Текст книги "Соседи по планете: Домашние животные"
Автор книги: Юрий Дмитриев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
Начнем с цифр. Сто лет назад в США было более 9 миллионов лошадей, в России было 16 миллионов. Огромное количество лошадей было и в других странах. Например, в Германии их было около трех с половиной миллионов, во Франции – около трех, в Италии почти полтора миллиона. В 1913 году на земном шаре было около ста миллионов лошадей. Конечно, они тогда заменяли и автомобили, которые еще не вошли в обиход по-настоящему, еще нередко заменяли поезда, конечно же, заменяли трактора и все прочее.
Сейчас все есть: и автомобили, и трактора, и вездеходы. Но есть и лошади. И не так уж мало – несмотря на вытесняющую их технику, несмотря на войну, нанесшую огромные потери конскому поголовью нашей планеты, сейчас на земном шаре около 70 миллионов лошадей. (В Бразилии – самой «лошадиной» стране мира – более девяти с половиной миллионов, в США – около девяти с половиной, в СССР – около шести, и количество их будет увеличиваться.)
Для чего же они? Для соревнований? Да, и для соревнований тоже. В СССР, например, более ста конезаводов, выращивающих племенных лошадей верховых, рысистых и тяжелоупряжных пород. У нас много конноспортивных школ, где занимаются люди, любящие спорт и лошадей; в нашей стране более 60 ипподромов, куда приходят сотни тысяч людей, чтоб посмотреть на соревнования, полюбоваться прекрасными лошадьми.
Но конечно же, не для спорта существуют в нашей стране миллионы лошадей. В то время, как на одних конезаводах выращивают сильных и быстрых лошадей, на других стремятся вывести лошадей высокоудойных. В частности, такая работа усиленно ведется в Башкирии, где люди вывели породу, способную давать по три тысячи литров кобыльего молока в год. Из него готовят кумыс.
Долгое время кумыс был национальным напитком многих азиатских народов. Предание гласит, что его использовали еще в V веке до н. э. и кочевники Северного Причерноморья. Но европейцы знали о нем тоже давно – в середине XIII века фламандский монах Виллем Рубрук, побывав в Монголии, подробно рассказал о кумысе в своей книге «Путешествие в Татарию» (так тогда называли Монголию). Однако азиатские народы держали способ изготовления кумыса в тайне, а скифы, как писал Геродот, настолько дорожили им, что ослепляли невольников, узнавших, как делать этот напиток.
Но как ни хранился секрет кумыса, европейцы все-таки узнали его. Сейчас известно, что кумыс – сквашенное молоко кобыл – содержит более семи процентов сахара (ни у кого из животных нет такого процента!), и, когда кумыс начинает бродить, часть сахара превращается в спирт, что придает напитку особый вкус. Однако не только за вкус ценился и ценится кумыс.
Много веков назад люди заметили целебные свойства кумыса. Конечно, никто не знал тогда, что в кумысе имеется и значительное количество белков и жиров, имеется много антибиотиков. Но издавна пользовались им азиатские народы, называя «живой водой».
Лет двести пятьдесят назад, а может быть и побольше, начали лечить кумысом больных русские врачи, жившие в местах, где в изобилии разводили лошадей. А в 1858 году русский врач Н. В. Постников организовал первую кумысолечебницу – санаторий вблизи Самары. Вскоре такой же санаторий был организован и в Москве.
Справедливо считалось, что кумыс прекрасно помогает при лечении туберкулеза и цинги. Однако не знали тогда врачи, что это молоко – прекрасное средство при лечении желудочных болезней и малокровия, неврастении, сердечно-сосудистых заболеваний, брюшного тифа и паратифа. Это стало известно лишь теперь, когда исследования кумыса показали, что в нем содержится большое количество витамина С, активные виды дрожжей и молочнокислые бактерии. Не случайно же сейчас в нашей стране производится до 30 тысяч тонн кумыса, который доставляется в санатории.
Однако это еще далеко не все «заслуги» лошади в медицине. До недавнего времени дифтерия, столбняк, гангрена и многие другие заболевания часто кончались трагически. Сейчас они вполне излечимы и во многом благодаря лошади!
В 1880 году великий француз микробиолог Луи Пастер открыл явление иммунитета, и с тех пор много опасных болезней предупреждают или излечивают благодаря введению иммунных вакцин.
Слово «вакцина» произошло от латинского слова «вакка», что значит «корова». В XVIII веке английский врач Эдуард Дженнер обратил внимание на то, что крестьяне, переболевшие коровьей оспой, становятся невосприимчивы к оспе натуральной. Зная, что коровья оспа для человека не опасна, Дженнер предложил делать прививки коровьей оспы людям, то есть сознательно заражать человека неопасной для него болезнью и тем самым оградить его от опасной. Дженнер сделал великое открытие, и корова стала спасать человека от оспы. А поскольку сыворотка, которой заражали человека, делалась из крови коров, то назвали ее «вакциной». Но при чем же тут лошадь? Оказывается, при том, что от оспы людей спасает корова, а от многих других болезней – лошадь! Именно ее признали ученые наиболее пригодной для производства вакцин, спасающих людей от многих других болезней.
В кровь лошади вводят продукт жизнедеятельности микробов – микробные яды. То есть заражают лошадь. Вводят небольшие дозы – такие, которые не будут смертельны для животного. Но тем не менее лошадь заболевает. И ее организм, как и организм всякого заболевшего животного существа, мобилизует все внутренние силы на борьбу с болезнями. В данном случае необходимы вещества, которые способны противостоять микробному яду. Называются они антителами. Антитела вырабатываются в крови лошади, едва микробный яд попадает в ее организм. Лошадь становится иммунизированной. Однако этого мало: лошади вводят новую дозу микробных ядов. Антитела немедленно бросаются в бой с «врагами», появляются новые «бойцы». Постепенно от повторных прививок количество антител увеличивается, и в конце концов кровь лошади приобретает новые качества – она становится очень насыщенной антителами. Вот из этой крови и делают лечебную сыворотку. (Она представляет собой одну лишь кровяную жидкость без кровяных телец – лейкоцитов, эритроцитов и так далее.) Когда требуется – эту сыворотку вводят в кровь больного человека, и антитела, находящиеся в сыворотке, немедленно приступают к уничтожению микробов. И человек выздоравливает.
Прививки делают и здоровым людям – для профилактики: антитела, уже имеющие «опыт» борьбы с микробами – его они приобрели в крови лошади, – все время на страже. И стоит попасть в организм человека микробам, антитела немедленно уничтожают их, не дожидаясь, пока организм человека «пришлет своих бойцов».
Конечно, иммунизированную лошадь не может иметь под рукой каждая больница или поликлиника. Но этого и не надо: сыворотку готовят в специальных институтах и рассылают в запаянных ампулах в лечебные учреждения. Только один институт имени Мечникова в год выпускает более четырех миллионов ампул с разными сыворотками. И на счету каждой лошади, «служащей» в институте, не одна тысяча спасенных людей!
Сердце и мотор(лирическое отступление)
И все-таки… Да, и все-таки не только спорт и не только медицина не позволяют людям отказаться от лошадей в наш век покорения атома и освоения космоса. И не из уважения к заслугам лошади перед человечеством люди не отказываются от нее.
Любопытно, что сейчас, в наш машинно-ракетный век, мы, сами того не замечая и не зная, используем множество слов, терминов, понятий, родившихся благодаря общению человека с лошадьми.
Мы уже говорили об «эстафете» – когда спешащие курьеры или гонцы меняли на станции усталых лошадей вместе с седлом и стременами. Кстати, сам термин появился позже: стремена были изобретены уже после того, как люди научились быстро ездить верхом и уже много веков использовали сам принцип «эстафеты». А назвали этот принцип «эстафетой» лишь после изобретения стремян – корень слова «эстафета» от итальянского «стафера», что в переводе означает «стремя». Потом слово «эстафета» перешло в спорт, а затем стало употребляться и более широко.
Мы говорили и о «реле» – термине, родившемся тоже благодаря лошадям. Сейчас этот термин прочно вошел в лексикон связистов, употребляется в автоматике.
Мы говорим о ком-нибудь «необузданный» и не задумываемся часто, что происходит он от слова «узда». И еще реже приходит нам в голову, что «супружество» имеет общий корень со словом «упряжь».
А кому сейчас придет в голову связать слово «завод» с лошадьми? Между тем родилось это слово и первоначально существовало только в применении к лошадям: завод – сокращенное понятие «заводить лошадей». И «ремонт» – тоже «лошадиное» слово: в переводе с французского оно означает «пересесть на новую лошадь». В кавалерийских частях были специальные люди, «ремонтеры», поставляющие лошадей.
Мы говорим «коньки». Почему коньки? Да потому, что это – две стальные полоски (а когда-то коньки были и деревянными, с прикрепленной лишь внизу металлической полоской), изогнутые, как шеи лошадей (а поначалу, в петровские времена, даже с лошадиными головками делали коньки), и мчащие своих владельцев так, что ветер свистит в ушах.
Кстати, о скорости. По-английски «скорость» – «спид». И применялось оно в основном к лошадям, точнее – к скорости их бега. А потом появились «спидометры», «спидганы» – измерители скорости, «спидвей» – вид мотоциклетного спорта.
Это лишь несколько примеров. Их можно привести множество, причем еще более неожиданных. Например, ширина железнодорожной колеи во многих странах Европы равна по традиции расстоянию, которое было между колесами боевых колесниц.
Колесниц давно уже нет. Нет и колясок, которые возили лошади по улицам городов. Есть машины, такси. Но в Лондоне и такси напомнят о лошадях: на них распространяются еще правила, принятые в те времена, когда единственным городским транспортом была лошадь. Например, таксисту не разрешается отлучаться от машины, поскольку когда-то был принят закон, запрещающий «бросать лошадь без присмотра». Или вот еще: проехав шесть миль, шофер может отказаться везти пассажира, может выключить счетчик и включить его снова – поскольку шесть миль считались когда-то пределом возможности лошади идти без отдыха.
Да и сама-то мощность мотора машины определяется сейчас «лошадиными силами» – 75 килограммометров в секунду.
Ну, а какое огромное место занимают лошади в литературе и искусстве – и говорить не надо. Об этом можно написать десятки, а то и сотни книг. Вспомним лишь А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого, А. И. Куприна, Н. А. Некрасова. Вспомним художников, которые с удивительной любовью рисовали лошадей. Есть даже художники – они называются художники-иппологи, посвятившие свое творчество исключительно лошадям. В музее коневодства Сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева собрано около трех тысяч полотен, на которых изображены лошади. И ведь собраны-то, конечно, далеко не все!
Считают, что даже к рождению кинематографа лошадь имеет непосредственное отношение.
В 1870 году во время конных соревнований в Сакраменто (Калифорния) некто Л. Станфорд стал утверждать, что во время скачки лошадь на какие-то доли секунды отрывает все четыре ноги от земли и как бы повисает в воздухе. Ему никто не поверил, и Станфорд заключил пари с несколькими друзьями. Чтоб доказать свою правоту, Станфорд договорился с фотографом-изобретателем Э. Майбриджем, который во время очередных скачек установил вдоль всей дорожки, на определенном расстоянии друг от друга, несколько фотоаппаратов. А от их затворов протянул нитки поперек дорожки. Во время соревнований лошади, естественно, задевали нитки или обрывали их и сами себя фотографировали.
Получив фотографии, Станфорд выиграл пари, а Майбридж так увлекся фотографированием лошадей, что позднее издал одиннадцать томов снимков движущихся животных. Мало того, он обратился к Т. Эдисону, и тот придумал аппарат, проецирующий снимки на экран. Считается, что изобретение Эдисона – прототип кинопроекционного аппарата, который позже был усовершенствован братьями Люмьер.
В общем, нет смысла останавливаться на том, какое место заняла лошадь в творчестве писателей и художников; что же касается кинематографа – то, кроме этого полуанекдотичного факта, можно вспомнить, сколько прекрасных ролей «сыграли» лошади в кино, во скольких фильмах они были чуть ли не главными героями. Однако на двух произведениях искусства, непосредственно связанных с лошадьми, я все-таки остановлюсь. И потому, что это – замечательные произведения, и потому, что они дают повод для размышления.
Конный памятник Петру I скульптора Растрелли в Ленинграде. Его знают гораздо меньше, чем прославленного Медного всадника Фальконе.
Сначала о скульптуре знаменитого русского ваятеля Петра Карловича Клодта.
Он очень любил лошадей, и очень хорошо знал их, и создал много прекрасных скульптур коней. Но самая знаменитая скульптурная группа Клодта – это та, что стоит в Ленинграде на Аничковом мосту, перекинутом через реку Фонтанку.
Фонтанка когда-то была границей, отделяющей город Санкт-Петербург от окружающих его лесов. Две скульптуры, стоящие на берегу со стороны бывшего леса, изображают людей, борющихся с еще неподвластными человеку конями. Кони со стороны города уже объезжены, покорены.
Скульптурная композиция Клодта – символическое отображение борьбы человека с природой. И не случайно природу в композиции олицетворяют именно лошади. Наверное, на приручение, выведение новых пород и обучение всех домашних животных, вместе взятых, не тратили люди столько сил физических и духовных, сколько потратили на лошадей. И скульптор, конечно, прав. Но…
Было время, когда очень много писали и говорили о покорении природы. А покорять ее начали задолго до того, как люди научились писать и даже, возможно, внятно говорить.
Потом спохватились: природу не надо было покорять, ее надо было рационально использовать, находить оптимальные варианты для сотрудничества с нею. Может быть, это относится и к лошадям? Ведь их тоже покоряли. И еще как! И еще какими методами! Чтоб заставить лошадь служить себе, люди ей вкладывали, например, в рот металлическую планку с острыми шипами, которые ранили самое чувствительное место – губы. Конечно, лошадь повиновалась, едва человек шевелил поводом, прикрепленным к этой металлической планочке – лошади было очень больно. Конечно, лошадь слушалась, когда в ее бока всаживали острые шипы – шпоры; конечно, она ускоряла бег, когда ее хлестали нагайкой. Люди добились замечательных результатов, приручая и обучая лошадей. Но может быть, не всегда нужно было ее именно покорять и именно таким способом? И вот сейчас о второй скульптуре – о памятнике Петру I у Инженерного замка в Ленинграде. Растрелли – автор этого памятника – изобразил лошадь, выполняющую элементы высшей верховой езды, типичной для XVIII века. Тут и скрученная до предела шея лошади, и шпоры, вонзенные в бока так, что лошадь даже присела от боли… А может быть, не требуется (или, во всяком случае, требуется далеко не всегда) такое обращение с лошадьми? А ведь оно существует и сейчас, хотя сейчас многие люди уже поняли – лошади можно многое объяснить, от нее можно многого добиться лаской, добрым отношением и обращением. И она на добро ответит добром. Впрочем, это уже проверено, это уже установлено. И часто это гораздо более эффективно, чем принуждение, покорение лошади. Жаль, что это понимают еще далеко не все…
Клодтовские кони на Аничковом мост у в Ленинграде – символ покорения человеком дикой природы.
Во многих областях служила и служит лошадь человеку. Но есть одна область, о которой еще мало говорят: лошадь служит воспитанию доброты, которая, как писал замечательный советский педагог В. А. Сухомлинский, «должна стать таким же обычным состоянием человека, как мышление».
И каждый раз, думая об этом, я вспоминаю…
…Это была удивительно красивая лошадь – высокая, сильная, с длинной, светлой, расчесанной гривой. Она стояла у забора. А в узкой длинной телеге, в которую была впряжена лошадь, сидели мальчишки лет семи-восьми. Я остановил машину и подошел к ребятам. Разговорились. В разговоре, между прочим, я предложил им поменять лошадь на машину. Ребята сказали, что лошадь не их, а дедушки Вити. Я ответил, что дождусь дедушку Витю и поговорю с ним. Мальчишки загрустили: они поняли, что дедушка Витя может не устоять перед таким предложением. Тем более что я привел множество доказательств в пользу машины. И вдруг лицо одного из мальчишек прояснилось. Он поднял голову и сказал, что лошадь все-таки лучше машины. А на вопрос «почему?» ответил: «Ее можно погладить» – и улыбнулся такой счастливой и доброй улыбкой, что ни возражать, ни спорить я уже не стал. Да и как можно поспорить с этим?
Да, конечно, у меня были убедительные аргументы. И в частности, то, что на лошади до Москвы от Можайска (а дело происходило на окраине этого города) не скоро доедешь, на машине же доберешься быстро. Конечно, для поездки из Можайска в Москву я все-таки предпочту машину. Сердце машины – мотор – неутомимо. Оно стучит четко и ровно, разве сравнится с ним сердце лошади? Конечно нет, конечно, в соревновании на выносливость и неутомимость сердце лошади не выдержит конкуренции с мотором.
И поэтому всюду, где нужна только сила, только неутомимость, только быстрота, машины вытеснили лошадь.
Но у сердца есть одно огромное неоспоримое преимущество перед мотором: оно живое, оно бьется, оно способно сжиматься от страха и боли, способно учащенно биться от радости. (И если это еще не доказано окончательно в отношении лошадей, то безусловно будет доказано.) Сердце лошади способно любить. Вот почему там, где нужна не только сила, неутомимость, быстрота, человек предпочитает машине лошадь…
…Они идут по узким горным тропинкам. С одной стороны каменная стена, с другой – бездонная пропасть. Осторожно ставя копыта, чутко прядая ушами, идет лошадь там, где не пройдет ни один самый даже совершенный вездеход. Но даже если бы такой вездеход и был бы сконструирован, им надо управлять. И управлять с большим мастерством. А это не всякому дано. Лошадью здесь управлять не надо – она сама соблюдает предосторожности, стремясь обеспечить безопасность не только себе, но в первую очередь человеку.
Лошадь в горах – частный случай. Но таких «частных случаев» очень много. И не только в горах.
В степях, кажется, не требуется дорог, хороший автомобиль-вездеход может идти напрямую, если надо перевезти груз или человека. Люди оценили эти качества машин. Но какой вездеход заменит пастуху верную лошадь? Она повинуется малейшему приказанию, а главное – человек доверяет ей.
И если не доверять лошади, не чувствовать ее около себя, не знать, что рядом бьется преданное сердце друга, трудно, очень трудно пришлось бы геологам и геодезистам, пробирающимся по узким таежным тропам. Да только ли им? Огромные пространства на нашей земле еще покрыты густыми и труднопроходимыми лесами. И, отправляясь в эти дебри, люди уверенно чувствуют себя рядом с лошадьми. Дело не только в транспорте – верный друг человека сам способен найти дорогу к дому, выбрать правильное направление, если человек сбился с пути, доставить всадника или повозку к человеческому жилью, если с хозяином случилось несчастье.
Но все это, так сказать, исключительные условия. Но вот люди вдруг поняли, что даже в обычных условиях лошадь нередко оказывается удобнее, чем автомобиль. И не случайно же в колхозах, совхозах, на фермах наряду с новой техникой появляются и новые лошади. Не случайно же в нашей стране принято правительственное постановление об увеличении поголовья лошадей. Конечно, на улицах больших городов лошади трудно. Да и не нужна она здесь. Но ведь города – это еще далеко не все.
В городах стоят неподвижные лошади – монументы. Это и клодтовские кони (кстати, копии скульптурной группы, стоящей сейчас в Ленинграде на Аничковом мосту, стоят и в Неаполе, и в Берлине), это и многие другие скульптуры – символические памятники лошадям.
Есть и более конкретные памятники лошадям. Например, во дворе конезавода в венгерском городе Боболне стоит прекрасный памятник лошадям, павшим на полях сражений. «Верному боевому товарищу», – написано на цоколе.
Есть памятники и отдельным лошадям. Так, в Москве, на Выставке достижений народного хозяйства у входа в павильон «Коневодство» стоят памятники знаменитому Символу и не менее знаменитому Квадрату.
На территории конезаводов в нашей стране установлены памятники рысакам Улову, Отбою – многократным чемпионам и рекордсменам.
Конечно, хорошо бы поставить памятник и безымянной рабочей лошади-кормилице. Может быть, такой памятник когда-нибудь и поставят люди.
Но главное то, что лошадь живет на земле и служит человеку в эпоху мощных моторов, которые не могут заглушить негромкий стук верного сердца четвероногого друга.
