Текст книги "Мрак"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 9

Во дворце только и разговоров было, что о странном звере. Похоже, рассказ тцаревны о спасении огромным волком подтверждался. Лесной зверь, которого она привела на шелковой ленточке, оказался крупнее обычного волка, массивнее, в каждом движении чувствовались несокрушимая мощь и звериная ловкость. Зверь не отходил от нее ни на шаг, сидел у ног во время обеда, а затем вместе отправились в летний сад.

Бояре опасливо держались в отдалении. Волк не бросался, но недвусмысленно рычал, а уголок верхней губы приподнимался, показывая острые как ножи белоснежные клыки. Вскоре все поняли, что если на зверя внимания не обращать, то и он смотрит на них как на пустое место. Большей частью просто дремал, лежа на медвежьей шкуре, а вскакивал, лишь когда Светлана куда-либо уходила. Она не решалась брать с собой всюду, хотя он опускал голову и прижимал уши, показывая, какой послушный, не все разделяют ее мнение, и так испуганные вопли слышатся по всему ее пути, если даже ведет волка, держа за шерсть!

Волк норовил втиснуться за нею в любую щель. Смеясь, Светлана захлопывала дверь, и тут же волком завладевала ненасытная Кузя. Не по-детски серьезно проверяла шерсть, клещиков не оказалось, чистила уши. Волк не возражал, блаженно жмурился, лишь иногда дергал ухом, если залезала чересчур глубоко, подставлял охотно другое, а когда закончила чистку, перевернулся снова. Кузя расхохоталась:

– Это ухо я уже чистила!

Волк раскрыл пасть, лизнул ее в нос. Она засмеялась еще звонче:

– Ага, подлизываешься?.. Какой хитрый! Ладно, почищу еще раз.

А потом чесала, Мрак блаженно щурился, чувствуя детские, но достаточно умелые пальчики в своей шерсти. Сперва чесала ногтями, потом принесла густой гребень, расчесывала старательно, выбирая мелкие колючки и сосновые иголки.

По жаркому воздуху, наполненному пряными запахами, плыли легкие звуки, и Мрак будто увидел бегущий лесной ручеек, блики на струях, блестящие спины камешков. Кто-то поблизости играл на дуде, играл красиво и умело.

Насторожившись, но в радостном предчувствии Мрак понесся такими стремительными прыжками, что придворная челядь шарахалась в страхе, прижималась к стенам.

Под стеной, на лавках и прямо на полу сидели воины, свободные от стражи, два-три челядина, в дверях виднелись измазанные в копоти мордочки помощников стряпух. На дуде играл красивый парень, статный и высокий. Золотые волосы красиво падали на плечи, и Мрак сперва подумал о Таргитае.

Потом дударь чуть повернул голову, не прерывая игры, и Мрак понял, что это не Таргитай. У дударя лицо спокойное, красивое, румяное и здоровое. Глаза спокойные, в то время как у Тарха навсегда застыли в горестном недоумении. Этот дударь, надо признать, умелее Таргитая. У того больше силы, ярости, крика, а этот берет переливами, точными звуками. Мрак слышал восхищенные возгласы: «Во дает!», «Пальцы как живые!», «Не отличить – то ли дуда, то ли подлинный соловей!».

Ерунда, сказал себе Мрак раздраженно. Далеко до Таргитая… Но ощутил невольно, что вслушивается и в нем начинают подрагивать жилки, откликаться звукам, что исторгаются из невзрачной дудочки. Впрочем, это у Тарха была невзрачная, а у этого – в золоте, затейливой резьбе. Да и сам в рубахе из тонкого полотна, пояс из цветной кожи, сапожки на каблуке…

Кто-то из гридней сказал восторженно:

– Будто медом по душе… Иваш, это твоя лучшая песня!

Дударь отнял от губ сопилку. На лбу выступили мелкие капельки пота. Он улыбался одними глазами.

– Добро, – произнес он. Голос был сильный, но с мягкостью хорошо выделанной кожи, – значит, тцарю придется ко двору.

Кто-то гоготнул:

– Ну да, тцарю!

– Аль тцаревой бабке, – добавил другой со смешком. – Для тцаревны слова перебираешь аки камешки.

– И выграниваешь пуще алмазов!

Мрак стиснул челюсти. В глаза хлынуло красным, потемнело от прилива злой крови. Для тцаревны? Для Светланы! Кто еще смеет… Да прыгнуть сейчас на его ухоженную глотку, рвать острыми зубами теплое мясо, упиться сладко-соленой кровью…

Едва не задушил себя, когда заставлял замереть на месте. Разве не должен весь мир расшибаться в лепешку для его Светланы? Отдавать ей лучшее, что у них есть: песни, клятвы, жизни, руки и головы? Жить для нее?

Уже без ненависти смерил его взором, статного и кудрявого, с румянцем во всю щеку. Такой может и за меч взяться, и коня на скаку остановить, и телегу перевернуть. Грудь широка, в руках тоже затаилась сила. Что ж, Иваш… Лицо у тебя честное. Ты на стороне Светланы – это уже хорошо.

Но быть ей моей!

Во дворе резали скот, кололи свиней и жарили мясо. Во дворец съезжались знатные люди.

Мрак, лежа в углу, наблюдал за гостями. Первыми приехали, а то и даже пришли пешком знатные мужи и бояре со своими семьями, но знатные недостаточно, чтобы их ждали. Потому явились загодя, держались маленькими кучками, ревниво поглядывая на других, старались занять место поближе к золотой дорожке, по которой всегда проходил тцар, а теперь пройдет его племянница Светлана. Дочери бояр стреляли глазками во все стороны: выпала возможность посмотреть на знатных воинов, а их матери посматривали на бояр и купцов – дочерей надо выдавать замуж.

Последними явились могущественные вожди племен: Горный Волк, известный своей отвагой и воинским умением, свой горный сброд он гордо именовал племенем, а то и народом. Вторым был Руд, косолапый и мохнатый, похожий на медведя как видом, так и повадками. Руд, как слышал Мрак еще на веслах, совсем недавно был вожаком разбойничьей дружины. Сколотил большой отряд, грабил купцов на дорогах. Однажды сумел перехватить огромный обоз артанцев, что прошли неосторожно вблизи кордона. Руд тогда переправился через реку, ударил внезапно, стражу перебил, купцов утопил, обоз разграбил и с богатейшей добычей успел вернуться на свою сторону, прежде чем артанцы прислали войско.

Тогда-то Громослав Кривозубый, старший брат Додона и предыдущий тцар Куявии, и решил Руда привлечь на свою сторону. Он предложил вожаку разбойников свою дочь в жены, а также земли на краю кордона, дабы бдил и защищал. Говорят, Руд долго колебался, ибо любил одну дочь пастуха, намеревался взять в жены, если уговорит родителей. Но все же решился сменить лохмотья разбойника на раззолоченную одежку владетельного князя. Так и зажил, а своих разбойников сделал богатыми владельцами деревень и весей. И теперь Руд открыто претендует на трон, так как женат на царской дочери, сестре Светланы, а в жилах их троих детей течет царская кровь яфетидов.

За спинами вождей встали верховные волхвы или тцаревичи, у кого как принято. Только за Горным Волком высился простой походный волхв – звероподобный, сильный, изуродованный шрамами. Он больше походил на бойца для учебных схваток, чем на служителя богов.

Особняком встал, привлекая взоры, высокий седой старик в панцире. Из-под шлема на плечи красиво падали длинные серебряные кудри, усы сливались с бородой, что великолепными пышными прядями падала на грудь, закрывая ее как широкой лопатой. Борода блестела чистым серебром, как и густые косматые брови на загорелом лице. Только на глазах старика была черная повязка.

Это был Гакон Слепой, отважный витязь, потерявший зрение еще в молодости в одной из схваток. С той поры он безуспешно искал смерти в бою, лез в гущу сражений, но гибель всякий раз обходила его стороной. Он бывал ранен, даже смертельно, так говорили волхвы, но всякий раз поднимался со смертного ложа.

За Гаконом стояли всего два воина, оба с яловцами Руда, так как Гакон присягнул Руду на верность, а рядом с Гаконом держался мальчонка лет десяти, рука слепого лежала на его плече.

Светлана тоже украдкой наблюдала за прибытием гостей. Грозный и могущественный Горный Волк, который уже сейчас в состоянии захватить опустевший трон, огромный Руд, сильный поддержкой обитателей долин, вот прибыл и отважный Урюп, удельный князь, доказавший свою невероятную выживаемость в борьбе с войсками Додона…

Последней прибыла вождь поляниц, женщин-воинов, Медея. Она называла себя царицей, правда, не Куявии, а царицей поляниц, но уже это было вызовом. В стране не может быть двух тцарей. Светлана смотрела на Медею с наибольшей тревогой. Она ожидала увидеть рослую женщину могучего сложения, под кожей одни мышцы и жилы, в крупных руках огромный топор, а за плечами составной лук, который натянуть не всякому мужчине по силе. Но женщина, которая вошла в зал, была молода, роста не выше среднего, с пышной развитой фигурой, с невероятно крупной грудью, на которую сразу начинали пялиться все мужчины, с нежной белой кожей, длинными черными волосами, что сверкающим водопадом струились по спине. Черные, как ягоды терна, глаза внимательно оглядели зал, гостей. В них был острый насмешливый ум. Светлана предпочла бы, чтобы вместо нее явилась огромная женщина с боевым топором за плечами.

За Медеей стояли с надменным видом, привлекая жадные и трусливые взоры мужчин, две поляницы. Обе в полном боевом наряде, только без мечей, зато с ножами на поясах. Одеждой им служили волчьи шкуры, что держались на правом плече, так что левая грудь была обнажена, а внизу край шкур не достигал и колен. Неслыханное бесстыдство, по мнению горожан, ни одна женщина не показывает прилюдно ноги выше лодыжки, но Светлана понимала, что поляницам так удобнее при скачке на коне. Как и обнаженные руки лучше пригодны для стрельбы из лука, чем отягощенные одеждой. Да и стоит ли негодовать местным женщинам – мужчины еще как не против! – все равно потемневшие от солнца жилистые ноги поляниц, оцарапанные и в мелких шрамиках от ссадин, как и коричневые от солнца груди, не зажгут мужчин.

Эти четверо уже сейчас выглядят властителями. Кто из них попытается устранить ее сегодня, не допустить до трона?

До нее доносились разрозненные голоса. Достаточно отчетливые, чтобы понять, для того и устраивались эти потайные оконца, дабы бдить за подданными, знать их настоящие мысли.

– На этот раз, – говорил соседу один из приглашенных бояр, – Додону не минется… Ежели убили те двое воров, ладно, у тцарей жизнь такая, но ежели снова в слезах и соплях ударился в эту…

– Черную тоску, – подсказал сосед.

– Во-во! Виданное ли дело, тцар – в черную тоску? И сидит где-то? Кается в грехах, винится перед Родом, а тем временем трон займет другой…

– Да уж пора, – услышала другой голос. – Тцарство – это конь, которого надо держать в узде. И с шорами на глазах. А рука Додона уже не та…

Голоса удалились, затихли. Не та, подумала Светлана со страхом. Говорят, Додон был силен и жесток, но с годами как будто что-то нашло на тцаря. Стал задумчив, отвечал невпопад. То кипел переустройством тцарства, укреплял кордоны и строил крепости для защиты от соседей, то забывал о них, уходил в сад и днями сидел там, глядя на цветы и воду в пруду… Дважды уже надолго исчезал из детинца вовсе. Правда, возвращался освеженный: устраивал казни, приносил в жертву пленных, ходил походами на соседей, находил предателей и сажал на колья, а земли и богатства отбирал в казну.

Знать бы, что стряслось с ним на самом деле! Ведь тела его не нашли. Он жив, он обязательно вернется, большой и сильный, снова наведет порядок железной рукой, покарает предателей, а народ вздохнет присмиренно…

Она вздрогнула, заслышав сзади шаги. Подошел Голик, постельничий, советник Додона. В последнее время Додон располнел и обрюзг, стал похож на этого хитрого и холеного, но нечистого в делах боярина. А с исчезновением тцаря Голик стал распоряжаться все увереннее. Только порой Светлана видела в его глазах тревогу. Когда тцар вернется… если вернется, он может не одобрить излишнего рвения своего советника.

– Светлана, – произнес Голик негромко, – сегодня еще можно спасти Куявию.

Она покачала головой:

– Я не верю, что дядя мертв.

– Если он жив, он был бы здесь.

– Но у меня нет доказательств, что он погиб!

– Светлана, – сказал он настойчиво, – здесь нет людей, которые бы не жаждали его гибели. Взгляни!

В зале уже собрались вожди и властители больших и малых племен. Их набралось около двух дюжин, не считая сопровождающих их волхвов, телохранителей, воевод. Сильные и яростные, они стали вождями потому, что не сидели на печах, не хотели просто жить-поживать да добро наживать, а мечами раздвигали пределы своих владений, захватывали скот у соседей, строили кремли, пусть даже деревянные, крепили мощь племен, быстро и жадно готовились к новому броску к мощи и власти.

Горный Волк – данник Додона, но сейчас и сам Додон не помешал бы закусившему удила вождю горцев рваться к трону. Точно так же ее ненавидят волхвы старой веры, которую принес в эти земли прародитель Яфет… и от которой сам же отказался. Они таятся в горах, жертвоприношения совершают скрытно. Но их сторонники есть даже при дворе.

– Мы должны выстоять, – сказала она настойчиво. – Додон вернется!

– Светлана…

– У нас нет другого выхода.

– Если ты не уступишь, то в этом зале столкнутся вожди племен… И не знаю кто еще. Вся страна утонет в кровавой междоусобной войне! А Боевым Топорам стоит только перейти перевал, чтобы взять нас голыми руками!

– Нет, – ответила она твердо. – Я сегодня сяду на отцовский трон и возьму его скипетр и державу. А там будь что будет. Но я не могу опозорить отца, трусливо отдав его престол наглым и жадным!

– Куявия падет под натиском Боевых Топоров!

Она покачала головой:

– Псы, что грызутся между собой, дружно бросаются на появившегося волка. Лишь когда отгонят, снова начинают грызню.

Голик сказал невесело:

– Они могут так изгрызть друг друга, что уже не бросятся на волка… Ладно, тогда другой путь. Ты должна предложить престол Горному Волку, позволить ему взять тебя в жены. Да, он хороший воин, даже очень хороший… значит, тцарем будет хуже некуда, зато в состоянии удержать страну в одном кулаке! Подумай о ее благе.

Со сжавшимся сердцем она ответила с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала:

– Говорят, многое может случиться между ложкой и губами. Дождемся вечера.

Он вскинул руки. Его поросячье лицо покраснело. Он почти выплюнул слова:

– Дурочка!.. Ты можешь не дожить до вечера! Они хотят остановить тебя раньше. Разве ты не заметила этих четверых?

– Четверых? О ком ты?

– О тех, у кого в руках сила!

– Ты говоришь о Горном Волке, Руде, Урюпе и Медее?

Он опустил руки, в глазах все еще блистал гнев:

– Ага, понимаешь? Кроме этой четверки могут быть и другие. Ты можешь представить себе, чтобы лазутчики Артании не вмешались? Тцар Артании спит и видит все земли в своем кулаке!

– Как мечтал и Додон, – сказала она. – Как мечтает наверняка и тцар Славии. Но что мы можем?

– Я уже сказал.

– Нет.

Он бросил на нее взгляд, полный жалости. Похоже, подумала со страхом, Голик уже не ожидает видеть ее живой.

Глава 10

Когда Мрак вышел из покоев Светланы, стражи уставились на него с опаской. Разговор прервался. Потом один вспомнил легенду о древних волках-телохранителях. Они сопровождали, если верить кощунникам, богов Войдана и Хорса, охраняли детей тцарей древности. Возможно, один из этих волков как-то дожил до наших дней? Встретив Светлану, ощутил ее царскую кровь и бросился на помощь?

Мрак, видя подозрительные взгляды, сел на пол, с наслаждением почесался задней ногой за правым ухом. Это было так приятно, что вовсе забыл о стражах, чесал с остервенением, скосорылился, натягивая кожу, чтобы стало больше места для сладкого чеса.

Страж бросил с облегчением:

– Какой там спутник богов! Просто здоровенный пес.

– Волк! – поправил другой.

– А что волк, что пес – все равно. Я знаю села, где вместо собак заводят волков. Они преданнее, стерегут лучше. За хозяина жизнь отдадут скорее, чем собаки.

– Ну, ты уж совсем, – оскорбился тот. – Моя собака да за меня…

– Согласен, согласен, – поспешно сказал первый. – Просто я сказал, что волки еще глупее и честнее собак, те чему-то от нас научились, и потому стоит держать именно их. Если, конечно, научиться с ними ладить.

Мрак кончил чесаться, широко и с наслаждением зевнул, показав страшные клыки, громко испортил воздух и разлегся на ковре, загородив выход. Стражи, зажав носы, поспешно удалились в другой конец зала. Один вытащил крохотную баклажку, вытряхнул на себя и разбросал вокруг капли душистого масла.

Умасливайся, подумал Мрак хмуро, умасливайся. Тоже мне, мужчины. Только и пользы, что от их болтовни многое стало понятнее. Еще Олег, мудрый волхв, говаривал, что, ежели не хочешь умереть от жажды, научись хлебать из любой посуды. То есть и у дурака можно чего-то да позаимствовать, ежели внимать с толком.

Сразу же за покоями, в которых располагалась тцаревна, слышался сладкий голос певца. Мрак высунул голову в приоткрытую дверь. Иваш был в красной рубахе, кудрявые волосы блестели от масла, он расчесал их красиво и благообразно. Перед ним стояли, опершись на копья, три стража. Непохоже, что глухие, но Иваш пел громко, вдохновенно, на дверь царской дочери бросал частые быстрые взгляды:

– …И, гонимые могучим богом, три брата бежали в разные стороны. Старший брат, Яфет, с женами и детьми – ай да люли! – устремился на север. И шел он долго, через степи, горы, долины. И когда уже воздух стал холодным, все да узрели сверкающую стену Льда, что перегородила мир! Лед медленно таял под жаркими лучами солнца, с него бежали потоки талой воды, размывали землю, но сама стена Льда была высотой с версту, не меньше, и сердце Яфета застыло в страхе и отчаянии.

Один из стражей прервал зычным голосом:

– Слава Додону, что превзошел стойкостью своего прародителя!

Голоса двух других вяло поддержали:

– Додон крепок и неустрашим!

– Великий тцар нигде не дрогнет!

За столом разве что, подумал Мрак зло. Видели бы своего тцаря, когда тот и штаны намочил…

А голос певца, переждав волну хвалы, взмыл к низкому потолку, зазвенел, забился, как муха о бычий пузырь в окне. И Мрак, внимательно слушая, видел, как остановился в отчаянии Яфет, ибо те земли, которые ему выпали по жребию, были накрыты этой чудовищной льдиной! И не было ей ни конца ни края! Отправил конные отряды, дабы проверить, где льдина кончается, но прошли недели, а гонцы все скакали, как выпущенные стрелы, в одну сторону. Снова метался в страхе, едва не наложил на себя руки, видя тщетность всей жизни, но явился верховный волхв и рек, что Великий Лед уже отступает под ударами огненных стрел Солнца! И велел Яфет сменить богов ночи, которым поклонялись доныне, богом Солнца, ярым Ярилой, которого раньше ненавидели и боялись все, кто жил в жарких странах.

И пошел Яфет с людьми вослед за отступающим Льдом. Шли по колено в воде и грязи, плыли на плотах и лодках, пробирались через величайшее из болот, что образовалось на месте Льда. Так шли не годы, а столетия. Но в старину люди жили долго, Яфет прошел тысячи верст по болотам, пока не велел остановиться со словами: се бысть нашей земле! И начали строить дома среди болот на высоких столбах, кормились рыбой и болотными тварями… Но прошли еще сотни лет, болото подсохло, стада перелетных гусей занесли на лапах семена деревьев, а еще – прилипшую икру рыб, жаб и прочих болотных тварей.

Состарился Яфет, но жила в нем огненная душа богоборца: ударил в могучий дуб, расколол и вошел в него со словами, что выйдет в тот день, когда снова придет время довершить начатое! Мало кто понял его слова…

Среди многих сыновей Яфета великой доблестью блистали четверо: Гог, Панас, Остап и Тарас. Каждый хотел править, другим не уступал, и дабы не стрясалось распрей, их новую землю разделили на четыре равные части. Панас назвал свою часть Артанией, Остап – Славией, Тарас – Куявией, но Гог, самый яростный и непримиримый, не согласился с решением отца. Но и воевать с ним не стал, просто отказался от своей части, взял жен и детей, удалился еще дальше на север Гипербореи. Там, среди обледенелых скал и замерзших рек, его след потерялся. А после непонятного ухода Яфета его сыновья пытались подгрести все земли под себя или хотя бы прихватить ту, что принадлежала Гогу. Но силы были равны, к тому же каждый, опасаясь братьев, старался больше укрепиться в своих землях, а уж потом пытаться захватить их земли.

Мрак вздрогнул, когда грубый голос проревел зычно:

– Но больше всего прав у тцаря Додона!

– Да, у него, родимого… – поддержал другой льстиво.

– Но он не трогает, дабы не ссориться с соседями…

Ивашу поднесли чару. Он отхлебнул, глаза заблестели. Мрак с нетерпением переждал новую волну хвалы Додону, а Иваш даже голос повысил почти до крика, и Мрак снова увидел, как Тарас на четвертой сотне лет вдруг отказался от тцарствования, взял с собой трех жен и ушел в дремучие леса искать истину. Там его и след затерялся. Сын Тараса, Буслай Белое Крыло, не был склонен к тцарствованию, больше проводил время с чародеями, пытался постичь тайны бытия. Когда его сыну, Громославу Кривозубому, исполнилось сорок лет, он с облегчением передал ему власть. И правил тот восемь лет, пока не подрос его младший брат Додон. Уже в детстве Додон поражал своей мудростью и отвагой! Говорят, еще в колыбели задавил двух змей, которых подослала коварная жена старшего брата… и вообще удивлял своей ученостью и мудростью. И когда Громослав внезапно скончался от укуса змеи, то именно Додон взял царскую власть недрогнувшей дланью. А с нею по праву победителя… гм… правонаследника всех жен и наложниц тцаря Куявии. И воцарилось нынешнее славное тцарствование великого Додона, да не будет конца его правлению!

Здесь яркая картинка смазалась, а когда Иваш с силой ударил по струнам, последние слова выкрикнув во весь голос, Мрак поморщился, приходя в себя, отодвинулся в глубь комнаты. Стражи заорали:

– Будь славен Додон!

– Правь нами вечно!

– Ты – наше красное солнышко!

Дурни, подумал Мрак. Сейчас как раз надо втянуть язык в то место, которое лижете, выждать. А то вдруг Додон не объявится? Выиграет тот, кто первый начнет орать хвалу новому правителю. Может, тот уже посматривает из-за угла. Кто кричит хвалу Додону – тому плаха. Кто кричит и рвет на себе рубаху – того вовсе на кол.

Светлану спешно готовили для выхода к гостям. Мрак вернулся, лег у ее ног. Тцаревну причесывали, сплетничали, хихикали, старались как могли развеселить, отвлечь мелкими девичьими тайнами.

– Не понимаю, – говорила Яна, – как эти глупые мужчины могут думать, что мы верим всему, что нам плетут?

– Ну, если делаем вид… – ответила другая многозначительно.

– Но мы даже не делаем вид! – воскликнула Яна. – Но эти самовлюбленные петухи так токуют, так распускают перед нами свои хвосты, что не замечают даже, когда выдергиваем самые яркие перья!

– Ну, для того они и существуют, чтобы мы украшали свои накидки их перьями, а шкуры клали под ноги.

Снова посмеялись, пообсуждали, из кого была бы шкура лучше. Светлана, как видел Мрак с глубоким состраданием, ничего не слышала, ее мысли и душа были далеко. Наконец ее одели, увели. Мрака следом не пустили. Ее сопровождала только Кузя.

Служанки возобновили щебет. Яна спросила лукаво:

– А как же Руцкарь Боевой Сокол?

Ответом был общий вздох. Глаза заблестели, пухлые губки призывно приоткрылись, а на щеках у многих появился румянец. Руцкарь был общим любимцем. Мрак ощутил ревнивый укол. Подумал, что в самом деле жаль было бы такую великолепную шкуру класть под ноги. Гораздо лучше поступить наоборот: вычистить все внутренности, все равно там одно… гм… мясо, и кости отдать собакам, а то к кухне из-за них не протолкнешься, а шкуру набить соломой и поставить в зале на видном месте. Пользы от Руцкаря столько же, а вреда намного меньше. И украшение будет.

– Руцкарь – это настоящий мужчина, – сказала Яна мечтательно. – У него есть и плечи, и мощная грудь, и все другие выпуклости на месте… И смеется громко, как ржет конь моего дяди, а у того такой рев, что посуда дрожит.

– А как одевается! – подхватила другая служанка восторженно. – Он всегда носит, даже зимой, рубашку расстегнутой на груди… до самого пояса, а у него такая широкая волосатая грудь! Пусть даже поддевает под нее толстую рубашку из шерсти и думает, что мы не знаем… даже разрез делает точно такой же… но это так красиво и возбуждающе!

– Да-да, от него всегда идет такой мужской запах!

– Он моется реже других, но это ему даже идет…

Дальше пошли такие подробности, что Мрак боялся, что его черная шерсть превратится в красную, пытался закрыть лапами уши, но девушки смеялись громко и перебирали достоинства мужчин так откровенно и с таким знанием дела, что в конце концов он вскочил и убежал в другой конец зала. Там из открытой двери дуло, он выскользнул и побежал по лестнице вниз, прислушиваясь к звукам и запахам.

Волчье чутье подсказывает, что здесь есть тайные ходы в стенах. Не зря же такие толстые. Наверняка есть и подземные выходы из кремля. За одним ковром на стене ощутил пустоту за тонкой дощатой перегородкой, но в той комнате постоянно толкутся стражи, даже обедают или бросают кости только там, пришлось трусить дальше, принюхиваться, стараться как можно незаметнее обнюхивать подозрительные стены…

А Светлана в это время с дрожью в теле услышала, как далеко впереди волхв объявил громким торжественным голосом:

– Тцаревна Светлана!

Слуги распахнули перед нею двери. Она сделала первый шаг, страшась запутаться в длинном платье. Ноги дрожали, а ладони вспотели. Держа спину гордо выпрямленной, она очень медленно начала спускаться по ступенькам. Взгляд держала на дальней стене, поверх голов. Это придавало надменность, как и подобает царской дочери, но на самом деле просто боялась увидеть их лица, их глаза.

Приглашенные толкались, старались увидеть, как поведет себя дальше. Впереди четверо вождей… Нет, уже только трое. Говорят, Урюп получил неожиданное сообщение из племени – сын захвачен в плен, и вождь спешно отбыл. Но угроза не уменьшилась, ибо эти трое и есть наибольшая угроза. Все претендуют на престол, и всякий ее считает, подумала она горько, просто легкой добычей.

Она подошла к Горному Волку, от него веяло наибольшей угрозой. Высокий и массивный, похожий на обугленную ударами молний скалу, он высился над всеми, как сторожевая башня. Единственный из вождей явился без оружия, только два ножа на поясе, но волхв при нем был с мечом и в кольчуге, что само по себе невероятно для служителя богов.

Она кивнула:

– Приветствую тебя, доблестный Горный Волк.

Он смотрел на нее холодными выпуклыми глазами:

– И я тебя… все еще приветствую. Ха-ха!.. Шутка.

Ее сердце стучало так, что темнело в глазах. Вокруг затаили дыхание, слушали, что она ответит. Ее язык прилип к гортани, она боялась услышать свой дрожащий жалобный голос.

Не решившись что-то сказать, она пристально посмотрела на него долгим взглядом, медленно прошла мимо, не шелохнув головой. Между лопаток чувствовала колючий взгляд грозного вождя.

Руд стоял, широко расставив ноги. Маленькие глазки насмешливо следили за каждым ее движением. Он был в медвежьей шкуре, а медвежья морда служила капюшоном. Правда, он и с надвинутой на глаза личиной зверя не казался бы страшнее, чем сейчас, когда смотрит на нее налитыми кровью глазами.

– Приветствую тебя, трудолюбивый Руд, – сказала она ровным голосом. – Твоя слава растет с каждым днем.

Жуткое лицо Руда перекривилось в гримасе:

– Я ее зарабатываю.

– Достойный путь для мужчины!

Он тоже не поклонился, но Руд вообще никому не кланялся. Его волхв был похож на Руда как родной брат: такой же дикий, лохматый и свирепый. На груди висели три ряда оберегов из дерева и камня, а в руке он держал длинный посох с украшением в виде трех голубых шаров над рукоятью.

Отдельно стояли поляницы. На них смотрели со страхом, восторгом и осуждением. С голыми ногами, загорелые, волосы почти у всех подрезаны, взгляд наглый, вызывающий, каждая хороша, но и страшновато к такой приблизиться. Женщины должны быть милы и покорны, а эти смотрят дерзко, на поясах длинные ножи. Впереди их царица Медея, ростом пониже своих женщин-воинов, пошире вдвое, да и потяжелее, ни один конь такую не поднимет, но это первая царица, ставшая ею не благодаря стрельбе из лука или воинскому умению, а с помощью хитрости и отточенного коварства. Она единственная без ножа, но зачем такой нож? Известно, что и без ножа зарежет. Зато, в отличие от вызывающе просто одетых поляниц, в ушах Медеи массивные золотые серьги с кроваво-красными рубинами, мочки оттянулись едва ли не до плеч, жемчужное ожерелье на шее в три ряда, браслеты с таинственно мерцающими в свете масляных светильников опалами, крупные алмазы в перстнях, золото и серебро на широком поясе, заколка с драгоценными камнями в черных, как вороново крыло, волосах…

Светлана прошла по кругу, приветствуя гостей, но в груди становилось все холоднее. Почти никто не смотрит на нее как на тцаревну. В их глазах она лишь добыча победителя, который сегодня взойдет на трон и возьмет ее себе. Как жену, наложницу или красивую рабыню. Никто не верит, что может устоять, да теперь и она с пугающей ясностью видит, что удержать престол невозможно.

Светлана остановилась в середине палаты, раскинула руки. Принудив себя улыбнуться, она сказала как можно громче, стараясь, чтобы голос звучал весело:

– Друзья мои!.. Добро пожаловать на честной пир в честь таких дорогих гостей!.. В Золотой палате уже накрыли столы. Открыты все подвалы с вином, охотники доставили лучшую дичь, а из озер и рек сегодня с утра везут живую рыбу. Прошу вас отведать!

По ее знаку двери в соседнюю палату распахнулись. Там открылось такое великолепие, что у многих собравшихся вырвался вздох изумления. В воздухе поплыли ароматы редких блюд, запахло жареным мясом, вареной рыбой, печенной в соке диких ягод птицей.

Эту палату строили по велению Тараса. Здесь давал пиры после возвращения с войны, а Додон, как воспевал в песнях Иваш, задумал создать вовсе подобие небесных чертогов, где Маржель принимает павших воинов. В середке вирия в огромной палате стоят длинные столы, за которыми пируют герои. Еду подают валькирии, небесные девы, они же наливают павшим витязям вино. В остальное время воины тешатся набегами на те части вирия, где обитают чужие племена, убивают, жгут, насилуют, грабят. А то и бьются для потехи друг с другом, меряются силой и удалью. А в полдень убитые оживают, раны мгновенно затягиваются, и все снова садятся за пиршественные столы!

В торжественной тишине Светлана прошествовала в Золотую палату. В широких бронзовых светильниках ярко горели масляные жгуты. Света хватало и без них, но они добавляют в воздух запах благовоний, редких смол, наполняют зал странными ароматами, от которых розовеют щеки, а грудь дышит чаще, освежая кровь.

Столы ломились от яств и напитков, скамьи были покрыты коврами. Самый длинный стол стоял в середине палаты. Вместо лавок были стулья, а один, стоящий в середине, был с подлокотниками, высокой спинкой и небольшим навесом, где неведомые мастера изобразили в бронзе борьбу странных крылатых зверей. Когда-то это было место ее отца на пирах. Теперь это место принадлежало Додону. А сегодня сядет она…