Текст книги "Ангел. Ты моё безумие (СИ)"
Автор книги: Юля Фокс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Вторая глава
Любимый парень обнимает меня, едва касаясь кожи пальцами рук, будто я самое ценное, что есть в его жизни. Легкие поцелуи в макушку заставляют тело мякнуть в этих крепких, до боли родных, объятиях. Я так счастлива. Он рядом со мной, и он… он любит меня. Могла бы я подумать, что человек, от любви к которому я страдала больше года, когда-нибудь будет смотреть на меня с такой теплотой и трепетом в глазах. Обнимать и шептать на ушко милые словечки, от которых сердце каждый раз, как в первый, будет замирать, а потом с новым вздохом биться сильнее. Мой родной и любимый. Весь и только мой. И я никому не за что его не отдам.
– Ангел, – парень отрывается, но не прекращает обнимать, – просто знай, всегда знай и не забывай, чтобы не случилось…
– Ну что, – медленно растягиваю слова, улыбаясь самой искренней улыбкой, которой только могу.
– Чтобы не случилось, – смотрит в глаза, но не улыбается, – помни, что ты – самое лучшее, что происходило со мной в жизни.
Такой серьезный, что под этим взглядом, сама не замечая того, съеживаюсь.
– Почему ты мне это сейчас говоришь? Что случилось?
– Ничего, Гель… просто знай это, – закрывает глаза и со всей силы прижимается лбом к моему.
– Ты тоже…, – делаю паузу, – тоже, Клинин.
– Ааааааа, твою ж мать, что это за хрень, – громкий крик вырывает меня из сна, оставив лишь печаль от такого далекого мнимого счастья.
Пытаюсь заглушить звук, доносящийся из соседней комнаты, и с головой укрываюсь подушкой. Не помогает. Сквозь тишину все равно доносится непонятный вопль вперемешку с отборными матами. Подруга всегда умела четко выражать свои мысли.
Переворачиваюсь на другую сторону и еще сильнее укутываюсь одеялом. Так хорошо и уютно, хоть и невыносимо грустно от воспоминаний, нахлынувших из-за сна.
Я обещала тебе, что буду помнить, – говорю шёпотом скорее самой себе, – но ты первый нарушил свое обещание.
Ураган, в виде любимой подружки, с криками вносится в мою комнату. Из-за выпитого вчера алкоголя голова и так раскалывается, а еще эти громкие крики с утра.
– Да перестань ты орать, как угорелая, – умоляюще произношу, – лучше таблетку бы принесла.
– Что это за хрень у меня на ляшке? – продолжает кричать Муравьева.
– А мне почем знать, – даже не поворачиваюсь в ее сторону, – это же твои ляшки, – усмехаюсь.
– Ты посмотри на нее, она еще и угорает, – злобно ворчит Мура, – это ты меня вчера напоила, а я даже и не собиралась пить.
– Тебе напомнить кто меня вообще туда потащил? – так и не открыв глаза, препираюсь с Варькой.
– Ладно, – всё-таки сдается, – Гель, что вчера было, я ничего не помню.
– Тебе коротко или во всех интимных подробностях, – продолжаю издеваться над подругой.
Тонкий жалостливый стон подруги проносится на всю комнату, и я, перебарывая себя, всё-таки открываю глаза.
– Ну что там у тебя, – произношу, зевая.
– Вот, – Варька поднимает ногу на кровать и показывает рукой место в районе бедра, где корявым размашистым почерком что-то начеркано.
Читаю надпись и заливаюсь смехом.
Варька не поддерживает моего хорошего настроения, злобно сверля взглядом. Из-за сна ее темные волосы слегка потрепались и некоторые прядки стоят торчком. Но даже этот факт не делает ее менее привлекательной.
Смотрю на подругу, и волна смеха накрывает меня новой волной.
– Прекрати. Ржать. Иначе я не ручаюсь за себя, – сложив руки на груди, чеканит каждое слово.
«Здесь был Тим» – гласит надпись.
А чуть ниже продолжение.
«Мурёночек, ты была прекрасна».
Двоякий смысл фразы заставляет задуматься, а стоит ли вообще рассказывать Варьке о вчерашнем вечере.
Пусть немного помучается и повспоминает, кому может принадлежать эта надпись.
Но женское сострадание и любовь к подруге перебарывают во мне внутреннего чертенка и я всё – таки решаюсь рассказать о вчерашнем необычном вечере.
– Удод, я его урою, – в конце рассказа делает вывод Муравьева .
– Как, ты ведь даже не помнишь как он выглядит, – смеюсь.
Головную боль как рукой сняло.
– Зато ты помнишь, – улыбается подруга, – и ты поможешь мне проучить его.
– Ну уж нет, – встаю с кровати и пытаюсь найти платье, которое вчера куда-то запихала, – он мне понравился, хороший парень, помог дотащить твое пьяное тело до третьего этажа и уложить в постель. Если б не он, не представляю, чтобы делала. Ты чего вообще так наклюкалась? Из-за Фрола своего?
– Мне нужно было выпустить отрицательную энергию и проораться. И трезвой я, естественно, орать бы не стала. А судя по моему охрипшему голосу, я все-таки это сделала, но… – Варька ложится на кровать и закрывает лицо руками, – я ничего не помню.
– Вообще ничего? – смеюсь, пытаясь найти второй туфель.
И откуда эта дурацкая привычка после пьянки разбрасывать вещи по всей квартире.
– Вообще… С того самого момента, как решила выйти из клуба подышать свежим воздухом. Бам. И пустота.
– Кстати, за то, что оставила меня там одну, еще получишь, – укоризненно смотрю в глаза Варьке, – Клин меня вчера чуть до белого каления не довел, и вообще, не понимаю его. Как бы и не пыталась понять. Что ему от меня снова надо.
– Ты не пыталась с ним поговорить? – взгляд Муравьевой становится серьезным.
– А толку то? Он только и повторяет, «я не мог по-другому»,«так было нужно» – перекривливаю хриплым голосом Клинина, от чего Варька начинает смеяться.
– Ладно, харэ сушить батоны, погнали махать вёслами – воодушевляется подруга, поднимаясь с кровати.
– Чееего?
– В парк пошли говорю, – улыбается.
– Не, ты как хочешь, а я лучше дома поваляюсь, книжечку почитаю, – ложусь на кровать и укрываюсь одеялом с головой, – мне еще домашку по английскому делать, – кричу из своего убежища.
– И в кого ты такая скучная, – безнадежно вздыхает подруга.
– Не скучная, а просто ответственная, – швыряю подушку вслед уходящей Муравьевой.
* * *
В этом году выдалась холодная, даже немного мерзкая осень. Уже с конца сентября на улице стали всё чаще лить дожди, появлялась первая изморозь, и с каждым днём всё толще становилась корка льда на лужах, которые я так любила трескать. А в конце октября уже выпал первый снег, чему я радовалась, словно пришедшему осеннему новому году.
Правда, снег сразу же и растаял. Но это стоило того, чтобы успеть почувствовать себя на чуточку счастливее, совсем на капельку.
Помню, как бегали с Варькой по поляне в парке, застеленной тонким полотном снега и ловили языком невесомые пушистые снежинки. И в тот момент совершенно неважно было, что мне уже 23, а Варьке вот вот стукнет 20, важно было то, что в этот самый момент мы были счастливы.
– Варвара Батьковна, где ваша шапка и варежки?
– Не ворчи злобная старушка, на дворе конец октября и над нашими головами кружится снег, разве это ли не счастье?
* * *
И снова конверт. И снова без имени.
«Помни, как бы темно не было сейчас, впереди тебя ждет утро с самым красивым рассветом на свете».
Начала задумываться о том, чтобы кто-нибудь снял мой почтовый ящик.
А еще в голову нечаянно закралась одна нелепая мысль…
А что, ну может быть вдруг, это всё-таки Клинин.
* * *
Середина ноября подкралась также незаметно, как и день рождения Муры. Встав рано утром, я незаметно для именинницы вышла из квартиры и побежала в ближайший маркет за гелевыми шариками и тортиком. Уже месяц подарок для Варьки пылился под моей кроватью.
Набор коллекционных виниловых пластинок известной рок-группы «accept» – ее давняя мечта, также как и мечта когда-нибудь прыгнуть с парашютом. Для меня это слишком экстремальное увлечение, поэтому я предпочитаю просто два раза в неделю посещать бассейн напротив дома.
На самом деле наша история знакомства с Муравьевой похожа на тысячи других историй знакомств.
Вместе учились в школе, только я на три класса старше. Позже я поступила в институт на специальность «международные отношения, иностранные языки», а Варька, окончив школу, подала документы в тот же университет, только на факультет журналистики.
Сейчас мне приходится изучать три языка одновременно, что иногда бывает просто нереально и занимает практически все свободное время, но мне это и нравится… нравится развиваться, становиться лучше, и это делает меня на шаг ближе к исполнению моей мечты. Путешествовать по стране и изучать культуру народа, общаться с людьми на их родном языке и понимать, что они пытаются сказать тебе.
Я очень трепетно отношусь к Муравьевой. В то время, когда весь институт стал гудеть о споре между Клинином и Королёвой, объектом которого стала я, Варька заканчивала 9 класс и готовилась к экзаменам в школе, но она не оставила меня в трудную минуту, поддерживала. Когда брат решил переехать жить в другой город, она также была со мной, как и я, когда поддержка нужна была ей.
Леша давно привык к ней, поэтому и называет нас сестренками. И я такой ее и считаю.
Купив шарики и торт, на цыпочках пытаюсь пробраться к себе в комнату. Спящая царевна Муравьева так и продолжает беззаботно дрыхнуть у себя в комнате, ни о чем не догадываясь.
Зажигаю свечки на торте, беру в охапку шарики, надеваю праздничный колпак и осторожно вхожу в комнату Муравьевой.
– Ротааа подъем, – ору во весь голос, при этом стараясь не выронить торт из рук.
Варька мигом просыпается и недоуменно смотрит на меня. Несколько секунд и ее рот расплывается в улыбке.
– Женщина, ты просто невыносима, – произносит зевая, а я начинаю петь нашу песенку.
– С днём рождения тебя, с днём рождения тебя… С днем рождения, засранка-всё проспишь, с днём рождения тебя, – заканчиваю, как можно сильнее стараясь пищать ближе к концу, а Муравьева демонстративно затыкает уши.
– Уу, это было жестоко, – поднимается с кровати.
– Задувай, – произношу, – и загадывай желание, только не как в том году, пожалуйста.
– А чем тебе не понравились танцующие мужчины, – смеется, но свечи задувает.
– Тем, что они были наполовину голые, – смеюсь в ответ, – с твоим днем, родная, – обнимаю Варьку.
День рождения Варьки решили отпраздновать на выходных в одном из местных клубов города. Хоть я и не сильно люблю подобные места из-за огромного скопления пьяных людей, ради Муры готова снова вернуться туда. А пока впереди ждала сложная и изнурительная неделя учёбы, изредка разбавляемая походами в бассейн и разговорами с братом.
Собираю вещи, необходимые для бассейна, и выхожу из подъезда. Осенний холодный ветер пробирает до самых костей, заставляя съеживаться под его напором, а я еще сильнее укутываюсь в пальто и обматываю шею теплым вязаным шарфом. И почему только не взяла с собой шапку, она сейчас бы очень пригодилась. Невыносимо холодно. Не люблю холод, да и осень не сильно люблю. Именно в это время года я узнала о споре, именно тогда меня предали, напрочь разбив хрупкое сердце, верящее в искреннюю и настоящую любовь. Сердце, которое когда-то хотело любить, а сейчас...сейчас оно просто хочет биться, ведь иногда судьба забирает у людей и этот шанс. Лёша мог умереть в 23 года. В том самом автобусе, котором тысячу раз возвращался домой. В один миг я могла потерять самого родного человека в своей жизни. Того, кто всегда был рядом со мной. И в один момент его могло не стать. Со слезами на глазах вспоминаю, как приняла вызов от брата, а в трубке услышала женский незнакомый голос, говорящий что Леша в больнице и находится в критическом состоянии. Вспоминаю, как неслась со всей скорости к той самой больнице и почти сутки ревела, спала и ревела под дверями палаты, в которой врачи боролись за жизнь брата. Пытаюсь забыть. Стараюсь вычеркнуть это страшное время из памяти, но пока бесполезно. Воспоминания, словно тысяча занос, въевшихся в сердце, не отпускают, изредка припоминая всё, что тогда произошло. И сейчас...сейчас я знаю, что нет ничего хуже смерти. Всё можно пережить и забыть со временем, но только не смерть…
Захожу в здание и на автомате иду к стойке администратора. Забираю свой талончик и, улыбаясь, иду в сторону женской раздевалки. Мысль о приближающемся отдыхе еще больше поднимает настроение и заставляет двигаться быстрее. Практически дохожу до раздевалки, как чувствую, что ноги начинают скользить по кафелю, а тело по инерции движется в противоположную сторону. Закрываю глаза из-за страха в следующую же секунду встретиться с холодным полом, но чьи-то крепкие руки умудряются подхватить в самый последний момент. Открываю глаза и вижу перед собой милого парня с красивой улыбкой. Скрещиваю пальчики. Эта улыбка даст фору даже Лексу.
– Привет, – произносит, а меня прошибает током, – ты как, не ушиблась, – приятный голос с легкой хрипотцой, настолько идеальный, что закрадывается мысль, что это просто сон. А незнакомый парень лишь плод моего воображения.
– Нет, – смущаюсь, пытаясь встать, но крепкие руки не дают выбраться из плена, – может, отпустишь уже, – начинаю раздражаться от этой неловкой ситуации. Последние извилины в голове, отвечающие за разум, всё-таки остались и изредка дают о себе знать. Крепкие руки парня пропадают, и в следующую же секунду я лечу на пол, больно ударяясь о холодный кафель. Тихий, практически неслышный стон вырывается из моих уст. Незнакомый парень так и продолжает стоять на месте, пристально всматриваясь в меня, пытаясь разглядеть во мне что-то.
– Эй, – с недоумением, – ты совсем дурак, – произношу, пытаясь подняться с мокрого кафеля.
– Ты ведь сказала отпустить, – произносит, – я и отпустил. Легкая ухмылка появляется на его лице, и мне тотчас хочется стереть ее. Улыбка этого парня обескураживает, но не тогда, когда он смотрит с такой дерзостью и нахальством во взгляде.
– Только не надо прикидываться таким простачком, – раздражаюсь все больше, что вообще на меня непохоже, – ты специально это сделал.
– Ты меня раскусила, – поднимает руки и улыбается, – только вот ты ни за что не поймешь почему я так сделал.
– А мне и не нужно этого понимать, – медленно произношу каждое слово, с силой сжимая руки в кулаки, – и вообще, ты меня достал, я пошла.
Срываюсь с места и несусь к раздевалке. Обидно. Хоть ничего и не произошло. Что за идиоты мне вечно встречаются? Может, со мной что-то не так. Почему я всегда притягиваю к себе таких людей. Как магнит для неприятностей.
В раздевалке остаюсь наедине с собой и еще раз пытаюсь понять смысл сказанных парнем слов. Чтобы я не сказала ему, в душе все равно хочется узнать истинную причину его поведения. Из-за недавнего падения начинает болеть голова. Только этого не хватало. Потираю виски, запихивая вещи в шкафчик. И как только собираюсь выходить, дверь резко открывается, а на пороге появляется тот самый парень.
Запыхавшийся и встревоженный. И уже совсем не такой, какой был десять минут назад. Все напыщенное самодовольство тотчас испарилось, оставив лишь смущение и… что-то похожее на страх.
– Ты совсем что ли тоо…, – пытаюсь сказать, но меня перебивают.
– Пожалуйста, помоги мне, – больно цепляется за плечи и пристально смотрит в глаза.
– Отпусти, – пытаюсь вырваться, но парень только укрепляет хватку.
– Пожалуйста, только не падай в обморок, – убирает руки и обходит меня сзади, чтобы теперь мы вдвоем могли смотреть в отражение зеркала, – не могла бы ты ближайшие два часа побыть моей девушкой.
– Чего, – глаза автоматически становятся шире, – это у тебя шутки такие, тогда ты выбрал не того человека, с детства не любила играть. И шутки тоже не любила.
– Там моя бывшая, она достает меня больше месяца, названивает, возле дома сторожит, даже в бассейн за мной приперлась, – злобно вздыхает, – я не знаю как от нее отвертеться уже.
– А я то тут причём?
– Если она увидит меня с другой девушкой, может тогда наконец-то отвяжется.
– И тот же вопрос, я то тут причём? – пытаюсь сделать вид, что ничего не понимаю, хотя с самого начала было ясно к чему он клонит.
– Я кроме тебя здесь больше никого не знаю, – отвечает.
– Ну, это железный аргумент.
– Ладно, – молчит думая о чём-то, – тогда, я скажу тебе, почему отпустил, когда ты падала.
А это уже более веский аргумент. Учитывая моё женское любопытство.
– Хорошо, – произношу, – но только на два часа, и после этого ты мне всё рассказываешь.
– Заметано, – улыбается и жестом руки предлагает отбить пятюню, а я закатываю глаза, – тебя, кстати, как зовут хоть? – смеется.
– Геля, – отвечаю, и спустя некоторое время всё-таки спрашиваю, – а тебя?
– Влад, – отвечает парень, переплетая наши пальцы.
Выходим из раздевалки. Ох, и во что я сейчас только ввязалась?
* * *
– Подожди, а мы куда вообще идем? – останавливаюсь, пытаясь вырвать руку из крепкой хватки Влада.
– Как куда? В мужскую раздевалку, конечно, – произносит твердо, будто не в раздевалку меня тащит, а на выставку художников, картины посмотреть.
– Зачем? – резко дергаюсь.
– Ты о чем подумала, маленькая извращенка? – смеется, – я просто заберу оттуда кое-что и мы вернемся обратно.
– Я и здесь могу подождать, – не прекращаю попыток уговорить парня.
– Нет, ты идешь со мной, – крепко обнимает, кладя руку мне на плечо и тащит в сторону раздевалки.
– Убери от меня свои грабли, – ворчу, пытаясь убрать руку парня, а Влад в ответ щелкает меня по носу.
– Ты всегда такая злючка?
– Да, и советую тебе держаться от меня подальше.
Светлая теплая атмосфера коридора немного расслабляет, позволяя не задумываться о том, что сейчас происходит. Впервые в жизни мне приходится стоять возле мужской раздевалки практически голой, подпирать стенку и ждать парня, которого знаю от силы около часа. И зачем я только согласилась. Во что вообще ввязалась. Может, свалить по-тихому, пока Влад не вышел. Или сослаться на головную боль и уйти домой. Извилины начинают шевелиться, придумывая план отступления. Так...так...так.
Закрываю глаза и считаю до трех. Вдох. Выдох. Всё. Теперь точно решила. Сваливаю.
Разворачиваюсь, чтобы пойти в сторону женской раздевалки, как резко со всей силы врезаюсь в кого-то. Мужские руки подхватывают и не отпускают, крепко держа за талию. Опять мне повезло. Просто отлично, Сафарова. Второй раз за день опозориться перед кем-то. В твоём стиле.
– Геля, – знакомый бархатный голос нарушает тишину, – ты почему тут?
Замираю.
Неужели мне это сейчас не кажется?
Поднимаю голову, чтобы убедиться в том, что всё происходящее всё-таки не мерещится и парень, спасший меня от падения он.
Действительно.
Клинин собственной персоной стоит в одних шортах, держа за спиной черную спортивную сумку и придерживает меня за талию. Неудачница. Что ж сегодня за день то такой. Надо же было врезаться. Да и не в кого-то, а именно в него. Еще и щеголяет тут полураздетый. Хотя, чем я то отличаюсь. Как неловко то.
– Я… да так… в бассейн, – пытаюсь хоть что-нибудь сказать, но получается лишь непонятный набор слов, смысл которых не понимаю даже я, – …, – резкий толчок сзади немного отрезвляет, а в следующую секунду я оказываюсь прижатой к груди Влада.
– Ангел, познакомишь меня со своим другом, – спрашивает мой псевдопарень ласковым голосом, – если он друг, конечно.
А меня начинает лихорадить. Ангел...он назвал меня так или мне только послышалось. Разворачиваюсь, чтобы посмотреть на парня, обнимающего меня, и попросить больше никогда не называть меня так.
– Ангел значит, – сквозь стиснутые зубы пытается говорить Клинин, а я резко перебиваю его, хватая Влада за руку, – да, Ангел, – отвечаю ему, а затем обращаюсь к Владу, – пойдём уже, тут нечего делать.
Парень легко поддаётся на уговор, и мы, обходя Клинина, из глаз которого уже во-всю стреляют молнии, движемся к бассейну.
– Кто это был, – Влад первый нарушает тишину.
– Да так, один знакомый из прошлого, – улыбаюсь, – забей, мы сейчас не общаемся.
– Я заметил, – парень крепче сжимает мою руку, – он меня чуть взглядом к полу не прижал, и там же чуть не придушил, а просто знакомые так не реагируют, – пристально смотрит на меня, – но это не моё дело, и я не стану лезть к тебе в душу.
Киваю в знак благодарности.
Подходим к бассейну, и я снимаю с себя тунику, чтобы спуститься в воду. Обожаю, всё что связано с водой. Море, озеро, даже грязная речка в деревне у бабушки навевает радостные воспоминания. В семь лет бабушкин знакомый научил меня плавать. Помню, как радовалась, барахтаясь в речке, от того, что умею плавать в отличие от старшего брата. Говорить о том, как тогда бычился Лекс, думаю, не стоит. Дулся он на меня еще долго, пока в итоге сам не пошёл к речке и не научился плавать.
В три года папы не стало. Разбился в машине, уснув за рулем, и вылетел на встречку. Мгновенная смерть. Не описать словами, что мы тогда пережили. Боль от потери близких ни с чем не сравнится. Позже умерла мама от сердечного приступа. И это был второй удар. Чаще всего мы успокаивали себя тем, что на небе родители вдвоем, они вместе и очень счастливы, смотря сверху на нас.
Воспитывала нас бабушка. Бабушка старой закалки и высокого нрава. Но души она в нас не чаяла. Любила всем сердцем, отдавая всю любовь и теплоту, нерадивым внукам. Сейчас мы с Лексом одни, но воспоминания всегда греют нашу душу. Прошло достаточно времени, чтобы вспоминать о родных с улыбкой на лице, а не плакать каждый раз от ноющей боли в сердце. И самое главное, к своим 23 годам я научилась ценить каждый миг своей жизни и дорожить каждым человеком в своей жизни.
– Ну, показывай, где твоя девушка, – произношу из бассейна, – в какую сторону хоть смотреть.
Влад спускается и останавливается рядом со мной. Наши тела соприкасаются. Он обнимает меня прямо в бассейне на глазах у всех, а я мигом краснею.
– Она сзади тебя, – шепчет на ухо, – и сейчас она смотрит на нас, поэтому прости…
– За чт, – парень нежно касается ладонью моей щеки, а в следующую секунду накрывает губы. Этот поцелуй был странный, в первую очередь для меня. Нежный и страстный одновременно. Сладкий и горький. Приятный, но совсем не желанный. Отрываюсь от Влада, выставляя руки между нами в виде преграды. Неприятная горечь во рту. Становится тошно. От себя тошно. От Влада. От всей этой чертовой ситуации тошно. И от вгляда Клинина, которым он смотрит на меня.
Презрение. Вот, что читается в его глазах. И черт с ним. Он не имеет никакого права так смотреть на меня.
– Еще раз так сделаешь, – тычу парню пальцем в грудь, – и я познакомлю тебя со всеми своими бесами.
– Боюсь, боюсь, боюсь, – Влад смеется, – тебе же понравилось, признайся уже.
Совсем не понравилось. Потому что в памяти запечатлен тот самый поцелуй, от которого сердце замирало и ноги предательски подкашивались.
Но об этом знать никому не нужно.
* * *
Илья резко разворачивается, сжимая до крови пальцы на руках.
Сейчас ему нужно успокоиться. Иначе он разнесет тут всё к чертям собачьим.
Эта девчонка. Самая любимая, но уже такая далекая и мнимая…
Он не имеет право мешать ее счастью, поэтому самый лучший выход просто исчезнуть из ее жизни.