Текст книги "Земля наша велика и обильна..."

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

ГЛАВА 15

Проснулся чересчур рано, не спится, гнетет нечто тревожное, будто просмотрел что-то важное и теперь вот-вот все рухнет. Позавтракал, вышел на балкон и распахнул окно.

Воздух после ночного дождика сырой и промозглый, небо в мелких темных тучах, очень плоское, ровное. Я засмотрелся на темные компактные тучки, плечи сами по себе передернулись, будто по спине пролилась струйка холодной воды. На мгновение увидел с ужасающей ясностью, что смотрю со дна глубокого пруда вверх, где медленно плывут неопрятные льдины.

Даже не плывут, а застыли, плотно сомкнувшись краями, там лед тоньше, просвечивает, каждая льдина темная в середине и просвечивает по краям, так что небо как будто накрыто прохудившейся стеганкой, где комья сбились, а на месте простроченного почти белое пространство.

Если смотреть вот так вдаль, то этот лед тянется дальше и дальше, все уплотняясь, просветы все реже, за горизонт, но и там небо остается абсолютно плоским над выпуклой землей.

Плечи передернулись, слишком уж живое воображение, политик должен быть, аки… не знаю, но впечатлительным быть не должен. Россия давно уже не скована льдом, хотя, конечно, в сравнении с другими странами – у нас одно мельтешение и неуклонное отставание, несмотря на победные реляции об успехах экономики и намечающихся тенденциях и предполагаемых сдвигах в макроэкономике отдельных регионов. Исламский мир бурлит, как котел с кипящим железом. Китай стремительно реализует космическую программу и строит державу нановека. США ломают голову, как переделать человека на генетическом уровне. Индия запустила первый космический корабль, а еще объявила о предполагаемой дате высадки индийского космонавта на Луну. Бразилия объединяет вокруг себя латиноамериканцев и неожиданно заявляет о себе как о второй силе на Американском континенте, где есть нефть Венесуэлы, неисчислимые запасы других стран и, главное, неисчерпаемые людские ресурсы, с которыми надо теперь считаться всерьез: уже в Штатах «бронзовых людей» больше трети!

А Россия… Россия все еще подо льдом. На дне промерзающего океана.

Я зябко дрогнул всем телом, захлопнул окно и поспешил к выходу. Я не хочу оставаться на дне. И постараюсь вытащить на поверхность всех, кого смогу.

Белович и Лукошин по моей просьбе обзванивали и договаривались с членами бюро партии о срочной встрече, а я обложился справочниками и работал с утра до ночи. Правда, в современном мире это «обложился справочниками» звучит уже непонятно: просто я пошарил в Интернете расширенным поиском и насбрасывал в отдельный файл множество фактов, что станут кирпичиками в моем спешно сооружаемом здании.

За день до сбора членов бюро ко мне зашел Белович, привычно подтянутый, в белой рубашке и с умело повязанным галстуком, очки придают строгость и академичность, поинтересовался:

– Ну что, Борис Борисович, готовы? Или признаетесь, что ляпнули сгоряча? В полемическом азарте?

– Ни в азарте, ни в угаре, – ответил я. – Мы не обращали внимания на многое, что творится в мире, занятые какой-нибудь мелкой хренью, вроде писсуаров на улице, а за это время уже не только грозные тучи надвигаются, уже пахнет порохом от всех границ!.. Увы, Василий Маркович, в других партиях неглупые люди, я не скажу, что у нас самые талантливые, но то, что у нас те, кто сперва заботится о Родине, а потом о себе, – скажу!.. Почему Паприщенко, директор Стратегического Центра Глобальных Исследований, он же замруководителя партии «Россия – великая страна!», не заметил того, что заметил я? А потому, что все его помыслы на том, чтобы из замруководителя стать руководителем!.. И уже самому красоваться на первых страницах газет, давать интервью по жвачнику, выстроить виллу не в Подмосковье, а в Испании, а то и купить там старинный замок…

– Зачем? – спросил Белович непонимающе.

– Для понтов, – ответил я раздраженно. – Он тоже, несмотря на интеллект, всего лишь человек!.. С желудком и мочеполовой системой.

– Человечек, – отмахнулся Белович.

– Если по уму – человечище, – поправил я, – а по душонке – человечишко. У нас же в РНИ все горят стремлением принести пользу России, разве не так? И если я сумею найти нужные слова, правильно обрисую ситуацию, то сможем переломить общее мнение.

Он кивнул, хоть и несколько замедленно, все еще сомневаясь, пойдет ли наш актив на такое радикальное изменение линии всей РНИ, сказал нерешительно:

– Это впервые мы отходим от проблем собственно России.

– Нет, – возразил я, – Россия – не отдельная планета в пространстве. Мы отходим от мелких проблем, даже не проблем, а проблемок и всяческого мусора, в котором хотят утопить нашу партию. Сами копаются в этом мусоре – ладно, хотя я, как гражданин России, должен бы желать, чтобы и «Россия – великая страна!» выбралась из мелочовки и занялась решением крупных проблем… но я, правда, как человек с нормальной психикой, доволен, что им дерьмо все еще залепляет глаза, а мы уже взлетели!

Он хмыкнул, губы тронула легкая улыбка.

– Стыдно признаться, но я… тоже.

– Видишь ли, у Штатов несомненный технологический перевес, но это сейчас, сегодня. Китай уверенно догоняет заокеанского соперника. Аналитики говорят, что экономическая мощь сравняется через три года, а потом Китай начнет уходить вперед. С этого времени он и начнет разворачивать свой собственный противоракетный зонтик над всем Китаем, а его вооружение перестанет уступать американскому. К сожалению, Штаты ничего не смогут сделать, ибо Китай по-прежнему будет воздерживаться от любых прямых завоеваний, а влияние будет наращивать за счет проникновения своих жителей в Россию, арабские страны, Пакистан и даже Турцию, где они смогут взять под свой контроль значительную часть экономики. К тому же Япония обрастет такими мускулами, что… Собственно, она уже сейчас в состоянии выйти из-под полного контроля Штатов! Когда это произойдет…

– А произойдет?

– Обязательно, – сказал я с убеждением. – Другой мир, Василий. Это Англия или даже вечно фрондирующая Франция могли бы не выйти, все-таки общая платформа, а Япония… Это даже не христианский мир. Они выйдут обязательно. И при первой же возможности поборются за лидерство.

Он хмыкнул.

– Как уже борются в жестоких торговых войнах.

– Эти войны становятся все ожесточеннее, – согласился я. – Штаты душат Японию торговыми санкциями, стараются не дать ей усилиться сверх разумного, но японцы, сам видишь, оскорблены таким отношением и лелеют надежду на реванш. Только реванш будет не в торговле, а в военной области! Это будет кошмар для всех жителей заокеанской державы: там все еще помнят Перл-Харбор.

– Японцы уже не те, – заметил Белович.

– Да, – согласился я, – внедрение заокеанского образа жизни сделало свое дело, благородные самураи остались в фильмах. Однако воевать все равно смогут.

– По-штатовски?

– Да. Недаром же они охотнее всего разрабатывают всевозможные модели роботов!

– Ну, до роботов далеко…

– Однако высокоточное оружие конструируют вовсю!

– Но не производят… вроде бы.

– Во-первых, как ты верно подметил, «вроде бы», а во-вторых, при их экономической мощи могут за пару месяцев наладить производство ядерного оружия и начать строить межконтинентальные ракеты сразу в пяти городах страны.

Он вздохнул.

– Япония придет позже… По-настоящему сейчас Штатам противостоит только наш недавний союзник и вообще «русский с китайцем – братья навек». А мы в глубокой…

Я поморщился.

– Василий, ты слишком часто это говоришь.

– Да? Наверное, все еще не могу поверить. Уж очень хорошо помню по школьным учебникам, как помогали Китаю… это была такая беднейшая страна из сплошных деревень. Нищая и вечно голодающая… Так вот, Китай уже утвердился как хозяин всей Азии, а теперь старается утвердиться и как мировой лидер. Да, сейчас двуполярность… Но, боюсь, скоро мир снова станет однополярным. Только во главе будет уже не Америка, не Америка…

– Мы снова, – ответил я, – снова у руля мировой политики, как это ни странно! Именно Россия снова может резко изменить карту мира, расстановку сил… да что там сил – цивилизаций! И навсегда изменить будущее.

Он сказал невесело:

– Одна из невеселых заповедей политика: лидеру политической партии гораздо труднее удовлетворить своих друзей, чем бороться с врагами.

Я вздохнул.

– Это я уже усвоил.

– В самом деле усвоили, Борис Борисович?

– Ощутил на своей шкуре, – поправился я. – Может быть, скоро запомню, что это и есть норма.

Он покачал головой.

– Для политика вы недостаточно гибкий человек. У политика хребет должен быть гуттаперчевый. Вот вам еще одна несокрушимая заповедь: партия по природе своей крепче держится за свою неприязнь, чем за свои принципы. Потому от неприязни к Штатам отказаться будет трудно, очень трудно. Все та же ситуация с коровой соседа.

Я задумался, кивнул.

– Тогда будем опираться не столько на членов нашей партии, что помешаны на неприязни к Америке, сколько на посторонних людей, которым по фигу и Америка, и Россия, и все страны мира, а не по фигу только свой карман и желудок. В давнее время американские политики сделали ставку на этого человечишку и… выиграли.

Белович морщился, кряхтел, хмурился, наконец сказал с великой неохотой:

– А вы представляете, на кого тогда придется опираться? В первую очередь на всю ту дрянь, что всегда стелется под сильного. Всегда. Они и раньше мечтали стать американцами, да только на хрен американцам такое дерьмецо?.. Это они называли детей Гарольдами да Роландами, а себя в Интернете – Генрями или Ричардами, к тому же обязательно в латинской транскрипции… Им в кайф! Еще и медали будут требовать, мол, мы – первые… Противно.

Я тоже скривился, но лишь пожал плечами.

– А что делать? Когда ставка на массы, сам понимаешь, чем прельщать: билетом на концерт Рахманинова или бутылкой водки. Верно, больше всего сторонников будет среди любителей халявы. Я читал как-то мечтания одного… там приводится размер пособия на безработного в Штатах, сладкие ахи, мол, я бы так всю жизнь жил, на фиг мне с таким пособием искать работу… Что меня разозлило, так это отклики! Ни одна же сволочь не сказала, что пособие хорошо, но лучше все-таки работать. Хотя бы из-за более высокой зарплаты! Нет, на хрен нам высокая зарплата, всех денег не загребешь, зато у нас духовность…

Распахнулась дверь, ввалился Лукошин. После вечернего визита ко мне домой он даже внешне как-то подтянулся, в смысле – слегка подобрал пузо, даже рубашку сменил и галстук повязал, хоть и криво, но все равно прогресс – Лукошин при галстуке!

Он прислушался к разговору, сказал саркастически:

– Ну да, раскатали губу! Так Штаты и восхотят вас, сопливых и ленивых, принять в свой чистый и ухоженный мир! Одно дело, когда принимают по тысяче эмигрантов в год, это переварить можно, но сто сорок миллионов? Мы же засрем всю страну!

Я поморщился.

– Во-первых, все сто сорок миллионов не ринутся в Америку. Это раз. Во-вторых, в самой Америке есть те, кто не хотел бы в ней присутствия русских вообще, и есть те, кто хотел бы их очень. Мы будем ориентироваться на вторых.

Белович добавил:

– И стараться расширить их круг.

– Да, стараться расширить.

– Так вам и дадут, – сказал Лукошин сварливо. – Да они удавятся, но не захотят подвинуться. Им все равно, что мусульмане уже в их собственной Америке вот-вот возьмут верх. И что негров и мексиканцев уже большинство. Всем кажется, что э т о случится не при их жизни, а после них – хоть потоп.

Оба смотрели на меня, я вспомнил профессора Олдвуда, что вынужден заниматься политикой, покачал головой.

– Нет. Не всем так кажется. У нас есть на кого опереться и в Америке.

– Самое большое сопротивление будет от партии лодырей, – сказал Белович. Уточнил: – Местных лодырей, тунеядцев, халявщиков, что предпочитают жить на пособия. Их партия и так все время требует увеличения пособий, а тут подвалят еще сто сорок миллионов рыл, что не хотят работать!.. Да местные костьми лягут, но не допустят присоединения России.

Лукошин грустно кривился, но не спорил. Я ощутил раздражение.

– Почему сто миллионов халявщиков? Мы же не халявщики?.. Это первое. А второе – западные менеджеры сразу возьмут все производство и экономику в свои руки. Их послушают, послушают!

– Потому что штатовские? – сварливо поинтересовался Лукошин.

– И потому, – согласился я, – а еще русскому человеку всегда нужен барин. Вот приедет барин, барин нас рассудит… Барин простому человеку нужен, чтобы тот заставлял делать то, что русский и сам бы хотел делать: бросить пить, по утрам чистить зубы и делать зарядку, хорошо работать и много зарабатывать, хорошо одеваться, покупать новые квартиры и хорошие новые машины… Только самому трудно заставить себя, если можно не пойти на работу, а вместо этого вмазать по банке, но вот если будет приказывать барин… Барина можно критиковать, над ним посмеиваться, даже ненавидеть его всеми фибрами, но необходимость барина-немца наши признают еще со времен Рюрика!

Через два дня я стоял у входа в офис и с радушной улыбкой наблюдал, как подъезжают одна за другой машины. Пожалуй, мы единственная партия, у которой даже руководящие члены прибывают на жигулях, волгах, москвичах, а то и пешочком от ближайшей станции метро. Вон прибыл на потрепанном москвиче Чуев, руководитель тамбовского отделения РНИ, плотно сбитый, моложавый, одет с присущим политику консерватизмом, ибо в своем регионе ориентируется в основном на старшее поколение, зато следом за ним вышел из мицубиси восьмидесятого года выпуска – как только еще ездит? – Давыдов, молодой и очень энергичный лидер националистов Орла.

Я сошел по ступенькам, обменялся рукопожатием с Давыдовым, обнялся с Чуевым.

– Спасибо, что прибыли!

– Но ведь что-то срочное? – спросил Чуев.

– Очень, – заверил я. – Разве я решился бы созывать всех так внезапно?

Чуев размашисто перекрестился, бросил беглый взгляд по сторонам, есть ли корреспонденты, что должны запечатлеть его приверженность именно православной вере, спросил с тревогой:

– Снова какая-то беда?

– Еще нет, – ответил я. – И если мы примем правильное решение, то беда будет для других партий, а мы соберем победные фишки.

– Ого, – сказал он. – Располагай мною.

– Ловлю на слове, – сказал я серьезно. – Мне понадобится каждый голос.

Третьим прибыл Троеградский, сильно постаревший за последние годы экс-чемпион Советского Союза по лыжам, председатель пермского отделения РНИ, он не обнимался и не пожимал руку, а звучно хлопнул по моей подставленной ладони, в его время так было принято обмениваться приветствиями, а мне, как лидеру партии, нужно знать все стили приветствий, уметь отвечать легко и непринужденно, таким образом молчаливо входя в этот закрытый клан, ложу, общество.

Власов и Белович, как мои заместители, стояли чуть выше по ступенькам, ближе к входу, тоже обнимались, пожимали руки, хлопали по плечам и спинам, улыбались, отпускали шуточки. В помещении неожиданно бразды в руки взяла Юлия: вспомнила, что вообще-то училась на имиджмейкера, серьезно готовилась к этой профессии, так что приняла самое живейшее участие в шоу, как она называла съезд активистов, привела двух подруг и тоже подключила к работе: подготовить и украсить зал, привести в порядок буфет, создать атмосферу праздничности и торжественности одновременно.

Общий съезд у нас проводится обычно в снятом на это время помещении, но для пленума хватит и той самой большой комнаты в нашем здании. Делегаты поочередно входили в распахнутые двери, двое молодцев в хороших костюмах стоят неподвижно, только прощупывают всех взглядами: нет ли при себе оружия.

Белович встретил меня в коридоре, шепнул:

– Гиены пера что-то проведали, пытаются заслать сюда корреспондентов.

– А что ты сказал?

– Я? Пообещал, что потом их ни один ветеринар лечить не возьмется.

– Думаешь, утихнут?

– Дык демократы же, – сказал он, даже слегка обиделся. – Они свои драгоценные шкуры берегут. На всякий случай я дал указания ребятам у входа. Комар не пролетит!

– Только без мордобоя, – предупредил я. – Эти сволочи сами же нарвутся, а потом нас обвиняют! А другие сволочи поддерживают!

Он криво усмехнулся.

– Помните, хотя экипаж «Колумбии» и состоял из семи человек разных рас, наций и вероисповеданий, после просмотра всех телепередач о трагическом крушении челнока у всех сложилось впечатление, что там погиб только еврей. Так и с этими… То, что в Москве ежедневно пять человек погибает на дороге, шестерых убивают в бытовых драках, сорок человек получают травмы, – это нормально, но если где журналист сломает пальчик, когда копает в ноздре, – беда, по всем телеканалам будет крик!

– Вот-вот, – сказал я. – Бди!

Он повернулся к выходу, а я отправился в зал. Ближе пройти напрямую, но я трусливо обогнул по дуге, выглянул из-за кулис. В зале мест всего на пятьдесят человек, тот еще зал, да за столом поместятся трое. Если приставить стулья с боков, то пятеро. Небольшая трибуна с микрофоном, для такого случая вытащили ее из кладовки.

Я всматривался в лица сидящих, сердце колотится, как у зайца. Здесь все – патриоты, все интересы России ставим выше своих личных, что вообще-то современному человечку несвойственно, будь он в Америке, России или в далекой Австралии. Разве что в Палестине или Чечне благо своей страны выше своего личного, но там условия проще, понятнее, противник на расстоянии протянутой руки. Правда, там весь народ на таком подъеме, а в России… да, только мы, РНИ. Капля в море.

Но и патриоты патриотам рознь, вон Цуриков и Уховертов – да, патриоты самые что ни есть прямые, без завихрений, для них Россия – превыше всего, а вот Кузнецов патриот, несколько сдвинутый на уничтожении Америки. Сдвинутый настолько, что, если бы ему предложили дать всем русским по тысяче долларов или же отнять по тысяче у американцев, без колебаний выберет второе.

Сперва рутинные вопросы с выбором президиума, сошлись на Чуеве, Давыдове, Троеградском и Кузнецове, выбрали председательствующего, им единогласно стал Власов, как самый солидный и бегемотисто спокойный. Люблю наш РНИ: чаще всего на выборах царит единогласие, все драки проходят раньше, в то время как у демократов именно на выборах и выплескивается вся та грязь, которую приличные люди прячут. Она есть у всех, никуда не деться, но воспитанные граждане все-таки на люди не выносят.

Власов постучал по столу, грозно насупил огромные мохнатые брови, похожие на крылья летучей мыши, сказал громко:

– Тихо-тихо, успокоились все! Слово для доклада имеет лидер партии «Российская Национальная Идея» товарищ Зброяр!

В зале раздались дежурные аплодисменты. Ни жаркие, ни бурные, ни вялые, а именно никакие, дежурные. Все-таки вежливый у нас народ. В смысле, в РНИ вежливый, демократы же считают, что похлопать из вежливости – это покривить душой, не догадываясь, что существуют еще и правила хорошего тона.

Деревянными шагами я вышел к трибуне, кинопроектор в руках, поставил перед собой. Вообще-то можно говорить и без микрофона, передний ряд от меня на расстоянии вытянутой руки, да и трибуна только для торжественности момента, хотелось встать рядом, ненавижу выглядеть глупо, но разве не глупо, когда человек в жару надевает рубашку с галстуком, а потом еще и костюм? Есть условности, с которыми лучше не спорить.

Я сглотнул ком, заговорил громко и внятно:

– Я попросил вас, актив бюро нашей партии, собраться срочно для обсуждения текущего момента. Ситуация сложилась очень серьезная, но мы за текучкой дел просто не замечаем опасности. Перед тем как перейти к основной теме, давайте посмотрим на ситуацию в мире.

ГЛАВА 16

На трибуне рядом с микрофоном предусмотрен выключатель, я щелкнул, свет погас. В полутемной комнате яркими прямоугольниками проступили зашторенные окна, секундой спустя на экране появилась карта мира. Я повернулся боком и, наблюдая за людьми, работал клавишами и мышкой, выделяя места на карте, укрупняя, выводя на них картинки, графики и цифры.

– Мы едва ли не впервые, – сказал я, – смотрим на карту мира, а не на карту России, как смотрели всегда. Что, собственно, вроде бы понятно и оправданно – что нам весь мир, жила бы Россия! Но так было оправданно в том старом мире, из которого все мы вышли. Сейчас мир другой. К тому же – меняется стремительно. Социологи сходятся во мнении, что через тридцать лет западная цивилизация исчезнет. Тридцать лет – это значит, что эти перемены произойдут еще при нас! Да-да, по обобщенным данным социологов и футурологов, на планете через тридцать лет останется двенадцать процентов европейцев, треть будет старше шестидесяти лет, а каждый шестой – старше восьмидесяти.

Я перевел дыхание, все сидят пока спокойно, смотрят с вежливым ожиданием. Сначала всегда идут общие фразы, ни один докладчик не берет быка за рога с первых слов, и, похоже, мои предостережения пока что улетают впустую.

– Сама же Европа, – сказал я чуть громче, – как культурная общность будет сметена исламом, в нем к тому времени окажется не столько самих арабов, сколько турок, курдов и негров. Христианская культура сойдет на нет и полностью исчезнет даже не из-за какой-то там резни, а просто в процессе быстрого вымирания носителей христианства: русских, англичан, вообще европейцев.

Я перевел дыхание, выделил на карте Россию, увеличил в размерах, сказал с нажимом:

– Россия, естественно, потеряет весь Дальний Восток и Сибирь! Их получит Китай. Что-то получит Япония, но это уже их спор или сговор с Китаем. Мы сделать ничего не сможем. Вся Центральная Азия и Кавказ станут исламскими. В том море мусульман потонут и Грузия с Арменией. Американцы с европейскими корнями уже сейчас в меньшинстве в Калифорнии и в Техасе, через пять лет калифорнийцы потребуют двойного гражданства, открытых границ с Латинской Америкой, двуязычной системы образования, а еще через десять лет на всей территории США опустеют католические церкви, а будут возведены храмы древней культуры ацтеков, майя.

Некоторые оживились только при магическом слове «Россия», но снова увяли, когда я перешел к Америке, хотя говорил, понятно, приятные вещи: проклятая Империя Зла будет сметена хоть и не нами, но все-таки сметена.

– Америка, – продолжил я, – оглядывается с опаской на Северную Корею и мусульманский мир. Да и все страны смотрят на это противостояние с интересом, но все почему-то забывают про Японию. Да, там демократия и все такое. Но все еще Япония. Все еще страна, потерпевшая поражение в войне с противником, который применил атомную бомбу против мирных жителей! Который победил не силой духа, а высокими технологиями. И сейчас Япония старательно наращивает мощь в сфере этих самых высоких технологий. Да, ей запрещено держать армию и создавать атомное оружие, но ее научно-промышленный потенциал настолько высок, что ядерное оружие там способны создать в считаные недели. Прочее высокотехнологическое оружие – за месяцы. Пока Америка тягается с исламским миром, Япония спешно наращивает технический потенциал. И, судя по косвенным данным, она считает Америку не только конкурентом в сфере торговли, но и противником, с которым пока рано тягаться в военной сфере, нужно улыбаться и кланяться, а пока копить ярость, чтобы однажды, когда придет священный час…

Заметив замешательство на лицах, я повысил голос:

– Я не случайно начал с дел международных! Как вы поняли, Америку крепко зажали. Я вижу на ваших лицах злорадство. Такое же видите на моем… Да, все мы, что человеку свойственно и естественно, желаем, чтобы Америка поскользнулась на банановой шкурке. Хорошенько так это поскользнулась, дабы копыта кверху, а затылком о кафельный пол!.. Понятно, так желают во всем мире, даже в тех странах, которые Америка считает союзниками. Если уж в Англии восемьдесят процентов населения желали поражения Америке в Ираке, то чего говорить о Германии или Франции, Турции или Китае? Про нас, Россию, я уж и вовсе молчу. Тут недавно снова услышал анекдот про каменоломни, вот-вот, вижу по вашим лицам, что и вы уже в курсе.

Они в самом деле ухмылялись, переглядывались, кто-то откровенно ржанул, не удержавшись.

– Вообще-то анекдоты, – сказал я, – прекрасный индикатор не только настроений, но и тенденций развития общества, даже тех или иных технологий. Анекдоты о сексуальных свободах появились еще в эпоху строгой морали, уже тогда ощутили, в каком направлении двигается общество! Так и сейчас плодится все больше анекдотов… подобных услышанному. Наступает великое противостояние цивилизаций, к чему мы оказались не готовы. Слишком долго шло противостояние идеологий, все следили за великой битвой гигантов: СССР и США, а тем временем выросли и набрались экономической и технической мощи страны, что оставались на периферии зрения…

Слушают внимательно, но я видел по лицам, что начинают недоумевать. Все-таки мы – националисты, что значит: была бы жива Россия, а все остальные – на фиг! На предыдущих пленумах говорили о России и только о России, да еще иногда о жидомасонах, что захватили власть и не дают русским ходу. Власов старался эти разговоры пресекать, как уводящие в сторону, а Лукошин, напротив, поощрял, оправдывая тем, что такие напоминания поднимают ярость масс, а это очень важно для сплоченности. Вот чеченцы чувствуют себя обиженными, потому и дерутся так яростно, если же русских так же истоптать жидами, то и русские, мол, воспрянут, начнут запрягать, на что Власов резонно отвечал, что у русских отличительными чертами были покорность да еще богомольность, смирение и все такое, а казаки, что далеки от смирения, почти что уже и не русские…

– Вы смотрите и слушаете новости, – сказал я. – Многие из вас благодаря Интернету оперативно получают рассылки прямо с сайтов отечественных и зарубежных изданий. Не буду напоминать, что Америку взяли в клещи. Она увязла в противоборстве с исламским миром, а этим воспользовались в первую очередь Япония – давний противник Америки, и, конечно же, Китай. К тому же, как ни странно, немалую поддержку противникам Америки оказывают Индия и Пакистан! Казалось бы, надо друг другу палки в колеса ставить, а они еще и в антиамериканизме соревнуются! Словом, ситуация в мире резко обострилась, что не может не задеть нас…

Цуриков выкрикнул с места:

– Борис Борисович, мы еще не правящая партия, а вы не президент!

Я развел руками.

– Все верно. Мы не можем влиять на события так, как хотелось бы. А президент, увы, больше занят проблемами своего имиджа. Он заканчивает править первый срок, очень хочет получить возможность рулить еще четыре года. Кроме своей предвыборной кампании, он ничего не видит! Потому я и потребовал созыва бюро, чтобы предложить новую концепцию продвижения наших идей. Все мы понимаем, что только мы, националисты, выражаем интересы народа, страны, государства! Все остальные партии – рвачи, мечтающие добраться до власти и хапать, хапать, хапать, а потом сбежать на Запад. Мы потому и националисты, что нам не безразлично, кто живет в России, как живут русские, куда идет наша страна.

Они смотрели очень серьезно, я вглядывался в их лица, червячок сомнения, что шевельнулся было, стыдливо спрятался под камешек. Да, хоть Цуриков, хоть Уховертов, хоть Троеградский – разве не заняли бы с их умом и талантами высшие должности в других партиях, где не столь трудные программы? Уж точно стали бы там лидерами, более того – привели бы те партии к власти. Правда, либо пришлось бы вести обещанную политику, что значит: Бога нет, воруй и предавай направо и налево, либо, придя к власти, попытаться изменить курс, но такое не под силу даже президенту страны. В смысле, изменить курс, ибо президент приходит не сам, а вместе со своим штабом, своей партией, что страхует его, защищает, поддерживает, укрывает от нападок и сама наносит упреждающие удары. Президент, попытавшийся пойти против воли партии, обречен. Потому эти умные и талантливые люди, а главное – честные и радеющие, как в наше рыночное время ни странно, не за свой карман, а за страну, здесь, в партии националистов.

– И вот сейчас, – продолжал я с натиском, – как партия, для которой важно не нахапать, а принести пользу России, а вместе с нею и всему миру, давайте подумаем: что для России сейчас особенно важно? Да, что важно? Прочертим хотя бы пунктиром ее путь в будущее, а уж потом выработаем программу, с которой выйдем на выборы.

Я оставил на стене большую карту России, обогнул трибуну и оказался лицом к лицу с сидящими в зале. Как ни странно, ощутил себя легче, трибуна обязывает, а так я могу говорить и спорить раскованно, здесь все мои соратники, мои друзья, мои единомышленники.

Уховертов из первого ряда посмотрел на меня настороженно.

– Что-то уж очень торжественно, – сказал он. – Что-то случилось?

Я мотнул головой.

– С нами – нет. Но с миром – да. Мы все еще мыслим по старинке. Для нас «вторжение» – это все еще наступление большими массами войск. Но в Китае вообще не проводится мобилизации! Все идет как обычно. Но в России уже девять миллионов китайцев, и каждый год их количество возрастает на… не помню точно, но у меня волосы встали дыбом, когда увидел первый раз. Поймите, количество русских из-за вымирания уменьшается каждый год на несколько миллионов человек, а количество китайцев на столько же увеличивается!.. Что вам еще надо? Зачем Китаю вторгаться с танками и многомиллионной армией, когда Россия и так постепенно переходит под китайский контроль?

Он поморщился.

– Какие вы сильные слова выбираете…

– А вы знаете, – ответил я ему и одновременно залу, где с напряжением ждали ответа, все-таки Уховертов спрашивал как бы от имени всех, – а вы знаете, что уже четыре процента нашей экономики под контролем китайцев?

Он фыркнул.

– Борис Борисович, не смешите мои тапочки. Что такое четыре процента?

– В этом году будет пять или шесть. А в следующем – семь. Если не все девять. Чем китайцев в нашей стране больше, тем более быстрыми темпами усиливают влияние. У них прекрасно поставлена разведка, исключительно эффективно работают «триады», и, что удивительно, «триады» в этом случае сотрудничают с китайской разведкой, а та делится с ними своей информацией…

– Не поверю! Китайцы жестоко расправляются с бандитами.

– Это у себя! А здесь прежде всего осознают себя китайцами, а уже потом – кто из них на стороне закона, а кто против. Эх, нашим бы такое осознание общности нации…

В комнате уже негромко переговаривались, указывали на карту кто глазами, а кто и пальцем, прислушивались ко мне, а Троеградский пробормотал громко:

– Не думаю, что Китай и Япония такие уж союзники… Да, сейчас у них общая цель, наброситься на Дальний Восток, но Китай помнит, что только во Второй мировой войне японцы убили больше двадцати миллионов китайцев.