Текст книги "Я убью тебя, милый"

Автор книги: Юлия Шилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Нет.

– А почему ты вся дрожишь?

– Сама не знаю.

– Даша, ты меня ни о чем не спрашиваешь. Спроси меня о чем-нибудь.

– О чем? – задрожала я еще больше.

Глеб положил голову на мои колени и прошептал:

– Успокойся, я не причиню тебе зла. Ты мне веришь?

– Верю, – чуть слышно сказала я.

– Спроси меня о том, как я жил все это время.

– Глеб, как ты жил все это время?

– Обхвати мою голову, как раньше. Помнишь, я приходил уставший, садился на пол, ты обхватывала мою голову руками и целовала шею. Даша, ты помнишь это?

– Как-то смутно. Мне кажется, что все это было не со мной.

– Ты погладишь мне голову?

– Не знаю. Я забыла, как это делается. Мои руки уже тысячу лет не прикасались к мужчине. Они держат швабру, веник, ведра, опухают от проколов иголкой на фабрике… Ты не ответил, как ты жил все это время?

– Я женат…

У меня потемнело в глазах. Женат… Женат… Значит, он все-таки женился… Господи, как больно, я не смогу вынести эту боль… Нет, нельзя распускаться, надо быть сильной, иначе я не выдержу здесь, наложу на себя руки или, что еще хуже, стану такой же, как все.

– Я женат, – повторил Глеб. – Уже полгода.

– Твою жену зовут Вероника?

– Да. Через три месяца у нас родится ребенок. Я возил жену на УЗИ. Сказали, что будет девочка. Так что в скором времени у меня появится дочь. Все идет неплохо.

– Я очень рада за тебя, – выдавила я улыбку.

Глеб поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза. Наши взгляды пересеклись, я не выдержала и заплакала, ругая себя за это.

– Даша, почему ты не спрашиваешь, зачем я приехал к тебе, если дома у меня все хорошо.

– Глеб, почему ты приехал ко мне, если дома у тебя все хорошо?

– Моя жена очень красивая, вкусно готовит, у нее прекрасные манеры и изысканный вкус. С ней не стыдно показаться в любом обществе. Ее отец вложил большие деньги в мой бизнес. Дела мои пошли в гору, я открыл дочерние фирмы, много работаю, иногда отдыхаю. Отец Вероники подарил нам уютный домик в Австралии, мы летаем туда по выходным и купаемся в океане. Вероника прекрасно себя чувствует и должна родить здорового ребенка. Она всем хороша, но у нее есть один крупный недостаток: она не умеет танцевать…

– Что?

– Она не умеет танцевать так, как танцуешь ты.

– Для тебя это так важно?

Да, Даша. Я и сам не думал, но это так. Иногда мне хочется сесть на диван, выпить коньяка и увидеть твой танец. Вероника пытается изобразить нечто подобное, но у нее ничего не получается. Для этого нужен талант. Если таланта нет, то и пробовать не стоит. Я объездил кучу баров и видел сотни стриптизерш, но такой, как ты, не нашел. Ты сможешь сегодня для меня станцевать? Понимаешь, Дашка, после свадьбы изо дня в день я думал об одном: вот обязательно разыщу тебя, приеду на зону и попрошу станцевать. Ты не сможешь отказать, ты станцуешь так, как танцевала для меня раньше. Чтобы у меня перехватило дыхание. Попробуй, Даша. Я очень тебя прошу.

Глеб опустился на колени и с жадностью стал целовать мои ноги.

– Глеб, пожалуйста, не надо, – покраснела я. – У меня чесотка. Вдруг она передается…

Глеб еще крепче обнял меня.

– Станцуй. Умоляю тебя, станцуй, – шептал он.

– Я не смогу… Я уже забыла, как это делается… Я ничего не помню.

– Ты вспомнишь, вспомнишь… Я уверен, что у тебя получится…

– Здесь нет музыки.

– Я подумал об этом.

Глеб вскочил и достал из сумки маленький магнитофончик. Через минуту в комнате заиграла музыка, та самая, под которую я танцевала в баре. Глеб сел на стул, пожирая меня страстным взглядом.

– Подожди, милый, мне надо подготовиться, – нервно произнесла я и скинула телогрейку. Вслед за телогрейкой полетели казенные войлочные ботинки. Глеб громко захлопал в ладоши и поудобней устроился на стуле. Я низко поклонилась и начала танцевать.

На минуту мне показалось, что я нахожусь в своем баре. Нет этой страшной тюремной гостиницы, нет никакой зоны, ничего нет!!! Есть зритель, пришедший сюда, затем чтобы получить райское, неземное наслаждение. Есть сцена, пропахшая потом и духами моей предшественницы, есть шест, с которым я могу проделывать такие штучки, что даже у импотента не будет никаких проблем…

Музыка играла все громче и громче, унося меня в заоблачные дали. Я представила себя птицей, парящей в небе над бескрайними просторами моря. Скинув халат, я не думала о том, что на мне позорное грязное белье, прикрывающее расчесанное, покрытое болячками тело, я знала, что Глеб не замечает изъянов, он видит…

Глеб громко закричал, и музыка остановилась. Я быстро натянула халат и испуганно посмотрела на Глеба. Он покраснел до кончиков ушей, кашлянув, произнес:

– Извини, Дашуля, я не выдержал и кончил. Это получилось круче, чем в баре. Впервые в жизни я кончил, не расстегивая ширинки, просто сидя на ступе и глядя на то, как танцует красивая девушка. Я ласкал тебя взглядом и получал от этого удовольствие.

Глеб посмотрел на проступившее пятно и вздохнул:

– Вот черт, костюм купил за штуку баксов и так испортил! Говорят, сперма не отстирывается.

Неожиданно раздался стук в дверь, на пороге появился охранник.

– Банька готова, – улыбнулся он Глебу. – Идите, пока из начальства никого нет.

– Как раз самое время, – сказал Глеб и взял барсетку. – Это, чтобы не сперли, – пояснил он. – Даша, пошли, ты же хотела помыться.

– Там простыни и полотенца есть, – буркнул охранник и повел нас по узкому коридору в цокольный этаж.

Глава 12

Мы зашли в тюремную сауну и огляделись. Охранник закрыл нас снаружи. Глеб пребывал в отличном настроении. Он быстро разделся и посмотрел на меня с удивлением. Я сидела на деревянной лавочке, поджав под себя ноги, и тупо разглядывала потолок.

– Даша, ты же хотела мыться? – не выдержал Глеб.

Вздрогнув, я принялась расстегивать халат.

– Пошли, я тебе по спинке веничком пройдусь. Дашка, ты меня стесняешься, что ли?! Странная ты все-таки. Только что голая танцевала, а теперь боишься расстегнуть пуговицы на халате.

– Ничего я не стесняюсь, – пробурчала я. Глеб протянул мне простыню и сказал:

– Если хочешь, закутайся.

Я улыбнулась и с радостью обвернула простыню вокруг себя.

В парилке Глеб принялся хлестать меня веником. Я не верила, что могу наконец вымыться горячей водой.

– Боже мой, какая же ты стала худая. Просто кожа да кости! – охнул Глеб. – Ты хоть в зеркало смотришься?

– Нет. У нас здесь нет зеркал. В последний раз я смотрелась в зеркало в гримерной бара. Тогда мне нравилось мое отражение, я даже считала себя хорошенькой.

Стоя под душем, я испытывала неземное блаженство. Глеб потрогал воду и испуганно отскочил:

– Дашка, с ума сошла! Как ты можешь мыться в такой горячей воде?!

– Разве она горячая?

– Конечно! Это же крутой кипяток. Как ты только не сварилась?!

Я повертела кран и сделала воду чуть попрохладней. Глеб встал под струю и погладил мою грудь. Соски моментально затвердели. Я тяжело задышала и робко провела кончиками пальцев по животу Глеба. Глеб покраснел и поцеловал меня в губы. Я ответила ему…

– Ты меня вспомнила? – прошептал Глеб несколько минут спустя.

– Я пытаюсь. Я начинаю вспоминать. Глеб еще раз поцеловал меня и сказал:

– Подожди минутку.

Когда он вернулся, в руках у него была пачка презервативов.

– Глеб, а это зачем? – растерянно спросила я.

– На всякий случай. – Глеб достал презерватив и стал натягивать его на свой член. – Пойми меня правильно, Дашуль, я человек семейный. У меня жена на сносях. Скоро разродится. Мне необходимо стерильность соблюдать. Сама знаешь, какое сейчас время страшное. Нужно держать ухо востро. Кругом сифилис, триппер, спид не спит. Расслабляться нельзя. Особенно здесь, на зоне. Тут вообще черт ногу сломит. Откуда я знаю, с кем ты здесь развлекалась. Может, тебя кто из охранников отымел, а они тоже не святые. Тут заразы больше, чем на свободе.

– У меня полгода никого не было, – с трудом выдавила я из себя. – Ты последний, с кем я спала.

– Даша, я тебе верю, но все же не могу не подстраховаться. Доверяй, но проверяй.

Я хотела оттолкнуть его, но он крепко прижал меня к себе и стал покрывать поцелуями. Я поняла, что сопротивляться бесполезно, и полностью отдалась воле Глеба…

Три часа пролетели так быстро, что мы оба вздрогнули, когда открылась дверь и охранник позвал нас на выход. После сауны и горячего душа я чувствовала приятную истому во всем теле. Вернувшись в номер, я вновь села за стол, и Глеб грустно смотрел на меня.

– Ты опять похожа на прежнюю Дашу, – сказал он.

Я засмеялась и сделала себе огромный бутерброд с копченой колбасой.

– Прежняя Дашка не ела как лошадь. Глеб налил виски и протянул мне рюмку:

– Согрейся после баньки.

– А ты?.

– Я тоже не против.

Мы чокнулись и дружно выпили.

– Я точно загнусь от обжорства! Сколько ни ем, все равно мало. Чем больше ешь, тем больше хочется.

– Ты хоть помнишь, как мы познакомились? – вдруг спросил Глеб.

– Конечно. Ты пришел в бар и увидел, как я танцую, – засмеялась я.

– Я тогда ошалел от тебя, – улыбнулся Глеб.

– Затем ты пригласил меня за столик и заказал коктейль за сорок долларов.

– Я тогда как дурак ждал, когда же ты опьянеешь. Я ведь не знал, что ты пьешь обычный сок. Целых четыре «коктейля» в тебя вбухал! Ты морщилась и делала вид, что он очень крепкий, но сидела трезвая как стеклышко. «Ничего себе! – подумал я. – Такое хрупкое создание, а пьет как мужик… Вот это закалка!»

– А потом мы стали встречаться, – перебила я его. – Ты дождался конца моей смены и повез к себе домой. Мы накрыли стол, поставили свечи. Правда, на улице было уже светло, но мы задвинули шторы, включили музыку, и я стала танцевать только для тебя.

– Я переживал, что ты устала, но потом я понял, что ты можешь устать от чего угодно, но только не от танца. Танец для тебя как наркотик. Ты получаешь от этого кайф. Ты танцевала не ради денег, а скорее, для себя. Ты растворяешься в музыке. Я никогда не видел ничего более восхитительного, поверь. Ты не очень искусна в любви, не очень хорошо готовишь, не умеешь себя вести в обществе, но в танце тебе нет равных.

– Мы встречались с тобой долго, а потом все оборвалось. Что-то надломилось, что-то случилось. Наверное, я что-то не доглядела, а может, что-то не так сделала, но в один не самый прекрасный день я потеряла тебя и с ужасом осознала, что эту потерю невозможно вернуть. Ты привел в бар свою будущую жену и откровенно ухаживал за ней на глазах у всех.

– Мне хотелось, чтобы она научилась танцевать точно так же, как ты. Но это невозможно. Она вообще не умеет танцевать.

– Может быть. Но ты привел ее не для этого. Ты привел ее для того, чтобы она поняла, что я не имею на тебя никаких прав, что я обычная стриптизерша, каких в Москве пруд пруди. На них никто не женится. С ними только гуляют и развлекаются…

Я замолчала, почувствовав резкую боль в животе.

– Ты что? – спросил Глеб.

– Желудок.

– Еще бы! Разве можно столько есть. Пошли спать.

Мы легли на двуспальную железную кровать и крепко обнялись. От рук Глеба исходило приятное тепло. Словно не было долгой разлуки и женитьбы на другой женщине. Прижавшись к Глебу, я крепко уснула.

Утром Глеб потрепал меня за ухо и сказал:

– Дашка, пора вставать. Наше время истекло. У меня от этой проклятой кровати все ребра болях И как ты на таких спишь?

– Эта кровать просто золото по сравнению с той, которая стоит в бараке. Там вообще вместо пружин доска.

Я встала, быстро оделась и с удовольствием принялась наблюдать за Глебом. Он надел костюм, повязал на шею шелковый галстук, побрызгался дорогим одеколоном и с огорчением посмотрел на белесое пятно, расплывшееся в районе ширинки.

– Костюм жалко, – грустно сказал он, – вернее, штаны. Мои любимые. Ты не знаешь, что можно сделать?

– Не знаю, – пожала я плечами.

– Попробую в химчистку сдать. Жене скажу, что держал канистру с машинным маслом и случайно капнул им на штаны. Должна поверить.

Меня покоробило от слова «жена», но я постаралась не показывать виду.

Глеб застегнул на запястье золотые часы и улыбнулся.

– Ну что, присядем на дорожку? – сказал он.

– Присядем.

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Знаешь, Глеб, все было прекрасно. Восхитительная ночь, изумительный мужчина, море вкусной еды, спиртное, приятные воспоминания… Спасибо тебе за все. Но только на душе как-то гадко. Как-то нехорошо, понимаешь. Это пройдет. Это первая реакция. Так и должно быть.

Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появился охранник.

– Заключенная, на выход, ваше время закончилось, – сказал он.

Я натянула войлочные ботинки, набросила телогрейку, повязала на голову платок и встала.

– Заключенная, на выход, – повторил охранник.

Глеб растерянно смотрел на меня.

– Спасибо тебе за все, Глеб, – прошептала я, смахивая слезы.

Охранник толкнул меня в коридор и хотел было захлопнуть дверь, но я оттолкнула его и закричала:

– Спасибо тебе, Глеб!!! Спасибо тебе! Слышишь, спасибо!!!

Охранник схватил меня за руку и потащил по коридору. До самой лестницы я громко кричала слова благодарности Глебу. На улице я замолчала и разрыдалась.

Глава 13

С того момента, как освободили Таньку, прошел месяц. Спустя еще неделю я поняла, что никто меня отсюда не вытащит, а это значит, что два с половиной года я буду находиться в постоянном напряжении, опасаясь за свою жизнь.

Не верьте тому, что колония способна перевоспитать кого-то. Здесь изолируют оступившихся от общества, одновременно вырубая ростки человечности, которые при желании можно найти в душе даже самого закоренелого преступника.

Одной девочке прямо на швейной фабрике кинули в спину ножницы. Она, видите ли, не давала положенной нормы. Девчонка старалась как могла, но у нее ничего не получалось, вот и поплатилась за это. Конечно, тем, кто кинул ножницы, прибавили по полтора года дополнительного срока, но девчонке легче не стало. Она вышла из лазарета и по-прежнему не справлялась с нормой. Мне было страшно подумать о том, что с ней сделают в следующий раз.

Два с половиной года мне придется быть начеку с так называемыми бабами-атаманшами, сидевшими по нескольку ходок. Многие попали сюда по сто восьмой за убийство при отягчающих обстоятельствах. Вышку не дали, заменили на пятнадцать лет и отправили в колонию. Вот они и сходят тут с ума, держа власть в своих руках.

Два с половиной года мне будет сниться один и тот же страшный сон. Будто меня хватают за горло и начинают душить. С десяток рук рвут на мне одежду, царапают лицо, вырывают волосы. Меня в любую минуту могут растерзать. Я просыпаюсь в холодном поту и боюсь пошевелиться. Иногда мне кажется, что это сон-предупреждение, и я начинаю прислушиваться к любому шороху. Все эти бабы, лежащие на соседних кроватях, одинаковые. У них у всех рожи убийц.

… Через два дня в секцию зашел охранник, назвал мою фамилию и сказал, чтобы я шла с вещами на выход. Не поверив своим ушам, я принялась лихорадочно собирать вещи. Формальности, сопутствующие освобождению, помню плохо. Начальник вручил мне какие-то бумаги с кучей различных печатей, из которых следовало, что меня освободили досрочно за хорошее поведение и высокие показатели в работе. Оставшиеся два с половиной года в колонии общего режима заменили на год условно.

Наконец открылись двери, и я очутилась на воле. В руках у меня была небольшая замусоленная сумка с мятым тряпьем: видавшая виды юбка, вытянувшаяся шерстяная кофта – все это считалось в колонии вольными шмотками и ценилось особенно высоко.

За воротами я как девочка принялась ловить на рваную варежку крохотные снежинки. Ну вот Я все… Теперь придется все начинать сначала, с нуля. Прежде всего надо приодеться. Посмотрев на китайские полукеды без шнурков, я от души расхохоталась. Да уж, прикидец еще тот! Ношеные хлопчатобумажные колготки, темное платье, просившееся на дно мусорного бака, клетчатый платок на голове… Правда, телогрейка совершению новая. Ее мне удалось выменять на пачку чая, которую привозила Верка.

Я вспомнила кислые лица девчонок из своего отряда. Расстроились, дурехи, что даже не могли меня проводить… Обычно тем, кто покидал стены колонии, устраивали пышные проводы. Гулянье начиналось вечером, когда объявляли отбой, и заканчивалось рано утром. Весь отряд дружно чифирил, угощал друг друга эфедрином и курил Травку, которую за установленную плату можно было купить у охранников…

– Эй, подруга! Ты там долго стоять будешь? – услышала я знакомый голос и подняла голову.

У красивой фиолетовой иномарки стояла шикарная дама в длинной норковой шубе. В ушах ее переливались огромные бриллиантовые серьги, на длинных пальцах сияли изумительной красоты кольца. Я растерянно поправила свою телогрейку.

– Танька, ты, что ли?!

– Конечно, а кто же еще! Кому ты нужна, кроме меня?! Кто бы смог тебя отсюда вытащить?!

– Я думала, у тебя не получится… Прошло почти полтора месяца…

– Это оказалось намного сложнее, чем я думала. Но лишних полмесяца это все-таки не два с половиной года.

Танька подбежала ко мне и принялась целовать. От нее исходил тонкий запах дорогих духов, другой, счастливой жизни…

Танька посмотрела на мою драную сумку и покачала головой.

– Господи, даже не верится, что совсем недавно и я была такой же.

Я тяжело вздохнула. Танька засмеялась, похлопала меня по плечу и весело произнесла:

– Ничего, подруга, не унывай! Все исправим. Главное, что ты жива и здорова.

Мы подошли к машине. Танька села за руль и подмигнула мне:

– Это мне папик купил. В порядке моральной компенсации за отсидку. А ты что стоишь? Поехали. Может, тебя моя тачка не устраивает? Нужно было приехать на лимузине?

– Ладно уж тебе! Какой, к черту, лимузин! – Я села в машину и затаила дыхание. – Да, Танька, хороший у тебя папик…

– Не жалуюсь, – усмехнулась подруга.

Ты выглядишь потрясающе! От той Таньки, с которой мы вместе сидели, не осталось и следа. Прямо настоящая дама. Я даже как-то неловко чувствую себя рядом с тобой.

– Брось говорить глупости! Главное, что ты на свободе. Поехали.

– Куда? – испуганно спросила я.

– Ко мне домой. Я познакомлю тебя со своим папиком.

– А удобно?

– Еще бы! Он тебя из колонии вытащил. Я ему все уши прожужжала. Теперь он хочет на тебя посмотреть.

Танька завела мотор, и машина плавно тронулась с места. Я оглянулась и с грустью посмотрела на ворота колонии. По щекам побежали слезы.

– Ты что, подруга, реветь, что ли, собралась?

– Да так, просто…

Ничего, у меня тоже такое было. Очень тяжело привыкать к дому после колонии. Папик банкет заказал по случаю моего освобождения, народу собралась тьма-тьмущая, а я сижу и реву… Папик за меня так переживал! Я ночами не спала – плакала, кричала. Мне не верилось, что я смогла вырваться из этого гадюшника. Папик меня к психиатру возил. Тот сказал, что мне нервы надо лечить. Назначил сеансы гипноза и иглоукалывание. Теперь езжу на процедуры. Первое время я от людей шарахалась. Ментов на улице видеть не могла, хотелось им глаза выцарапать. Психовала по любому пустяку. Папику нагрублю, наговорю гадостей, а через пять минут бегу прощения просить. Ты чего молчишь, подруга? – повернулась ко мне Танька.

– Не знаю. Наверное, зона научила меня молчать. Все время боюсь сказать что-то лишнее. Эта чертова колония словно испытывала нас на прочность. Мы с тобой все-таки не сломались, не упали лицом в грязь, многие не могут подняться на воле. Даже не верится, что сегодня я смогу спокойно уснуть. В бараке я постоянно держала ухо востро, чтобы не случилось беды.

Танька протянула мне длинную сигарету с ментолом и улыбнулась:

– Давай, Дашка, отучайся папиросы курить. Не солидно как-то. Я быстро от них отвыкла, даже сама не ожидала.

До Москвы оставалось километров десять. Я с трудом сдерживала слезы.

– Прости, Танька, прямо не знаю, что со мной такое. Кажется, что сейчас проснусь и увижу этот жуткий барак с тусклым, портящим зрение светом, эти сырые стены, покрытые грибком, эти железные койки и этих гадких баб, диктующих свои законы.

– Я тебя понимаю. – Танька достала из бар дачка маленькую сумочку и остановила машину у придорожного кафе. – Пойдем выпьешь что-нибудь – легче станет. Я тоже дура, не догадалась с собой бутылку прихватить. Хотела и забыла.

Мы зашли в кафе. Танька заказала для меня двойную порцию виски со льдом, а себе взяла стакан апельсинового сока.

– Мне нельзя, я за рулем, – улыбнулась она. – Я потом наверстаю.

Народу в кафе было довольно много. Веселая компания в углу праздновала чей-то день рождения. Вскоре шум заметно поутих, и я почувствовала на себе заинтересованные взгляды.

– Послушай, Танька, что они так на меня уставились? – занервничала я. – Я что, плохо одета? У меня телогрейка новая. Мне все бабы завидовали. Теплая, удобная. Я ее у Вальки за пачку чая выменяла. Платок тоже почти новый. Наверное, все дело в полукедах. Они уже старые. Я хотела казенные войлочные ботиночки прихватить, но не дали. Сказали, не положено. Заставили сдать. Мне даже жалко стало. Ведь ботинки хорошие, самое главное, что теплые. Но на воле в них, пожалуй, неудобно ходить.

– Ну, Дашка, ты даешь! – рассмеялась Танька. – Правда, я и сама только недавно адаптировалась. Сегодня мы с тобой все это дерьмо, пропахшее колонией, сожжем в камине. На воле нужно ходить в приличных шмотках.

– Телогрейку жалко. Ведь новая совсем.

– Дашка, ты что, доярка, что ли, в телогрейке ходить. В ней только на ферме работать!

– Может, ты и права. Я пока плохо соображаю. Мне кажется, что я в колонии всю жизнь просидела.

Допив виски, я потянула Таньку за рукав и тихо прошептала:

– Танюха, поехали. Уставились, словно девушку в телогрейке никогда не видели.

Мы сели в машину и дружно расхохотались. Я достала папиросу, помяла ее и жадно закурила.

– Ей-богу отвыкну, – улыбнулась я Таньке, – но только со временем. Сразу не могу. Знаешь, чего очень хочется?

– Чего?

– Крепкого чая.

– Приедем, будет тебе чай.

– С печеньем и конфетами, – мечтательно произнесла я.

– И с печеньем, и с конфетами, и даже с настоящим огромным тортом. Таким большим, что ты такого никогда не видела. Скоро доберемся. Мы живем за городом в коттедже.

Примерно через полчаса мы подъехали к огромному коттеджу, напоминавшему средневековый замок с резными башенками. Замок был обнесен высоким забором с видеокамерами по углам.

– Танька, и ты в этом дворце живешь? – присвистнула я.

– Живу. Правда, у меня есть еще пятикомнатная квартира на Тверской. Ее нам с мужем подарил папик в день свадьбы. Но здесь мне нравится больше. Тут тишина, сосны, чистый воздух. А там постоянная загазованность, шум. Окна мой не мой – все равно черные.

– Ну, ты даешь! Я таких замков никогда и не видела.

Тебе всегда будут рады в этом коттедже, – погладила меня по плечу Танька. – Ведь ты моя подруга. Ты когда-нибудь видела решетку, управляемую фотоэлементами? – спросила она меня.

– Нет, – замотала я головой.

– Ну, так смотри.

Мы въехали во двор. К машине подошли бритоголовые мордовороты в форме охранников. Не обращая на меня внимания, они обратились к Таньке:

– Ты сегодня куда-нибудь еще поедешь или нет?

– Нет, – ответила она.

– Машину можно загонять в гараж?

– Загоняйте. – Танька открыла дверцу и подмигнула мне. – Ну что, подруга, выходи!

Один из мордоворотов неожиданно произнес:

– С возвращением вас, Даша.

– Спасибо, – смутилась я.

Надо же! Обычно такие лбы никогда не относились ко мне по-человечески. В стриптиз-баре, где я работала, они часто напивались, матерились, устраивали дебоши, засовывали смятые купюры мне в трусики, делая непристойные предложения, а тут смотрят на меня с уважением и поздравляют с возвращением. Чудно как-то, непривычно…

– Устала, наверное? – спросил Таньку другой верзила.

– Конечно! Двенадцать часов за рулем. Шесть туда, шесть оттуда.

– Я же предлагал с водителем ехать.

– Нет уж! Я свою лучшую подругу лично должна была привезти. В этом весь кайф. Ладно, загоняйте машину в гараж, а мы пойдем в дом. Шпик на месте?

– Нет. Григорий Давидович срочно уехал по неотложным делам. Просил передать, что скоро будет.

– Понятно.

Танька потащила меня в дом, а я как ненормальная уставилась на огромный бассейн с голубой, прозрачной водой.

– Потом поплаваешь, – засмеялась Танька. – Там вода, как парное молоко. Ее даже зимой подогревают, можно купаться в двадцатиградусный мороз. У нас есть небольшой особнячок в Лос-Анджелесе. Мы обязательно туда полетим. Там бассейн побольше. Папик всегда отправляет меня туда на зиму, чтобы я как следует прогрела свои косточки. Представляешь, здесь холод собачий, а я в купальнике сижу у бассейна и курю сигару. В Америке мода на сигары, даже специальные дамские продают.

Танька замолчала, а я еще раз оглядела коттедж и покачала головой.

– Красота… И тишина такая… В вашем поселке твой особняк самый красивый. У меня такое ощущение, словно я оказалась на другой планете.

– Конечно, тут всегда тихо. Миллионеры друг другу не мешают, – улыбнулась Танька. – И все же я обязательно свожу тебя в Бель-Эйр. Адаптируешься, отойдешь и сразу полетим.

– А что такое Бель-Эйр?

– Это самый престижный район Лос-Анджелеса! Мы тоже там живем.

Мы зашли в дом. Поднявшись по мраморным ступенькам в гостиную, Танька скинула норковую шубу на пол и потащила меня в ванную.

– Я знаю, какое у тебя самое заветное желание: помыться! Представляю, что творится с твоим телом! Короче, лежи здесь и откисай. Я пока переоденусь и сделаю несколько звонков.

Танька набрала в огромную вишневого цвета ванну воды, добавила пены и поставила на бортик бутылку виски.

– Это тебе для полного расслабления. Давай мойся, а я пошла.

Как только за Танькой закрылась дверь, я быстро посрывала с себя казенные шмотки и залезла в ванну. Налив полную рюмку виски, сделала несколько глотков и нырнула под воду с головой. Тело казалось невесомым, будто бы и не моим. Тяжесть, не отпускавшая в течение долгих месяцев, куда-то ушла.

Помыв волосы душистым шампунем, я вновь налила виски и с удовольствием выпила его. Добавив горячей воды, расслабилась и закрыла глаза.

Почему-то мне представился Макс. Что ж, прошлое возвращается. Слишком рано я с ним распрощалась, слишком рано расслабилась, думая, что никогда больше не вспомню об этом человеке. Вспомню, вспомню, и не раз! Вспомню этот дурацкий пикник в лесу, вспомню болотце, где лежит тело моего ненаглядного мужа… Прошлое в любую минуту может ворваться в мою жизнь и опять отправить в колонию.

Хуже всего, если это произойдет в самый неподходящий момент, когда я начну танцевать, начну зарабатывать деньги. Пусть меня не возьмут в тот бар, где я работала раньше. Не беда. В Москве много баров, возьмут в другой. Я прекрасно танцую. Кому-то понравится, и меня обязательно возьмут на работу. Я вздохну облегченно, а потом найдут Макса… В том, что его найдут, можно не сомневаться. Свекровь сделает все, чтобы разыскать сыночка. У меня уже есть судимость, поэтому подозрение в первую очередь падет на меня…

По телу пробежал озноб. Странно, вода ведь горячая… Хотя причем тут вода? Это прошлое не дает мне покоя. Оно всегда будет преследовать меня, всегда. Господи, ну почему, почему мне так не везет? Вот сижу я сейчас в шикарной ванне, пью виски, но все это может закончиться в один момент, как только найдут тело Макса…

А ведь он мне нравился когда-то… Вот мы гуляем в парке. Макс держит меня за руку и заглядывает в глаза. Мы недавно познакомились, но уже не расстаемся ни на минуту. Макс внезапно остановился, обнял меня за плечи и робко поцеловал в губы. Я хотела оттолкнуть его, но почувствовала сумасшедшее желание и не смогла… Тогда он чистил зубы и следил за собой…

Допив виски, я подумал? о Глебе. Однажды он забрал меня из бара и повез кататься по ночной Москве. Мы пили шампанское, целовались, слушали музыку, а потом Глеб снял телефонную трубку и сказал водителю, чтобы тот остановился. Закрыв стеклянную перегородку шторкой, он стал меня раздевать… Это была лучшая ночь в моей жизни, другой такой не будет никогда…

Я открыла глаза и встряхнула головой. Хватит воспоминаний, пора выходить. Закутавшись в махровое полотенце, посмотрела на себя в зеркало. Синяки под глазами, обветренные губы.. Надо приводить себя в порядок, иначе можно остаться без работы… Ладно, успею, у меня еще все впереди…

Подушившись Танькиными духами, я натянула старенькое платье, которое выменяла на зоне еще в первый месяц своего пребывания там, затем завязала кеды, подняла с пола телогрейку, платок и открыла дверь.

В дальнем конце коридора стоял седоволосый мужчина в дорогом костюме и разговаривал по сотовому телефону. Увидев его, я не решилась идти дальше.

– Эти сволочи взорвали Димыча и еще троих наших людей прямо у высотки, – донеслось до меня. – Заряд, по всей видимости, был очень мощный. От джипа остался искореженный кусок железа и больше ничего. Две машины, припаркованные рядом с ним, задело. Взрыв был направленный. Эти сволочи грамотно заложили заряд Ну ничего, мы им устроим! Мы в долгу не оста немея. Отыграемся по полной форме! Ну ладно до связи.

Подумав, что прятаться нет смысла, я решила пройти в комнату. Мужчина с интересом посмотрел на меня. «Наверное, это папик, – мелькнуло в голове. – Танька похожа на него как две капли воды. Те же черты, тот же властный взгляд…»

Поравнявшись с незнакомцем, я прижала к груди телогрейку и растерянно произнесла:

– Здравствуйте, кажется, я заблудилась. Вы не подскажете, где можно найти Таню?

– Ты Даша?

– Да.

– Очень приятно. А я Танин папа. Она мне иного про тебя рассказывала. – Мужчина взял мою руку и поднес к губам.

Вздрогнув, я выронила телогрейку. Мужчина наклонился, чтобы поднять ее, и уперся взглядом в мои кеды. От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю.

– Пойдем, – улыбнулся он. – Я отведу тебя к Тане. Ты не против, что я сразу перешел с тобой на «ты»?

– Конечно!

– Просто я не люблю никаких официальностей. Меня зовут Григорий Давидович.

Мы дошли до конца коридора и зашли в огромную гостиную. Танька сидела в кресле-качалке и потягивала коктейль. На ней были обтягивающие джинсы и легкая кофточка. Увидев меня, она побледнела:

– Дашка, ну что ты так вырядилась! Я же повесила банный халат!

– Да неудобно как-то… Он такой чистый, – замялась я. – Мне и в своих шмотках нормально.

– Вот еще! Мы их сегодня ночью в камине спалим. Пойдем я тебя переодену.

– Тань, да ладно, – буркнула я.

– Папик, ты только посмотри! Она говорит: халат чистый, а ты что, грязная, что ли? Ты чем в ванне два часа занималась?!

– Мылась.

– Пошли, горе мое!

– Девочки, только не долго. – Григорий Давидович посмотрел на часы. – Скоро приедут гости. Спускайтесь сразу в банкетный зал.

В коридоре я дернула Таньку за руку и испуганно прошептала:

– Танька, какие гости? Какой банкетный зал?

– Гости как гости. Приедут наши друзья и родственники. А банкетный зал находится на первом этаже. Папа хочет накрыть стол в честь твоего освобождения.