Текст книги "Мрак"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Вскоре услышал голоса, ноги сразу понесли неслышным волчьим шагом. Слух и запахи подсказали, что вблизи тайник с фальшивым камнем. Но также пахнуло теплом чересчур близко, и Мрак ощутил, что прямо перед ним скорчился человек.

Шерсть встала дыбом. Он едва не зарычал, тут же волна стыда и унижения нахлынула с такой мощью, что закрыл глаза, будто со всех сторон указывали пальцами. А если бы шел в человечьей личине?

Замерев, он задержал дыхание, поднял левую заднюю ногу и отодвинулся назад, затем отшагнул правой передней. Сердце стучало как молот, он осторожно выдохнул, надеясь, что человек не уловит его запаха.

Глаза к темноте привыкли быстро, он видел невысокого худощавого человека, тот прильнул ухом к самой доске, не двигался. Понятно, человеческий слух слаб, да и говорят не очень громко, но Мрак различил слова:

– Тогда надо постепенно свозить в подвалы зерно, копченое мясо…

– Из ближних весей?

– Ближние уже свезли. Из дальних не успеваем?

– Вряд ли… Нам хватит прокорма на полгода, но если набегут из весей, то всего на два-три месяца.

– Не принимать?

– Это же наши люди! – послышался возмущенный голос. – Их уведут, продадут в южные страны. А нам оставят больных да стариков…

Мрак слушал краем уха, нос жадно вбирал запахи. Он уже держал в памяти сотни запахов, по которым мог определить в темноте и за десятки шагов любого обитателя кремля, но запах этого человека был незнаком. Более того, чем больше Мрак принюхивался, тем ярче проплывали обрывки картин сухой пыли, знойного солнца, конского пота, аромат старой, потертой кожи и горящего металла, а все перекрывал настолько мощный запах незнакомых трав, будто незнакомец весь пропах ими, словно всю жизнь спал среди трав под звездным небом.

Он отшагнул еще, отодвинулся за поворот. Там развилка, и Мрак с облегчением отступал, пока не оказался в безопасности. Артанец слушает то, что ему важнее, он здесь как рыба в воде, обнюхался!

За полночь он снова вернулся к брошенной одежде. Топор и щит Ховраха лежали на том же месте. Мрак выждал, прислушиваясь, потом ударился о каменный пол, быстро оделся и с оружием в руках поспешил к нижним комнатам.

Если бы не прошелся здесь дважды в волчьей личине, то наступал бы на все черепки и кости, но теперь умело миновал, пробрался к нужному месту, приложил ухо к серому камню.

Голоса доносились едва слышные, половины слов не разобрал, на этот раз уши у него человечьи. Зато по голосам определил главное: их всего трое.

Он как можно неслышнее убрал доску, набрал в грудь воздуха, изготовился. Прямо перед ним по ту сторону ковра сиплый голос произнес:

– Горный Волк велел, чтобы до утра мы закончили.

– Да что там заканчивать, – отозвался другой голос брезгливо. – Два-три пьяницы да старики воеводы! Даже мечи тупить неохота о старые кости.

– Сказано тебе: надо!

– На хитрый зад есть хвост с винтом, – произнес Мрак протяжным замогильным голосом подслушанную у волхвов мудрость.

Голос его исходил, казалось, прямо из каменной стены, словно говорила сама древняя гора. Он слышал, как все замерли. Кто-то произнес дрожащим голосом:

– Боги… Да чтоб призраки говорили так грубо…

Другой голос проблеял испуганно:

– Это, может, не тцарев призрак, а гридня или другого дурня… вот как тебя…

Пользуясь замешательством, Мрак сорвал ковер, прыгнул в комнату.

Их было четверо, а не трое. Четвертый спал, двое играли в кости, а один стоял прямо перед ним, глупо раскрыв рот и вытаращив глаза. Мрак ударил рукоятью в живот, прыгнул к двум игрокам, быстро взмахнул топором дважды. Один с раскроенной головой упал на стол, второй вскочил и получил обухом в середину лба.

Мрак быстро повернулся, первый с перекошенным от боли лицом уже разгибался, рука его выдернула короткий меч из ножен. Мрак подставил под удар щит, ударил топором, тот отпрыгнул, а в это время от звона металла проснулся спящий. Глаза были дикие:

– Что?.. Где?

Мрак, опасаясь драться с двумя, решился на обманный удар, едва успел увернуться, но сам достал противника топором по колену. Сухо хрустнула кость, тот охнул и едва не упал, запрыгал на одной ноге к стене, прислонился, держа меч перед собой. Кровь полилась на каменные плиты двумя широкими струйками.

Теперь остался один, движения его еще были неверные, скованные недавним сном. Он успел убрать голову от удара, и лезвие топора перерубило ключицу, с треском вошло в грудь.

Мрак шагнул было к двери, раненые не опасны, за ними самими нужен уход, но в последний миг остановился.

– Сожалею, ребята, – сказал он хмуро, – но вам за это платили тоже… А мне нельзя, чтобы опознали.

Двумя ударами добил раненых, тщательно установил камень обратно. Ковер занял свое место, как будто и не снимали. Приоткрыв дверь, он прислушался, по-прежнему остро жалея, что в людской личине слышит плохо, видит еще хуже, а уж мир запахов так вовсе будто отрезало.

Убедившись, что пусто, перебежал по коридору, считая комнаты. Теперь, когда нос отказался опознавать, приходилось надеяться только на память.

Дверь подалась легко. Он шагнул через порог и сразу же метнул топор. На этот раз в комнате были трое людей Горного Волка. Топор ударил одного в лоб, второй лишь успел вытаращить глаза, как Мрак швырнул в него щит. Тот угодил краем в переносицу, и несчастный упал, захлебываясь кровью. Третий подхватился, его рука искала рукоять меча и не могла найти. Мрак без жалости ухватил его за горло, ударил затылком о стену.

Обыскав всех троих, собрал монеты, у одного снял с пальца кольцо с огромным рубином. Небедно живут люди Горного Волка. Но здесь могут потерять не только кольца.

Глава 13

На обратном пути забрел в такие низины, что вода сперва журчала близко под каменными плитами, затем шел по щиколотку в воде, наконец поток ледяной воды захлестывал по колени. Вода сочилась даже из стен, сбегала под ноги тоненькими струйками.

Он продрог, лязгал зубами. От влажного воздуха слиплись волосы, задубевшие подошвы скользили по гладким камням. Запахи здесь были тяжелые, вязкие, повисали на нем как грязь. Он даже не поверил себе, когда ноздри уловили слабый аромат благовоний.

Ноги сами ускорили шаг. Он отыскал путь выше, камни здесь оказались стертые, будто когда-то здесь ходили часто, прямо толпами. Запах привел к стене, где из щелочки просачивался аромат душистых масел.

Мрак припал ухом, голоса стали громче. Похоже, здесь один из камней нетрудно вынуть. Не сейчас, там отдыхают женщины Медеи. Судя по голосам, все еще не спят, сплетничают и обсуждают прием.

Мрак все же решился тихохонько вынуть камень, там еще толстый ковер, а шороха за смехом и дурашливыми воплями не слышно. Поискал и был вознагражден крохотной дырочкой в ковре. Совсем крохотной, не крупнее зерна, но теперь Мрак к голосам еще и видел комнату.

Их было пять, четыре возлежали на лавках и ложах, пятая неспешно стягивала через голову вязаную рубашку. У нее был плоский живот, высокая грудь, и Мрак подумал, что он поспел как раз вовремя.

– …И не стоит рыпаться, – донесся до него полузадушенный тесным вязаньем голос, – эти муж-жи…ки… Фу, еле выбралась! Растолстела я, что ли?

– Жарко, – ответила лениво другая. – Все прилипает…

Она повернулась на ложе, и Мрак с удовольствием уставился на нее. Там было на что посмотреть.

– Надо одеваться легче, – заявила третья.

– Да? – удивилась та, что сняла рубашку. – А что тебе снимать еще? Ты и так явилась почти нагая, по-нашему – голая. Учти, Медея этого не потерпит.

– А при чем тут Медея? Здесь приказы отдает Светлана.

– Рядом с блистательной Светланой ты все равно меркнешь. А вот рядом с Медеей и ее объемным задом…

Они засмеялись, а пятая, что дотоле молчала, сказала серьезно:

– Зря вы так. Для Медеи мы все не соперницы. Мужчины только сперва толпятся возле нас, потом пересаживаются к ней. Она умнее всех! А над своим задом смеется первая.

Женщины посерьезнели, первая сказала обидчиво:

– Мара, ты шуток не понимаешь! Конечно, Медея умнее нас, потому и стала царицей. И даже здесь станет царицей.

– Да ладно, забудь… А кем станем мы?

– Боярынями!

– Женами тиунов… Нет, самими тиунами!

– А здешних мужиков куда определим?

– Нет, как используем?

Женщины захихикали. Глаза их блестели, щеки разрумянились. У Мрака, впрочем, глаза блестели сильнее, а разрумянились не только щеки. Даже спина покраснела от неловкости и запретного удовольствия от подглядывания. В комнате было душно, женщины не особо стесняли себя одеждами, потягивались, чесались. Ну, он же не просто подсматривает, что недостойно и чего он не стал бы делать, – он вылавливает жизненно важные сведения!

– А я никем здесь не хочу быть, – вдруг сказала одна. – Здесь роскошь, богатства… но все заперты в каменных стенах. Они не видят великолепных закатов солнца, не видят вообще неба! А я хочу мчаться на горячем коне, видеть бесконечную дорогу… Моим глазам больно, когда взгляд упирается в далекие скалы или пусть даже едва заметную стену леса. А здесь все время видеть каменные стены?

Воцарилось молчание. Мрак затаил дыхание. Он понимал эту женщину, которую назвали Марой. Ему тоже душно в комнатах детинца, где низкие потолки, толстые стены и крохотные окошки, да и то забранные толстыми решетками. Только вместо голой степи, где от тоски выть хочется, хорошо бы в лес, настоящий дремучий лес с его корягами, выворотнями, завалами, валежинами, торчащими корнями на каждом шагу, трухлявыми пнями, лесными болотцами и топями!

От женщин пахло свежестью. Все юные, а если пятая не столь молода, как остальные, то это только Мраку с его звериным чутьем заметно, но даже на его человеческий взгляд она не отличается от своей дочери Мары: с такой же упругой кожей, тонкая в поясе и с крепкой грудью, торчащей, несмотря на размеры, быстрая и здоровая. А грудь оттопыривается так нагло оттого, что ее хозяйка часто стреляет из лука – для этого нужны сильные грудные мышцы.

Одна поляница поднялась:

– Проверю вход на лестницу.

– Думаешь, наши заснули?

– Или уже здешних мужиков пользуют?

Поляница пожала плечами:

– Медея велела не спать и быть настороже. А зря не скажет.

Мрак видел, как все посерьезнели. За шутками прячут тревогу. Не зря же даже далеко за полночь не спят. Оружие под руками. Три кувшина с вином, дар Светланы, стоят нетронутые.

Он заметил, как две сперва прислушались у двери, разом сняли запоры, поляница выскользнула, а дверь за ее спиной тут же крепко заперли и снова долго прислушивались. Лишь много погодя одна сказала негромко:

– Интересно, что сама Медея ждет? И что мы высиживаем, не высовывая носа?

– Может быть, – предположила другая, – что Горный Волк и Руд перебьют друг друга, а мы возьмем тцарство готовенькое?

– Размечталась!

– А чем плохо помечтать?

– Это Медея может и мечтать… и править. А больше ни у кого так не получается.

– Надеюсь, Медея в этом мрачном сарае, именуемом дворцом, не потеряет свою скрыньку.

Женщины захихикали. Мара сказала насмешливо:

– И чего она так прячет?

– Она все еще уверена, что никто на свете не знает тайну ее скрыньки?

– Ну ты же видишь, как она ее бережет! Мол, там обереги бога, который помогает ей в битвах, утешает, раскрывает некие тайны. Смотрите не проговоритесь, что знаете!

Мрак тихонько отступил. Если и опасны, то все равно рука не поднимется драться с женщинами. Да еще вот так: выскочив внезапно, перепугав до смерти. Они же пустят лужи от страха, а ему будет скользко и горячо…

Всего через полдюжины шагов уловил знакомый запах женских притираний. Пока протискивался в узком ходе, нос уже нарисовал тесную палату, тусклый светильник, смутно проступили тела двух женщин… Он прислушался, уловил ровное дыхание, а пальцы уже бесшумно вытащили глыбу.

Навстречу волной ударил жаркий воздух, настоянный на ароматах душистых масел, догорающего светильника и запахах двух женских тел, распаренных, истекающих призывными ароматами.

То ли народ раньше был мельче, то ли все были оборотнями, но пришлось обернуться волком, только так протащил свой зад в узкий проход.

В тесной комнате был полумрак. У ложа на шкуре снежно-белого пардуса лежала могучего сложения поляница, даже во сне сжимала кривой меч. Ее острые груди вызывающе смотрели в потолок, но глаза Мрака прикипели к ложу.

Там раскинулась самая роскошная женщина, которую могло измыслить мужское воображение. Полная, сочная, белокожая, с огромной грудью и широкими вздутыми ягодицами, она лежала, бесстыдно раскинувшись в полной безопасной наготе. Нежное лицо, сочный рот, румяные щеки, длинные черные волосы, что привычно разметались по подушке…

Мрак сглотнул ком в горле. Медея, царица поляниц, во сне не выглядела грозной воительницей. Напротив, сейчас это была женщина, созданная для мужских восторгов.

На трясущихся ногах он отступил в угол, оборотился в человека. На этот раз боль от превращения была острой, едва не вскрикнул. Понял, что в таком состоянии оборачиваться рискованно, но уже шагнул к ложу, осторожно обходя поляницу.

На шее Медеи поблескивал золотыми нитями тонкий шнурок. Сама золотая скрынька, не больше наконечника для стрелы, выглядывала краешком, зажатая белоснежными молочными горами. Мрак, чувствуя, как пересохло в горле, уже не стыдясь наготы, дрожащими пальцами поддел шнурок, потащил. Скрынька выдвинулась чуть, но дальше цепочка натянулась туго, а Медея во сне капризно надула губы, что-то пробурчала.

Мрак замер, выждал. Воздух был спертый, жаркий, пропитанный благовониями, душистыми травами, ароматными смолами. По спине побежала горячая струйка пота. На лбу собрались крупные капли. Если какая сорвется на белое нежное тело Медеи, та проснется с криком, обожженная!

Снова зацепил пальцем, а другой рукой, что тряслась как у больного, прикоснулся к груди, попробовал высвободить скрыньку, прошептал в отчаянии:

– Боги, дайте мне стойкости… Никогда раньше не просил!

Наконец скрынька выскользнула, влажная и блестящая, а Мрак все еще придерживал грудь царицы поляниц. С огромным трудом, ломая себе кости, заставил отнять руку. Грудь колыхнулась и замерла, глядя нежным ярко-розовым бутоном в низкий свод.

– Боги, укрепите меня еще чуть-чуть…

Скрыньку так трясло на ладони, что Мрак задержал дыхание, боясь уронить. Перервать такой шнурок нечего и думать, проще разорвать бронзовую цепь со звеньями с кулак, и Мрак осторожно снял с пояса поляницы нож. Та лишь хрюкнула в богатырском сне, ее пальцы пощупали рукоять меча. Мрак перехватил острым лезвием шнурок, отступил со скрынькой на ладони.

Его трясло, перед глазами был красный туман. В голове бухали молоты. Сердце могучими ударами разламывало грудь, а в чреслах творилось такое, что Мрак поспешно бросил скрыньку в темную дыру, сдуру попробовал пролезть следом, но на этот раз едва просунул голову: разбух так, что полстены пришлось бы снести – сцепил зубы и переждал острую боль превращения в волка, протиснулся, снова превратился в человека, уже не помня себя, кое-как поставил камень на место, рухнул в беспамятстве.

Сколько так лежал, не помнил, но подземный холод кое-как отрезвил, привел в чувство. Ноздри еще улавливали дразнящий запах двух женщин, но в эту щель не протиснуться и волоску, запах слаб, и бороться с искушением проще.

Все же он поспешно отполз, а потом заковылял прочь, спеша уйти от соблазна снова увидеть царицу поляниц, услышать запах ее тела, коснуться…

Но в ладони была зажата скрынька, и Мрак боялся разомкнуть пальцы. Запах, что вырвется оттуда, все равно ударит, как дубиной в лоб.

Под утро Светлана услышала неясный шум. Из-за двери нестройными волнами накатывали возбужденные голоса. Когда она в страхе приподнялась – вот оно, пришло! – волк зарычал, показал белые клыки. Он все еще лежал у нее в ногах, ей было уютно, тепло и защищенно.

Наконец дверь приоткрылась, в щель проскользнула Яна. Глаза ее были выпучены, как у совы, лицо красное.

– Тцаревна!.. Тцаревна!..

Светлана спросила жалким от ужаса голосом:

– Что случилось?

– Тцаревна… Кто-то ночью убил семерых воинов Горного Волка!

– Убил? – переспросила она неверяще. – Ты уверена, что убиты не наши?

– Тцаревна, – оскорбилась служанка, – да разве я не отличу людев от зверюк?

Светлана смотрела непонимающе, оглядывала ее лицо, словно искала на нем какие-то знаки:

– Семерых? Ты сказала, семерых?..

– Да! Там все залито кровью.

Еще не веря, она с помощью Яны быстро оделась. Волк остался дремать на ее постели. Глаза он плотно зажмурил, а когда она поднялась на постели, прикрытая одними волосами, он отвернул голову и накрыл глаза лапами. По спине пробегала частая дрожь.

Далеко за дверью гремели яростные голоса. Светлана вышла из покоев, на лице приклеена улыбка, спина прямая, но глаза тревожно обшаривали предпокой. Пахнуло злостью, воздух пропитан ядом, ненавистью, и люди, что держались группками, стояли спина к спине с обнаженным оружием в руках.

Горный Волк громыхал проклятиями, потрясал кулаками. Светлана подарила ему обворожительную улыбку. Голосок был сладким и участливым:

– Горный Волк… Горный Волк, что стряслось? Говорят, твои воины поссорились, кому бросать кости первому?

– И убили друг друга до смерти? – спросил Горный Волк люто.

Светлана дерзко смотрела ему в глаза:

– Но ты ведь говорил, что твои воины – лучшие в мире!

– Говорил, – ощетинился Горный Волк. – У меня в самом деле лучшие люди!

– Вот-вот. А уж с собой ты взял наверняка лучших из лучших. Верно? А кто как не ты говорил, что у меня не осталось ни одного стоящего мужчины?

Горный Волк смотрел бешеными глазами, потом словно что-то проникло в его звериный мозг. Он тряхнул головой:

– Это верно. Я видел твоих стражей! У тебя их не больше десятка. Сосунки, не знающие, с какого конца браться за меч, дряхлые старики… да пара беспробудных пьяниц.

Она сказала как можно более проникновенным голосом:

– А ты считаешь только себя пригодным стать тцарем?

Это ударило его в лоб как обухом. Даже пошатнулся, в глазах появилось понимание того, на что намекнула Светлана. Взревел страшно:

– Анас!.. Ко мне!

Появился крупный воин, он заменял отрока, заглянул вождю в глаза.

– Приказывай, повелитель.

Светлана отметила, что к Горному Волку уже обращаются как к тцарю, но смолчала. Тот в состоянии раздавить ее двумя пальцами, а помешать некому.

– Проверь… сейчас же проверь всех людей Руда и Медеи. Все ли у них целы, кто ранен, кто исчез. Наши люди не могли погибнуть, не перебив вдвое больше!

Анас не успел поклониться, как ниже по лестнице прогремел медвежий рев Руда:

– Кто посмеет проверять моих воинов, тот не увидит заката!

Он с руганью вытащил огромный топор, а его воины, похожие на медведей и кабанов разом, выставили перед собой копья, а топоры перехватили удобнее для боя в тесном помещении.

Горный Волк нехорошо улыбнулся:

– Ты – труп!

Он потащил из-за спины длинный меч. Его люди тоже стояли за ним расширяющимся клином. В их руках недобро блестели мечи и копья.

Руд сделал шаг навстречу, и тут вперед метнулся высокий волхв Руда. Он раскинул руки, закричал таким мощным голосом, что затрепетало пламя дальних светильников:

– Остановитесь!.. Пусть Горный Волк проверит всех наших воинов. Он поневоле скажет, что был не прав. А Руд, если чувствует себя оскорбленным, вправе потребовать мзду за обиду. Так?

Горный Волк смотрел подозрительно:

– Какую мзду?

Руд, не опуская топора, прорычал:

– Если мои воины все на месте…

– И не ранены, – прервал Горный Волк. – И оружие не в свежих зазубринах…

– Согласен, – прервал, в свою очередь, Руд. – Смотри. Но когда убедишься, что не мы убивали, то отдашь мне свой меч!

Горный Волк невольно опустил взгляд на великолепный меч в своих руках. Длинный и с узким лезвием из черного булата, он рассыпал лиловые искры, при свете луны на металле выступали колдовские знаки, а под солнцем исчезали, рукоять из сплава меди, серебра и олова, в ней победно горят кроваво-красные камни.

– Согласен, – выдавил он с неохотой. – Царский трон стоит даже такого меча.

Руд кивнул своим людям:

– Отведите в наши покои. Пусть увидит всех.

Все это время Светлана стояла в сторонке, лицо было грустное: она-де, хозяйка, плохо принимает гостей, раз те чем-то недовольны, но в душе кувыркалась через голову, ходила на ушах, визжала и подпрыгивала почище Кузи. Горный Волк посмотрел безумными глазами. Белки налились кровью, как у разъяренного быка. Ей показалось, что он хочет что-то сказать, но лишь скрипнул зубами и ушел вслед за Рудом, махнув рукой.

Светлана, изо всех сил сохраняя лицо скорбным, пошла в сопровождении служанок вниз, к Золотой палате. Служанки засуетились, ибо поверхом ниже слышались раскаты громового голоса Руцкаря Боевого Сокола.

Он в самом деле был красив, широк в плечах, громогласен, налит здоровой силой. Когда Светлана спустилась по лестнице, Руцкарь, выпучив глаза, орал на Ховраха, а тот стоял с потерянным видом, смотрел в пол и что-то невидимое растирал подошвой.

– Что стряслось? – спросила, поморщившись, и хотела идти дальше, но взгляд зацепился за потемневший край рубахи Ховраха. Там была засохшая кровь.

– Он опять опоздал! – ответил Руцкарь яростно. – А Сипану пришлось стоять на страже всю ночь и за него. И вообще вид у него, будто из болота вылез! Не брит, не стрижен и на ушах висит!.. Сапоги в дерьме… а сапоги надо чистить еще с вечера, а утром надевать на чистую голову! Отвечай, когда к тебе разговаривают!.. Молчать, если говорит воевода!.. Вывести бы тебя в чисто поле, поставить лицом к стене да зарубить к бесовой матери! Твое разгильдяйство уже привело к гибели человеческих жертв!.. Правда, это люди Горного Волка, но если бы наши? Молчать, когда тебя спрашивают!

Светлана спросила участливо, глаза все еще не отрывались от кровавого пятна на рубахе Ховраха:

– Ты ранен?

Ховрах помотал головой. Видя, что все равно ждут ответа, отвернул голову в сторону, чтобы не свалить нежную тцаревну запахом.

– Не.

– А был ранен?

– Не, – ответил Ховрах еще энергичнее.

Воевода рявкнул:

– Этот? Единственная рана у него была, когда он сломал палец, ковыряясь в носу!.. Но крику было на все поле.

– Ну ладно, – ответила Светлана задумчиво. Она еще скользнула взглядом по темным пятнам. Вчера их вроде бы не было. Впрочем, этот ленивый страж мог перепачкаться кровью, когда на кухне воровал мясо.