Текст книги "Условно пригоден к службе"

Автор книги: Юрецко Норберт

Соавторы: Дитль Вильгельм
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

К., весь в панике, сам побежал за ним, оставив меня одного рядом с его открытой машиной и полным комплектом русского прибора "свой – чужой". Он громко звал свою собаку, время от времени свистя в свисток. Прошло целых пятнадцать минут, пока он вернулся с собакой. Со словами: "Такое с ним порой бывает", К. уселся в свою машину и укатил прочь без дальнейших комментариев.

Я, собственно, свое дело сделал. Теперь пришла очередь Удо. Я видел, как в нашем джипе включилось внутреннее освещение. Потом снова погасло и опять зажглось. Несколько раз я слышал, как хлопала дверца. Над стоянкой раскатисто пронеслось: – Дерьмо! Фары несколько раз подряд включались и выключались. В темноте я заметил приближавшегося ко мне Удо. Пыхтя и пожимая плечами, он остановился около меня: – Чертова тачка не едет!

Я подошел к машине, сел в нее и поставил рычаг автоматической коробки передач на "Р". Затем завел мотор и взглянул на моего друга Удо. Он, в своей черной куртке, прислонился к уличному фонарю и курил. Я на мгновение замер, наблюдая за тем, как он в ярком свете фар охраняет большую картонную коробку. Внутренне напряжение исчезло. Вся моя накопившаяся за время этой бестолковой передачи злость мгновенно улетучилась. Я смог только со смехом сказать: – Дружище, ну мы и профи!

Как только мы погрузили коробку, у Удо вырвалось: – Норберт, малыш, все же классно получилось, разве нет? Я медленно повернул голову в его сторону. Он все еще безучастно смотрел вперед. Я снова почувствовал себя одиноким и непонятым.

Дома я поставил коробку на кухонный стол и позвонил шефу: – Все прошло гладко. Прибор стоит у меня. Он состоит из нескольких составных частей. Реакция его была еще немного нерешительной: – Великолепно, Даннау. Но вы уверены, что вам передали правильный прибор? Этот вопрос повторялся уже несколько раз, потому я сразу переходил к тому, что советовал скептикам просто послать сюда специалиста, который смог бы идентифицировать прибор. Начальник управлявшего нами реферата Гигль ломал себе голову: – Наш единственный специалист как раз в отпуске, отдыхает в Италии на озере Гарда. Вы думаете, стоит вызвать его оттуда, чтобы он взглянул на эту штуку? Медленно все это снова превращалось в сюрреалистическую картину.

Наконец, для этого техника был забронирован на следующий день билет на самолет из Милана в Ганновер. Ночь я провел очень неспокойно и почти не спал. Прибор опознавания "свой-чужой" Варшавского пакта стоял у меня под кроватью. Рядом с собой я положил охотничье ружье. Дома я был один. Моя семья на несколько дней отправилась на лыжный курорт.

Инженер-специалист уже рано утром приземлился в Ганновере и сначала был несколько недоверчив: – Меня очень интересует, Что вы там такого раздобыли. Знаете, случается, конечно, всякое, но получить С55 – это больше, чем невероятно. Боже мой, что мы только ни делали. Ничего не получалось. Даже американцам это не удалось. Потому прошу вас, не расстраивайтесь, если это окажется чем-то другим. Для него это было, казалось, привычной процедурой. Господа из Центра любили поверхностные оценки. Я рисковал жизнью, а они старались все приуменьшить. Где-то в глубине душе это меня мучило, и я сам начал сомневаться.

Техник производил впечатление нервного и скучного человека. Он всем своим видом показывал, что он бедный прилежный сотрудник, который даже прерывает свой заграничный отпуск лишь ради того, чтобы взглянуть на какую-то ерунду. На какие жертвы только не приходится идти государственному чиновнику высокого ранга…

Но такое его настроение продлилось не долго. Я выложил части прибора на обеденном столе и прикрыл скатертью.

"Один из самых больших успехов моей службы"

Мы стояли друг напротив друга, когда я жестом фокусника сдернул скатерть со стола. Эксперт сначала уставился на стол. Потом он глубоко взглянул мне в глаза и застыл, как библейский соляной столб. Мне показалось, что он в любой момент может упасть в обморок. Его лицо приняло серый оттенок. Он медленно поднял глаза и тихо вымолвил: – Дружище, Даннау, это русский прибор опознавания "свой-чужой". Его лицо вдруг просияло. Я только облегченно вздохнул: – Я же так и говорил.

Он больше не мог сдержать радости. – Вы вообще знаете, что это значит? Это же С55. Полностью, со всеми дополнительными компонентами. Ну вы и счастливчик. Как же вам это удалось? Пару минут назад такой сдержанный коллега-инженер просто пустился в пляс вокруг моего стола, хлопал себя по ляжкам, а порой и меня по плечам. Потом он позвонил своему начальству и в самых громких выражениях назвал приобретение прибора одним из самых больших успехов Службы. У меня не было слов, а это само по себе кое-что значило.

Теперь он перешел к работе. – А что дальше? Я имею в виду – как отвезти его в Мюнхен. Вы знаете, мы, техники, в оперативных делах разбираемся мало. Наверное, вам придется что-то организовать.

Я так и предполагал. По пути из аэропорта он обращался со мной как с несчастным психом, а теперь снова все валится на меня.

Это было очередным вызовом для меня. Раз уж мне удалось доставить это редкостное чудо в свою квартиру, то уж привезти его неповрежденным в Баварию я точно смогу. Потому я прошел в спальню к другому телефону. Я позвонил Герту в город Швейнфурт. – Алло, Герт, мне нужна твоя помощь? – Куда мне ехать? – Никуда, я сам приеду к тебе, а потом тебе придется меня сопровождать. Мне срочно нужно кое-что перевезти. – Ты имеешь в виду Х. и Ко.? – Да, вернее его преемника? – Тогда приезжай быстрее, но, прошу тебя – не на служебной машине. Я боюсь, что там уже все войско поднято. Я жду тебя с 14.00 на моей синей на трассе В 19 по направлению к городу

Гость мой был серьезно озадачен, когда услышал мои указания: – Запакуйте снова все в коробку. Я достану другую машину. Я как раз подходил к двери, когда услышал его вопрос: – Но вы же не ковырялись в приборе, верно? – Нет, а что? – спросил я со смутным предчувствием. – Я исхожу из того, что в приборе может быть механизм самоликвидации с зарядом взрывчатки. Меня как молнией ударило. – Что? В этой штуке может быть взрывчатка? А я еду с ней по всей стране, да еще и сплю с ней под кроватью. Спасибо за подсказку! Я хлопнул дверью.

Потом я пошел к родителям моей жены, проживавшим всего в пятистах метрах от моего дома. Они как раз поехали в отпуск вместе с моей супругой. Их вторая машина, серебристый "Фольксваген-Поло" остался в гараже. Я взял второй ключ. Через пятнадцать минут мы уже были в дороге. Прошло несколько часов, и я съехал с автобана по направлению к центру Швейнфурта. Уже через 500 метров я увидел слева синий джип. Я несколько раз мигнул фарами. Когда Герт заметил меня, он поднял вверх большой палец и дал ход.

Мы проехали по нескольким переулкам, пока Герт не остановился. Смеясь, он подошел ко мне: – Ну что, есть? Я кивнул, и мы дружески обнялись. Потом он обратился к моему попутчику: – А вы, стало быть, специалист, да? Тот приветливо с ним поздоровался, и Герт высоко поднял брови. С долгим: "Ну, да-ааа", он повернулся снова ко мне: – Мы еще засветло привезем его на юг. Перед джипом стояла "тройка" БМВ. – Эту я взял быстренько на прокат, вот, – проговорил Герт с берлинским акцентом.

Наша остановка не продлилась и трех минут, и мы снова двинулись в путь. Без остановки мы мчались к Мюнхену. Но то, что нас там ожидало, превзошло мое воображение. Было примерно 18ю30, когда мы переехали реку Изар по мосту в долине Грюнвальд. Чуть позже с улицы Маргаретенштрассе мы свернули на Хайльманнштрассе. Большие главные вороты были ярко освещены. Через первый шлагбаум мы въехали сразу на территорию и свернули направо.

Мы хотели сначала зайти к Гиглю, бюро которого размещалась рядом с парком. Но туда мы так и не добрались, потому что прямо за поворотом уже стояла целая толпа высокопоставленных сотрудников. Они уже ждали нас. Как только я вышел из машины, раздались их аплодисменты. Я не знал, за исключением Гигля, ни одного из этих любезных джентльменов в серой фланели. В одном из бюро торжественно разливали шампанское, раздавали печенье. Все почтительно рассматривали прибор и слушали пояснения инженера-эксперта.

Потом Гигль задал мне вопрос, после которого все в помещении замолчали: – Ну, господин Даннау, и во что обошлось нам все это удовольствие? Я наслаждался этим моментом и специально еще подождал некоторое время с ответом. – Я пообещал, то есть сторговался с поставщиком, что заплачу ему в пятницу сорок тысяч марок. Раздался взрыв смеха, что меня удивило. Заметив, что я смотрел на них всех непонимающе и немного раздраженно, Гигль пришел ко мне на помощь: – Господин Даннау, вы сказали сорок тысяч марок. Вы, наверное, имели в виду четыреста тысяч марок. Это намного меньше той суммы, которую мы ожидали. Хорошая работа. – Нет, нет, – защищался я, и снова все стихло, – сорок тысяч марок, не четыреста тысяч. Я купил его за сорок тысяч марок. Может быть, еще наберется марок пятьсот на накладные расходы. Тут восторги руководителей БНД уже не знали границ. Со всех сторона нас сыпались похвалы и похлопывания по плечу.

На следующее утро я еще раз пришел в Центр для участия в "шоу". Радость из-за приобретения C55 не прекращалась. Сыпался град признательности и восхищения. Особенно подчеркивались удивительно низкие расходы на приобретение прибора. Говорилось и о том, что я достоин ордена и почетного знака. Мне пообещали досрочное продвижение по службе. Но все получилось вовсе не так. БНД и спустя десять лет не предприняла ровным счетом ничего, когда прокуратура Мюнхена обвинила меня перед земельным судом в мошенничестве как раз за этот платеж. Наоборот, Служба приложила все силы, чтобы я предстал перед судом. Но в тот момент я и во сне не мог себе такого представить, да и сейчас это кажется мне чем-то нереальным.

В эйфории Герт и я тогда вернулись в Швейнфурт. Я сменил машину и уже через пару часов был дома. Уже в пятницу, сразу после развода с моей первой женой, я поехал в Берлин. Днем раньше я несколько раз звонил Гассингу, чтобы организовать оплату для К. Но ничего не было сделано. Началась горячка. Кассирша уже ушла на уик-энд, заместитель шефа Фёллер, правда, еще сидел в бюро. Гассинг снова облегчил себе жизнь, поручив ему: – Позаботьтесь, чтобы деньги доставили. Я ведь не могу обо всем думать.

Фёллер начал звонить, потому что в его кассе все равно не набралось бы нужной для выплаты суммы. Но он пообещал мне, что как-то наскребет денег. Он собрал их у нескольких берлинских филиалов разных отделов БНД. В 18.00 мы должны были встретиться у двери дома номер 2 по Рингслебенштрассе.

Я пошел в свою квартиру. В 18.15, довольно расстроенный, я сидел у дома в моем джипе и ждал. Никто не пришел и денег не принес.

В доме было два телефона-автомата. Я попытался позвонить в филиал на Фёренвег. Но там царил режим абсолютного радиомолчания. На 19.30 у меня была назначена встреча с К. в "Европа-Центре". Учитывая "пробки" на дорогах в пятницу вечером, мне чтобы добраться туда понадобилось бы не меньше получаса. Если я уеду прямо сейчас, думал я, то вдруг через минуту появится Фёллер и не найдет меня. Потому я решил ждать. Даже если я опоздаю, К. в любом случае не уйдет сразу. Он ведь надеется заработать кругленькую сумму.

Получилось так, как бывает всегда. В 18.40 прибежал совершенно запыхавшийся Фёллер. – Норберт, дружище, поверишь ли ты, но я не нашел этот идиотский дом номер 2. Я въехал на Рингслебенштрассе с другого конца улицы. Тут она вдруг превратилась в улицу с односторонним движением. Можешь мне не верить, но я не нашел никого, кто мог бы подсказать мне этот дом номер два.

Он передал мне коричневый конверт: 40000 марок, все полностью. Я подписал квитанцию на сумму. Потом я рассказал ему о месте передачи денег. Раздельно мы двинулись в направлении Курфюрстендамм.

За пять минут до назначенного времени я стоял у больших водяных часов в "Европа-Центре". К. пришел со своей женой. Поздоровавшись, мы вдвоем двинулись в ресторан быстрого питания. Он был со стороны Зоопарка. Вся его выходящая на улицу стенка была стеклянной, потому все внутри было видно. Я уселся рядом с окном, спиной к "Европа-Центру". К. сидел напротив меня, тоже рядом со стеклянной стеной.

Мы перебросились парой фраз и как раз разговорились, когда я увидел Фёллера, осматривавшего витрины на другой стороне пассажа. Как только Фёллер стал так, что К. никак не мог его увидеть, а сам он видел все, я наиграно торжественным тоном заявил: – Итак, а теперь мы переходим к официальной части нашего вечера! Я выложил на стол конверт, отрывной блокнот с квитанциями и шариковую ручку.

Он взял конверт и спрятал его в своем черном кожаном "дипломате". Потом я заполнил квитанцию, а К. ее подписал. Когда я убрал назад свои канцелярские принадлежности, Фёллер снаружи кивнул мне и ушел. Мы договорились с К. продолжать поддерживать наши деловые отношения. Потом мы оба вышли из ресторана.

Когда час спустя я в Цизаре ел свою сосиску, вся прошедшая неделя показалась мне совершенно невероятной.

"Мюнхгаузен"

В начале 1992 года мы с Фредди приступили к совместной работе в 12 YA. Я и сегодня во всех подробностях могу вспомнить нашу первую поездку. Она началась довольно рано, в прекрасную погоду. Настроение у нас было превосходным. Мы собирались отправиться на север, точнее, по федеральному автобану № 96 в направлении к Ораниенбургу. Чтобы не застрять в берлинских "пробках" мы рано сели за руль. Фредди вел джип, а я ехал в "семерке" БМВ. Фредди достал две маленькие рации "уоки-токи", и мы могли все время поддерживать двустороннюю связь.

Когда мы остановились рядом друг с другом на большом перекрестке у аэропорта Темпельхоф, он кивнул мне с таким выражением лица, которое могло означать только одно: "Черт побери, ты хорошо живешь за государственные средства". Я спросил его по рации: – Почему именно эта государственная тачка? – Герт достал, по специальной цене. Сказал, что машину нужно отдать в Ганновере в понедельник ровно в двенадцать часов дня. Не раньше и не позже. Он объяснил, что ничего поменьше достать не удалось. Но послезавтра она будет в самый раз, с букетом на капоте.

При этом Фредди пальцем оттянул веко книзу. Хитрецы, подумал я. Сегодня четверг, в субботу у меня свадьба. А Герт очевидно хотел оказать мне услугу. Он мог принимать такие решения, потому что как раз замещал шефа. Кроме того, это все равно были его последние недели на службе. И еще один аргумент: у нас на сегодня был запланирован контакт с потенциальным источником из Западной группы российских войск. И на него мы должны были произвести хорошее впечатление.

Наша первая остановка должна была состояться в Лёвенберге, где мы в маленьком придорожном кафе у автобана договорились о встрече с "Певцом". После операции "Общество любителей пения" – получения российского прибора опознавания "свой-чужой" С55 – Райнер К. проходил у нас под псевдонимом "Певец" ("Sanger"). Он обещал достать список русских, знающих немецкий язык, на который мы хотели бы взглянуть. "Певец" жил совсем рядом от Лёвенберга, в маленькой деревушке. Он собирался прийти в восемь часов утра. Это значило, что у нас хватило бы времени оставить наши машины на стоянке вне его поля зрения и осмотреться. Теперь мы с муками пробирались по Ораниенбургу, где улицы были в совершенной разрухе и как раз ремонтировались. Повсюду вокруг нас на дорогах царил хаос. Но мы уже знали некоторые хитрые объездные пути. Один из них проходил совсем рядом с концлагерем Заксенхаузен.

Проезжая это зловещее место, я задумался. Как все это оказалось возможным? Что за отношение к послушанию и покорности было тогда у немцев? И как они относятся к этим понятиям сегодня? Мы проезжали по серым, грязным жилым кварталам. Они в ГДР, думал я, тоже вели себя в чем-то похоже. Они очень аккуратно пожертвовали идеалами социализма в пользу ложно понятой верности государству. Может быть, немцев объединяет их тяга к какой-то разрушительной лояльности и верности государству.

Но это не по мне, думал я. Я здесь ради дела, не ради пары каких-то витавших в облаках начальников из Мюнхена. Кому, собственно, я обязан быть лояльным? Какому-то учреждению? Какому-то лицу? Каким-то властям? Все, думавшие так, совершают ту же основополагающую ошибку, что и сторонники нацистов или лицемерные тихони в ГДР, боявшиеся даже в душе высказывать критику. За время долгих командировок у меня всегда было время поразмыслить над такими вопросами. Как раз в тех местах, где я сталкивался с частью немецкой истории, такие мысли были сильнее всего. Так случилось и во время этой поездки через Ораниенбург.

Вблизи кафе, где мы договорились встретиться, мы оставили наши машины в близлежащем переулке и пошли пешком. Фредди шел мне навстречу, что-то насвистывая. Наше настроение было великолепным. Мы с любопытством ждали, что же нам расскажет "Певец". Когда мы вошли в кафе, то оказались там единственными посетителями. Мы обрадовались завтраку, потому что этим утром еще ничего не ели.

Через полчаса я предложил Фредди выйти посмотреть, действительно ли наш друг пришел на встречу один. – Хорошая идея, – ответил Фредди, – пойду-ка я немного прогуляюсь. Когда мне вернуться сюда? – Подожди еще пятнадцать минут, после того, как "Певец" придет. Потом заходи, и я тебя ему представлю. Если случится что-то необычное, поезжай на машине в направлении озера Гранзее. Я увижу тебя отсюда, а потом последую за тобой. Место встречи где-нибудь на 96-м.

Он вышел, а я остался ждать нашего собеседника. Я испытывал некоторую тревогу, потому что мы не могли знать, не связала ли уже российская сторона пропажу прибора опознавания с личностью "Певца". В таком случае вполне могло оказаться, что за ним установили наблюдение. Потому требовалась осторожность. Специальную вечернюю встречу, которую организовал бы на нашем месте любой агентурист из Пуллаха, мы не могли себе позволить из-за нехватки времени. Встреча должна была пройти как бы по пути. Потому нужно было быть вдвойне внимательным. Во всяком случае, в этот день мы хотели еще завербовать одного высокопоставленного русского из ЗГВ.

Рассказы "Певца"

"Певец" пришел вовремя и весело приветствовал меня. Как всегда, он в своей обычной манере начал с многословного трепа. Его история звучала как небылица, но, возможно, она была и правдивой: – Однажды в мою дверь позвонили. Русский генерал, военный прокурор и еще четверо стояли у дверей. Наверное, из КГБ. Они спросили меня, не знаю ли я что-то о С55. Потом они зашли вовнутрь, и целый час обыскивали мой дом. Мне нечего было скрывать, потому я не сопротивлялся. Потом они ушли.

Когда я спросил его об именах и деталях, он ничего не смог рассказать. Из-за этого я и засомневался в правдивости этой истории.

Тут вернулся Фредди. Его скромный кивок означал, что все в порядке. Я представил их друг другу и попросил "Певца" еще раз повторить свою историю. Одновременно я подмигнул Фредди. Он с улыбкой уселся. История "Певца" в новом исполнении вышла немного побогаче, чем в первый раз, но полезной информации было в ней даже меньше.. Потом он выложил свой список имен. На листке были напечатаны имена примерно дюжины офицеров ЗГВ.

Фредди записал довольно много дополнительных сведений о потенциальных объектах вербовки, которые я выспрашивал у "Певца". Возраст, семейное положение, должность в армии, личные качества. Это было довольно путаным собиранием информации, но у нас не было с собой документов, которые могли бы нам помочь при проверке данных. Внутри Службы на этот счет инструкций не было, а мы сами не хотели, чтобы с нами произошел такой же провал, которые уже случались в прошлом, когда документы БНД попадали в руки русским. Единственным, что могло бы в дальнейших поездках выдать в нас разведчиков БНД, были наши служебные удостоверения, которые мы прятали в специальном тайнике для транспортировки, обычно размещавшемся под вставным ("двойным") дном портфеля или "дипломата".

Примерно через час наш гость попрощался с нами. Фредди поднял бумагу над головой и постучал по ней пальцем. С видом победителя он воскликнул: – Вот он, вот это и есть ключ! – Один из многих, – ответил я ему. Наше хорошее настроение еще улучшилось. В эйфории мы покатили дальше на север. На выезде с озера Гранзее как раз недавно открыли новую заправку. Этот факт мы восприняли как символ "модернизации на Востоке".

Вскоре мы достигли следующего места, которому суждено было сыграть особую роль для нашего будущего. В центре городка была церковь. Между церковью и главной улицей была автостоянка, время от времени используемая в качестве рынка. Она была в таком состоянии, что поиск места на ней мог бы любого довести до настоящей морской болезни. Булыжную мостовую, похоже, ни разу не ремонтировали с тех давних лет, когда ее построили. Потому, чтобы заехать на нее требовалось некоторое мужество, если вы, конечно, не хотели поломать амортизаторы на своей машине.

Но у маленького городка был свой шарм. Мы прибыли раньше назначенного срока и потому могли устроить себе небольшой отдых. Напротив автостоянки была гостиница, очевидно, видевшая и лучшие времена. Фасад ее немало пострадал от погоды и, похоже, много лет вполне обходился без покраски. К сожалению, в этот день гостиница была закрыта. Рядом с ней кто-то, очевидно, совсем недавно открыл маленькую фотолабораторию. Она совсем не вписывалась в серое однообразие тех дней. С другой стороны федерального автобана появилась маленькая закусочная. Так выглядел тогда типичный "общепит" бывшей "восточной зоны".

Как раз когда мы собирались пересечь улицу, мы услышали грохот сапог в ритме строевого шага. Я остановился как вкопанный и наблюдал за сценой. С севера приближалось несколько рот солдат. На них были защитные гимнастерки, и они перекрыли улицу по всей ширине. Грохот сапог раздавался все громче, приближаясь к нам. Потом иностранная "армия Востока" протопала мимо нас. Нескончаемой колонной.

В эти минуты у меня возникло незнакомое мне раньше ощущение. Все солдаты были очень молоды и, судя по их лицам, приехали из очень далеких мест. Никто из них не был выше 1, 65 м. Они, судя по их виду, были напуганы. Глаза безучастно смотрели вперед, на лицах нельзя было разглядеть никаких эмоций.

Рядом с каждым взводом шел прапорщик или лейтенант. Командиры были не старше своих солдат. Чужой, сладковатый запах повис в воздухе. Он был смешан с запахом затхлых и сырых гимнастерок, солдатского пота и этим бессмертным привкусом восточногерманского аромата, состоявшего из дыма угольных печей и выхлопных газов "Трабантов". Это был невероятный момент – чужие люди и запахи в чужом месте.

Когда они прошли, я сделал глубокий вдох. Фредди с открытым от удивления ртом стоял рядом. Я кратко его спросил: – Мне это не приснилось? Пораженный, он ответил: – Это было как привидение. Как будто они организовали этот парад специально для нас. Ведь они же все еще дети. Боже мой, а мы ведь всегда их боялись. Злой враг со злого Востока. Да они же, бедняги, прыгают от радости, когда их регулярно кормят. Дружище, какое же испорченное представление было у нас об этих людях.

Потом мы сделали перерыв в наших дискуссиях и, перейдя улицу, молча выпили кофе.

В душе у меня был ледяной холод и, когда мы снова стояли у наших машин, я еще раз настойчиво повторил Фредди: – Все равно, кого бы мы ни уговорили работать для нашей лавки, мы с каждым будем вести себя по-честному. Открыто, уважительно и серьезно. Никакой подлости, шантажа или чего-то подобного. Никто из них такого не заслужил. Если нам кто-то помогает, то и мы ему поможем. Все на равноправной основе.

Под сильным впечатлением этого задевшего за живое соприкосновения с чужеземными солдатами мы поехали дальше по прекрасным местам, через Нойштрелиц в Нойбранденбург. Там мы свернули в боковую улочку, чтобы снова в тишине все обсудить. Человек, которого мы ждали, был из Вюнсдорфа. Он был полковником, прекрасно говорившим по-немецки без акцента и постоянно соприкасавшимся по работе с немецкими властями и учреждениями. Несколько последних недель он, по поручению главкома ЗГВ Бурлакова много раз вел различные переговоры с Бундесвером.

Через одного тогдашнего офицера генерального штаба Бундесвера я и узнал об этом человеке. С этим офицером я был знаком еще со времен моей активной службы в армии. Тогда он был капитаном и командовал ротой в соседнем батальоне. Ловкий и жесткий офицер, которого его солдаты именовали не иначе как боевой свиньей, за это время не просто сделал карьеру. Теперь его ожидал новый взлет – перевод в Ведомство военной разведки Бундесвера – АНБ (Amt fuer Nachrichtenwesen der Bundeswehr, ANB) в Ойскирхене. У него было много интересных контактов с русскими офицерами, даже приглашал делегацию ЗГВ в Бонн. Он хотел было, чтобы и из БНД кто-то присутствовал на этой встрече, но Пуллах его предложение отверг. По воле случая мы однажды встретились снова, после чего и началась вся эта история.

Русский полковник для БНД

Теперь пришло время предпринять что-то с контактным лицом этого немецкого офицера. Русский полковник, назовем его здесь Владимиром Абрасимовым, ничего не знал о том, что его ожидало. В обычном случае он получил бы сначала в БНД внутренний оперативный персональный номер "ОППА-номер" (Operative Personen-Abfrage – OPPA). Каждый потенциальный информатор получает его, стоит лишь раз сделать запрос, касающийся его личности. После вербовки этот номер превращается в агентурный номер – т.н. "фау-номер" (V-Nummer), а сам он получает агентурный псевдоним.

В Берлине это все проходило совсем по-другому. По причине большого количества информаторов, маленького рабочего штаба и постоянной нехватки времени, агентуристу приходилось отступать от этого правила – с согласия мюнхенского Центра. Потому были некоторые агенты и информаторы, которых долго вели без номеров "ОППА" и "Фау". Некоторых из них внесли в досье и регистры через много месяцев или лет после вербовки. Этот факт и объясняет, почему в данном случае наш источник зарегистрировали и проверили в Пуллахе только в июле 1992 года. Тогда ему и присвоили ОППА-номер 12YA000100692. Мы сами дали нашему объекту вербовки Абрасимову агентурный псевдоним "Мюнхгаузен". Он оставался за ним в течение всего времени его агентурной работы.

Подобный подход без внутренней проверки личности в БНД нельзя было назвать некорректным, потому что на чиновников стран Восточного блока, а особенно на офицеров ЗГВ в досье БНД никаких данных, по сути, не было, потому ни о какой серьезной проверке в любом случае не могло быть и речи. При проверке мы получали ответ всего на два вопроса. Первый: подвергалось ли данное лицо уголовному наказанию на Западе? Второй: не занимается ли данным лицом уже какой-то другой разведчик БНД? Вероятность того, что мы найдем хоть какую-то зацепку, была меньше чем вероятность выигрыша в лотерею. Поэтому проверка носила бы исключительно формальный характер.

Такое отклонение от принятых в БНД норм могло бы показаться постороннему человеку несущественным, но много лет спустя тогдашний начальник следственного реферата перед земельным судом Мюнхена весьма бурно подчеркивал "преступный" характер этих наших действий. Совершенно нормальная в годы, о которых идет речь, процедура в 12 YA, имела для меня опустошающие последствия.

Первый контакт с объектом "Мюнхгаузен" я планировал установить в одиночку. Фредди получил задание наблюдать за окрестностями дома. Прежде всего, мы хотели выяснить, когда и как интересующий нас человек приедет и уедет.

Дело пошло. Сначала Фредди поехал в сторону нойбранденбургского управления Ведомства федерального имущества. Это учреждение располагалось прямо на федеральном автобане. Там он припарковал свою машину. Я двинулся вслед за ним через пять минут и остановился у входа. Справа от него уже стоял русский джип. В нем я увидел водителя в российской военной форме. Через зеркало заднего вида я увидел, как из машины вышел русский полковник, взял портфель и пешком направился к зданию. Я оставил машину неподалеку от учреждения и быстро вошел в дом. На первом этаже я встретил моего посредника, который тут же провел меня в свой кабинет. На сегодня у русского полковника уже не было никаких общих дел с моим знакомым. Он должен был просто забрать какие-то документы.

На маленьком столике у "уголка" для меня уже приготовили кофе, чай и немного печенья. Потом все произошло очень быстро. Через немного приоткрытую дверь я мог наблюдать, как русский полковник вытащил из портфеля одни документы и взял другие. Немецкий посредник дружелюбно его поприветствовал и пригласил в свой кабинет. – Я сейчас подойду, если вы сами захотите познакомиться, – сказал он и закрыл за собой дверь. Полковник Абрасимов положил свою фуражку и коричневый портфель на маленький столик. – Меня зовут Шрадер, Вернер Шрадер, – представился я ему. Русский полковник был приветлив, но смотрел немного скептически. Потому что ситуация была, согласимся, несколько необычной. Мы выпили чаю и начали трудный разговор.

Тут я и решился, выпустить кошку из мешка. – Вы, наверное, удивились, увидев здесь незнакомое лицо. Мне очень хотелось бы с вами побеседовать. Но сначала я выложу на стол все карты. Я сотрудник Федеральной разведывательной службы.

Русский тут же стал белым как мел. Я продолжил: – Я хочу, чтобы вы раз и навсегда знали следующее. Если вы сейчас или позже не захотите со мной разговаривать, я приму это полностью. Через пять минут после этого мы оба выйдем, и никто ничего не узнает о нашей встрече. Но вы понимаете, что мне нужно воспользоваться этим шансом.

Я говорил все это ему для того, чтобы утихомирить его страх. Медленно его лицо приобрело нормальный цвет. Потом он рассказал мне о себе много очень личного, что меня снова поразило. Казалось, он доверился мне. Я почувствовал, что между нами есть что-то общее. Абрасимов сначала был под сильным впечатлением. Его руки дрожали. Я чувствовал, как в его мозгу проносятся самые разные мысли.

Мы выпили еще по чашке чаю. Я попросил дать мне возможность еще раз встретиться с ним на нейтральной и безопасной территории. Потом мы договорились сказать нашему посреднику, что мы со всем справились. Кроме него, никто здесь не знал о встрече. Я назначил русскому две встречи в Берлине и одну в Бад Фрайенвальде. В столице я, как и раньше в истории с прибором "свой-чужой", выбрал "Европа-Центр", в этот раз – место у больших водяных часов. Эта точка превосходно подходила для незаметных встреч, и я хорошо запомнил ее после истории с С55. Кроме того, ее было легко найти и удобно до нее добираться.