Текст книги "Великосветский скандал"
Автор книги: Юна-Мари Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Юна-Мари Паркер
Великосветский скандал
Софи, Джессике, Люси, Эмили и Арчи с любовью
Только лишь публичный скандал возводит поступок в категорию преступления, грешить же втайне – это все равно, что не грешить вообще.
Пролог
1972 год
Женский голос перешел в пронзительный визг, который эхом отразился от стен зала суда, повергнув в шок всех присутствующих.
– Нет! Нет! О Господи, да она не делала этого! Говорю вам, она этого не делала!
Внезапно Диана Эндрюс сообразила, что этот пронзительный, истерический голос принадлежит ей, что эти слова выплеснулись из ее груди, когда она вскочила с места в переполненном зале суда. Олд-Бейли, Центральный уголовный суд в Лондоне, в последний день был заполнен до отказа. Вот уже несколько недель нашумевшее дело будоражило всю Англию.
Кто-то громким шепотом стал призывать к тишине. Затуманенным взором Диана посмотрела на тех, кто находился рядом. Слева ее держал за руку сын Майлз, справа сочувственно жала руку Франческа, ее золовка.
Но ведь не их ребенка обвинили сейчас в убийстве. Никто не в состоянии понять, какую боль и муку она испытывала, глядя на тонкую фигурку Катрин, на ее черные длинные волосы, зачесанные назад, и овальное, бледное как полотно лицо, – на свою дочь Катрин, стоящую перед судьями и присяжными.
Диана сделала попытку взять себя в руки, однако слезы застилали ей глаза. Лишь одна мысль билась в голове. Гай, Гай Эндрюс, который был ее мужем в течение долгих кошмарных лет. Он приносил несчастья и страдания всем окружающим и сейчас, похоже, тянет руки, пытаясь достать их всех даже из могилы. И то, что он сделал, сейчас способно погубить Катрин.
Некогда красивое лицо Дианы теперь сильно подурнело, плечи ссутулились. Вряд ли кто-нибудь мог сейчас поверить, что в девушках она слыла красавицей. И это сделал с ней Гай. А сейчас, уже мертвый, он собирается сделать невыносимой жизнь Катрин. Диана разрыдалась.
Лицо судьи, обрамленное серым париком, осталось бесстрастным, холодным суровым взглядом он смотрел прямо перед собой, адвокаты, скрывая смущение, зашуршали бумагами, а члены жюри продолжали напряженно сидеть, шокированные и приведенные в замешательство столь бурным проявлением чувств со стороны Дианы. Находившаяся на галерее публика также мрачно смотрела на Диану, благодаря Бога за то, что на этом месте стоит не их дочь.
Финальная сцена продолжительного судебного дела – Корона против Катрин Эндрюс – достигла кульминации. Восемнадцатилетняя девушка обвинялась в убийстве своего отца – и вот присяжные заседатели вынесли приговор. Катрин стояла неподвижно, оглохшая от потрясения, не способная что-либо воспринять и понять.
Судья монотонным, бесстрастным голосом зачитывал приговор, но его слова не доходили ни до Катрин, ни до Дианы. Обе помнили лишь вердикт присяжных, вынесенный несколькими минутами раньше.
– Считаете вы подсудимую виновной или не виновной в убийстве Гая Эндрюса? – спросил членов жюри секретарь суда.
Старшина присяжных встал и посмотрел судье прямо в глаза. Он не колебался, давая ответ:
– Виновна.
Общий вздох волной прокатился по залу, и именно в этот момент Диана с криком вскочила с места и разразилась рыданиями.
Находящиеся на галерее журналисты стали что-то энергично строчить в своих блокнотах. Еще бы, настоящая сенсация! Будут аншлаги на первых полосах газет!
«Катрин Эндрюс, восемнадцатилетняя дочь леди Дианы Эндрюс, признана виновной в убийстве своего отца Гая Эндрюса, видного и весьма популярного члена парламента, чьи огромные капиталы получены от огромной корпорации «Калински джуэлри, Инк.».
Диана сделала попытку поймать взгляд Катрин, чтобы передать через весь этот накаленный, переполненный зал свою любовь и поддержку, свое желание хоть как-то облегчить страдания дочери. А самое главное – донести свою непоколебимую уверенность в невиновности Катрин.
Катрин смотрела в пространство, вдаль, не видя перед собой ничего и никого, в том числе и мать. Ее большие темные глаза, обрамленные густыми черными ресницами, казались безжизненными. Уголки рта опустились, словно у обиженного маленького ребенка.
Это лицо за последние несколько месяцев стало хорошо знакомо миллионам людей. Снимки Катрин регулярно появлялись на страницах газет и в телевизионных программах новостей. Достоянием средств массовой информации стали даже ее снимки многолетней давности, где она, смеющаяся маленькая девочка, восседает на пони рядом с красавцем отцом, аристократкой матерью и братишкой Майлзом.
Как некогда и ее мать, все знали Катрин как девушку, у которой есть все: красота, богатство, положение. А сейчас государство приговаривает ее к пожизненному заключению. Как раз в этом возрасте Диана проявила неблагоразумие и сама себе вынесла нечто вроде приговора о пожизненном заключении. И причиной этого был Гай.
Диана почувствовала, что ее начинает трясти. Дрожь родилась где-то в желудке и постепенно распространилась по всему телу. Диана прильнула к руке Майлза, чтобы не упасть. Она винила себя в том, что произошло. Ее бесхарактерность и ошибки вкупе со слабоволием и грехами Гая привели к браку, в основе которого лежали тщеславие и жадность, полуправда и затаенный страх.
В самом начале, когда Диана была в возрасте Катрин, она хотела только одного – быть любимой. И ничего больше. Разве это так уж эгоистично? Не она ли превратила Гая в того, кем он в конце концов стал? Где-то в глубине сознания эта мысль дремала и тревожила ее. Однако сейчас уже слишком поздно. Прошлое не изменишь. И Катрин должна будет заплатить за это дорогую цену.
Диана повернула голову к золовке, но Франческа смотрела перед собой и была погружена в собственные воспоминания о Гае.
Франческа встрепенулась, окинула взглядом переполненный зал суда и содрогнулась. Гай был мертв, однако беды, причиной которых он был, останутся с ними навсегда. Франческа и Гай никогда не любили друг друга, даже когда были детьми и жили в роскошных родительских апартаментах на Парк-авеню. Когда Франческа повзрослела, враждебность между ними возрастала буквально с каждым годом, и в конце концов они даже перестали разговаривать друг с другом. Гай всех заставил страдать – Франческу, Диану, Катрин и, возможно, больше всех – Сару. Она была единственным человеком, кто беззаветно любил его. Или это привилегия матери? Сара заплатила огромную цену за свою преданность сыну. Впрочем, Гай заставил платить каждого.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1948 год
Глава 1
Франческа в изумлении посмотрела на Гая.
– Что ты собираешься сделать? – переспросила она.
– Я намерен постоянно жить в Англии и жениться. Что в этом странного, черт побери?
Гай сидел откинувшись на спинку кожаного дивана в библиотеке их дома, расположенного на Парк-авеню. Франческа некоторое время молча смотрела на высокую поджарую фигуру брата в безупречно сшитом костюме, на его красивое смуглое лицо, на котором отразилось явное раздражение.
Франческа поднялась из-за стола и подошла к брату. Темно-каштановые волосы обрамляли ее лицо, отличающееся безупречно правильными чертами. Карие глаза были широко открыты от удивления.
– А что скажет на это мать?
Гай бросил предостерегающий взгляд:
– Это не твоя забота, Франческа. С матерью я разберусь сам.
– Это значит, что ты опять доведешь ее до слез, как делаешь это всегда.
– Хватит чушь молоть! – воскликнул Гай. – Я никогда не доводил ее до слез. И вообще она сама виновата. Именно она и отец отправили меня в Англию получать образование, и мне там нравится. Я ненавижу Нью-Йорк. Ненавижу этот дом. И мне делается прямо-таки тошно при мысли, что я буду работать на мать в компании. Я намерен пожить в свое удовольствие, до того как она окончательно наденет на меня хомут.
Франческа опустилась на диван рядом с братом. Она была на четыре года моложе его, но порой ей казалось, что она лет на десять старше. В свои двадцать четыре года Гай во многих вещах проявлял незрелость, которая в то же время сочеталась с опасной активностью. Сара, их мать, с младых ногтей потакала ему во всем, на что он отвечал бесконечными требованиями и угрозами и в конце концов добивался того, чего хотел.
– А как же быть с компанией? Разве ты не хотел быть ее совладельцем? – спросила Франческа.
«Калински джуэлри, Инк.». Демонстрационные залы и офисы на Пятой авеню. Филиалы в Далласе, Лос-Анджелесе, Париже и Монте-Карло. Ежегодный товарооборот – миллионы долларов. Количество служащих – несколько сотен. Официальный бюджет – шестизначная цифра. Огромный черный хищник, который, по мнению Гая, омрачает его жизнь и грозит пить из него кровь до тех пор, пока от него не останется ничего, кроме груды белых костей.
– Я не желаю иметь с компанией ничего общего. Мне не интересен ювелирный бизнес, он меня никогда не привлекал. Меня интересует только прибыль, а благодаря деду, который оставил мне двадцать пять процентов акций, я живу неплохо.
– Не забывай, что мама выделяет тебе содержание, – быстро отреагировала Франческа. – Покупает тебе любую одежду и машины, какие тебе только заблагорассудится иметь, оплачивает все твои дорогостоящие путешествия.
Гай выпрямился и провел рукой по черным блестящим волосам.
– Похоже, ты забыла, что дед и тебе оставил двадцать пять процентов! – выкрикнул он. – И мать постоянно покупает тебе вещи, так что не стоит обвинять, будто я выкачиваю из нее деньги. Беда в том, Франческа, что ты ревнуешь меня. Тебе не по душе, что я у матери любимчик.
Франческа громко и раздраженно застонала. Гай всегда, еще с детства, пользовался этим аргументом, когда его загоняли в угол.
– Я говорю в последний раз, Гай. Я вовсе не ревную тебя. Меня просто сводит с ума тот факт, что у тебя блестящие перспективы, тебе отвели в будущем роль президента «Калински джуэлри», а ты этого совсем не хочешь.
– Зато ты этого хочешь, – с презрительной улыбкой проговорил он. – В этом вся суть. Ты воображаешь себя вундеркиндом в бизнесе. Тебе хочется прибрать «Калински джуэлри» к рукам и заправлять там всем. Но юмор заключается в том, что ты выйдешь замуж и нарожаешь младенцев, как и все твои подруги, и этим твоя карьера закончится. Мать никогда не позволит тебе играть важную роль в компании. Она сама говорила мне.
Франческа стиснула кулаки, решив про себя, что не клюнет на приманку Гая. Ему всегда было свойственно испытывать ее терпение и лишать уверенности, однако на сей раз у него ничего не выйдет.
– Так кто та девушка, на которой ты намерен жениться?
Гай наклонился вперед и, оживившись, сказал:
– Это очень милая малышка, ей всего восемнадцать лет, она невероятно наивна. Ее зовут Диана Стэнтон, она дочь покойного графа Саттонского. Я познакомился с ней на теннисном корте этой весной. Она именно то, что мне требуется, чтобы упрочить мое положение в английском обществе. Ее семья знает всех, и я уверен, что она выйдет за меня.
– Это отвратительно! – взорвалась Франческа. – Прежде всего что ты собираешься делать с женой? И потом, как можно жениться лишь для того, чтобы удовлетворить свои амбиции?
– Не будь такой ханжой, Франческа! Женщины выходят замуж для того, чтобы обрести положение, так почему это не могут делать мужчины? – Гай раздраженно потянулся к элегантному золотому портсигару и извлек оттуда сигарету. Эти изготовленные вручную сигареты «Дю Морье» он купил во время последней поездки в Лондон.
Ничего не ответив, Франческа поднялась и медленно направилась к столу, чтобы возобновить работу. Помоги, Господи, этой девочке, мрачно подумала она. Понимает ли она, что представляет собой Гай? Затем Франческу осенила новая мысль. Если Гай и в самом деле собирается обосноваться в Англии, то, может быть, открывается возможность осуществить ее заветную мечту…
Все началось еще тогда, когда Франческе было шесть лет и ей хотелось, подобно матери, каждое утро уходить на работу, хотя она и не имела понятия, чем именно занимается ее мать. Просто ей хотелось быть такой же взрослой и независимой, садиться в лимузин с шофером, держа в руках портфель, набитый чрезвычайно важными бумагами, чтобы доехать до роскошного здания на Пятой авеню. Франческа была убеждена, что ее мать весьма важная леди.
Каждое утро Сара Эндрюс подъезжала к элегантному, из бронзы и стекла, зданию «Калински джуэлри, Инк.», входила под бледно-голубую с позолотой арку, украшенную эмблемой компании – позолоченной буквой «К», и появлялась в демонстрационных залах, чтобы поприветствовать служащих. Ее первой ежедневной обязанностью было мобилизовать людей. Она быстро обводила взглядом нарядные витрины, отделанные бледно-голубым шелком, на фоне которого сверкали и блестели драгоценности, бледно-голубые с позолотой стулья, подставки для экзотических цветов, сияющие люстры и безупречно голубые ковры. Удовлетворенно отметив про себя, что все в полном порядке, Сара покидала демонстрационные залы, входила в здание через другую дверь и поднималась на лифте на десятый этаж. Здесь располагались роскошные офисы, предназначенные для нее и директоров, а также внушительных размеров зал заседаний совета директоров. Иногда она сначала останавливалась на девятом этаже, где трудились служащие, занимающиеся маркетингом, финансами и рекламой. Идея Сары сводилась к тому, чтобы ее присутствие постоянно ощущалось. Ни дня не проходило без того, чтобы она не учинила проверку своим подчиненным.
Иногда в офис матери Франческу приводила няня. Девочка широко открытыми глазами с явной завистью смотрела на огромный письменный стол матери в стиле Людовика ХV, который был уставлен постоянно звонящими телефонами. Кажется, ее мать все время отдавала распоряжения и указания нескончаемому потоку людей, называвших ее миссис Эндрюс и относящихся к ней с величайшим уважением. Кое-какое представление о том, чем занималась мать, давала Франческе табличка на ее двери с надписью «Президент». Вероятно, это похоже на то, чем занимается президент Соединенных Штатов. Все посетители были чрезвычайно любезны с Франческой и говорили с ней сюсюкая, словно с каким-то щенком.
– О Господи! Да ты стала совсем взрослой девочкой! У тебя очень симпатичное платьице!
Франческа вежливо улыбалась. Ей хотелось находиться там же, где находилась ее мать, – за большим письменным столом, и всем отдавать распоряжения. Особенно запал в ее память один конкретный день. Дело происходило в дождливую пятницу, когда Франческа должна была идти в балетный класс.
– Мама, я хочу остаться здесь, – взмолилась Франческа. – Я ненавижу балет. Можно мне остаться у тебя и посмотреть, как ты работаешь?
– Нет, дорогая. Тебе надо идти. – Сара Эндрюс рассеянно и устало улыбнулась. – Займись балетом, а вечером я повидаюсь с тобой.
– Я не хочу идти на занятия. – Франческа топнула ногой, обутой в красную туфельку, по толстому ковру и сверкнула глазами. – Я хочу остаться здесь, – повторила она.
– Боюсь, это невозможно. Мама очень занята. И тебе очень скоро станет скучно, малышка. Это не место для маленьких девочек.
– Ты позволяешь Гаю оставаться, когда он приходит сюда!
Лицо Сары посуровело, она раздраженно бросила золотое вечное перо.
– Мальчики – это совсем другое дело, Франческа. И к тому же Гай старше тебя. Ему сейчас десять, он примет у меня дело, и ему полезно составить представление о том, что и как здесь происходит. Маленьким девочкам незачем забивать голову подобными вещами. А теперь иди, желаю тебе получить удовольствие от занятий балетом.
Несправедливость услышанного горько обидела Франческу, к ее глазам подступили слезы. Снисходительный тон матери глубоко уязвил ее. Она почувствовала себя никчемной маленькой глупышкой по сравнению с Гаем, которому уготовано иное будущее лишь потому, что он мальчик.
Пока Франческа шлифовала балетные па, она пришла к решению, что, как и Гай, вполне способна сидеть за большим письменным столом. В конце концов, мама тоже женщина, однако же управляет компанией «Калински джуэлри».
Спустя несколько лет Саре пришлось вспомнить этот эпизод. По горящим глазам Франчески, наблюдающей за происходящим в офисе, по ее страшно огорченному виду из-за того, что ей не позволили остаться, Сара поняла, что ей будет нелегко с девочкой. Именно после этого случая Франческа стала демонстрировать решимость узнать как можно больше о «Калински джуэлри, Инк.». Она буквально изводила мать вопросами, от нее невозможно было отделаться фразой: «Ах, сегодня был такой трудный день!»
В десять лет Франческа хотела знать все о деятельности компании по сбыту ювелирных изделий. Ее интересовали не только названия тех или иных камней, но также их ценность и происхождение. Она хотела знать, как их обрабатывают – полируют и гранят. Франческа спрашивала, кто сделал ожерелье или брошь, которые она обнаружила в каталоге компании. Более того, она допытывалась, сколько кому платят – от мастера до продавца-ассистента – и какие у компании прибыли.
Одновременно Франческа старательно занималась в школе и вскоре даже превзошла в успехах Гая, хотя он был на четыре года старше. Она блистала на уроках математики и географии; сочинения ее отличались глубиной и оригинальностью, а по эрудиции она была лучшей в классе. И в то же время ее интерес к «Калински джуэлри» все возрастал.
В конце концов, когда вопросов стало слишком много, Сара сказала Франческе, чтобы она занималась своими делами. «Калински джуэлри» не имеет к ней никакого отношения. Пусть она лучше подумает о том, какая она счастливая девочка, потому что благодаря этой компании может жить в фешенебельном доме на Парк-авеню, 610, и оценит, как много у них слуг, какая великолепная пища, красивая одежда, а детская полна игрушек.
Однако это не убедило Франческу. Мать оставалась для нее какой-то далекой, загадочной личностью, и временами девочке хотелось быть ближе ей. Но ближе оказался Гай. Все предназначалось Гаю начиная с того времени, как мать унаследовала «Калински джуэлри».
Сара Эндрюс была единственным ребенком Говарда Дж. Уэйна – основателя компании «Калински джуэлри, Инк.», названной им так в честь матери – красивой и очаровательной белоруски. Сара стала владелицей быстро набирающей силу компании, когда ей было где-то около тридцати лет, после внезапной смерти отца от полиомиелита. Все последующие годы она много и упорно работала, изучая дело и ведя его таким образом, чтобы в один прекрасный день передать Гаю в управление жизнеспособную, процветающую компанию. Для Сары это были трудные годы. Ее муж, англичанин доктор Роберт Эндрюс, настойчиво убеждал продать «Калински джуэлри» и поселиться в Англии. Он ненавидел Америку и тосковал по тихим йоркширским вересковым лугам, где когда-то практиковал как врач. Однако Сара не желала даже слышать об этом. Она упорно училась бизнесу под наставничеством Генри Лэнгхэма, который работал в компании с момента ее основания и сейчас состоял членом совета директоров. Они вместе отбивались от настойчивых предложений более крупных фирм о слиянии компаний, пресекали нежелательные поползновения членов совета. И все это Сара делала ради Гая. Когда-нибудь сын примет от нее бразды правления и станет президентом.
Роберт, отец Франчески и Гая, с детских лет был для них фигурой прямо-таки призрачной. Все больше и больше времени он проводил в столь любимой им Англии. Несмотря на любовь и доброту, которые светились в его взгляде, голубые англосаксонские глаза отца смотрели грустно. Судя по всему, у родителей было мало общего, вот только непонятно, что свело их друг с другом в самом начале.
Сара всегда была богатой, решительной и сильной. На старых фотографиях она выглядела весьма привлекательно. У нее были пышные каштановые волосы, мелкие черты ее лица оживляла милая улыбка. Сару воспитывали гувернантки, она путешествовала по миру со своим обожаемым отцом. В Париже были закуплены наряды, и в восемнадцать лет состоялся дебют Сары в нью-йоркском высшем обществе. Она всегда была частью привилегированного мира очень богатых людей, где с помощью денег можно получить все что угодно, в том числе и любого человека.
Роберт, напротив, был сыном принадлежавшей к среднему классу пары, которой приходилось работать и откладывать деньги на обучение сына в медицинском колледже. Родители Роберта могли позволить себе недельный отдых в пансионате с оплаченным завтраком, где в комнатах на окнах висят желтоватые шторы, а владелицей является какая-нибудь неприветливая особа. В двадцать пять лет Роберт сдал выпускные экзамены и стал работать врачом в больнице св. Варфоломея в Лондоне. Скопив денег, он купил практику в Йоркшире.
Его родители, люди среднего достатка, пришли в ужас, когда он влюбился в энергичную Сару Уэйн, которую встретил, навещая пациента в одном из немногих роскошных домов в этой местности. Сара там гостила и, к немалому удивлению хозяйки дома, попросила разрешения продлить свое пребывание. Через три месяца Сара и Роберт поженились, и она увезла мужа в Нью-Йорк, убедив его, что он сможет зарабатывать гораздо больше, если будет специализироваться по какому-то одному профилю. Роберт так и сделал и через пять лет стал весьма уважаемым отоларингологом. Однако Роберта тянуло к своим корням, к своему народу, к мирной и тихой жизни. С годами его поездки в Англию становились все более частыми. Франческа, когда ей было одиннадцать лет, подслушала его спор с матерью, после чего прониклась к отцу симпатией и сочувствием.
– Вся беда в том, Сара, что здесь нет ничего моего! – говорил отец. – Дом – твой. Наши друзья – это все твои друзья. Даже дети принадлежат тебе в большей степени, чем мне.
– Это просто смешно! – возразила Сара. – Это все наше! Как бы я смогла унаследовать «Калински джуэлри»? Это твоя проблема, что у тебя существует комплекс богатой жены, а не моя.
– Ты могла бы продать компанию и жить нормальной жизнью, жизнью обычной жены и матери. Ну какая у нас домашняя жизнь? Никакой. Ты рано утром уезжаешь в свой офис и возвращаешься домой, когда считаешь нужным. Мы либо каждый вечер развлекаемся, либо уезжаем. На уик-энд мы улетаем в Палм-Бич и проводим время на твоей вилле. Это плохо не только для нашего брака, но и для детей.
Франческа услышала, что Сара громко, театрально вздохнула.
– Ну вот, опять за старое, – усталым голосом сказала она. – Опять те же самые аргументы. Ты должен понять, Роберт, раз и навсегда, что я не могу продать «Калински джуэлри». Мой отец, умирая, доверил компанию мне, и теперь мой долг – управлять ею до того времени, когда Гай возьмет бразды правления в свои руки. Я никогда не смогу понять, почему ты так ненавидишь Нью-Йорк.
Последовала непродолжительная пауза, затем отец стал говорить что-то понизив голос, так что Франческа ничего не могла разобрать. А затем она вновь услышала Сару. Мать говорила резко и жестко:
– Ты можешь катиться к чертовой матери в свою Англию! Ты просто провинциал и жалкий неудачник, и одному Богу известно, почему я когда-то вышла за тебя замуж!
На следующий день Роберт улетел в Англию и вернулся в свою деревушку в Йоркшире. Спустя шесть месяцев он умер от рака.
Сара с Франческой и Гаем прилетели в Англию, где стали свидетелями того, как его в простом дубовом гробу опустили в жирную, плодородную землю любимой им страны. Франческа горько плакала. Сара и Гай – нет.
Где-то в глубине души Франческа и по сей день не могла простить мать за то, что она принесла отцу столько горя.
– Гай, почему ты так скоро снова собрался в Англию? – Сара Эндрюс изо всех сил пыталась не показать своего разочарования, но оно сквозило в ее голосе. Гай пробыл дома всего пару недель, а она рассчитывала, что на сей раз сын вернулся домой насовсем.
– У меня там множество всяких дел. Сейчас в Лондоне начинается сезон, и я приглашен на вечера, балы, скачки и прочие светские мероприятия. Ты же знаешь, все мои друзья в Англии, а не здесь. – Гай укоряюще посмотрел на мать и забарабанил пальцами по столу. Он выбрал полдень для своего прихода в офис, надеясь, что в это время мать будет не очень занята делами, поскольку намеревался обратиться к ней с просьбой. – Мам, в Лондоне жить становится все дороже, а мне следует отвечать гостеприимством на гостеприимство. Мне нужны дополнительные деньги.
– Тебе не хватает жалованья?
– Ах, ладно, если ты не хочешь давать мне денег… – Гай пожал плечами и замолчал. Многократно испытанный прием сработал незамедлительно.
– Да нет же, вовсе нет. Я сейчас выпишу тебе чек. – Сара потянулась к сумочке из крокодиловой кожи и извлекла оттуда чековую книжку. – Сколько ты собираешься там пробыть?
Гай прищурил глаза, пытаясь рассмотреть, на какую сумму выписывает чек мать.
– Не очень долго, – ровным тоном сказал он. – Семейство Маккензи пригласило меня в Шотландию, чтобы поохотиться в августе. У них замок в Пертшире. Но я вернусь еще до наступления осени.
– Хотелось бы надеяться, дорогой. – Сара нервно поигрывала застежкой золотого с бриллиантом браслета. – Ты нужен мне здесь, я хотела бы начать твое обучение. Мы страшно загружены, когда приближается Рождество, и было бы очень здорово, если бы ты был рядом. – Сара с натянутой снисходительной улыбкой протянула сыну чек. Прежде чем положить его в карман, Гай бросил взгляд на выписанную сумму.
– Не беспокойся, мам. Я вернусь, а сейчас рвусь в дорогу… Ты не могла бы оказать мне услугу? Урезонь, пожалуйста, Франческу. Она буквально достала меня в последние дни. – Говоря последнюю фразу, он поднялся и направился к двери.
Сара нахмурилась.
– Что она тебе наговорила? – грубовато спросила она.
– Ты же знаешь Франческу, мам. Она всегда пытается рассердить и поссорить людей. – Гай снова пожал плечами, и Саре показалось, что она уловила грусть в его словах.
– Не беспокойся, дорогой. Я присмотрю за Франческой, – заверила Сара сына. – К счастью, она нашла себе молодого человека, весьма неглупого писателя, насколько я знаю, так что ей будет чем заняться. Ну а тебе, дорогой, я желаю хорошо провести время в Англии и вернуться как можно скорее.
– Спасибо, мам.
Когда на следующий день Гай вылетел из Нью-Йорка, он обратил свои мысли к Диане Стэнтон. Они познакомились при неблагоприятных обстоятельствах, и тем не менее эта встреча посеяла плодоносные семена в его мыслях. Настолько плодоносные, что он не мог откладывать новую встречу.
Заняв свое место в первом классе самолета, Гай предался воспоминаниям о том знаменательном дне.
Гай нанес сильнейший удар с лета, мяч перелетел через теннисную сетку. Его противник Ричард Монтгомери тщетно пытался дотянуться до мяча. Счет стал 5:4.
– Черт! – выругался про себя Ричард. С зеленого возвышения за борьбой наблюдали приглашенные девушки, которые могли слышать каждое слово игроков.
– Ваша подача, – как можно сдержаннее сказал Гай, скрывая торжество. Он великолепно отбил подачу, однако Ричард сильным ударом слева поднял мяч высоко вверх. Мяч приземлился в дальнем углу корта. – Аут! – выкрикнул Гай, что в общем-то было совершенно излишним.
Спустя пятнадцать минут оба игрока шагали к дому. Гай был в упоении от победы и выглядел столь же безупречно одетым, как и два часа назад. Ричард, раскрасневшийся и потный, похоже, еле волочил ноги.
К счастью, подоспел Гай, который спас его от расспросов и унижения. Одна за другой по склону спускались девушки, к которым присоединились молодые люди, игравшие до этого в крикет, и все собрались на террасе.
– Проходите, пожалуйста, – ворковала мать Ричарда, миссис Монтгомери. – Чай готов. Садитесь и угощайтесь. – Пухлыми ручками она указала на стол, уставленный тарелками с маленькими сандвичами и пирожными, и принялась разливать в чашки ароматный китайский чай сорта сушонг из большого серебряного чайника. – Молоко? Лимон? Сахар? – счастливо суетилась она. Миссис Монтгомери была от души рада, что Ричард пригласил к себе друзей.
Группа красивых молодых людей в элегантных, отлично сшитых белых спортивных костюмах, чем-то напоминающая стаю гогочущих лебедей, расселась на деревянных садовых скамейках, ставших пепельно-серыми оттого, что пережили не одну английскую зиму. Некоторые из гостей разместились на каменной балюстраде, кто-то расположился на лестнице, ведущей в сад с декоративными белыми горками.
От террасы начинался газон, пестревший маргаритками, вдали виднелись клумбы с традиционными пионами, лилиями и лавандой. Возле старой деревянной беседки разрослись кусты роз, освещенные низким вечерним солнцем и отбрасывающие длинные тени. Пейзаж был умиротворяющий и весьма живописный.
Пока позвякивали чашки и блюдца из тонкого фарфора и шла оживленная беседа, Гай присел на широкую каменную ступеньку с чашкой в одной руке и куском инжирного пирожного в другой. Он выглядел весьма элегантно в белом теннисном костюме. Высокий, ростом более шести футов, поджарый, с длинными ногами и узкими бедрами, поразительно красивый, с черными волосами и глазами и смуглой кожей, он выглядел моложе своих двадцати четырех лет. Прищурив глаза, Гай наблюдал за окружающими его людьми и молча прислушивался к разговорам, в которых было много нюансов, недомолвок и восклицаний, не вполне ему понятных. Похоже, они говорили на своем собственном языке, и Гай чувствовал себя в некоторой изоляции. Какое-то особое выражение в их глазах, какая-то загадочная улыбка, поворот головы – и вот они уже общаются между собой, понимают друг друга, невольно заставляя Гая чувствовать себя параноиком. Уж не смеются ли они над ним? Или над его темно-зеленым «бентли», стоявшим на подъездной аллее рядом с их потрепанными «остинами» и «моррисами»? Уж не находят ли они его американский акцент смешным? Или они считают, что он слишком хвастается своим богатством? Как бы то ни было и независимо от того, насколько часто Гая приглашали на встречи, они держались от него на расстоянии – весь этот клан, ревниво оберегающий собственную исключительность и утонченной вежливостью изгоняющий из своей среды чужаков.
Сколько Гай себя помнил, он воспитывал в себе чувство принадлежности к этому обществу, однако, будучи наполовину американцем, а наполовину англичанином, чувствовал себя здесь чужим, несмотря на деньги, полученное в Англии образование и знакомства, которые стремился поддерживать. Ему хотелось бросить вызов молодым аристократам, не придававшим значения атрибутам своей знатности, ибо считали это само собой разумеющимся. Это были молодые люди, которые носили потрепанные твидовые пиджаки с кожаными латками, могли вырядиться в старый отцовский вечерний костюм, надеть охотничьи ботинки деда, которые шутливо признавались, что разорены и скоро заложат семейные драгоценности, чтобы заплатить за новую крышу, и которые тем не менее были столь самоуверенны и самонадеянны, что ездили на полуразвалившихся старых машинах. Почему они не выказывают уважения или даже симпатии к нему? Он был богат, красив, образован, слыл отличным спортсменом и компанейским парнем. На гостеприимство он отвечал еще более щедрым гостеприимством. Он присылал их матерям букеты цветов, если его приглашали на обед. И тем не менее с ним продолжали обращаться с той же вежливостью, с какой обращаются с едва знакомым человеком.
