Текст книги "Икс. Место последнее"

Автор книги: Юн Линдквист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Линус

1

Линус Аксельссон стоял на балконе в квартире, где жил вместе с родителями, на тринадцатом этаже в четырнадцатом подъезде корпуса В. Он взялся за алюминиевые балконные перила, наклонился вперед и плюнул вниз, после чего снова выпрямился.

Вечер, легкий туман, вдали, словно символизируя сказочные возможности, блестят огни Стокгольма. В голову Линусу пришла мысль: «Я здесь король, все, что я вижу, принадлежит мне», и с его позиции на балконе это действительно звучало убедительно. Подобная мысль посетила его не впервые, а скорее в сотый или тысячный раз. Разница лишь в том, что, если все пойдет по плану, именно в этот вечер у него будут все основания для таких фантазий.

Из гостиной послышался скрежет: мама вывезла папу на место перед телевизором. Линус посмотрел через плечо и увидел, как она блокирует колеса инвалидной коляски, а затем опускается на потертый кожаный диван, который скрипит под ее тяжестью. Линус попытался испытать к ней нежность. Безуспешно. Она – лишь вещь, хоть и более подвижная, чем отец.

Когда Линусу было четыре года, семья переехала в Сарай, поближе к папиной работе. Папа был жокеем и выступал на разных ипподромах, но «Тэбю-Галопп», до которого теперь можно было доехать на машине за пятнадцать минут, был одним из крупнейших.

Отец пытался привить Линусу интерес к лошадям, но у того они вызывали отвращение. Линус никак не мог увидеть у них во взгляде умственные способности, о которых твердил отец. Видел он лишь вялую и тупую агрессию, которая только и ждала выхода наружу. И еще от них плохо пахло.

Тем не менее Линус иногда приходил на скачки, в которых участвовал отец. Ему было интересно наблюдать, выиграет ли папа, и иногда тому это удавалось. Независимо от результата Линус всегда испытывал облегчение, когда скачки заканчивались. Он любил отца, и ему страшно было видеть папу во власти галопирующих по ипподрому лошадей – какую они, должно быть, испытывают ненависть, когда их, подстегивая, гонят вперед!

Это произошло на ипподроме «Тэбю-Галопп», когда Линусу было одиннадцать. Папина лошадь, Glorious Game,[6]6
  Блистательная игра (англ.).


[Закрыть] оступилась, упала и придавила папу. Он получил перелом позвоночника в районе третьего позвонка. Лошадь не пострадала.

Когда два месяца спустя папа вернулся домой из больницы, от него почти ничего не осталось, он превратился в развалину в инвалидной коляске и мог двигать только глазами и ртом. Его речь стала неразборчивой, а изо рта вместо слов непроизвольно вытекала слюна. Взгляд, раньше такой живой и веселый, угас и – это было ужаснее всего – теперь напоминал взгляд лошади.

Линус предпочел бы, чтобы отец получил тяжелую травму мозга. Тогда к нему можно было бы относиться как к комнатному растению в инвалидной коляске. Предмету в углу комнаты, который требует ухода. Но папин мозг остался невредим, а все остальное было уничтожено. Самостоятельно он мог только дышать, глотать и издавать звуки. Иногда эти звуки, к сожалению, напоминали слова. Первое, что смог расшифровать Линус: «Убей меня». Однажды разобрав эти слова, невозможно было их не слышать, когда отец снова и снова повторял эту фразу. Убей меня.

Однажды, когда папа в семь тысяч одиннадцатый раз прошипел свою мольбу, мама пришла в ярость. Он что, не понимает, что просит нарушить закон, да ее же посадят за убийство, как можно быть таким эгоистом? После этого папа перестал обращаться к ней и полностью переключился на Линуса, возможно, потому, что тот еще не достиг возраста уголовной ответственности. В результате Линус все реже сидел с отцом, когда мамы не было дома.

Линус перегнулся через балконные перила и, щурясь, посмотрел на тропинку в кустах под балконом. Алекс сказал, что три раза подаст мобильником сигнал, означающий, что Линусу пора спускаться. В гостиной слышался смех из телевизора. Тупые люди смеются над тупыми шутками, а другие тупые люди за этим наблюдают. Линусу вдруг захотелось перелезть через перила и спрыгнуть, забить на все. Вместо этого он сел на корточки, закрыл глаза и представил себе льва, который лежит на траве в саванне и с холодным достоинством озирает окрестности.

Стегавшее изнутри беспокойство улеглось, но он все равно не мог перестать барабанить пальцами по искусственному газону, покрывающему пол балкона. Как раз в такие минуты Линус вспоминал о лекарстве и обдумывал, не стоит ли начать его принимать.

2

В школе Линусу приходилось тяжело с самого начала, буквально с первого дня. Во время переклички в группе шестилеток Линус прыгал на подушке, представляя себя огнедышащей лягушкой, пока случайно не ударил девочку, да так, что она заплакала. Подушку у него отобрали, и тогда Линус вообразил себя мячом, укатился и перевернул ширму с приколотыми к ней рисунками. Так прошел его первый день в школе.

Потом стало немного лучше. Опытная учительница не пыталась бороться с гиперактивностью Линуса, а, напротив, давала ему задания, не требующие терпения и концентрации. Он строил, резал, клеил, бегал вокруг школы, а конфликты с другими детьми случались нечасто.

Алфавит давался Линусу с большим трудом. Каждая буква в отдельности не вызывала сложностей, Линус выучил, как они выглядят и называются. Хуже стало, когда пришло время складывать буквы в слова. Когда отдельные значки ставились рядом друг с другом, они начинали расплываться. Линус мог подолгу всматриваться в слово «СОБАКА», но видел лишь бессмысленные линии, которые к тому же постоянно двигались, словно обладали той же внутренней энергией, что и он сам. Бывало, он бил по книге кулаком, словно желая убить слова и заставить их смирно лежать на бумаге.

По мере того как чтение приобретало все большее значение в учебном процессе, Линус все сильнее раздражался. Буквы расползались по бумаге, в ушах гудело, ноги чесались. Он начинал пинать ногой стену и мешать остальным, из-за чего ему часто приходилось выходить из класса.

Как только Линус получал задание, предполагающее свободный полет мысли и работу руками, он становился звездой. В одиннадцать лет он занял второе место в конкурсе газеты «Свенска дагбладет» для учеников средней школы. Требовалось создать какую-нибудь поделку, которая бы символизировала ООН. Целую неделю Линус с помощью старого телефонного каталога и обойного клея лепил земной шар, на котором были видны континенты, а на континентах люди. При этом Линус не использовал папье-маше, а взял телефонный каталог, тонкие страницы которого были усыпаны именами. Которые он сам не мог прочитать.

Родители радовались, что творение Линуса оценили, сам же он был недоволен, что не выиграл. А неделю спустя произошло несчастье с отцом.

Через несколько дней после того, как отца, словно какой-то чемодан, привезли домой, мама решила, что он не может просто сидеть в квартире. Линус помог маме дотащить отца до лифта под его жалобные протесты, в которых можно было разобрать только слово «тошнит». Линусу хотелось, чтобы уши можно было чем-то закрыть, так же как глаза – веками.

Во дворе папа замолчал, и у него изо рта потекла слюна. Линус шел, засунув руки в карманы и уставившись в землю, а в голове крутилось: Беги отсюда и никогда не возвращайся. Беги отсюда. Никогда не возвращайся. Беги отсюда.

От этих мыслей Линуса отвлек смех. Два парня из его класса, Мелвин и Тобиас, сидели на детской площадке и наблюдали за папой, который начал резко качать головой взад-вперед. Линус засунул руки еще глубже в карманы и стиснул зубы. Беги отсюда. Никогда не возвращайся.

Назавтра в школе был день здоровья. Линус часто пользовался большей свободой, чем одноклассники: ему разрешалось не участвовать в мероприятиях по расписанию, но присутствие во время обеда было обязательным. Поскольку день выдался прохладный и моросил дождь, разожгли костер, вокруг которого собрался весь класс. Линус достал термос с горячим шоколадом и бутерброд с яйцом. После пары часов в полиэтиленовом пакете яйца почему-то казались вкуснее – чудеса, да и только.

Линус пил шоколад и жевал бутерброд, внимательно рассматривая мокрую палку на краю костра. Она шипела и дымилась, и он хотел увидеть, в какой именно момент палка загорится. Вдруг послышались хлюпающие звуки.

Их издавал Тобиас, закатывая глаза и судорожно тряся руками, а из угла его рта тек шоколад.

– Батя Линуса! Полный дебил! Да, Линус? Наверное, поэтому и ты тоже дебил.

Учителя разговаривали в стороне и не видели, что происходит. Мелвин тоже пустил шоколадную слюну и захныкал, передразнивая отца Линуса. Все заржали. Все, кроме Кассандры.

Даже в нормальном состоянии внутри Линуса жил беспокойный зверек, который носился по организму, щекотал внутренности и топтал нервы. Сейчас зверек присмирел, отполз в норку и затихарился. Линус закрутил поплотнее крышку на термосе, встал и подошел к Мелвину – тот все еще сидел, закатив глаза, и поэтому не успел среагировать, прежде чем Линус съездил ему термосом по роже.

Тобиас вскочил и неслышно что-то сказал, после чего у него изо рта потекло еще больше шоколада. Не успел он поднять руки, чтобы защититься, как Линус ударил его термосом в висок. Тобиас рухнул на мох. Линус обернулся к остальным, проверяя, нет ли еще желающих пошутить. Желающих не нашлось. Издалека бежали учителя.

3

В последующие недели Линус посещал двух психологов, у которых проходил тесты, отвечал на вопросы и делал упражнения на ассоциации. У него взяли анализы, сделали рентген головы. За это время Линусу исполнилось двенадцать. Врачи пришли к выводу, что с умственными способностями у него все в порядке, но налицо девяносто процентов симптомов, необходимых для постановки диагноза СДВГ.

Многие испытывают облегчение, услышав, что у их расплывчатых проблем есть название, а затем превращают диагноз в часть своей личности. Линус был не из таких. Возможно, причиной тому состояние отца, но Линус совершенно не хотел становиться жертвой какой-то болезни или синдрома. Аккуратная аббревиатура была сравнима с приговором постоянно ходить с бумажным колпаком на голове. Ага, так вот ты какой.

Символом этого стало лекарство, которое вложили ему в руки после постановки диагноза. Пластиковая баночка с таблетками и надписью: «Концерта 27 мг».

– Начнем с этого, а дальше будет видно, – сказал психолог.

– Что будет видно?

– Как ты отреагируешь на лекарство, какая подойдет дозировка.

Линус потряс банку.

– Оно сильное?

– Одно из самых слабых, но начнем с него.

Еще одно поражение. Если без таблеток не обойтись, Линус хотел, чтобы они были самыми сильными, самыми забористыми, чтобы сразу было ясно – у него совсем крышу снесло, а ему подсовывают вариант для трусов, соглашаться на который в его планы не входит.

В Сарай Линус вернулся очень подавленным. Сел на скамейку и достал пластиковую банку. Есть два варианта: или выбросить это дерьмо к чертовой матери, или проглотить все разом. Скорее всего, подросткам не дают таких таблеток, с помощью которых можно покончить с собой, но уверен он не был. И так ли ему хочется умереть? Может, да, а может, и нет. А что, если сыграть с таблетками в русскую рулетку, чтобы самому не пришлось принимать решение?

За спиной послышались шаги, и Линус поспешил убрать банку в карман куртки.

– Что это у тебя?

Линус одновременно и вздохнул с облегчением, и напрягся. Голос принадлежал Алексу, восемнадцатилетнему парню из соседнего подъезда. Он уже пару раз побывал в исправительном центре и был замешан почти во всем, что творилось на районе. Рассказывали, что он чуть не забил до смерти какого-то юношу. Облегчение Линус почувствовал оттого, что подошел не кто-то из взрослых, а напряжение – потому, что это был именно Алекс.

– Ничего особенного, – ответил Линус и засунул руки в карманы куртки, когда Алекс попал в его поле зрения. Свободно сидящее худи и ботинки «Адидас» не могли скрыть упругие мускулы – результат многих часов, проведенных в тренажерном зале. Татуировка на шее, бритая голова и шрам, тянущийся от глаза до щеки. Он просто идеален. Если бы Линус не был с ним знаком, то от страха наложил бы в штаны, но сейчас ощущал лишь волнение.

– Дай заценить, – сказал Алекс и протянул руку, на которой под кожей виднелись вены.

Если Алекс говорил «Дай заценить», ему давали заценить. Алекс прочел надпись на этикетке.

– У тебя СДВГ, что ли?

– Да.

– И?

Линус пожал плечами и вдруг почувствовал, как на глаза наворачиваются слезы. Реветь перед Алексом – исключено, поэтому он уставился в землю и начал что-то рисовать носком ботинка. Алекс грохнулся на скамейку рядом с ним.

– Слышь, Линус. Возьми себя в руки.

Линус покосился на Алекса и сказал:

– Не хочу быть больным.

Алекс вздохнул и огляделся вокруг:

– Это не болезнь, тупица. Это диагноз. Просто слова.

Он так резко толкнул Линуса в плечо, что тот чуть не упал на бок, и показал на себя указательными пальцами обеих рук.

– Вот я, например. У меня, блин, есть все психодиагнозы, которые только существуют, кроме Альцгеймера. По-твоему, я похож на гребаного лузера?

Линус посмотрел на увесистую золотую цепь у Алекса на шее и покачал головой. Алекс отдал ему баночку, подвинулся на несколько сантиметров ближе и сказал:

– А сейчас ты выслушаешь меня очень внимательно. Вот, положим, что-то случается. Да что угодно. Кто-то оскорбляет твоего отца или тебе ставят какой-то долбаный диагноз. Тогда ты не будешь спрашивать себя: «Что это значит?» Или: «Что я чувствую?» Это дребедень для лохов. Ты задашь себе вот какой вопрос: «Как я могу это использовать?» Догоняешь?

Линус вертел банку в руках. Нет, он не догонял, что хорошего в том, что тебя заклеймили диагнозом, как это можно использовать, и поэтому спросил:

– Это как?

Алекс закатил глаза и постучал ему по виску указательным пальцем:

– Подумай.

Когда Линус ничего не сказал, Алекс переместил палец на банку.

– Таблетки. В них есть амфетамин. Конкретно эти слабые, за них получишь… двадцать-тридцать крон за штуку. Пятьсот за банку, если повезет.

– А действуют они как амфетамин?

– На таких, как мы с тобой, – нет, а вообще да. Типа на студентов, которым надо жопу рвать перед экзаменами и все такое. И которые боятся брать товар посерьезнее.

– Пятьсот? – Линус взвесил банку на ладони.

Алекс пожал плечами:

– Если найдешь правильного покупателя.

– Как же мне его найти?

Лицо Алекса разрезала широкая ухмылка.

– А это, малыш, тебе придется выяснить без меня. Эту дрянь я больше не толкаю.

Он встал со скамейки, наклонился к Линусу и сказал, на октаву понизив голос:

– Надеюсь, ты все понял?

Он посмотрел на Линуса, как будто сказал что-то смешное, и до Линуса дошло. Он взглянул на Алекса, кивнул и произнес:

– О да. Спасибо, Балу!

4

С тех пор прошло пять лет, и теперь Линус ждал знака от Алекса. Года два он не появлялся на районе, но несколько месяцев назад вернулся и начал проворачивать дела. Сказать, что совет Алекса изменил жизнь Линуса, было бы преувеличением, но он точно пришелся кстати. С того дня Линус везде высматривал возможности.

Для примера достаточно привести первый случай, когда Линусу улыбнулась удача. На следующий день после разговора с Алексом у двадцать шестого подъезда он увидел роллатор старухи Гуммерус. Линус остановился, рассматривая его и прикидывая: как он может мне пригодиться?

Идея не заставила себя долго ждать, и он отвез роллатор в кусты, после чего поднялся в квартиру старухи, позвонил в дверь и сказал, что видел, как роллатор утащили парни из северного квартала. Бабуля вышла на балкон, посмотрела вниз и запричитала так, что Линусу стало стыдно, и он был близок к тому, чтобы бросить эту затею, но вдруг услышал именно тот вопрос, на который надеялся: есть ли хоть малейший шанс, что Линус вернет ей роллатор?

Он почесал в затылке и объяснил: эти парни из северного квартала очень опасны, сами понимаете. С ними не забалуешь. Дождался, пока бабуля начнет умолять, а затем сказал, что готов попытаться. И чуть было не добавил что-то вроде: «Если я не вернусь, будьте добры, сообщите маме», но решил, что это уже перебор.

Затем Линус сделал круг вокруг дома, заглянул на площадь, стащил в ближайшем мини-маркете вафлю в шоколаде и вернулся к подъезду. Вытаскивая роллатор из кустов, поднял с земли немного глины и измазал ею щеку и шею. Он не поехал на лифте, а пробежал по лестнице до десятого этажа и, запыхавшись, позвонил в дверь.

Линус рассказал историю о том, как с риском для жизни выкрал у парней роллатор, одновременно корча гримасы, словно от боли. Бабуля вышла на балкон и, вернувшись, держала в руках две купюры в сто крон, которые протянула Линусу.

Всё в таком духе. Вот что значит видеть возможности.

5

Три сигнала шли не с дорожки, а из просвета в кустах, где стояли перекладины для выбивания ковров. Линус поморщился. Ну конечно. Алекс хочет напомнить, что Линус у него в долгу. И он действительно был ему должен, нечего и говорить. Линус ушел с балкона и пересек гостиную, где сидели родители, завороженные голубым светом из телевизора, словно их вот-вот заберут на космический корабль.

В прихожей он натянул на себя темно-серое худи «Адидас» и надел кроссовки «Найки». У него была еще пара «Асикс», но они предназначались для бега и только для бега, и он никогда бы не стал их пачкать, используя в качестве обычной обуви. Это была не просто обувь, а обувь.

Линус зашел в лифт и посмотрел на свое отражение в треснувшем разрисованном зеркале. Он с готовностью заплатил бы солидную сумму, чтобы изменить в своей внешности почти все. Два новых жирных прыща вскочили на лбу прямо посреди шрамов, оставшихся от предыдущих прыщей. Волосы бесцветные и безжизненные, к тому же уже начали редеть. Ему всего семнадцать. А он уже лысеет. Во всей его внешности было что-то изголодавшееся, и в грязно-желтом свете лампочки над щеками проступали тени от глазниц. Единственное, о чем можно сказать что-то хорошее, – глаза. Большие голубые глаза блестели, как два красивых лесных озера в разоренном пожаром лесу.

Лифт со скрежетом остановился на первом этаже. Линус вышел, распахнул дверь в подъезд и засунул руки в карманы, одновременно привычно сканируя местность. Ни в коем случае не мотать головой, словно боязливая птичка, а лишь быстро искать глазами отличия. Все спокойно. Он пошел дальше. Нельзя было отрицать: он нервничал, и это было заметно, когда он задумывался над походкой. Правильно ли он идет?

Когда Линус свернул на дорожку и увидел огонек от сигареты Алекса, походка сделалась неуклюжей, и он мысленно ударил себя в живот, чтобы скорчиться и идти более расслабленно, покачиваясь.

– Че как? – спросил Алекс, сделал последнюю затяжку и затушил сигарету подошвой ботинка.

– Путем. Сам как?

Алекс не ответил, и Линус испытал благодарность за то, что в кустах темно. После возвращения Алекса они несколько раз виделись при свете дня, и Линус заметил, что за время отсутствия Алекса что-то в его глазах изменилось. Несмотря на жесткость, в его взгляде всегда мелькал юмор или насмешка. Теперь он смотрел серьезно и мрачно, как бы изучая, и от этого у собеседника подкашивались ноги. Словно точно знал. Линус заметил этот взгляд в свете сигареты, и этого хватило, чтобы он тут же размяк.

– Вот, – Алекс протянул Линусу что-то, и тот не глядя убрал полученное в карман.

Perkele![7]7
  Черт! (Фин.)


[Закрыть]

Линус думал, что речь идет о пяти, максимум десяти граммах, но в кармане худи рука сжимала туго завернутую в полиэтилен упаковку, которая весила минимум…

– Сто грамм, – сказал Алекс. – Девяносто процентов.

У Линуса пересохло во рту, слюну как будто высушило феном. Его пульс в состоянии покоя составлял двадцать три удара в минуту, но сейчас сердце понеслось галопом. Он настроился на то, чтобы наконец начать толкать реальный товар, но это было круто. Голос Линуса дрогнул:

– Но какого хрена?

– Какие-то проблемы?

– Ну, вообще-то, откуда у тебя… – Линус оборвал начатую фразу. Он чуть было не задал вопрос, который не задавали, если хотели и дальше самостоятельно зашнуровывать ботинки по утрам.

– Что ты сказал? – спросил Алекс.

– Ничего.

– О’кей. Всё в порядке?

Линус знал, что голос выдаст его и станет ясно, что он струхнул, поэтому ограничился кивком. Алекс провел указательным пальцем по шраму:

– Тысяча за грамм. Дешевле некуда. Сам взвешиваешь и расфасовываешь. И еще, Линус… – Алекс сделал шаг к нему. – Ты же не кидала, правда?

Линус не знал, что это слово значит, но покачал головой. Неважно, кто это, нет, конечно, он не такой, если только Алекс не захочет, чтобы он таким стал.

– Соблазн бывает велик, – продолжал Алекс. – Когда товар настолько чистый.

О’кей, теперь Линус понял. У него и в мыслях не было разбавлять товар, чтобы получилось еще больше. Линусу и так казалось, что в кармане лежит уже как минимум килограмм. Он сглотнул и спросил:

– Сколько ты должен получить?

Словно это было само собой разумеющимся, Алекс ответил:

– Сто штук.

– А я?

– Что ты?

– Что получу я? Если здесь сто грамм, и я толкну их за…

– Линус-Линус. – Алекс положил руку ему на плечо. – Ты не получишь ничего. В этот раз. Это тест. И расплата. Сечешь? Справишься с этим, и ты в деле. Тогда и поговорим, что получишь ты.

– Но то есть…

Алекс придвинул руку к шее Линуса, сжал ее и притянул его к себе, дыша в лицо.

– Линус, если ты не врубаешься в понятие, если не понимаешь, что долги надо гасить, тебе конец. Тогда ты труп. Ясно?

Линус с трудом кивнул. Алекс ослабил хватку, и его голос зазвучал миролюбивее:

– Ты понимаешь, что тут происходит? К какому источнику у нас есть доступ? Понимаешь? Что из этого может выйти?

Возможно, со временем Линус понял бы. Объемы. Качество. Но в данный момент его парализовала мысль о невозможности сбыть товар, который лежал у него в кармане. Знакомые торчки, возможно, возьмут десять, максимум пятнадцать грамм. А что потом?

– Сколько у меня времени?

Алекс развел руками:

– Сколько потребуется.

Линус почувствовал облегчение в груди, но Алекс тут же добавил:

– Но не больше двух недель. Ты знаешь, где меня найти.

Алекс сделал шаг назад и развернулся. Прежде чем уйти, похлопал перекладину для выбивания ковров, чтобы напомнить Линусу, почему тот сделает это бесплатно.

Потому, что настал час расплаты.