Текст книги "Феодосий Николаевич Чернышев (1856—1914)"

Автор книги: Юрий Анисимов

Соавторы: Валентин Оноприенко
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Ф. Н. Чернышев председательствовал на заседании конгресса, где обсуждался вопрос о запасах угля на планете. Участник сессии будущий академик П. И. Степанов так оценивал это заседание: «Докладчики, выступавшие на данную тему, давали только самые общие характеристики угольных запасов той или другой страны. К сожалению, не было сделано ни одного сообщения, в котором докладчик стремился бы осветить вопрос распространения мировых угольных запасов, следуя какой-нибудь общей, руководящей теории» ^[22].

Сохранились свидетельства об этой сессии В. И. Вернадского в его письмах Η. Е. Вернадской и А. Е. Ферсману: «Конгресс как конгресс не очень интересен. Интересно общение с людьми. Выставок, которые бывали на конгрессах и представляли интерес, нет совсем. Вопросы решаются в Совете, куда я не. вхожу, и сейчас главные и наиболее интересные – геологического характера – о геологической карте мира. Съехалось много специалистов, но нет очень крупных, резко выделяющихся фигур, и думаю, что в этом смысле конгресс будет серый... Общих речей интересных нет совсем. Экскурсии очень удачны и превосходно поставлены. А так много бестолковщины... Общее впечатление о конгрессе то же, о каком писал вам раньше,– серое, но сила организации очень велика и значение этого съезда тоже немалое» ^[23].

Это был последний конгресс, в котором участвовал Ф. Н. Чернышев. На заключительном заседании он был избран почетным доктором Университета в Торонто вместе с Т. Седерхольмом (Швеция) и другими крупными геологами. По традиции вновь избранный доктор должен был произнести речь, и Ф. Н. Чернышев посвятил свою речь исследованию полярных областей, особенно в пределах России. До и после конгресса он принял участие в многочисленных геологических экскурсиях, к которым был издан отличный путеводитель. Ф. Н. Чернышев не преминул осмотреть и все значительные музеи Торонто и других городов Канады, а также США – русская делегация возвращалась домой через Нью-Йорк.

Подводя итоги участия Ф. Н. Чернышева в работе МГК, следует отметить следующее. Ф. Н. Чернышев был членом бюро МГК на V, VII, VIII, IX, X, XI, XII сессиях. Он работал в международных комиссиях МГК: геологической карты Европы, геологической библиографии, стратиграфической классификации, премии им. Л. Спендиарова, изучения береговой линии в северном полушарии, «Palaeontologia Universalis», геотермической ступени, мировых ресурсов железа, запасов угольных месторождений, участвовал в организации международного журнала по геологии. Некоторые комиссии собирались в период между сессиями, и Ф. Н. Чернышев выезжал для участия в них за рубеж. Так, в августе 1898 г. директор Геологического комитета А. П. Карпинский ходатайствовал перед Горным департаментом о командировании Ф. Н. Чернышева в Берлин для участия в работе комиссии по стратиграфической терминологии. Он писал в этом документе: «Комиссия эта состоит из очень небольшого числа членов, избранных из наиболее выдающихся геологов лишь некоторых стран, поэтому отсутствие кого-либо из членов комиссии на ее совещаниях, как это было уже указано во время конгресса, крайне нежелательно и может нанести ее деятельности существенный ущерб. Участие же представителя России, в которой был поднят разрабатываемый вопрос, является совершенно необходимым. От председателя упомянутой комиссии г. Реневье, бывшего президента VI сессии Международного геологического конгресса, получено извещение, что собрания комиссии состоятся в сентябре текущего года в Берлине. Поэтому я имею честь покорнейше просить о командировании члена со стороны России международной стратиграфической комиссии старшего геолога Чернышева в г. Берлин на 3—4 недели» ^[24].

В 1912 г. Ф. Н. Чернышев был снова командирован в Берлин для участия в комиссии по организации издания Международной геологической карты мира, вопрос о которой должен был обсуждаться на сессии МГК в Канаде^[25]. Комиссия, включавшая представителей различных стран, должна была подготовить этот вопрос для обсуждения на сессии МГК. Горный департамент выхлопотал ему эту командировку, возложив обязанности директора Геолкома на время его отсутствия на А. А. Краснопольского ^[26].

В 1907 г. Ф. Н. Чернышев получил приглашение от президента Лондонского геологического общества А. Гейки принять участие в праздновании столетнего юбилея этого старейшего научного учреждения, «послужившего прототипом геологических учреждений всего мира»^[27]. Горный департамент командировал Ф. Н. Чернышева на этот юбилей и одновременно по просьбе Академии наук, исходившей от академика М. А. Рыкачева, возложил на него миссию участия в конгрессе Международной сейсмологической ассоциации, который должен был состояться примерно в это же время в Гааге, в качестве представителя Сейсмической комиссии России^[28].

Активная работа Ф. Н. Чернышева в Академии наук и особенно руководство Шпицбергенской экспедицией создали ему высокий авторитет среди русских академиков и руководства Академии наук. Ему была поручена ответственная миссия представлять Академию наук в Международном союзе академий – крупнейшей международной научной организации, возникшей на рубеже веков и существующей до наших дней в виде Международного совета научных союзов. История его создания относится к тому периоду, когда научная мысль достигла такого размаха, что перестала быть достоянием лишь одного государства. Становилась все более очевидной необходимость координации работ в международном масштабе и разработки системы научной информации, создания обществ и организаций, проведения международных совещаний с обсуждением актуальных научных проблем. Одной из постоянных международных организаций ученых стала Международная ассоциация геодезии, образовавшаяся еще в 1862 г. На конгрессе этой ассоциации в Париже были высоко оценены результаты экспедиции по градусному измерению на Шпицбергене. В 1882—1883 гг. при участии ученых 12 стран был проведен первый Международный полярный год, когда по единой программе различными странами одновременно осуществлялись геофизические наблюдения в Арктике. Начиная с 70—80-х годов прошлого века стали регулярно проводиться многие крупные международные конгрессы ученых – геологов, физиологов, географов. «Тенденция к установлению международных научных связей, организации международных конференций, обмену опытом,– пишут В. С. Верещетин и Ё. Д. Лебедкина,– наблюдалась также и со стороны академий наук и научных советов ряда стран. В 1899 году Российская академия наук, Французская академия наук и Национальная академия наук США, выражая интересы научной общественности своих стран, пришли к соглашению о том, что в целях установления постоянных научных связей необходимо создать Международную ассоциацию академий. В том же году в Висбадене состоялось совещание представителей академий наук упомянутых стран, на котором была учреждена эта новая международная организация. В следующем, 1900 году в Париже было созвано первое заседание Международной ассоциации академий» ^[29].

В 1899 г. в состав Международной ассоциации академий, кроме трех академий-учредительниц, вошли Королевская Прусская академия в Берлине, Королевское общество наук в Гёттингене, Королевское Саксонское общество наук в Лейпциге, Лондонское королевское общество, Королевская Баварская академия наук в Мюнхене, Римская академия наук, Академия наук в Вене. Было предложено вступить в состав союза многим другим научным обществам и академиям. Задачей Международного союза академий было содействовать осуществлению международных предприятий, а также «сговариваться насчет способов облегчения научных сношений». В рамках этого союза стали функционировать многочисленные научные предприятия, съезды, конгрессы,, ассоциации. Авторы исторического очерка Академии наук СССР пишут: «Русские академики участвовали в работе съездов союза в Париже (1901), Лондоне (1904), Вене (1907) и Риме (1910). Свидетельством большого авторитета русской Академии наук за рубежом явился перевод в 1910 г. управления делами Международного союза Академий в Россию. В мае 1913 г. члены союза собрались на свой очередной съезд в Петербурге. Русские академики принимали также участие в работах II Международного ботанического конгресса в Вене (1906), Полярного конгресса в Брюсселе (1906), V конгресса Международного комитета по карте в Париже и др.» ^[30].

Во многих из этих международных предприятий участвовал и Ф. Н. Чернышев как представитель Академии наук. Так, 4 сентября 1904 г. он был избран делегатом Центральной сейсмической комиссии Академии наук и участвовал в специальной комиссии для приведения существующих сейсмических организаций в согласование с воззрениями Международной ассоциации академий. 10—12 октября он участвовал в совещаниях Международной ассоциации академий во Франкфурте-на-Майне, а 29 октября сделал там доклад с проектом намеченных изменений параграфов устава Международного сейсмологического союза, затрудняющих присоединение некоторых государств к этому союзу. Летом 1905 г. Ф. Н. Чернышев был командирован в Льеж для участия в заседаниях Международного конгресса по прикладной геологии.

В 1909 г. он был избран представителем от Академии наук в Международную полярную комиссию, которая в 1913 г. в Риме избрала его председателем (заместитель председателя – А. Э. Норденшельд, секретарь-адмирал Пир). Весной 1910 г. Ф. Н. Чернышев участвовал в Риме в Общем собрании Международной ассоциации академий в качестве представителя Петербургской Академии наук, а в декабре этого года был избран в состав особой комиссии для доклада Общему собранию проекта организации очередной сессии Ассоциации академий в 1913 г. в Петербурге. В январе 1911 г. он был избран представителем Физико-математического отделения Академии наук в бюро Международной ассоциации академий на 1911—1913 гг. Активно участвовал Ф. Н. Чернышев и в проведении Общего собрания Международной ассоциации академий в Петербурге весной 1913 г., где был избран вместе с В. И. Вернадским в состав комиссии по подготовке вопросов к собранию ассоциации в 1914 г. в Берлине.

Приведенные примеры участия Ф. Н. Чернышева в различных международных научных предприятиях свидетельствуют о том, как широка была его деятельность в этом направлении. Трудно найти другого ученого к Академии наук, который бы столь плодотворно ' трудился в области международных научных связей Академии наук.

Высокое международное признание заслуг Ф. Н. Чернышева в развитии и организации науки выразилось в избрании его почетным членом различных иностранных ученых обществ, доктором и профессором многих университетов. Он был избран членом Немецкого геологического общества (1892 г.), почетным членом общества Антонио Альцате в Мексике (1898 г.), иностранным членом Геологического общества в Стокгольме (1898 г.), членом Videnskabs Selskabet в Христиании (1899 г.), доктором honoris causae Марбургского университета в Гессене (1903 г.), членом-корреспондентом Физико-математического отделения Королевского общества наук в Гёттингене (1904 г.), иностранным членом Лондонского геологического общества и доктором honoris causae Женевского университета (1909 г.), членом-корреспондентом Американского геологического общества (1910 г.), почетным доктором Университета Фредерика в Христиании (1911 г.), почетным председателем Союза геологов во Франкфурте-на-Майне (1912 г.), почетным доктором Грейфсвальдского университета (1912 г.), доктором прав Торонтского университета (1913 г.), почетным членом Бельгийского общества геологии, палеонтологии и гидрологии (1 января 1914 г.), почетным членом Бельгийского научного общества в Люттихе и действительным членом Филадельфийского философского общества (1898 г.).

Ф. Н. Чернышев был награжден многими иностранными орденами: шведским орденом Вазы командорского креста (1898 г.), орденом Прусской короны второй степени (1899 г.); японским орденом Священного сокровища 2-го класса (1899 г.), шведским орденом Полярной звезды командорского креста 1-го класса со звездой за участие в экспедиции на Шпицберген (1903 г.), австрийским орденом Кавалерского креста Франца-Иосифа (1905 г.).

¹ Никитин С. Н., Чернышев Ф. Н. Международный геологический конгресс и его последние сессии в Берлине и Лондоне.– Горн, журн., 1889, т. I, № 1, с. 130.

² ЦГИАЛ, ф. 58, он. 2, д. 51, л. 3.

³ Келлер Б. М. Русские геологи на международных геологических конгрессах.– В кн.: Очерки по истории геологических знаний. М.: Изд-во АН СССР, 1953, вып. 1, с. 124.

⁴ Международный геологический конгресс и его последние сессии в Берлине и Лондоне.– Горн, журн., 1889, т. I, № 1.

⁵ Чернышев Ф. Поездка в Америку на Международный геологический конгресс в Вашингтоне.– Горн, журн., 1892, т. I, с. 139-140.

⁶ Чернышев Ф. Поездка в Америку на Международный геологический конгресс в Вашингтоне.– Горн, журн., 1892, т. I, с. 140.

7 ЦГИАЛ, ф. 58, он. 2, д. 56, л. 4-6.

⁸ ЦГИАЛ, ф. 58, он. 2, д. 56, л. 7-17.

⁹ ЦГИАЛ, ф. 58, он. 2, д. 56, л. 63 об.

¹⁰ ЦГИАЛ, ф. 58, оп. 2, д 56, л. 64 об.

¹¹ ЦГИАЛ, ф. 58, оп. 2, д. 56, л. 65.

¹² Изв. Геол. ком., 1898, т. XVII, с. 40.

¹³ Карножицкий А. Седьмой международный конгресс геологов в Санкт-Петербурге.– Научное обозрение, 1897, № 9, с 55

¹⁴ ЦГИАЛ, ф. 58, оп. 2, д. 58, л:. 210-214.

¹⁵ ЦГИАЛ, ф. 58, оп. 2, д. 58, л. 208—209.

¹⁶ Келлер Б. М. Русские геологи на международных геологических конгрессах.– В кн.: Очерки по истории геологических знаний. М.: Изд-во АН СССР, 1953, вып. 1, с. 134.

¹⁷ Толмачев И. Девятый Международный геологический конгресс в Вене в 1903 г.– Научное обозрение, 1904, № 6, с. 41.

¹⁸ Изв. Акад. наук. V сер., 1906, т. XXV, № 1/2, с. V.

¹⁹ ЦГИАЛ, ф. 37, оп. 57, д. 2066, л. 2—2 об.

²⁰ ЦГИАЛ, ф. 37, оп. 57, д. 2066, л. 23.

²¹ Чернышев Ф. Н. Отчет о работах XI сессии Международного геологического конгресса в Стокгольме.– Изв. Акад. наук. VI сер., 1910, № 14, с. 1094.

²² Памяти академика П. И. Степанова. М.: Изд-во АН СССР, 1952, с. 86.

²³ Страницы автобиографии В. И. Вернадского. М.: Наука, 1981, с. 258-259.

²⁴ ЦГИАЛ, ф. 37, оп. 57, д. 1075, л. 1 об.

²⁵ ЦГИАЛ, ф. 37, оп. 57, д. 2142, л. 1.

²⁶ ЦГИАЛ, ф. 37, оп. 57, д. 2142, л. 7.

²⁷ ЦГИАЛ, ф. 37, оп. 57, д. 1882, л. 3.

²⁸ ЦГИАЛ, ф. 37, оп. 57, д. 1882, л. 1-2.

²⁹ Верещетин В. С., Лебедкина Е. Д. Международный совет научных союзов. М., 1962, с. 10.

³⁰ Комков Г. Д., Левшин Б. В. Семенов Л. К. Академия наук СССР: Краткий исторический очерк. Т. 1. М.: Наука, 1977, с. 311.

Глава 7
Научное наследие

Стратиграфия, палеонтология, геологическое картирование

Больше всего Ф. Н. Чернышев работал в области стратиграфии палеозойских отложений, а также некоторых других систем. Такая специализация была обусловлена генеральной ориентацией Геологического комитета на картирование территории России как основного метода изучения геологического строения. Велик вклад Ф. Н. Чернышева в разработку стратиграфии девонских отложений, особенно по Уральской геосинклинальной области, где они широко распространены и полно представлены морскими, палеонтологически охарактеризованными образованиями. Аналогичные отложения были им открыты также на Тимане, Новой Земле, в Донецком бассейне и при изучении коллекций, доставленных различными экспедициями с Вайгача, Болынеземельской тундры и из других районов. По словам А. П. Павлова, в результате работ Ф. Н. Чернышева «русский и особенно уральский девон сделался одним из наилучше изученных подразделений палеозойской группы отложений, и история девонских морей и их фаун приобрела более определенные и ясные формы. Эти блестящие результаты создали Ф. Н. громкую известность в ученых кругах всех стран»[1].

Девонская система была впервые установлена А. Седжвиком и Р. Мурчисоном в Англии в 1839 г. и получила название по одноименной местности в западной части Англии, где в толще сланцев, граувакк и известняков В. Лондсдейлем были определены окаменелости, имеющие промежуточное положение между силурийскими и каменноугольными. Позднее Р. Мурчисон, Э. Аршиак и Э. Вериейль выявили аналоги английского девона в Рейнских сланцевых горах и Арденнах, где разрезы оказались более полными и богато палеонтологически охарактеризованными. Именно здесь девонские отложения были детально расчленены на отделы, ярусы и зоны. На этих разрезах работали многие выдающиеся стратиграфы Германии, Франции, Бельгии, в частности Э. Кайзер, Э. Гольцапфель, Р. Ведекинд и др., с которыми активно общался Ф. Н. Чернышев и которые приглашали его для консультаций.

На территории нашей страны представители девонской фауны были впервые определены в 1838– 1840 гг. Л. Бухом и Э. И. Эйхвальдом. Выделение и описание девонской системы и здесь были сделаны Р. Мурчисоном, Э. Вернейлем и А. А. Кейзерлингом в знаменитой монографий «Геология России» (1841). Позднее появились небольшие работы С. С. Куторги, Р. А. Пахта, П. Семенова и В. И. Мёллера, М. Грюнвальдта, Г. В. Абиха, П. А. Чихачева, Г. Д. Романовского, в которых содержались первые отрывочные сведения о девонских отложениях в разных регионах Европейской и Азиатской частей России.

Подлинно научные исследования стратиграфии девона на территории нашей страны связаны с программой геологического картирования, которую стал осуществлять Геологический комитет. «Из работ этого периода,– отмечается в современной сводке по стратиграфии СССР,– первое место занимают палеонтологические и стратиграфические работы Ф. Н. Чернышева (1884—1893 гг.) по Уралу и Тиману. В фундаментальных монографиях, получивших мировую известность, была представлена первая дробная схема стратиграфии девона Урала, сопровождаемая описанием обширного палеонтологического материала и широкими географическими корреляциями. Из других исследований по Уралу следует отметить работы А. П. Карпинского и региональные монографии А. А. Краснопольского (1889), Э. Я. Перна (1912) и др.» ^[2].

В работах Л. Вуха, Р. Мурчисона, Э. Вернейля, А. А. Кейзерлинга и др. сведения о стратиграфии девонских отложений Урала фактически отсутствовали; имелись лишь первые указания на наличие девонских отложений, но весь нижний девон и значительная часть среднего, которые были охарактеризованы незнакомой участникам экспедиции фауной, были отнесены к силурийской системе. Ф. Н. Чернышев разработал первую схему стратиграфии девонских отложений Урала, опиравшуюся на монографические описания фауны этой системы. Эта схема долгое время была основополагающей, и ею руководствовались многие крупные геологи – его современники и ученью последующих поколений. Однако схема Ф. Н. Чернышева не была лишена ошибок. Не имея материала по послойным разрезам, он включил в нижний отдел девонской системы и все силурийские фаунистически охарактеризованные карбонатные отложения. Это выяснил только в 1925 г. Д. В. Наливкин, обративший внимание на присутствие в· нижнедевонских (по Ф. Н. Чернышеву) фаунах Урала большого количества силурийских форм и на основе анализа фауны выявивший наличие на Урале всех трех ярусов силура – лландовера, венлока, лудлова.

Стратиграфическая схема девона северной оконечности Урало-Новоземельского пояса, составленная Ф. Н. Чернышевым на основе собственных исследований, а также работ А. А. Лемана, Г. Гофера, побывавших в этих районах раньше него, просуществовала, с внесением некоторых корректив (Н. Н. Яковлевым, B. Н. Вебером, М. А. Лавровой, Р. Л. Самойловичем, C. В. Обручевым), вплоть до 30-х годов и была уточнена лишь после систематического изучения этого региона.

Наиболее подробно разработанная Ф. Н. Чернышевым стратиграфическая схема девонских отложений западного склона Южного Урала затем уточнялась. К нижнему девону Ф. Н. Чернышев отнес на Южном Урале верхнюю часть метаморфических сланцев. В 1931 г. Д. В. Наливкин установил, что герцинские известняки горизонта D}c включают не только нижний девон: нижняя их часть является силурийской, верхняя – среднедевонской. Однако следует учитывать, что граница силура и девона – одна из наиболее дискуссионных проблем, поэтому нет оснований в этом случае считать ошибочными взгляды Ф. Н. Чернышева, тем более что, по мнению многих стратиграфов, верхи «силурийской» части разреза на западном склоне Урала являются аналогами нижнего жедина Западной Европы и должны рассматриваться как нижний подотдел девона.

Отложения среднего девона на Урале Р. Мурчисон, М. Грюнвальдт и др. описали как силурийские.

Ф. Н. Чернышев исправил эту ©шибку. В настоящее время за нижнюю границу среднего девона принимается основание известняков с остатками ранне– и среднедевонских форм,, верхней границей является кровля известняков с Stringocephalus burtini Defr. В разрезе среднего девона положение некоторых горизонтов было верно определено Ф. Н. Чернышевым вплоть до составляющих теперешних подъярусов. Так, им была выделена толща жерновых песчаников, которая затем в 1926 г. была определена Д. В. Наливкиным как верхняя часть песчаниково-сланцевой свиты эйфельского яруса. В 1936 г. ей было присвоено Э. X. Алкснэ, А. И. Олли и А. П. Тяжевой название такатинской толщи нижнеэйфельского подъяруса. Теперешняя ваняшкинская свита была впервые описана Ф. Н. Чернышевым в составе свиты ленточных мергелей D12. Впервые он выделил и так называемую вязовскую свиту – горизонт D2a2. Верхний ярус среднего девона Ф. Н. Чернышев выделил под индексом D2b2 и сопоставлял его со стрингоцефаловым ярусом Западной Европы. В 1926 г. он был описан Д. В. Наливкиным как живетский ярус.

Ф. Н. Чернышев впервые изучил верхнедевонские отложения западного склона Южного Урала и отнес к ним кубоидные, гониатитовые и климениевые известняки. Более детальное расчленение верхнедевонских отложений было сделано в советское время Д. В. Наливкиным и Б. П. Марковским, но, например, верхняя часть верхнего девона (к которой позднее Д. В. Наливкин применил название фаменского яруса) была выделена Ф. Н. Чернышевым под индексом D23.

Разработанная Ф. Н. Чернышевым стратиграфическая схема девонских отложений западного склона Южного Урала широко использовалась при изучении других районов. Так, например, ею пользовался Е. С. Федоров при изучении восточного склона Северного Урала (1901 г.), а по его материалам Ф. Н. Чернышев выделил средний девон в Северо-Сосьвинском районе Приполярного Урала.

Области распространения девонских отложений на западном склоне Южного Урала были в основном верно указаны при геологическом картировании, если учесть изменение самой стратиграфической схемы. Согласно современным воззрениям, девонские отложения широко развиты в области передовых хребтов, а также в Юрюзанской и Тирлянской синклиналях и в Зилаирском синклинории. Мощность их в восточной части области, где они представлены всеми тремя отделами, достигает 2500—3500 м, чего в то время Ф. Н. Чернышев не представлял.

После смерти Ф. Н. Чернышева А. П. Павлов отмечал: «Параллельно с девонскими отложениями,Ф. Н. изучал и другие палеозойские отложения и особенно важных результатов достиг в изучении средних и верхних каменноугольных и пермо-карбоновых отложений ... стратиграфические соотношения и тектоника приуральских каменноугольных и пермо-карбоновых горизонтов выяснены в 1889 г. в описании 139-го листа карты, где описана и фауна артинских плеченогих и сопоставлена с фаунами приуральского каменноугольного известняка, пермских отложений Западной Европы и трех отделов продуктусового известняка Индии» ^[3]. В результате того, что ряд горизонтов, описанных Ф. Н. Чернышевым, А. П. Карпинским и многими другими русскими геологами как верхнекаменноугольные и пермо-карбоновые, теперь относятся к пермским, объем пермской системы весьма существенно изменился.

Пермская система была выделена несколько позднее других палеозойских систем, хотя в России, особенно на севере Европейской части, эти отложения издавна привлекали внимание своей приметной окраской и полезными ископаемыми (медистые песчаники, соляные источники). Впервые правильно определил положение этих осадков Д. И. Соколов еще в 1839 г., отнеся их к «пенеенской системе» Ж. Д’Омалиуса д’Аллуа. Но подлинным их первооткрывателем в нашей стране является Р. Мурчисон, который и предложил название «пермская система». Среди первых исследователей отложений этой системы могут быть названы (кроме Р. Мурчисона, Э. Вернейля и А. А. Кейзерлинга) С. С. Куторга, Г. П. Гельмерсен, X. Пандер, В. И. Мёллер, П. В. Еремеев, Н. А. Головкинский, К. И. Тревингк и др. Большое значение имело введение А. П. Карпинским (1874 г.) понятия «пермокарбон» для совокупности отложений, переходных, по его мнению, от карбона к собственно перми. Этот термин получил широкое распространение и относился к объединенному артинскому и кунгурскому ярусам. Ф. Н. Чернышев тоже использовал его в своих исследованиях на Урале и Тимане. В конце прошлого века, в эпоху интенсивного картирования территории Европейской России, отложения пермской системы изучались такими крупными геологами, как В. П. Амалицкий, П. И. Кротов, А. В. Нечаев, С. Н. Никитин, М. Э. Ноинский, А. А. Штукенберг, Η. Н. Яковлев и др. Наряду с ними Ф. Н. Чернышев заложил основы ярусного деления пермских отложений.

В понимании русских геологов конца прошлого века пермская система охватывала отложения, залегающие между пермо-карбоном и триасом. В ней различали три отдела, а Ф. Н. Чернышев, например, в своих лекциях в Горном институте выделял пермо-карбон, нижнюю пермь, верхнюю пермь и пермо-триас^[4]. В общем же объемы подразделений перми были неопределенными и со временем видоизменялись. Так, пермо-триас считался то отделом, то ярусом («ярус пестрых мергелей» во многих работах Ф. Н. Чернышева). В настоящее время общепринятым в СССР является деление пермской системы на два отдела – нижний и верхний. Пермо-карбон теперь – это нижний отдел перми, а прежняя «собственно пермь» – верхний отдел системы, отделы же «собственно перми» превратились в ярусы.

В состав верхнего подотдела нижней перми теперь ‘ входит два яруса – артинский и кунгурский. Р. Мурчисон относил артинские (гониатитовые) песчаники к нижнему карбону. Такой же точки зрения придерживался и Н. А. Головкинский (1874 г.). Артинский ярус получил признание и за рубежом. Ф. Н. Чернышев и А. А. Штукенберг полагали, что артинский ярус представлен исключительно терригенными отложениями, а синхронные с ним органогенные известняки они относили к верхнему карбону. Отложения кунгурского яруса Ф. Н. Чернышев выделил в Западном Приуралье под названием известково-доломитового горизонта. Современные воззрения на объем кунгурского яруса не совпадают со взглядами Ф. Н. Чернышева: «Хотя мнение о кунгуре как верхнем члене пермо-карбона было тогда всеобщим, Ф. Н. Чернышев исключал из него указанный «псевдоверхний» член (доломиты Филиппова и Гамова), содержащий морскую фауну, и рассматривал его в качестве особого «собственно» пермского горизонта, так называемого «нижнего русского цехштейна», к которому он относил разновозрастные нижнепермские отложения в других частях Европейской России, например бахмутские доломиты (ассельские) и оолитовые известняки верхнего течения р. Вычегды (артинские). Не оправдалось и существовавшее тогда мнение о замещении кунгуром верхов артинского яруса»[5].

Относительно распространения пермских отложений у сотрудников Геологического комитета в начале XX в. также существовали некоторые ошибочные представления, обусловленные слабой геологической изученностью территории России. Если в Европейской части контуры были намечены в основном правильно, то в отношении Азиатской части существовало мнение, что пермских отложений там крайне мало. Например, А. В. Нечаев – известный специалист по пермским отложениям – полагал, что в Азиатской части России совершенно отсутствует верхняя пермь. Это представление настолько закрепилось в сознании геологов, что привело к ряду ошибок при определении возраста типичных пермских отложений, который чаще всего занижался. Так, Ф. Н. Чернышев ошибся в возрасте пермских угленосных отложений Кузбасса. Фауна этих образований, как и фауна Джульфы (Закавказье); окрестностей Владивостока и Дарваза, была им определена как карбоновая, а в 1912 г. И. П. Толмачев описал пермскую фауну Колымы даже как девонскую. Но эти ошибки вполне вписывались в тогдашние представления.

Некоторые ошибки стратиграфических схем, разработанных Ф. Н. Чернышевым, не умаляют его вклада в стратиграфию. Главное значение его трудов заключается в том, что ему удалось заложить основу ярусного деления палеозойских образований на территории нашей страны, прежде всего девона, а также некоторых подразделений перми и карбона. Другой важной стороной его стратиграфических работ было то, что он стремился проводить широкие корреляции со многими регионами земного шара, в чем ему помогало знакомство с разрезами в разных странах, а также с коллекциями в национальных музеях Западной Европы и Америки.

Значителен вклад Ф. Н. Чернышева также в палеонтологию, точнее к палеофаунистику, поскольку в своих работах он не прибегал к широким теоретическим обобщениям в области палеонтологии (такие геологи-палеонтологи появились у нас в стране позже – Η. Н. Яковлев, А. А. Борисяк и др.), а занимался преимущественно определительской работой для целей стратиграфии. Ни один из предшествующих и современных ему геологов России не оставил такого количества монографических описаний фауны из различных отложений палеозоя. В монографии «Фауна нижнего девона западного склона Урала» было описано 107 форм, из них 12 новых, в книге «Фауна среднего и верхнего девона западного склона Урала» – соответственно 170 и 21, в работе «Фауна нижнего девона восточного склона Урала» – 140 и 52, а также два новых рода: Schmidtella и Lahuseniocrinus. Ф. Н. Чернышев еще в 1887 г. отмечал, что, например, Э. Вернейлю было известно всего лишь около 30 девонских форм Урала, М. Грюнвальдту – около 40, а ему уже в то время – около 275.

О блестящем определительском таланте Ф. Н. Чернышева Η. Н. Яковлев сказал: «Для Чернышева было нетрудно по первому взгляду определить предъявленные ему окаменелости палеозоя и их возраст, обыкновенно довольно точно и так, как никто в России, кроме него, не мог сделать: с этой стороны, как и со многих других, Ф. Н. Чернышев подвергался настоящей эксплуатации, тем более возможной, что по своему добродушию он не делал попыток обороняться»^[6]. Уже первое его монографическое описание девонской фауны Урала было удостоено в 1886 г. премии Минералогического общества, а фундаментальный труд по верхне– каменноугольным брахиоподам Урала и Тимана на X сессии МГК в Мехико был отмечен премией им. Л. Спендиарова. А. П. Павлов так характеризовал эту работу: «Завершением работ Ф. Н. в этой области явилась огромная монография „Верхнекаменноугольные брахиоподы Урала и Тимана“ с атласом из 63 таблиц in 4°. Вслед за подробным исчерпывающим описанием отдельных форм автор дает общую характеристику всей фауны, не ограничиваясь брахиоподами, а включая в свой обзор все важнейшие элементы фауны (головоногие, двустворчатые, кораллы, губки, фораминиферы). Далее автор дает подробный очерк распространения верхнекаменноугольных и пермокарбоновых горизонтов в России и по всему миру и сопоставляет установленные для Урала горизонты с подразделениями в других странах, даже столь отдаленных, как С. Америка, Индия, Австралия» ^[7].