология и генетика, фармакология и экспериментальная хирургия, неврология и психология и многие другие области медицины и биологии обязаны лягушкам своим развитием. Лягушки сыграли немаловажную роль и в физике и в химии – благодаря им сделаны важные открытия, лягушками заинтересовалась и такая новая наука, как бионика. И если бы составить список открытий, сделанных благодаря опытам над лягушками, он занял бы не одну страницу.
«Снадобье из жаб – лекарство ото всех болезней!» – так считали в далеком, да и в не очень далеком прошлом.
Существует довольно распространенное мнение, что «славу» лягушке создал Луиджи Гальвани. Наверное, это так, хотя и задолго до Гальвани ученые уже обратили внимание на лягушек. Ян Сваммердам, например, не только изучил их внутреннее строение, но и проследил последовательные стадии развития лягушки из икринки. Проводили опыты на лягушках и швейцарский ученый Шарль Боннэ, и итальянец Ладзаро Спалланцани, и другие ученые, жившие раньше Гальвани или почти его современники. И тем не менее все-таки именно Гальвани прославил лягушку, впрочем так же, как и она – его.
Есть много легенд о том, как Гальвани, профессор Болонского университета, сделал свое знаменитое открытие. В одной рассказывается, как супруга почтенного профессора была насмерть перепугана тем, что, покупая мясо на базаре, увидела зашевелившуюся, полупотрошенную лягушку, подвешенную на крюке в лавке мясника. Чтоб успокоить свою супругу и доказать, что в лавке мясника не поселилась нечистая сила, профессор продемонстрировал ей опыт…
По другой версии сам Гальвани, сидя на балконе, увидал, как вдруг задергались лягушачьи лапы, подвешенные на медном крючке к решетке балкона.
В третьей версии Гальвани сделал открытие во время болезни своей жены, готовя ей бульон из лягушачьих лапок. Есть и четвертая, и пятая, и многие другие версии о том, как Гальвани сделал свое знаменитое открытие. Но при всем их различии имеется одно общее обстоятельство – всюду в той или иной роли фигурирует жена профессора. Это обстоятельство немаловажное, и мы к нему вернемся. А пока стоит, пожалуй, сказать вот о чем.
Луиджи Гальвани, по всей вероятности, сделал свое открытие раньше, чем об этом стало известно.
Профессор анатомии университета в Болонье не ходил в знаменитостях.
В какой-то момент он оставил чтение лекций по анатомии, перестал потрошить птиц, изучать природу костей и почек и занялся исследованием электричества. Нет, он не переквалифицировался в физика – он оставался медиком и даже начал читать курс акушерства. Но электричество тогда и не было только прерогативой физиков.
В 1746 году голландский математик Питер Мушенброк сделал удивительное открытие, которое стало называться «лейденской банкой» (по городу Лейдену, где было сделано это открытие). Гениальность открытия и простота устройства «банки», дающей электрический заряд, заставили обратить на нее внимание медиков. С электричеством медицина была знакома давно: еще в Древней Греции и в Древнем Риме существовали методы лечения подагры, паралича и некоторых других болезней с помощью электрических скатов. Если верить свидетельствам современников, эти методы часто приносили положительные результаты. Но иметь дело с электрическими рыбами довольно сложно и хлопотно, а электрическая машина, изобретенная в 1663 году, тем более «лейденская банка», были вполне доступны. И медики стали широко пользоваться ими для лечения больных.
Гальвани не лечил больных электричеством, но экспериментами занимался – дома у него были и «лейденская банка», и электрическая машина. Экспериментировал он на многих мелких животных, но чаще всего на лягушках. Лягушки – любимое блюдо болонцев – всегда имелись в продаже. И вполне вероятно, во время своих опытов Гальвани замечал какие-то странные явления, но не придавал им значения.
«Лягушка – это гораздо больше, чем лягушка».
Вот тут-то появляется на сцене синьора Гальвани. Для нас сейчас не имеет значения, присутствовала ли синьора Гальвани при опытах, во время которых обратила внимание своего супруга на дергающуюся ножку лягушки (об этом рассказывается еще в одной легенде), или, взволнованная, прибежала от мясника с известием об удивительном «поведении» мертвой лягушки, важен сам факт: синьора увидала воочию действие электричества. Это ее так поразило, что она должна была поделиться с кем-нибудь своими чувствами. Итальянцы – народ общительный и темпераментный, синьора Гальвани была типичной итальянкой. И вскоре не только ближайшие соседи – вскоре почти весь город знал о происшествии в лаборатории профессора Гальвани, о том, что профессор нашел способ оживлять мертвых с помощью электричества. Правда, сам Гальвани этого не считал. Проделав множество опытов, он убедился в другом – в том, что мышцы лягушки сокращаются не только под воздействием электрического тока, но и под влиянием других факторов – например, при одновременном прикосновении к ним двух разных металлов. Гальвани ошибочно приписывал это влиянию «живого электричества», даже не подозревая, что сделал выдающееся открытие. Ошибку Гальвани исправил его земляк, знаменитый итальянский ученый Александр Вольта, доказавший, что дело не в лягушке, а в замкнутой цепи, состоящей из двух разнородных металлов и жидкости. Однако это не умаляет заслуг Гальвани, положившего начало электрофизиологии. И недаром же Вольта, открывший новый источник тока, назвал его в честь болонского профессора гальваническим элементом. Вольта в конечном итоге вывел лягушку из своих физических опытов, но многие другие ученые благодаря Гальвани ввели лягушек в свои эксперименты. И вот уже ими занимаются физики и врачи, биологи и даже математики.
И. М. Сеченов (1829–1905).
С этого времени лягушка становится настоящим лабораторным животным, не случайным объектом исследований, попавшим «под руку», а специальным.
Гальвани как будто бы открыл глаза ученым на это животное, показал, по остроумному выражению Ж. Ростана, что «лягушка – это гораздо больше, чем лягушка». Именно на ней были впервые проведены исследования мышц и нервов, потом выяснилось, что и сердце лягушки – прекрасный объект для исследования сердечной деятельности, и успехами в области изучения физиологии сердца медицина во многом обязана лягушке.
Герой тургеневских «Отцов и детей» Базаров на вопрос мальчишки, зачем ему лягушки, отвечает: «Я лягушку распластаю да посмотрю, что у нее там внутри делается, а так как мы с тобой те же лягушки, только что на ногах ходим, я и буду знать, что у нас внутри делается». Конечно, физиология земноводных и человека значительно отличается, но в то же время дает представление о многих общих для позвоночных процессах и явлениях. Даже в разработку учения о нервной деятельности животных и человека лягушки внесли свой вклад.
В 1863 году в специальном журнале «Медицинский вестник» была напечатана статья Ивана Михайловича Сеченова «Рефлексы головного мозга». Написанная по просьбе Н. А. Некрасова для журнала «Современник», она была запрещена цензурой, так как проповедовала материалистические идеи. Разрешая публикацию статьи в «Медицинском вестнике», цензура рассчитывала, что статья пройдет незамеченной – слишком узок был круг читателей этого специального журнала. Но власти ошиблись: статья не только получила известность – работа Ивана Михайловича стала знаменем революционной интеллигенции России того времени.
После выхода «Рефлексов» отдельным изданием власти немедленно запретили книгу, арестовали ее, а над автором нависла угроза судебной расправы. Обеспокоенные друзья советовали Сеченову обратиться к опытному адвокату, но Иван Михайлович ответил: «Зачем мне адвокат? Я возьму с собой в суд лягушку и проделаю перед судьями все мои опыты; пускай тогда прокурор опровергнет меня».
Суд над Сеченовым не состоялся, и лягушке не пришлось выступать в роли адвоката. Но свое дело лягушка сделала – ведь именно на ней провел Сеченов свои знаменитые опыты, благодаря которым было открыто фундаментальнейшее явление в работе нервной системы – торможение.
Более столетия прошло со дня выхода книги Сеченова, почти два столетия со времени опытов Гальвани, а лягушка «не устарела» – со знакомства с этим земноводным начинают свои первые шаги медики и биологи, с ней подчас не расстаются всю свою жизнь, «задавая ей всё новые и новые вопросы» и получая не только «точные», но и порой неожиданные ответы.
Но почему же именно лягушки стали мучениками науки? В какой-то степени действительно благодаря Гальвани, но главным образом благодаря своей неприхотливости и живучести, своей распространенности и безобидности – ведь даже подопытная мышь может оказать какое-то сопротивление, а уж с кошкой или морской свинкой надо повозиться. С лягушкой – проще: не царапается, не вырывается, даже не пищит.
Ладзаро Спалланцани (1729–1799).
Конечно, лягушек жалко, тем более что на Земле их становится все меньше и меньше, а потребность в них возрастает. Может быть, люди смогут как-то сократить использование лягушек в опытах или найдут им замену. Теоретически это возможно – ведь какими-то особыми качествами, кроме перечисленных, лягушки не обладают.
Но есть земноводные, замену которым люди пока найти не могут, а именно на них современная медицина и биология возлагают большие надежды.
Давно уже было замечено необычайное свойство тритонов восстанавливать утраченные органы. Кто из ученых первый обратил на это внимание и кто первый проделал элементарные опыты, сейчас неизвестно. Но известно, что еще знаменитый швейцарский ученый XVIII века Шарль Боннэ интересовался этим вопросом, правда считая восстановление тритонами утраченных органов одной из форм размножения животных (по аналогии с речной гидрой). По-настоящему серьезно подошел к этому вопросу неукротимый аббат-энциклопедист Ладзаро Спалланцани. Он занимался многим: изучал ориентацию летучих мышей и вопросы самозарождения, анатомию лягушек, пищеварение, систему кровообращения и оплодотворения рыб. Однако одним из главных вопросов, которыми он занимался, был вопрос регенерации, то есть восстановления органов у тритонов и саламандр. Он отрезал им ноги и хвосты и замечал время восстановления утраченных органов, исследовал восстановление костей, причем делал и довольно тонкие операции – например, удалял у тритонов челюстную кость.
Люди до сих пор не могут понять, каким образом и почему у тритонов и саламандр происходит регенерация.
Во времена, когда работал Спалланцани, уже вошел в быт ученых микроскоп, и Ладзаро не преминул им воспользоваться. Он изучал под микроскопом строение восстановленных костей, мускулов, нервов, сравнивал их с отрезанными, изучал вновь образованную кожу, испытывал влияние температуры и пищи на скорость регенерации. Но хотя Спалланцани довольно подробно познакомился со столь необычным в мире животных явлением, конечно, объяснить его не мог.
Иоганн Фридрих Блуменбах – анатом, зоолог и антрополог, автор знаменитого «Руководства по естествознанию», хорошо известного в свое время в России, работавший с конца XVIII и чуть ли не до половины XIX века (завидное долголетие и трудоспособность), – тоже занимался регенерацией у хвостатых земноводных. Он экспериментировал не только с хвостами и ногами тритонов – он удалял им глаза и констатировал, что и глаза восстанавливаются, он повреждал спинной мозг тритонов и убеждался, что тритоны не только выживали, но и полностью восстанавливали способность двигаться. Но опять-таки Блуменбах, как и его предшественники, как и многие ученые, жившие позже и занимавшиеся этими вопросами, лишь убеждались в необыкновенных свойствах тритонов и саламандр, объяснить же это явление не могли. И не удивительно – ведь и сейчас ученые не знают, как объяснить регенерацию у хвостатых земноводных.
