Текст книги "Живите сильно (СИ)"
Автор книги: Юрий Хабибулин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Annotation
Эта художественно-документальная повесть о харьковчанине Евгении Жилине, капитане УБОП, создателе известной общественной и спортивной организации по боям без правил – "Оплот". О событиях в Харькове до и во время "майдана" в Киеве. О помощи Жилина и его "оплотовцев" ополчению Донбасса, о попытках харьковчан защитить свой город от подползающей "коричневой чумы", о том, как Евгений спасал людей из застенков "схидников", о его судьбе и трагической гибели от рук заказного убийцы 19 сентября 2016-го года в Москве. Повесть написана по рассказам участников и очевидцев событий, товарищей и коллег Жилина, его мамы и вдовы.Из-за особенностей материала, его ограниченности и просьб некоторых участников событий и консультантов не раскрывать их личности, местами текст выглядит как очерк. Пришлось резать "по-живому", сокращать и упрощать...
Хабибулин Юрий Далилевич
Глава 1. 'Сепар'
Глава 2. Характер – это судьба!
Глава 3. Гримаса Фемиды.
Глава 4. 'Оплот'.
Глава 5. 'Майдан'.
Глава 6. Война и помощь Донбассу.
Хабибулин Юрий Далилевич
Живите сильно
Живите сильно!
Юрий Хабибулин
Повесть
Предисловие
Эта художественно-документальная повесть о харьковчанине Евгении Жилине, капитане УБОП, создателе известной общественной и спортивной организации по боям без правил – 'Оплот'. О событиях в Харькове до, во время и после 'майдана' в Киеве. О помощи Жилина и его 'оплотовцев' ополчению Донбасса, о попытках харьковчан защитить свой город от подползающей 'коричневой чумы', о том, как Евгений спасал людей из застенков 'схидников', о его судьбе и трагической гибели от рук заказного убийцы 19 сентября 2016-го года в Москве.
Повесть написана по рассказам участников и очевидцев событий, товарищей и коллег Жилина, его мамы и вдовы.
Глава 1. 'Сепар'
Самой страшной оказалась пытка холодом.
Тело тряслось в мелкой дрожи, зубы стучали, страх неотвратимо подползающей склизкой оскаленной смерти заполнял мерцающее сознание.
Александр, свернувшись калачиком и пытаясь, время от времени растирать себя одной рукой, – другая была прикована наручниками к стальному тросу, пропущенному через канализационную трубу, безуспешно старался отогреть онемевшие мышцы.
Он продолжал эти попытки инстинктивно, уже не отдавая себе отчёта, что они бесполезны. Силы были на исходе. Надежда на спасение таяла.
Давили гнетущая безысходность и тупая нарастающая боль в измученной изощрёнными пытками плоти.
На третьи сутки он стал временами терять сознание – совершенно обессиленный, проваливался то в чёрный подвал небытия, то в обрывки воспоминаний из недавнего прошлого.
Ещё пару лет назад казалось, что наметился какой-то выход из тотальной безнадёги и стремительного падения в пропасть возрождающегося украинского нацизма в разграбленной олигархами и доведённой политиками до дна социальной несправедливости, стране.
Бурлящий котёл общества вытолкнул на поверхность нескольких лидеров, которые смогли разобраться в политической обстановке, интересах влиятельных кланов и 'каналах внешнего управления' государством Украина.
Эти лидеры смогли создать свои небольшие структуры из числа оставшихся патриотических сил страны и вместе начать движение к наведению порядка в государстве.
И вначале ведь всё пошло хорошо.
Лучший друг Александра – Женя Жилин, после выхода на пенсию со службы в милиции, создал в Харькове общественную организацию 'Оплот', которая объединила вокруг себя множество молодых людей, для которых слова совесть, справедливость, правда, – были не пустыми звуками.
А потом, когда на горизонте замаячила, вылезающая изо всех щелей, коричневая чума украинского фашизма партий 'Свобода', 'Правый сектор', 'Тризуб', 'Уна-Унсо' и других организаций, тщательно пестуемых американскими 'проповедниками демократии', бойцы Жени Жилина составили ядро активных патриотических сил.
Это они поднялись на защиту родной земли против потерявших чувство здравого смысла и запутавшихся в сетях бессовестной лживой пропаганды, зомбированных 'громадян', подталкиваемых к 'майдану' изощрёнными 'кукловодами' из Вашингтона!
Это спортсмены из 'Оплота', коммунисты и настоящие патриоты Украины вышли на мирные демонстрации, митинги и пикеты для противодействия бандеровцам, 'правосекам' и потомкам недобитых полицаев, прятавших до поры до времени в старых шкафах и сундуках немецкую форму и фашистские награды.
В забытье, перед внутренним зрением Александра возникали его тренировки до изнеможения в спортзалах бойцовского клуба, эпизоды из встреч мастеров на ринге, фотовыставки и пикеты активистов 'Оплота' в Харькове и Киеве против преступлений украинских карателей, отмороженных националистов и подготовки 'майдана'.
Часто эти митинги и стычки с агрессивными 'нациками' были горячими, а то и вовсе перерастали в драки. Хотя после нескольких таких происшествий и позорных поражений провокаторы поняли, что со спортсменами Жилина лучше не связываться и обычно уклонялись от столкновений на улицах или прямых вызовов на ринг от бойцов 'Оплота'.
Но ничего не забыли.
И после кровавых событий в Киеве зимой 2014-го, про таких как Жилин, его 'Оплот' и спортсменов-бойцов, которых как огня боялись новые фашисты, хунта, захватившая власть на Украине, вспомнила.
Вспомнила обо всех, кто мог представлять угрозу для преступной кровавой банды националистов и олигархов.
На Жилина открыли уголовное дело, его 'Оплот' признали 'террористической организацией' и по всем областям Украины начали охоту на бывших 'оплотовцев'.
* * *
После очередного провала памяти и возврата из забытья, Александр в который раз во всех подробностях вспомнил, как его 'брали' три дня назад. Это было 17-го марта текущего 2015-го года. Дата врезалась в память.
Как только Александр вышел из подъезда своего дома, во двор быстро въехал тёмный микроавтобус. Из него высыпались какие-то непонятные люди в гражданском, навалились, выкручивая руки.
Повалили на землю, надели наручники. Грубо затолкали в машину.
Никаких документов от нападавших и никаких объяснений о причине задержания!
Фактически, криминальное похищение человека!
Так поняли и соседи, которые тут же закрыли и заблокировали электронные ворота, преграждавшие выезд из двора дома и вызвали милицию.
Тем временем, напавшие на Александра неизвестные, отобрали у кого-то из жителей дома пульт и попытались открыть ворота.
В ответ на это соседи догадались отключить электричество во всём доме, соответственно, обесточить и ворота.
Взбесившиеся 'гражданские' с перекошенными от злости лицами, бегали по двору, по подъездам и искали способ вновь подать электроэнергию на ворота.
Но это оказалось не так просто.
Тем временем подъехал дежурный автомобиль с нарядом милиции.
Начались разборки.
Александр наблюдал за ними из салона микроавтобуса.
Разговор вёлся на повышенных тонах, никаких документов 'гражданские' так и не предъявили милиционерам. Выхватили из карманов пистолеты.
Милиционеры наставили на них автоматы.
Напряжённая ситуация, возникшая в самом центре Харькова, грозила закончиться стрельбой и горой трупов.
В этот момент милиция получила подмогу. Снаружи к воротам подъехал жёлтый 'уазик' и из него выскочили ещё несколько сотрудников милиции в форме и с 'калашниковыми' наизготовку. Возглавлял ту группу начальник РОВД.
Команду 'опустить оружие', 'гражданские' выполнили неохотно, численное и огневое преимущество было не на их стороне. На переговоры с милицией пошли нехотя. Говорили с пренебрежением, сквозь зубы, отказываясь показать свои удостоверения личности и документы на задержание 'подозреваемого'.
Ситуация опять стала накаляться.
У Александра появилась, было, надежда, что он сможет уехать под защитой милиции и в отделении разобраться с инцидентом, но этого не случилось.
Один из 'людей без документов', видимо, 'старшОй', потеряв терпение, достал телефон и кому-то позвонил. Потом передал трубку начальнику РОВД.
Тот задал по телефону несколько вопросов, затем, стиснув зубы, приказал сотрудникам открыть ворота и выпустить 'гражданских' с пленником.
Подойдя к милиционерам, командир зло сплюнул на землю и, негромко пояснил своим:
– 'Схидники'. 'Чёрная сотня' Авакова – 'восточный корпус'. Вчерашние бандиты. Числятся в МВД, но по сути это то же самое, что и нацбат 'Азов'. Харьковский вариант. Шоб они сдохли!
Спрятал пистолет в кобуру и сел в 'уазик', сильно хлопнув дверью.
Электрические ворота вскоре открыли.
Милиционеры, а за ними и 'схидники' с Александром, уехали. Он видел, что соседи со двора и с балконов смотрели вслед отъезжающему автомобилю с тревогой. Все знали, что многие из схваченных таким образом людей потом пропадали без вести...
Захватившая власть в стране в результате государственного переворота проамериканская хунта уничтожала всех, кто мог бы представлять для неё опасность. Другим – мстила пытками и издевательствами, третьих запугивала.
Александра привезли на улицу Шевченко, к бывшему детскому садику. Когда-то это помещение относилось к государственной службе охраны. К милиции. Но после масштабных сокращений садик и его территория оказались пустующими. Судя по всему, теперь это 'хозяйство' отдали 'схидному корпусу' и начали неспешный ремонт в здании.
Александра сразу же раздели донага и повели на допрос в одну из комнатушек подвального помещения. Грубо усадили на табуретку.
Стены комнатки были обшарпаны, пол – цементный, кое-где с остатками линолеума.
За старым письменным столом сидел верзила с ухмыляющейся рожей, по всем признакам от Чезаре Ломброзо, являющейся наглядным подтверждением его смелой научной теории и имеющей все описанные автором признаки криминальных склонностей.
В комнате находилось ещё трое 'гражданских', с неприкрытым торжеством изучающих Александра.
Первым нарушил тишину верзила:
– Ну что, сепар, допрыгался? Думал, в землю зароешься? Спрячешься? Не, от нас не уйдёшь!
Всех вас найдём и посчитаемся!
А щас ты у нас запоёшь, как соловей!
Кто ещё из 'оплотовцев' сейчас в Харькове? Фамилии, адреса, телефоны! Быстро!
'Схидники' прищурили глаза и плотоядно, в предвкушении привычной дозы удовольствия от ощущения своего всемогущества над очередной бесправной жертвой, осматривали Александра.
Голова у него гудела от нескольких жёстоких ударов в темя по дороге сюда. 'Для профилактики', как выразились конвоиры.
Тем не менее, мысли текли спокойно, была ещё надежда, что задержание – это недоразумение, случайность и вскоре всё разрешится. А сейчас надо потянуть время, постараться найти линию поведения, при которой удастся продержаться подольше и не выдать мучителям сколько-нибудь значимой информации, которая может принести вред Жилину и его друзьям.
После первых же ответов Александра верзила махнул рукой 'гражданским':
– Гадёныш, кажись, не вкурил, что разговор серьёзный. Он – ваш!
Один из 'схидников' ударил Александра в лицо, подошли остальные. На голое тело сначала посыпался град ударов, затем что-то затрещало, запахло озоном, спину пронзила страшная боль. В руках у 'гражданских' появился электрошокер.
Им они тыкали в живот, спину, бёдра, гениталии, лицо...
Били.
Отпускали сальные шутки и словечки из блатного лексикона. Чувствовалось, что эти 'люди' ещё совсем недавно 'зону топтали' и пока не вполне освоились в своём новом качестве штатных 'представителей МВД'.
Перед глазами Александра мелькали садистские ухмылки и возбуждённые глаза палачей. Собственно, они и не ждали ответов. Для них это была такая новая игра под названием 'поизгаляться над тушкой'. В продолжение недавних тюремных развлечений в камерах.
Разговаривали палачи между собой и перебрасывались репликами на суржике и на русском, перемежаемом цветистыми словечками из 'фени'.
Когда 'схидники' немного устали, сделали небольшой перерыв.
Верзила, издевательски оглядывая избитое лицо Александра, продолжил 'допрос':
– Спрашиваю ещё раз. Кто из 'оплотовцев' остался в городе? Кто из них причастен к расстрелу демонстрантов на майдане? Кто похищал людей? Как Жилин и Кернес готовили массовые беспорядки в Харькове? Кто из ваших участвовал в освобождении здания областной администрации в Харькове?
На столе перед 'схидником' лежал сильно потёртый лист бумаги, на котором были отпечатаны вопросы.
Судя по всему, шпаргалкой для допросов пользовались часто, потому что все строки оттуда верзила помнил на память и озвучивал их с видимым злобным удовольствием:
– Кто из ваших сейчас воюет на Донбассе? Говори, с-сука! Где Жилин прячется? Где его логово? Думаешь, мы не знаем, что он в Харькове организовал подполье из казаков и беркутовцев? Всех найдём и отправим на гиляку! Ты щас нам всё расскажешь!
Сначала Александр пытался что-то отвечать, объяснять, что он не знает и не может знать ничего из того, что интересует 'схидников'. Что 'Оплот' – это не экстремистская организация и никакого отношения к террору не имеет, и никогда этим не занималась.
Разве что останавливала бандитов во время их хулиганских действий, помогала милиции и пыталась просвещать простых украинцев.
Но командира группы 'чёрной сотни' Авакова ответы Александра не устраивали. Схидники в большинстве своём и были теми самыми бандитами, которых останавливал 'Оплот' и сажал на скамью подсудимых Жилин, когда ещё работал в харьковском УБОП-е.
Сейчас это была просто месть. Месть неподкупному менту Жилину и его людям, его друзьям, от которых столько 'натерпелись' в своё время бандиты и воры.
Били и пытали Александра долго и изощренно. В конце концов, он потерял сознание и очнулся через какое-то время на полу в другой камере, прикованным наручниками к стальному тросу, пропущенному через толстую канализационную трубу.
Рядом находился ещё какой-то мужчина, прикованный к той же трубе.
Сокамерника звали Виталием и его история жизни на воле, и потом захвата 'аваковцами', оказалась очень похожей на ту, что произошла с Александром.
Новый знакомый рассказал, что его привезли сюда пару суток назад, и каждый день водят в другую комнату на пытки.
Бьют. Обливают холодной водой, надевают на голову пакет.
Пытаются выбить показания против беркутовцев, оплотовцев, активистов 'антимайдана', коммунистов. Всех тех, кого новая 'влада' назначила виновными в кровавых событиях и торопится уничтожить.
Виталий был измотан, психологически подавлен, говорил очень тихо от упадка сил и боязни, что подслушают, и опять будут бить.
* * *
Третий день у 'схидников'.
С утра о них, вроде бы, забыли, даже не принесли, как обычно, миску с баландой, кусок хлеба и кружку воды.
За Александром в этот раз пришли во второй половине дня.
Сорвали одежду, как всегда делали перед пытками, возвращая измятые порванные брюки и рубашку только после экзекуций, чтобы арестованный 'не сдох слишком быстро'.
Его подхватили под мышки и, вытащив из комнатушки, поволокли по сырому коридорчику на очередной допрос.
Опять забрызганная кровью, пропахшая потом и вонью тюремщиков, зловещая и душная пыточная камера.
Град ударов по лицу, телу, пакет на голову. Потом всё те же самые вопросы. О Жилине, об 'Оплоте', о товарищах...
Александр молчал, сжимая разбитые губы.
Вновь удары, разряды электрошокера, пакет на голову...
Александр закашлял кровью и стал задыхаться. Когда он от удушья забился в конвульсиях, пакет сняли и дали отдышаться. Затем швырнули на пол и окатили холодной водой из грязного ведра.
Кто-то из палачей рявкнул:
– Полежи, падла! Подумай пока. И не надейся, что мы о тебе забудем!
Оставив Александра лежать мокрым на цементном полу, мучители вышли из пыточной на перекур.
Дверь гулко хлопнула, в замке провернулся ключ.
Стало тихо.
Тело медленно остывало, теряя остатки жизненных сил. Била дрожь, от холода стучали зубы. В сознание медленно и душераздирающе вползали отчаяние, ощущение безысходности, бессмысленности существования.
Прошлое исчезало за дымкой забвения, уплывало куда-то в бесконечную пустоту. Тело и голова заполнялись невыносимой болью.
Хотелось прекратить эту пытку, эту вселенскую несправедливость, это издевательство над человеческим достоинством и разумом.
Но как это сделать?
Мир вокруг постепенно мутнел, терял очертания. Зрение отказывало. Подкрадывался очередной обморок, после которого, по опыту, станет ещё хуже.
Александр попытался удержаться на краю разверзшейся перед ним бездонной пропасти мрака и полной потери контроля над собой, напрягся изо всех оставшихся сил, стараясь встать и... разбить голову об стену.
Помощь уже не придёт. Не успеет! Не верится!
Он потерял всякую надежду на спасение. Он так и умрёт на этом холодном мокром цементном полу, беспомощный и истерзанный. В муках и издевательствах.
Лучше прекратить это самому, чем быть безвольной игрушкой, 'живым мясом' в руках двуногих зверей!
Встать не получилось. Не хватило сил. Кружилась голова и мир с остатками воспоминаний прошлого, всё ускоряясь, вращался вокруг узника, увлекая его, зовя за собой куда-то вдаль, в другую Вселенную...
Спустя несколько минут, немного отдышавшись после неудачной попытки подняться, Александр, подтянув к себе руки, вцепился осколками зубов в запястья. Он грыз и рвал их, не ощущая боли. Его наполняла только ненависть к мучителям и какое-то внутреннее торжество: – 'Нате выкусите! Вы мне больше ничего не сможете сделать! Я уйду туда, где вы меня не достанете!'
Вместе с вытекающей из вен кровью, уходили боль, ощущение холода, утекало сознание. Затихали звуки из коридора, соседних камер, с улицы...
Перед глазами расплывались и гасли, тускнея, цветные радужные пятна. Постепенно наступали покой и безразличие.
В голове, слабея, билась только одна мысль:
– 'Всё! Точка! Надо достойно уйти, не сломаться и не предать ребят! Они очистят Украину от этих мерзавцев! Уже без меня...'
Хлопнула дверь. Палачи вернулись. Несколько секунд ошарашено смотрели на лужу крови, натекшую на пол комнаты из перегрызенных вен задержанного, затем позвали старшего.
Тот пришёл, безразлично глянул на 'сепара' и коротко спросил:
– Сдох?
Один из палачей наклонился к Александру, проверил пульс:
– Кажись, живой ещё...
– Ну и чёрт с ним, пусть валяется. Всё равно 'обнулять' надо было. И этого, и того, второго, в его камере.
Палачи ушли, оставив Александра истекать кровью.
Он перестал слышать, ощущать могильный холод пола, вспоминать...
* * *
Грохнула дверь.
Он понял это, скорее, по вибрациям, чем услышал.
Сколько прошло времени, и почему Александр до сих пор не умер, было непонятно. Это не иначе, как его ангел-хранитель не отпускает... даёт шанс...
Зазвучали возбуждённые голоса:
– И сколько за это чмо дадут?
– Двадцать штук зелёных. Без фуфла. Так что придётся его оставить живым. Врача позови!
Кто-то выбежал в коридор, кто-то грубым голосом спросил:
– А нам сколько перепадёт?
– Сколько дадут! – отрезал властный баритон, – такие вопросы наверху решаются. Наше дело щас выполнить новое указание. Планы поменялись. Этого не 'мочим', раз нашёлся кто-то, кто за него заплатит.
Опять стукнула дверь, вошли ещё люди. Один из них опустился рядом с Александром на колени, проверил пульс, измерил давление и засуетился.
Лежащего 'сепара-террориста' подняли, перевязали запястья, сделали укол. Потом посадили на табуретку. Впихнули в рот таблетку и, влив в рот воды, заставили проглотить лекарство. Табуретку придвинули к стене, чтобы Александр не свалился.
Уплывшее сознание медленно возвращалось в тело.
Александр слышал возбуждённые голоса, понимал, что говорят о нём, но разбирал только отдельные слова.
Вскоре его подхватили под руки и волоком перетащили из 'пыточной' в общую камеру. Там быстро напялили сухую одежду, застегнули наручники и бросили на железную кровать.
Ушли.
Через несколько минут кто-то опять, лязгнув дверью, вошёл из коридора в комнату, поставил возле кровати кружку с водой, накрытую куском хлеба и миску с баландой.
Дверь, в очередной раз лязгнув, закрылась и наступила тишина.
Виталий, выждав некоторое время, поднялся и подошёл к Александру. Стальной трос, к которому были прикованы наручники, позволял передвигаться по камере. Увидев перевязанные запястья, удивлённо спросил:
– Это ещё что? Жгли? Резали?
– Нет, это я... сам... – постепенно приходя в себя, ответил Александр, – уйти хотел... совсем... не дали...
– А-а... – протянул Виталий, – зря ты это. Может, ещё выкрутимся.
– Пока я там... валялся, слышал, что они нас 'обнулять' собирались. Помешать этому... может только выкуп. У тебя есть... кто-нибудь, кто... заплатит?
– Только если ребята узнают и скинутся. Я из компартии Украины. Но много не соберут, там всё простые работяги.
– Всё равно... попытайся. Скажи этим... схидникам, что тебе нужно связаться со своими и собрать денег на выкуп. Иначе – кончат!
Виталий вздохнул и отошёл.
* * *
Александр, несмотря на вернувшуюся ноющую боль в теле и в разодранных запястьях, от усталости снова провалился в забытье. Сквозь дремоту, уже под утро услышал, как Виталий заколотил ногой в дверь.
Когда охранник открыл, сокамерник Александра нервно прокричал:
– Слышь, телефон дай! Позвонить надо!
– Чё-ё? – удивлённо раззявил рот 'схидник', медленно приходя в ярость, – ты что, мозги повредил? Да я тебе щас...
Охранник сделал шаг в комнату, намереваясь пнуть наглого 'сепара'. Тот отодвинулся назад и тихо выговорил:
– Не кричи! Я хочу денег найти. Чтоб вам заплатить. За волю. Если сам не можешь это решить – зови старшего!
Нога тюремщика, чуть не долетев до тела заключённого, остановилась в воздухе:
– Во как! Денег достать? А что, можно попробовать! Телефон щас принесу, только ежели что вякнешь лишнего, будет больно!
Тюремщик, не закрывая дверь, выскочил из камеры. Через минуту вернулся обратно с мобильником:
– Звони! Воля тебе обойдётся в двадцать штук зелёных! Если твои друзья столько наберут – связь по этому номеру! Если попытаются 'финтить' или найти тебя, то... сам понимаешь...
Виталий трясущимися руками набрал номер.
'Схидник' стоял рядом, готовый немедленно выхватить телефон из рук арестанта, если что-то пойдёт 'не так'.
На другом конце линии связи подняли трубку.
– Мама? Это я! Да, живой! Не волнуйся! – перекрывая взволнованный голос матери, быстро заговорил Виталий, – подожди, мне надо что-то важное тебе сказать, времени мало... Не могу объяснить, где нахожусь... но, чтобы меня отпустили, надо заплатить... Да... Двадцать тысяч долларов... Да, тогда отпустят... Скажи Сергею, он поможет. Связь с ... моими охранниками... по этому номеру. Всё! Больше не могу говорить!
Виталий трясущимися руками нажал на кнопку 'отбой' и вернул телефон 'схиднику'.
Тот положил мобильник в карман, раздумчиво покачал головой и сквозь зубы пробурчал:
– Ну, если повезёт, может ещё и успеешь шкуру спасти. Времени у тебя немного...
– Сколько? – поднял голову Виталий.
– Сутки – двое. Максимум – три дня! Родня денег не добудет – выведем на задний двор и шлёпнем! Без всяких там судов и прокуроров! Так что молись, чтобы денежки собрали!
Дверь, закрываясь, привычно грохнула. В замке со скрежетом провернулся ключ.
Виталий тяжело вздохнул:
– Слышал?
Александр отозвался:
– Да. Правильно сделал. Иначе – хана была бы.
Виталий хмыкнул:
– А так не хана? Где мать двадцать тыщ найдёт?
– Так хоть шанс какой-то появился. Может, друзья помогут. А иначе тебя без разговоров сразу бы в расход пустили. Я слышал.
Оба замолчали.
Потом Виталий неуверенно произнёс:
– У брата 'Жигулёнок' есть. Старый, но ещё на ходу. А вот с деньгами – труба! Разве что в нашем харьковском отделении компартии что-нибудь соберут. У нас председатель – боевая женщина, Алла Александровна Александровская. Может, слышал?
– Нет, не приходилось, – пожал плечами Александр.
– Она, если узнает, что мне смерть грозит, может организовать однопартийцев, объяснить. Может, что-то и соберут. Но двадцать штук 'зелёных' вряд ли. Это совершенно неподъёмная сумма для простых работяг.
– Ну что тебе сказать, – морщась от острой боли в запястьях при попытке пошевелиться, процедил Александр, – значит, торгуйся с этими бандитами. Или сам, или пусть кто из твоих коммунистов, кто понаходчивее, попробует. Надо ж понимать, что если тебя 'схидники' шлёпнут, то ничего не получат. Вообще!
А вот если отпустят – то, жигулёнка на ходу поимеют и какие-то деньги, что твои коммунисты соберут. Это ж всё-таки лучше, чем убить забесплатно! А эти ж бандюганы – жадные! Так что, думаю, дело может выгореть, даже если денег и меньше, чем надо, окажется.
Виталий облегчённо выдохнул. К нему вернулась надежда на счастливый исход.
* * *
Александр, прижав к груди забинтованные руки, отвернулся к стене. К нему тоже вернулась надежда на освобождение. Найти его в застенках у 'схидников' и предложить им выкуп мог только Жилин через свои связи в милиции и бизнесе.
И теперь, если Женя смог это сделать то теперь... остаётся только ждать. Алчность вчерашних бандитов всё сделает сама. Тем более, что информация о выкупе к ним попала 'сверху', от начальства. Тут уж не 'соскочишь', да и незачем. Ведь какая-то доля от выкупа причитается и тюремщикам.
Значит, Жилин, как узнал о похищении Александра, времени зря не терял – нашёл нужных людей в окружении Авакова и предложил им выгодную сделку.
Собственно, он так делал и раньше. Своих не бросал. Выкупал, отбивал, менял на какие-то выгодные предложения, договоренности.
Женя Жилин был настоящим другом! И раз он занялся освобождением Александра, то теперь можно и немного расслабиться.
Зря он грыз зубами запястья, зря пытался покончить с собой... Грех это... Хотя... кто ж его знал, что так всё обернётся? И что в последний момент придёт спасение? Может быть, не было бы первого, не появилось бы и второе?
Пути Господни неисповедимы...
Глава 2. Характер – это судьба!
Дописав последний лист заключения по делу, Евгений поставил в конце предложения жирную точку. Чуть ниже текста, у самого края страницы, внёс дату и размашисто подписался.
Ну, вот и всё. Ещё один материал готов для передачи в суд.
Евгений коротко выдохнул, сложил разбросанные по столу бумаги в папку, завязал тесёмки и бросил её на стопку других завершённых дел, сдвинутых на правый угол стола.
Горки папок – с текущими делами слева и с завершёнными справа, почти сравнялись по высоте.
Но работы ещё много, очень много. А ведь завтра начальник отдела почти наверняка подбросит ещё пару-тройку новых материалов.
Как хочешь, крутись, но успевай!
Евгений вздохнул, потянулся за остывшим чаем, который, чтобы ненароком не опрокинуть, переставил на соседний стол отсутствующего коллеги. Взялся за алюминиевый подстаканник с утопленным в нём гранёным стаканом, поднёс ко рту и отпил глоток. Облизал языком губы, взглянул на часы.
Половина второго ночи. За окном кабинета давно уже темно. Оттуда, со звёздного неба, в комнату укоризненно пялится жёлтая луна.
Аня опять будет ругаться и дуться на мужа. Он же всё время обещает ей приходить с работы пораньше, чтобы оставалось время пообщаться, сходить куда-нибудь в кино, в театр, в гости, наконец.
Обещал... Да..
Но никак не получается, хотя и нести бремя вины перед женой тяжело. Эту укоризну от ночного светила в окне ночами и в нечастые часы общения с Аней он ощущает постоянно, но не может себе позволить также, как его коллеги в конце рабочего дня – быстро убрать все секретные материалы, папки с делами в сейф, запереть его и, махнув рукой сослуживцам, со спокойной совестью уйти домой, к семье. Оставаться на службе допоздна лишь в исключительных случаях, по личной просьбе начальства и с условием, что заплатят сверхурочные.
Просто так, работать на износ, за здорово живёшь, никто из товарищей капитана Жилина не хотел, да и не был обязан.
Евгений не мог себя заставить поступать также.
Может быть, потому что эта желанная работа досталась ему гораздо труднее, чем коллегам?
Для него за простыми бумажками и картонными папками с документами стояла не просто рутина, а виделись люди, их судьбы, трагедии, необходимость торжества закона и справедливости.
И в запутанных, и в простых, на первый взгляд делах, пряталась правда, которую нужно было найти, отмыть от грязи и случайного мусора, осмыслить, задокументировать согласно действующим правилам системы. Потом передать результаты следственных действий в суд с надеждой, что там решат по справедливости.
Для Евгения каждое порученное ему дело вне зависимости от статуса фигурантов, порядка украденных денежных сумм и внимания начальства, являло собой вызов. Вызов от жизни, проверку от некоего высшего судии 'на вшивость', 'на слабо', на твёрдость своим принципам. На способность нести в этот мир, наперекор всем дьявольским козням и 'стечениям обстоятельств', справедливость, – карать злодеев и защищать невиновных или случайно оступившихся людей.
Евгений откинулся на спинку стула, обхватил затылок руками и задумался:
– Тяжело. Да. Времени на семью не хватает, всегда виноват перед женой. Всегда занят по службе. Что его здесь держит так крепко? Почему он не может жить, как все?
Евгений отпил ещё глоток холодного чая и попытался сбросить накопившееся напряжение дня.
Повёл плечами, крутнулся на стуле. Слегка расслабился:
– Да, почему он не может жить как все? Что, ему больше всех надо? Или наоборот – он слишком глупый? Не деньги зарабатывает, а просто так тратит свою жизнь? На великую цель – на мифическую справедливость? Нужна она сейчас, в это воровское время кому-нибудь, кроме капитана УБОП Евгения Жилина?
Вряд ли... Но, иначе ему нельзя! Ради этой святой справедливости, ради правды, ради жизни по совести, он и рвался работать в УБОП – главное, как считал, милицейское ведомство по борьбе с бандитами и защите порядочных людей.
Конечно, может быть, Евгений наивный, молодой, даже где-то ещё романтик, не всё правильно оценивает в жизни, но изменить свои убеждения не может.
А сколько его отговаривали! И друзья, и родственники, и знакомые!
'Не твоё это дело – милиция! Да и не возьмут тебя, там такой блат нужен и 'бабки' для поступления, что извини. У тебя же нет ничего. Гол, как сокол! Займись лучше бизнесом – это и выгоднее, и полезнее для здоровья!'
Евгений и сам прекрасно понимал, что бизнесом заниматься выгоднее, чем пахать за небольшую зарплату с постоянным риском для жизни. Как для себя, так и для семьи. Умом всё прекрасно понимал, но вот сердце толкало к другому.
Говорят, характер – это судьба!
Вот и у Евгения конфликт между выбором души и голосом разума. Всему виной обострённое чувство справедливости, которое впитал в себя маленький Женя вместе с атмосферой в семье, из прочитанных книг о героях и негодяях, из фильмов о Великой Отечественной войне. Из высших духовных ценностей, которые чтили и разделяли отец, мать, родственники и уважаемые мальчиком взрослые.
